Fight if you can, trust if you dare

      Конечно, первой не выдерживает Тереза.       — Что?! — она подрывается с кровати, словно та вдруг оказалась наэлектризованной.       Алби грузно падает на стул позади себя. Минхо с отсутствующим выражением жуёт нижнюю губу и хмуро кивает. Все трое расположились в комнате парней, захламленной и неприветливой. Ветер за окном, разбушевавшись, раздувает занавески, и те вздымаются с яростным рвением, хлестая Терезу по спине каждые пять секунд.       — Как умерла? — неверяще ввозрившись на Минхо, сидящего напротив, Тереза качает головой в знак протеста услышанному, — Когда это случилось?       — Несколько дней назад, — загробным голосом отзывается Минхо, ссутулившись на своей кровати и прилипнув локтями к коленям, — В тот день, когда…       — Галли пропал, — Алби заканчивает мысль Минхо, сверля того понимающим взглядом. На своё предположение он получает кивок. Алби отклоняется назад, ухватившись за свою бритую голову, — Вот дерьмо… твою…       Следующие минуты проходят в неуютном молчании. Жестокий ветер успел нагнать тучи, и теперь в комнате стало мрачно и тоскливо, как в приёмном отделении больницы.       — Какой кошмар, — на выдохе выдаёт Тереза дрожащим голосом. Ей приходится поднести тыльную сторону ладони к губам, чтобы подавить всхлип.       Встрепенувшись, Алби подъезжает к ней на стуле, приложив усилия и оттолкнувшись, чтобы колёса пришли в движение. Он накрывает своей ладонью пальцы Терезы и обхватывает их в заботливом жесте. Тереза переводит боязливый взгляд на Минхо:       — Господи, скажи, что её не покалечил…       — Нет, — резко возражает Минхо, грубее, чем ему хотелось. После нескольких секунд тишины он устало вздыхает, — У неё случилась передозировка, — он бросает взгляд к потолку, затем в сторону, затем снова к потолку — он просто не знает, куда себя деть. С самого утра не знает, — Надеюсь, хотя бы во сне…       — Что-то я сомневаюсь, — Алби недоверчиво морщит лицо.       — Алби! — осуждающе восклицает Тереза, смахнув волосы с плеча.       — Что я такого сказал? — ощетинившись, Алби бросает пораженный взгляд на Терезу.       — Ты говорил с Галли? — не обратив никакого внимания на ожидающего Алби, она поворачивается к Минхо.       — Да, утром его нашёл, — понуро отвечает Минхо. Он проводит рукой по волосам, затем касается своего лба. Каждое его движение отдаёт усталостью, и кричит о беспомощности, и его пальцы подрагивают, вероятно, от раздражения, что он ничего не может сделать, — Он остался в своей мастерской, — с тяжёлым вздохом заканчивает Минхо.       Тереза вновь качает головой, обхватив себя за плечи и тем самым сделав себя совсем маленькой. Сегодня под её глазами нет разводов чёрной туши, ведь она не красилась. Утром она обнаружила два синих полукруга под такими же синими глазами. Это не стало удивлением. Алби, что сейчас сверлит пол тяжёлым, взволнованным взглядом, выглядит не лучше: такие же сонные веки и усталая линия губ, и оба глаза обрамлены тёмной энергией, словно те запрятались в лесу и оказались на изнанке. Последние дни они потратили на поиски Галли, параллельно с этим стараясь успеть всё к просмотру. Сон откладывался в дальний, забитый такими же отложенными делами ящик. В столовой они не появлялись, кажется, бесконечное количество времени. Тереза знает, что все они измученные и раздражённые. Она понимает, что Минхо пришлось тяжелее всех.       — Как он сейчас? — тихо спрашивает Тереза, убирая тёмную вьющуюся прядь от лица, показав небольшой участок своего изящного уха.       Минхо, быстро заморгав, растягивает губы в притворной задумчивости. Он видел слёзы сегодняшним утром. Он чувствовал, как Галли рассыпается под его пальцами. Десять лет. С их знакомства прошло десять лет, и сегодня Минхо впервые видел, как он плачет.       — Ужасно, — Минхо не собирается врать. Зачем, да и кому? Все собравшиеся здесь — друзья Галли, — Он совсем разбит. А скоро ещё организовывать похороны… боже мой, — Минхо вновь задирает голову и пялится в жутко серый, невыносимый потолок, — Я не знаю, что делать…       Тереза горестно охает. Алби, откатившись на стуле от Терезы, застывает с болезненным выражением, так редко показывающимся на свет. Он смотрит на Терезу, и она тоже смотрит на него в ответ, и так они переглядываются какое-то время, словно вообразили себя чтецами мыслей, хотя им действительно всё было раскрыто и ясно. Алби знает, что Тереза обожжена и растеряна, что она выбрала молчание, потому что больше ничем не может помочь. Тереза знает, что извечные сокрытые переживания Алби остаются на своём месте, теперь умножаясь втрое. Она знает, что он сходит с ума, гадая, как там сейчас Галли.       Что-то резко меняется, и их сплетение взглядов ставится на паузу. Тереза одним решительным движением подрывается с кровати и садится рядом с Минхо. Алби непонимающе следит за её разъярёнными движениями, что оказались вдруг высечены из камня. Все вопросы стираются с его лица и глаз, и он опускает взгляд, сцепив пальцы в замок, сжимая их с такой силой, что ему становится больно.       — Мы со всем справимся, слышишь? — убаюкивающий голос Терезы накладывает чары на комнату. Вокруг всё становится замыленным, но очень знакомым, — Минхо. Мы рядом.       Спрятав лицо в ладонях, Минхо никак не реагирует. Он упёрся локтями в колени, и ступни его, кажется, стали с полом единым целым. Тереза касается его плеча, вторую руку кладёт ему на макушку. Уже через мгновение она обвивает его со всех сторон, обнимает бережно, но беспощадно крепко. Она жмурится, когда слёзы пробиваются сквозь плотно закрытые веки и нервируют ресницы. Те наконец сдаются и летят вниз, утопая в её волосах.       Безоружный и сердитый, Алби оборачивается и устремляет взгляд в окно, наблюдая за тем, как бушующий ветер всё продолжает раздувать занавески, как своей силой создаёт снаружи хаос, сотканный из листьев и веток. Пыль столбом поднимается ввысь, и пара студентов, выругавшись, принимаются закрывать руками свои лица. Алби делает глубокий вдох. На мгновение всё вокруг замирает. Он отворачивается в тот момент, когда над ними раздаётся первый раскат грома.       Он вздыхает, наверное, в сотый раз, когда Тереза прекращает свой успокаивающий, около шепчущий монолог. Бессилие атаковало его так не вовремя, и он все эти мгновения пялился на них так отстранённо и смирно, словно помолодел на десять лет и оказался тем самым, кто ничего не понимает и которому в знак утешения позже вручат раскраску.       Конечно, Алби никогда не был глупым. Он всегда всё понимает, видит и сейчас. Сегодня его сердце сделало сальто назад, и такого не было очень давно. Совсем скоро Галли вернётся. Он вернётся, а Алби так и останется тем, кто злится на него, кто его игнорирует.       Он смотрит на Минхо, измождённого и парализованного, которого всё ещё обнимает Тереза всё с теми же рвением и любовью, с которыми она пришла в его жизнь три года назад. Он знает, что у него никогда не получится так же. Он, во-первых, не девушка. Он не может в чуткость и интуицию, не может распознавать сигналы и эмоции, не так, как это могут все они. В его семье женщин было подавляющее большинство, и Алби до сих пор не просёк, как они успевают быть проницательными и добрыми, строгими и сильными, и блестящими в своём умении думать. Он не понимает, как у женщин выходит быть такими восхитительными. Он безропотно передал все бразды правления в руки Терезы, если это касалось слёз и других вспышек, к которым он не привык. Может, он и в самом деле не является хорошим другом. Но он по крайней мере делает всё, что в его силах, чтобы всего остального было достаточно. Всего, что не связано с утешениями.       На следующий день все они вынуждены показаться в коридорах университета, потому что, несмотря на несчётное количество проблем и неприятностей, просмотр старших курсов никто отменять не собирался.       — Я тебя умоляю, они не будут нас дожидаться, — театрально закатывает глаза Тереза, пытаясь уместить в сумку толстенную папку с набросками прямо на ходу.       Минхо на это скептично выгибает бровь, но тактично помалкивает. Алби чешет в затылке и на слова Терезы никак не реагирует, принимая её правоту. Речь идёт о приближающемся просмотре, который им придётся вынести всем вместе, потому что все три группы поставили на один день. Времени ничтожное количество, у Минхо не готова одна треть отчёта, а Тереза в эту ночь успела набросать около тридцати набросков разработки собственного костюма (дело, отложенное на три месяца, вчера стало кромешной катастрофой). Все они понимают, что Галли нужно помочь, потому что он, очевидно, выставляться не собирается. Эту ношу по итогу на себя берёт Алби, не как его единственный друг, но точно как единственный из них его одногруппник.       — Ну, тогда придётся сжать булки и умудриться успеть всё и сразу, — недовольно ухмыляется Алби. Он всегда был тем, кто чётко знал, как всё распланировать, чтобы не впасть впросак. Помимо Галли, конечно. Только его сегодня здесь нет.       — Мать моя… — Тереза обречёнными глазами сверлит дыру в потолке.       — И не такое переживали, Тез, справимся, — это отзывается Минхо.       Бледный и бессонный, с покрасневшими глазами и метеорами под ними, он пытается ободряюще улыбнуться. Это выходит болюче и неумело, но Тереза всё равно улыбается с благодарностью в ответ. Они останавливаются у подоконника, чтобы дальнейший их разговор не был прерван кем-то из окруживших их знакомых зомби (некоторые из студентов кажутся такими неживыми, что Тереза как-то выразила свои опасения касательно их расы).       — Алби, ты уверен, что сам справишься? — обеспокоенно поджав губы, Тереза сканирует его своими бездонными глазами, пытаясь прочитать.       — Не переживайте, всё будет в порядке, — Алби успокаивает обоих, хотя Минхо ни разу не выразил своего беспокойства по этому поводу, — Я в любом случае всё своё закончил, нужно просто раньше прийти в аудиторию.       — И почему я до сих пор тебе удивляюсь, — с саркастическим изумлением комментирует Тереза, — Задрот, — она смягчается и довольно хмыкает, когда получает пинок в руку, — Правда, спасибо, Алби.       — Да не за что в общем-то, — Алби искренне хмурится, ухватившись за лямку рюкзака, чтобы тот не слетал с плеча.       Он бросает косые взгляды на молчаливого Минхо. Это ощущается непривычно и странно. Ночью Галли не показывался в комнате, вероятно, остался гипнотизировать чашку с кофе на кухне, как позже предположила Тереза. Ему хотелось поговорить с Минхо, но тот явно не проявлял никакого желания и готовности в этот диалог вступать. Алби его прекрасно понимает. Может, с появлением Галли ему станет легче. Хотя, наверное, пока не пройдут похороны, вряд ли что-то изменится. Сейчас Алби приходится приложить усилия, чтобы не разбить костяшки о стену.       — Не могу понять, куда Том потерялся, — с волной недоумения в голосе проговаривает Тереза, словно то мысли вслух, а не тема для обсуждений. Похоже, пока Алби летал в своих мыслях, разговор зашёл в другое русло. Он хмуро пожимает плечами. Тереза переводит взгляд на Минхо, — Ты его не видел?       — Томаса? — похоже, Минхо тоже удалось отплыть от берега на значительные метры, потому что и он не сразу включился в диалог, — Нет, вообще-то не видел, — его лицо принимает задумчивое выражение, будто он и не помнит, когда тот маячил у него перед глазами.       А это действительно так. После случившегося в комнате Томаса Минхо решил дать ему пространство, потому что тот явно на что-то злился. Как будто он злился на него. Минхо отчаянно хотелось спросить, но его унесло водоворотом под названием «поиски Галли». Теперь он не уверен, что сможет вынести правды. Может, он Томасу всё же надоел?       — Сегодня просмотры у живописцев, вдруг его сосед в курсе? — пожимает плечами Алби.       — Что-то я сомневаюсь, — кисло отвечает Тереза, поморщив нос, — Знаешь, мне отчего-то кажется, что дело как раз-таки в этом «соседе», — она взяла это слово в кавычки одним лишь тоном. К счастью, это заметил лишь Минхо. Тереза устало цокает, когда ловит непонимающий взгляд Алби, — Я думаю, они поссорились или что-то в этом духе. Вряд ли мы найдём радостного Томаса рядом с ним, — со скепсисом заканчивает Тереза, скрестив руки на груди.       — Кстати, как твоё лицо, Минхо? — Алби почему-то приходит в голову, что вопрос будет очень уместным и долгожданным.       Минхо, метнув в его сторону зловещий взгляд, едва ли не скалится. Глубоко вздохнув, Тереза бегает глазами по коридору, лишь бы за что-нибудь зацепиться. Ну вот, началось.       — Охуенно, — едва ли не сквозь зубы процеживает Минхо, отрешённо пялясь на толпу, плывущую рядом.       — Ну тебе и прилетело с нихера… — Алби в недоумении чешет голову, не отводя взгляда от переносицы Минхо, что на вид, кстати, как новенькая.       — Да брось, даже синяка нет, — попытки Терезы утешить выходят неутешительными. Она разводит руками в стороны, когда получает красноречивый взгляд Алби.       — Ура, я так, блять, счастлив! — с фальшивой радостью на лице Минхо взмахивает руками, — Пошёл Ньют на хуй со своим просмотром. Даже если там Томас, я проверять не пойду.       Тереза как можно скорее принимается искать взгляд Алби, такой же удивлённый, как и свой собственный.       — Минхо, ты чего, брат? — Алби хмурит брови и кладёт свою ладонь Минхо на плечо, — Мы же…       — Да ничего, — вскинув брови в неодобрительном недоумении, Минхо переводит взгляд на Алби, — Для тебя новость, что я его не перевариваю?       — Вообще-то… да, — растеряно заканчивает Алби, смущённо хлопая глазами.       — Ну… вот, знай, — Минхо рассеяно пожимает плечами, намеренно избегая взгляда Терезы, который, он уверен, одновременно и понимающий, и осуждающий.       — Чё это вообще тогда было? — Алби либо снова ничего не заметил, либо слишком привык не замечать, — Ну, с Ньютом.       — Хуй его, — скрестив руки на груди, Минхо прислоняется плечом к стене, — Если ты не заметил, он всегда был не в ладах, — с этими словами он крутит пальцем у виска; имеет ввиду то, что имеет ввиду.       Алби беззастенчиво ухмыляется во весь рот. Они оба удостаиваются предостерегающего взгляда Терезы.       — Прекратите.       — А что такого? — Алби, кажется, устал задавать ей один и тот же вопрос день за днём, — Мы его не оскорбляем.       — Я оскорбляю, — нагло заявлет Минхо, ничуть не устыдившись, — Он на голову отбитый был весь год, чего мы вообще удивляемся?       Тереза на этот выброс никак не реагирует, прислонившись спиной к стене и смотря на Минхо со странной хитрецой. Минхо непонимающе косится в её сторону.       — Минхо, тебе пора заканчивать свой долбанный отчёт, забыл? — Алби, порушивший неприятные чары, сейчас в глазах Минхо видится героем, — Ты и так ничего не успеваешь.       — Спасибо за напоминание, кайфолом, — Минхо закатывает глаза, и после, стрельнув в Алби каким-то мусором, машет рукой им обоим. Это означает, что они увидятся позже.       Алби в ответ на подарок Минхо показывает два средних пальца, которых Минхо не в силах увидеть. Тереза с успехом подавляет свою фыркающую усмешку. Она провожает глазами Минхо до самого конца, пока тот не скрывается за углом. Ей становится любопытно, когда Ньют для Минхо стал Томасом для Галли.       — Ну и дурдом, — твёрдым голосом заявляет Алби, покачав головой.       — И не говори, — Терезе удаётся искренне улыбнуться.       Сегодня она впервые чувствует подобие спокойствия, и за это ей тут же становится стыдно. Она не хочет так себя чувствовать, когда мать Галли умерла, но осознание, что сам он нашёлся, а скоро их ждёт окончание очередного учебного года, не может приносить ничего более негативного.       — Кстати, как там дела с тем модельером? Ну, твои планы на будущее, — Алби отстраняется от Терезы, словно ему стало неловко.       — Да пока никак, — та лишь пожимает плечами, — Я решила сначала закрыть сессию, а потом… ну, ты понимаешь, — она бросает в сторону Алби рассудительный взгляд и выглядит так, словно действительно ждёт, что тот всё понял.       Алби, к сожалению, ничего не понял. Но он улыбнулся в ответ.       — Так ты собираешься…       — Что? Работать? — со злобной усмешкой уточняет Тереза, — Я никуда отсюда не уеду. Если тебя этот вопрос волнует, — со странной улыбкой она заканчивает говорить.       Алби заметно расслабляется. Он благодарно кивает, молча провожая взглядом младшекурсников, уже спокойных и вполне выспавшихся.       — Блин, эти черти… — наблюдая за тем, как какой-то парень спотыкается через ногу рядом идущего друга (судя неопрятному виду, он с того же факультета, что и Алби с Галли), Алби раздражённо хмурится, — как они смеют расхаживать перед нами, старшими, со своими отдохнувшими минами?       — Действительно, как? — разведя руками в стороны, Тереза изображает восторженное возмущение, — С ума посходили, — она переводит взгляд на Алби, и оба принимаются смеяться.       — Ну а ты… всё так и не решил, куда подашься после? — усмирив свой приступ веселья, Тереза старается не смотреть на Алби с родительским беспокойством. Она не может не заметить, как быстро омрачилось лицо Алби с её вопросом.       — Понятия не имею, — протягивает Алби, усевшись на подоконник, — Я уже измучился весь, пока думал.       — Может, ещё не время? — Тереза задаёт вопрос в утвердительной форме, взглянув на Алби с ободряющей надеждой.       — Так-то оно так, — Алби, благоразумно помолчав какое-то время, нехотя откликается, — Только не то чтобы у меня это время есть. Понимаешь?       — Честно?       — Конечно.       — Нет, не понимаю.       Алби нетерпеливо цокает и слезает с подоконника, едва не задев кроссовкой увесистый горшок с растением. Отведя некоторое время на прожигание взглядом несчастного зелёного, он заводит руки за спину и прислоняется затылком к стене. Тереза только сейчас поняла, что он нервничает.       — Если я не решу эту проблему неопределённости до конца лета, отец заставит меня идти по его стопам.       — Стой, чего?! — обескураженная, Тереза раскрывает рот от удивления, — Но это… так бессмысленно! Ты уже получаешь образование, ты давно совершеннолетний, у него нет права…       — Да, да, да, — Алби приходится прекратить яростно-справедливый монолог Терезы. Это всё равно бесполезно. Всё, о чём она говорит. Он устало вздыхает, — Ты не знаешь моего отца, он… может надавить, — скомкав последнюю фразу до размера свёрнутого фантика, Алби морщится.       — Надавить… — Тереза глупо повторяет за Алби, устремив взгляд в пространство, — он ведь не…       — Нет, меня никто не бил, — это почему-то Алби забавляет. Он старается не улыбнуться, чтобы не выглядеть чокнутым, — Отец умеет заставлять. Я не знаю, как это объяснить, — Алби вновь отстраняется от Терезы, опустив взгляд, — Может, я просто не умею… ну, не потакать ему.       Тереза растерянно выпрямляется, и взгляд её молниеносно оказывается прикован к Алби. За все годы их дружбы он ни разу не говорил ей ничего подобного, сокровенного.       — Я, конечно, не знаю ничего о твоей семье, и вашей истории, — осторожно начинает Тереза, развернувшись к Алби всем корпусом, чтобы не упустить его из виду. Теперь она поняла, что он таким образом прячется, — Но мне кажется, что умеешь. Ты ведь поступил сюда, зная, что отец против?       Получив неуверенный кивок, Тереза утвердительно хмыкает, не забыв улыбнуться и оживить все веснушки на своём лице, что с приближением лета становятся заметнее с каждым днём.       — Ну вот, — она пожимает плечами, — Я знаю, у тебя всё получится. Тем более, через год ты получишь диплом и можешь начать хотя бы со скульптуры. Знаю, ты не горишь желанием, но это лучше, чем ничего. Хотя бы можно не оставаться дома, под контролем, — Тереза сводит всезнающий тон на «нет». Она ясно осознаёт, что не поймёт положения и чувств Алби, ведь сама всю жизнь была свободна в выборе своего пути. Но ей очень хочется показать, что варианты существуют.       — Звучит… логично, — с облегчением выдаёт Алби на выдохе, одновременно усмехнувшись. Он вновь принимается разглядывать младшекурсников. Ему хочется сказать что-то ещё, но все мысли застревают в голове, не успев обратиться в слова.       Ощутимый толчок в плечо заставляет Терезу озлобиться. Она недовольно отмахивается от Алби, но её внимание привлекает жест, с которым тот застыл: он указывает куда-то в сторону, отчего-то молча. Она бессловесно соглашается повиноваться, а затем чувствует настороженность в своей груди, потому что и ей, и Алби удаётся наблюдать за тем, как Томас разговаривает с тремя четверокурсниками. Весьма не в дружелюбной атмосфере.       — Это ещё что за хрень? — скорее устало, чем сердито спрашивает Алби.       — Господи, надеюсь, он никуда не вляпался.       — Судя по выражению лица Томаса, это им лишь бы не вляпаться, — с насмешливой ухмылкой возражает Алби.       Томас действительно выглядит яростно, словно едва сдерживает себя, чтобы не ударить кого-нибудь из них.       — Нужно помочь, — Тереза хватает сумку с подоконника.       — Ты куда? Стой! — Алби успевает ухватить её под руку, чтобы остановить, — Зачем ты там нужна?       — А если что-то пойдёт не так?! — нервный тон Терезы идёт в унисон с её взволнованным выражением лица.       — Вот если что-то пойдёт не так, тогда вмешаемся. Сейчас мы только шума наведём.       Они смотрят друг на друга какое-то время, не сводя глаз. Алби научился выносить эти взоры Терезы с хладнокровием и устойчивостью, в которых читаются «бой» и «защита». Она привыкла идти и драться, когда это касается её близких, пускай это безрассудно и чаще всего заканчивается глупостью.       — Ладно, — на этот раз ей приходится сдаться, — Понаблюдаем, — пробормотав последнее, она не смогла не надуть губы.       А смотреть больше было и не на что. Томас что-то выплюнул, какую-то резкую фразу, а затем, полностью взбешенный, двинулся в сторону лестницы. Ни Тереза, ни Алби не успели ничего сообразить, что уж говорить о том, чтобы рвануть следом.       — Думаешь, нам стоит присмотреть за ним, чтобы его не отмутузили в какой-нибудь подворотне? — скрестив руки на груди, Алби не сводит взгляда с того места, где минутами раннее дерзил Томас.       — Если удастся, — тихо сглотнув, кивает Тереза, взволнованная больше, чем этого требуется. Если бы Алби не выглядел таким воинственным, она могла бы решить, что ему тоже нервно. Может, все эти истощающие события, произошедшие с ними, расшатали их нервы до предела и на самом деле никакой опасности нет, — Он вечно где-то пропадает.       Алби согласно мычит и пожимает плечами. Он кладёт ладонь на плечо Терезы, тем самым обозначая, что им пора идти. Тереза в последний раз бросает кипящий смятением взгляд в сторону пустого угла.

***

      «— Когда получишь свой диплом, сделаешь скульптуру моего лица?       — Это называется «изваять». И да, но только если ты не будешь засыпать.       — Когда это я засыпала?!       — Да постоянно.       — Правда?       — Правда».       Её смех до сих пор клокочет в его ушах.       Галли касается ручки крана неподвижными пальцами, словно заместо неё там — приведение, которое можно спугнуть одним шорохом. Капли воды густо стекают вдоль ресниц и разбиваются о края раковины. Он не может вспомнить, какие были её последние слова. Он не помнит, что говорил ей сам. Лихорадочная паника охватывает его и сегодня, затянувшись на неприемлемо долгий срок, окутав последние ночи, западая в глазные впадины и рот.       Он часто думал о том, любила ли она его. Хотела ли она дать ему что-то по-настоящему хорошее, что-то, что поможет ему во взрослой жизни? Даже если и хотела, она попросту не умела этого делать. Раньше Галли казалось, что ей было наплевать. Но все эти уединённые ночи, где раздавался её слабый смех и его лёгкие усмешки, её интерес к его профессии, её доброе лицо и попытки быть матерью. Теперь Галли понимает намного больше. И ответ всегда будет одинаковым. Да, конечно любила.       Галли выкручивает ручку на максимум, вынуждая воду биться в сопротивлении, а затем нещадно врезаться в скруглённые углы керамики. Это было необходимостью — принять душ. Его не было здесь три дня. Или четыре. Галли совсем запутался. И ему так плевать.              «— Прекрати требовать этого. Я устал.       — Это в последний раз, клянусь! Иначе я умру».       Галли не чувствовал, что когда-либо у него был выбор в том, помогать ей деньгами или нет.       «— Не сердись на отца, он не со зла. Просто ему тоже трудно.        — Ты считаешь, что он бьёт тебя лицом о холодильник, потому что ему трудно?!»       Это была первая и единственная пощёчина, которую он получил от неё. Тогда она только начинала терять вес и бледнеть. Но уже тогда он знал, что она начинает сходить с ума.       «Только не вздумай умереть, пока я далеко. Я очень сильно рассержусь».       Улыбка непрошенно прорывается сквозь плотно сжатые зубы. Истерическое подрагивание губ не получается смазать руками и притвориться, что это помутнение рассудка. Галли сжимает края раковины злыми пальцами.

«Обещаю».

      Его ярость стала самостоятельным, неприветливым существом. Она двигается наперекор просьбам, ходит осторожно и бесшумно, пока не приходит время выходить в центр, занимая место личности Галли. Он ослеплён и ранен, бескомпромиссен и воспалён. Сегодня ему хватает собственного голоса, чтобы остановиться. Вчера он этого сделать не смог.       Он швырял всё, что попадалось на пути, подбрасывал вверх лёгкие вещи и со свирепостью дикого зверя переворачивал то, что было тяжелее его собственного веса. Ему не повезло оказаться на рабочем месте во время приступа. Ему чудом удалось не повредить чужие автомобили. Наверное, какие-то остатки рассудка были включены, раз он обходил стороной запчасти и шины.       Его ждёт увольнение. Галли не стал ничего слушать, поддаваясь чувствам, а не разуму, как он привык. Он перевёл растерзанный взгляд на сухоцветы в пыльной вазе. Они простояли здесь несколько лет, кем-то сбережённые, хотя тот факт, что им придётся умереть, был известен с самого начала. Что-то лопнуло в его груди и забрызгало внутренние органы чернеющей синевой. Он взглянул на работодателя со всем своим засевшим гневом, что копился внутри с семи лет. Он больше ничего не сказал. Ему захотелось взять вазу с мёртвыми стеблями и швырнуть тому в лицо. Он так и сделал.       Вероятно, на него могут подать в суд. Галли никогда не думал проводить годы своей жизни за решёткой, но он слишком не в себе, чтобы об этом беспокоиться. Всё утратило смысл с её уходом. Совершенно себя не помня, он широкими шагами рассекал раскалённый воздух; вышагивал собственный подавленный крик отчаяния, давая ему лишь утопать в земле, затаптывал его тут же, как тот поднимался. Он ощущал, как костяшки пальцев пульсируют от нанесённых ударов по различным предметам. Галли повезло, что на пути ему никто не встретился. Ему кажется, что вчера он бы смог кого-нибудь забить до смерти.             Онаушлаумерлаонаоставилаегоеёбольшенебудетдомаонабольшенепозвонитонникогданевернётсядомойоназабралаегоссобой.       Всё было кончено.       Галли не может запереться в ванной, пускай Минхо и Алби сегодня в университете, а не здесь. Ему страшно что-нибудь здесь поломать, выдать себя, помочь своему монстру выйти наружу. Он прячет его глубоко внутри, обозлённого и щетинистого. Ему не хочется, чтобы о нём кто-нибудь знал.       Он натягивает свежую хлопковую футболку через голову. Запахи лимона и лаванды расползаются по стенам. Для него она пахнет гнилью. Грязью под её ногтями, словно она когда-то цеплялась за него. Словно она когда-то цеплялась за жизнь.       Галли не может заставить себя посмотреться в зеркало. Щетина ещё вчера принялась царапать ладони. Он не видел снов несколько ночей. Он не уверен, что когда-нибудь их увидит. Галли знает, что если отражение покажется его дрожащим глазам, он не справится с тем, чтобы себя не разбить. Он предал её. Он не смог вытащить её. Было ли это всё его виной? Он не уверен, что нет.       Он осторожным движением открывает дверь, смотря себе под ноги, на пустые кровати, куда угодно, только не прямо. Он ужасается мысли увидеть там её. Она появилась один раз, застав его, бродящего в роще между деревьями. Галли не испугался. Но ему страшно хотелось броситься вперёд и попросить прощения.       Одно безликое движение, и он оказывается у кровати, кладёт мокрое полотенце на стул, решив, что отдаст его в лапы сушилки позже. Ему нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Ему нужно пространство. Он не хочет никого видеть, по крайней мере ему так кажется. За окном завывает вчерашний ветер, сделавшись за сутки угрюмым и нудным. Тучи закрывают собою обзор на чистое небо, видимо, сообразив, что оно будет неуместным. Галли отрывисто вздыхает. Он знает, что придётся сообщить ему об этом. Галли нужны деньги на её похороны. Он готов забить Зейна до комы, лишь бы получить эту сумму.       Когда дверь медленно открывается, принося за собой протяжный скрип, Галли не реагирует. Он успел привыкнуть к посторонним несуществующим звукам за последние несколько дней. Но когда периферическим зрением он ловит очертания некрупной тени, его челюсти сжимаются, и он поспешно выдыхает, забыв для этого набрать побольше воздуха. Галли едва не закашливается.       То, с каким взглядом смотрит на него Ньют, он, наверное, не забудет никогда. В это мгновение Галли показалось, что он сам был отправлен на тот свет все эти дни, иначе зачем Ньюту смотреть на него с яростью и облегчением?       — Я убью тебя, — удаётся прорычать Ньюту хриплым голосом, заглушаемым подступившими к горлу слезами.       Галли ничего не отвечает, просто не находит для этого слов. Он знает, что виноват, он не будет этому противиться. Просто он не ожидал, что кто-то окажется настолько испуган его исчезновением. Он издаёт болезненный стон, когда Ньют врезается в него всем телом, обхватив его корпус обеими руками и сжимая с яростью покинутого.       — Прости, — осевшим тоном хрипит Галли, положив руки ему на плечи и обхватив макушку — Ньют сантиметров на десять ниже.       Замерев посреди глухой комнаты, ни один из них не приходит в движение долгие минуты. Ньют продолжает сжимать Галли обеими руками. Галли кажется, что он скоро задохнётся.       — Куда ты делся? — Ньют шепчет едва различимо, уткнувшись лицом в ворот чужой футболки.       — Я никуда не девался, — неуверенным голосом заявлет Галли. Ему становится почти больно от того, сколько неудобств он всем им причинил.       — Не ври мне! — повелительным тоном требует Ньют, прорычав все три слова, надрывая голосовые связки.       Галли не находится с ответом. Он знает, что лжёт. Агрессивный грохот прибивает их обоих к полу — очередной порыв ветра захлопнул открытое настежь окно. Галли чувствует, как от испуга Ньют задрожал в его объятиях. Отчего-то он вдруг пугается, что может его раздавить.       — Больше не бросай меня, — Ньют бубнит еле разборчиво, кажется, зарывшись в светлую ткань ещё усерднее.       Мягкая усмешка пробегает по губам Галли, заставляет его оттаять. Зверь в его груди, колючий и дикий, смыкает челюсти и прячет свои зубы. Галли очень хочется закурить.       — Хорошо, — соглашается Галли, тихо выдохнув. Смирённый тон смягчает его голос, — Не буду. Обещаю.