Кукушкино гнездо

             «…Когда-то, некий «городок», что сейчас считается всего лишь областью Столицы, был отдельным городом, хоть и с небольшим поселением. И в этом небольшом городке, чьего названия сейчас никто уже и не вспомнит, всегда было невыносимо жаркое лето.              –Итэр! Шевелись! – хохоча торопила улыбчивая девчушка, всё дергая за рукав своего брата-близнеца, – пойдем скорее пока матушка с отцом не вернулись!              Широкий двор, охваченный треском цикад и далеким воем собак, пропустил трель звенящего голоса десятилетней девочки. Она задорно спрыгнула с крыльца, безбожно растоптав желтые одуванчики, распугав купающихся в песке воробьёв. Солнце устойчивым бронзовым диском застыло на ясном небосклоне и беззаботность тихого детства на долго отпечатало этот миг в сознании. Итэр лишь глубже спрятался в тени расписного крыльца, шуганно заламывая себе пальцы:              – Ох, не знаю, Люмин, – неуверенно мялся тихушник, шепча и пряча лицо за объёмной челкой, – не к добру это…нам же наказали не ходить никуда…              Итэр пугливо мялся на пороге, не желая ослушиваться, пока непоседливая сестра утомленно на него стонала:              – Они не узнают, пойдем, – Люмин крепко схватила его тонкую руку и потащила за собой, – мы ведь ненадолго. Ты и моргнуть не успеешь, как мы уже будем на вечерней молитве.               Совсем близко зазвенели колокола их единственной на весь небольшой городок церкви. И под привычный шум, отзывающий в душе благоговение и трепет, дети спешно бежали сквозь шуршание листвы жарким сухим ветром.       Дабы не отставать друг от друга, они крепко держались за руки, не на секунду не размыкая, будто они – последнее, что есть друг у друга. Будто их расставание неминуемо близко, будто они куда-то спешат, надеясь «туда» не опоздать. Но торопиться некуда. Вся жизнь еще впереди.              – Итэр, гляди! Никого нет на поле, –все-таки отпуская нагретую руку брата радостно восклицала Люмин, убегая вперед, – не отставай!              Девочка рванула сквозь стены высокой ржи, предварительно осалив брата: «Ты водишь!» — вскрикнула та. Итэру понадобилось пару секунд, чтобы прийти в равновесие после сильного толчка и тут же побежать вперёд, пытаясь ухватится за запястье любимой сестры и верной подруги. И схватиться пытался так, будто надеется не опятнать ее, сняв с себя бремя воды, а именно крепко ухватиться, как за спасательный круг.       Не было никого смыла в этих догонялках в золотых и жестких колосьях, но сколько неподдельной радости и счастья они принесли…Макушка Люмин часто мелькала сквозь высокую рожь, но до нее всё никак было не дотянуться, и Итэру только и оставалось ориентироваться по её очаровательному смеху.              – Люмин, подожди… – запыхаясь остановился Итэр, начав оглядываться по сторонам, поняв, что никак не может ее найти, – Люмин?              Он тяжело задышал. Спертый сухой воздух начал безумно сильно осушать горло, и он, проглатывая вязкую слюну, попытался вновь ее позвать. Но стих даже смех. Слабый ветер наклонял высокие золотистые колосья, вынуждая их сгибаться и шуметь. Итэр испуганно заметался глазами по округе, а сердце его заколотилось только сильнее:              – Люмин?              Тишина.       «Она же не могла меня бросить? Она же не могла меня оставить? – истерично заметался пугливый мальчишка, – нет…нет, не могла…А вдруг с ней что-то случилось? Вдруг упала? Вдруг поранилась? Ох, Люмин!»              И только он, проглотив всю нерешительность и страх, принялся ступать по шумной сухой траве, как на него внезапно запрыгивают со спины, заваливая на землю:              – Люмин! – испуганно вскрикнул Итэр, убирая волосы с глаз, – ты меня до ужаса напугала!              А в ответ он услышал звонкий злорадный хохот: ни оправдания, ни выдавленное и неловкое извинение, ни стыдливо уведенные глаза, – только лишь лучезарная улыбка и крепкие объятия. В ее волосах спуталась трава, однако, вместо того чтобы ее убрать, она лишь поудобнее устроилась на поломанных колосьях. Итэр был менее расположен к этому положению, поэтому сердито поправляя рясу, он старался как можно удобнее лечь рядом с сестрой. Он было уже хотел что-то сказать, вероятно, отругать ее, но сестра его опередила:              – Ой, а что это? – Люмин схватила его за руку, оттянув рукав. Та с любопытством принялась рассматривать маслянистое пятно на черной ткани, пытаясь его оттереть, – Ты снова ослушался родителей и рисовал?              Итэра пробило на страх. Лицо его побелело, и он прижал к себе руку, не зная, как себя оправдать в этой ситуации. Он лишь прошептал с надеждой:              – Пожалуйста, не рассказывай об этом родителям, – просипел неуверенно он, невольно ощущая каждое из возможных …мгновенно вспоминая их реакцию.              Люмин от этих слов ужаснулась и осклабленно пихнула его в плечо:              – Да не в жизни! До гроба молчать буду! – замотала головой она, сев и быстро подмяв под себя свою длинную юбку, – Братец, да кем я буду если сдам тебя?              Итэр промолчал. Он сдержанно улыбнулся, спрятав глаза за ресницами, и скрутив в руках сухую травинку, выдавил тихое: «спасибо...». Он высунул волосы изо рта, поправляя их, да быстро избавил и сестру от ненужных травинок из еще утром аккуратной причёски. Дети и сами не заметили как принялись мечтать и грезить о их будущем: о целях, о желаниях, – их слабый хохот и безудержная фантазия метала их из стороны в сторону. Итэр принялся рассказывать про книгу, которую нашел на чердаке, когда его наказали и закрыли там, а Люмин умоляюще его попросила поделиться ею и с ней:              – Давай вместе её читать? – тихонько придвинулась девочка, зная, как же родители не любят все книги о какой-либо науке. Особенно по природоведению или химии. – И никому-никому об этом не расскажем…              – Это будет наш очередной секрет, – еле слышно прошептал Итэр и показал пальцами, будто застегивает рот и закрывает его на замок, а ключик выкидывает куда-то в сторону.              Ни Итэр, ни Люмин не знали откуда у их родителй такие учебники, откуда эти энциклопедии, но детские шаловливые умы горели любопытством, как только им в руки попадала книга помимо библии или сборника хоровых песен. Мечты о «далекой» жизни всегда приносили детям душевное спокойствие, хоть они понимали, что это греховно. Что нельзя мечтать об этом. Что та жизнь – грязна и порочна, а они, единственные, нетронутые и девственные дети, – луч света и проблеск святого в этом мире. И все разы, когда они были пойманы за «запретным чтивом», они спокойно принимали любое наказание.        Ветре крепчает, облака стало нагонять быстрее, и небо застелило чёрными грозовыми тучами. Сковзь тяжелые кудри с трудом просвечивались горячие лучи солнца, и с неба медленно начали капать огромные тяжелые капли. Где-то в лесу раздался трескучий рокот грозы. Вечереть начало внезапно. Сквозь стену пшеницы стали слышны голоса их родителей, зовущих домой, и брат с сестрой тут же засуетились, уже насквозь промокнув от внезапно посыпавшегося ливня:              – Все же…я буду безустанно молиться чтобы твоя мечта исполнилась, – прошептала Люмин, принимая его помощь в виде притянутой руки, – я думаю, ты станешь замечательным художником.              …»       Это воспоминание – единственное, которое всплывает в сознании Итэра, когда очередной врач пытается узнать истоки заболевания. И в нем нет ничего особенного; нет ничего, что могло как-то отнестись к его проблеме: просто беззаботный миг, проведенный с сестрой, – однако, именно оно всплывает при малейшей попытке вспомнить детство или момент ухудшения его недуга.              – То есть вы не припоминаете, когда могли начаться ухудшения или какого-нибудь другого момента, который мог бы последовать своеобразным катализатором? – нежным бархатистым голосом спрашивала невропатолог своего нового пациента, что с пожиманием плеч мотал головой, – Что ж…тогда, мы начнем всё с начала… не могли бы вы мне еще раз описать все ваши симптомы?              Итэр старался комфортнее устроиться на неудобном пластмассовом стуле, с силой вытягивая спину и прежде, чем нервно начать ковырять заусенцы, он опустил на пол глаза, чтобы даже не пытаться разглядывать лицо, по голосу, весьма статной женщины. Итэр лишь уловил и запомнил то, что у нее есть заколка, сдерживающая пышную косу, в виде утонченной сиреневой розы, под белоснежным халатом темно-фиолетовая шёлковая кофточка с глубоким декольте, украшенная черным кружевом, и матовый сиреневый маникюр, которым она время от времени цокала по клавишам своего компьютера.       Итэр тяжело выдохнул:              – Это становится невыносимым, даже с учетом того, что у меня это с рождения…– он утомленно начал массировать пальцами лоб, чувствуя, как желание закурить усиливается, – вероятно, всему виной события двухмесячной давности…       

***

      –М-угу, – задумчиво фыркнула врач, снова перечитывая собранный анамнез, – тогда поступим так: вы делаете всё, на что я вас направила, и мы снова с вами встречаемся и уже на следующем нашем приеме будем разбираться, как же нам поступить, хорошо?              Итэр молча кивнул, читая направление, данное ему, и зацепился глазами за рукописную рекомендация обратиться в «четыреста сорок первый кабинет». Для парня номер этого кабинета носит запретное название; название, которое пробуждает в нем табун мурашек и искаженное неуверенностью лицо:              – Я думаю, имеет смысл повидаться с врачом, – доктор Лиза, как было написано у нее на бейджике, моментально считала его эмоции и поспешила его успокоить: – вы же уже ранее наблюдались у психотерапевта, думаю, не будет лишним просто хотя бы поговорить с ним. Если всё хорошо, как написано в вашей выписке из другого центра, то встреча у вас не повторится.              Итэр сложил вдвое направление и, прогладив по изгибу, убрал его в карман винтажной кофты. Он спокойно встал со своего места и помимо сухого прощания, он более не проронил ни слова.              «Она тоже думает, что я ненормальный. Тоже хочет побыстрее отвязаться от меня… Не удивлюсь, если она подумает, что я вру или припишет всё к «клинике» …»              Итэр неспешно спускался по кафельной намытой лестнице, все не прекращая вариться в собственных мыслях. Накатанная усталость после работы дает о себе знать, и самокопание прекращает фильтровать даже самые неадекватные уничижающие мысли. И подкрепляет все воспоминание о нескончаемых долгах по рисунку и живописи, из-за которых появляются пробелы и по другим предметам. И абсолютно на всё нужно время, абсолютно всё надо как можно скорее закрывать, ибо до сессии осталось, как бы ни казалось, не так уж и много.       Голова у него гудит. Каждый проходящий мимо человек, каждый спешно шагающий медперсонал, вызывал у него сведённые скулы и боль, от которой хотелось зажмурить с дикой силой глаза: «Может, это так вас сильно душит мизантропия?» – вспомнились слова как раз-таки предыдущего психотерапевта, в чьей компетентности Итэр сомневается.              «Да какая к черту мизантропия? Какая?!»              В висках забарабанило, и Итэру казалось, что вот-вот и его окончательно накроет. Его раздражает, что он помнит, как было улучшение, помнит, как отражение в зеркале начало радовать, помнит, как мог без промедлений обратиться к человеку. Но состояние резко пошло на спад, а всё из-за идиотского родительского дома. Из-за того проклятого ночного телефонного звонка. Итэр понимает, что нельзя так говорить о родных пенатах, понимает, что, то место его породило, но никак не может контролировать накопившуюся за короткий период агрессию.       Она его душит, тянет на дно.              – Эм, здравствуйте? – резко раздался знакомый Итэру голос, и парень мотнул головой по толпам людей, пытаясь высмотреть того, кому он принадлежит. Он понадеялся, что обращаются не к нему, однако, было произнесено его имя: – Итэр?              Итэр попытался сосредоточиться, напрягся со всех сил, но у него никак не выходит высмотреть человека. Он растерянно мазнул глазами по лицам, надеясь, что человек, позвавший его, сам к нему подойдёт.       Итэр застыл, крепко сжав челюсть, продолжив надеятся, что побеспокоивший его человек будет того стоить.       

***

             Сяо надо было просто сходить за справкой для работы в медицинский центр, в который его отправили. Он даже порадовался и облегченно выдохнул, когда понял, что идти до него от ВУЗа очень быстро: всего каких-то пятнадцать минут. До этого все медицинские обследования он делал в поликлиники по месту жительства, но почему-то сегодня он решил пройтись именно до этого места. Думать над эти долго он не стал.       И какое его было удивление, когда он, ожидая своей очереди, увидит того самого парня, который еще утром пробивал ему кофе и со сдержанной улыбкой желал хорошего дня.       Это нелепое совпадение заставило его привстать с собственного места и бесстыже начать вглядываться в знакомую фигуру. Он не знает почему на него в упор взглянул, не знает почему решил к нему обратиться. И еще он не знает почему обратился к нему именно по имени, которое вспомнилось слишком уж быстро. Это же так бестактно: они же толком-то и не знакомы. Однако...Настолько рассерженный вид обычно спокойного или сонного продавца пробудил в нем горячий интерес. Сяо сначала думал, насколько вообще будет некрасиво проявить свою навязчивость, насколько вообще тактично будет его окликнуть. Насколько сейчас будет уместно беспокоить человека.       Однако все было уже сделано.              – Извините за беспокойство, просто удивился, увидев вас, – снова заговорил Сяо, подойдя ближе к Итэру, который почему-то слишком уж сильно разглядывал его, – я вам не помешал?              Итэр выдохнул, отрицательно покачав головой:              – Здравствуйте, – Итэру уже хотелось поздороваться с ним как обычно это делает за кассой, но быстро опомнился и, выдавив улыбку, поспешил успокоить его: – нет, вы меня не отвлекли… я всё равно уже уходить собрался. Вот так встреча, не так ли?               Сяо почувствовал легкое облегчение от того, что он, потревожив незнакомого человека, не вызвал лишней неловкости и дискомфорта. Ему захотелось еще что-нибудь сказать. Ему хотелось как-то поддержать диалог с этим человеком, однако он совсем не знал, что и сказать. Точнее, не знал с чего начать.              – Да…что-то наши пересечения стали чаще… – отметил Сяо, только сейчас ощутив груз неловкости им же созданной ситуации, – не подумайте, не хотел показаться назойливым…              – Да всё в порядке, в конце концов, я вас …вижу уже на протяжении стольки времени, – непривычно тихо говорил Итэр, продолжая взглядом гулять по одежде Сяо, – и я всё еще помню о «долге».              – О…долге? – недоумевая переспросил Сяо, чуть нахмурив брови.              На что Итэр, вместо ответа, показал жестом как будто щёлкает зажигалкой.       Сяо понятия не имел, почему у него возникло желание завести диалог с этим знакомым незнакомцем, так же он не понимал, почему этот парень без проблем ему отвечает и продолжает улыбаться.       Сяо уже хотел сказать, что всё то было не более, чем глупая и, вероятно, несмешная шутка, но не успел:              – Талон номер-… – внезапно раздалось на всё фойе, – просьба подойти к окну номер четыре…              Это был его талон. Он для подтверждения еще раз на него глянул и, мимолетно попрощавшись, перемешав с извинениями, тут же дернулся к нужному окошку. Итэр лишь кивнул, проглотив стресс, испытавший от внезапной встречи.        Когда Сяо не смог преодолеть желание обернуться, когда он украдкой глянул на то место, где они только что стояли, через плечо. Он заметил, как Итэр взглянул на экран телефона и, так и оставшись на него смотреть, начал двигаться в сторону гардероба.

***

      – Говорят, холода уже будут со следующей недели… – тихо жаловалась пожилая женщина, идя под руку с подругой, а та ей в ответ:              – То-то у меня суставы гудят… – просипела та, кивая молодому человеку, который ей придержал дверь, пропуская.                     Ветер гонял давно опавшие и почти сгнившие листья по тяжёлому свинцовому небу. Промозглость пробрала до костей, и Сяо, пропустив тех дам, тут же поспешил застегнуть пальто, да наконец использовать по применению свой шарф, который обычно болтается, торча из кармана, как аксессуар. И пока он остановился, чтобы покрепче завязать шарф, сквозь болтающуюся на глазах челку, он разглядел сидящую на перилах невысокого металлического ограждения фигуру.       Итэр спрятал косичку под объёмным пушистым шарфом, пряча одну руку в кармане объемной, вероятно, пуховой куртки, пока второй держал сигарету, что время от времени касалась сухих губ. Он задумчиво глядел куда-то сквозь асфальт, а может, вглядывался в свое отражение в небольшой мутноватой луже. Сяо даже с этого расстояния мог разглядеть, что у того подрагивают уже покрасневшие от холода руки. Может дело и правда в холоде, а может, в безудержном беспокойстве, о коем Сяо может только предполагать.              Вероятно, почувствовав на себе чужой взгляд, Итэр обернулся в его сторону и, быстро окинув взглядом с ног до головы, потянулся в карман, достав из него пачку сигарет:                     – Угоститесь? – небрежно бросил Итэр, встряхнув коробочкой, приоткрыв её большим пальцем.                     Сяо без замедлений приблизился к нему и, наблюдая, как тот встает с перил, аккуратно выудил предложенную сигарету и произнес уже знакомое:                     – Нам случайно не по пути? – хмыкнул Сяо, кивнув в нужном себе направлении, предлагая вновь пройтись компанией, на что Итэр, улыбнувшись с небольшим прищуром, не захотел отказывать:              – По пути, – сказал Итэр, сжимая между зуб горькую сигарету, и то ли с умелым сарказмом, то ли на полном серьезе выдает: – вот это совпадение, правда?       

***

             Шли они лениво, неторопливо, будто у них и взаправду прогулка. Однако их опять преследовало молчание. И, сказать честно, и оного и другого это устраивало. Но в то же время это было невероятно странно: двое незнакомых людей вместе идут уже который раз и делятся друг с другом сигаретой. Незнакомых в буквальном смысле: Сяо знает имя Итэра просто, потому что оно у него на бейджике написано, и он как-то случайно его причитал, а вот Итэру его имя не известно…и только Сяо об этом задумался, как, будто прочитав его мысли, вклинился Итэр:              – Вы не будете против, если я поинтересуюсь вашим именем? – резко выпалил он, продолжив смотреть куда-то перед собой, – не подумайте неправильно, просто так долго с вами видимся, так ещё и в последнее время сам Бог сводит наши пути, что уже было бы странно у вас его не спросить.                     Вероятно, самого Итэра смутил этот факт. Вероятно, он понимает, что эта взаимосвязь весьма и весьма странна. Но также, по всей видимости, он с ней смирился и, ни на что не рассчитывая, попросил минимума: имя. Ведь одно дело если бы они оба не знали имени друг друга, то из этого общения можно было вытянуть некую «интимность» и загадочность. Некую изюминку. А в итоге Итэр чувствует себя будто бы голым и обезоруженным перед ним, ибо его имя знают, а он – нет.       Сяо быстро среагировал. Он, перехватив сигарету в другую руку и срочно протянул освободившуюся для рукопожатия:              – Алатус, – четко произнёс он, дожидаясь, когда его ладонь в ответ сожмут, – Извини, что … – Сяо был готов себя стукнуть по лбу, ибо сглупил и моментально обратился на «ты», – точнее, извините, что упустил этот этап…              Итэр несколько мгновений промолчал. Он от внезапности впал в секундный ступор даже и не зная, как отреагировать, но буквально через миг он расслабился и, вытянув уголки губ в вежливой улыбочке, плавно сжал в ответ чужую руку, обжигая его своим холодом:              – Приятно с вами познакомиться, – с тихим смешком выбросил Итэр, разрешив себе произнести его имя: – Господин Алатус.              Сяо замер. Из уст этого человека его имя звучало…иначе. Настолько непривычно, что он чуть не выпалил: «Пожалуйста, не говори так моё имя» – но что за «так» непонятно даже самому Сяо; поэтому он, прикусив язык, хотел что-нибудь другое от себя сказать. Но так и не находит слов, так как ощущает у себя на локте крепкую хватку и то, как его резко потянули в сторону. Сяо случайно столкнулся с тем, кто его и схватил, от внезапности пошатнувшись, из-за чего схватившему вновь пришлось вытянуть перед ним руку, будто готовясь поймать. Мимо них непозволительно быстро проехало два велосипедиста-ребенка, в сторону которых Итэр очень сурово взглянул: «Безобразие» – тихо выругнулся он и тут же опомнился. Он моментально отпустил локоть Сяо, сделав шаг в сторону:              – Я прошу прощения, мне стоило просто вам сказать, а не хватать без предупреждения, – извинился Итэр, уведя глаза куда-то в сторону, а Сяо прикоснулся к своему правому плечу, еще ощущая фантомное прикосновение им к плечу другого человека:              – Ничего…страшного… – сам не понимая почему, настолько скованно заговорил Сяо, пытаясь прочистить горло от лишней мокроты, что вынуждает его сипеть. – все равно спасибо.              

***

             Попрощались они в том же месте, что и в прошлый раз. Итэр мимолетно отсалютовал и вальяжно последовал по своему пути. Но Сяо, сам не понимая почему, еще пару секунд посмотрел ему в след, в отдаляющеюся спину. Ему понадобилось немного времени чтобы переварить знакомство с этим весьма загадочным и непроглядным человеком.              На серых улицах стало темнеть, загорелись темным оранжевым светом фонари. От сырого холода начало сводить пальцы на руках.       Именно этот будоражащий холод запечатал образ Итэра в сознании Сяо.