Al ritmo del tango

      Под конвоем из нескольких солдат, Сон Ки Хун и его верный товарищ Пак Джун Бэ, смиренно подняв руки, стояли на коленях перед лестницей. Ки Хун был сам на себя не похож, будто разорван изнутри в мелкие клочья. Нет, это вовсе не тот человек, которого мы знали несколько лет назад, ещё до игры. Тот был подобен ребёнку: незрелый, весёлый, солнечный и жизнерадостный. Разумеется, игры сильно его поменяли. Ки Хун находился в прострации. Изучая трещины в бетонном полу, он пытался отвлечься от страшной реальности, в которую вовсе не хотелось возвращаться. Взгляд был как у мертвеца – абсолютно пустой и мëртвый.       Вы когда-нибудь за свою жизнь видели, как ломаются люди? Видели, как с их лиц постепенно пропадает радость, сменяясь множеством морщин? Видели, как потухают глаза, теряя свой жизненный блеск? Позже пропадает надежда на будущее и вера в лучшее, а в конце концов, человек теряет самое важное – веру в себя.       Однако, последнюю вещь Сон Ки Хуну всë же удалось в себе сохранить. Даже опаснейших ситуациях, когда страх смерти изнутри царапал черепную коробку, ему удавалось оставаться порядочным и честным. Удавалось сохранять свет внутри себя, следовать голосу сердца и твёрдо соблюдать свои принципы. Конечно, тяжëлые события сломали его, но в той же мере они помогли ему открыть в себе то, что в повседневной жизни ещë долго сидело бы глубоко внутри, а может и вовсе не проявилось бы. Перелом взглядов закалил его так, как закаляют в воде стальные клинки, только что вынутые из печи.       Тем временем, в голове Ки Хуна вертелся только один вопрос, в последнее время особенно не дающий ему покоя.

Неужели всё напрасно?

      Мир рушился безвозвратно. С каждой секундой, надежда на счастливый финал быстро угасала.       Несколько лет непрерывной кропотливой работы, разрывающего изнутри отчаяния, призрачных надежд, огромных расследований, всяческих поисков зацепок и улик, а так же множество втянутых в это дело людей.

Это всё напрасно?

Долгий, бесконечный для него самого период отшельничества. А сколько времени он провёл страдая в одиночестве... Чего стоили одни когтистые лапы прошлого, душившие его по ночам своими кошмарами, в которых Ки Хуна вечно преследовали чудовищные игры. Неужели, после всего этого ужаса, он заслуживал каждый раз просыпаться в холодном поту, когда ему казалось, что за ним пришли души погибших людей? К тому же, теперь он не мог жить без чувства вины, ежедневно испытывая его из-за пережитых смертей. Сильнейшие терзания, которые грызли его душу на протяжении нескольких лет...

И это тоже напрасно?

В конце концов, куча людей, ушедших жалкой гибелью прямо у него на глазах. Потеря всех старых и приобретëнных друзей, а после возвращения ещё и смерть больной матери, ради лечения которой, собственно, он и согласился участвовать.

Неужели, чёрт бы его драл, это всё было напрасно?!

      Пулевые ранения в плече и ноге ныли, причём так, что можно было почувствовать в них пульсацию собственной крови. Боль в коленях уже становилась невыносимой, пронзая насквозь кости. Только отрезвляющая прохлада бетона, возвращала уплывший разум обратно в чувства. Капелька пота смешалась в тëмных волосах с запëкшейся кровью, оставляя за собой солоноватую дорожку скатилась по лицу, и плюхнулась на пол крупной кляксой.       По лестнице кто-то спускался. Всё резко замолкло. Какофония из посторонних звуков полностью прекратилась. Лишь раздались последние, решающие битву выстрелы солдат, а потом предсмертные вопли повстанцев. Во всепоглощающей пустоте остался лишь звук цокающих каблуков, отражающийся эхом от бесконечных и пустых подвальных коридоров. Чёрные туфли, залакированные до блеска, остановились перед мужчинами на последней ступеньке. Спереди стоял сам фронтмен, будь он трижды проклят. Басистый мужской голос, приглушенный маской, первым нарушил образовавшуюся из-за него же тишину. В тоне отчётливо слышалось открытое издевательство, он явно потешался над сломленным положением двух мужчин. – Игрок 456, Вам понравилось играть в героя?       Кихун медленно поднял глаза. Стальное дуло пистолета угрожающе сверкало в слабом свете ещё не разбитых ламп. Оно было направлено точно в его лоб. Дыхание моментально участилось, а в животе будто скрутилась огромная пружина, готовая распрямиться в любую секунду, разрывая всë изнутри своими острыми концами. Сердце билось так громко и так быстро, что его можно было услышать в собственных ушах. Казалось, голова сейчас лопнет от напряжения. Просто-напросто взорвётся, разлетевшись на тысячи мелких кусочков, забрызгивая кровью и мозгами все стены, солдат, и эту тварюгу в чёрной маске. – Посмотрите на последствия Вашего, так называемого, героизма.       Прицел резко переместился на Чжун Бэ. На спине моментально выступил холодный пот. Напряжение в воздухе достигло предела. Встревоженные глаза в туманной надежде метнулись к Ки Хуну, который сам был скован сильнейшим страхом. Будто до последнего искали в нём спасительную зацепку. Будто думали, что лидер во что бы то ни стало убережёт от неминуемой гибели, как делал это всегда. Но даже за свою собственную жизнь переживать было не так страшно, как за жизнь лучшего друга. Увы, Чжун Бэ лишь успел промолвить сдавленное, хриплое: "Ки Хун...?".

Бах.

      Выстрел проревел в воздухе и разрезал толщу тишины, на пару секунд оглушив своим звуком обескураженного Ки Хуна. Стальная пуля мгновенно пронзила сердце приятеля. Он упал, ударившись об пол с глухим звуком. Запах свежей крови неприятно ужарил в нос, в то время как тёплая лужица крови уже вытекала из под Чжун Бэ. Ки Хун в ту же секунду с криками бросился к бездыханному телу. В этот момент он будто протрезвел, а мутная пелена пьянящего морока наконец-то сошла. На него резко упало полное осознание ситуации. – Что же, Господин Ки Хун, ваша цель оправдала средства?       Ярость возросла в геометрической прогрессии. Сейчас Ки Хун хотел лишь одного, мучительной казни убийцы, на руках которого была кровь Чжун Бэ, Ëн Иля и других людей. Как же сильно он его ненавидел. Как сильно хотел содрать с него маску и увидеть предсмертную гримасу этой скотины. Он повернулся в сторону фронтмена, уже собравшегося уходить. Хотел было рвануть к нему, но его сразу же скрутили несколько солдат, грубо прижав щекой к полу. – Они все погибли из-за тебя... Все мои близкие погибли из-за тебя. Я убью тебя, сука!       Ведущий громко рассмеялся. – Из-за меня? Я не ослышался, Господин Ки Хун? Не я потянул всех этих людей за собой, в глупое восстание, которое изначально было обречено на провал. Вы были зачинщиком и подбили других нарушить правила. Они все погибли исключительно по вашей вине.       Ки Хун молчал. Слёзы, полные отчаяния и злобы, выступили на его глазах. Они смешались с потом, чужой кровью и напольной пылью, образуя на лице грязную кашу. Истеричные крики и рыдания с каждой секундой становились всё громче, заполняя собой пустой коридор. В них смешивались животный ужас, ни с чем не сравнимая боль потери, и ненависть ко всем причастным к играм. Ки Хун мог только беспомощно смотреть заплывшими от слёз глазами на бывшего товарища, которого уже сканировали сотрудники. Машинка считала чип за ухом, загорелась зелёным и одобрительно пропищала. Где-то там, в комнате управления, на большом компьютерном поле потухла очередная человеческая фотография. – Прекратите этот цирк, усыпите его.       Стальной, полный равнодушия голос, отдал приказ солдатам. Какая-то длинная игла вонзилась Ки Хуну в плечо. Ему вкололи препарат, от которого он начал быстро засыпать. Даже старания изо всех сил зацепиться за реальность не увенчались успехом. Он думал: "Неужели это конец? Много людей погибло по моей вине, на моих глазах убили моего лучшего друга! А как же Ëн Иль? Милый Ëн Иль, он тоже погиб из-за меня! Я убил собственными руками любимого человека. Он стал так близок мне за эти дни, и его я тоже потерял. Так я прожил свою жизнь? Идиот, погубивший кучу людей ради своей цели, которую в итоге даже не осуществил..."       Последним, что осталось в воспоминаниях Ки Хуна от этого мрачного дня, был голос системы, донëсшийся из динамиков по всему корпусу: "Игрок 390 исключен!".