dragon dévore l'étoile

      Дань Хэн медленно плывет по течению.       Точнее, по осколкам воспоминаний прошлых жизней, дающих о себе знать даже во снах.       Этот океан неконтролируемо бушует, пожирает без остатка и беспощадно разъедает кожу, а вместе с ней – и новую личность. Воды этого океана отчего-то на вкус горько-соленые, пропитанные болью и кровью. Этот океан – сама бездна, не позволяющая сделать вдох и вынуждающая погружаться в тревожные воспоминания сильнее.       Кровь леденеет. Но он продолжает плыть по течению медленно и без возможности вернуться.       Дань Хэн слышит звон цепей. Дергает рукой, но ощущает себя прикованным; чувствует себя птицей, запертой в клетке. Птицей, за страданиями которой с удовольствием наблюдают.       Он больше не свободен. Слишком очевидная истина.       Воздух здесь кажется сырым и тяжелым. Он (не он, а его прошлое воплощение) с трудом делает вдохи, вероятно, из-за сломанных ребер. Дань Хэн же... слабо помнит, почему здесь. Его прошлое воплощение совершило тяжелый и непростительный грех, о котором здесь так любили говорить.       Прошлое воплощение. Не он.       Большая разница, которую практически никто не рассматривал. Должен ли был Дань Хэн страдать, на коленях встречать своих пленителей и продолжать существовать в цепях?        «Это не справедливо», – каждая клетка пылала от возмущения, но ему оставалось лишь стискивать зубы. Дань Хэн ничего не знает. Не помнит. Вероятно, Дань Фэн был чудовищем, раз его приговорили к перерождению. Но не значило ли это, что Дань Хэн – такой же монстр, которого необходимо спрятать?       Он тонет в пустоте. Дань Хэн ощущает, как она с жадностью пожирает кожу и новую оболочку – все то, что в нем есть от «Дань Хэна».       Он чувствует чужую боль; видит чужие воспоминания; слышит шаги и то, как открывается тяжелая металлическая дверь. Свет (свет?.. Хозяин этого тела так давно не видел солнечного света) ослепляет его.       Все проносится перед глазами и оглушает, когда чужой клинок вонзается в плоть Дань Хэна.       Это вынудило его вернуться к тому, с чего он начал; к тому, от чего так старательно пытался сбежать: к этому телу и чудовищной пробудившейся силе, способной разрушить все.       Дань Хэн боялся последствий. Боялся, что отныне не получится повернуть назад и спрятаться; боялся, что теперь члены экипажа отвернутся от него. Дань Хэн – всего лишь скверный преступник Лофу, сбегающий от уготовленной участи и себя самого. Задумаются ли после услышанного члены Звездного экспресса: а достоин ли он следовать пути Освоения? Дань Хэн чувствует себя грязным лжецом из-за длительного сокрытия правды. Если они не смогут простить его, он поймет. Потому что привык осознавать, что тень прошлого нависает и закрывает солнечный свет, обрывает возможности для лучшего будущего.       Дань Хэн облегченно выдохнул, когда увидел близких. Его сердце встретило их теплым трепетом, однако замерло и защемило, когда глаза встретились с глазами Стеллы. Ее холодный и острый взгляд был хуже клинка, несколько часов назад пронзившего тело, и причинил боли гораздо больше. Стелла смотрела на него неузнавающим взглядом, так, словно Дань Хэн был ничем – пустым местом, ничтожной пылинкой, оказавшейся под ногами.       Пока Март 7 беспечно щебетала, а Вельт Янг поддерживал его, она ничего не говорила. Не произнесла ни слова, даже когда Дань Хэн обратился к ней. Только покачала головой и отвернулась.       Дань Хэн ощущал, как между ними воздвигалась стена. Ему хотелось кричать: «погоди, постой, я – это всего лишь я, ничего не изменилось», но этот барьер с каждой секундой становился прочнее. Дань Хэн понимал: Стелле нужно время, чтобы принять изменения. Однако он боялся, что они поставят точку в их общей истории.       Дань Хэн ощущает, как Стелла рассыпается в пальцах. Он наблюдает, как она уходит.       

☽

      Стеллу, кажется, тошнит. Земля уходит из-под ног, голова кружится, а колени дрожат. Она садится на пол – просто не придумывает что-то лучше – и обхватывает голени руками. Смотрит на ковер, но его узоры расплываются перед глазами.       Внутри Стелла похожа на решето. Глубокое, с тысячами дырок внизу, которые со временем не закрываются, а лишь увеличиваются в количестве. Стелла не может удержать внутри что-то хорошее, как бы она ни пыталась – все, подобно воде, проливается на землю и высыхает. Однако лишь переживания, словно твердые грязные камни, задерживаются внизу. Когда они накапливаются – образуют неразрушимую гору, а Стелла совершенно не знает, что с этим делать. Их настолько много, что с легкостью можно построить мост. Она же безучастно наблюдает, как постепенно ситуация ухудшается.       Большое спасибо, Кафка.       Эта женщина совершенно не покидала мысли. Встречи с ней подобны смертельным ураганам. Взгляд Кафки, ее присутствие и манера держаться поражают, словно удары молнии. Стелла невольно замирает каждый раз, когда охотница появляется в поле зрения и улыбается. Не приветливо, не доброжелательно. Опустошенно. Стелла думает (и боится), что сделает абсолютно все, что попросит чарующий голос Кафки. Безвольно, не раздумывая, словно послушная марионетка, действиями которой управляют крепко привязанные нити.       Последняя встреча с Кафкой была такой же – переворачивающей все с ног на голову, заставляющей дрожать от напряжения и пробегающих по телу искр тока.       Кафка – единственная нить, ведущая к прошлому, которую нельзя игнорировать. По крайней мере, Стелла считала так до тех пор, пока не узнала, что никакого прошлого никогда не существовало.       Стелла – никто, обыкновенная пустышка, существующая лишь для определенных целей. Ни больше, ни меньше.       – Ты – искусственное тело, созданное для приема стелларона, – говорила Кафка. – С момента рождения тебе было предначертано принять стелларон на космической станции. Но ты ничего не помнишь, потому что я стерла твою память перед операцией.       Весь ужас сложившейся ситуации Стелла смогла осознать лишь после того, как они расстались.       Искусственное тело. Не человек. Сосуд для стелларона.       Стелла невольно вспомнила лица тех, кого могла разочаровать правдой. Например, Март 7, живущую в фантазиях (или же благополучно существующую благодаря им?). Особыми вечерами она тянула Стеллу за руки, направлялась в свою комнату и непременно запирала дверь, чтобы никто не мог помешать. В первые несколько раз Дань Хэн интересовался, чем они занимались, на что Март 7 показывала язык и отвечала, что это – исключительно девчачьи секреты, знать о которых не обязательно, и выталкивала его за дверь. Стелле лишь оставалось с досадой пожимать плечами: они знали, что спорить с Март бессмысленно.       В такие особенные дни Март 7 устраивалась вместе с ней на мягкой кровати, иногда раскладывала новые фотографии и болтала ногами, все продолжала и продолжала говорить, погрузившись в мечты.       – Как думаешь, кто твои родители? – Март подпирала голову локтями. – Мне кажется, они могли быть очень важными научными исследователями, а ты – их дочь-бунтарка с добрым сердцем, которая решила покорять космос и спасать другие миры! Ох, нет, знаю!       Март встрепенулась. Ее глаза засияли, а губы изогнулись в широкой улыбке, словно пришедшая в голову идея стала лучшей среди всех возможных.       – У такой девушки, как ты, обязательно должен быть воинственный и романтичный возлюбленный, который готов на все ради тебя! Сейчас он путешествует по другим планетам и пытается отыскать любимую, потерявшую память. Любовь, проходящая через галактики! Разве это не очаровательно? – Март 7 обнимала подушку и едва сдерживала восторг.       В такие моменты Стелла не знала, смеяться ей или плакать. Каждая новая идея Март казалась безумнее другой, но это совершенно не останавливало поток. Март 7 дополняла истории красочными подробностями, и Стелле казалось: пройдет еще немного времени, и вариантов возможного прошлого наберется бесчисленное количество.       Также она совершенно не представляла, как сказать Март о том, что ей уже нравился Дань Хэн (из-за чего стало неважно, был ли кто-то до него), который вряд ли вписывался во все продуманные сценарии. Стелла не знала, можно ли называть его «воинственным» или «готовым на все ради нее», зато в определенном роде романтичным – вполне. Интересно, что Март скажет о них, если узнает?       Март 7 часто повторяла о своей схожести со Стеллой. Они обе – очаровательные девушки, ничего не помнящие о прошлом. Именно поэтому им нужно продолжать держаться вместе. Март 7 с таким же энтузиазмом придумывала варианты прошлого и надеялась, что благодаря этому кто-то из них сможет что-нибудь вспомнить. Однако ни один из сценариев не учитывал факт, что Стелла могла являться искусственно созданным человеком.       «Прости, Март, все это было бессмысленно».       У Стеллы ничего нет. Никого нет. Ни семьи, ни друзей. Была только Кафка, неестественным и пугающим образом притягивающая к себе. Стелла не могла объяснить причины наверняка. Это влечение – результат способности Кафки? Или же виной тому связь их судеб?       Голова до сих пор кружится. Стелла сгибается пополам, прижимает ладони ко лбу и рвано-рвано дышит. Ей кажется, что ее лихорадит.       Выходит, первый вдох, пробуждение личности, существование как личность произошли, когда она открыла глаза на космической станции? Увидела лицо Дань Хэна, чужие губы совсем рядом со своими и немного позже – его растерянный взгляд; а также возбужденную Март 7, встретившую широкой приветливой улыбкой. На экспрессе отсутствие воспоминаний никого не удивляло, не напрягало. Отчего-то его члены оказались поразительно понимающими и принимающими ситуацию такой, какой она была. И Стеллу это… в некоторой степени смущало и пугало. Она считала, что не заслуживала принятия, особенно после появившихся новых подробностей.       Конечно же, Кафка могла солгать. Однако сказанные в тот день слова – единственное, что есть у Стеллы. Правда или ложь – не имеет значения, ведь больше узнать не получится. Можно опираться только на слова, которые Кафка произнесла отвратительно спокойно и неторопливо, как нечто естественное. Стелла отчаянно пыталась смириться и перестать отрицать очевидное.       Если бы она была обычным человеком, стелларон бы уже давно уничтожил ее.       Как мусорные баки созданы для хранения мусора, так и Стелла существует лишь для того, чтобы носить внутри стелларон. Ее тело уже покрыто шрамами. Стелла не помнит, как появились многие из них, и старается не смотреть долго: снова натягивает перчатки и как можно скорее одевается, прячет кожу и надеется, что никто не замечает. Эти шрамы – прямое доказательство того, что она – треснувший сосуд; еще немного, и Стелла не выдержит, разобьется, словно хрупкая, сотни раз надколотая ваза. Из-за того, что стелларон рано или поздно взорвется внутри.       Пустышка. Мусор. Ничтожество. Неполноценный человек. Ненастоящая. Неживая.       Эти мысли продолжают кружиться в голове и давить. У Стеллы дрожат плечи. Ей хочется протолкнуть пальцы в рот и вырвать этот проклятый стелларон или же просто разорвать грудь и собственными руками достать его.       Но останется ли Стелла собой, если стелларон однажды покинет ее тело? Не потеряет ли себя? Кто она без стелларона?       Тело горит. Стелла готова поклясться, что ощущает, как бешено стелларон пульсирует внутри. Она чувствует лишь удушье и желание покончить со всем этим прямо сейчас.       Смартфон надоедливо вибрировал. Стелла не хотела смотреть. В последние дни слишком часто писала Кафка, и это нервировало. Когда охотница за стеллароном отправляла сообщения, Стелла чувствовала себя пойманной в липкую паучью сеть. Она игнорировала, но Кафка всегда находила ее снова, снова и снова, не оставляла ни шанса на побег. Стелла считала, что охотница смеялась над ней, играла с чувствами беспощадно и умело. Увидеть одно сообщение достаточно, чтобы чувствовать дрожь.       Стеллу трясло и сейчас. Сообщения неизвестных контактов, которых стало гораздо больше, напоминали о Кафке каждый раз. Хотя Стелла ни на секунду не сомневалась, что писала именно охотница.       Кафка везде. Кафка наблюдает. Эти мысли проникают под кожу, вызывают зуд и терзают, заставляют нервно сглатывать.       Смартфон снова вибрирует. Стелла чувствует раздражение, поджимает губы и глубоко вдыхает. Ее пальцы онемели. Стелла с трудом дотягивается до телефона и открывает чаты. Семнадцать сообщений от Март 7; несколько – от четырех неизвестных пользователей. Одно уведомление от Сампо (наверняка в очередной раз предлагает купить нечто бесполезное). Три сообщения от Химеко; два – от Вельта. Она замечает, что несколько новых знакомых с Лофу Сяньчжоу написали тоже, но, вероятно, всего лишь с просьбами о помощи.       У Стеллы нет сил и желания смотреть, отвечать и в очередной раз бросаться спасать кого-либо. Единственное, что ей хотелось сделать, – навечно запереть дверь, свернуться клубком на полу и больше никогда не вставать. Среди списка чатов Стелла видит новые сообщения от Него и открывает их, не раздумывая. В горле чувствуется ком.              

Чат с пользователем: Дань Хэн

      Дань Хэн:       Ты в порядке?       Дань Хэн:       Я спрашивал у Март о тебе, но она сказала, что тоже давно не видела тебя. Она волнуется.       Дань Хэн:       Химеко и господин Янг сказали, что в последний раз видели тебя, когда ты говорила с ними о том странном сообщении.       Дань Хэн:       Где ты? Тебе нужна помощь?              

Стелла:

      

Приходи

      

      

Пользователь Стелла отправил местоположение.

      

      Дань Хэн:       Скоро буду.              Из-за слабости Стелле хочется разрыдаться. Она поджимает губы и часто моргает, откладывает телефон в сторону. Голова раскалывается. Стелла снова подтягивает колени к груди и обнимает их, раскачивается в попытках успокоить себя. Ей противна мысль, что Дань Хэн увидит ее такой.       Дань Хэн… После битвы с Фантилией они до сих пор не поговорили. Но было ли что обсуждать?       Дань Хэн, внезапно оказавшийся наследником крови видьядхара, не укладывался в голове.       Дань Хэн, отныне носящий корону из рогов, теперь казался чужим и далеким.       Но могла ли Стелла винить его за умалчивание подобной информации? Конечно же, не могла, потому что понимала и планировала поступить так же. Стелла не готова рассказать другим членам экспресса о том, что узнала. Не сейчас.       Тогда стоило ли отменить встречу с Дань Хэном, сказать, что все в порядке, и потому приходить не стоит? Стелле ничего не хочется. Из-за невыносимой пульсации стелларона внутри ей начинает казаться, что она сходит с ума. Или уже давно сошла.       Еще есть время для того, чтобы запереть дверь; написать, что, мол, ошиблась адресом, или вышла прогуляться, если он действительно придет и попытается войти. Стелле хотелось выть и рвать на себе волосы из-за противоречивых мыслей, кружащихся в голове подобно рою. Но вдруг присутствие Дань Хэна сможет подарить облегчение, станет спасением? В особенно скверные дни – такие, как этот – он медленно гладил ее волосы, прижимал к себе и позволял уткнуться в свою грудь без лишних слов.       Точно маленький луч света, пробивающийся сквозь тяжелые грозовые тучи.       Дань Хэн никогда не опускался на колени и не клялся в любви до гроба, как это бывало в приторно-сладких любовных романах со счастливым концом. Вместо этого он был рядом столько, сколько требовалось; не задавал ненужных вопросов и лишь изредка кончиками пальцев проводил по ее щекам или целовал макушку. Стелла, не говорящая ни слова о переживаниях, отчего-то ощущала себя в безопасности, чувствовала: ее понимали здесь и сейчас. В такие моменты она медленно расслаблялась и ощущала, что больше ничего не сдавливает грудь.       Стелла, пытаясь задушить нарастающую тревогу, нервно сглатывает. Она закрывает глаза, прижимает руку ко лбу и сосредотачивается на дыхании.       

☽

      Дань Хэн не ожидал, что сообщение Стеллы приведет его в квартал залов небожителей к квартирам, временно сдающимся в аренду. Обычно Безымянные располагались в гостиницах. В небольших комнатах – похожих на те, что были в Камнеграде – у Дань Хэна не получалось заснуть. Любой сон в один миг превращался в кошмар или болезненное воспоминание о прошлом.       Он видел свои окровавленные руки, копье, чужой меч и, в конце концов, Блэйда, всегда возвращающегося после смерти. Дань Хэн не помнил, сколько раз убивал – эта пораженная марой тварь, безумная и свирепая, продолжала преследовать. Ему оставалось бежать и не оглядываться, но ожидать следующей встречи со сжимающимся от тревоги сердцем.       Блэйд возвращался. Всегда возвращался. И вернется снова со звериным оскалом, словно гончая, вновь напавшая на след.       Каждая встреча напоминала безумное колесо – они застряли в цикле, который заканчивался смертью. Шрамы, полученные в результате их сражений, до сих пор болели, несмотря на то, что давно зажили. Дань Хэн готовился в очередной раз встретить Блэйда с копьем, крепко сжатым в руке. Он обещал себе, ему сражаться до тех пор, пока конец не настигнет кого-либо из них.       По ночам Дань Хэн видел – нет, чувствовал – руки Блэйда, сжимающие шею, желающие и готовые свернуть ее. Он вскакивал, прижимал вспотевшие ладони к горлу и обнаруживал, что, к счастью, никого рядом не было. Однако чем больше времени проходило, тем чаще снился Блэйд, словно предупреждал: скоро, совсем скоро мы встретимся вновь.       Смена обстановки ситуацию лишь ухудшала. Кровати в съемных номерах казались Дань Хэну непозволительной и непривычной роскошью: в Доме кандалов был только холодный пол, да и за годы скитаний до присоединения к экипажу Звездного экспресса времени расслабиться не находилось. Поэтому в архиве он предпочел иметь лишь тонкий матрас (хотя до этого пытался убедить Пом-Пом, что подойдет пол или веревка), которого вполне достаточно, чтобы отдохнуть. Такое решение напоминало о прошлом – Дань Хэн скитался и не мог задерживаться на одном месте долго. Необходимость иметь возможность быстро скрыться, нежелание привязываться к вещам и окружению плотно въелись в его сознание.       Дань Хэн стоял около нужной двери и не решался стучать. Кажется, уже несколько минут. Все это время грудь сдавливало от беспокойства, уйти он не мог. У Дань Хэна не получилось бы оставить в беде любого из Безымянных, но Стелла превратилась в... особый случай.       Она редко просила о помощи, и, вероятно, именно поэтому у него не получалось отказывать. Бывали лишь единичные эпизоды (оттого и так хорошо всплывающие в памяти): в основном Стелла обращалась ради поиска интересующей информации, однако не так давно пыталась получить его фотографию якобы для фанатов "Холодного дракона". Дань Хэн тогда закатил глаза. Ему не нравилось это прозвище, и он считал его глупым. Подобное сообщение заставило Дань Хэна осознать, что ранее они не обменивались фотографиями. Личными, разумеется. А, вероятно, хотелось бы.       У Стеллы легко получалось сводить его с ума. Короткое «приходи» было совершенно не свойственно ей. Дань Хэн ощущал, как тиски сдавливали легкие и горло каждый раз, когда приходилось смотреть на единственное сообщение и сверяться с адресом. Он не знал, о чем следовало думать. Ее похитили и держат в заложниках? Нет, с большей вероятностью именно Стелла станет той, кто держит кого-то в заложниках. Что-то произошло со стеллароном? Она ранена? Дань Хэн медленно и шумно выдыхает, пытается больше не думать.       Он в очередной раз убеждается в правильности местоположения (сильно сжимает телефон, потому что замечает, что в последний раз Стелла была в сети, когда отправила координаты) и стучит в дверь. Стук неприятным эхом разрастается в ушах.       – Стелла? Это Дань Хэн. Ты в порядке?       Когда ответа не следует, острые когти царапают сердце. Дань Хэн вдыхает глубже, стучит громче и пытается держать себя в руках. Он не мог совершить ошибку, адрес верный. Дань Хэн дергает ручку и, к своему же удивлению, обнаруживает, что дверь не заперта.       – Стелла?..       Он видит ее, сидящую на полу спиной к двери и закрывающую уши. Дань Хэн замирает, боится двигаться-дышать-говорить, словно Стелла – сидящий на благоухающем цветке золотистый мотылек, которого может спугнуть даже одно неловкое движение. Он замечает, что она дрожит.       Дань Хэн делает бесшумные шаги, опускается на колени и отрывает руки Стеллы от ушей. Накрывает ее ладони своими и сжимает их.       – Я здесь.       Стелла поднимает взгляд, смотрит на него слишком туманно, словно не узнает. Когда она приоткрывает рот, ее губы дрожат. Выглядело так, словно Стелла хотела что-то сказать, но не могла. Тишина давила.       По щекам Стеллы скатываются слезы. Она часто моргает, освобождает пальцы и стирает соленые капли тыльной стороной ладони. Дань Хэн заключает Стеллу в объятия, прижимает к себе и позволяет уткнуться в грудь. Он запускает пальцы в ее волосы и осторожно гладит.       Стелла рыдает. Громко всхлипывает и дрожит в его руках. Дань Хэн ничего не говорит – просто не знает, что могло бы помочь в подобной ситуации – только обнимает ее крепче. Стелла с силой цепляется за его плечи, так, словно на ее глазах разрушается мир, а Дань Хэн остается единственным, кто пока не рассыпается. Эоны свидетели: попытайся оторвать ее от чужого тела – не выйдет.       Дань Хэн не помнил, когда плакал в последний раз, плакал ли вообще когда-либо. Оттого чужие рыдания казались невыносимыми и слишком громкими. Дань Хэн понимал: Стелла устала. Ее сосуд, и без того искалеченный, вероятно, временем, или, возможно, прошлым, разбился. Все то, что Стелла так долго сдерживала в себе, заверяя, что все в порядке, прорвалось, бурным водным потоком разливалось по земле. Кажется, новый сосуд из осколков больше не получится собрать. Ее страданий накопилось так много, что никакая почва больше не была способна впитать их в себя.       – Я рядом.       Дань Хэн повторяет эти слова тише, прижимается подбородком к ее макушке. Он хотел помочь Стелле заново собрать себя. Даже если куски слишком маленькие; даже если так просто их не достать; даже если они больше никогда не станут единым целым. Дань Хэн хотел помочь ей так, как и она однажды помогла ему обрести новый смысл. Помочь ей возродиться, помочь ей создать новый сад – их общий сад; их сад, наполненный воспоминаниями – на этих затопленных землях, выглядящими на первый взгляд ничтожными.       – Все будет хорошо.       Они переместились на кровать. Постель выглядела холодной и пустой. Дань Хэн невольно вспоминает: Март 7 любит множество игрушек и мягкие подушки на кровати. Так, по ее мнению, она чувствовала себя менее одинокой. А Стелла?.. Сейчас Стелле, вероятно, хотелось свернуть себе шею.       Чувство вины царапало внутренности до крови. Дань Хэн не знал, что мог сделать. Он совершенно не умел подбирать верные слова и поэтому молчал. Дань Хэн до сих пор обнимал Стеллу так крепко, как мог.       Через некоторое время она перестала дрожать в его объятиях, а ее тело начало расслабляться. Стелла безжизненно смотрела в пустоту и была похожа на звезду, сияние которой погасло в мгновение ока. Дань Хэн гладит ее волосы, едва касаясь, заправляет пепельную прядь за ухо – подобным жестом старается приободрить ее. Стелла не двигается. Вероятно, просто не хочет, или ощущает полное отсутствие сил.       Дань Хэн заказывает доставку. Они сходятся на этом без каких-либо лишних фраз. Отыскать ее любимые блюда в списке (некоторые из них ранее посоветовал попробовать Дань Хэн) было достаточно просто.       Голова Стеллы теперь покоилась на его коленях. Дань Хэн продолжал нежно ласкать ее пряди, пальцами зарывался в ее волосы. Они молчали. С каждой новой секундой, обрастающей тишиной, Дань Хэн ощущал, что проваливался в бездну. Стелла уже находилась там. Она протягивает руку к потолку, выпрямляет пальцы и смотрит вверх. Ладонь Дань Хэна скользит по ее запястью и поднимается выше. Он переплетает их пальцы.       – Ты хочешь рассказать о том, что случилось? – Дань Хэн начинает осторожно и тихо. Боится, что у него получится разбить сосуд Стеллы снова. Слезы высохли, но они могли появиться вновь. – Конечно, если ты готова говорить об этом.       Стелла смотрела в потолок. Этот вопрос, казалось, только сильнее толкнул ее в бездну. Дань Хэн заметил, как уголки губ Стеллы дрогнули.       – Кафка хотела встретиться со мной.       Кафка. Охотники за стеллароном. Блэйд.       – А он?..       – Был вместе с ней.       Дань Хэн чувствует, как у него леденеют пальцы. Стоило догадаться, что рядом с этой женщиной обязательно окажется он – безумное создание, пораженное марой. Охотники за стеллароном следовали за ними: Кафка преследовала Стеллу, а Блэйд – Дань Хэна, и это было самым отвратительным и мерзким совпадением.       По спине пробегает дрожь. Сердцебиение Дань Хэна учащается. Он помнил безумный оскал Блэйда, его хриплый смех; совершенно не мог забыть меч, вонзившийся в плоть (до сих пор было больно). Эта сумасшедшая тварь вынудила отправиться на Лофу Сяньчжоу. Дань Хэн пытается выровнять дыхание, делает медленный глубокий вдох, но контролирует себя с трудом:       – Что он сделал с тобой?       – Дань Хэн…       – Что он сделал?!       – Ты побледнел.       Стелла приподнимается с тяжелым вздохом, присаживается рядом и сжимает его кончики пальцев.       – Ничего, Дань Хэн. Ничего. Он был не в состоянии навредить мне или кому-то другому.       Дань Хэн пытается успокоить себя. У него кружится голова. Дань Хэн мысленно повторяет: Стелла в порядке. Он не посмел ей навредить. С ней все хорошо (по крайней мере, физически). Она в порядке, она в порядке, она в порядке.       – Дань Хэн, посмотри на меня, – Стелла продолжает лишь после того, как он поднимает на нее взгляд. – Со мной все нормально.       Дань Хэн поверил бы, если бы не застал ее рыдающей на полу ранее. Однако он поражается тому, как быстро Стелле удалось собраться, чтобы начать успокаивать его. Настоящая героиня, не иначе. Дань Хэн накрывает ее ладони своими. Ему требуется время, чтобы привести мысли в порядок и успокоиться.       «Стелла в норме, ей не навредили, и я должен доверять ей», – волна спокойствия накрывает плечи с трудом.       – Тогда проблема в Кафке?       Взгляд Стеллы снова становится тяжелым. Она опускает глаза и кивает, какое-то время не может решиться, чтобы продолжить. Дань Хэн не торопит ее, но и более интимно прикасаться не спешит: боится спугнуть; боится, что та самая стена все еще существует.       – Пообещай, что никому не расскажешь. Эти мысли сильнее меня, Дань Хэн. Я не готова рассказать кому-то другому.       Он кивает:       – Обещаю.       Стелла выдыхает как-то судорожно, словно пытается собраться с мыслями и тщательно оценить ситуацию: а не пожалеет ли потом, если расскажет? Дань Хэн слишком хорошо знал этот взгляд – она сомневалась.       – Кафка сказала, что мое тело создали искусственно ради принятия стелларона, – ресницы Стеллы дрожали. – Я не могу перестать думать о том, что меня никогда не существовало, что я – всего лишь оболочка, созданная лишь потому, что кому-то захотелось найти стелларону применение. Я… жалкая, да?       – Стелла, – ладони Дань Хэна ложатся на ее плечи. – Я не доверяю ни Кафке, ни другим Охотникам. Ее слова, не подкрепленные доказательствами, – единственное, что у нас есть. Но… если это окажется правдой, мое отношение к тебе не изменится.       Стелла удивленно моргает и вздрагивает. Ее губы кривятся в измученной и нервной улыбке.       – Меня никогда не существовало, Дань Хэн. И никакого прошлого, которое я пытаюсь вспомнить, у меня тоже нет.       – У тебя есть настоящее. И Экспресс.       – Возможно, я не человек, Дань Хэн. Не уверена, можно ли назвать меня живой.       Какое совпадение, он тоже. Дань Хэн задумывается: а не из-за череды подобных случайностей они стали так близки? Ему казалось, что внутри Стеллы зияла дыра. Дань Хэн предполагал, что именно из-за чувства опустошенности она так отчаянно стремилась помогать другим. Это позволяло хотя бы немного почувствовать себя… значимой. Дань Хэн вздыхает. Он знает, что должен сказать.       – Когда мы работаем в архиве, обычно ты читаешь заметки быстро и вскользь, только потом внимательно вчитываешься в отдельные строчки. Тебе нравится помогать Пом-Пом, но ты не любишь убирать Экспресс. Каждый раз, когда тебе приходится копаться в мусорных баках, ты морщишь нос. Тебе нравятся фотографии Март, «Радость небожителя» и кофе Химеко. Когда ты видишь сообщения Сампо, постоянно восклицаешь: «Если он еще раз мне напишет, я его заблокирую!». За прошедший месяц это случилось пять раз. Ты довольно внимательна к чувствам окружающих. Я долгое время могу продолжать этот список, но главное доказательство, – ладонь Дань Хэна прижимается к ее груди, – здесь. Я чувствую твое сердцебиение, Стелла. Это делает тебя живой. Об этом говорят твои особенности, твои черты характера. Ты – не оболочка для стелларона, ты живая.       В ответ Стелла только шмыгает носом. Лбом она прижимается к его груди, пытается вновь отыскать утешение. Стелла руками обвивает талию Дань Хэна. Он обнимает ее в ответ, снова укутывает и пытается спрятать от терзающих проблем.       – Я боюсь, что однажды потеряю контроль и все разрушу… – шепчет Стелла.       – Химеко и господин Янг не позволят кому-либо или чему-либо навредить тебе. Уверен, они придумают что-нибудь.       – А ты?..       – Тоже сделаю все возможное, чтобы помочь тебе. – Дань Хэн ни на секунду не сомневается в ответе.       – Спасибо за то, что пришел. И за эти слова тоже спасибо.       Дань Хэну хочется ответить что-то похожее на: «не стоит, не нужно благодарить меня, ведь ты сделала бы то же самое», но их спокойствие нарушает оповещение от курьера. Он нехотя отпускает Стеллу и встает, направляется к двери, чтобы забрать еду. Дань Хэн заказал шашлычки из ягодного фазана, бисквиты из поющего лотоса и «Радость небожителя».       – Я подумал, что это сможет поднять тебе настроение.       – Ты определенно знаешь, как поддерживать людей, – комментирует Стелла и удовлетворенно кивает, глядя на еду, но Дань Хэн качает головой.       Следующие минуты они снова проводят в тишине. Доедать свои порции Дань Хэн не спешил, потому что хотел удостовериться, что Стелла все доест первой. «Радость небожителя» не сильно нравилась ему, однако название приятным теплом отзывалось в груди – не так давно Стелла порекомендовала его. Как только она узнала, что Дань Хэн питает слабость к разным сортам чая, начала предлагать множество напитков.       С ней время всегда летело незаметно. Одна чашка чая превращалась в несколько чашек, да и молчание мягким одеялом накрывало их плечи, создавало невидимый безопасный мир вокруг. Однако сейчас Дань Хэну было тревожно. Он не знал, о чем думала Стелла, и понимал, что сказанных слов будет недостаточно, чтобы исправить ситуацию и заставить забыть о проблемах.       Больше всего на свете Дань Хэну хотелось бы растворить все печали Стеллы в себе. Рядом с ней он ощущал себя живым и заново познавал многие вещи: пробовал блюда родной кухни, вкус которых забыл; посещал места, которые ранее могли только сниться. Дань Хэн невольно задумался: а было бы все лучше, если бы он не был преступником? Тогда не пришлось бы прятаться, тогда они со Стеллой смогли бы гулять по Сяньчжоу и… Подобные мысли расстраивали Дань Хэна, поскольку он осознавал их неосуществимость.       Стелла заглядывает в его глаза и нарушает молчание:       – Хочу увидеть тебя настоящего.