good luck, babe!

— Извини, что я так поздно, Акито, с днём рождения! Вот твой подарок, — передав коробку прямо в руки, блондин широко улыбнулся. Ненадолго задержал взгляд на довольном и счастливом лице юноши, а после продолжил: — Ну а теперь я пойду. Не буду отвлекать от вечеринки с друзья– Прежде чем Цукаса смог бы развернуться, его вдруг схватили за руку. Он чуть вздрогнул от неожиданности, а после перевёл удивлённый взгляд на кохая. — О какой вечеринке ты вообще говоришь, дурак? Меня все поздравили, но я ни с кем ничего не отмечал, — это шокировало актёра только больше. — Э, но... ты так празднично одет... будто у тебя вечеринка, — чуть-чуть подумал, а после глупо улыбнулся. — А, понял! На свидание с девушкой сейчас пойдёшь? Ха-ха, прямо в день рождения, вот ты даёшь! — рыжеволосый еле сдержал себя от того, чтобы не закатить глаза. — Ну вот и почему ты такой, а?.. Коробку с подарком он аккуратно поставил на полку в прихожей, а после достал из шкафа пальто. Тенма в это время внимательно следил за каждым его действием и пока что не уходил — всё-таки разрешения вроде как не давали. Когда кохай, наконец, оделся и вышел за порог своего дома, то объявил: — Я хотел провести этот день только с тобой. И ждал всё это время тебя одного, чтобы мы отметили вместе. Приоткрыв рот, парень долго смотрел на своего кохая. На улице было слегка прохладно: с губ тут же сорвался маленький клубочек белого пара. У Шинономе на лице он так и не смог найти подвох — ни ухмылки, ни сощуренных глаз, ни даже какого-либо подозрительного движения. Кохай покорно ждал у закрытой двери, рассматривал переливчатые глаза Тенмы, дышал тихо-претихо, словно боялся спугнуть. Застывший на месте сэнпай всё молчал и молчал, зачем-то расстягивая неловкую паузу между ними. А затем всё же произнёс: — Ты... меня ждал? — в ответ кивок. — Весь день? — очередной кивок. Плечи Цукасы подавленно опустились вниз, а сам он быстро сморгнул слёзы с глаз. Растрогать его было легко. Даже слишком легко. — О, Акито, я же... я правда не знал! Если бы я знал, я бы пришёл пораньше, я бы, э, я бы пропустил репетицию! — наблюдая за его паникой, рыжеволосый отчего-то быстро расплылся в нежной улыбке. — Я думал, ты веселишься с дорогими тебе людьми, я не хотел мешать, я– — Ты тоже дорогой для меня человек. И поэтому я хотел провести время с тобой, — чтобы успокоить актёра, пришлось положить руки ему на плечи и приободрительно похлопать по ним. — Я не знал, я правда не... чёрт, мне так стыдно. Я пришёл под самый вечер... ох, я, наверное, испортил тебе весь день рождения. Выглядел Тенма очень виновато, даже, можно сказать, разбито. Для него, как оказалось, подобное — это очень серьёзно. Для Шинономе же не настолько. Он был не против ждать весь день, ему это ничего не стоило. Он ведь прекрасно знал и помнил: во время каждого своего дня рождения актёр готов был хоть вечность ждать, чтобы просто повидаться с кохаем и услышать от него короткое поздравление. После такого Акито не смел жаловаться на то, что сегодня ему пришлось почти сутки провести в томящем ожидании. — Успокойся, — выдохнул рыжеволосый. «Ты ничего не испортил, — хотелось сказать ему, чтоб он так сильно не расстраивался, но слова отчего-то застряли в горле. — Я уже более чем рад, что ты просто пришёл» — Лучше давай прогуляемся. Ты же не против составить мне компанию? — Конечно, о чём речь?! — тут же оживился Цукаса. — Сегодня твой день рождения! Желание именника — закон! После этих слов можно было бы пожелать о чём угодно. К примеру... хотя бы просто подержаться за руки. Бледные и худые ладони актёра манили к себе. Так и хотелось переплести свои холодные пальцы с его, узнать, какая у него температура тела. Тёплые ли у него руки настолько, насколько и он сам? Хотелось провести по мягкой коже, прощупать косточки под ней, затем обхватить безымянный палец и мысленно прикинуть, какой размер кольца бы на него подошёл– Акито быстро пришёл в себя и помотал головой. Нет, не надо становиться чересчур эгоистом. То, что у него сегодня день рождения, ещё не значит, что можно делать всё, что вздумается, и пользоваться добротой сэнпая. Свои хотелки пока что надо оставить при себе. Однако всё же совсем немного парень старался быть как можно ближе к Цукасе. Шёл рядом, шёл близко — расстояние между их плечами было мизерным, но они так и не соприкоснулись. В моменты такие, как этот, он иногда даже жалел, что не родился девушкой. Будь он ей, мог бы и вовсе обнять актёра за руку, повиснуть у него на шее, как это делала Эму, мило похихикать и притвориться, будто это всё происходит только по-дружески. Девочки же так часто делают, у них это норма. Для парней нечто такое слишком подозрительно. Даже отговорки про дружбу и тактильность не помогут. Парнем быть достаточно тяжело. Особенно когда тебе нравится другой парень. Акито почему-то уже в который раз возвращался к мысли, что хотел хотя бы на денёк стать Нене. Почему-то именно ей, а не, к примеру, женской версией самого себя. — О-о, в парке так красиво ночью, — после долгой ходьбы Цукаса всё же решил позволить себе присесть. Не то, чтобы он не был выносливым. Просто сегодня на репетиции из него выжали чуть ли не все соки. Это был не парк семьи Отори, нет. В отличие от него, это обычное, довольно небольшое, тихое место для семьи или друзей. Для пикников, для простых встреч, для... свиданий. Тенма здесь бывал от силы два раза, поэтому хорошо местность и не знал. Его кохай же, наоборот, здесь чувствовал себя, как дома. Всё-таки каждый раз, когда нужно было проветрить голову и перестать ревновать блондина к Кусанаги, он приходил именно сюда. Бродил кругами по заученным тропинкам, дышал свежим ночным воздухом, иногда даже встречал белок, которые, впрочем, гладить себя не давали и сразу сбегали куда-то в кроны деревьев. Воспоминания, которые он тут оставил, не самые хорошие. Из-за этого сейчас чувства и были максимально смешанными. — Никого тут нет в такое время, — подметил актёр, улыбнувшись. — Можно хоть петь, хоть танцевать – и никого даже не потревожим. Нутром рыжеволосый прямо-таки ощутил, что следом последует какое-то предложение. — Точно, Акито! У тебя день рождения, значит ты можешь петь сколько твоей душе угодно. — Хе-е... разве не ты должен петь мне в качестве подарка? — юноша удивлённо похлопал глазами. — Ну, к примеру, «с днём рождения тебя-я»? — о, вот теперь до него, наконец, дошло. И вновь появилась эта виноватое выражение лица. — Я бы с радостью, но... угх, после репетиции не думаю, что у меня получится хорошо спеть даже пару слов, — после этого он вымученно выдохнул. Ясно, значит не услышит, как Тенма поёт. А жаль, это было бы и вправду приятным дополнением к тому подарку, что был в коробке. Это было бы настоящей музыкой для ушей. Сэнпай отлично пел, — ярко, с эмоциями, с жизнью, — но очень-очень редко. Всё-таки он именно актёр, поэтому услышать его певчий голос было настоящей роскошью. Настолько, что надо бы записать момент, когда он будет петь, на диктофон и переслушивать вновь и вновь, пока не надоест. Чуть улыбнувшись, Шинономе выдохнул белый пар, а после произнёс: — Ладно, ты прав. Мой день рождения – значит могу петь сколько захочу. Акито немного подумал, какую песню именно спеть, и почему-то остановился на довольно старой. Пел её очень давно, вместе с Тойей и девочками, ещё когда они были первогодками. С тех пор, естественно, его пение стало лучше, поэтому и эмоций в текст мог вкладывать больше — особенно учитывая то, о чём он был. Краем глаза взглянул на застывшего Цукасу. Взгляд такой внимательный, такой поражённый и одновременно восхищённый. На щеках румянец, наверное, от холода. Сам не двигался, а отличие от волос из-за совсем слабых порывов ветра. Песня была о любви, естественно. Другую такому человеку и не споёшь даже при желании. Тенма был слишком заворожён какое-то время, что даже не сразу понял, когда песня именно закончилась. Спустя секунд пять дошло, что кохай перестал петь. И возвращаясь в реальность, парень вмиг расплылся в широкой улыбке, стал аплодировать и нахваливать Шинономе как только мог. Причём делал это так громко и восторженно, будто и вправду ничего лучше этого никогда в жизни не слышал. — Спасибо, сэнпай, — потерев шею, сказал Акито. При этом губы сами по себе тянулись вверх, изображая улыбку. — За то, что всегда поддерживаешь. — Да будет тебе! Ты заслужил всю похвалу этого мира! — Нет, ты просто слишком добрый. Тойя всё-таки был прав. Цукаса — добрейший человек, которого он когда-либо встречал. Эта его доброта, наверное, тоже в какой-то мере повлияла на рост Акито как личности. Раньше сэнпай его бесил, но даже в то время слышать «ты замечательный, ты самый лучший» именно от него было приятно. Поднимало самооценку и давало чуть-чуть уверенности, так сказать. Многое он обдумал у себя в голове и лишь одну-единственную фразу произнёс вслух: — Знаешь, я рад, что ты появился в моей жизни. В то же время – надо же, как совпало – Цукаса потянулся поправить прядь его волос, что лезла в глаза. Однако из-за этих слов рука боязливо дёрнулась. Они пару секунд глупо смотрели друг на друга, но после актёр всё же сделал, что хотел. Его прикосновение приятно согрело кожу. Даже кончики пальцев у него тёплые, несмотря на погоду. И взгляд медовых глаз тоже очень-очень тёплый. Губы обязаны быть такими же тёплыми. Акито думал о поцелуе с этим парнем уже очень давно. Уже примерно... ох, сколько времени вообще прошло? Год? Два? Три? Если честно, он сбился со счёта. Это желание просто жило с ним. Поначалу юноша его избегал, притворялся, что не замечает, но теперь попросту смирился. Хотя нет, не так. Не смирился, а хотел поскорее это желание осуществить. — А, это, — Тенма всё-таки убрал свою руку, а после и вовсе отвернулся. — Я тоже очень счастлив, что мы встретились и подружились, Акито. На щеке остался след от прикосновения актёра. Невидимый, но кожей рыжеволосый его чётко чувствовал. От чужих пальцев стало так тепло, что он даже стал игнорировать прохладу этого вечера. А Цукасу всё-таки хотелось поцеловать. Это был бы самый лучший подарок на день рождения. Но... юноша лишь тяжело вздохнул и горько хмыкнул. Может, в другой раз. *** Другой раз всё никак не хотел наступать. Акито старался притворяться, будто ему и вовсе это не нужно было. Выходило плохо, но жаловаться ему сейчас нельзя. Всё-таки ведь в этом году рождество вместе с Цукасой отметил именно он, а не Нене. Если это не победа, то что? Он точно стал ближе к своей цели после этого. Ну или, по крайней мере, хотел так думать. Всё шло просто прекрасно. Цукаса, как и всегда, радостный и общительный — что вживую, что по телефону. Разговаривать с ним каждый день, прямо как в школе, вновь вошло в привычку спустя столь долгое время. Не радоваться этому Акито не мог. Вот только слишком рано он всё это принял как должное. — Ты такой хмурый уже третий день подряд, — протянула Эна, вглядываясь в лицо младшего брата. — Что у тебя опять случилось? — Иди куда шла. — Ой, да ладно тебе! Расскажи-расскажи. И не спрашивая разрешения, девушка быстро плюхнулась на диван рядом с ним. Шинономе недовольно на него рявкнул, мол, «не твоего ума дела», но она не отставала. Вот же надоедливая. От Акиямы нахваталась и теперь ведёт себя, как точная его копия. Закатив глаза, рыжеволосый выдохнул крайне тяжело и долго. — Сэнпай мне три дня не отвечает. — Занят, может? — заглядывая в чужой телефон, предположила она. Взглянула быстро на сообщения и резко испугалась. Её брат, что, действительно умел с кем-то переписываться вот так? Решил все крупицы своей доброты и заботы отдать Цукасе? Уточнял, как у него дела, всё ли в порядке, с уважением и нежностью просил ответить, как только будет время. Боже... — Или он просто в ужасе от того, как мило ты с ним общаешься. — Ха-а? Нормально я общаюсь. Только ты грубость заслужила. — М-м, как приятно слышать. Я тоже тебя люблю, Акито. Вздохнув, парень нахмурился лишь сильнее. — Даже когда занят, он всё равно отвечает или хотя бы предупреждает о том, что не будет в сети какое-то время. — У него точно нет никаких супер-пупер важных репетиций накануне? — всё-таки сестра придерживалась этой теории. — Нет. До февраля отдыхает. Теперь призадумалась уже и Эна. Статус показывал, что его три дня нет в сети. Для неё, девушки, что соцсети вообще не покидала, это было как минимум странно. Таких людей она не понимала. Трое суток не посещать интернет — наверняка случилось что-то серьёзное. — Возможно, он заболел, — продолжила гадать Шинономе. Удивительно, но она впервые не смеялась над братом, а действительно пыталась ему помочь. Возможно... оказывала поддержку таким образом. Или Тенма просто приглянулся ей как потенциальный друг. — Лежит себе в кровати, страдает от жара, даже не может пошевелиться и ответить. — Э... настолько всё серьёзно? — отчего-то в глазах Акито промелькнул искренний страх. Да и сам он весь заметно напрягся. — Ну, я не утверждаю, я же не знаю точно! Просто это один из возможных сценариев? У Мизуки так как-то был– — договорить она не успела. — Э, а, Акито? Стой, ты куда? Её голос он уже не слушал. Эна пыталась внушить, что навряд ли вторая теория вообще правдива и что стоит подумать ещё немного, но кто теперь её брата остановит? Он поспешно собирался на улицу — так, будто от этого зависела чья-то жизнь. Поначалу девушка смотрела на него с шоком, но постепенно начала смягчаться. Когда-то в детстве Акито также мчался к ней на фестиваль, ведь услышал, что она была «ранена». Он, конечно, ни за что не признает, что переживал за неё в тот момент. Впрочем, и не надо. Эна сама поняла. Так же, как и сейчас понимает, что этот придурок переживает за состояние своего сэнпая. Забавляло её лишь одно — то, как он кардинально поменял своё отношение к этому человеку. Прямо-таки на все сто восемьдесят градусов. — Эна, если что, маме скажи, что я ушёл, — и даже не дав сестре что-либо ответить, захлопнул за собой дверь. — ...Акито, в самом деле, — вздыхая, пробормотала она себе под нос. — Что-то большое в лесу сдохло, что он теперь стал так относиться к Цукасе. До квартиры сэнпая добираться нужно довольно долго. Не прямо-таки как на другой конец света, но всё же расстояние между их домами теперь куда более приличное. Тем не менее, Шинономе каким-то образом успел добежать до нужного места за минут двадцать максимум. Ноги его еле держали, голова чуть кружилась от нехватки кислорода, горло очень резало и першило от холодного воздуха, а ещё он чуть не упал пару раз на льду, но, всеми правдами и неправдами, всё же добрался. Сначала позвонил Тенме на телефон, в надежде, что тот всё же ответит. Но нет, ничего, кроме игнорирования. Впрочем, сейчас у него в рукаве был другой приём. — Сэнпа-ай, — настойчиво стуча в дверь, громко, будто нараспев, произнёс юноша. — Открыва-ай, сэнпа-ай! Он стучал так, наверное, целую минуту. Уже, на самом деле, боялся, что сейчас вместо Цукасы покажутся соседи, которые начнут гнать его прочь. Но всё же метод подействовал: спустя какое-то время дверь неуверенно приоткрылась. Кохай потянул её на себя, чтобы увидеть актёра. Правда, стоило это сделать, как тут же он ощутил ещё больше тревоги, чем до этого. Тенма выглядел разбито и устало. Под глазами залегли красно-синеватые круги — он то ли плакал, то ли не спал несколько дней. Нос красный, а глаза при слабом освещении казались стеклянными (почти что сверкали). Пару секунд актёр приходил в себя, а после всё же спросил: — Акито? Ты что тут делае– Ничего не говоря, парень кинулся к нему и первым делом приложил ладонь к голове. От неожиданности Цукаса дёрнулся, хотел отойти на шаг дальше, но крепкая рука удержала его ровно на месте. Хмурясь, кохай старательно пытался понять, имелась ли высокая температура или нет. Сделать это было крайне тяжело. Всё-таки его руки сами по себе очень холодные, так что... приподняв длинную чёлку, Акито прислонил свои слегка суховатые губы к чужому лбу. — Т-т-ты что творишь?! — блондину всё же удалось хотя бы немного отстраниться. До этого ужасно бледное лицо теперь сильно алело. — Хм, температуры вроде нет... так, ладно, какие другие симптомы тебя мучают? — Акито, что ты несёшь?.. Шинономе пару мгновений его поизучал. Жара вроде нет, можно быть спокойным. Он больше всего переживал за это. — Я хотел сначала узнать, чем ты болеешь, чтоб понять, какие лекарства купить, — наконец, рыжеволосый всё же объяснил своё странное поведение. Его сэнпай удивлённо поморгал пару раз, а после прошептал: — Но я не болею?.. — теперь в состояние шока впал уже Акито. — А, это, и ещё... может, отпустишь уже? Только сейчас до парня дошло, что именно он успел сделать за это короткое время: заявился в столь поздний час, ничего не объяснил, притянул сэнпая к себе, а после и вовсе поцеловал его. Прокрутив этот момент в голове ещё раз, Шинономе зарделся и рывком выпустил чужую руку из своей. Ладонью попытался спрятать лицо, а особенно глаза, наполненные стыдом. Он ну совершенно не думал, что творил в порыве эмоций. Просто вспомнил, что в детстве мама всегда так мерила ему температуру, и вот... вырвалось. Какой кошмар. От стыда Акито был готов умереть прямо здесь и сейчас. Ситуацию никак не спасало это обжигающее послевкусие на губах. Ему понравилось целовать Цукасу, хоть это и длилось от силы две секунды. Будь его воля, он бы поцеловал и в губы. Сдавленно вздохнув, рыжеволосый постарался как можно скорее избавиться от этих мыслей. От смущения начали гореть уже даже уши. — Ладно, неважно... — вымученно прошептал он, а после всё же посмотрел на актёра. — Я рад, что ты не болеешь. Я очень боялся, что у тебя сильный жар или типа того... — Э? Ты боялся за меня? — Цукаса за эти три минуты общения удивлялся с каждым мгновением всё больше и больше. Сюрпризы за сюрпризом продолжал выскакивать прямо ему в лицо. — Ты не отвечал ни на звонки, ни на сообщения. Эна предположила, что ты заболел, и... ну... теперь я здесь. Выдыхая, Тенма, наконец, осознал, в чём дело. Он грустно опустил плечи, а после и голову. За считанные секунды стал выглядеть ещё более уныло и печально, чем до этого. Глаза, такие большие и яркие, заблестели лишь сильнее. Шинономе этого не понимал, конечно, но на душе у парня скребли кошки. Последние пару дней и без того прошли в каком-то тумане из переживаний и тревоги, так теперь сюда добавилась ещё и разъедающая вина. Цукаса старался как можно менее заметно потереть свои мокрые глаза. — Прости, Акито... не хотел тебя так нагло игнорировать. Просто кое-что произошло, — однако тут же быстро-быстро он продолжил: — Однако это нисколько не оправдывает меня! Я должен был предупредить или что-то сказать, но у меня совсем не было настроения. А ещё я не хотел портить настроение тебе или кому-нибудь ещё тоже, так что– — Сэнпай. Дёрнувшись, актёр резко замолчал. «Вот так всегда, — с досадой подумал он, кривя лицо. — Мне нужно учиться говорить быстрее, чтобы успеть донести мысли...» — ради этого придётся попросить преподавателя дать ему ещё несколько советов. Цукаса очень надеялся, что не слишком беспокоил этого мужчину этим. — Если что-то случилось, ты всегда можешь рассказать мне. Это не испортит мне настроение или что-то типа того, — перестав хмуриться, блондин чуть расслабил лицо, а после с удивлением взглянул кохаю в глаза. — Я по себе знаю, что... ну, справляться с проблемами в одиночку, неприятно. В своё время мне очень помогало разговаривать с Кен-саном и... — о вокалоидах он не мог сказать. Это всё же большой секрет между ним, Тойей, Ан и Кохане. — И друзьями. Сэнпай смотрел на него взглядом потерянного в толпе ребёнка. Глаза всё ещё блестели, и только сейчас Акито осознал почему — из-за слёз. Таким уязвимым его мало кто когда-либо видел. Разве что Руи и девочки один раз в театре. Или люди, когда он выступал на сцене, но там это — не более, чем хорошая актёрская игра. Здесь же, на пороге квартиры, все эмоции настоящие. Странно. Когда-то Шинономе считал улыбку своего сэнпая раздражающей. Однако сейчас мечтал, чтобы тот никогда не переставал улыбаться, чтобы тот больше никогда не плакал из-за чего-то плохого в своей жизни. При виде его грустного лица внутри что-то с болью сжималось. Когда он радовался, хотелось радоваться вместе с ним. Когда страдал, то и Акито чувствовал себя, как на пытке. И у этих чувств точно только одно объяснение. Акито любит его. И, кажется, полюбил уже очень-очень давно. Ещё с самых тех пор, когда голос Цукасы внезапно перестал раздражать, а глупая улыбка превратилась в самую милую из всех возможных. Но парень отказывался это принимать, старался отвлечься, искал своим чувствам уже любое, даже самое смешное, оправдание, лишь бы не сталкиваться лицом к лицу с правдой. Сам себе он казался неправильным, а сэнпай, наоборот, с каждым днём становился только идеальнее. Люди обычно описывают любовь, как бескорыстное, безусловное чувство, но это совершенно не так. Шинономе полюбил актёра за его улыбку и за длинные речи, в которых иногда прослеживалось так много философии. За странные и одновременно крутые позы. За нежный взгляд и доброту ко всему, что есть в этом мире. За безграничную поддержку во всех начинаниях. За оптимистичный взгляд на жизнь, которому рыжеволосый смог научиться только у него. За медовые глаза, где искрились звёзды поярче Сириуса и Канопуса. За учащенное сердцебиение, которое невозможно было унять в его присутствии. За прожигающее изнутри чувство ревности в то время, когда Цукаса встречался с Нене. За то, что он, несмотря ни на что, всегда был рядом. Акито любит его. Любит его. Любит. Его. Любит так сильно, что готов рыдать. Хоть ему это и несвойственно. Любит настолько, что мигом прибежал сюда, как верная собака. Его ладонь просто нечаянно дёрнулась, а после потянулась к щеке актёра. Коснувшись бледной мягкой кожи, парень провёл по ней большим пальцем. Аккуратно, осторожно, будто бы Цукаса — ничем не защищённое стекло, способное разбиться на крупные осколки в любой момент. Большие глаза изумлённо распахнулись. Это было так мило, так красиво. Любое выражение идёт сэнпаю к его прекрасному лицу. — Акито? — Пожалуйста, расскажи, что случилось. Я поддержу как смогу, я выслушаю тебя. Сжав губы в тонкую линию, Тенма кратко кивнул, а после, наконец, пропустил кохая внутрь квартиры. Дрожащими руками стал делать на кухне чай, достал из холодильника до ужаса холодный торт, а после устало сел за стол и вздохнул. Весь его вид кричал о том, что он все эти три дня провёл в личных переживаниях. Шинономе даже не мог злиться на него за то, что он не отвечал на сообщения и звонки. — Это может показаться несерьёзным. Наверное, так оно и есть, — хмыкнул блондин. Моментами пытался криво улыбаться, отмахнуться от своих же чувств. — Но на днях папа попал в больницу, — Акито тут же в шоке на него уставился. — Н-ничего страшного не произошло! Он просто неудачно упал на лестнице и повредил ногу. Врачи говорят, что через неделю или две точно поправится, но... — Но? — Цукаса тяжело сглотнул ком в горле. — Меня пугают больницы. Меня пугает, когда кто-то из моих близких туда попадает. Я... я начинаю вспоминать детство. Точно. У него ведь сестра почти всю жизнь провела на больничной койке, а он навещал её каждый божий день. Никто, кроме Цукасы, Ичики, родителей и самой Саки, не знал ничего про те тяжёлые времена. Но судя по такой живой реакции, можно предположить, что происходило нечто ужасное. Что-то, что по-своему травмировало актёра. К примеру, то, что его любимая младшая сестра несколько раз находилась при смерти. Или то, что он каждый день боялся, что мама с папой однажды придут и скажут: «Саки больше нет». — Нет, прости, Акито. Я что-то драматизирую, — вдруг юноша ни с того ни с сего посмеялся. Живее и веселее. — Папе сейчас ведь тяжелее, чем мне... а я тут так страдаю, ха-ха... — Сэнпай– — Спасибо, что выслушал. Когда я начал об этом говорить вслух, понял, что это и вправду не так уж серьёзно, ха-ха! Папа поправится, так что... чего это я стал переживать? Ещё и расплакался в больнице, как дурак!! Он бы сказал что-то ещё, но остановила рука Акито, которая легла поверх его ладони. Юноша дёрнулся, а после взглянул в сочувствующие глаза кохая. Почему-то от одного только этого взгляда стало спокойно. Будто бы его понимали, а проблемы и переживания не считали чем-то смешным или незначительным. Давно Цукаса такого не чувствовал. Было приятно. Поддельная улыбка вскоре стала искренней, а на щеках расцвел румянец. Но руку он не убрал. У Акито кожа холодная, чуть сухая, успокаивающая. — Тебе очень важны твои близкие, поэтому ты имеешь право за них переживать и так себя чувствовать, — со словами поддержки у рыжеволосого всегда было плохо, но ради сэнпая он старался найти самые подходящие. Всё-таки это его любимый человек. Он обязан дать понять, что всё в порядке, что всё будет хорошо, а ещё то, что он рядом. — Ты просто очень... э-э, как Эна это называла... эмпатичный? И добрый. Но это неплохо. Мне бы на месте твоего папы было бы приятно, если б ты так за меня переживал. Вдруг он понял, что сказал. — А, то есть, не в плане, что я хочу, чтобы ты страдал и переживал... просто, это-о, твою мать... — Тенма не переставал быстро и удивлённо моргать, пока слушал это всё. — Я имел ввиду, что любому было бы приятно получить такую заботу от тебя. Ты волнуешься за всех и помогаешь каждому искренне. Не все так могут. — Акито... — Я уверен, твой отец рад, что тебе настолько не наплевать на него. И твоя сестра, когда болела... думаю, она тоже радовалась, что ты навещал её каждый день, что ты переживал за неё и думал о ней. Актёр тихо выдохнул. Вот значит как. Он мог открыто переживать, а не притворяться, скрывать и держать всё в себе. «Акито прав... папе бы было неприятно, если б я вёл себя безразлично» — на душе стало чуть легче. Значит всё в порядке, значит он не поступил плохо, когда из-за эмоций кинулся в слёзы в тот день. Ему тоже может быть плохо. И при этом не надо сравнивать себя с другими, говоря: «у кого-то хуже, у кого-то серьёзнее». — ...спасибо, Акито, мне теперь гораздо лучше, — актёр всё ещё через каждые две секунды поглядывал на свою руку. Кохай всё никак не хотел убирать с неё холодную ладонь. — Наверное, надо было сразу обо всём рассказать, а не три дня тебя игнорировать. — Хватит упоминать, я правда не злюсь на это. — И всё же...! Я обязан как-то загладить вину! Шинономе чуть улыбнулся уголкам рта, а после провёл большим пальцем туда-сюда по руке сэнпая. — Тогда расскажи мне про своё детство, про Саки-сан, — это очень удивило юношу. — Я хочу знать больше, почему ты так не любишь больницы и когда люди болеют. «Я хочу знать больше о тебе» — хотелось добавить вслед, но Акито сумел себя сдержать. Какое-то время блондин думал, что ответить на это. Может, и вовсе стоит отказать. Он ведь ещё никогда ни с кем не делился подобным, это было уже как-то слишком... но после ещё раз взглянул на руку кохая. Этот человек ему уже давно не чужой. Ему можно доверять даже такие секреты. На выдохе, расслабленном и медленном, Цукаса тепло улыбнулся. Наконец, глаза у него уже больше не блестели. Теперь там был покой. — Хорошо... но рассказ будет долгим. *** — Тойя, рад, что ты всё же пришёл, — в кафе секая сегодня было тихо. Мику и остальные ребята старались не высовываться. Рин вовсе убежала с глаз подальше – Лен так и не сказал, куда именно. — У меня есть кое-что, о чём нам надо поговорить. — А-а, конечно, я обсужу с тобой, что угодно, но... к чему такая загадочность, Акито? — пока что он не чувствовал себя некомфортно. — Сядь. Удивлённо смотря на друга, Аояги всё же выполнил просьбу. Никого из вокалоидов вокруг не было, так что кофе, к сожалению, ему сделать никто не мог. Впрочем, ладно. Судя по лицу Шинономе, можно понять, что разговор будет достаточно серьёзным. А значит времени на распивание кофе нет. — Я поговорил тут с Рин на днях, и она рассказала кое-что, — рыжеволосый чуть подул на свой чай, а после продолжил: — О старшей школе. Лучший друг только теперь начал понимать, о чём шла речь и к чему всё вело. Тем не менее, внешне старался этого пока что не показывать. — У тебя был план подружить меня с Цукасой-сэнпаем. И ты всё это время без нашего ведома сближал нас, не так ли? — парень говорил это всё спокойно, размеренно. Не как на допросе, вовсе нет. Просто пытался убедиться, правду ли он услышал или голубоглазая девочка ему соврала. Тойя, прикусив внутреннюю сторону щеки, молчал. При этом не смел ни опускать глаза, ни отводить их в сторону. Долго о чём-то думал, чем уже, если честно, начал пугать своего друга. А после вдруг ни с того ни с сего склонил голову, как при поклоне, и быстро произнёс: — Извини, Акито, у меня правда не было никаких злых намерений и помыслов! Вы оба мои лучшие друзья... я просто хотел, чтобы вы, наконец, начали дружить, — голос у юноши стал таким громким, что рыжеволосый на секунду опешил. Он уже и забыл, что Тойя способен разговаривать так же, как и его сэнпай. Только без половины тех же эмоций. — Понимаю, что должен был сам рассказать когда-нибудь, но я был так рад, что вы всё же стали друзьями! Я не хотел разрушать то, что долго строил. И подумал, что, возможно, стоит держать всё в секрете до последнего. — Тойя– — В старшей школе я поступил так, как считал тогда нужным. Прости и, пожалуйста, не злись. Шинономе внимательно его выслушал, помолчал секунд десять, а после шумно выдохнул. — Не злюсь я на тебя. — А? — друг удивлённо моргнул. — Тогда почему...? — Просто, Тойя, мне нужна твоя помощь. Очень нужна. Парень не совсем хорошо его понимал, но всё равно покивал и серьёзно сказал: «конечно, Акито, ты мой друг, для тебя всё, что угодно». Тяжело и чуть рвано выдыхая, рыжеволосый старался собраться с мыслями. У себя в голове он прокрутил этот разговор уже много-много раз, но сейчас, в ответственный момент, всё равно нервничал. Как отреагирует его напарник? Точно ли примет, точно ли поймёт? Какие слова ему скажет? А поможет ли вообще после такого-то заявления? Время шло. Взвесив все риски за и против, Акито всё же кое-как заставил себя признаться: — Я люблю Цукасу-сэнпая. — Э? — серые глаза стали шире, а лицо чуть вытянулось. Удивление – вот его первая реакция. За ней последовало уже непонимание происходящего, словно произошла какая-то несостыковка. — ...а в чём, собственно, проблема? Я тоже люблю Цукасу-сэнпая, и тебя люблю. Нет ничего плохого в том, чтобы любить своего друга, — Акито скривил лицо. И как он не предугадал, что его не так поймут? — Да нет же...! Я, твою мать, я очень-очень его люблю. Больше, чем кого-либо. Я сам не понимаю, как это вообще произошло, но это чувство меня уже убивает– — Акито, о чём ты говоришь?.. — Я влюбился в Цукасу-сэнпая! Я люблю его как парня, а не как друга!.. — наконец, выпалил рыжеволосый, а после, покраснев до кончиков ушей, что-то невнятно промычал. Это был первый раз, когда он озвучил кому-то эти чувства вслух. До этого они жили лишь в его голове и в секае. Даже в зеркале наедине с собой юноша это не репетировал. И, наверное, зря. Акито не поднимал глаз потому, что его напарник мучительно долго молчал. И это молчание пугало. Пересечься сейчас взглядами с Тойей хотелось меньше всего. Вдруг он будет против? А что если назовёт его искренние чувства ложью? — И теперь... аргх, я не знаю, что мне теперь делать...! — устало выдохнув, он спрятал лицо рукой. Наверное, надо было подготовиться к этому разговору ещё пару дней. Ну, чтобы не так бояться реакции Аояги. — Скажи уже хоть что-нибудь. — Ну... я такого не ожидал. Вы же друзь– то есть, я думал, что вы просто друзья, так что... ох. Всё ещё пытаясь прийти в себя, Аояги снова замолчал. Голос медленно сошёл на нет, стоило ему вернуться в какое-то странное состояние. Очередная неловкая пауза давила, но... судя по мягкому голосу, кажется, он не осуждал Шинономе за его чувства. Просто в голове слегка поломалась картина мира. Его лучшие друзья снова не друзья между друг другом. Однако при этом не поругались, вовсе нет. Теперь в их отношениях замешано уже что-то большее. Это надо переварить, осознать и принять. Акито же как-то говорил, что Цукаса для него друг. Когда вообще успел влюбиться? И как Тойя это пропустил? Да, он уже не так часто общался с рыжеволосым, но всё равно должен был заметить изменения. А может, он их замечал, но думал, что это всё — проявления дружбы. — В любом случае, Тойя, — вновь заговорил напарник. — Мне нужна помощь. Ты же свёл нас, как друзей, поэтому... может, поможешь и с отношениями? — он слегка постеснялся своих же слов, но всё же продолжил: — Ну, хотя бы дашь какие-нибудь советы? Но раз Аояги не обратил внимание на то, что его друг был влюблён, навряд ли он станет хорошим помощником. Он отлично понимал только дружбу. Что-то большее, чем это, находилось уже за гранью его восприятия. — Я не смыслю ничего в отношениях, Акито. И сводить людей романтически тоже не умею. — Но... но ты же...! — Сделать вас друзьями уже было немалой проблемой, — выдохнул Тойя. — План для начала отношений я не смогу составить. Я правда очень плохо в этом разбираюсь... Он не врал — это было видно по его глазам. И не пытался избежать ответственности. Аояги вправду попросту не мог ему ничем помочь. Что касалось вокалоидов... нет, они тоже ничего не понимали в любви. Они просто-напросто виртуальные певцы, осколки мыслей и желаний. Конечно, секай со временем сильно поменялся — и от отношений Азусавы с Шираиши, и от чувств Шинономе. Но Мику и остальные всё ещё не испытывали настоящей любви. Голограммам это не по силам даже в таком месте, как этот секай. Вокалоиды, как и Тойя, могли помочь в дружбе. Но в любви... тут уж каждый сам за себя. — Э, тогда... что мне делать? — практически обречённо прошептал парень. — Я не знаю, Акито. Не пойми неправильно... я хочу тебе помочь, правда, но, — Аояги грустно вздохнул. — Я не знаю как. Может, тебе спросить кого-нибудь другого? — он получше призадумался, а после стал перечислять: — Шираиши или Азусаву? Акияму? Эну-сан? — Угх, точно не Эну, — рыжеволосый сразу скривил лицо. — ...мне жаль, Акито. Я не могу помочь. Прежде чем напарник смог бы печально понурить голову, он быстро добавил — Но ты можешь говорить со мной о своих, э... любовных проблемах. Я всегда тебя выслушаю, — и после этого радостно улыбнулся. Теперь, когда шок прошёл и он обработал в голове услышанную информацию, на душе стало весело. Акито любит Цукасу – это прекрасно. Это в миллион раз лучше, чем ненависть. — И я счастлив, что ты полюбил его. Вы отлично смотритесь вместе. — А, Т-Тойя, мы же ещё даже не... — под конец предложения парень засмущался и быстро замолчал. — Просто представляю наперёд. Тебе очень повезёт с таким человеком, как Цукаса-сэнпай, а ему повезёт с тобой. Ничего больше он не сказал. Вместо этого попросту продолжил молча радоваться и дальше думать о будущем. Аояги знал, что друг никогда не навредит сэнпаю. Поэтому даже и не утруждался говорить вещи по типу: «не смей обижать его, не используй его, не причиняй ему боль». Тем не менее, Шинономе всё равно почувствовал облегчение от полученного доверия и... чуть странного проявления поддержки.