Закон жизни лох запомнил

      — Ма, дома! — крикнул Егор, заходя в квартиру, следом за ним зашёл его универсамовский друг - Самбо.       Ответа от матери не было, из её комнаты лишь доносились громкие, безобразные мужские стоны, женские же были похожи больше на попискивания. "Пиздец": промелькнуло в мыслях Егора, он оглядел незнакомую куртку в прихожей - очередной кавалер, с которым только предстоит познакомиться.       — Не обессудь, братан. — обратился он к Самбо.       Товарищ лишь деликатно сделал вид, что ничего не слышал и это вообще его не касается, молча разулся и прошел в комнату Хасанова — привычное действие. Кольщик был за это безмерно благодарен, однако рассыпаться в благодарностях не стал.       Разуваться парень не стал и с силой ударил по хрупкой двери комнаты матери тяжелым берцем. К счастью, дверь выстояла, однако стоны притихли. "Тише, Васенька, сын пришёл...": послышался женский голос.       — Васенька, блять. — сквозь зубы процедил парень и сплюнул прямо под её дверь.       Кипевшую ярость он сублимировал в этот порыв, иначе был готов разнести эту дверь к чёртовой матери. Парень давно сбился со счета кавалеров, забыл, когда мать в последний раз ночевала одна.       Каждый из опротивевших Кольщику мужиков не задерживался больше, чем на пару месяцев и мать радостно прыгала на очередной член. И клялась Егору, что вот этот — точно-точно её любовь навсегда-навсегда. От грязных, маргинального вида дальнобойщиков, работяг с завода, таксистов, поваров и инженеров невыносимо тошнило. Мать Хасанов искренне ненавидел, она была ему омерзительна и дома старался появляться все реже.       — Ахуеть можно. — Кольщик зашёл в комнату и с силой хлопнул дверью. — Пиздец, не дом, блять, а бордель ебаный! — сунул сигарету в зубы и затянулся горьким, успокаивающим дымом, чиркнув спичкой.       Полегчало. Вечно спасался в сигаретном дыму.       — Да забей. Абстрагируйся. — Самбо протянул руку, желая угоститься сигареткой.       — Че? — скривился Кольщик, затянулся ещё раз поглубже, и передал сигарету другу.       — Ну... Мысленно отвлекись от того, что парит. Представь, что это касается не тебя. Успокойся, короче, и выдохни. — друг смахнул с сигареты налипший пепел. И, увидев искреннее непонимание в глазах напротив, засмеялся. — Блять, я знал, что ты не самый умный, но не настолько же!       — Да завали ты. "Абстрагируйся"... Шарага на тебя положительно влияет, я смотрю. Хорош, прилип! — Егор отобрал свою сигарету.       Мать ненавидела, когда курят в комнате, не переносила сигаретный дым — парень это прекрасно знал. Его молчаливый протест, невысказанные обиды, что он слихвой компенсирует выходками и безграничный хамством. Бесконечный секс-марафон, что так пугал в далеком-далеком детстве, и мужиков, что часто били его пятилетнего и неспособного ответить, простить не мог. Более того — даже не пытался.       Бесцельное чесание языками и громогласный хохот прервал аккуратный стук в дверь. В комнату робко заглянула некогда красивая, но уже растерявшая былое, женщина, что была закутана в халат.       — Сынок, можно?.. — тихим голосом спросила она.       — Я не один. Ты не видишь?! — огрызнулся Егор и окинул её прохладным взглядом. После очередного мужика она была омерзительна. Разговаривать с совершенно не хотелось.       — Привет, Кирюша. — мать все-таки зашла и тепло улыбнулась Самбо, которого знала с детства.       — Здравствуйте, теть Лен. — щеки Самбо вспыхнули, благо в полумраке комнаты этого не было заметно.       — Че хотела? — Кольщик сунул очередную сигарету в зубы и пару раз чиркнул непослушной спичкой. — Сука...       — Там дядя Вася пришёл, хочет с тобой познакомиться... Я ему много рассказывала про тебя. Конечно, он недоволен твоей учебой и прогулами, обещал этим заняться!       — Пиздец... Чем он там заняться хочет?! — усмехнулся парень. — Пусть он трахает тебя, сколько захочет, но если он мне хоть слово скажет — пизда ему.       — Сынок, ну зачем ты так... — блаженного улыбнулась мама.       Разговор с матерью Егор считал пустым и бессмысленным — фикцией, которая не стоит и грамма внимания. В выражениях с ней он не стеснялся, а каждое материнское нежное прикосновение отзывалось неприятными ледяными мурашками, отделаться от которых удавалось лишь выученным действием "затянулся-отлегло".       — А ну иди сюда, щенок! — подал голос с кухни дядя Вася, что слышал Егора, что специально говорил погромче.       — Егорушка, ты его выслушай. Он тебе только добра хочет... — Женщина попыталась коснуться руки сына, погладить его. Мальчишка терпеть не мог её прикосновения и моментально одернул руку.       — Обязательно выслушаю. — Хасанов спрыгнул с подоконника, подмигнул заинтересовавшемуся Самбо, и направился на кухню, едва не снеся мать крепким плечом.       За кухонным столом сидел крупный, обрюзгший мужичонка с сальной копной волос. Он ковырял вилкой "Птичье молоко" и изо всех сил выдавливал суровое выражение лица.       — Ты как с матерью разговариваешь, ты, щенок?! — встал он из-за стола и на целую голову возвышался над мальчишкой. — Тебя нужно научить маму уважать что ли, я не понял?! — он схватил Егора за загривок. — Что это на тебе за зековские наколки, ты что — уголовник?! Я из тебя эту дурь-то выбью!       — Руки убрал. — сквозь зубы процедил Кольщик. Прикосновения не терпел, особенно от мерзкого вида мужиков. — Отойди от меня, ты воняешь дерьмом.       — Ах ты сука паршивая! — дядя Вася сжал его шею сильнее. — Я тебя научу старших уважать!       Молниеносный, сильнейший удар кулаком поддых заставил хряка отпустить Егора и согнуться в три погибели. Кулаки обычно действовали раньше здравых мыслей. Жалостливые стоны обрюзгшего мужичонки наполнили кухню.       — Я же предупредил, дядь, руки свои убрать. — Кольщик приобнял его за плечи и добавил ещё один сердечный удар. — Хочешь мать трахать — трахай, мне похуй. Меня не трогай и все у нас будет заебись. Понял?       — Понял... — проскулил дядя Вася, а вокруг него закрутилась взволнованная, суетливая мать.       Кольщик окинул их презрительным видом и вернулся обратно к Самбо. С другом было куда комфортнее и приятнее находиться. С ним искрящаяся злоба, казалось, испарялась. Таяла безвозвратно, стоило оказаться рядом.       — Закон жизни лох запомнил. Против лома нет приёма, если нет другого лома. — Усмехнулся парень и уселся рядом с Суматохиным на диван.       Телевизор тихо бормотал, а Хасанов гладил собственный кулак прохладной ладонью. Смотрел, казалось, невидящим ничего взглядом, твердо поняв нехитрую последовательность: дядя Вася останется — Егор уйдет.       Уйдет.