DAYS OF MY LIFE/ДНИ МОЕЙ ЖИЗНИ

| В кабинете было накурено и душно, пахло дешёвым растворимым кофе и нотками каких-то женских духов. Когда Аластор ступил за порог, вся эта смесь запахов ударил ему в нос и первое, о чем он подумал, так это то, что нужно проветрить помещение и впустить свежий воздух. Но окно было закрыто и завешано шторами. Причем выглядело это так, будто к нему вообще не подходили, а оставили всё, как это было изначально. И правильно — на улицах Ада воздух еще более загрязненный и неприятный, чем здесь. Так что нет смысла жаловаться, если этого не избежать. Поэтому Радио-Демон просто вошел внутрь, поприветствовал сидящего внутри дежурной улыбкой и спросил то, что как раз-таки привело его сюда: — Как дела с программой искупления? За столом, откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу, сидела Дора. Она достала сигарету изо рта и посмотрела на Аластора. Выдохнула клубы дыма из лёгких, проследила за их движением к потолку. Смотрела вверх, пока дымка не растаяла под закопченным полотком – не одна она баловалась курением в закрытом помещении. И потом вновь перевела взгляд на незваного гостя, наконец, соизволив ответить. — Чтобы составить план по искуплению, мне нужно хотя бы знать, для кого я буду это делать, - Дора потушила сигарету в переполненной пепельнице и взяла со стола кружку с кофе, от которой поднимался горячий пар. Аластор перевёл взгляд на её руку, которая спокойно держалась за обжигающие стенки кружки. И на то, с каким спокойствием она только что сделала большой глоток кипятка. На это он лишь приподнял брови и улыбнулся шире. Он внимательно следил за ее действиями и поведением, чтобы сформировать о ней правильное представление, чтобы знать рядом с кем он «работает» в отеле. Чтобы знать, что можно ждать от неё. Это важно. — Чарли ведь сказала, что для Энджела. Энджел Даст. Только не говори мне, что не знаешь кто это, - он прошёл вглубь кабинета и сел в кресло, что стояло неподалёку от стола. Причём так спокойно, будто это кресло специально для него ставили. – Он довольно знаменит, кстати. Я, конечно, не из тех, кто знаток в подобной сфере, но это все равно не умаляет его популярности здесь. Пока Аластор продолжал говорить, Дора задумчиво перевела взгляд на бумаги перед собой. На важных документах она увидела лишь каракули, которые сама же и оставила своей рукой из-за скуки. И никаких данных, которые ей могли предоставить. Даже самых банальных. Даже возраст этого Энджела не сказали. —Аластор, я напоминаю тебе, что... - она даже договорить не успела, как ее тут же перебили. Пора бы было уже привыкнуть к тому, что Аластор до неприличия часто не удосуживается дослушивать других до конца, чем вызывает нервный тик у окружающих. Особенно у Вэгги: Дора всегда старалась прятать улыбку, когда эти двое выходили в открытый диалог, переходящий в конфликт (всегда срывалась Вэгги, а Аластор в ответ, буквально в лицо, ей смеялся). Но не думайте, что дора смеялась с кого-то из них – нет. Дора обычно предпочитала оставаться в нейтралитете. Но вот когда Аластор перебивал Дору, та начинала отчасти понимать Вэгги. Это раздражало, когда не могут даже дослушать, банально, до конца. —Ах да, точно! - Аластор театрально хлопнул себя по лбу и рассмеялся. Радиопомехи искривляли восприятие его голоса и смеха полностью. - Ты ведь у нас новенькая! Как же я мог забыть о том, что ты совсем не знаешь Ад. Он, отсмеявшись, с широкой улыбкой смотрел на Дору, вальяжно устроившись в обитом красным бархатом кресле. Он почти сливался с ним, когда откидывался на спинку и чуть склонял голову вниз, смотря на собеседника исподлобья: намеренно или нет – уже неважно, потому что Дора давно заметила за ним подобные повадки. Пытался выглядеть сильнее, страшнее, выше. Можно было создать целый список жестов, слов и выражений лица Аластора, которыми он пользовался ну постоянно – настолько часто, что начинало казаться, что он просто не знает что придумать еще такого, эдакого, пугающего. Дора сознается: она бы с большим интересом составляла план для искупления Аластору, чем какому-то там Энджелу Дасту. Аластор был намного интереснее, глубже. Он был многогранным и непредсказуемым. Он был объемным. —Так кто такой Энджел Даст? – она говорит на выдохе, опуская плечи и устало склоняя голову чуть набок. Дора еще не начинала свою работу, а уже заскучала. —Да-да, точно, - он кивнул, не меняясь в лице, продолжая все также улыбаться, - Энджел Даст — наш единственный посетитель, который якобы будет «исправляться». Он очень известный порно актёр. Дора вопросительно подняла свои тонкие светлые брови. — Порно актер? — Именно. Причем работает в одной из самых крупных студий. —Можно мне его досье? – Дора облокотилась об стол, смотря на Аластора. Что даже пальцем не пошевелил. Лишь в полутьме угла, где стояло кресло, виднелись его красные глаза и широкая-широкая улыбка. Казалось, что его желтые зубы будто бы светились. Удивительное место. Он щелкнул пальцами, и Дора, не отрывающая от него глаз, не смевшая моргать, увидела в этот момент пару символов, появившихся из ниоткуда и пропавшими в то же мгновение. И вот перед Дорой лежит папка с бумагами: есть фотографии, есть данные по типу роста, веса и возраста, на некоторых бумагах есть более подробная информация, на каких-то и вовсе пусто. Но общий смысл Дора уловила. — Откуда у тебя столько информации? – она и правда думала, что будет что-то довольно банальное, что можно определить только по виду. Но там была еще и информация о его родне. — Тебе еще нужно будет научиться быть везде и сразу. – Аластор говорил так, словно давал ей какое-то наставление. Будто заботливый дедушка учит жизни маленькую внучку, честное слово. Вразумительного ответа он никогда не даст. Всегда нужно находить его самой. Иногда Дора чувствовала себя так, будто между ней и Аластором какая-то пропасть в виде тысячи световых лет, которые никогда не сумеешь преодолеть. Она вытащила из папки фотографию, и какое-то время смотрела на нее. Из угла Аластора она услышала тихий смешок. Ну, смейся, смейся. На том снимке, который был у нее в руках, Энджел держал в руках автомат и стоял рядом с одноглазой пышногрудой девушкой. Они оба с улыбкой смотрели в сторону. — Где он берет это оружие? – Дора подняла глаза на Аластора. — Он ведь паук, посмотри на него, поэтому, когда он вытаскивает третью пару рук, то у него всегда есть эти автоматы. Он очень хороший стрелок. Дора прищурилась. Паук значит. С автоматами. — Хороший стрелок, значит… Она пролистала досье и прочитала пункт «Билингвист. Знает английский и итальянский. Жил в Нью-Йорке в 40-х годах.». Они чуть помолчали. Аластор все также сидел в кресле, закинув ногу на ногу и довольно улыбался. — Мафиози? — В точку! – Аластор щёлкнул пальцами и его улыбка стала только шире (куда уж шире). — Чарли хочет, чтобы я исправила бывшего мафиози, наркомана, порно-актёра, так ещё и гея? - Дора сделала какие-то заметки на единственном чистом листе перед ней. — Я не говорил, что он гей, - Аластор улыбался, заинтересованно смотря на девушку перед ним, - и то, что он наркоман. Она подняла на него глаза и изогнула губы в мимолетной улыбке. — Ангельская пыль — это жаргонное название фенциклидина, принятое среди наркоманов, - Дора откинулась на спинку стула и сцепила руки. - Если перевести на английский, то мы получим слова, созвучные с его именем. Очевидно, что это не его настоящее имя, а просто так никто не назовёт себя названием наркотика. Это не просто какое-то совпадение, не думаешь? Аластор поднял брови и усмехнулся. —Неплохо. Ну, а насчёт его ориентации? Как ты это смогла понять? - он чуть подался вперёд, продолжая сидеть в кресле. Только теперь он, кажется, вообще не моргал, пристально смотря на нее. Она широко улыбнулась ему. — По нему сразу видно. Прям очевидно. Аластор легко поднялся с кресла и подошёл к её столу, смотря сверху вниз. Если бы его спектр эмоций, которые он отображает на своём лице, был больше, то Дора бы увидела самое обыкновенное любопытство. Но вместо этого она смотрела на широкий оскал и на хитрый прищур глаз. И она улыбалась ему в ответ как ни в чём ни бывало. Он не пугал ее своими резкими движениями, своими острыми зубами, которые могли бы впиться в ее шею и разорвать ее трахею и артерию. Аластор не казался Доре слишком уж ужасным, как все вокруг говорят. Он был таинственным, да. Он был угрожающим, да. Он был непредсказуемым, да. Это может пугать других, но не ее. Она слишком привыкла к такому типу людей. К таким как Аластор просто нужен особый подход – более осторожный. А еще с такими, как он можно наугад тыкать пальцем в небо и полагаться на удачу. Надеяться, что тебе повезет, и ты откроешь в таких людях что-то новое. Дора сделала глоток кофе. — О, дорогуша, как же я доволен тем, что теперь ты здесь! - он всплеснул руками, якобы показывая свою радость. Настоящую ли? Зная, как Аластор любит гиперболизировать самые банальные человеческие эмоции, уже не поймёшь. - Не сможешь даже вообразить себе, как приятно видеть здесь хоть кого-то, кто обладает мозгами и, что самое главное, знает, как ими пользоваться. Она легко пожала плечами. Не будет же она смущаться или же сиять из-за такой мелочной похвалы? О, помилуйте, ни в коем случае. Пусть он и стоит перед ней. Пусть она и чувствует на себе его пытливый взгляд. Пусть она и, кажется, что прячет свои глаза в кружке с кофейным налетом на стенках. Пусть ищет ее реакцию – все равно ничего не найдет. Если он прячется за своей улыбкой, то Дора тоже скроется. За чем-то другим. Аластор перевел взгляд и с интересом склонился над её столом, заглядывая в разбросанные повсюду бумаги. Его любопытные глаза встретились с множеством набросков, которые были зачеркнуты настолько усердно, что нельзя было ничего различить. Явно постарались, чтобы никто ничего не смог по ним понять. — Рисуешь? — Балуюсь. Дора не мешала ему рассматривать свой стол, поэтому удобно облокотилась на мягкую спинку стула и допивала содержимое из своей кружки. Аластор сдержался комментария о том, что у быстрорастворимого кофе отвратительный вкус. — Кто это? – он подцепил своими когтистыми пальцами одну из бумаг и теперь держал ее в руках перед своим лицом. Бумага, ставшая черновиком, была щедро изрисована, и на ней более-менее можно было различить черты лица неизвестной ему девушки. Она сурово глядела на него с листа, поджав губы и нахмурившись. Маленькая точка под правым глазом обозначала родинку. — Кэтрин, - Дора с непроницаемым лицом смотрела на свой же рисунок, который по ее же воле оказался в чужих руках. Аластор смотрел на сидящую перед ним девушку и попытался определить её эмоцию, но через несколько секунд бросил эту идею — ее лицо было равнодушным, будто ей было откровенно плевать на то, что ее рисунки находятся у него. Хотя Аластор знал, что если бы у него было больше времени, то он бы смог понять то, что от него скрыто под этой маской безразличия. Он смог бы разглядеть скрытые от него эмоции в этих зеленых глазах. В глазах, которые, по его мнению, просто обязаны сиять, а не тускло отражать искусственный свет помещения. Никто не будет рисовать того, на кого плевать. Никто не будет изрисовывать каждый клочок бумаги лицом человека, который для тебя ничего не значит. Это было ясно как день, что Дора не могла не думать об этой «Кэтрин». Бумага в его руках самопроизвольно загорелась. Аластор улыбнулся шире и не отрывал глаз от Доры. Но снова ничего. Совсем нет реакции. А Аластор на миг почувствовал себя мальчишкой, который безрезультатно пытается вывести кого-то на конфликт глупыми действиями и поступками, которые были даже не замечены. — Спасибо, я как раз не знала, что делать с ненужными бумагами – мало ли, вдруг у вас в Аду дефицит, и вы все раз в месяц сдаете макулатуру, - она улыбнулась. Слишком приторно. Слишком снисходительно. Слишком фальшиво. Аластор в ту же секунду возненавидел эту улыбку. Она была слишком... слишком! Его бровь непроизвольно дёрнулась, но улыбка не дрогнула. Ее способность делать нечто глупое – очевидным, действовала на нервы. Ему нужны были ответы, даже если они молчаливые. Неужели она не может показать хоть каплю искренних эмоций на своем лице, когда сжигают ее рисунок с явно важным для нее человеком? Такая привычная тяга Аластора к тому, чтобы видеть на лицах людей все их эмоции как на ладони, получила отпор. Такая непреклонность сбивала с толку и лишь подпитывала желание увидеть больше эмоций на её лице. Уж слишком давно никто ему не бросал вызовов. «Дай мне больше». Больше эмоций, больше деталей. Детали — это всегда самое важное. И не так важно о чем речь. Детали — это залог успеха. И совсем, черт возьми, не так важно о чем речь. И эти рисунки, этот, откровенно говоря, бардак на столе, — такая плодородная почва для того, чтобы понять, кто сидит перед ним, перед Аластором, перед Радио-Демоном. «Кто такая Кэтрин?» Но он не спрашивает. Радио-Демон не задаёт вопросов. Ему нужно узнать всё самому, самостоятельно всё понять и использовать на деле, иначе какой тогда от этого знания будет смысл? Правильно: никакого. Поэтому он предпочтёт потратить своё время и разузнать всё, что можно узнать, чем покажет хоть капельку интереса к ее личности. Но прямые вопросы и диалоги совершенно не то — как минимум для Аластора. Вопросы – признак того, что он не знает другого способа познания. Вопросы – это наивно. Аластор знает вариант намного практичнее и с радостью воспользуется этой возможностью. — Не забудь: тебе нужно провести консультацию с Энджелом. Действия всегда говорят намного больше, чем обычные слова. И какой бы не был человек, он никогда не сможет притворяться вечно. Он никогда не сможет играть вечно. И в тот же момент, убедившись, что его ясно и четко услышали, он исчез из комнаты, оставив после себя лишь дымку. Дора захлопнула досье. Она уже узнала самую важную информацию. Осталось лишь воспользоваться ею на деле и подтвердить все свои предположения. Только вот одна мысль не давала ей покоя. И поэтому она встала из-за стола, взяла все необходимое и направилась к двери. || — Мне не нужен никакой мозгоправ, - Энджел демонстративно скрестил все свои руки на груди и закинул ногу на ногу. Закрылся. На самом деле Дора отлично понимала его – не самая лучшая обстановка для того, чтобы вытягивать из человека все его грешки. Но что есть – то есть – довольствуемся тем, что предоставила Чарли. Дора, если что, потом скажет ей, мол, обстановка была не подобающей и Энджел чувствовал себя некомфортно, отчего и не сказал ничего существенного. А так, скорее всего, и будет. Дора сидела перед ним на диване, держа в руках блокнот для записей и обычную шариковую ручку. Чарли сидела рядом с ней и пыталась хоть как-то уговорить парня отвечать на задаваемые ему вопросы. Дора хотела бы сказать Принцессе, что её разговор с Энджелом должен быть приватным, но знала, что Чарли будет её упрашивать остаться и в итоге никакие уговоры не возымеет никакого эффекта. Поэтому Дора просто промолчала. — Я не "мозгоправ", Энджел. Мне просто нужно узнать кое-что о твоем прошлом, и я отстану, - она попробовала принять самый дружелюбный вид, который только могла. В конце концов, Дора никогда не умела найти подход к большинству людей, поэтому ей было простительно. "Улыбайся и слушай" — самый, что ни на есть, лучший вариант в таких ситуациях. — Да-да, знаем мы таких, - он со злобным прищуром смотрел на Дору. - Вы, Повелители, думаете о себе так, будто вам все жопу лижут и вам всё дозволено. — А это здесь при чем? – Дора правда не поняла. Поэтому она попыталась подавить улыбку, которая так и пыталась появиться на ее лице. — Да при том! - Энджел начинал повышать голос, и теперь он всем телом был повёрнут к девушке. Чарли скромно сидела рядом с Дорой и наблюдала за процессом, не желая вмешиваться. - Вы всегда используете слова других против них же! Так зачем мне отвечать на твои тупые вопросы?! Я, по-твоему, совсем идиот? — Энджел, не надо кричать. Дора ведь даже не спросила ещё ничего, - Чарли попыталась успокоить парня, который был готов вот-вот встать с этого кресла и уйти, проклиная всех по пути. И он бы встал и пошел бы. Если бы было куда. Если бы он хоть где-то, помимо этого отеля, чувствовал себя в безопасности. И если бы было место, где он был и правда нужен. Дора опустила голову вниз и, перестав бороться сама с собой, широко улыбнулась. «Бедняга, у тебя ведь нет выбора». Энджел Даст хмуро переводил взгляд с одной девушки на другую, а его брови всё больше и больше сводились к переносице. Выдохнув, Дора подняла голову и спросила: — Можно я хоть один вопрос задам? – Дора не отрывала от него глаз. Парень помолчал пару минут. Никто не нарушал эту тишину. — Спрашивай. — Ты различаешь лево от права? – она с откровенным весельем смотрела на него. Энджел аж подавился возмущением. Он на это мгновение вмиг забыл все слова и оскорбления. А Чарли повернулась к ней и, Дора знала, та тоже не поняла, к чему был вопрос. Дора рассмеялась, пока сидящая рядом с ней Чарли переводила взгляд с неё, на Даста и обратно. — Ладно-ладно, хорошо, - она ещё немного посмеялась, перед тем как продолжить: — Расскажи мне о своей жизни в мафии. ||| — Босс, ну какие могут быть отчёты от Кэтти? Она ведь даже лево от права отличить не может, а тут такая ответственность — отчеты, - семнадцатилетняя Дора удивлённо хлопала ресницами, будто была искренне шокирована вопросом босса об их отчётности по выполненным заданиям. — Я УМЕЮ ОТЛИЧАТЬ ЛЕВО ОТ ПРАВА!!! - громкий голос Кэтрин наполнил кабинет и ударил прямо по ушам стоящей рядом с ней Доры, к которой она обращалась. - ЧТО ЗА БРЕД ТЫ НЕСЁШЬ?! И Я УМЕЮ ПИСАТЬ!! Мужчина, сидящий во главе стола, чуть поднял руку вверх и девушка сразу умолкла. Он, сцепив руки на столе, посмотрел на двух юных девушек перед собой. — Кэтрин, если ты прекрасно освоила навыки правописания, то объясни мне, почему на моём столе нет твоих отчётов о последнем задании? Дора подавила улыбку, боковым зрением наблюдая за растерянным лицом своей напарницы, пока та пыталась объясниться. — Кэтти просто привыкла к тому, что отчёты всегда пишу я, вот и подзабыла все правила грамматики и орфографии, - Дора пожала плечами и улыбнулась, зная, что защищая Кэтрин перед боссом, она может как угодно подшучивать над ней, и при этом не оглохнуть на то ухо, которое находится с той же стороны, с которой стоит вторая девушка. - Но не стоит беспокоиться — она сдаст все отчёты завтра. Я прослежу. — Дора, не утруждай себя, - мужчина сухо усмехнулся, - это не первый прокол твоей напарницы. А нам не нужно, чтобы она отбилась от рук, да, Кэтти? Улыбка на лице дрогнула, пальцы с искусанными ногтями сжали рукав чёрного кожаного плаща, который был явно велик на Дору. Она мельком глянула на Кэтрин. Последнее предложение мужчины вмиг изменило всю атмосферу в помещении. На какое-то мгновение стало даже трудно дышать. Он зол. Кэтрин стояла неподвижно и, казалось, будто она боится выдохнуть. Замерла, смотря на босса с медленно бледнеющим лицом. Было чёткое ощущение страха, которое исходило от девушки, стоявшей рядом с Дорой. Это было почти осязаемо. И это было так знакомо. Кэтрин боялась этого мужчину. Всё боялись Его. И Его кабинет всегда был пропитан этим чувством опасности. И только Дора, совсем иногда, могла себе позволить пошутить в Его присутствии. — Не смотри на меня так, будто я тебя сейчас убью, - хотя Он мог бы. Их босс встал из-за стола и обошёл его, останавливаясь всего в пару шагах от двух девушек, устрашающе возвышаясь над ними. Он был слишком внушающим по сравнению с двумя юными Дорой и Кэтрин. Кэтти клянётся: она не боялась боли. Не боялась наказаний. Больше всего на свете она боялась неожиданностей. Они всегда заставали её врасплох, и она это ненавидела, потому что она была не в состоянии хоть как-нибудь с ними справиться. В каком бы возрасте она ни была: малолетним ребенком или же подростком. Именно поэтому она не смогла ничего сделать, когда этот огромный и страшный человек со всей силы ударил Дору не то в живот, не то в грудь. Послышался хруст. Ударил, значит, скорее всего, в грудь. Она упала на дорогой ковёр, что лежал на полу. Скорчилась от боли, хватаясь руками за рубашку и пытаясь сделать вдох, потому что этот удар выбил из неё весь воздух. Кэтрин даже понять ничего не смогла — всё произошло слишком быстро. Но даже за это короткое мгновение она успела испугаться за жизнь своей напарницы. Правда испугалась. Потому что не знала, чего ей ждать дальше. Тонкая струйка слюней, смешанная с кровью, потекла по губам Доры, капая на пол. Рёбра, все-таки, сломались. Перед глазами Кэтрин все поплыло. Она постаралась сморгнуть это неприятное чувство, но не получилось. Хотелось уйти подальше от этого места. Хотелось быть где угодно, но только не здесь. Не рядом с этим человеком, который имел власть над ее жизнью. Не в этом кабинете. Не под этим холодным взглядом. Она неосознанно вжала голову в плечи и сжала кулачки, впиваясь короткими ногтями себе в ладонь. Кэтрин пыталась хоть как-то привести себя в чувство с помощью боли. И больно стало. Было очень больно, когда Он с размаху ударил ее по лицу раскрытой ладонью, а она не смела даже думать о том, чтобы увернуться – разозлит еще больше и тогда она так просто не отделается. Щеку жгло, а во рту появился неприятный металлический привкус крови. Ей было страшно. Очень страшно. Она впервые за долгое время почувствовала себя беззащитной. Стыдно признавать, но она чувствовала себя в безопасности лишь тогда, когда рядом была Дора. Это было стыдно и позорно, но это было именно так. — Ты подвела её, Кэтрин. И поэтому она будет отвечать за то, что её напарник не справился с задачей. За то, что она не проследила за тем, чтобы моё поручение выполнили должным образом. Все знали, что на Доре всегда была огромная ответственность, которая тяжелым грузом давила на плечи семнадцатилетней девушки. — А ты, - Он буквально за шкирку поднял Дору с пола и тряхнул ее, - смотри на меня. И она подняла глаза. Она была бледная, прям бледная совсем, рубашка испачкана – вид кошмарный. А глаза огромные и страха в них нет. Она смотрит на Него и ждет. Сохраняет гордость. — А ты должна была следить за своей собачонкой. - как же страшно Он это говорит. Кэтрин не знала, что ей делать. Она ненавидела этот момент и себя, стоявшую неподвижно. Она стояла на месте и смотрела на все со стороны, пока босс буквально мучает Дору, которой было, несомненно, ужасно больно. А ведь она всегда ненавидела боль во всех ее проявлениях. А Дора… Кэтрин восхищалась ею. Он никогда не считал их детьми. Он не задумывался о последствиях, отправляя их на опасные задания. Он никогда не судил их по возрасту. Он заставил их повзрослеть. Особенно Дору. Неужели она это заслужила? Кэтрин не знала, но хотела думать, что это не так. Дора всегда старалась ради чего-то, что всегда оставалось каким-то секретом для ее напарницы. Они никогда не говорили насчет того, почему они оказались здесь. Они никогда не обсуждали, почему они это делают. Но Кэтрин знала, что ни она, ни Дора не виноваты. Они ведь всего лишь дети. — Отведи её к врачу, - мужчина кинул взгляд на лежащую на полу девушку и вновь вернулся за свой стол, не забыв напомнить напоследок об отчётах. Тех самых злосчастных отчетах, из-за которых все началось. И плевать Ему на то, что их не было у Него на столе не потому что Кэтрин не умеет писать или что-то в таком духе, нет. Их не было, потому что после того самого последнего задания они как побитые бродяжные собаки зализывали свои раны и помогали друг другу с ними справится. Кто-то мечтает об их работе, спит и видит, как, они, наконец, получают их зарплату, как они настолько приближены к боссу. Подавляющее большинство смотрит на Кэтрин и Дору с неприкрытой завистью и злобой, они шепчутся у них за спиной, поливают грязью и проклинают. Все они уверены в том, что эти две девушки не заслуживают своего рабочего места, что им «в другом месте пригодятся их молодые личики». Дора и Кэтрин знают обо всем этом. Они прекрасно знают все слухи и сплетни, что ходят между сотрудниками на их счет. Это было грязно, мерзко и отвратительно. Было тошно, но поначалу. Потом они научились реагировать на все чужие слова с иронией и юмором. Но в данной ситуации было трудно даже думать, не говоря о том, чтобы придумать какую-то глупость. Они хотят их места, их статус. Их деньги? Да пожалуйста! Пусть подавятся. Ничто из этого не стоит того, что им приходится проживать изо дня в день. Их желание быть приближёнными людьми к боссу лишь розовая наивная мечта, которая не имеет ничего общего с реальностью. По правде говоря, эти девушки бы все отдали, чтобы даже в лицо не знать этого человека. Выйдя из Его кабинета и идя по длинному темному коридору, Кэтрин тащила на себе Дору, закинув ее руку себе на плечо. Она старалась придерживать ее аккуратно, чтобы не надавить и не доставить лишнюю боль. Она шла, и шаг за шагом все больше и больше начинала ненавидеть себя. Проклинала себя. Жалела Дору. Молилась о том, чтобы им не дали в ближайшее время поручений – чтобы Дора смогла как следует залечить новые и недавние, незажившие раны. Кэтрин шла и мысленно молила прощения. Мысленно рыдала и кричала. Они медленно шли в полной тишине. «Прости».