Прости меня

ФРЭНСИС Витари растворился в поглощенной празднованием толпе. Фрэнсис закрыл глаза и попытался привести свои мысли в порядок. Ему не следовало так к нему прикасаться, но он хотел лишь утешить, и Витари, казалось, нуждался в этом. Фрэнсис нуждался в этом. Пока они сидели, разговаривали, улыбались и смеялись, стены Витари, рухнули, и Фрэнсис увидел настоящего мужчину за жестокой бравадой и преступным позерством, за фальшивыми улыбками и злобным оскалом. Человека, которого Фрэнсис хотел знать, с которым хотел проводить время. Хотелось прикоснуться. Это было грехом, он знал это, но так он ощущал себя рядом с Витари. Он допивал остатки пива, прислушиваясь к мягкому, романтичному голосу певицы и мелодичным гитарным переборам, и вместо того, чтобы расслабиться, быстрый ритм музыки ускорил его сердцебиение. Его колено дернулось. То самое колено, на которое опирался Витари, вероятно, не подозревая, как его прикосновение воспламенило Фрэнсиса. Желание заполучить Витари не казалось грехом, не казалось неправильным. Больше нет. По правде говоря, это никогда не казалось ему неправильным. Его мысли мешали тому, чего хотело его сердце. Он поднялся со скамейки, оставив свой напиток, и начал пробираться сквозь улыбающихся, счастливых людей вслед за Витари. Что он делает? Что он собирается сказать? Он будет выглядеть дураком, или даже хуже, Витари разозлится и начнет кричать на него о церкви и о том, что все это не игра. У Фрэнсиса не было ответов, он просто знал, что не может его отпустить. Он увидел на холме силуэт Витари, направлявшегося к дому. — Витари! Витари обернулся и зарычал через плечо. — Какого хрена ты делаешь? Фрэнсис замедлился, неуверенно шагая. Это было то, чего он боялся. Он все неправильно понял. — Я просто... — Он оглянулся на вечеринку. — Празднование продолжаются. Я подумал... — Тогда наслаждайся, Фрэнсис. Ты этого заслужил. — Витари продолжил подниматься на холм. Фрэнсис стоял на тропинке, на полпути между вечеринкой и удаляющейся фигурой Витари. Он хотел вернуться и присоединиться к празднику, но не видел смысла, возвращаться туда без Витари? Он не мог оставить все как есть, не мог позволить ему вернуться в тот пустой дом и напиваться в одиночестве. Он начал подниматься по склону, догоняя Витари. Он убедит его вернуться. То, что он держал его за руку, было ошибкой. Это ничего не значило. Он подошел к дому как раз в тот момент, когда Витари захлопнул дверь и снова остановился. Может быть, ему стоит вернуться? Очевидно, Витари хотел побыть один. Это была его вина, он переступил черту. Границы между ними были такими запутанными, они постоянно менялись. Он никогда не знал, где находится. Он извинится, уговорит его. Должен же быть способ все исправить. Он открыл дверь и увидел Витари, который стоял, прислонившись плечом к стене коридора, и ждал. В темноте он выглядел угрожающе, скрестив руки на груди и приподняв одну бровь. — Я сказал тебе вернуться. Ты никогда, блять, не слушаешь. Он не собирался сейчас слушать. Хуже того, он собирался сделать что-то безумное, что-то сумасшедшее. Он вошел внутрь и подошел к Витари в неосвещенном коридоре. Брови Витари приподнялись, когда он почувствовал, что что-то изменилось, и тогда Фрэнсис, не задумываясь, протянул руку и коснулся острого подбородка Витари. Он прижался губами к губам Витари. Это должно было произойти быстро, иначе он зарычит, скажет что-нибудь резкое, и этого никогда не случится. Но это должно было произойти. Витари был у него в крови, воспламеняла его, и всякий раз, когда Витари было больно, Фрэнсис чувствовал то же самое. Его сердце гулко стучало, страх и адреналин смешивались в пьянящем коктейле, более сильном, чем алкоголь. Он не понимал этого, не понимал, но он знал, что, когда они соприкасались, нескончаемый шум, терзавший голову Фрэнсиса, исчезал, и оставался только вкус и ощущение Витари на его языке, и запах дорогого, легкого лосьона после бритья, которым он пользовался, — то, как он пах и имел вкус, всегда было таким восхитительными, как грех. Губы Витари приоткрылись, его язык скользнул внутрь. Он уронил бутылку, она разбилась, а затем его пальцы погрузились в волосы Фрэнсиса, и Витари, покачнувшись, вцепился в бедро Фрэнсиса свободной рукой. Он прижал Фрэнсиса к стене, и поцелуй превратился из осторожного вопроса в яростное требование. Витари целовал его всем телом, а не только губами. Он накинулся на Фрэнсиса, как волна, захлестывая его и выплескивая снова, необузданный и дикий. Фрэнсис скользнул руками по спине Витари, притягивая его ближе, желая ощутить его как можно больше, всего сразу. Больше, ему нужно было больше, нужно было снять рубашку, но пуговицы на рубашке упрямо застревали, слишком маленькие для его пальцев... Витари откинулся назад, стянул через голову мешавшую ему рубашку и отбросил ее в сторону. В тени его обнаженная грудь казалась еще более соблазнительной. Фрэнсис наклонился и стал целовать его левую грудь, ощущая соленый вкус пота. Витари издал жаждущий стон, а затем вцепившись в Фрэнсиса, направил его ниже. Зубы Фрэнсиса скользнули по соску, он посасывал и дразнил, и Витари зарычала, издав низкий и насыщенный звук, усиливающий желание Фрэнсиса. В дом проникала музыка с городского праздника, но реальный мир был далеко. Они заблудились в какой-то другой реальности, далекой от этой. Фрэнсис толкнул, и Витари ослабил хватку, затем рассмеялся, когда Фрэнсис отпихнул его к противоположной стене и набросился на его шею. Этого было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. Теперь, когда он высвободил эту потребность между ними, он хотел поглотить его целиком. — Я хочу тебя, — прошептал Фрэнсис в перерывах между поцелуями. Он встретился взглядом с Витари, и теперь в его глазах не было насмешки. Он ничего не сказал, просто смотрел, затем выпрямился и поцеловал Фрэнсиса в губы, запрокинув голову Фрэнсиса назад, заставив его умолять губами. Они были спокойствием в эпицентре бури, его прикосновения были до боли нежными, настолько полными смысла и чувств, что Фрэнсис не осмеливался пошевелиться, боясь все испортить. Как это могло быть неправильно, когда все казалось таким правильным? Витари схватил Фрэнсиса за задницу и оторвал от пола. Фрэнсис обхватил ногами его талию, обнял и поцеловал, затаив дыхание, зная, что Витари чувствует, как он жаждет его, как он возбужден. Он дразнил его, покусывая губы, как это делал Витари, и Витари рычал и шипел, неся Фрэнсиса в гостиную. Витари повалил его на край обеденного стола, разорвал брюки Фрэнсиса, затем толкнул его в грудь, отбросив назад, так что ему пришлось опереться на руки. Витари поднял глаза, и в промежутках между их учащенным дыханием на мгновение их взгляды встретились, и глубина неприкрытой потребности во взгляде Витари вызвала у Фрэнсиса приступ вожделения. Витари обхватил его член, наклонился, и его влажный, теплый рот сомкнулся на члене Фрэнсиса, вобрав его глубоко. Да, он нуждался в этом. Нуждался так сильно, что не мог ни думать, ни дышать. Он не продержится долго. — О Боже! — Он не продержится долго. Все закончится слишком рано. Он не хотел, чтобы это заканчивалось, но ему нужно было освобождение. Витари отстранился от члена Фрэнсиса, наклонился, заключил его в объятия и запечатлел на нем сводящий с ума поцелуй, в то время как его руки расстегивали пуговицы на рубашке Фрэнсиса, пока они не оказались обнаженными, грудь к груди. Горячая, скользкая кожа гладит кожу. Губы Витари обожгли шею Фрэнсиса. Он вцепился в него, желая, чтобы он был ближе. — Ещё, — услышал Фрэнсис свое требование. Он даже не понимал, как они могут стать ближе и как это может перерасти в нечто большее, но затем Витари отступил назад, расстегнул брюки, сбросил их и снял ботинки. Он выпрямился, гордо обнажённый. Возбужденный член стоял. Тело его сияло в лунном свете. Фрэнсис замер, потрясенный увиденным. Это было как в бассейне, только без шорт. Витари не волновало, что он был на виду, но более того, он знал, насколько дико красив. — Видишь что-нибудь, что тебе нравится? — Он взял свой член в руку и провел по нему пару раз рукой. Фрэнсис не мог найти в себе силы ответить. Витари рассмеялся, снова заключил Фрэнсиса в объятия и спустил его со стола. Несколькими уверенными рывками он сбросил брюки Фрэнсиса и осторожно приблизился к нему, прижимаясь к его наготе, снова переключая их ритм на медленные, растирающие движение. Это был танец кожа к коже. Боже, ощущение упругих мышц во всех нужных местах, мягкое дразнящее прикосновение его крошечных волосков, а потом, когда Витари прижался ближе, их члены соприкасались и терлись друг о друга, и Фрэнсис закатив глаза пробормотал молитву Господу, чтобы он не кончил слишком рано. Мрачный смешок Витари разрушил последние нити самообладания Фрэнсиса. Он был потерян и зашел так далеко, что его не волновало ничего, кроме горячего тела Витари и всех способов, которыми Фрэнсис мог бы его поглотить. Он опустился на колени, взял член Витари в руку и засунул его глубоко в рот, обхватив языком, заглатывая так глубоко, как только осмеливался. — Черт возьми, Фрэнсис, твой рот — это грех. Это определенно было так. Фрэнсис сосал сильнее, покачиваясь, облизывая языком, крепче обхватывал губами чтобы усилить ощущения, затем отстранился и облизал член Витари по всей длине, поглаживая языком соленую головку, слизывая предсеменную жидкость. Этого все еще было недостаточно, но он не был уверен, на сколько далеко зайдет Витари. — Черт. — Витари схватила Фрэнсиса за голову и вогнал свой член ему в горло. — Боже, ты заставишь меня кончить. Фрэнсис отстранился, хватая ртом воздух, и подождал, пока комната перестанет вращаться. Он поцеловал дрожащие бедра Витари, погрузив пальцы в крепкие, сильные мышцы. — Ты умеешь сдерживаться, Padre. — Витари рассмеялся. Фрэнсис, стоя на коленях, разглядывал его прекрасное тело, которое сдерживало все, как плотина, сдерживающая разлившееся озеро. Но теперь это не так. Он встал выпрямился и прижался своим членом к члену Витари, заставив его ахнуть, как будто Витари был тем, кто был во власти Фрэнсиса. Эта власть доставляла удовольствие. Витари обхватил их члены своей рукой и начал скользить по ним своими влажными пальцами. Фрэнсис вцепился в его руку, прижимаясь к ней. Дыхание Витари ощущалось на его щеке. Боже, он не собирается останавливаться, он собирался кончить. Он покачивал бедрами, в такт движений руки Витари и его члена, стремясь к горячему, восхитительному трению. Господи, да. Это было оно. В этом было все. Витари сжал челюсть свободной рукой и приподнял его голову. Он двигал другой рукой, а Фрэнсис двигался ей в такт, и глаза Витари поглощали его. — Ты — чертова сила природы, Фрэнсис. Его душа была проклята на долгие годы. Он стал двигаться быстрее, затем посмотрел на их члены, зажатые в руке Витари, и это стало спусковым крючком. последним толчком. Экстаз ослепил его. Он кончил. Сливочные брызги попали на пальцы Витари и потекли по его бедру. — Я не могу... — рука Витари дернулась, его быстрый темп прервался, и он тоже кончил, изливаясь и выплескивая сперму. Сперма залила живот Фрэнсиса. Это было мерзко и прекрасно, Фрэнсис был измучен, но жив, опустошен, но полон сил. У него закружилась голова, колени ослабли. Он вцепился в Витари и положил голову ему на плечо, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Они задыхались вместе, сердце к сердцу, липкие, мокрые и дрожащие. — Если ты скажешь, что мы никогда не сможем этого повторить, я, черт возьми, могу умереть прямо здесь. Фрэнсис усмехнулся и поднял взгляд. Витари опустил глаза, и электрическая дрожь, пробежавшая по его телу, была такой же, как тогда, когда он коснулся руки Витари за столом. Это был настоящий Витари, сложный и потерянный, совсем как Фрэнсис. Но, как ни странно, они что-то нашли друг в друге. Фрэнсис еще не был уверен, что именно. Он просто знал, что это не плохо, это не было грехом. Это было по-настоящему, и это ободрило его измученное сердце.