Моя Муравушка

Петербуржская слякоть из снега и ходячих слухов около середины ноября, каменные джунгли города, сырость и серость смешались в одну единую тоску Муравьёва-Апостола. Стоя на Сенатской площади, где казалась отличным для всякого рода переворотов, была заполнена людьми, повозками, какими-то дворянами, бричками, воем, визгом и в целом шумом человеческого бытия. Но всё было как об стенку горох, звук был для Сержа как что-то не существующие, отдельная субстанция от всего тленного мира. Бродя мимо всего этого цирка, невольно, но как бы случайно, но для Ивановича предательски заболела голова, а конкретно около височная часть. Она была неприятной, колкой и накатывающей, как морская волна в финском заливе. И что же? А то что всё казалось ужасно тяжёлым и гнусным, а небо падало и разбивалось об голову пониженному офицеру. Ноги были как медная статуя, тяжёлые, неподвижные и безвольные, как сам Муравьёв! Женщина упала прямо под карету, раздался душеразрывающий визг, брызнуда кровь на тающий серый снег. Под бричкой скрипели ломаясь кости, жертва ещё какое-то время выла, но вой стал стихать. Единственное что осталось в повисшей тишине, это последний хруст хребта, когда двое задних колёс переехали несчастной спину. Бричка сия остановилась, а люди стали подбегать ото всюду, что помощники, которые пытались вытащить женщину, что обычные зеваки. Это происшествие вывело из раздумий тяжких и дум ужасных о жизни Сергея, он резко остановился в паре метров от этого пиршества смерти. Как плётка рассекла спину, холод прошёлся по телу, сглотнуть слюну, почувствовать страх и любовь к своей жизни. Вот эти чувства, как кипятком по руке нечаянно обварится во время приготовления чая в военном походе, были редкими в груди человека воспитанного в идеалах Наполеоновской Франции. Мужички рассталкивая уже как видимо труп прекрасной рыжей покойной, обласкали пару "приятных" слов об извосчике и его пассажирах. Это происшествие сильно ударило по сознанию Сержа, ноги не слушались хозяина и понесли его по всему Петербургу мимо зданий каменных, парков заснеженных, людей запыханных, по каналам, улицам и проспектам. Пока не привели его в знакомую парадную, где всё психологически давило на Серёженьку и стены бежевые, которые стали резко серыми и холодными, и плитка на полу ставшая колючие и мрачной, и винтовая лестница, казавшися уходящая прямо в небо и тишина звонящия. Но время на раздумий ему не дали, тело неслось к одной тёмной двери на втором этаже. Которая впрочем была открыта, оттуда веел холод ноября. Тихонько толкнув дверь своим бедром, Серж вошёл в квартиру, его шаги были тихие и практически бесшумные. Мимо картин, спальных комнат и вот он в комнате с тёмно-изумрудными стенами, с дорогой мебелью и пьяным Бестужевым-Рюмином. В нос ударил запах французского шампанского, молдавского вина и конечно же свечь вперемешку с ароматом еды. Пройдя и сев на стул напротив товарища, он аккуратно стал того тормашить. Рюмин открыл бренные очи своему миру, огляделся, пощурился и расплылся в улыбке при виде дорого друга. -Ну что, господа революционеры, сейчас мы выпьем шампанского и застрелимся! - неизвестно кого сей имел ввиду, но факт остаётся фактом, Миша был слишком расстроен новостью о ссылке в Малороссию. -Миш, как ты? - едва шевеля губами спросил Апостол. -Отлично, Сергей Иваныч, просто превосходно, как там сказал великий князь? Высочайшая воля? Ах, да пошла она к чёрту воля эта! - налил в бокалы шампанского и протянул бурлящий напиток Муравьёву, тот взял и одним залпом осушил бокал, улыбаясь последним мгновениям. В сердце грустно стала колоть игла реальности, напоминая что скоро здесь будет пусто и одиноко, практически всех друзей сослали (ну кроме драгоценного Трубецкого). -Когда покидаешь город? -Сегодня, Серж, сегодня. Вот придёт Петрович и по коням,-икнул, пустой взгляд уставился на потолок украшенной белой липниной в стиле барокко. -Я, хотел попрощаться с тобой, неизвестно когда твоё дело пересмотрят, я уверен его пересмотрят! -Ох, Муравушка, моя Муравушка, неужели ты настолько наивен и думаешь что "высочайшая воля", такое пересмотрит? Ну не смеши, - смешок, облизнул губы и в одно часье выпил игристое, после расслабленно облакотился на стул. -Кхм, как ещё раз Миш? -Му-ра-ву-шка,- буквально по слогам отбивал Михаил, теня каждый слог с таким выжделением и наслаждением, что казалось ещё чуть-чуть и сей блаженный на этом слове женится. Муравушка замерла и покраснела от такого, невольно потянувшись к воротнику, нервно его пальцем тонкой руки поправляя. А на это Михаил лишь задорно рассмеялся, глядя пьяными глазами на лучшего друга с которым бы и в огонь, и в воду, и в революцию. -Ну что ж, предлагаю выпить на прощание! - открыл мастерски вино и наливая розовою жидкость, краем карьих глаз посмотревал на Сержа, впрочем, вино уже в бокалах. Тост, залп, грохот двери, слуга, вещи, сумки, катомки, бричка, одиночество.

***

Великий князь ехал вальяжно на своём коне, рассматривая виды близь Петро-Павловской крепости, статный и серьёзный мужчина заставлял восхищаться/влюбляться всех девиц в округе. Каждая мечтала стать его женой, каждый хотел заиметь милость его и все знали сей князь в отца: умный, расчётливый, серьёзный. Но его сердце было не один сплошной твёрдый булыжник уральский, а тёплая мягкая и самое главное милосердная плоть. Царский конь, кой был собой хорош, гордо вёз хозяина по Санкт-Петербургу. Ветер вольно или же случайно бил в грудь Павловича, намереваясь как бы остановить, но разве такого упорного и упёртого человека можно? Снег срывался с неба большими хлопьями, схожими на драгоценный хлопок, на улице слегка подморозило. Птицы крикливо кличали своих сородичей, то ли за едой, то ли на помощь, а может так искали вторую свою половинку? Навстречу такому прекрасному князю, двигался уже пониженный в звании бывший подполковник Семёновского полка Муравьёв-Апостол. Тот особо и не всматривался в человека, едущего, к нему на встречу. Но вырвавшись из тленных мыслей о бессмысленности бытия, вскинул свою чёрную голову вверх и столкнулся с морозным взглядом великого князя. Как полагается Сергей Иванович поздоровался с величественной особой, надеясь проехать в театр без больших задержек и происшествий. -Почему не в своей части, капитан? - каверзно и с долей гневного волнение поинтересовался Николай Павлович. -Ваше императорское высочество, как раз таки еду в часть, - как всегда спокойно отвечает Серж, вправду в той стороне была его часть, а куда ж он истинно едет известно только ему самому. -При параде с цветами? - брови нахмурились, в сердце ревность провела своим лезвием. Но по лицу его ж было видно, что тот не верит в слова капитана. -Почему бы и нет, ваше императорское высочество? -Кому же цветы, позволь узнать? - по спине прошлись тысячи муравьёв, они холодными лапами студили спину великому князю, этот холод заставлял морозиться сердце в груди, замерая от волнения. Ах, если бы Сергей знал, как тот люб Николаю, как тот радуется в сердце когда тот краем губ улыбается, как у того сердце ёкает при виде хмурого Апостола. -Одной прекрасной даме. -И что же прекрасная дама забыла в гвардейской части? -Но почему в гвардейской? Ваше императорское высочество, рядом ждёт, - спокойно улыбнулся. -Хорошо, едьте, не заставляйте даму ждать,-сам не верил своим спокойным словам. -Честь имею, - после муравьёв исчез на просторах города на Неве, оставляя со своими чувствами Николая.