Fight if you can, trust if you dare

      «Что вы тут делаете? О господи, вы что с ним сделали? Он обкурился?», — сквозь густую пелену Томас слышит знакомый голос где-то совсем близко. Он хочет поднять взгляд и посмотреть, кто пришёл, но словно винцом налитая голова не даёт ему этого сделать.       Он сидит на полу, вытянув ноги и опустив руки по швам, словно в забытье. Голова идёт кругом, в уши влетают непонятные обрывки фраз, искренний, уверенный смех. Томас не помнит ни того, как оказался здесь, ни того, где он вообще находится и почему себя так чувствует. Он помнит лишь тот момент, когда старшекурсники позвали его с собой на вечеринку.       Томас ужасно не хотел идти с ними, вспоминая события и своё самочувствие прошлых выходных, но благодаря укорам и издевательствам со стороны Минхо ему не оставалось ничего, кроме как принять приглашение. «Только бы Минхо утих», — думал Томас в тот момент. И, чёрт, лучше бы он стоически снёс все упрёки и остался в комнате заниматься своими делами.       Свет неоновых огней слепит глаза и то и дело заставляет жмуриться и уходить в свои мысли. Если бы ему это ещё удалось… Это наркотики или что-то полегче? Кто успел ему их подсунуть? И как Томас мог упустить этот момент? Он пытается пошевелить пальцами, но все попытки двигаться оказываются тщетными. В этом зале, мерцающим лишь кислотными огнями, напоминая всем об угрозе приступа эпилепсии, Томас краем глаза ловит лишь размытые силуэты, неизвестные ему жесты и пониженные тона голосов своих знакомых. Что он здесь делает? И когда он сможет вернуться домой?       — Тереза, успокойся. Мы просто провели обряд посвящения в наши ряды. Всё пучком, — Алби машет рукой в сторону Терезы, помотав головой, будто это должно успокоить её.       — Вас кто-то просил устраивать ему это дерьмо? Господи, ладно эти, а ты, Минхо, куда смотрел? — кажется, Тереза не на шутку разозлилась.       Позади себя она слышит недовольный тон Галли и его слова: «вообще-то это идея Минхо — притащить его сюда». Девушка лишь мотает головой и, опустившись на корточки, касается ладонью щеки Томаса.       — Том, ты меня слышишь? Ты в порядке?       Прикосновение чужой руки обдаёт лицо жаром, и Томас моментально распахивает глаза, судорожно втянув носом воздух. Тереза машет руками перед его лицом, тем самым пытаясь показать, что всё хорошо.       — Спокойно, это всего лишь я, Тереза, — девушка дружелюбно улыбается, убрав прядь вьющихся волос за ухо. На мгновение она застывает, а потом, моментально изменившись в лице, поворачивается к виновникам происходящего, — Что скажете в своё оправдание, мистеры? Что вы собирались с ним делать потом, когда он в таком состоянии?       Минхо лишь неопределённо пожимает плечами. Тереза переводит полный осуждения взгляд на Галли и Алби — те лишь заговорщически переглядываются. Тереза пренебрежительно машет на них рукой и разворачивается обратно к находящемуся в прострации Томасу.       — Том, вставай, нам нужно уходить.       Но Томас не издаёт ни единого звука, он вообще никак не реагирует на просьбу Терезы. Ему кажется, это какая-то шутка; что у него галлюцинации, и что никого перед ним нет, а эта комната — сплошная игра воображения, где на самом деле его нет. Может, он и вовсе не существует, а вся его жизнь — иллюзорная реальность, симуляция, созданная просто для того, чтобы посмеяться над ним?       — Томас, пойдём, — Тереза пытается ухватить его за руку, но в этот момент слышит позади себя шаги. Тяжёлые, уверенные. Это может быть кто угодно из парней, но она точно знает, кому они принадлежат.       Галли подхватывает Терезу за локоть с такой силой, что та резво поднимается на ноги, отшатнувшись в сторону. Она чуть не падает, но Галли не отпускает её, и ей удаётся устоять на ногах.       — Убирайся. Ты мешаешь, — глухим тоном объявляет Галли, — Мы тебя вроде как не звали.       Взгляд Терезы моментально становится тяжёлым. Она в оцепенении переводит взгляд на Галли, сжимая челюсти с такой силой, что можно услышать скрип её зубов.       — Пусти меня сейчас же.       Галли на её заявление лишь ухмыляется, сдавливая ей руку ещё сильнее.       — Аналогично, — шипит сквозь зубы парень, и Тереза чувствует, как взгляд светлых глаз упирается ей в висок.       — Отвали, — небрежно бросает она и, высвободившись из хватки Галли, разъярённо шагает в сторону Минхо, — Минхо, Минхо! Иди сюда, живо! Чтоб тебя…       Тереза наблюдает за тем, как пошатывающийся от приличного количества алкоголя в крови Минхо растерянно озирается по сторонам, словно и не причастен ко всему этому ужасу.       — Ты вообще чем думал, когда это делал? — она даёт ему оплеуху, когда он наконец подходит к ней.       — Не знаю, — отвечает Минхо и как-то неопределённо пожимает плечами.       — Это что, шутки для тебя? Что вы вообще собирались с ним делать?       — Да ничего, успокойся, блин, бесишь, — азиат машет в сторону Терезы, словно пытаясь отгородиться от неё или убрать за несуществующую ширму.       — Нет, Минхо. Не получится отвертеться. Я не исчезну, — девушка наигранно улыбается, морща лоб. Затем её лицо становится непроницаемым, а взгляд — поникшим, — Я думала, он твой друг, Минхо. Зачем ты так с ним?       Минхо облокачивается на одну из бетонных колонн, что стоят в центре зала, образуя квадрат. Голова кружится, от выпитого начинает тошнить. Он на мгновение закрывает глаза, давая глухим басам забивать гвозди в голову. Минхо чувствует, как его мысли растворяются в музыке и ярких огнях, обжигающих прикрытые веки. Он невероятно устал, и последнее, что ему нужно — нотации Терезы.       — Тез, давай не сейчас, голова и без того болит.       Девушка в ответ лишь насмешливо скидывает брови и пристально смотрит на Минхо.       — Да что ты говоришь? Бедненький, как завтра с кровати поднимешься?       Азиат гневно клацает челюстями и, махнув на Терезу рукой, уходит в сторону бара.       «Тебе больше спать не с кем?», — слова, сказанные вдогонку, выбивают почву из-под ног, но вовсе не потому, что это звучит клеветой. Минхо тормозит и, развернувшись к Терезе, буравит её тяжёлым взглядом.       — Что?       — А что? — Тереза продолжает смотреть на азиата с насмешкой и наглостью, — Скажешь, что неправда?       В ответ Минхо упрямо молчит, не сводя с неё глаз.       — Заканчивай, Минхо. Только не с ним, — на прощание Тереза вскидывает руки и, поджав губы, идёт обратно к Томасу.       Он всё также продолжает сидеть на полу в забытье, запрокинув голову и разглядывая освещённый всеми цветами радуги потолок. Тереза наконец находит его и хватает под руки.       Приложив нечеловеческие усилия, она поднимает его с пола. Томас, не сумев удержаться на ногах, падает на Терезу, и та сама чуть не теряет равновесие вместе с ним. Каким-то чудом ей удаётся устоять на ногах и не рухнуть — Томас всё-таки тяжеловат для её хоть и подтянутых, но хрупких рук.       — Господи, как мы вообще дойдём… Нет, — отрезает Тереза, когда краем глаза замечает приближающегося к ним Минхо, — Стой на месте. Мне не нужна твоя помощь, и без того помог, спасибо, — с этими словами она гордо вскидывает голову и, ухватив Томаса посильнее за талию, выводит его из помещения.

***

      Ньют давно должен был спать (по крайней мере это говорят часы, показывающие, что время давно перевалило за полночь), но он никак не может перестать думать о той сцене, что недавно разыгралась в этой комнате между ним и Томасом. Он что, действительно накинулся на него, спрашивая о наркотиках? Какой же идиот. Хотя особой надежды на то, что Томас не знал о его пристрастии, не было. Ньют, наверное, выглядит как самый настоящий наркоман.       Ньют не помнит, когда в последний раз смотрелся в зеркало; даже если действительно смотрелся, когда умывался или брился. Он никак не может разглядеть в отражении своего лица, будто кто-то насильно натянул на него мерзотную маску кого-то чужого, совершенно ему чуждого. Почему он не может просто стянуть её со своего лица, он не знает. Он, наверное, и пытаться уже перестал — зачем пытаться, если под ней никого не осталось?       Что, если стянешь фальшивую кожу, а под ней не окажется ничего? Очередная пустота, чёрная, глухая дыра, каких было тысячи в его душе и теле, что никак не зарастают, а лишь размножаются и расширяются, сжирая его изнутри и снаружи. Ньют не может остановить это собственноручно, он не уверен, что кому-то удастся это сделать за него. Это в обоих случаях бесполезно — он попросту устал бегать от себя. Он просто не сможет.       Гулкий стук в дверь высвобождает его из разрушающих мыслей. От неожиданности Ньют подпрыгивает и, резво приняв сидячее положение, тупо смотрит на белое пятно в стене.       «Ньют, ты здесь?», — раздаётся женский, незнакомый голос. Ньют морщится, не понимая, кто это там за дверью, да и ещё в такое время. Он лениво поднимается с кровати и, еле доковыляв до двери, отворяет её. Перед глазами предстают два силуэта, и в одном из них Липман признаёт своего соседа.       — Слушай, помоги-ка, а, — Тереза, внезапно подавшая голос, заставляет обратить внимание Ньюта на себя, — Твой дружок довольно тяжёлый, особенно когда обдолбанный.       С пятой попытки Ньют наконец обретает голос.       — Что?       — Ну что? Обдолбался он, говорю, — Тереза, поняв, что ей не помогут, протаранивает Томасом проход и затем бросает его на кровать, — Могу ли я рассчитывать на то, что ты проследишь за ним?       Ньют лишь недоумевающе переводит взгляд с девушки на лежащее тело Томаса, и обратно. Тереза выжидает ещё примерно с полминуты и, устав ждать, небрежно цокает языком. Бросив еле разжёванное «ну удачи», она покидает комнату, оставляя Ньюта в тишине и пустоте, наедине с его главной проблемой, ставшей таковой примерно три месяца назад.

***

      Томас открывает глаза, но перед собой видит лишь непросветную темень, и ему кажется, что он ослеп. Зажмурившись до ярких вспышек в глазах, он пытается тряхнуть головой, но это движение отдаётся такой дикой, несносной болью, что Томас издаёт непроизвольный вопль, впиваясь в простыни холодными, влажными от пота пальцами. Он уже хочет свернуться на боку и завыть в подушку, как вдруг чувствует прикосновение чьих-то мягких пальцев к своей щеке.       Он моргает. Моргает ещё раз. И только спустя ещё несколько попыток выбить из своих глаз дух ему удаётся проглядеть намёки на очертания лица прямо перед своим; того лица, которое он давно успел изучить, рассмотреть и влюбиться. Которое снилось ему по ночам, заставляло плакать и чувствовать себя самым несчастным на свете.       Ньют со спокойным выражением лица смотрит Томасу прямо в лицо, перебирая его волосы пальцами одной руки, и положив вторую на его разгорячённую щеку. Он лишь чуть склоняет голову и, мягко улыбнувшись Томасу, словно ребёнку, продолжает гладить его по голове.       — Что происходит, Ньют, где мы? — хрипло спрашивает Томас, еле сумев разлепить пересохшие губы.       Он не чувствует пространство вокруг себя, не слышит ни единого звука из-за оглушительного шума в ушах. Но он видит Ньюта, который совсем недавно казался галлюцинацией, бредовой мечтой.       — Мы в нашей комнате, Томас. Тереза притащила тебя с вечеринки, где ты обдолбался, оставила тебя на меня, — Ньют еле заметно усмехается, прикрыв уставшие глаза.       До слов Ньюта Томас и не вспоминал о вечеринке. О боже. Что он сделал? Обдолбался? Но как это случилось? Неужели он позволил себе принять это? Не может быть, он никогда не… стоп. Это ведь был не он.       Это был не он.       Томас подскакивает на месте, едва не зарядив Ньюту локтем в челюсть, и озирается по сторонам, хотя всё ещё не видит ни черта.       — Что? Что ты… Это не… Я не…       Ньют бережно берёт его за руку и тянет обратно на кровать, поближе к себе. В ответ на попытки Томаса что-то промямлить, он лишь успокаивающе перебирает спутанные волосы и тихо смеётся.       — Ничего, Томми, всё в порядке. Всё будет в порядке, — с этими словами Ньют мягко целует Томаса в лоб, и тот прикрывает усталые веки.

***

      Минхо застывает над чашкой свежесваренного кофе, словно пытается в ней что-то разглядеть, хотя на самом деле ему просто слишком плохо, чтобы смотреть куда-то ещё. Он знал, что сегодня выходной, наверное, поэтому позволил себе так сильно напиться. Правда, теперь весь день он не сможет сделать ровным счётом ничего, а делать нужно.       Хочется смыть водой усталость, перешить лицо, спрятать глаза, вырвать волосы, уснуть где-то не здесь. Нужно просто отдохнуть. Одна рюмка перед пьяными глазами. Усталость смывается взглядом, стакан продолжает наполняться. Но лицо водой не смывается, волосы на месте. Он засыпает в своей комнате. Алкоголя поблизости нет.       Краем глаза Минхо замечает движение: на кухню кто-то вошёл, скорее, кто-то из своих. Только его компания друзей может в утро воскресенья, после бешеной ночи, проведённой в клубе, всё равно умудриться встать раньше всех и ошиваться на кухне. Но ни приветствия, ни других слов в свой адрес Минхо не слышит. Он медленно поднимает взгляд и видит Терезу, что ставит чайник и, сонно потерев глаза, зевает.       — О, доброе утро выжившим, — приветствует девушку Минхо, но та лишь упорно его игнорирует, показав спину. Азиат хмурит брови, начиная раздражаться. Он терпеть не может, когда ему не отвечают, — Ало, привет.       В этот раз Тереза поворачивается к Минхо лицом, на что тот лишь машет ей рукой, тем самым привлекая внимание к себе. Она складывает руки на груди, вскинув бровь. Минхо непонимающе качает головой, сжав пальцы в кулак.       — Ты меня игнорить будешь?       Тереза молчит. Минхо раздражается ещё сильнее.       — Издеваешься, господи? В чём дело-то? — он слабо стучит кулаком по столу в нетерпении, не сводя с Терезы тёмных глаз.       — Да ни в чём, — отрезает девушка и, развернувшись к Минхо спиной вновь, продолжает возиться с чаем, — О, и кстати, в отличие от тебя, я живая. А знаешь почему? Потому что я не ужралась как свинья. Да-да, Минхо, именно так, — она перебивает его, когда тот пытается что-то возразить, — Может, хватит уже? Всего этого?       — Чего «всего»? — замогильным голосом спрашивает азиат, упрямо делая вид, что не понимает, о чём идёт речь. Минхо настолько прилип взглядом к спине Терезы, что ещё чуть-чуть, и он точно проделает в ней дыру.       — Да всего, — Тереза разворачивается к нему лицом, облокотившись на стол, — Дурацких идей, идиотского поведения, алкоголя.       — Что ты вообще несёшь? — кажется, Минхо не на шутку разозлился. Он давно позабыл и о кофе, и о том, что сюда ещё кто-то может войти, — С алкоголем-то в чём проблема?       — Ага, значит, понимаешь, о чём другом речь идёт, — Тереза усмехается, видимо, ликуя от того, что смогла подловить Минхо. Тот лишь опускает взгляд, тем самым соглашаясь с ней. Винтер обречённо вздыхает и садится рядом с Минхо, оставляя чайник догреваться, — Послушай, я просто… не хочу, чтобы ты всё себе похерил, понимаешь? — она пытается заглянуть Минхо в глаза, но тот упорно не смотрит на неё в ответ, решив, что стол сейчас — зрелище гораздо интереснее. Тереза лишь усмехается и берёт его за руку, — Будь осторожнее, ладно?       Минхо через силу кивает и начинает ковырять пальцами ручку чашки. Он ненавидит Терезу за эти разговоры, но, не зная, куда деться, продолжает слушать всё, что она ему говорит. Правда, он никогда не отвечает ей, даже когда она буквально хочет выбить из него дух своими расспросами. Но что он ей скажет? Минхо не помнит, когда в последний раз делился с кем-то своими переживаниями, не помнит, делился ли ими когда-нибудь вообще.       У него есть друзья и они очень близки, но он попросту не знает, как заставить себя рассказать хоть что-то, да и вряд ли сумеет это сделать. У него нет тех родителей, с которыми он мог чем-то поделиться, пусть это будет смешная история, что произошла с ним по дороге в университет, или то, что он стал капитаном команды и тренер его часто хвалит. Им это просто неинтересно. Никогда не было интересно ни то, где Минхо ходит, ни что любит, ни с кем дружит.       Минхо смирился с таким положением дел, однако, что-то внутри всё ещё ноет и изредка болит, когда он начинает думать об этом и понимает, что так быть не должно. Но он не может жаловаться. У его друзей полно других проблем, более страшных, чем у него. Ему остаётся только молча пережёвывать давние обиды и думать о том, что это всё уже неважно.       — Не переживай, Тез, всё в порядке, я… не знаю, чем я думал.       — Ну точно не головой, — в дверях гремит низкий голос Алби. Минхо в ответ корчит гневную гримасу, на что Голдман взрывается смехом.       — Тебе нужно выдать оскар за твои шутки, очень хорошо шутишь, очень хорошо, — протягивает Минхо, взглянув на Алби, который, видимо, сарказма не уловил и в ответ уверенно кивает.       — Ну, а что? Ты вообще, смотрю, смелым стал, Минхо, — Алби снова криво улыбается, а Минхо через силу отворачивается от его наглого лица, в которое сейчас хочется хорошенько прописать.             — Отъебись от меня, — бормочет азиат и, поднявшись из-за стола, идёт в сторону двери.       — Ну чего ты, я ведь шучу, — Голдман пытается исправить неприятную ситуацию, переводя всё в шутку, но получается плохо — Минхо игнорирует его.       Азиат чувствует, как внутри закипает гнев, поэтому решает за лучшее убраться отсюда как можно скорее, иначе он сорвётся.       — Постойте, а где Галли? — Минхо замедляет шаг и, обернувшись, оглядывает кухню, в которой его друг явно не присутствует.       — Не знаю. Я думала, он тебя предупредил, куда ушёл, — Тереза с волнением смотрит на Алби, который смотрит на неё в ответ.       — Странно… — протягивает Минхо и идёт дальше, оставляя своих друзей в немом недоумении.

***

      — Боги, Том, ты живой, — с облегчением вздыхает Тереза, опустившись на кровать рядом с Томасом.       — Куда я денусь, — ворчит Томас куда-то в подушку, хотя живым себя особо не чувствует. Он что, попал на войну, но забыл, как её прошёл? И, судя по своему состоянию, он её с треском проиграл.       Что это вообще было, спрашивается? Томас не может с уверенностью сказать, кто это сделал с ним, но может озвучить пару вариантов. Выбор, конечно, падает на Галли или Алби. Хотя Алби на него плевать по большей части, Томас ведь ему ничем не мешает. Он вообще особо не докапывается до него, но Галли… Вот где собака порылась. Теперь Томас больше чем уверен, что это сделал именно он.       Томас каждой клеткой своего тела чувствует, что Галли просто не может выносить его присутствия, и хотя он не понимает, чем успел насадить ему, но вести себя покорно или не обращать на это внимания не собирается. Не из того теста сделан.       — Слушай, не принесёшь мне стакан воды? — Томас через силу разворачивается лицом к Терезе, смотря на неё с мольбой в глазах, — Пожалуйста.       — Хорошо, хорошо, сейчас, — девушка поднимается с кровати, поправляя съехавшие с талии джинсы, — Только не стоит рассчитывать, что я буду вашей официанткой, — с этими словами она выпархивает из комнаты, едва не столкнувшись с вошедшим в это же время Ньютом.       — Ну что, ты в порядке?       Ньют садится на кровать рядом с Томасом, и тот отводит взгляд. Он не сразу понимает, что Липман обращается к нему. Но не с кроватью ведь он разговаривает. В ответ Томас слабо кивает, понурив голову. Ньют улыбается в ответ и переводит взгляд на окно, за которым не видно ничего — мокрый снег облепил всё пространство за ним.       — Ньют, когда мы поговорим?       Томасу совсем не хочется вновь поднимать эту тему, вспоминать всё, что случилось между ними, но он устал. Он просто больше не может молчать. Иначе, если промолчит вновь, что-то тяжёлое внутри него лопнет и разорвёт его на куски.       — О чём? — Ньют даже не стал смотреть в сторону Томаса, продолжая наблюдать за кляксами снежинок, что расползаются по стеклу.       — О нас, Ньют. О нас. Нам больше не о чём говорить, — Томас пугается своего голоса, впервые не узнаёт его — тот слишком холодный, слишком уставший.       — Том…       — Нет, — Томас вздрагивает, вновь не распознавая своего голоса, — Нет, Ньют. Больше не убегай. Почему ты врёшь мне? Чего ты так боишься?       Ньют замирает на месте, бездумно моргая, и сжимает челюсти.       — О чём я вру, Томас? Ты знаешь?       — А ты мне врёшь?       Томас пытается подловить Ньюта на его же словах, но Липман оборачивает лицо в его сторону и лишь хмурится, не произнеся ни слова. Томас принимает сидячее положения и смотрит Ньюту прямо в глаза.       — Сначала ты меня игнорируешь, потом посылаешь на хуй, потом целуешь, потом называешь пидором, и я в итоге остаюсь виноватым. А сегодня целуешь в лоб и нянчишься со мной полночи. Что за хрень?       — Я ничего такого не делал, — Ньют притворно хмурится, словно не может вспомнить своих действий.       Это злит Томаса ещё больше. Он делает глубокий выдох через нос и с насмешкой в глазах смотрит на Ньюта.       — Да ты что? И что же тогда я видел и чувствовал?       — Возможно, просто твоя галлюцинация, — Ньют пожимает плечами.       — Нет, — Томас упрямо сверлит Ньюта взглядом, — Я не мог такого увидеть.       — А стоит задуматься над таким развитием событий.       — Я не дурак, Ньют. Хватит мне врать.       Ньют стоически хранит молчание, но Томас замечает, как его ресницы подрагивают от волнения. Значит, точно врёт. А ещё это значит, что ему не всё равно. Тогда, может, всё-таки стоит попробовать?       — Ты считаешь, что с тобой так страшно? Или я страшен для тебя? Я не понимаю.       — Нет.       — Что нет?       — Ты не поймёшь, — Ньют так и не осмелился посмотреть Томасу в глаза в ответ, он просто заламывает свои дрожащие пальцы, пытаясь унять дрожь.       — Тогда объясни.       Ньют неосознанно поднимает взгляд и недоверчиво смотрит на Томаса, словно перед ним — чужой человек, которого он никогда прежде не видел. От этого в сердце становится некомфортно. Томас тоскливо вздыхает и пытается сожрать вопль, растущий в лёгких, идущий изнутри. Но он не может закончить всё сейчас.       — Я не буду осуждать, Ньют. Я не отвернусь от тебя. Я никуда не уйду.       Эти несколько слов, которым Ньют перестал доверять ещё в детстве, когда мать говорила, что будет рядом, а потом ушла навсегда. Он так сильно испугался этих слов, словно человек скажет это, потом миг — и он исчезнет. Но эти треклятые слова, сказанные именно этим человеком — наверное, это что-то несбыточное, чего в природе не существует. Как верить всему тому, что ты слышишь, когда не можешь поверить даже себе?       Может ли он поверить ему? Конечно да.       Сможет ли он быть нормальным? Конечно нет.       Такие люди, как он, не могут быть нормальными. Это ненормально — быть нормальным, когда ты не в порядке.       — Я не могу. Так нужно, поверь мне, — Ньют тяжело вздыхает и, скрепя сердце, поднимается с кровати, — Не связывайся со мной.       — Но почему, Ньют? — Томас слышит, как гнев в его голосе перерастает в отчаяние, — Почему я не могу остаться с тобой? Меня ведь не заставляют, я сам…       — Ты ни хрена не знаешь, Томас, — отрезает Ньют, заставляя того отпрянуть, словно от пощёчины, — Поэтому тебе и не страшно.       Ньют долго молчит и не решается сесть обратно на кровать, но в итоге всё же садится рядом с поникшим Томасом.       — Я не смогу быть нормальным. Ты ведь это знаешь, да?       Томас кивает, но слишком неуверенно, чтобы этому кивку поверить. Ньют горько усмехается.       — Похоже, не знаешь, — Ньют разворачивается к Томасу лицом и смотрит ему прямо в глаза, — Я наркоман, Томас. Я не смогу с этим покончить. Я ничего не смогу тебе дать, так что лучше не пытайся.       — Если не попытаюсь, я знаю, что упущу что-то важное в своей жизни, — произнеся эти слова, Томас громко сглатывает, потупив взгляд в стену. До этого момента он и не осознавал, насколько ему сейчас страшно, — Что бы там ни было, мы это переживём. Почему ты не можешь дать мне шанса?       Ньют молчит.       — Ньют.       — Я опасен для тебя.       Эти слова заставляют Томаса улыбнуться.       — А я разве когда-нибудь упоминал, что не люблю опасностей?       Ньют всматривается в решительность в глазах напротив, но верится в неё с трудом. Либо Томас совсем чокнутый, либо не понимает всей сути вещей. Скорее второе.       — Томас, нет. Тебе мало своих проблем?       — То есть твоей проблемой я не стану?       Ньют вновь смотрит на Томаса уставшими глазами, но с интересом, потому что никак не может поверить в его нахальство.       — Ты давно стал моей проблемой. Я не хочу стать твоей.       — То есть ты настолько уверен в себе, что считаешь, что ты — не моя проблема? — Томас видит, как Ньют недоверчиво вглядывается в его лицо, но не двигается, похоже, просто не зная, как реагировать на эти слова.       Молчание затягивается до бесконечности, и Томас понимает, что больше этого не выдержит. Он осторожно берёт Ньюта за руку, и когда тот рефлекторно вытягивает ладонь из его пальцев, он проделывает это вновь.       — Дай мне стать твоей проблемой, и тогда ты станешь моей.       И вновь гнетущее молчание вместо ответа.       — Ньют, — Томас зовёт его, но Ньют никак не реагирует, словно давно потерялся в дебрях сознания. Томас пытается снова, — Ньют.       Ньют переводит на него невидящий взгляд, взволнованный, полный внутренней борьбы.       — Ты хочешь быть со мной или нет?       Ньюту хочется ответить «нет», но он так устал постоянно врать, что ещё одно лживое слово, и его вывернет наизнанку. Поэтому он прикрывает дрожащие веки и, выдохнув, произносит:       — Да, Томас. Я хочу быть с тобой.