Закон жизни лох запомнил

      В ту ночь Зима никак не мог найти себе места: беспокойно ворочался в кровати, путаясь в одеяле. Стоило закрыть глаза, как в мыслях моментально вспыхивал образ этого треклятого Кольщика и те события, что в теории могли приключить с ним. Вот его разорвали дворовые собаки, а вот он же, но уже под коркой льда озера Кабан с совершенно точно пробитой головой. "Куда же его , черт возьми, могло занести?!": в ту ночь Зима так и не сомкнул глаз.       Утренняя встреча с Самбо, ровно, как и вечерняя, не принесла ровным счетом никаких плодов. Вопрос остался открытым и неприятно саднил.       — Ну слушай, Зима, не маленький все таки... Найдется. — пожал плечами Сабо и легко коснулся плеча друга в знак поддержки.       — Ты прав, наверное. — кивнул Зима и скривил губы в усмешке. — Черт с ним, разберемся — затушил сигарету и поднялся со скамейки.

🕷

      Скорлупа подтягивалась на собрание, объявленное накануне Туркиным, так, что по ним можно было сверять часы. Одно из основных правил универсама — "не опаздывать на собрания" было намертво усвоено пробитыми фанерами и бесчисленными подзатыльниками. Турбо по обыкновению дымил о одного из бортов хоккейной коробки, остальные полукругом собирались вокруг него.       Начать свою пламенную речь Туркин не успел: на горизонте замаячила пошатывающаяся фигура Хасанова Егора. Парень явно еле перебирал ногами и запинался в рыхлом пушистом снеге. Не покидало ощущение, что он вот-вот рухнет в снег, но дух толкал парня вперед.       — Вот про это я и говорил! — просиял Турбо, тыча пальцем в приближающегося парня. Счастье так и плясало на его лице, казалось, что он вот-вот расхохочется, а демоны, егозящие в глазах, вырвутся на волю. — Ты посмотри на него, Зима, он же гашеный... — Туркин верно подметил кровь, пронюхал слабость и надрыв.       — Всем салам, пацаны! — крикнул Хасанов и поднял руку в знак приветствия. Голос его был с явной надломленной хрипотцой, но весьма бодрый и по обыкновению с озорными нотками.       Парень, наконец, дошел до хоккейной коробки: выглядел жутковато. По коже Зимы скользнули неприятные мурашки и он, мрачно сдвинув брови, рассмотрел лицо друга и все встало на свои места. Перебитый нос, кровь под которым небрежно наспех стерта, бровь рассечена, а губа разбита - никакой дурью тут и не пахнет, значит, Хасанов совершенно точно куда-то встрял.       — Ты где был?! — сходу наехал Турбо.       — Бля, пацаны, не обессудьте... В ментовке был, думал, буду теперь жить по принципу "шконка, кашка и парашка". — в своей манере неунывающего балагура, усмехнулся парень. Про свои адреналиновые игры на подпольных боях он промолчал. - Вот только отпустили. — чиркнула спичка и зашелестела тлеющая сигарета, что Кольщик зажал в зубах. Он омерзительно потянул едва дышащим носом.       — Что случилось-то? — Самбо сдержался, чтобы не заключить друга в крепкие объятия. Смотрел он на него с сожалением и некоторым облегчением: вот эта наглая рожа снова с ними, а значит, не все еще потеряно.       — Да... Херня... — отмахнулся Хасанов в надежде, что объясняться перед товарищами не придется - глупо просчитался.       Парень едва стоял на ногах, но уличные понятия заставляли его сейчас приковылять в эту чертову коробку и объясниться, минуя тепло дома и спасительный ледяной отрезвляющий душ. Меньше всего сейчас хотелось ворочать языком, голова раскалывалось, а горло драла дикая сухость. Кольщик ловил на себе взволнованные взгляды Зимы, кажется, из всех только он заметил тоненькую дорожку высохших слез на щеке Хасанова вперемешку с остатками крови из свежей ссадины.       Хасанов сейчас был в наиболее уязвимой позиции: грязный, продрогший, побитый, словно дворовая псина. Турбо это было как нельзя кстати, именно этого он так долго ждал, именно с таким Кольщиком он может потягаться. С таким, который, как наивно думал Валера, не сможет противостоять.       — Где-где ты был? — Турбо расправил плечи и подошел к Кольщику почти вплотную.       — Слышь, я тебе сказал уже один раз — в ментовке я был. — Кольщик заметно напрягся и мельком огляделся по сторонам, наконец, развидел мрачные требовательные лица пацанов. — Еще вопросы какие, бля? — Хасанов оживился, сжал скулы, а в глазах блеснула сталь. Он смотрел прямо в насмешливые глаза Туркина с вызовом.       — У нас другая информация! — подал голос из толпы скорлупы Фантик. Приближенность к Турбо давала ему определенную смелость.       Кольщик не сдержал смешок и от души рассмеялся, однако быстро поморщившись взялся за горло - больно. Предъявы от скорлупы он явно не ожидал: вес маловат, пасть свою она обычно не раскрывала. Сегодняшняя смелость парня искренне насмешила.       — Че? Не расслышал... — Хасанов хлопнул себя по уху, обращаясь к Фантику. — Ты мне сейчас предъявил?!       От мнимой слабости Кольщика теперь не оставалось и следа. Он явно завелся и развеселился, метнул в Зиму быстрый колкий взгляд, тот моментально понял - беды не миновать. "Пиздец...": мрачно выдохнул Зима и сунул руки в карманы, неодобрительно мотнув головой.       Фантик, разглядев назревающую ярость в глазах Кольщика, отступил и опустил глаза. Мимолетная смелость нагнала его ударом кувалды по темечку. Больше ковыряться веткой в медвежьей норе не хотелось, но Хасанова понесло, остановить его теперь смогла бы, разве что, пуля в лоб. И то - вряд ли.       — Что за херня-то, пацаны? Что лица такие суровые? Предъявить мне что-то хотите? Так вот - я здесь, слушаю, блять! — громко хриплым голосом обращался к окружающим Егор. В противовес ничего больше не слышал и снова едко рассмеялся.       — Все, тормози! Я тебе сейчас конкретно скажу за всех. — заговорил Турбо и еще приблизился к веселящемуся парню.       В нос неприятно ударил запах крови и едва уловимый запах рвоты, Туркин моментально поморщился и отстранился. Хасанов подметил это и едко усмехнулся.       — Слышь, я устал, давай как-то базар свой быстрее выкладывай. Я спать хочу. — Хасанову всегда была свойствена безграничная искренность и откровенность. Он редко отказывал себе в удовольствии говорить правду.       — Ты людям поясни, где ты пропадаешь! Люди говорят, что ты черняшку долбишь на чужом районе. — Турбо ткнул пальцем в грудь Хасанова.       — Ты меня не слышишь?! — Хасанов с силой отбросил от себя руку Турбо. Еще немного и он готов вгрызться в его глотку. — Я тебе доказывать что ли должен, где я был, а где — нет?!       — Ну и как ты, интересно, Кольщик, подтвердишь, что был в ментовке? У меня вот есть, что пацанам сказать, есть доказательства того, что ты долбишь, Хасанов! За это отшивают, дурья твоя голова!       — Давай! Доказательства свои выкладывай, сука!       Кольщик мало контролировал своим агрессивные вспышки и теперь буквально орал так, что вороны послетали с веток припорошенных снегом деревьев. Он с неистовой силой пихнул Туркина в грудь, тот едва устоял на ногах, скользкий притоптанный снег не был ему опорой.       — Пацаны, хорош! — вмешался Зима и попытался встать между ними.       — Да ты отойди, Зима, все нормально! — огрызнулся Туркин. — Из-за тебя пацаны с районов уже говорят, что вся улица гашеная ходит, Хасанов! Ты, блять, совсем берега видеть перестал! Ты понимаешь, к чему это ведет? Ты всю дисциплину срываешь! Мы, как звери, должны быть одним целым, окстись, Кольщик! - Кричал Туркин, соблюдая дистанцию.       Хоккейная коробка наполнилась голосами пацанов, превратилась в улей возбужденных пчел. Пацаны разделились на два явных лагеря: кто-то поддерживал Туркина и считал его правым, а кто-то совершенно точно был за Кольщика. Лидировал всегда второй, внушая страх и мурашки по коже, связываться с ним было себе дороже.       Некоторые представители скорлупы, что прятались за спиной Туркина, считали Хасанова отбитым наглухо. Наслушались сладких речей Турбо и галдели в один голос: "Этот больной все портит! Никакой дисциплины в группировке". Другие же, напротив, развидели в Егоре Хасанове хорошего, надежного человека. Парня, который всегда стоит за своих и верен своим принципам. Таких было меньшинство.       — Зверь, блять... Петух ты, а не зверь! — веселился Кольщик.       Смех вызвал резкий спазм в горле и парень потерял бдительность: схватился за горло и жадно хапнул ледяной зимний воздух. Туркин подло воспользовался этим и напал первый, ударил Кольщика поддых, тот рухнул на колени, что совершенно не ожидал ни сам Турбо, ни окружающие. Опустить Хасанова на колени удалось лишь единожды - ударом ментовской дубинки минувшей ночью, больше он такое не допустит.       Надежды Зимы на позитивный исход конфликта рухнули в одночасье.       — Кабзда тебе!.. — отдышался Кольщик, вскочил на ноги и разгоряченный сбросил с себя куртку, оставшись в одной футболке на морозе.       Доказательства пребывания парня в отделе милиции не были больше нужны. Перед изумленными пацанами предстала вся история минувших дней: вот на шее синеет яркий след от намертво затянутого ремня, а вот на руках кровоподтеки от тугих наручников. Зима опустил глаза, в его голове сложилась и дорожка высохших слез и подозрительная хрипотца в голосе парня. "Что же они делали, Егор?..": внутренняя поддержка и искреннее непонимание методов ментовских застенков.       Хасанов, словно сорвался с цепи, обрушился на Туркина ураганом. В морозном воздухе повис тошнотворно-острый запах хлынувшей крови. Пацаны столпились вокруг сцепившихся намертво, с глазами, полными ликования и восхищения, смотря на их рвущие и истязающие тела и новые кровавые раны. Глаза Кольщика налились кровью и он не слышал ни криков Зимы, пытающегося их разнять, ни улюлюкания возбужденной скорлупы, оторвать пацанов друг от друга не удавалось.       "Егор, тормози! Хорош, я понял все! Понял!": доносились до Хасанова обрывки измотанного голоса Туркина. Сквозь пелену ярости он видел лишь ладони парня, что пытались хоть сколько-то смягчить удары по лицу — тщетно. Турбо долго не удавалось переманить удачу на свою сторону, он лишь лежал под нависшим Кольщиком и старался всеми силами хотя бы смягчить удары. И вот счастье: Егор отвлекся на очередной приступ, схватившись одной рукой за горло, он хапал воздух. Секунда и Хасанов неистово взвыл — это Туркин воспользовался моментом и мертвой хваткой сжал яйца парня сквозь тонкую ткань спортивных штанов.       Наконец, юркая удача поймана за хвост, позиции пацанов сменились. Посыпались грязные удары: Туркин не давал Егору и шанса подняться, нащупал слабое место и бил ногами в область живота, заставлял противника давиться собственной рвотой вперемешку с кровью. Ни Зима, ни Самбо не умерили яростный пыл униженного Туркина, а ментовские застенки подкосили Кольщика и вручили Турбо лавры победителя. Последнее, что увидел Хасанов — подошва Турбо перед своим лицом и лишь зажмурился.       — Вы что творите, суки?! Разошлись! Я сказал — разошлись! — Кричал подоспевший Вова Адидас, которого насильно с семейного застолья притащил перепуганный Маратик.       Жесткий голос Адидаса моментально отрезвил Турбо, его словно окатило ледяной водой. Старший схватил парня за шкирку и с силой оттащил от лежащего в крови Кольщика.              — Ты что творишь, гнида?! Пацаны ногами не бьют!       Адидас схватил Турбо за ворот куртки и сильно тряхнул в попытках привести того в чувства. Тот лишь что-то бормотал в попытках объясниться, наваждение спало и Туркин заглянул за плечо Вовы, всматривался в лицо Хасанова. Осознание того, что он натворил, подкралось ледяной поступью колючими мурашками по спине.       — Егор! Хасанов, ты... ты чего?.. — Самбо опустился перед Кольщиком на колени, аккуратно взял парня за подбородок и осмотрел лицо, оценивая повреждения.       — Нормально... — едва ворочал языком парень. Он повел головой, дабы освободиться от рук Самбо. — Отойди.       Жалости и заботы к себе он не терпел, свято верил, что со всем дерьмом, что на него навалилось, он непременно справится сам. Всегда справлялся. Чужая помощь, даже в такой ситуации, ему была не нужна.       — Егор, пацаны бригаду вызовут. В больничку надо, братан.. — Самбо мягко придержал его плечи, когда неугомонный попытался сесть.       Вокруг Кольщика теперь уже столпились взволнованные пацаны. Уж это парень воспринимал за личное оскорбление, он никогда не демонстрировал своей слабости, а теперь... Теперь он лежит на алом снегу, омерзительно воняющем железом и желчью. Разбитый и поверженный, нет, уж жалости к себе он точно не допустит.       — Да отойди ты, блять, от меня! — парень скинул с себя руки друга и сел, с досадой провел рукой по бритой голове против роста волос. Мысли наполнил лишь один вопрос: "Что же будет дальше?..".       — Я тебе помочь хочу! Не будь дерьмом, хоть минуту! — Суматохин поднялся с колен и протянул другу руку.       — Да пошел ты... — сквозь зубы процедил он и проигнорировал протянутую руку.       С трудом поднялся, опираясь о борт хоккейной коробки, последние силы остались в крови, впитавшейся в снег. Кольщик едва стоял на ногах, чувствовал себя он просто отвратительно. Нет, боль он давно научился терпеть, а вот настолько униженным себя ощущал впервые. Совсем не знал, что делать с этим, растерянно взглянул на пацанов вокруг себя. "Сука! Сука! Сука!": непрерывно крутилось у него в голове.       — Егор... — подал голос Зима, однако прекрасно знал, что трогать Кольщика сейчас не стоит. Минимум — разорется, распсихуется и пошлет нахер. Чертов характер просто не даст ему принять чужую помощь.       — Все со мной нормально! — Хасанов отдышался, сгреб последние силы вперемешку с гордостью, и отпустил несчастный хоккейный бортик. Шаткой походкой доковылял до брошенной куртки и собрался было уходить, как его окликнул Туркин.       — Подожди! — Турбо впитал нравоучения, что Адидас, отведший его в сторонку, буквально вдолбил в пустую черепушку.       Кольщик останавливаться не собирался, молча шел вперед, подальше от этой сраной хоккейной коробки и этих чертовых универсамовских. Слушать никого он не хотел, доказывать что-либо в очередной раз — тем более. Парню предстояло сейчас осмыслить произошедшее и, наконец, забраться в ледяной душ, дабы освободить голову и смыть с себя налипшие грязные дни, что сплелись в паутину нескончаемой боли и страха. Зима и Самбо, будучи самыми близкими, прекрасно знали, что говорить сейчас с ним бессмысленно, проще отпустить его, дождаться, пока остынет, а уж потом есть маломальские шансы на продуктивный исход разговора.       — Да стой ты, Хасанов! — Турбо нагнал его и схватил за локоть.       — Отъебись. — сквозь зубы процедил Кольщик и сплюнул остатки крови в ноги Туркину. — Какого хера тебе нужно от меня? — наконец, остановился и решил выслушать.       — Это... Глупо получилось... — Туркин никогда не славился мастерством подбора нужных слов. — Мы друг друга не поняли и наделали херни. Нам делить с тобой нечего: я донес до пацанов свою позицию, донес все, что сам знал. Ты пойми, я не мог не отреагировать на сигнал! — Турбо протянул руку Кольщику. — Считай, что краями разошлись, ты доказал нам, что чист. Нам же с тобой дальше вместе идти...       — Да иди ты нахуй, Валера.       Хасанов с силой толкнул Турбо в грудь, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не втянуться в очередную драку. Туркин посчитал это действие позитивным исходом разговора, убил двух зайцев: показал Адидасу, что поговорил с парнем и решил конфликт, а с другой стороны продемонстрировал своим приближенным пацанам, что Кольщик сам отталкивает Туркина — отбелил свои грязные удары. В очередной раз веточка оливы в его руках.

🕷

      До дома Хасанов дошел ни без труда, главное — не останавливаться, иначе собраться назад выйдет так себе. Голова его раскалывалась, а аура кровавой вони вызывала тошноту. Пустой уже несколько суток желудок неприятно давал о себе знать, а Кольщик все упрямо вышагивал в сторону дома. В окнах света нет, значит ему несказанно повезло - в квартире никого! "Блять, неужели что-то хорошее за сегодня!": мысленно ликовал парень и ускорил шаг.       Квартира, действительно, была пуста, а на плите был обнаружен свежесваренный спасительный суп. Кольщик накинулся на него, словно голодная дворовая псина: ел жадно, зачерпывая суп прямо из кастрюли. "Сука, до чего ахуенно" — как мало нужно бедолаге для неистового счастья. Гастрономическое удовольствие прервал навязчивый стук в дверь.       — Да ебаный ты в рот! — громко выругался Егор и раздраженно швырнул ни в чем не повинную ложку на стол. Вытер кулаком рот и направился к двери. Резко открыл, даже не посмотрев в глазок. — Блять... — раздраженно выдохнул он: одному побыть не удастся.       — Вздыхаешь так, будто совсем не рад нас видеть. — усмехнулся Самбо и прошел в квартиру, не дожидаясь приглашения Кольщика. Зима зашел следом, слегка задев Хасанова плечом.       — Рад. — натянуто улыбнулся Егор и хлопнул дверью. — Пришли проверить, не подох ли я по дороге?       — Зришь в корень. — огрызнулся Зима. — Вот какого хера ты такой вредный и неподатливый? Перед кем ты выебываешься? Мы же друзья...       — Вот только твоих ебаных нравоучений мне не хватало, Зима! — Хасанов драматично закатил глаза и вернулся на кухню к желанному холодному супу.       Товарищи последовали примеру и направились за ним. Наблюдать хищное поедание супа было не слишком приятно, но оба промолчали — прекрасно понимали сложившуюся ситуацию. Наконец, Хасанов наелся и довольно потер живот.       — Вот что бы ты тут один делал? Я переживаю, Хасанов. — признался Зима.       — Бля, вообще подрочить собирался. — усмехнулся Кольщик и потянулся.       — Дурак ты. — резюмировал Зима. — Неисправимый.       — Братан, ты мыться вообще собираешься? Воняешь... — засмеялся Самбо.       Действительно, пора. Кольщик стянул с себя окровавленную и прилипшую футболку, а Зима едва заметно скользнул взглядом по забитому наколками крепко сложенному телу парня. Хасанов поймал этот взгляд и едко усмехнулся.       — Больно?.. — промолвил Зима.       — Пустяк. — отмахнулся парень. — Раз сваливать вы не собираетесь, то ждите. — Кольщик закинул на плечо футболку и удалился в ванную комнату.       Заперся там, опустился на корточки перед ванной и обдал бритую голову ледяной водой из душа и шумно выдохнул: так однозначно стало легче воспринимать неприятную и гнетущую действительность. Можно, наконец, в безопасности обдумать все, свинцовой тучей нависшее. Как долго он этого ждал...       Насладившись ледяной отрезвляющей водой, он встал и взглянул на себя в зеркало. Тошнотворное зрелище. Окровавленное лицо, уставшее от жестокости минувших, вынувших душу, дней, передавало печаль и вырывающийся страх, что Кольщик закопал в себе за дверью ментовского кабинета. Неужели все закончилось? Неужели он в безопасности и можно, наконец, выпустить из себя всех демонов, что так больно истерзали несчастное сердце?       Под душем он, наконец, расслабился, опустился на колени и закрыл голову руками. Тело Кольщика атаковала крупная дрожь, а губу он закусил до крови, дабы скрыть бесстыдность своих слез. Унять он их был не в силах, они катились по щекам и больно отзывались в сердце. Своими слезами он смыл боль, которая укоренилась в его сердце и наполняла каждую клеточку тела, только сейчас, уязвимый и одинокий, он смог освободиться от бремени забот и сомнений, медленно и больно возвращал себя.       Самбо уже хозяйничал на кухне, выискивая по ящикам что-то вкусное, а Зима взволнованно поглядывал на дверь ванной. "Что-то Кольщик чрезмерно долго там застрял, не случилось ли с ним чего": терзало мысли Зималетдинова.       Зима встал и направился в сторону ванной, поднес кулак, дабы постучать, но услышал, прорываясь сквозь шум воды, тихие всхлипывания и голос Хасанова, что едва слышно рычал сквозь зубы, в попытках унять душащие слезы. Парень все прекрасно понял и лишь прикоснулся лбом к прохладной двери. Невыносимо осознавал, что ничем не может помочь другу в эту минуту. Может только сделать вид, что ничего не слышал и не понял, позволяя Хасанову выпустить всю внутреннюю горечь и нестерпимую боль, что так долго его терзала.