baby, take it all from me

Их вылазки не заканчиваются после прошлого раза. С другой стороны, Нам Гю не уверен, почему вообще ожидал того, что они закончатся? Наркотики, адреналин от игр, секс — они не так уж сильно отличаются друг от друга, не правда ли?    Оба, он и Танос, зависимы от кайфа, и прятаться по разным местам, чтобы поцеловаться и полапать друг друга — просто другой способ достичь его. Хотя им стоит быть аккуратнее… Если Се Ми поймала их прошлой ночью, несмотря на то, что было темно и большинство игроков спали, им точно не стоит делать что-либо сейчас, когда свет включен и все давно проснулись.   Таносу всё равно.    Нам Гю подошел к кровати Таноса и присел на край матраса, когда заметил, что тот начинает просыпаться. Конечно же, он здесь за наркотиками.   Это унизительно, но игры до усрачки пугают его. Он больше чем готов принимать участие, конечно — логически он осознает, что это всего лишь детские игры, но Нам Гю — человек, и невероятно сложно предотвратить реакцию своей психики, когда он слышит выстрелы, и видит, как тело за телом безжизненно падает на пол.   Наркотики — простое решение этой проблемы. Он уже пробовал все виды этой хуйни раньше. Даже если не ради того, чтобы подавить парализующий страх и тремор рук, Нам Гю нравится употреблять. Нравится то, как наркотики ощущаются, как намного легче они заставляют казаться всё в его (если честно, чудовищной) жизни.   Поэтому когда Танос открыл крест, висящий на его шее, и достал оттуда две цветные таблетки, кладя одну из них себе в рот, Нам Гю был благодарен. Благодарен, но уже через мгновение оказался в замешательстве, когда тот принимает вторую.    — Ээ, — протестует Нам Гю, с возмущением, разгорающимся в его груди.    Танос не позволяет ему продолжить. Его предложение немедленно оборвано, когда грубая рука находит свое место на задней части его шеи и притягивает вперед, чтобы встретить обветренные губы. Удивление от этого действия делает Нам Гю абсолютно бесполезным, и он не замечает, что его губы размыкают, пока не чувствует, как что-то маленькое и твердое пропихивают в его рот. И на этом всё.  Его губы сжимаются, слюна тонкой ниточкой соединяет их рты, а его разум продолжает метаться и изо всех сил пытается наверстать упущенное. Он с лёгкостью глотает то, что ему дали, кидая взгляд на Таноса, только чтобы увидеть его вздернутые брови и самодовольную ухмылку. Нам Гю знает, что краснеет. Он чувствует, как вся его кровь за считанные секунды приливает к лицу, и вдруг, его трясёт, но по причине, которая никак не связана со страхом.   Он в полной заднице. И, к сожалению, только в переносном смысле. – – –   Мингл, их третья игра, помогает снять напряжение. Скорее всего, она не должна, учитывая то, что все участники кажутся напуганными до смерти, но что бы ни дал ему Танос, начало действовать в полную силу и теперь Нам Гю совсем не боится.    Вместо этого ему жарко. Он чувствует какое-то приятное жжение под своей кожей и всё немного размыто. Это ощущение, словно плед, защищает его от ужаса, который он должен испытывать. Платформа, на которой они находятся, резко останавливается, то, что он чувствует, когда динамики над головой громко выкрикивают "два игрока", — это чистое возбуждение, а не страх. Даже когда люди вокруг них начинают паниковать, кричать, толкать друг друга, даже когда огни погасают и начинают мигать, Нам Гю в эйфории.   Танос едва удостаивает Мин Су взглядом, прежде чем они с Нам Гю хватаются друг за друга и устремляются в одну из открытых комнат.   Он был рад бросить Се Ми до этого — месть за то, что была такой сукой с момента, как присоединилась к их команде — и сейчас это так же приятно — оставлять Мин Су позади. Это тот момент, когда он отдаленно осознает, что то, что он испытывает — собственничество. Танос выбирает его, и он чувствует, как глубоко внутри разливается гордость от этой мысли.    Нам Гю старается не зацикливаться на этом слишком долго.   В любом случае, вскоре он отвлекается, хватает женщину за волосы и оттаскивает ее в сторону, в то время как Танос пинает мужчину вместе с ней на пол и открывает дверь. Это эмоции. Трепет пронзает его тело, когда он проскальзывает внутрь и слышит, как дверь за ним закрывается.   Удары в дверь и мольба, которые следуют за этим, тонут в его ушах как только Танос прижимает его к стене комнаты, запечатывая их губы вместе с таким рвением, которое заставляет колени Нам Гю пошатнуться. Ему реально нужно взять себя в руки. Это невероятно жалко, как легко он подчиняется его воле.    Таймер продолжает тикать. Крики становятся лишь громче. Язык Таноса снова находит свой путь в его рот, и больше ничего не имеет значения.  Это даже лучше, чем в первый и второй раз. Танос целует его, не дыша, и впивается в его нижнюю губу зубами настолько сильно, что Нам Гю чувствует кровь в обоих их ртах. Возможно, он немного отчаянно вдыхает в этот поцелуй— но, Боже, ему кажется, он уже может быть зависим.  Выстрелы прорываются сквозь шум, и Нам Гю даже не вздрагивает. Он в целом едва замечает их.    Его руки обхватывают шею Таноса, чтобы притянуть к себе, сцепляя их рты вместе ещё сильнее. Всё ещё недостаточно. Его голова кружится хуже, чем раньше, затуманенная желанием, и на этот раз Нам Гю подозревает, что это не имеет ничего общего с наркотиками.   Возможно, ему вовсе не нужны наркотики, если Танос здесь, думает он, в бреду.    Танос отдаляется только чтобы провести зубами вдоль челюсти Нам Гю, грубо кусая внизу его уха.   Раздается последний выстрел, когда бедро протискивается между его ног, прижимаясь к нему и вырывая из его горла непрошеный стон. Он настолько твёрдый в этих штанах, что это больно. Охранник вполне мог бы ворваться в комнату, выстрелить ему в голову, и он бы умер без единого сожаления.    — После этого, — теплое дыхание овевает его кожу, — ванная. Иди в ванную.   Нам Гю кивает. Прямо сейчас он бы согласился на что угодно, о чем его просят.    Больше всего он просто хочет, чтобы Танос ещё раз поцеловал его, прежде чем охрана закончит собирать трупы и ему придётся выйти отсюда твердым, как камень.    В конце концов, он получает то, чего хочет. Они оба выходят из комнаты где-то минуту спустя с красными и влажными от слюны губами.    – – – После окончания Мингл было легко ускользнуть в уборную. Все слишком потрясены, чтобы обращать на них внимание, а охранники не утруждают себя тем, чтобы доставать их, как прошлой ночью. В любом случае у них есть немного времени перед тем, как начнется голосование.   Теперь уже Нам Гю прижимает Таноса к стене, и дверь кабинки за ними захлопывается. Он пытается убедить себя в том, что берет инициативу в свои руки, что он способен делать первый шаг, но, кажется, это выглядит как жажда. Что не так уж и далеко от правды, если быть с собой до конца откровенным.   Его рука останавливается на поясе штанов Таноса, стягивая их до бедер с таким рвением, которое заставляет Таноса смеяться. Нам Гю хотел бы сойти с ума, но даже странный смех Таноса кажется несправедливо привлекательным.   И все равно его внимание сосредоточено на другом.  Было темно в последний раз, когда они с Таносом занимались подобным, но ванная прекрасно освещена. И, вау, он действительно упускал этот вид.    Он действительно большой. Не абсурдно, но достаточно, чтобы Нам Гю мог оценить этот размер. Он всё ещё прилично твёрд, покрасневший, и блестящее серебряное кольцо расположено в нижней части его кончика. Это менее удивительно — в конце концов, он чувствовал его вчера, но из-за этого тепло всё равно поднимается к его щекам.   — Перестань пялиться. Сделай что-нибудь, — шипит он, дергая Нам Гю ближе за воротник его кофты.    Нам Гю не знает, почему именно это, из всех вещей, заставляет его остановиться. Танос обращался с ним и хуже в прошедшие несколько дней, что они были здесь, но что-то в этих словах оставляет горький вкус на его языке.    На самом деле, всё это — это быть использованным.    Он плюёт на свою руку, тянется к члену Таноса и скручивает свои пальцы вокруг ствола. Он удостаивается звука — хриплого и низкого, но ведь этот звук он бы издал для кого угодно, если бы они делали то же самое.   Потому что Нам Гю не особенный. Танос выбрал его вместо Мин Су в Мингл не потому что ему не всё равно, а потому что с Нам Гю легко. То же самое сейчас, когда его рука двигается вверх, и голова Таноса с глухим звуком ударяется о твердую стену.    — Да, хороший мальчик, — тихо шепчет он, едва сдерживая смешок, а в его словах больше насмешки, чем чего-либо ещё. Нам Гю ненавидит тот факт, что его член дергается от этого. Ненавидит, что знает, что его используют, играют с ним, и он позволяет этому происходить.   Он сжимает кольцо своих пальцев и тянет их вниз, наклоняясь ближе, чтобы уткнуться лицом в то место, где сходятся шея и плечо Таноса. Его член дергается в хватке Нам Гю, бедра толкаются вперед, преследуя ощущения.    — Почему я? — выпаливает Нам Гю.    — Мм? — хрипит он, спрашивая, но не особо заинтересованный в чём-либо, что собирается сказать Нам Гю.   Танос намного сильнее озабочен тем, что засовывает руку под футболку другого, еле касаясь, проводя пальцами по его животу.  У Нам Гю кружится голова. Сложно помнить о том, что он собирался ответить, когда его трогают, его мышцы вздрагивают от едва ощутимых прикосновений.   — Ты—, хрипит он, крепко зажмуривая глаза и позволяя ритму своей руки замедлиться чтобы восстановить хотя бы часть своего самообладания.  — Ты мог получить кого угодно, чтобы они помогли тебе. Не было бы это то же самое, неважно кто?    Танос хмыкает. Он, нетерпеливый и заметно разочарованный сменой скорости, крепко обхватывает Намгю за талию, используя его тело как опору, чтобы слегка втолкнуться в его ладонь.   — Да, было бы, — пренебрежительно мямлит он, — но я делаю это не с кем-то ещё. Я делаю это с тобой.   Нам Гю вздрагивает. Не из-за того, что сказал Танос, — хотя это было на удивление вдумчиво — а потому что его рука в какой-то момент оказалась сверху, и теперь пальцы нежно сжимают его затвердевший сосок. В его голове всё затуманено. Ему не стоило начинать этот разговор, потому что просто невозможно думать между удовольствием и длительным эффектом наркотиков.    Нам Гю видит, что Танос недоволен тем, что он остановился, так что начинает двигать рукой снова, быстрее, в безмолвном извинении.    Удовлетворение приходит мгновенно, когда Танос издает сдавленный стон, его бедра дергаются вперед в прерывистом движении, словно его тело не знает, что делать с внезапным ощущением.   Их разговор — это заранее проигранное дело. Всё, что Нам Гю может делать — это прижаться губами к ткани куртки Таноса, тяжело дыша и прижимаясь буквально к пустоте, потому что он настолько отчаянно этого хочет.  Всё его тело пылает жаром, желанием, и всё, о чем он может думать — это бессвязный поток: больше, больше, больше.   Рука, которая была под его футболкой, падает, чтобы обхватить его член через штаны, и он стонет, быстро вдыхая и выдыхая в плечо Таноса, двигаясь навстречу его ладони в поисках трения.    У Нам Гю больше нет сил на то, чтобы переживать о том, как это жалко.   Если это — то, как ощущается быть использованным, то он позволит этому продолжаться — снова и снова, пока от него не останется ничего, что можно будет взять. Мокрое движение члена Таноса в его хватке, рука того на его талии — всё об этом зацепило его так, что он уже не способен отцепиться. Он зависим от этого больше, чем был от какого бы то ни было наркотика.    Нам Гю большим пальцем надавливает на пирсинг, проводя по нему подушечкой пальца, и это всё, что требуется.    Танос кончает с одним толчком, обильными струями окатив его руку, почти дико стонущий, притягивая Нам Гю ближе. Он держит его крепко, обманчиво нежно, и это снова посылает сознание Нам Гю в смятение.    — Кончай, — хрипит он, словно приказ.   И когда Нам Гю отказывал ему хоть в чем-то?    Он падает на Таноса, ощущая, как пошатываются колени, и кончает со стоном и одним последним дрожащим толчком вперед.    Его сердце после этого бьётся так быстро, что это, кажется не совсем здоровым. Ему требуется несколько минут и вся имеющаяся сила воли, чтобы оторваться от другого, и когда он это делает, Танос смотрит на него с абсолютно плоским выражением лица.   — Поцелуй меня, — требует он, после момента тишины, притягивая Нам Гю ближе за талию.    Он моргает, затрачивая долгую секунду, чтобы осознать его слова. Слова, произнесенные Таносом, потому что это было последней вещью, которую он ожидал услышать из его рта.   Нам Гю просто смеётся. Затем подчиняется, потому что целовать Таноса так же легко, как дышать, и он нуждается в этом так же сильно.    Он более чистый, чем любой из тех, что они делили до сих пор, простое прикосновение губ, и что-то сжимается у него в груди от того, каким тошнотворно мягким он кажется.   Может быть, Таносу действительно не все равно, совсем чуть-чуть.