Бездна пионов

       Тихо шелестел ветер. Подхватываемые им жёлтые листья катились по пустынным дорожкам, забивались стайками под деревья, тихо ожидая утренней уборки. Лань Сичэнь не спал. Лежал на спине, прислушиваясь к звукам улицы, к звукам дома. Из соседней цзинши тянуло пустынной тишиной. Вероятно, сюнди снова уже на ногах. Им обоим как никогда плохо спалось. Хотя Лань Сичэнь подозревал, что порой среди ночи Ванцзи уходил спать к молодому господину Не. Мог ли он его осуждать за желание сбежать от одиночества, от отрёкшегося брата? Не имел на то права, но ревность кислила в горле, горько сжимались губы в догадках, как далеко в своей сердечной привязанности зашли сюнди и Не Хуайсан. То, что они звали дружбой, ею не было. В своих чувствах Ванцзи признался давно, ещё в том письме, но признался ли он самому Не Хуайсану? Чем занимались двое взрослых юношей, оставшись наедине?              Начинало светать. Бумага на окнах окрасилась в приглушённо-розовый. Колокол ещё не звонил: слишком рано. Лань Сичэнь повернулся на бок, попытался ухватить мучительно не идущий в руки сон. Свободу от мыслей и забвение. Но лежать не имело смысла: он знал, что уже не уснёт, а потому встал и привёл себя в порядок. Заплёл волосы, умылся ледяной водой, оделся. Так привычно и вместе тем пусто.              До Бездны они с Ванцзи делили утро на двоих: тихо и без слов помогали друг другу. Как сладко было ощущать поцелуи брата на щеках, когда сюнди, преисполненный нежности, не мог сдержать себя. Как бережно он расчёсывал каждую прядь, как ловко повязывал на лоб ленту… и как они выходили в свет с огромным секретом в сердцах. Как грели воспоминания об утре днём, как приятно было думать о предстоящем вечере.              Лань Сичэнь сам лишил их всего. Мастера учили в первую очередь быть честными с собой, но Лань Сичэнь оболгал себя, предавшись весенним играм с А-Яо и Не Минцзюэ. Оболгал дважды, прервав со своей стороны их странную близость с Ванцзи. Но он сделал это во имя чести, разве нет? Он сделал всё верно, так, как поступил бы любой здравомыслящий человек на его месте. Впрочем, влюблённого в брата человека едва ли можно было назвать здравомыслящим.              Как жаль, что от одного желания ничего не проходит: ни горесть, ни ревность…              Братская лента на лбу смотрелась как своя, никому бы и в голову не пришло, чьё имя вышито тонкими нитями на изнанке. Но Не Минцзюэ случайно увидел. Незадолго до прощания, в городе Хэнане, когда они вновь возлежали втроём — уже не во второй и даже не в третий раз. Увидел и ничего не сказал. Из вежливости ли? Или из понимания? Носи клан Не ленты, чья бы обхватывала лоб грозного Чифэнь-цзюня?.. Почему он так страстно отдавал всего себя им с А-Яо, но при этом всегда оставался таким хмурым и будто бы отстранённым?..              В тяжёлых размышлениях Лань Сичэнь вышел из дома. Неподъёмное тело будто позабыло, что такое счастье. Самое страшное, что то же он сотворил с сюнди. Возможно ли излечить эту рану?              Листья под ногами певуче хрустели. Ещё не встали дежурные адепты и провинившиеся, чья очередь мести дорожки перед началом занятий. Зато наверняка проснулись дежурные по кухне, чтобы к завтраку успеть подать нехитрые яства. Лань Ванцзи шёл бесцельно, просто прогуливаясь по Облачным Глубинам. Вновь вспоминая их звуки и запахи. Прошло больше недели с тех пор, как он вернулся, а дом по-прежнему оставался немного чуждым, будто неродным.              Взгляд уловил резкие движения, и всё меланхоличное умиротворение утра встрепенулось, как певчая птичка после дождя. На тренировочном плацу кто-то сражался. По знакомым движениям Лань Сичэнь узнал сюнди издалека. И хотя соперник по тренировочному бою Ванцзи носил точно такие же белые одежды, какие причитались всем адептам, не было никаких сомнений в его личности.              Подойдя ближе, Лань Сичэнь встал у высокого баньяна, укрывшись в тени его ветвей. Бой, по всей видимости, шёл уже некоторое время. Под розовым небом над землёй, взметая листья, мелькали белые тени. Лань Ванцзи разогнался, будто уходя от преследования, но резко развернулся и послал Бичэнь вперёд. Меч столкнулся с мечом Не Хуайсана. Металл, встретившись, должен был издать громкий лязг, но Лань Сичэнь ничего не услышал. Присмотревшись, увидел заглушающий барьер на поле: талисманы, развешенные на бамбуковых столбцах, что окружали плац. Меч Не Хуайсана отлетел далеко. Это почти поражение, но молодой господин не сдавался: разогнавшись, оттолкнулся мыском сапога от тренировочной опоры, взмыл высоко вверх, раскинул в воздухе руки, замер, будто хищная птица — широкие рукава его ханьфу расправились и трепыхались подобно крыльям. Секунда — и ханьфу летело стремительно вниз. Уже без хозяина. Сбросив верхние одежды, Не Хуайсан спикировал ровно позади Лань Ванцзи. Блеснуло лезвие. Целых два. Оба замерли около шеи Ванцзи крест-накрест. Сюнди оказался в плену рук и кинжалов. От волнения замерло сердце, хотя Лань Сичэнь и понимал, что это лишь тренировочный бой, всё равно приоткрыл невольно губы и подался вперёд.              Лань Ванцзи ловким быстрым захватом вырвался из хватки, но Не Хуайсан вновь оказался проворнее: он действовал хитро, не брезговал грязными приёмами. Его верхнее ханьфу — успешный отвлекающий манёвр — лежало у их ног, раскинувшись белой простынёй. Лань Ванцзи оказался прижат к земле прямо на этой самой «простыни». И по всем правилам это была победа. Кинжалы плавно скользнули в рукава, спрятались там, будто две юркие змейки.              На укрывшем листья ханьфу Не Хуайсан сидел на Лань Ванцзи и довольно улыбался, тяжело дыша. Сюнди смотрел на Не Хуайсана долго, затем что-то сказал (губы его шевельнулись), это заставило второго молодого господина Не чуть нагнуться, сделать расстояние меж их лицами ещё меньше. Он улыбнулся, опираясь рукой около головы поверженного соперника. Волосы — ещё не слишком длинные, но уже мешающие — свесились вниз, закрыли лицо. Лань Ванцзи заправил прядь за ухо, нежно положил раскрытую ладонь на разгорячённую красную щёку, и Не Хуайсан прикрыл глаза, улыбнулся, ластясь так привычно и обыденно. Верно, не в первый раз. Что-то сказал в ответ короткое — губы едва дрогнули. Ванцзи кивнул.              Лань Сичэню следовало уйти и не мешать чужому уединению: едва ли их бой предназначался кому-то третьему. И пускай сюнди и Не Хуайсан не сделали ничего предосудительного, всё-таки заметив Лань Сичэня у баньяна они зарделись так явно, будто глава Лань застал их не меньше, чем за весенними играми.             

༺🌸༻

      Тушь ложилась мягко, кисть скользила по листу будто сама собой. Не Хуайсан выводил чёткие строгие иероглифы на заранее подготовленной бумаге для талисманов. Воздух стоял прохладный, и хотя скрытая от всех адептов беседка стояла в окружении сосен, редкие копья ветра всё же пронзали кожу сквозь широкие рукава. Лан сидел на хозяйском плече, но не пел: чистил пёрышки, ходил влево-вправо или просто сидел, смотря по сторонам. Лань Ванцзи сидел рядом и читал вслух учебник тихим голосом, слушать его оказалось так приятно, что, раз услышав, Не Хуайсан просил о том вновь и вновь. Гэгэ никогда не отказывал.              Сегодня занятий не было — свободный день, когда адепты и учителя могли друг от друга отдохнуть. В такие дни Не Хуайсан занимался любимой каллиграфией, отдавая полученные талисманы Лань Цижэню. Талисманы потом продавали желающим, а деньги с выручки шли на нужды Облачных Глубин. За идеально написанные талисманы учитель Лань хоть и со вздохом, но прощал ему маленькие прегрешения в дисциплине и порой слишком вольное общение с некоторыми (обладающими особо закостенелым взглядом, по скромному мнению Не Хуайсана) мастерами.              Порыв ветра вновь выдохнул в беседку, поднимая кончики талисманов, придавленных простеньким грузом из нескольких книг. Не Хуайсан поёжился. Лань Ванцзи прекратил читать, нахмурился:       — Холодно? Пойдём в дом.              — Нет. Всё хорошо. Работать при дневном свете так приятно, и воздух у вас тут осенью так вкусно пахнет соснами. В доме темновато, — ответил Не Хуайсан.              — Схожу за чаем, — Лань Ванцзи закрыл учебник, отложил его на каменный стол, пристроив между веером Не Хуайсана, стопкой талисманов и набором для каллиграфии.              Не Хуайсан кивнул. Вернулся к талисманам. Глупость, конечно, но без Лань Ванцзи стало прохладнее. Хотя гэгэ сидел совсем рядом, возможно вовсе не глупость, а просто вся левая сторона нагрелась от тепла другого тела. Лан забрался за воротник. Устроился между шеей и ханьфу, немного повозился и уснул. Его маленькое горячее тельце с быстро пляшущим сердцем грело душу.              Дописав очередной талисман, не Хуайсан отложил кисть, разогнулся, разминая слегка уставшие плечи и спину. Подождал, когда на рисовой бумаге высохнет тушь, мягко тронул подушечкой указательного пальца, проверяя. Удостоверившись, что всё хорошо, отправил талисман к стопке, прижал вновь книгами. Поднял взгляд и наткнулся на главу Лань. Тот подошёл так тихо и незаметно, что расслабленный и полностью погрузившийся в работу Не Хуайсан даже не почувствовал чужого присутствия. Нахмурился от неожиданности, затем шевельнулся, чтобы встать и поклониться.              Глава Лань качнул головой:       — Не нужно. Когда никто не видит, ни к чему этот официоз.              Не Хуайсан кивнул. Присел обратно. За его спиной показался Лань Ванцзи — очень вовремя, потому что Не Хуайсан просто не знал, как вести себя с Цзэу-цзюнем. Он был интересным полем для изучения, но ещё он был тем, кто отверг любовь гэгэ, и…              — Сюнчжан? — позвал Лань Ванцзи, будто не веря. Их с братом общение так сильно сократилось за последнее время, что ему не верилось, будто Лань Сичэнь сам пришёл к нему.              Лань Сичэнь отошёл в сторону, пропуская Лань Ванцзи. Не Хуайсан расчистил место на заставленном столе для чайного подноса. Гэгэ уже хотел было поклониться, но Лань Сичэнь поймал его руки, горько прошептал:       — Не смей.              Лань Ванцзи виновато опустил голову. Он не знал, как общаться с братом, и каждое его действие было ошибкой. Всю эту жизнь. И он продолжал вновь и вновь их совершать. По крайней мере, сам Лань Ванцзи так думал. Не Хуайсан же склонялся к мнению, что их старшие братья сами не знали, чего хотели, и мучали этим и младших, и самих себя.              Лань Ванцзи не смел сесть первым в присутствии старшего, застыл возле стола такой потерянный, что Не Хуайсану захотелось накричать не Цзэу-цзюня! Приказать ему убраться! Но он молчал. Постепенно тишина стала такой же горячей, как курящийся из носика чайника ароматный пар. Кому-то из них троих следовало уйти. И никто не хотел этого делать. Не Хуайсан посмотрел на Лань Ванцзи. Тронул мягко его ладонь кончиками пальцев. Лань Ванцзи качнул головой.              — Я… — глава Лань достал из мешочка-цянькунь в рукаве свёрток рисовой бумаги. — Был в Цайи. Принёс вам немного сладостей. Вы как раз собрались выпить чаю.              Свёрток опустился на стол. Не Хуайсан поднялся.       — Я схожу за третьей чашкой. Пожалуйста, Цзэу-цзюнь, окажите нам честь, составьте компанию.              Лань Сичэнь взглянул на Лань Ванцзи. Тот кивнул.       — Разумеется. Благодарю за приглашение.              Официоз скрипел на губах как сахарный леденец с перцовой начинкой. Противно неловко. Лань Сичэнь сел на скамью — напротив той, за которой сидели Не Хуайсан и Лань Ванцзи. Не Хуайсан, натянув воротник и пряча спящего Лана, ушёл. Лань Ванцзи опустился тяжело, тронул пальцами сложенный веер Не Хуайсана. Зачем-то взял его в руки, раскрыл. На бумаге расцветали чёрно-белые вишнёвые цветы.              — Очень изящная роспись, — заметил Лань Сичэнь, рассматривая веер в руках брата.              Лань Ванцзи кивнул. Чуть погодя сказал:       — Сан-эр сам расписал его.              — Дядя сказал, у молодого господина Не талант в каллиграфии.              Лань Ванцзи кивнул.              — Сейчас вы писали талисманы на продажу?              — Сан-эр писал. Я читал ему вслух.              — Я заметил птицу. Наверняка ручная, иначе бы не уснула так доверчиво.              Лань Ванцзи снова кивнул. Сложив веер, вернул его на стол. Чуть поправил кончиком пальца. Как будто, узнай Сан-эр о том, что его вещь брали, рассердился бы. Но он не рассердился бы — Ванцзи знал. Ему было позволено многое.              — Мой подарок. Лан.              — В Облачных Глубинах запрещены домашние животные.              Лань Ванцзи поднял хмурый взгляд, и Лань Сичэнь добавил:       — Будьте осторожнее.              Наконец вернулся Не Хуайсан. Поставил перед Лань Сичэнем чашку и присел. Лань Ванцзи разлил горячий чай, развернул угощение. Это оказались пирожные «Борода дракона»: идеальные белые сахарные нити с орехово-медовой начинкой. Не Хуайсан взял одно и откусил половинку, запил согревающим чаем. Сладость приятно таяла во рту, постепенно раскрывался ореховый вкус. Так вкусно: он не ел этих пирожных давно, и сейчас будто оказался где-то в прошлом, когда ребёнком гулял по городу с А-Сынин, и она позволяла ему выпросить сладостей. Лан всё ещё спал у него за воротником — торчал только клювик и маленькая головка. Не разбудил его ни запах сладких орехов, ни сахарный аромат, хотя частенько он любил полакомиться чем-то вкусненьким.              Чай пили молча. Не столько соблюдая правила, конечно нет. Если бы случилось пить чай вдвоём, тёк бы тихий разговор, но в присутствии главы Лань каждый их них не знал, о чём говорить. Не Хуайсан смотрел, как аккуратно ест пирожные Лань Ванцзи, и как точно так же аккуратно употреблял десерт глава Лань.              Оба так похожи друг на друга: не только жестами и манерами, но и внешне. Теперь, окажись они так близко друг к другу, их можно было принять если не за близнецов, то за двойняшек точно. Глава Лань, разве что, носил иную причёску: его длинные волосы держал гуань на затылке, и только две выпущенные у висков пряди лежали на груди.              — Молодой господин Не, — тихо обратился глава Лань, отставляя чашку на стол. Он съел всего одно пирожное, в то время как Лань Ванцзи и Не Хуайсан полакомились двумя. Теперь одинокий десерт лежал на рисовой бумаге в одиночестве среди нескольких ореховый крошек и сахарный нитей. — Сюнди сказал, вы расписываете веера сами?              Не Хуайсан кивнул. Огладил свой веер, задумчиво посмотрел на лакированное основание.              — Всё так. Это две моих маленьких страсти: рисование и веера. Я решил их соединить.              — У вас прекрасно получается, молодой господин.              — Благодарю. Главе Лань может звать меня Не Хуайсаном. Иначе я чувствую себя неловко.              Лань Сичэнь вежливо кивнул. Спросил:       — Что насчёт красочной живописи?              — О, — Не Хуайсан вздохнул. — Боюсь, в этом я не силён. Мне не доводилось работать с красками: в Цинхэ нет мастеров или книг, мне не у кого было учиться, и я решил оставить это.              — Сюнчжан рисует красивые картины, — заметил Лань Ванцзи. Он не смотрел на брата. Взгляд его блуждал по окрестностям Облачных Глубин, по Не Хуайсану и по совершенному беспорядку на столе. Брата задевал лишь вскользь и то взгляд цеплялся только за руки: пальцы, кисти, предплечья.              — Верно. Я мог бы научить тебя этому искусству, если захочешь. Сюнди в своё время отказался от Гун Би, отдав предпочтение Помо и монохромной Се И.              О, Не Хуайсан хотел! Он видел картины Цзэу-цзюня, тут и там украшавшие Облачные Глубины. Вероятно, пейзаж с соснами на фоне хмурого неба, висящий в кабинете учителя Ланя, тоже вышел из-под кисти Главы Лань. Если это так, то Цзэу-цзюнь поистине талантливый человек во многих искусствах, и молва, ходящая о нём по устам, соответствовала реальности. Но если Лань Ванцзи это не понравится, Не Хуайсан не станет идти против него. Не из-за того, что кто-то в мире мог что-то ему запретить, но потому, что не хотел доставлять близкому другу лишних беспокойств. В конце концов, он всегда мог спуститься в Цайи или Гусу и купить там красок и книг, научиться самому.              Не Хуайсан под столом незаметно коснулся коленом колена Лань Ванцзи как бы спрашивая его мнение. Гэгэ кивнул.              — Если глава Лань не против, я был бы очень признателен, — наконец ответил Не Хуайсан.              Вечером он поговорит об этом с гэгэ с глазу на глаз. Если это не доставит ему большей боли, Не Хуайсан будет только рад узнать поближе Лань Сичэня. Вести с Первым Нефритом разговоры, учиться у него — разве это не то, к чему стремились многие? Такой возможностью нельзя было пренебрегать. К тому же, кто знает, может, Лань Сичэнь смог бы рассказать им с гэгэ немного о Бездне и городе И. Это будет полезно. Если совсем повезёт, обмолвится словом о дагэ…             

༺🌸༻

      Заканчивался сентябрь, и близился Праздник середины осени. В этом году он выпадал ровно на первое октября, и хотя до него оставалось ещё несколько дней, разговоров только и ходило, что о лунных пряниках да грядущем фестивале в ближайших к Облачным Глубинам городах: салюты взмывали так высоко и горели так ярко, что отблески их ослепительных искр долетали даже до Гусу Лань.              Сюнчжана снова стало так много в пространстве и жизни, теперь им полнились не только мысли. От его присутствия рядом пахло иначе, его улыбки по-прежнему грели, пускай он всё ещё избегал прямого зрительного контакта, порой Лань Ванцзи всё же удавалось заглянуть в любимые глаза. Брата действительно стало много, совсем как прежде. Но недостаточно.              Как прежде вместе проводилась бо́льшая часть дня, как прежде велись разговоры, лился из чайничков чай, горели благовония. Только теперь их стало трое. Сюнчжан благосклонно отнёсся к Сан-эру, и Лань Ванцзи незаметно для себя перестал тревожиться. Больше всего он переживал, что станет с их дружбой по возвращении сюнчжана. Оказалось, переживать следовало бы вовсе не за дружбу, которая только крепла, но за связь с сюнчжаном.              Просыпаясь утром в постели один Лань Ванцзи гадал, сколько осталось времени до колокола. Лежал и прислушивался к звукам из соседней цзинши. Иногда сюнчжан спал, но чаще — нет. Вероятно, тоже прислушивался, а, может, нет. Порой, когда сюнчжан спал, Лань Ванцзи стоял на пороге его комнаты и смотрел на укрытый одеялом силуэт. Собственное поведение пугало, едва ли сюнчжан бы его одобрил, но если Лань Ванцзи не мог в этот самый миг лежать возле него, дышать им, обнимать и чувствовать, то мог хотя бы смотреть.              Иногда по утрам Лань Ванцзи уходил из дома, шёл к А-Сану. Будил его, и тот, не любящий ранние подъёмы, покорно просыпался. Тогда они шли на плац и тренировались. Разогревали заледеневшие за ночь мышцы, пробуждали тело. Иногда Лань Ванцзи не находил в себе сил вернуться к Лань Сичэню в их дом, и он оставался на ночь с Сан-эром. Они засыпали, сплетясь руками и ногами, и тогда, в тесноте и жаре, Ванцзи спал всю ночь до самого колокола и просыпался не в одиночестве.              Утром Лань Ванцзи наблюдал, как плавно Сан-эр передвигался по комнате, как порой капризничал, когда волосы не поддавались плетению, швырял гребень в медное зеркало. Тогда Лань Ванцзи становился позади и заплетал его волосы сам. Не Хуайсан утыкался затылком ему в живот, закрывал глаза, улыбался. «Почти не больно», — говорил он. Лань Ванцзи сомневался, что эти слова относились к процессу плетения или расчёсывания.              Каждое утро завтракали втроём за одним и тем же столом. Когда подавали рис, Сан-эру доставалось чуть больше овощей или яиц вместо порции безвкусной каши. Неожиданно его миску риса Лань Сичэнь и Лань Ванцзи начали делить между собой по очереди, словно делали так всю жизнь.              Не Хуайсан и Лань Сичэнь приняли друг друга так легко, что вскоре пошла молва о крепкой дружбе двух Нефритов с молодым господином Не. Уже не только Лань Ванцзи, но и Лань Сичэнь учили Не Хуайсана игре на гуцине. Уже не двое, а трое сидели в библиотеке допоздна, не желая расходиться по комнатам. Ведь это означало, что каждый останется наедине со своими мыслями.              Однажды в тренировочном бою Сан-эру довелось пересечься с Лань Сичэнем. Это была прекрасная схватка, в которой сюнчжан с трудом одержал победу, а Не Хуайсан протерпел поражение. После оба уважительно поклонились друг другу. С тех пор сюнчжан смотрел на Сан-эра иначе. Более внимательно, как на равного себе. Точно так, как смотрел на Лань Ванцзи.              Ревновал ли сюнчжан, когда Лань Ванцзи уходил ночевать к Не Хуайсану? Так хотелось увидеть его лицо в момент, когда за ним тихо захлопывалась дверь. Как бы сам Лань Ванцзи смотрел на человека, посмевшего оставить сюнчжану метки на теле? Едва ли был бы с ним так дружелюбен, как был дружелюбен сюнчжан с Сан-эром. Но в этом была разница: они с Не Хуайсаном не являлись любовниками. Ни единожды, ни постоянно.              Хотел ли этого Лань Ванцзи? Нечестно лгать самому себе, тело Не Хуайсана звало его, оно было прекрасно на ощупь и запах, и наверняка являлось ещё прекраснее без одежд. Но это не то, о чём ему следовало бы думать. Им обоим. И точно не то, что его тяготило. Он разделил с Сан-эром свою жизнь, ни одного секрета не пряталось меж ними даже в мыслях. Можно ли переживать о том, как близок тебе единственный, помимо Лань Сичэня, друг?              Лань Ванцзи не думал об этом, хотя стоило. Едва ли было нормально двум юношам-друзьям ночевать в объятиях друг друга. Пусть даже меж ними не случилось ни единого поцелуя, это ни о чём не говорило. Эротики в их дружеских движениях было больше, чем должно бы.              На каком рубеже сейчас их дружба? Двигающаяся неустанно, сближающая, открытая, интимная?              Думал ли о том же Не Хуайсан? Стоило ли им поговорить об этом?       

༺🌸༻

      Цайи гудел в преддверии праздника. Люди суетились, весело переговаривались, пекли лунные пряники и продавали их же. Прилавки торговцев ломились от всевозможных угощений, сувениров, книг, игрушек и драгоценностей. Не Хуайсан шёл в своём любимом бледно-красном ханьфу — одном из немногих не изумрудных в его коллекции. Он выглядел так нарядно и празднично, что в какой-то момент Лань Ванцзи сам себя потерял на его фоне, ничуть о том не жалея.              Прохожие смотрели на них с восхищением, провожали взглядами: два благородных Нефрита клана Лань в белом и меж ними алый рубин Цинхэ Не. Молва о стремительной дружбе разнеслась по городам у подножия Облачных Глубин так скоро, что осталось только делом времени, когда кочующие торговцы и заклинатели разнесут эту сплетню по всей Поднебесной.              Лань Сичэнь предложил прогуляться по городу, а после зайти и вкусно пообедать перед тем, как вернуться в Облачные Глубины. Вечером каждого ждал праздничный стол, но даже та еда, что называлась «праздничной» была едва ли такой же вкусной и насыщенной, как в разбросанных по городам тавернах, чайных и харчевнях.              Лань Сичэнь вёл их вперёд по главной улице, и Лань Ванцзи постепенно учился смотреть на сюнчжана без острых приступов горькой тоски по человеку, которого не мог коснуться. Как-то очередной ночью в пылу сказал Не Хуайсану: «Лучше бы я был от него так далеко, как ты от Чифэнь-цзюня. Так было легче». Ведь в самом деле легче и не так болело, когда сюнчжан пребывал в городе И. «Потому что ты жил надеждой, гэгэ, — ответил Сан-эр. — Я приехал сюда без неё».              Возможно, он был прав.              — Зайдём? — Лань Сичэнь кивнул на богатый магазинчик с письменными принадлежностями. — Я обещал научить Не Хуайсана Гун Би. Здесь мы можем купить всё необходимое.              Не Хуайсан радостно кивнул. Прикрыл лицо веером, ускорил шаг. Лань Ванцзи тронул его за руку, и Сан-эр повернулся с вопросом в глазах.              — Отойду. Вернусь быстро.              — Конечно, гэгэ.              Лань Сичэнь с улыбкой кивнул. Вместе с Не Хуайсаном они зашли внутрь, а Лань Ванцзи направился к другой лавке. Той, мимо которой проходил множество раз, но всё не решался зайти. Однако сегодня у него появилась возможность оставить Сан-эра. Купить для него то, что давно хотелось. Пускай бы он не стал это дарить сразу или не подарил бы никогда, но это должно было храниться у него, как сама возможность преподнести подарок.              Лань Ванцзи зашёл в лавку к мастеру по дереву. Ярко горели фонарики, освещая изысканные украшения: веера, серьги, шпильки, детские игрушки, посуду, столовые приборы… чего здесь только не было, и глаза разбегались от обилия форм, цветов размеров… пахло деревом и лаком.              Тихо прозвонил колокольчик. За прилавком тут же показался мужчина средних лет с густой бородой и начинающими седеть прядями. Поприветствовал Лань Ванцзи с почтением, но без лишней наигранной учтивости, хотя наверняка узнал младшего Нефрита. Спросил только:       — Чем могу помочь молодому господину?              — Мне нужен гребень. Не слишком яркий, но красивый.              — Сейчас, прошу подождать              Мужчина скрылся за дверью, которая вела во внутренний кабинет и, должно быть, дом мастера. Вернулся с деревянной шкатулкой, поставил её на прилавок, снял крышку и выложил перед Лань Ванцзи три почти одинаковых гребня: различались только узоры у основания. Взял один из них в ладонь и пояснил:       — Это узор из морского перламутра, молодой господин. Процесс небыстрый, не стану вас утомлять рассказом о том, как кропотлива работа с тонкими пластинками, но результат вы видите сами. Спокойный сдержанный рисунок. И покрыт хорошим лаком. Гребень прослужит долгие годы, такому всякий будет рад.              Но Лань Ванцзи смотрел на другой гребень, лежащий на столе, вытащенный из той же шкатулки: дерево, покрытое тёмным лаком, мозаика из перламутровых пластин и узор из золотистой краски. Этот гребень был ярче и пестрее, чем тот, что держал в руках хозяин лавки, но именно он привлёк внимание своими изумрудными переливами.              — Я возьму этот, — Лань Ванцзи тронул пальцем приглянувшийся гребень. — пожалуйста, упакуйте его в отрез шёлка, у вас есть?              Мужчина кивнул, предложил на выбор цвета, и Лань Ванцзи выбрал алый, не думая ни минуты.              Красивая дорогая шкатулка только отвлекла бы всё внимание от самого гребня, а простая без излишеств, казалось, не была достойна скрывать в себе такую красоту.              Лань Ванцзи щедро расплатился с держателем лавки, спрятал гребень глубоко в мешочек-цянькунь и вышел из лавки. Прошёл по улице вперёд, огляделся. Сюнжчан и Сан-эр ещё не выходили, иначе он бы увидел их возле магазинчика. Внутрь заходить не стал, остановился рядом, вслушиваясь в гомон и голоса. Двое лоточников стояли справа поодаль и тихонько переговаривались. Один продавал лепёшки, второй драгоценные камни и, по всей видимости, являлся тем самым кочующим торговцем, которые в праздники не знали отдыха.              — Эге! — раздался низкий смех старика с лепёшками. — А ловко! Ловко!              — Говорю же! Своими глазами видел: Чифэнь-цзюнь и Цзэу-цзюнь весь город от истошного воя спасли. А… с ними ещё мальчишка какой-то был, вроде из Цзиней: весь в золоте, с пионом на груди. Почитай совсем юнец, но ваш-то глава Лань и глава Не с ним как с равным общались. Я только приехал туда, ночь переночевал и решил убираться к гуям оттуда — спать невозможно было. А эти трое быстро всю проблему решили, так ещё потом остались у тамошнего губернатора, помогали местным мост ремонтировать, ну тот, что водой-то смыло.              — Угу-угу. А как же! Цзэу-цзюнь бы людей в беде не оставил, неважно, что за беда и откуда пришла. Клан Гусу Лань так нас охраняет, что мы по ночам двери-то не закрываем. Если и боимся кого, так это людей! Ха-ха-ха-ха-ха, — старик хрипло рассмеялся. — Где будут люди — там всегда будут беды. А чего ты там про оленя-то говорил?              — Да! Поговаривают, достопочтенные господа самого Фучжу увидали!              — Ну?! — восхитился старик. — Сколько раз о них слышал раньше, а теперь только языком порой всякие бестолочи треплют. Но раз сам Цзэу-цзюнь так сказал, значит, воистину Фучжу. Он только к благородным господам является. Видно, и губернатор местный ему пришёлся по душе, раз, говоришь, олень даже скотину уберёг? И мору, стало быть, не было, и голодно людям не будет в зиму.              — Ещё что! Ты, лао-чжан, послушай ещё вот, что я тебе расскажу—              — Ванцзи… Ванцзи? — Лань Сичэнь тихонько звал его по имени, видимо, уже не в первый раз.              Лань Ванцзи повернулся. Посмотрел на довольных Лань Сичэня и Не Хуайсана. Лань Ванцзи бросил ещё один взгляд на беседующих торговцев. Остаться бы и послушать, о чём дальше зайдёт разговор! Почему сюнчжан не сказал, что стал дружен с главой Не? Это он оставил сюнчжану те метки? Или тот, из Цзиней? Но кто это мог быть? Уж если торговец узнал главу Не и главу Лань, вероятно, и кого-то из Цзиней бы узнал тоже? А раз не узнал, значит, кто-то совсем неизвестный? К тому же, молодой? Откуда бы ему в городе И… разве что Цзинь Гуанъяо? Ведь собирался же он отправиться к Бездне сам сразу же после того совета? Но отравился ли?              — Гэгэ! — Не Хуайсан игриво дёрнул его за широкий рукав. Так по-детски, но ничуть не раздражающе. Приятно было видеть его таким радостным и непривычно смешливым. — Ты такой хмурый, перестань. Небо и без тебя тучами покрылось. Пойдёмте пообедаем, может, это тебя развеселит?              Лань Ванцзи кивнул.              Теперь уже Не Хуайсан и Лань Ванцзи вели Лань Сичэня за собой — к одной из тех таверн, которые так приглянулись им за время, проведённое в Цайи. В одну из тех, где подавали любимые Не Хуайсаном печёные яйца с острой говядиной и маринованными овощами. Лань Сичэнь прежде был не частым посетителем подобных заведений, но Не Хуайсан и Лань Ванцзи убедили его, что именно эта таверна, прилегающая к крупнейшему постоялому двору города, самая приличная по обслуживанию и самая вкусная по еде.              Сан-эр заказал любимое персиковое вино, которое Лань Ванцзи полюбил вслед за ним. Тихо переговаривались меж собой люди: разодетые, весёлые, хмельные. Время от времени из-за столов раздавался громкий смех, гремела посуда, лилось вино и беседы. Лань Сичэнь тоже пригубил чарку сладости, и она обласкала его изнутри приятным жаром. Еда оказалась вкусной: пряной, солёной, острой. Если Не Хуайсан питался так постоянно, ничего удивительного в том, что он даже за год в Облачных Глубинах не мог заставить себя взять в рот ложку рисового клейстера, что подавали на завтрак.              Мимо прошли двое заклинателей с фучэнями на поясе и с мечами в ножнах. Явно бродячие: один в тёмно-синем ханьфу, другой в чёрном. Не похожие ни на один, даже самый маленький, клан. Шли, увлечённые беседой, медленно пробираясь меж людей и столов.              — …Ланьлин Цзинь теперь долго будут горевать по своим сгоревшим пионам. Кому бы потребовалось их поджигать! Кто настолько безрассуден, что не боится смерти? Нет, братец Ши, в те земли мы ни ногой, пока этот старик не угомонится.              — М-м, — согласно промычал тот, кого назвали братцем Ши. — Рано или поздно найдут виновного. Цветы сами собойне загораются, особенно в такой влажности. Лучше наблюдать за всем этим со стороны, подальше от политических распрей всех этих кланов…              Лань Сичэнь встал из-за стола. Не Хуайсан и Лань Ванцзи подняли на него удивлённые взгляды. Тарелки не опустели даже наполовину, вино не выпито и даже не заказан десерт.              — Я скоро вернусь, прошу меня извинить.              — Сюнчжан. Ты куда? — Лань Ванцзи тоже встал. Не Хуайсан остался сидеть.              — Отлучусь на почтовую станцию. Обещаю, я быстро.              Не Хуайсан ничего не сказал, но заинтересованно повернулся в сторону двух заклинателей, чей разговор им невольно довелось услышать. Мужчины присели за один из свободных столиков. Выглядели устало, но разговор свой продолжили активно, прервавшись только чтобы сделать заказ.              «Опять Ланьлин Цзинь», — подумал Лань Ванцзи, вспоминая беседу двух торговцев. Присел медленно обратно, провожая спину брата тяжёлым взглядом. Не Хуайсан поднял чарку вина, пригубил. Надо бы сказать ему обо всём, когда они вновь останутся наедине. Но не сейчас: сюнчжан мог вернуться в любой момент, портить праздничный день не хотелось. И всё же мысли в голове набежали целыми тучами.              — Гэгэ, а гэгэ? — тихо позвал Не Хуайсан, укладывая голову ему на плечо. — Увидишь подавальщика, закажи лунных пряников.              — Мгм, — пообещал Лань Ванцзи, следя за входом в таверну.              Лань Сичэнь вернулся спустя палочку благовоний. Немного встревоженный и рассеянный, он, тем не менее, доел свою остывшую порцию, пока Лань Ванцзи и Не Хуайсан с удовольствием поедали лунные пряники, запивая их горячим чаем.              Лань Ванцзи и Не Хуайсан рассказывали Лань Сичэню о том, как впервые выбрались в Цайи вдвоём. Не Хуайсан улыбался так искренне, что заражал своей улыбкой и Ванцзи тоже. Он был так не похож на своего строгого брата поведением, но внешне… чем дольше Лань Сичэнь всматривался в изящное красивое лицо, тем больше сходств подмечал.              Город продолжал праздновать, беседы не смолкали. Выпитое персиковое вино расслабляло и немного успокаивало бушующие сердца.             

༺🌸༻

      Лань Сичэнь оказался приятным учителем. Неудивительно, что юные адепты так его любили. Глава Лань объяснял всё просто, с терпеливой добротой к чужому непониманию. Конечно, Лань Ванцзи тоже всё понятно объяснял, и Не Хуайсан его прекрасно понимал, но было большое различие. Лань Ванцзи так старательно и терпеливо учил его игре на гуцине, потому что А-Сан был его другом. Лань Сичэнь же одинаково относился ко всем своими ученикам, вне зависимости от того, чему их обучал.              — У тебя очень хорошо получается, — похвалил его Лань Сичэнь, когда они вдвоём сидели в той самой беседке, где впервые втроём пили чай.              Не Хуайсан рассматривал свой первый цветной рисунок: не такой ловкий, как у Лань Сичэня, и кое-где ему немного помогли, но всё-таки это выглядело неплохо. На листе бумаге красовался Лан: спящий в гнезде из красивой ткани, которую Не Хуайсан специально принёс для композиции и тепла дрозда. Лан продолжал спать. Лань Ванцзи, всё это время сидящий рядом с ними и молча читающий книгу, отлучился за чаем, когда понял, что первый урок подходит к концу.              Так глава Лань и Не Хуайсан остались наедине.              — Благодарю главу Лань, — Не Хуайсан улыбнулся. Без толики лицемерия: он в самом деле был доволен сегодняшним днём. Краски, что они купили несколько дней назад в Цайи, оказались восхитительны, а картины в цвете будто оживали по сравнению с монохромными набросками, хотя и в них оставалось своё очарование.              — Зови меня Лань Сичэнь, когда никто не видит. Коль скоро я просил не кланяться, думаю, это будет уместно.              Не Хуайсан кивнул. Начал медленно собирать маленькие баночки с красками в причитающуюся им шкатулку. Лань Сичэнь тем временем промывал как следует кисти. Непринуждённо заметил:       — Ванцзи рядом с тобой изменился.              Не Хуайсан немного напрягся. Несмотря на то, что тон Лань Сичэня не изменился, он понял, что разговор серьёзный. Спросил:       — К лучшему?              — Рано судить. Ты показал ему свободу, которой у нас никогда не будет.              — Простите, Цз… Лань Сичэнь… Если птица в жизни не мыслила о свободе и не подозревала о крыльях, она не испытывала тревог, это верно… Но было бы грешно не указать ей на крылья и не научить летать. Ведь вы и сами знаете о своих крыльях, только летаете в пределах клетки. Простите мне эту грубость, Лань Сичэнь.              Не Хуайсан всё-таки вежливо поклонился. Лань Сичэнь смотрел на него хмуро, но без строгой обиды. С интересом. Хотел было что-то сказать, но вернулся Лань Ванцзи с чаем, и разговор пришлось прервать. Не Хуайсан надеялся, что больше беседы на эту тему у них с Лань Сичэнем никогда не случится.