В другое время и в другом месте / In another time and in another place

Краткое содержание главы В которой Наташа и Баки выясняют отношения, главный поворот сюжета является миру, и этот фик, наконец, оправдывает свой нцшный рейтинг.

***

Наташе потребовалось меньше десяти минут, чтобы добраться до дома Джеймса; она компенсировала свою быстроту тем, что не смогла постучать в его дверь, сразу, как только добралась. На табличке было написано не его имя, но Вдова и не ожидала, что оно окажется настоящим. От старых привычек трудно избавиться. Особенно от тех, которые помогали выжить и оставаться незамеченным. Наталья знала это как никто другой. Она никогда нигде не жила под своим настоящим именем, всегда использовала то или иное прикрытие, чтобы скрыть свою личную жизнь от глаз общественности.  А ещё она тянула время. Покачав головой от нелепости происходящего, женщина подняла руку, чтобы постучать, когда услышала звук изнутри. Скрип половицы, едва слышный сквозь тяжёлую деревянную дверь. Вероятно, это было слышно только из-за того, как близко она стояла. Наталья мысленно улыбнуласьи посмотрела в глазок. Конечно же, Джеймс услышал, как она подошла. С его обострённым слухом ему не нужно было слышать стук в дверь, чтобы понять, что за ней кто-то есть.  — Впустишь меня? — одними губами произнесла Наташа, зная, что Джеймс прочтёт слова по женским губам. Звук отпираемого замка и отодвигаемого засова прозвучал громче скрип аполовицы. Мужчина распахнул дверь с таким видом, будто сам сбежал без объяснений и собирался повиниться в этом. А ещё он так и не переодел ту нелепую футболку, фотографию которой ей отправил. Хотя, конечно, он её не переодел. Смысл отправки ей этого селфи заключался в том, чтобы заманить её обратно к себе, если бы он сменил одежду перед её приходом, то показал бы себя нерешительным. Джеймс же никогда не был нерешительным. Самым впечатляющим во всем этом было то, что он мог провернуть нечто подобное и не показаться манипулятором.  — Ты могла бы просто постучать, — сказал он вместо приветствия. Что ж, была правда в его словах. — Я находилась в экзистенциальном кризисе. Мне казалось, что это очевидно, — Наташа прицелилась в невозмутимого человека и выстрелила мимо цели, попав куда-то на грань патетики. Мужские губы изогнулись в полуулыбке, и Джеймс отступил в сторону, не оставляя Наташе возможности не зайти в квартиру. Узкий коридор вёл к двум арочным проемам. Один из проёмов вёл в коридор покороче, за углом которого, судя по всему, находилась ванная и, вероятно, спальня. Дверь слева привела Вдову в гостиную с небольшой открытой кухней. Назвать комнату полупустой было бы ложью. В помещении стоял только один стул, тот, что был прислонён к барной стойке, а обеденного стола и вовсе не было. Удобное на вид кресло, но никакого журнального столика, кроме небольшой подставки с лампой на ней. Два комода, на одном из которых стоял телевизор. Больше мебели в комнате не было. Стеклянная дверь на французский балкон была закрыта белой простынёй. Но кто Наташа такая, чтобы судить? У неё не было ничего, что она могла бы назвать домом, даже никакого самого скудного убранства, совсем ничего. Вместо того чтобы прокомментировать окружающую её обстановку, Наташа задала вопрос:  — Ты купил эту футболку сегодня, чтобы заманить меня к себе в квартиру, или она была у тебя под рукой? — она всегда умела обходить правду и вводить собеседников в заблуждение. — Это подарок от Елены. Должно быть, ответочка за ту кружку, — Джеймс пожал плечами и прошел на кухню, взял с сушилки две чашки и поставил их на барную стойку. Специально не глядя на Наташу, мужчина приготовил две чашки растворимого кофе, желая чем-то занять свои руки. Или, может быть, это было проецирование с ее стороны. Ей следовало догадаться об его ответе, не задавая ни единого вопроса. Возможно, женщина бы так и сделала, если не была так погружена в свои мысли. Кто бы сомневался, что Елена купит бы ему нечто подобное. Белова всегда была склонна к мстительности. Наташа взяла из рук Джеймса чашку, стараясь игнорировать дрожь его пальцев. А также изо всех стараясь предотвратить дрожь своих собственных.  — О чём ты хотел поговорить? — поинтересовалась Наташа, прекрасно зная ответ.  Джеймсу потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и открыть рот. Он наполнил тишину тихим звоном своих металлических пальцев по чашке, когда вертел посудинку вновь и вновь. Затем мужчина произнёс:  — Я не могу потерять тебя снова. Джеймс говорил спокойно, но в его глазах была такая глубокая боль, что Романова вздрогнула. Вид мужчины разрывал её сердце. Наташа отвернулась, поставив чашку на барную стойку, и обхватила себя руками. Он любил настоящую Наташу так сильно, что должно было пугать. И напугало бы, если бы она была реальной Романовой, и как бы сильно женщина не хотела притвориться ею, чтобы удержать Барнса, всё равно не могла так поступить с ним. Баки заслуживал знать правду, какой бы ужасной она ни была. Разбить Джеймсу сердце будет жестоко, но даже более жестоко будет притворяться его возвратившейся любовью.  — Джеймс, — начала Наташа и замолкла, не зная, как продолжить. Ей не хватало духу произнести эти слова. Только не тогда, когда украденные воспоминания мертвой Наташи смешались с её собственными. Глупо с её стороны было думать, что возрождение — это выход. Что давая ему призрачные обещания было лучше, чем полночтью порвать с ним. Ложная надежда всегда намного хуже, чем отсутствие надежды в принципе. Баки бесшумно последовал за ней. Наташа почувствовала, как тепло его тела обдало её спину, прежде чем мужчина начал говорить. — Я не могу потерять тебя снова, но я не стану тебя останавливать, если ты не хочешь оставаться здесь. Просто... — он слышимо сглотнул. — Бегство ничего не решает. Поверь мне, я пытался. Может и не решает. Но если бы Наташа осталась, то гарантированно причинила боль людям, которые были для неё важны, как только правда выплыла бы наружу. — Я знаю, что ты пытаешься разобраться с какими-то проблемами, и ты не обязана говорить мне, в чём именно они заключаются. Ты не должна мне ничего рассказывать. Просто позволь мне быть рядом, Нат. Ты знаешь, я сделаю для тебя всё, что угодно, — Джеймс сделал паузу, и по тому, как шелохнулся воздух, Наташа осознала, что он пошевелился. Кончики его пальцев коснулись её локтя, прежде чем мужчина снова отстранился. — Что бы это ни было, это не может быть хуже, чем всё остальное дерьмо, с которым ты когда-либо сталкивалась. Я точно это знаю. — Последнюю фразу он говорил громче, чем все остальные слова. Он пытался заставить её улыбнуться, но тщетно. — Тебе только кажется, что ты хорошо меня знаешь, — Наташины собственные слова эхом отдавались у неё в голове. Она сказала это ему в машине, когда они ехали навестить Клинта. Наташу позабавила его уверенность в том, что он знал её тогдашнюю. Теперь же забавы поуменьшилось. Джеймс не имел ни малейшего представления о том, кем Романова была на самом деле. Она и сама понятия не имела, кем была на самом деле, ну, если не считать “самой собой” набор воспоминаний и тело, очень похожее на тело давно умершего человека. Человека, умершего на другой планете, как бы безумно это ни звучало.  — Я и правда знаю тебя. Они столько раз стирали тебя из моей памяти, но до конца у них так и не получилось. Как бы они ни старались, — Джеймс говорил столь убедительно. Столь чертовски убедительно. Сама того не желая, Наташа развернулась к Барнсу лицом. Отчасти для того, чтобы проверить, выглядит ли он также уверенно, как и говорит, а отчасти из-за того, что он, казалось, имел на неё настолько большое влияние, что женщину тянуло к нему, словно магнитом. Джеймс улыбался ей столь нежно, что Наталье захотелось ему врезать. — Я не она, — сообщила она мужчине, — я не та Наташа, которую ты любил, — признав это, Вдову окатила волна облегчения и в то же время беззащитности. — Та Наташа погибла на Вормире, а я... не она, — слова, столь долго стоявшие в горле, вырвались наружу. С требованием их выпустить. Романова не смогла бы остановиться, даже если бы сильно того хотела. — Те самые шрамы исчезли, потому что твоя Наташа умерла, а я — лишь низкопробная копия. И я бы знала, насколько низка эта проба, ведь людям не свойственно отращивать некогда вырезанные органы. Будь я той самой Наташей, мне не пришлось бы тренировать мышечную память, о наличии которой мне твердили внедренные искусственно воспоминания. Я бы очнулась на Вормире вместо Земли, каим-то образом оправившись от падения, которое, как мне известно, убило меня… — она резко смолкла. Женщина противоречила сама себе. А потом отвернулась. Или, по крайней мере, начала отворачиваться, когда краем глаза заметила какое-то движение, остановившее её. — Эй, — прикосновение мужских пальцев к тыльной стороне её ладони было легким, словно перышко, но всё же обожгло кожу, заставило обернуться к нему, как мотылька к пламени. — Будь падения с утесов для нас столь смертны, меня бы тут не было, — сказал Джеймс с кривой улыбкой. — Ну и что, что тело новое? Я пять лет провёл в состоянии кучки пыли и столько же отсутствовал в этом мире. Ты не можешь мне сказать, что от этого можно оправиться. С сывороткой для суперсолдат или нет. И, как видишь, экзистенциальным кризисом не страдаю, — с какой же чертовой уверенностью он говорит. — Это не то же самое, Джеймс. Я умерла. Я не исчезла и не возникла вновь благодаря волшебному устройству.  Наталья нахмурилась. Не в силах подобрать слов, чтобы объяснить, как сильно желала быть плодом его представлений о ней. Такое желание казалось естественным в силу последних нескольких дней. Возможно, оно зарождало в ней желание жить во лжи, если бы не встреча со Стивом, заставившая вспомнить сказанное ей и Клинту Хранителем.  — Я умерла и вернулась в совершенно новом теле. Возвращение камня Души никак не могло к этому привести. — Из нас двоих твоя сделка куда выгодней. Твое тело прошло перезапуск, а я всё еще с этой штуковиной мучаюсь, — Джеймс поднял левую руку и пошевелил пальцами, свет при движении фаланг заискрился на пластинах. — Ты та, кем всегда и была. Ты — это ты. С новым телом или нет, ты все равно остаешься самой собой. В его голосе было море уверенности. Ему было так легко поверить. Позволить заключить ее в свои объятия, заставив позабыть обо всех тревогах. За исключением той, что, хоть Наташа и была лгуньей мирового уровня, у нее никогда не получалось обманывать себя вдолгую, никогда не получалось врать себе о чем-то столь важном, независимо от силы желания. Поверить в его слова, учитывая знание горькой правды, было невозможно. Потому вместо этого она выложила ему все. Всю правду, какой бы она ни была.  — Ты не понимаешь, — сказала Наташа. — Хранитель Камня Души поведал нам с Клинтом, что обмен непрерывный. Возвращение Камня не могло вернуть меня обратно к жизни. Что бы Стив ни предпринял, вернуть меня было попросту невозможным. Выражение непоколебимой уверенности слегка размылось, но окончательно не стёрлось с лица. Его металлические пальцы коснулись линии женского подбородка, их прикосновение было мягче, чем прикосновение его живой руки. Всегда такой нежный. Просит, а не требует.  — Меня не волнует, как ты вернулась к жизни. Ты здесь, а это самое главное, — ответил мужчина. Затем продолжил, когда Романова открыла рот, чтобы возразить. — Но для тебя это важно, поэтому вот как мы поступим: мы снова встретимся со Стивом. Я буду его держать, пока ты выбиваешь из него правду. Удивленный смешок, соррвавшийся с женских губ, больше походил на всхлип, чем на смех. Ну и ощущался он также.  — Хорошо, сначала мы спросим его по-хорошему. И не позволим ему уйти от ответа, пока он не расскажет нам всё от начала до конца. Договорились? — в его словах, выражении лица и жестах сквозила непоколебимая уверенность. Наташа не доверяла самой себе после случившегося на Вормире. Особенно с тех пор, как она начала называть погибшую Наташу собой. Но Романова доверяла Джеймсу. Она доверяла ему свою жизнь и свою смерть.  — Договорились, — её улыбка была слишком слабой, чтобы излучать теплоту, но зато она была искренней.

***

Главной проблемой Стива было то, что он, возможно, был самым упрямым человеком из всех, кого Наташа когда-либо знала. Когда она попросила Роджерса рассказать ей, что на самом деле произошло на Вормире, как только он вернул Камень Души, кэп незатейливо пожал плечами и сказал:  — Я же всё тебе рассказал. Я вернул Камень, надеясь что это тебя вернёт, и затем покинул Вормир, думая, что Шмидт обманул меня, — мужчина откинулся на спинку дивана, слегка вскинув брови в том фирменном выражении "какой-же я балабол", которое у него всегда появлялось, когда он начинал лгать. Собрав в кулак всё своё самообладание, Наташа не вскочила и не принялась расхаживать по его квартире, как ей того хотелось. Вместо этого она склонила голову на бок и произнесла:  — Знаешь, я слышала, как ты вернулся на Вормир. Я не знаю, была ли я заперта в Камне Души или в каком-то квантовом измерении, или как оно там называется. Но я слышала ваш диалог с Хранителем. Я знаю, что ты также знал о непрерывном обмене – душа в обмен на душу. С чего ты взял, что как только камень окажется на Вормире, я воскресну? Стив открыл рот, словно собираясь что-то сказать, затем закрыл его и сдвинул брови. — Стив, — голос Джеймса был тихим, почти умоляющим, но он пристально смотрел на своего друга, пока тот расставлял чашки на кофейный столик. — Просто расскажи ей правду. Ты многим ей обязан. Наташа уже собиралась возразить, что Стив ей ничем не обязан, когда Роджерс вздохнул, немного успокоившись. Блондин глубоко вздохнул и выдохнул, затем начал рассказ:  — Перед моим появлением на Вормире произошло кое-что, что могло бы объяснить всю ситуацию лучше, — он потянулся за ближайшей чашкой и подул на кофе, по-видимому, собираясь с мыслями. — Я вернул Камень Времени Древней перед тем, как отправиться на Вормир, и она, ну, она либо догадалась о моих планах относительно Вормира, либо прочитала это в моих мыслях. Я точно не уверен, да и в любом случае это меня мало интересует. Но она рассказала мне две вещи. Что “душа” не означает душу в христианском смысле. Под этим подразумевают жизненную силу или витальность или что-то в этом роде. И она сказала, что нужно сосредоточиться на словах, а не на смысле, который в него вкладывает Клинт. Итак, я решил, что вечный обмен — это обмен твоей души на Камень Души, и возвращение его не заставит тебя вернуться. Но если я произведу новый обмен со Шмидтом, то всё должно получиться. — Стив, не смей произносить этого, — перебил его Джеймс одновременно с Наташей. — Ты не мог этого сделать. Улыбка Стива была такой же кривой, как и его пожатие плечами.  — Ты знаешь, как долго я мог бы жить с сывороткой суперсолдата в крови? — он не стал дожидаться ответа на свой риторический вопрос. — Я тоже, но, вероятно, достаточно долго для того, чтобы увидеть, как большинство моих друзей умрут от старости. — Значит, ты решил их опередить?— в голосе Джеймса слышался гнев. Гнев, который не мог заглушить печаль. — Мы никогда не можем знать наверняка. Возможно, я ещё долго проживу, ”выглядя как мой прадедушка", — Стив сложил руки на коленях, с каждой секундой становясь всё более похожим на прадедушку. — Почему ты просто не рассказал мне? — чувство вины и злости в равной степени охватили её. Её друг в буквальном смысле отдал десятилетия своей жизни, чтобы вернуть её к жизни. — Я не хотел, чтобы ты думала, будто имеешь передо мной долг, — сказал он как ни в чем не бывало. Прежде чем Наташа успела возразить, Стив продолжил: — За все то время, что я провёл на этой земле, у меня было три близких друга. Из них только один уцелел в битве с Таносом. Ты была мертва, — сказал он Наташе, затем повернулся к Джеймсу, — И тебя гложило что-то, о чём ты не желал со мной говорить. — Затем обратился к ним обоим с притворным обвинением: — И не думайте, что мы не обсудим всё это позже, — выражение его лица смягчилось и расплылось в теплой улыбке. — Отказаться от части своей жизни, чтобы всё исправить, было самым простым решением, которое я когда-либо принимал. — Джеймс выругался себе под нос. Это была очень длинная череда ругательств, из которых минимум половина звучала неуместно даже в двадцать первом веке. Наташа лишь улыбнулась.  — Ты идиот, — женщина встала с кресла, обошла кофейный столик и села на диван рядом со Стивом, позволив ему заключить себя в объятия, крепкость которых противоречила его хрупкой старческой внешности. — Спасибо, — прошептала Романова, уткнувшись другу в грудь. Он пах самим собой. И ощущался он самим собой, если не обращать внимания на тонкую, как бумага, кожу. Вёл себя как обычный Стив, когда просто пробормотал что-то неопределённое в ответ.  — Почему ты так долго не возвращалась?— спросил он через некоторое время. — Мне было страшно, — призналась Наташа, вырываясь из его объятий. На самом деле у неё не было выбора. Он отдал десятилетия своей жизни ради неё. Её друг заслужил знать всю горькую правду. — Я проснулась со всеми этими воспоминаниями о жизни, которую я не прожила. В теле без шрамов и мышечной памяти. Я даже не была уверена в том, что я — это я. — Ты настоящая, — тембр его голоса изменился вместе с его телом, но эти два слова прозвучали так же, как и раньше. Наташа хотела рассмеяться, но получилось сдавленно. — Джеймс сказал то же самое. — Правило большинства. Ты проиграла. — А ну цыц, старик, — на глаза Наташи навернулись слёзы, и она не могла понять, случилось это от облечения или от преждевременно наступившего горя. Впрочем это было неважно, вне зависимости от чувства, вызывающего эмоции, она не дала бы волю слезам. Момент был счастливым, и Наташа не позволила бы ему перерасти во что-то грустное. — Ну уж нет, — Стив улыбнулся, отчего морщинки на его лице стали заметнее. — Прости, что не рассказал тебе о сделке, которую я заключил, чтобы вернуть тебя. Я не хотел, чтобы ты чувствовала долг передо мной. — С твоей стороны это было глупо, — отозвалась Наташа, и её голос слегка дрогнул. — Мужчине твоего возраста вредно нести весь мир на своих плечах. Его смешок перешел в кашель, но Роджерс отмахнулся от Романовой, прежде чем она успела сделать что-то большее, чем просто протянуть к нему руку.  — Ты осознаёшь всю иронию собственного заявления, верно? Особенно учитывая, что с нами в комнате ещё и Баки, — Стив улыбнулся и откинулся на спинку дивана, переводя взгляд с одного друга на другого. — И не притворяйтесь, будто не понимаете моих слов. Как бы она вообще объяснила свои отношения с Джеймсом? Романова никогда ничего не рассказывала Стиву о Красной комнате, а он никогда не спрашивал её об этом. Она даже никогда не рассказывала ему о семье, которую имела в Красной комнате. Как Наташа могла объясниться, что не стала рассказывать ему эти подробности после того, как в Вашингтоне она поняла, что давно потерянный друг Стива и её давно потерянная любовь — это один и тот же человек? Женщина взглянула на Джеймса, не уверенная, что именно хочет увидеть, и он подмигнул Наташе, прежде чем переключить свое внимание на Стива. — Как ты смотришь на следующее: я не спрашиваю тебя о дополнительной зубной щётке в твоей ванной, а ты не лезешь не в своё грёбанное дело? Ее телефон зазвонил прежде, чем Стив успел придумать хоть сколько-нибудь правдоподобную ложь, и Наталья поднялась, доставая телефон из кармана, а потом увидела на экране номер телефона Елены.  — Мне нужно ответить, — прервала диалог Романова, ни к кому не обращаясь, прежде чем удалиться на кухню. Двух сеансов откровения для одного дня должно было хватить. И, кроме того, она должна была объяснить Елене, почему игнорировала её многочисленные сообщения и звонки в течение последних нескольких часов. — Мама хочет знать, как ты стала “чистой грифельной доской” (соответственно некоторому философскому течению), — заявила Елена без предисловий. Это заставило Наташу застыть словно истукан. — Мама? Мелина? Прошу тебя, скажи, что ты не стала вовлекать её в эту историю. — Значит, тем учёным знать можно, а маме — ни в коем случае нельзя? Может быть, лучше провести еще один сеанс душевных терзаний, чем вести этот разговор. Если бы раздражение могло вызывать головную боль, голову одной из них уже жали бы тиски. Наташа ущипнула себя за переносицу, прекрасно понимая, что Елена может оценить уровень её раздражения только по тону её голоса.  — Этих учёных волновали только деньги, огромные деньги, и, насколько я знаю, никто из них не разработал препараты для контроля сознания. Так что, знаешь ли, свою кровь мне легче доверить им, а не Мелине. Наташа могла поклясться, что услышала, как её сестра закатила глаза. — О, так, значит, твоя долгая и интересная история отношений с этими таблетками делает тебя экспертом по ним, да? — Может, и нет, но это моя кровь, Елена, так что, да, я думаю, это мне решать, кому с ней связываться. — Только не в случаях, в которых ты ведёшь себя как набитая дура. — Я не... — Наташа оборвала себя на полуслове, сделала глубокий вдох, а затем заговорила более мягко: — Я не веду себя сейчас как набитая дура. Это заставило Елену задуматься, пусть и на мгновение.  — Только сейчас? Зажав телефон между плечом и подбородком, Наташа забралась на кухонную стойку, прислонившись к шкафчикам позади неё.  — Стив рассказал мне, как я вернулась к жизни. Он заключил сделку с Хранителем Камня Души. Отдал часть своей жизни, чтобы вернуть мою, — как только Наташа произнесла это вслух, то почувствовала, насколько глупо звучит это объяснение. — Я не уверена, что понимаю, как это работает, но именно так он мне всё объяснил. — Капитан Америка? — Да. — Капитан Америка отдал часть своей жизни ради спасения твоей жизни? — Мне повторить по буквам?  — О, можно я, пожалуйста, расскажу об этом папе? Он просто слетит с катушек! — ну вот и всё. Недолгий серьёзный разговор опять перешёл в несерьёзный. — Елена, — сказала Наташа, прежде чем разговор окончательно увел её в сторону от темы. — Что ты там говорила о Мели… маме? — Значит, ты признаёшь, что вела себя как набитая дура и отказывалась прислушиваться к голосу разума? Наташа не ответила, только вздохнула достаточно громко, чтобы Елена услышала на другом конце телефонной связи.  — Как я и думала. Я знала, что у мамы есть доступ к твоим старым досье Красной комнаты, поэтому я отправила ей результаты этих ужасных ученых и попросила сравнить их с твоими старыми записями. И угадай, что? Она сказала, что всё выглядит так, будто твоё тело перезагрузили, как компьютер. Хотя, ладно. Она сказала не это. Она говорила какие-то непонятные вещи про твою селезёнку или что-то там и про уровень гормонов, но, когда она закончила свою речь, я попросила объяснить по-человечески и мама сказала про перезагрузку компьютера. Ухватившись за единственную вещь, которая, как показалось Наташе, имела смысл, она спросила: — А что с моей селезенкой? — Она, снова выросла? — Она, вроде, никуда и не девалась? — Может, тогда, почка?  Одна из них была повреждена, когда Зимний солдат подстрелил её под Одессой, но в досье Наташи периода Красной комнаты этого точно быть не могло.  — Ты имеешь в виду мой аппендикс? — он был удалён после того, как Наташа покинула Красную комнату, так что это появилось бы в старых записях. — Да, он самый. Что-то, связанное с иммунитетом. Я не знаю. Спроси у мамы, если тебе так интересно.  У Натальи кружилась голова. То, что она прислонилась к кухонным шкафчикам, никак не помогало ей справиться с волнением. Слова Мелины прекрасно сочетались с объяснениями Стива и всем остальным. В том числе с возобновлением месячных. Было бы здорово узнать об этом несколько месяцев назад, когда у неё впервые за много лет пошли месячные, и она подумала, что умирает. Кстати, что там Елена говорила про её гормоны? Восстановление матки и яичников не могло не повлиять на уровень эстрогена в её организме. Может быть, именно это сестра и хотела сказать?  — А что с моими гормонами? — спросила Наташа, уже прекрасно зная, каким будет ответ. — С ними всё нормально! Они на том уровне, на котором должны быть у женщины со здоровыми репродуктивными органами. Тебе больше не нужно пить никаких гормональных препаратов! — в голосе Елены звучало странное ликование по этому поводу. И, возможно, это было то, чему она могла радоваться, если бы не каждая болезненная менструация не заставляла её думать о том, чтобы снова всё удалить. — Кто-то вернул тебе беби-мейкер. Наташа не знала, плакать ей или смеяться. Одно дело — сильно подозревать что-то. И совсем другое — когда точно это знать. Чистый лист. За исключением того, что ей не пришлось терять людей, которых она любила. Чёрт возьми, она могла бы выследить ту черную кошку, которая забралась в окно её конспиративной квартиры в Будапеште. Приютить кошку не казалось таким уж сложным делом, когда знаешь, что мир не исчезнет в ту же секунду, как ты отвернешься от него. Джеймс, похоже, никогда не любил собак, так что, возможно, он был бы не против делить её с бездомным котиком, как только Романова избавится от блох и сделает кошке курс прививок и всего остального. — Итак, ты в безопасности? — Елена проникла в мысли сестры, как тёплый нож в масло.  — Что? — Ты и тот высокий, темноволосый и жуткий, — Елена могла говорить только об одном человеке, и, поскольку Наташа ещё не обсуждала с ним средства контрацепции, она не собиралась говорить этого своей сестре. Чёрт возьми, она вообще не планировала обсуждать это со своей сестрой. Ни в этой жизни, ни в следующей, ни в какой бы то ни было ещё. — Я бросаю трубку. — Нет, нет, нет. Я имею в виду, не позволяй этому чучелу обрюхатить тебя. Только подумай, какими уродливыми будут дети... Наташа не слышала продолжение оскорбительных речей. Отчасти потому, что она повесила трубку, а отчасти потому, что её внимание привлек мужчина, о котором шла речь. Джеймс прислонился к дверному косяку, глядя прямо на неё. — Всё нормально? Положив телефон в карман, Наташа оттолкнулась от стойки и подошла к брюнету.  — Да, просто Елена решила быть самой собой.  Мужчина протянул ей руку, и Вдова подошла к нему вплотную, просунула руки ему под куртку, обняла за талию и уткнулась лбом ему в подбородок. Она никогда не сможет устать от его запаха. Даже когда к нему примешивался слабый запах старых сигарет. Он стал для женщины домом, по которому она скучала. Прямо здесь, в его объятиях. — Младшие сестры…. Если они не вызывают у тебя желания придушить их хотя бы раз в день, значит, они плохо выполняют свою работу, — его слова невесомо запутывались в её волосах. — Бекка была такой же врединой? — О нет, — ответил Джеймс и выдержал паузу. Без сомнения, для пущего эффекта. — Она была намного хуже. Наталья тихонько хихикнула, уткнувшись в тёплую кожу его шеи. Тепло, уютно и безопасно.  — Хочешь, уберёмся отсюда? Стив уже готов начать разговор о том, чтобы ты не разбивала моё сердце, — Наташе не нужно было поднимать на него глаза, чтобы понять, что Баки улыбается. Тепло, исходившее от его слов, говорило само за себя. Рыжая откинула голову назад и посмотрела на мужчину с притворной обидой на лице.  — Сваливаешь весь разговор на меня? А сам-то? Пальцы Джеймса оставили тёплые следы на женской коже, когда он провел ими по линиям челюсти.  — Он не глуп. Он знает, что я не смогу жить, если разобью твоё сердце, —Джеймс улыбался, такой нежный, любящий и смешной. Полностью очарованный. Впрочем, как и она. 

***

Они извинились, но сбежать смогли, только пообещав пообедать вместе на следующий день. Когда они вернулись в квартиру Джеймса, Наташе показалось, будто она никогда не видела этого места. Было ощущение новизны. Она чувствовала себя по-новому. И с сердца свалился тысячетонный валун. И Вдова не могла перестать улыбаться. Так же, как Джеймс, по-видимому, не мог перестать прикасаться к ней. Его пальцы скользнули по тыльной стороне её руки, когда он стянул куртку с женских плеч и повесил её на вешалку, прежде чем снять свою собственную. В гостях у Стива он не снимал свою куртку, чтобы его друг не увидел его нелепую футболку. Наташа улыбнулась, когда вновь её увидела.  — Я бы предложил приготовить тебе ужин, но все, что у меня есть, — это приправы, пиво и еда недельной давности, — мужчина закусил губу, впервые за всё время смутившись. Они замерли в коридоре, стоя ровно между аркой, ведущей в гостиную, и аркой, ведущей в спальню. — Думаю, я переживу, — усмехнулась Наталья, затем, вспомнив о его повышенном метаболизме, добавила: — Если ты голоден, мы могли бы что-нибудь заказать? — Не голоднее, чем обычно, — пожал плечами Джеймс, будучи вечно голодным суперсолдатом. — Мама перевернется в гробу, если я тебе что-нибудь не предложу. — Как насчет поцелуя? Я умирала от желания его повторить. Улыбка, озарившая его лицо, была какой угодно, только не милой. Она была прямо-таки волчьей. Она говорила о голоде, который не могла утолить еда. Джеймс одним шагом преодолел небольшое расстояние между ними и приподнял её голову, коснувшись пальцем её подбородка.  — Для тебя у меня есть сколько угодно поцелуев, — его теплое дыхание овевало её кожу. Он был близко, мучительно близко, но всё ещё не прикасался к её губам. — К счастью для тебя, у меня есть что предложить взамен. Его нос коснулся её, затем их губы слились, и... Джеймс резко отдернул голову.  — У меня нет презервативов. Казалось невежливым смеяться, когда мужчина выглядел таким удрученным, но смех так и рвался из неё, и остановить его было невозможно. Женщина спрятала лицо у него на груди и сделала всё возможное, чтобы подавить хохот. Когда Наташа убедилась, что сможет сохранить невозмутимое выражение лица, она сказала:  — Я знаю как минимум дюжину вещей, для которых нам не нужен презерватив и которые как минимум такие же весёлые. — Да? — в голосе Баки сквозил скептицизм. Как будто он ожидал, что она предложит сыграть в "Монополию" или что-то в этом роде. Было бы забавно просто понаблюдать, как Джеймс корчится от смеха, предложи она что-нибудь нелепое. Но Наталья хотела продолжения так же сильно, как и он. Облизнув губы, Вдова сказала:  — Ты никогда не мог усидеть на месте, когда я тебе отсасывала. Даже когда мы рисковали быть обнаруженными. Было бы забавно посмотреть, осталось ли это как прежде. Сожаление всё больше слетало с лица Баки с каждым словом, произнесённым Натальей. — Серьёзно? — переспросил он, и теперь в этом единственном слове слышалось озорство. — Мне было интересно, такая же ли ты на вкус. Возможно, нужно освежить память, — розовый кончик его языка скользнул по нижней губе. Как будто он уже мог попробовать её на вкус. От такой перспективы по спине Наташи пробежали мурашки. Обещание. Наташа обхватила пальцами его подбородок, чтобы снова почувствовать колючую щетину на своей коже, и притянула его лицо к своему для поцелуя. Мужские руки обвились вокруг неё, большой палец правой руки скользнул в щель между её футболкой и джинсами, чтобы коснуться кожи на спине. Это лёгкое движение вовсе не было щекотным, но невесомое прикосновение заставило её вновь задрожать. Она нуждалась в большем. Она нуждалась в прикосновении к нему, в объятиях с ним и в получении ответных прикосновений. Ей нужно было снять с него эту чёртову футболку. Прервав поцелуй, чтобы потянуть за край футболки, мужчина выдавил недовольное “Эй”. Но он сразу успокоился, как только понял, что женщина делает, и вознаградил её тем же, быстро стянув футболку и с Натальи. Её простой черный лифчик не заслуживал того почтения, которое Джеймс ему оказывал. Непохожие друг на друга пальцы прошлись по его линиям, холодный металл и теплая мозолистая кожа. Невозможный мужчина. Наташа просунула пальцы в шлевки его джинсов и подтолкнула его, следуя за ним шаг за шагом, пока Барнс пятился в спальню. Может быть, было бы проще позволить ему провести их обоих, но найти спальню в двухкомнатной квартире было не очень сложной задачей. Завернув за угол, Вдова едва успела заметить, что оба окна в спальне завешены шторами, как и застекленная дверь в гостиной, и что кровать аккуратно застелена, прежде чем Джеймс снова привлек внимание Наташи к себе. Как всегда проворные, его пальцы нашли застежку её лифчика и в мгновение ока расстегнули его. Он не спеша стянул бретельки с её плеч и отпустил, оставив женщину дрожать в прохладном воздухе. Мурашки пробежали по её коже, но их прогнало тепло мужской правой руки, обхватившей её грудь, и выражение благоговения на его лице.  Невозможный, замечательный мужчина. Без каблуков их разница в росте была ещё более заметной. Когда Джеймс поцеловал Наталью в шею, ему пришлось наклониться, чтобы дотянуться до неё. Ситуация с разницей в росте дошла до абсурда, когда он добрался до женской ключицы. Шагнув назад, к кровати, женщина позволила себе упасть на неё, используя инерцию движения, чтобы потянуть Баки за собой.  Матрас оказался твёрже, чем она ожидала, и она подпрыгнула, когда ударилась об него. А потом подпрыгнула снова, потому что на кровать обрушился Джеймс, весивший заметно больше Наташи. Он пришёл в себя быстрее, чем она. Его пальцы нашли пуговицу на её джинсах и легко расстегнули её. Одним быстрым движением он расстегнул молнию. Наташа приподнялась на локтях, чтобы понаблюдать за действиями его пальцев, но, казалось, их продвижение застопорилось, когда Джеймс попытался стянуть джинсы с её бедер.  — Знаешь, из всех дурацких изобретений этого века джинсы-скинни, возможно, занимают первое место, — Баки встал на колени рядом с ней и обеими руками продолжил стягивать с неё джинсы. Но безуспешно. Наташа рассмеялась. Она не могла не рассмеяться над этим мученическим тоном. — Джинсы-скинни были изобретены не в двадцать первом веке, Джеймс, — напомнила она ему и оторвала свою задницу от кровати, чтобы помочь. — Всё равно это изобретение предельно глупо, — как, чёрт возьми, Баки мог так мило ворчать? Для Вдовы это оставалось загадкой. Еще одна загадка заключалась в том, почему он настаивал на том, чтобы тянуть за джинсы спереди, когда нужно было сначала стянуть их с ее бедер и задницы. — Ну так что, тебе помочь, или ты повозишься ещё, прежде чем сдашься? — мужчина сощурился, глядя на Вдову, и на секунду спрятал руку за спину, прежде чем снова явил её свету, но уже с ножом. — Я могу воспользоваться подручными средствами? — когда Джеймс начал перекатывать сталь между пальцами, лезвие казалось матово-серым, не отражающим света. Но такой оттенок не делал танец ножа менее завораживающим.  Мысль была заманчивой. В прошлом им всегда приходилось сильно осторожничать, чтобы замести все следы их отношений. Никаких случайных засосов или укусов. Определенно, никакой рваной одежды, появление которой нельзя было бы списать на миссии или тренировочные бои. Бунтарская часть Наташи, которая, казалось, никогда не угасала, независимо от того, сколько времени прошло с момента освобождения от Красной комнаты, требовала еще одного возвращения свободы. Ловко управлял Джеймс не только ножом, но и своими пальцами. И Романовой так нравилось наблюдать за ним в действии. Это должно быть сплошное веселье. И она продолжила: — И испортить мои любимые джинсы? Я так не думаю. Ответная ухмылка Джеймса была порочной. Он явно заметил ее нерешительность. Осознание заставило его облизнуть губы и спрятать нож в ремень за поясницу. Наблюдая за женщиной столь пристально, что это вызвало бы первобытный ужас, будь на месте Барнса кто-либо другой. Наташа стянула пояс джинсов на бедра, затем переместилась и положила ноги ему на бедра. — Поможешь? Работая сообща, они вместе стянули с нее джинсы с нижним бельем, правда гораздо медленнее ее обычной скорости. Но если на чистоту, в одиночку это было бы не так уж и весело. Когда Джеймс наконец откинул женские джинсы на пол, то принялся уже за свои собственные джинсы и боксеры; избавляться от них у мужчины получалось гораздо быстрее. А вот на это стоило посмотреть. Стальные мускулы перекатывались под его кожей, когда он удобнее устраивался между её ног, время от времени наклоняя голову, чтобы поцеловать Наташу. Его губы сомкнулись вокруг соска, посылая искры по ее нервным окончаниям. Ничто и никто больше не сможет отнять у нее этого. Ну и что, что тело было новым? Ведь происходящее между ними новым не было, свежее тело значило лишь появление второго шанса им быть вместе. Наташа обхватила Баки за шею, скучая по некогда длинным волосам мужчины, в которые она могла бы запустить пальцы, и притянула к себе для поцелуя. Для этого ей не нужно было с нуля тренировать мышечную память. С новым телом или старым — неважно; целоваться было так же просто, как и дышать. Их руки двигались так же жадно, как и их поцелуи, пока у нее не закружилась голова. Другими словами, это было настоящей пыткой. Словно прочитав ее мысли, Джеймс опустился на кровать рядом с ней, закинув на Наташу одну тяжелую ногу, и провел дорожку вниз к животу и дальше к лобку, а после, накрыл длинными пальцам. Один палец скользнул между ее складок, поглаживая клитор, медленно, томно и мучительно. Наташа выгнулась навстречу мужчине, навстречу его прикосновениям, и он скользнул пальцем ниже, проскальзывая во влажность, как никогда легко. Второй же палец принялся чуть сильнее растягивать, но от этого всё стало только слаще. Это не шло в сравнение с ощущением члена внутри, но ловкость пальцев с лихвой компенсировала недостаток обхвата. Джеймс шевельнул пальцами внутри нее, заставив Наташу ахнуть ему в губы, а ее нервные окончания загудеть от удовольствия. Он практически окутал собой Наташу со всех сторон. Его запах наполнил ее нос, лосьон после бритья и сигаретный дым смешались со слабым ароматом кожи. Звук мужского хриплого дыхания отдавался у Вдовы в ушах. И самое главное – тяжесть его тела, наполовину нависшего над ней, пока он трахал ее пальцами, безжалостно и требовательно, именно так, как женщине нравилось. Его член, горячий и тяжелый, лежал у нее на бедре, и это было невозможно игнорировать. Романова просунула руку между ними, чтобы обхватить его твёрдость, кожа, под женскими пальчиками, ощущалась словно шелк. Мягкое поглаживание заставило бедра Джеймса дернуться навстречу ее прикосновению, и женщина улыбнулась ему в губы. Такой нетерпеливый. Всегда такой нетерпеливый. Стремящийся доставить ей удовольствие и жаждущий ее прикосновений. Потрясающе, правда. Джеймс знал ее тело, будь то оно со шрамами или без. Знал, что ей нравится и как ей это нравится. Все, что Наталья могла сделать, это постараться не кончить слишком быстро и доставить Барнсу как можно больше удовольствия, пока он расщеплял ее на атомы, секунда за восхитительной секундой. Его обнаженная кожа была липкой в тех местах, где мужчина касался ее, или, может быть, это была ее кожа. Его прикосновения были еще более мастерскими, чем она помнила; долго Наташа бы так не продержалась. Как раз в тот момент, когда скрюченный комок внизу ее живота собрался в оргазме, Баки остановился. Женщина выругалась. — Ты можешь... Не могла бы ты... сесть мне на лицо, пожалуйста? — его выражение лица можно было бы принять за невинное, если не принимать во внимание прерывистое дыхание и красные от поцелуев губы. Из нее вырвался смех.  — Хочешь убедиться, что я кончу раньше тебя, да? Его улыбка стала шире.  — Виновен по всем пунктам. Это была еще одна удивительная черта Джеймса. Не было никаких сомнений в том, что он любил секс, и он, очевидно, стремился к этому сладостному оргазму с таким же нетерпением, что и она. Но Наташа также думала, что заставить ее кончить первой было его жизненной целью. Не то чтобы она возражала, главное, чтобы и он достиг оргазма. Ноги дрожали, когда она оседлала его, и Джеймс, положив руки на женские бедра, поддерживал ее, направлял, пока та не опустилась на колени по обе стороны от его головы. Он облизнул губы, как будто увидел вкусное блюдо.  — Иди сюда, — Барнс крепче сжал ее бедра, притягивая к себе, пока Наталья не ощутила на себе горячее дыхание. Предвкушение, обжигающее и тяжелое, начало ныть в животе, и мужчина не заставил ее долго ждать. Его веки закрылись, когда Джеймс приподнял подбородок, чтобы облизать ее, а затем у него вырвался удовлетворенный стон. Вдова скорее почувствовала его, чем услышала. Вибрация разбегалась по ее коже и поднималась все выше. Во время второго поцелуя его язык стал тверже и с легкостью скользнул между ее складочек. На этот раз он не стал дразнить. Проворный язык нашел ее клитор и лизнул его, заставляя Наташу схватиться за грядушку кровати, чтобы удержаться на ногах. Джеймс всегда был так хорош в этом, так хорошо умел заставить ее распасться на атомы. Был так хорош в поддержке постоянного ритма с языком, страстным и уверенным. Единственное, что Наташе не нравилось в этой позе, так это то, что она почти не могла прикоснуться к Баки в ответ. Просунув руку между бедер, она запустила пальцы в его волосы. От этого прикосновения он почти вяло приоткрыл веки, и перед ней предстала пара голубых глаз с расширенными зрачками. Его вид заставил женщину снова ахнуть, и мужчину довольно ухмыльнуться. Романова не могла видеть его улыбку, могла только видеть морщинки, образующиеся вокруг его глаз, и чувствовать прикосновение его губ к своим. Наглое создание. Читая ее, как открытую книгу, Джеймс ускорил темп. Вылизывая ее, Барнс был таким беспорядочным и голодным. Как будто это он был в отчаянии от оргазма, который был так мучительно близок. Наталья изо всех сил старалась не тереться о него, но этого было недостаточно. Его пальцы впились в нее, удерживая там, где он того хотел, разбирая ее на части, с каждым последующим вылизыванием. Завтра Романова проснется с синяками на бедрах, и это того стоило. Ее дыхание участилось, и Наташа прислонила голову к руке, лежащей на грядушке кровати. Миром ее стали лишь мужские прикосновения да издаваемые ими звуки. От прикосновений Джеймса тянущий клубок наслаждение превратился в тугую спираль, и терпеть уже просто не было сил. Следующий стон, вырвавшийся у нее, сопровождался его именем. Мужчина что-то мурлыкнул в ответ, слова были слишком приглушенными, чтобы их можно было расслышать, но смысл был ясен как божий день: любовь. Всегда только любовь. Единственное, что Джеймс всегда предлагал ей, несмотря ни на что. Это заставило ее сорваться в бездну, оргазм достиг ее волнами, накатывая снова и снова. Ее тело изогнулось; только бедра в его объятиях остались неподвижны. Волна удовольствия прокатилось по ней от головы до пят, заставляя женщину сгорать от ощущений. И Джеймс, замечательный, изумительный Джеймс, позволил ей насладиться этим сполна. Не переставал лизать, пока она не ослабила свою, теперь уже, вероятно, болезненную хватку на его волосах. Затем он поцеловал ее там так, как поцеловал бы её в губы, нежно, не размыкая своих, прежде чем снова уронить голову на подушку. Несмотря на неуверенность в ногах, Наташа поползла вниз по его телу, чтобы оседлать бедра. Его член тяжело лежал на животе, подергиваясь в неслышимом ритме. Романова никогда не устанет смотреть на Барнса. Особенно сейчас, когда его зрачки расширились, губы покраснели и стали влажными. Твердые мускулы заскользили под его кожей, когда она провела руками по его груди. Джеймса не нужно было долго уговаривать на оргазм. Кончик его члена покрылся капельками смазки, и она размазала их по шелковистой коже головки, делая вид, что не замечает, как он дергается. Как бы Наташе ни хотелось прокатиться на нем верхом, ей доставляло особое удовольствие радовать мужчину таким образом. Это означало, что Вдова могла наблюдать за нарастающим наслаждением и продлевать его, сколько ей заблагорассудится. Это не было погоней; она уже поймала его и могла наслаждаться каждой минутой, не отвлекаясь ни на что. Она придвинулась ближе и начала поглаживать, но не так быстро, чтобы заставить кончить. Не так медленно, чтобы это было пыткой. Потом сказала:  — Очень жаль, что я не могу на тебе прокатиться, — самым невинным голосом. Руки Джеймса сжали ее бедра с такой силой, что на них точно завтра останутся синяки. Его грудь тяжело вздымалась при каждом вдохе.  — Наталья, — в его голосе слышались отчаяние и схожий распад на атомы. Она подалась вперед. Не так близко, чтобы член мог проскользнуть внутрь, желай она того, но всё равно достаточно близко. Вместе со следующим движением руки, Наташа приподняла в такт бедра, делая вид, будто скачет на нем верхом, одновременно поглаживая его член.  — Вот так, медленно и неуклонно, пока ты больше не сможешь этого выносить. Джеймс прикусил губу так сильно, что потекла кровь. Его почти постоянное прерывистое дыхание не имело ничего общего с болью, судя по напряженному вниманию. Пристальный взгляд скользил по ней, словно теплая ладонь, его бедра непрерывно дёргались, пока он старался оставаться неподвижным под ней. В квартире не было слышно ни звука, кроме его сладкого дыхания, гладкого скольжения кожи по коже. Проблема была в том, что Наташа и сама начинала возбуждаться. Внизу живота разливалось горячее и тяжелое удовольствие. Фантазия о том, что внутри нее скользит прекрасный член Джеймса, возбуждала сама по себе. Еще более захватывающим было наблюдать за тем, как мужчина извивался под ней, сосредоточенно нахмурив брови и прикусив красную губу. И слушать отчаянные вздохи, в которые превратилось его ровное дыхание. Это было просто опьяняюще. Наташа хотела его с такой неистовостью, которая пугала ее так же сильно, как и возбуждала. Как она вообще могла поверить, что смогла бы жить дальше без него? Прикасаться к нему и чувствовать его прикосновения казалось таким же важным, как само дыхание. Сжалившись над Барнсом, а, может быть, и над собой, Наташа ускорилась, поглаживая его до тех пор, пока мужчина не задрожал от усилий удержаться на месте. Пока его бедра не прижались к ее руке, непроизвольно и отчаянно. Пока его спина не выгнулась дугой, и он не кончил на свой живот и ее руку, зажмурив глаза и произнеся ее имя губами. Романова, возможно, слетела бы с него, если бы не крепкая хватка на ее бедрах. Вместо этого она наслаждалась его оргазмом, как и он до этого ее. Не прекращала движение рукой, пока Баки сам не замедлился. Когда он, наконец, рухнул обратно на кровать, женщина сделала то же самое. Наташа прижалась ближе, положила голову ему на плечо и закинула свою ногу на мужское бедро. — Боже, — выдохнул Джеймс. — Не совсем, но спасибо за комплимент, — Наташа старалась держаться непринужденно. Однако, по ее оценке, она промахнулась на несколько миль. Его следующий вздох прозвучал как смешок, и Джеймс крепче обнял ее, притягивая к своей груди. Она сопротивлялась, указывая наследы спермы, которые он оставил у себя на животе: — Ты запачкался, так что нет, спасибо.  Мужчина заворчал, но прекратил попытки притянуть Романову ближе, вместо этого он потянулся к прикроватной тумбочке, где достал почти пустую коробку с салфетками. Не в силах скрыть усмешку, прежде чем он заметит это, она наградила его притворно-обиженным взглядом.  — Чего? — Стив всегда говорил, что до войны тебя звали дамским угодником, а у тебя только это вместо презервативов, — Наталья не договорила. Он продолжал водить салфеткой по животу, когда, перебивая, сказал:  — Да, что ж, все мои пикаперские приемчики еще родом из сороковых, и моя зацикленность на одной милой даме, с которой я имел знакомство много лет назад, не сильно помогла, — Джеймс бросил на нее взгляд, который, как была уверена Наташа, должен был в свое время убедить многих порядочных леди делать то, чего они в противном случае не сделали бы. Даже пусть во время этих слов он вытирал сперму с живота. — Тоскуешь по своей утерянной Леноре? — ей почти удалось превратить вопрос в шутку. Подобный вопрос можно было бы назвать романтичным, не будь он скорее глупым. — Скорее, я ругал себя за то, что не сказал ничего, когда у меня была такая возможность, — Джеймс использовал последнюю салфетку, чтобы в последний раз провести по счастливой дорожке, протянувшейся от его пупка к члену. Затем мужчина собрал все использованные салфетки и запихнул их в коробку, которая теперь была пустой. — Тогда хорошо, что у нас появился второй шанс, — Наташа намотала цепочку с его жетонами на руку, намереваясь использовать ее, чтобы притянуть Барнса к себе для поцелуя. И тут она заметила пропажу кулона. Прошло несколько дней с тех пор, как она заметила, что нижняя половина его отломилась. Должно быть, мужчина тоже заметил, что часть кулона давно отломилась и решил выкинуть его полностью. На его жетонах прослеживалась едва заметная темная полоска от некогда висевшего кулона “Черной Вдовы”, которая не хотела стираться, стоило Наталье пару раз провести по ней пальцем. Вероятно, поняв, что она делает, Джеймс поймал ее руку в свою и поднес к губам, поцеловав подушечки ее пальцев, прежде чем сказать:  — Он мне теперь не нужен, ведь у меня есть живое его олицетворение. Это было одновременно и романтично, и банально, и лишило Романову дара речи. На самом деле, она могла сказать в ответ только одно. Приподнявшись на локте, Наташа повернула его голову к себе, коснувшись пальцем линии его подбородка.  — Я люблю тебя. Джеймс обхватил ее затылок своими длинными пальцами и притянул к себе, осыпая ее кожу поцелуями и признаниями в любви. Не останавливался, пока оба не были слишком уставшими, чтобы двигаться.