kinktober24

Париж. Сколько песен, картин, книг, и всё равно ничто не способно передать всё великолепие этого города. Шумные улицы, переполненные кафе, где аромат кофе и свежей выпечки смешивается с запахом дождя на мостовых. Блики заходящего солнца, танцующие на фасадах старинных зданий, словно оживляют историю. Каждый уголок — тайна, каждая улочка — воспоминание. Взгляд останавливается на людях, на их неспешной походке, на беседах, полных лёгкости и мечтаний. Всё это невозможно описать словами — это нужно чувствовать, вдыхать, проживать. Нова идёт по одной из тесных улочек, таких знакомых, как в родном Риме, и всё равно отличающихся в деталях, мелочах. А как известно, дьявол кроется именно в них. Нова идёт, смешивается с толпой, и, несмотря на то что перед глазами открываются пикантные подробности и всё очарование вечернего Парижа, на душе скребутся кошки. Точнее, одна из них. Собственная досада, разочарование и усталость — несколько часов беспрерывных поисков в замке Блуа ничего не дали — смешиваются, тесно переплетаются с раздражением, нетерпением и тревогой фамильяра. Нова осторожно оглядывается. Поднимает голову, осматривая жилое здание. Чёрная кошка, ловко прыгнувшая на маркизу, тоже останавливается, бросает на своего фидельяра недолгий взгляд. Понимать друг друга без слов. Чувствовать эмоции, ощущения, реакции... Чувствовать друг друга. Сложно объяснить, да и самой осознать до конца. Постепенно окружающие декорации начинают меняться на другие. Вместо оживлённых улиц — безлюдные; уютные кафе и роскошные ресторанчики сменяют сомнительные заведения, некоторые из которых пытаются походить на бары и клубы. Свет заменяет тьма, солнце — луна, и Нова уже идёт, не с вниманием поглощая всё новое и интересное вокруг, а навострив уши. Прямой опасности нет, особенно для неё, Другой, но осторожность не навредит. Пристанище для Союза на время пребывания в Париже Веспер выбирала особенно тщательно, опираясь на меры предосторожности, полный список которых известен лишь ей одной, но основной тезис знаком каждому из них: ни коим образом нельзя привлекать внимание, попасться под зоркий глаз Магистериума. И на поиски зацепок у них есть всего три дня, не больше. Нова даже представить не может, чего стоило Веспер выкрасть для них это время и возможность, отправить четверых во Францию, скрыть это от Церкви и Магистериума. Деньги, связи... И она доверилась Нове. Она оказалась в числе отправившихся. И мысль эта находится в бесконечном противоборстве с другой, подсказывающей, что её выбрали лишь из-за способностей ловчей и умения работать с зацепками, не более. Нова идёт по тёмной улочке, преимущественно освещённой полной луной. Смотрит вверх — неровные крыши домов, трубы и тень ворона, пролетевшего над головой. Сбоку внимание привлекает шум — чёрная кошка за пару нехитрых прыжков оказывается на земле перед ловчей. Фиолетово-зелёные глаза сверкают в темноте, заставляют сердце пропустить один удар, другой, до трепетной дрожи на кончиках пальцев. В груди разливается прилив нежности. После секундной остановки фидельяр и фамильяр продолжают свой путь. Уже бок о бок. Ловчая улыбается собственным мыслям: для полного ведьмовского антуража ей только не хватает остроконечной шляпы и метлы. Чёрная кошка и ворон — вечные спутники ведьм в страшных сказках и городских легендах — уже рядом. Неожиданно Оникс меняет курс, бежит в другую сторону. Нова следует за ней. Знает, заметив, Таллис направится за ними. Куда, зачем, что нашло на анимаморфикса — неизвестно, но, поворот за поворотом, улочка за улочкой, до тёмного, безлюдного переулка с парочкой деревянных коробок и бочек, Нова идёт, понимая и сильнее закрепляя для себя мысль, что куда бы ни пошла Оникс, она пойдёт за ней. Связаны силой Присутствия, судьбами, сердцами... От этого не убежать, не скрыться, и, видит Бог, Нова впервые за долгое время, может, впервые в жизни, не хочет бежать, не хочет скрываться. В переулке, помимо бочек и коробок, застаёт вставшего спиной к ней анимаморфикса. Хвост, нервно мотающийся из стороны в сторону, выдаёт, подтверждает то, что Нова и так знает — Оникс волнуется, беспокоится, томится. Тихо окликнув и не получив реакции, ловчая тихо подходит, осторожно, мягко касается напряжённой спины. Чувствует под пальцами игру крепких мышц. Настойчива. Гладит осторожно, мягко, будто боится спугнуть. Боится? Нельзя сказать точно. Нетерпение. Тревога. Из-за неудачи? Нова прищуривается, закусывает губу, ничего не говоря, и Оникс молчит, и тишина оставляет место для стольких слов, что становится невыносимо шумно в голове. Наконец, с губ Оникс вырывается вздох — нежный, чарующий, как ветерок ранним вечером, распространяющий лёгкий аромат облегчения. Нова чувствует её внутри. Продолжает поглаживать, хотя ужасно хочет притянуть к себе, обнять. — Оникс? — Есть ли повод лучше нарушить тишину, чем заполнить её именем? Анимаморфикс медленно поворачивается. Встречаются глазами. В её чарующих, волшебных таится усталость. — Мы знали, что потребуется время, — говорит Нова. Обнимает ладонями прекрасное лицо. Оникс, покачиваясь на каблучках, становится ближе. — Веспер знала. Её руки на талии ловчей. Холодные, когтистые пальцы не впиваются в тело, но нежно царапают кожу, наполняя сердце опасным трепетом. Одно лёгкое движение ловчей — и её собственные руки обвивают Оникс, скрывают от окружающего мира в тёплых объятиях, и всё остальное меркнет для неё, став неважным. Собственные пальцы зарываются в тёмные, мягкие волосы фамильяра, Нова утыкается носом в шею, вдыхая освежающий запах жасмина, вскруживший голову аромат резкого мускуса. Объятие, глубокое, медленное, словно волна, растекается от одной к другой, делая их частью одного целого, сложив их, как пазл. Пальцы чуть подрагивают, но близость до ужаса не хочется разрывать. Стала нужной, как воздух, как Присутствие. Нова, не прерывая касаний, чуть отстраняется, чтобы взглянуть в родные глаза, коснуться мягкой щеки. Оникс прикрывает глаза от удовольствия, едва ли не мурчит. Вызывает улыбку. Ловчая разглядывает её лицо в мельчайших подробностях, миллиметр за миллиметром, и в её взгляде есть всё — тепло, нежность и тихое обещание никогда не отпускать. Она уверенно произносит: — Мы обязательно найдём то, что ищем. Оникс, открыв чарующие глаза, проговаривает в ответ: — Я хочу верить тебе... И она говорит не только о поисках. Нова понимает, не может винить. Подорванное доверие не восстановить в полной мере, особенно когда раны ещё кровоточат. Нова сама стала причиной этого разрушения, и наряду с Церковью и Магистериумом может винить себя и только себя. Она всадила нож в спину. Она предала то хорошее, что у них было, то хрупкое, что построили между взглядами, брошенными украдкой, трепетными прикосновениями и удавшимися с трудом откровениями. Но ловчая не готова прожить свою жизнь в вине, под грузом разочарования, в первую очередь собой. Перед ней стоял выбор: скрываться в тени своих ошибок или признать их и попытаться хотя бы частично исправить содеянное, и она свой выбор сделала. Кража проводника. Поиски. Поездка в Париж. И Оникс, Таллис рядом. Она настояла, чтобы они были. Настояла, что они нужны для дела, но глубоко внутри прекрасно понимает, что они нужны ей. А нужна ли им она? Раз уж они здесь, рассуждает Нова, наверное, да. — Я знаю, — после затянувшегося молчания отвечает. — Сейчас мне этого достаточно. Осторожно взяв её за руку, Оникс, не разрывая зрительного контакта глаза в глаза, оставляет нежный поцелуй в ладони. Ещё один. Потом, без единого признака смущения, медленно, тягуче лижет шершавым языком. Нова вздрагивает, тяжело сглатывает. Становится жарко. Ноги чуть подкашиваются. Оникс, усмехнувшись, облизывает свои губы. Нова не может оторвать взгляда. Анимаморфикс оставляет ещё один поцелуй, уже выше, ближе к кисти. И губы её в Париже на вкус так же прекрасны, как в Риме. Такие же мягкие, так же сложно оторваться. Они обе не сильны в словах, нужно над этим работать, обязательно займутся этим, когда всё устаканится, но сейчас, в этом моменте, если касания и поцелуи помогают снять броню, раскрыться, достичь близости не только тел, но и душ, почему не воспользоваться этим? Почему не дать себе несколько блаженных секунд передышки, едва отдышавшись, не прижать её к стене, забравшись пальцами под одежду, не помочь ей сесть на одну из коробок и позволить захватить себя в плен, оказавшись в хватке её ног в районе бёдер. — Ты прекрасна, — прошептать, едва оторвавшись от поцелуя, чтобы вновь прильнуть к её телу. — Прямо с языка сняла, — получить ответ от неё, услышать неспокойное дыхание. Нова хитро улыбается. Волнующая мысль, что кто-то может пройти мимо, остановится, заметив прижавшуюся друг к другу парочку, волнует всё меньше и меньше. Забавляет. Добавляет нотки озорства. Нова снова притягивает Оникс ближе, углубляет поцелуй. Напористый, исступлённый... Нельзя насытится! Анимаморфикс, нетерпеливо ёрзая, покачивается на скрипучей бочке. Крепче хватается за её плечи. Одна рука ведьмы продолжает гладить женское бедро. Поднимается к оголённому боку, щекочет, мягко массирует нежную кожу, попавшую под холодные сквозняки тёмного переулка. Вторая оказывается между вздымающими грудями, опускается ближе к животам. Пара немудрёных движений пальцами, круговые кистями. Нова задыхается от близости, от тепла разгоряченного тела, от запаха жасмина и мускуса, от которого кругом голова, с трудом концентрируется, чтобы из пальцев полились нити энергии, покружившись в воздухе, собрались в клубок. — Что..? — оторвавшись, спрашивает Оникс. Обрывается протяжным мычанием. Сама по себе энергия никак не влияет, не вредит, не ранит. Но под чутким контролем Новы «оживает», пульсирует, вибрирует. Стоит чуть напрячь пальцы — сильнее, интенсивнее, расслабить — наоборот. Нова мягко опускает «клубок» ниже, аккурат между разведёнными бёдрами анимаморфикса. Из-за близости тоже оказывается под эффектом, накатывающие друг за другом волны возбуждения заставляют томно вздохнуть. Оникс едва слышно шепчет: — Не видела ещё, чтобы магию... у-ух... чтобы магию использовали в... Новы напрягает пальцы, прижимается сильнее, прижимается тёплыми, влажными губами к солёной коже шеи. Чувствует прежде, чем услышать, тягучий стон. Дёргается, будто от электрического удара. И понимает, что хочет услышать это снова. И снова. И снова. И беспредельно рада, что переулок пуст, и он доступен только ей, самой Оникс и... Таллису. Поигравшись зубами с мочком уха Оникс, Нова отрывается, чуть помутневшим взглядом ищет и сразу находит. Проверив, что со стороны улицы никто не придёт, не потревожит, Таллис остался в тени, тихим и внимательным наблюдателем. Его глаза, тёмные, вороньи, прыгают то на отдавшейся страсти, покачивающей бёдрами в свой такт Оникс, то на Нову, с таким же вниманием, с такой же чуткостью отвечающей на его взгляд. Рукой, не занятой магией, она тянется к нему. Подзывает. С просьбой в движении, в глазах, в мыслях. Таллис отзывается, подходит. Взяв холодную руку, за длинные, чуть потемневшие на кончиках пальцы, Нова без раздумий направляет их к «клубку» энергии. Прильнув телом к Таллису, совсем как кошка, ласкается, задрав подбородок, целует линии острых скулы. Носом осторожно чертит круги на чуть впалой щеке. Он прикрывает глаза, улыбается чуткости, сбивчиво дышит, в унисон рваным вдохам, стонам Оникс. Нова чувствует, как собственное сердце попадает под этот ритм. Найти одного человека, с кем твоё сердце будут биться в унисон — везение, удача, фортуна. А целых двоих? Может быть такое? Нова знает точно. Может. Прижавшись спиной к Таллису сильнее, Нова обнимает его за шею. Чувствует его руку на своём бедре. Знает, каких усилий, сколько внутренней работы ему требуется, чтобы так раскрепоститься, открыться. Знает, его ранили и не раз, что она была одним из тех, кто причинил ему боль. Но он здесь, он рядом, дышит мелко-мелко, согревает своим дыханием, присутствием, вселяет уверенность, что это не только сейчас, что будет рядом всегда, и Нова полностью расслабляется, хотя когда-то давно, очень давно, зареклась, что такого никогда не произойдёт ни с кем. Она откидывает голову на его плечо, покачивается всем телом. Магический ком между ней и Оникс вспыхивает новыми красками, пульсирует сильнее, интенсивнее. Полумрак окрашивается тихими стонами, завываниями Оникс, и Нова продолжает, прикрыв глаза, чувствуя напряжение внизу живота, ластиться и нежничать, тереться и ёрзать. Свободная рука отпускает пальцы Таллиса, гладит внутреннюю сторону его бедра, поднимается выше и через ткань касается выступающей части. Нова усмехается невольно, облизывает пересохшие губы. Под горячие стоны с одной стороны и потяжелевшее дыхание с другой, усиливает ласки на обоих фронтах. Оказавшись в эпицентре вспыхнувшего возбуждения и бесстыдного удовольствия, начинает задыхаться сама. И всё же дарить приятнее, чем получать. Достигнув высшей точки, Оникс прикрывает рот рукой, и до Новы и Таллиса доходит лишь приглушённый вскрик, продолжительное мычание, а перед глазами открывается вид закатившихся глаз и слегка обмякшей на месте анимаморфикс, пытающейся привести дыхание в порядок. Таллису хватает зрелища и звукового сопровождения; чертыхнувшись (Нова слабо удивляется, услышав подобное от него впервые), он толкается в раскрытую ладонь раз, другой, и замирает, не дыша, не издавая звука. Нова находит его глаза, губы, целует, говорит, пока он не успел стыдливо увести взгляд: — Всё хорошо. Ты восхитителен. — Она гладит его чёрные, вороньи волосы. Ловит пёрышко в прядях с улыбкой на губах. — Со временем получится держаться дольше. Оникс тихо посмеивается, справившись с неровным дыханием. Нова, наклонившись, целует её в губы. Через пару минут они, уже втроём, покидают переулок. Кошка-анимаморфикс идёт впереди, часто поворачиваясь и показывая в улыбке свои белые клычки. Таллис и Нова плетутся следом, держась за руки. — Я хочу есть, — поправляя свою одежду, заявляет Оникс. Усмехнувшись, ловчая по привычке смотрит на ворона-анимаморфикса, когда говорит: — Можем сходить куда-то... или купить что-то на ужин в магазине... — Только в этот раз выбирает не Таллис! — сразу предупреждает Оникс. Поясняет под прицелом двух вопросительных взглядов: — В прошлый раз мы ели мышей... Он, с трудом пряча улыбку, отвечает: — Я думал, они тебе нравятся... — Мне-то да, но Нова не разделяет наших гастрономических предпочтений, — наигранно закатив глаза, объясняет Оникс. Теперь две пары глаз смотрят внимательно на ловчую. Чуть сжав прохладные пальцы Таллиса в своей руке, она с насмешкой говорит: — А я-то думала, что смогла скрыть свой «восторг» от ужина. Оникс смеётся, покачав головой. А ночь обещает быть... волшебной.