Fight if you can, trust if you dare

      Томас возвращается в сознание в оцепенении, окольцованный головной болью и паутиной вместо воспоминаний. Он резко дёргается и зажмуривается, когда в попытках пошевелить пальцами организм даёт обратную реакцию и пронзает руку колючим разрядом до самого локтя. Томас делает отрывистый выдох, заставляя тело расслабиться. Уставшими глазами он проходится по светлому потолку, затем бросает взгляд на внешний мир за окном. Бессмысленно изучает капли дождя, облепившие стекло. Наконец пробуждается и слух, и Томас реагирует на назойливое гудение аппаратов.       Больничная палата. Кисть левой руки и несколько пальцев замурованы в гипс, налитый кровью глаз напряжён и болит. Томас осознаёт, что ему с трудом удаётся сделать вдох, значит и рёбра сломаны. Что ещё? Сотрясение, искривление носовой перегородки, миллиарды ушибов, раскиданные по телу настолько хаотично, что любая попытка их ощутить лишь рикошетит ударами боли.       Как это могло произойти? Зачем людям быть такими жестокими?       Много лет назад, когда в гостиной без надзора старших работал телевизор, Томас мог до полуночи наблюдать криминальные новости с тупым, удивлённым интересом. Бушевавшие в нём гормоны сыграли против него, когда в попытке показаться сильным и смертоносным, как все эти бандиты на экране, он затеял драку на пустом месте и сломал незнакомому мальчишке нос. Ему это настолько не понравилось, что он проревел несколько часов, закрывшись в комнате, а потом заставил себя делать недельную домашнюю работу в одну ночь. Он снабдил себя наказанием и поклялся больше никогда не быть ядовитым и злым.       Благодаря полуночным передачам Томас рано усвоил, что люди жестоки без разумной причины. Они хотят власти, могут самоутверждаться за счёт слабости и слёз других. Изощрённо пытаются подобрать жертве наказание, которое сломает именно её, которое будет унизительно именно для неё. Полный решимости, маленький Томас считал, что всегда будет готов. Но на самом деле не рассчитывал, что когда-нибудь столкнётся с таким типом чудовищ лицом к лицу.       Сейчас Томас, пустой и рассыпанный, смотрит перед собой очень долго, не реагируя на эмоции, выступившие под глазами и рассёкшие щёки вдоль. В палате неудобное молчание, очищенное белыми пятнами интерьера. На какое-то время Томасу чудится, что его похитило НЛО, выудив из реальности и бросив в какой-то другой мир. Если всё так, то они, вероятно, оставили его оболочку на этой кровати. Потому что, если нет, Томас не понимает, почему внутри него стеклянная тишина.       Когда он вновь открывает глаза, его брови взмывают к линии роста волос, и тело становится подвижным.       — Ребята, — его голос выбивается из гланд хрипло и тускло, хотя вообще-то Томасу от неожиданности увиденной картинки хочется громко воскликнуть.       — Привет, — Тереза здоровается первой, закрепив на своём лице замаскированную мягкую улыбку, — Думали, ты никогда не проснёшься.       Голова Томаса машинально поворачивается налево, к месту, где сидит Минхо. Тот не говорит ни слова, даже не улыбается. Залитый мраком взгляд его глаз болезненно-сосредоточенно вцепился в гипс на руке Томаса. Заметив это, Томас опускает голову, ощущая, как выступившие слёзы ошпаривают ему глаза. Сможет ли он играть? Вновь оказаться на поле в качестве игрока? Ему слишком больно думать об этом сейчас.       — Как вы узнали, что я здесь?       Переглянувшись натянуто и несмело, ребята синхронно откидываются на спинки своих стульев.       — Весь университет на ушах, — нехотя начинает Минхо. Он долго теребит штанину шорт, прежде чем продолжить, — Мы узнали практически сразу, как вернулись с похорон.       Тереза бегло бросает удивлённый взгляд в сторону Минхо.       — Тема суда не раз поднималась касательно… всего этого, — Минхо продолжает, смотря на Томаса очень печальными глазами.       — Суда? — ошарашенно спрашивает Томас, изменившись в лице, — Какого ещё суда?       — Ну, на тех… в общем, на них хотят подать в суд, — твёрдо заключает Тереза, ожесточившись во взгляде.       — Кто хочет? — опасливым тоном интересуется Томас, — Я ведь… разве не мы должны подать на них?       — Твоя мама посещала учебную часть, — Терезе приходится признаться. С кислой миной она принимается сминать пальцами край своей кофты.       — Как?! — Томас порывается подскочить с кровати и принять сидячее положение, но фантомный удар под дых вынуждает притормозить. Он с болезненной гримасой касается повреждённых рёбер, — Она что, обо всём знает? — непривычно слезливым голосом спрашивает Томас.       — Конечно. Она даже заходила к тебе, очень волновалась, — Тереза произносит это странным взывающим тоном.       — Когда она успела? — сбитый с толку, встревоженный и недовольный, Томас ищет ответ перед глазами, но там, конечно же, лишь обзор на кусок одеяла и его загипсованную ладонь.       — Наверное, дня три прошло. Да, Минхо? — Тереза переводит выжидающий взгляд напротив, но не встречает в ответ ничего из того, на что надеялась.       В глазах Минхо проваленные сугробы, образовавшие чернющие ямы. Сцепленные в замок пальцы побелели от того, насколько сильно он их сжимает. Он явно думает о чём-то ином.       — Минхо, приём, — Тереза машет перед своим лицом, чтобы привлечь внимание Минхо.       — Я слушаю, — не шелохнувшись отвечает вдруг Минхо. Он распрямляется и подаётся вперёд. Одно естественное движение за другим.       — Так я здесь три дня? — с нажимом спрашивает Томас, тем самым разрушая тёмные чары вокруг друзей, — Меня ведь только вчера привезли, — испуганный, он почему-то смотрит в сторону Минхо.       Минхо застывает и переводит своё внимание на Томаса. Беспокойная линия его рта выступает первой. Его глаза неожиданно принимают в себя горечь. Минхо быстро преображается.       — Четыре дня прошло, Томас, — извиняющимся тоном говорит Минхо, — Тебя привезли под ночь. Ты пролежал в отключке до следующего дня, а потом то просыпался, то вновь проваливался в сон.       — Мы уже были у тебя, не помнишь? — озадачено уточняет Тереза, склонив голову.       — Не-а, — глухо проговаривает Томас. Уставившись в одну точку где-то в своих ногах, он сжимает слабыми пальцами простыню, — Так и что… что с судом?       — Пока ничего неизвестно, — вместе с ответом Минхо глубоко вздыхает, внезапно оживившись. Его голос вновь приобретает краски, — Нужны ва… твои показания, к тому же у директора огромное желание замять конфликт, — отчего-то смутившись, Минхо робко пожимает плечами.       Прикусив нижнюю губу, Тереза обхватывает себя руками, глядя сквозь тумбочку, устроенную у дальней стены.       — Тез, может, сообщишь врачу, что Томас пришёл в себя? — исподлобья взглянув на замершую в замешательстве Терезу, Минхо умоляюще вскидывает брови.       — Да, конечно, — натужно громко соглашается Тереза и бодро, как ей кажется, улыбается Томасу.       Когда дверь за ней закрывается, Минхо моментально делается беспокойным и суетливым. Он пересаживается на кровать и берёт Томаса за руку, уставившись на него с неясной скорбью.       Оглядев Минхо словно незнакомца, Томас с недоумением в лице надеется на ответ, пускай его вопрос и был немым.       — Ты сказал «мы». Не «я», а «мы», — поясняет Минхо свою странность. Когда ему не удаётся словить убегающий напротив взгляд, он настойчиво, но бережно берёт Томаса за подбородок, заставляя взглянуть на себя, — С тобой был Ньют, ведь так?       Дёрнувшись от предположений Минхо как от пощёчины, Томас плотно сжимает зубы, ощутив стреляющие уколы в голове.       — Вау, тише, — Минхо виновато отстраняется от Томаса, поражённый и внимательный. Его пальцы выскальзывают из ладони Томаса. Ему сразу становится холодно.       — Извини, — тут же спешит произнести Томас, — Да. Да, Ньют… — он неразборчиво моргает и продолжает сохранять пустую маску заместо лица, — Ты не знаешь, как он? — вопрос, обречённый на провал. Томас это знает. Но он не может не спросить.       — Я улавливал признаки жизни в вашей комнате, хотя, это мог быть и… Фрипан?       — Фрайпан, — на автомате поправляет Томас.       — Ну да, точно. Я был не в курсе, что Ньют там тоже был, — Минхо видит глубокое разочарование, быстро блеснувшее на губах Томаса, — Если бы знал, я бы обязательно спросил, — спохватившись, добавляет он.       Томас отвечает молчаливой улыбкой, благодарной и в то же время поверженной.       — Тебе здорово досталось, — утвердительным тоном замечает Минхо, неосознанно рассматривая каждый синяк и ушиб на бледном лице Томаса.       Судорожно выдохнув, Томас вдруг резко переводит взгляд и смотрит в сторону, словно пытается спрятать что-то от Минхо. Это движение не остаётся незамеченным. Сердце Минхо складывается вдвое.       — Твари, — его голос, резко исказившийся в грозовое предупреждения, вынуждает Томаса наконец взглянуть ему в лицо, — Я их растопчу, всех до единого, — предупреждение в тоне быстро стирается, заместо него рисуется обнажённая свирепость.       — Минхо, нет, — строго осекает Томас, успокаивающе накрыв своей ладонью его, — Если моя мать действительно в это впряглась, тебе не стоит туда соваться.       — Но почему?! — упирается Минхо, сердито встрепенувшись.       Ребячливое возмущение, вырвавшееся из уст Минхо, побуждает Томаса вспомнить, что такое улыбка.       — Потому что ты не можешь наносить ответные удары. Тебя загребут вместе с ними в лучшем случае.       — А в худшем? — слегка прищурив глаза, Минхо продолжает смотреть на Томаса со смесью возражения и любопытства.       — В худшем — моя мать увидит тебя и кинется обливать святой водой.       Смех вырывается из груди Минхо таким мощным порывом, что он по итогу закашливается.       — Это отчего вдруг? — хрипло интересуется Минхо, запустив пальцы в и без того взлохмаченные волосы.       — Просто прошу тебя — не лезь, — деликатно промолчав о причинах, Томас продолжает стоять на своём.       — Ладно, ладно, уговорил, — устало бубнит Минхо, откинувшись назад и уперев ладонь в бедро, — Но это не значит, что я не злюсь.       Убаюкивающий голос Минхо заполняет белые стены, так надоевшие взору. Томас быстро хватается за эту возможность и погружается в море спокойствия и безопасности. Он почти касается дна, желая ощутить пальцами тёплый песок, как вдруг его начинает тянуть обратно. Он резко оказывается на суше, промокший до нитки, с вывихнутыми внутренностями.       — Что там всё-таки случилось? Почему на вас напали?       Тёмные глаза-ветераны, вынужденные проснуться вновь и начать битву. Томас с трудом их открывает. Он отрешённо глядит на простыни, затем пробегает взглядом по седым стенам. Он делает глубокий вдох.

***

      — Это был кошмар. Вместо ответа он зарыдал, а я… я не знал, что могу сделать, — бросив бычок сигареты с балкона, Минхо упирается локтями в перила. Он делает вдох, понурив голову, — С ним в раздевалке, оказывается, был Ньют.       — Чего? — удивление на лице Алби омрачается нарастающим холодным рассветом, — Томас тебе рассказал?       Минхо какое-то время молчит. Он поворачивается лицом к двери, игнорируя требовательный взгляд Алби.       — Да. Рассказал, — загробный тон его голоса заставляет Алби вздрогнуть.       Воскресное утро тянется бесконечной ночью для них обоих. Галли уснул ещё вечером, и Минхо обнаружил бодрствующего Алби сидящим рядом с ним. Сам он вернулся в общежитие далеко за полночь, брыкаясь и отталкиваясь ногами от выступов, чтобы пробраться в комнату через окно.       — Боже. Что там было? — напряжённо спрашивает Алби, механическим движением запустив руку в карман брюк и выудив оттуда практически пустую пачку сигарет.       — Это всё дурацкое правило. Блять! Не могу поверить, — с рассеянной злобой выплёвывает Минхо. Гнев, охвативший его, заставляет Алби убрать руку с предложенной сигаретой подальше, — Томаса так сильно избили… ему сломали пальцы. Пальцы, — дрожащим голосом повторяет Минхо и скалится, — Он не сможет играть в ближайшие полгода точно.       Раздражённый болтовнёй об игре, Алби хочет поругаться. Почему даже в такой тяжёлой ситуации Минхо волнует лакросс? Он раскрывает рот, но не произносит ни слова, давая Минхо продолжить.       — Я не представляю, как сильно это ударило по нему помимо прочего. Я не стал об этом упоминать, но знаю, что ему больно.       Алби решительно сжимает губы, тут же отказавшись от своих выводов, пожалев, что мог такое о Минхо подумать. Хотя, с того станется.       — А ещё Ньют… — тут Минхо резко отворачивается от Алби, показав спину.       Алби боязливо замирает, совсем не ожидая услышать сокрушенный голос Минхо, прорвавшийся в болезненное свечение неба.       — Что? — с недоброй подозрительностью спрашивает Алби, натянутым и жёстким тоном.       — Его пытались изнасиловать. Томасу удалось его спасти.       Алби давится воздухом и отворачивается, чтобы не задымить Минхо. К горлу подступает тошнота, и он корчится от горечи, проступившей на языке. Недокуренная сигарета падает рядом с его кроссовкой.       — Ебать, — красноречия Алби хватает лишь на короткую брань.       Минхо разворачивается и устремляет взгляд в светлеющий горизонт. Никто из них не произносит другого. Одно чёткое слово, высказанное Алби, говорит за всех и обо всём.       — Это всё — дело рук четверокурсников? Серьёзно? — одним грозным движением ноги Алби размазывает сигарету по полу, — Какой пиздец, — последнее, на что его хватает.       Алби грузно умещает локти на перила и слегка подаётся вперёд, всматриваясь в размытое пятно далеко внизу. Со всех сторон его стискивает уклончивое молчание Минхо. Он переводит свой выдохшийся взгляд в его сторону.       — Минхо.       — Я, блять, не понимаю! — Минхо взрывается мгновенно и опасно, — Как это вообще возможно?! Всё произошло, когда никого из нас не было даже в здании… — он резко дёргает головой в отрицании, устремив взгляд куда-то вниз, — Сначала я узнаю о Галли, теперь о Ньюте, — с этими жгучими словами Минхо смаргивает пожар с собственных ресниц, — И, конечно, рядом опять никого! Будто специально.       Короткая вспышка молчания сотрясает воздух.       — Ты о чём говоришь? — исподлобья вглядываясь в профиль Минхо, Алби застывает в любопытстве.       — Ох, бля, — болезненно протягивает Минхо и закрывает лицо руками, надавливая ладонями на веки.       — Минхо, погоди, что ты…       — Забудь, ладно? — жёстким голосом произносит Минхо. Не просьба, а требование, — Я говорю то, о чём не должен.       — Ёбаный рот, Минхо, — ошарашенно выбрасывает Алби, внезапно разозлившись, — А давно…       — Я же попросил — никаких вопросов, — собственные слова слышатся Минхо свирепым рыком.       Алби сильнее вжимается в балконные перила, недовольно нахмурив брови. Хочется как-то отмахнуться от чужого гнева. Алби еле сдерживается, чтобы не залупить несправедливую пощёчину в ответ.       — Ньют, возможно, ещё в больнице, но я не уверен, — продолжает Минхо. Ярость из его рта вытравилась за одно мгновение. Теперь в зрачках расцвело бессилие, — И почему я не догадался спросить о нём в больнице? — подавленный тон рассеивается в летнем воздухе.       — Минхо, чего ты до себя доёбываешься? Тебе и так тяжело, — с серьёзным лицом ругается Алби, повернув голову в сторону Минхо, — На тебя столько навал…       — Если бы я не создал это правило, ничего бы с ними не случилось! — вдруг произносит Минхо срывающимся голосом. Он больно ударяется спиной о решётки позади себя, — Я не думал, что всё может обернуться этим. Что Томас может пострадать…       Поникший от собственного признания, Минхо невидимым взглядом прожигает пол под своими ногами. До боли сжимает пальцы в кулак, грубо кусает губы, а затем, раздув ноздри и клацнув зубами, быстро оказывается у стены и рассекает кожу на костяшках о шершавую стену.       — Минхо! — поражённый, Алби в панике подлетает к Минхо и хватает его за разбитую руку, — Спятил?       — Ненавижу это всё, — сквозь зубы хрипит Минхо.       Алби замечает на лице Минхо слёзы, пытающиеся спрятаться в тени. Его рёбра неприятно стягивает опустошение. С сожалением взглянув на Минхо, он делает шаг вперёд.       — Ты ни в чём не виноват, — спокойным тоном утешает Алби, обнимая Минхо очень крепко, — Никто не знал, что эти уроды окажутся монстрами, — слепая злоба добирается до позвоночника, но Алби приказывает ей застыть, — Не вешай их грехи на себя.       Он продолжает держать Минхо в своих руках, словно тот вот-вот упадёт. Секунда за секундой, солнце отсчитывает собственное появление на горизонте. Утренняя прохлада проходится по шее и плечам, вынуждая Алби вздрогнуть. Он не расслабляет своей хватки, будто надеется, что его сил хватит, чтобы заглушить болезненные всхлипы, доносящиеся в его футболку.       — Я так устал…       Алби дёргается от этих слов, ранее никогда их от Минхо не получая. Уязвимость, которой Минхо позволил царствовать в своём сердце, бьёт Алби по грудной клетке, простреливая каждый позвонок.       — Я знаю, — горько отвечает Алби.       Ему приходится прищурить один глаз — солнце принялось возрождаться, умостившись прямо напротив балкона. Алби делает глубокий вдох и выдох. Он закрывает глаза. И когда открывает их, вокруг себя и Минхо видит лишь прозрачные краски сине-серого и зелёного. Сбившиеся в единое целое тучи перекрыли солнцу кислород. Они его задушили.

***

      «В пятницу в квартире в Лидсе были найдены мёртвыми три человека… Полиция утверждает, что виной тому новый…»       Безрадостный поворот в кровати, чтобы умоститься на другой бок. Занывшие от неподвижности суставы не ощущаются ничем, кроме дискомфорта. Пустые глазницы незаинтересованно пялятся в экран телевизора.       Непослушное тело кое-как поднимается с измятой постели. Вокруг пузырится хаос, возведённый из вскрытых упаковок, несвежей одежды и пустых пачек из-под сигарет. Подушки бездушно зарыты грудой чужих вещей, что были сброшены со стула. Он зачем-то был очень нужен.       Импульсы реагируют на звук, и тело застывает в любопытстве не сводя глаз с прилетевшего гостя: усевшаяся на внешнюю сторону подоконника птица делает два истошных вскрикивания, склонив голову. Переглядывания длятся считанные секунды. Издав последний, жалобный крик птица взмахивает крыльями и улетает.       Невесело фыркнув, тело пробирается дальше, безжалостно сминая пустые банки под ногами. Оказавшись у шкафа, оно забирается на стул, чудом не падает. Его руки, треморные и тонкие, тянутся всё выше, дальше.       «…и мы намерены защитить людей от угрозы, исходящей от этого препарата и других запрещённых…».       Глухой, вялый смешок прокатывается по глотке и замирает на губах. В треморных руках показываются несколько белых свёртков.       Завороженное и бледное тело спускается. Оно кашляет, удерживая свёртки облепленными пластырями пальцами. Даёт себе время отдышаться, с трудом делая каждый вдох. Боль остриём вонзается в ушибленные рёбра и вывихнутое плечо. Оно надрывно посмеивается, попутно рухнув пятой точкой на пол.       «Американский предприниматель назвал наркозависимость ментальным вирусом и концом цивилизации».       — Да неужели? — саркастичный тон ударяет по пространству.       Одним движением содержимое одного из свёртков вскрывается. Это тело знает, что шаг в знакомую сторону, сделавшейся на какое-то время чужой, теперь неизбежен. Секунда, и всё по новой. Страшно, но просто. Нужно всего лишь затаить дыхание, пошире распахнуть глаза. Нервы напряжены, сухожилия пальцев тоже.       Охрипшие стены. Гробовая тишина. Онемение стирается вспышками.