Пламенеющие Небеса. Книга Вторая. По ту сторону Нерушимых

      Бледная, с синеватыми прожилками кожа, длинные, подрагивавшие в полубреду ресницы, побелевшие сейчас до слегка болезненного оттенка губы… И дыхание, тихое, неровное, но всё же уже внушавшее куда меньше опасений, чем совсем недавно, всего лишь пару часов назад, когда оно, редкое, рваное и почти неуловимое, казалось, было готово оборваться в любой момент. Пару часов назад, когда я почти с остервенением заставлял кровь продолжать свой путь по телу, опасаясь, что воздействие чар уже не помогло бы – удары сердца становились с каждым часом всё реже и слабее, невзирая на всеобщие многочисленные и долгие попытки вывести яд, что двое суток предпринимали Целители, целая толпа лекарей и их помощников, и я. Впрочем, то, что расползалось вместе с кровью по телу девушки вот уже третий день, крайне плохо поддавалось воздействию магии. Но ведь поддалось же когда–то, лет шесть назад, когда вот так же, на грани, лежал я. И позволить девушке, чья тёплая, хрупкая ладонь лежала сейчас между моими, сдаться, просто не мог.        Пару часов назад, когда, возможно, уже не сама Алеандра, а мои чары заставляли всё ещё сердце биться, в покоях появился Пиуэргурдран, хотя Молчун был отправлен раньше, много раньше, но это могло лишь казаться так – счёт времени терялся в лекарях, что отводили взгляд, в заплаканной Найэндэри, что сидела сейчас в кресле в углу комнаты, задремав, в мучительном, но страшно было и на минуту прервать, отслеживании того, дышала ли оринэйка, неожиданно крошечная на фоне просторной постели, и каковы были шансы, что в схватке яда, лекарств и чар победит не первый. Пиу бросил на неё взгляд, выгнал из спальни всех, кроме собственно юной принцессы, и больше часа провёл с ней наедине, прежде чем позволил нам вернуться. И сейчас впервые за вот уже третьи сутки стало немного легче – яда в крови почти не было. И жизни девушки он уже не угрожал. И всё же, отправив служанку Алеандры спать, девчонка была на ногах с самого утра, когда обычный урок магии для моей невесты закончился нападением самого страшного хищника Бартиандры, полоснувшего бедро когтем, и сильным ядом, отнявшим немало жизней, сам я уходить ещё не спешил. Напротив, изучал взглядом черты лица, пряди густых волос, аккуратную шею и плечи, скрытые тонкой тканью ночной рубашки. По словам наура, девушка должна была прийти в себя через пару часов, но не убедиться лично, что так бы и случилось, я просто не мог. И не увидеть её взгляд, улыбку, удостовериться, что страшные часы действия яда прекращались.        Но вспоминались совсем другие мгновения, совсем другая встреча и разговор, уже тринадцать лет назад. Наш визит в Оринэю, длительный, на несколько недель, когда довелось провести с Алеандрой немало времени. Тогда ей было всего восемь, общаться нам случилось уже не в первый раз, и девочка искренне обрадовалась гостям. Правда, во время торжественного приёма старательно расшаркивалась, даже слишком усердно, изображала важный солидный вид, но потом, когда всевозможные советники, стражники и слуги разбрелись, повисла на шее, стоило присесть к будущей невесте, взахлёб рассказывая новости – о школе, об Ориусе, о друзьях, о поездке с отцом на юг королевства, даже о родившихся недавно на кухнях котятах. Тогда я слушал скорее снисходительно, пытаясь делать вид, что все эти немного глупые порой, наивные детские впечатления и истории действительно вызывали интерес, хотя половина из них забывалась почти сразу, а ещё треть – весьма быстро… Но если бы тогда знать, что произошло после этих нескольких недель… Что те прогулки в парке, когда Алеандра, вместо того, чтобы показывать кукол и пить с ними чай, таскала собирать травы, ягоды, ловить в пруду пиявок, тот танец на балу, вернее, подобие его – скорее, девчушка оттоптала кавалеру все ноги, те восторженные, с колдовскими искорками, изумрудные глазки, что смотрели во время долгих рассказов про Империю, Дариан, другие города, про море и реки родной страны… Что всё это в какой–то мере стало для нас последним… Быть может, к этим рассказам и объятиям крошечных детских ручек я отнёсся бы тогда намного серьёзнее…        И все последовавшие годы, и даже после прибытия в Дариан, Алеандра помнилась именно такой – наивной, светлой маленькой девочкой, что делилась тем, каким забавным был новорожденный малыш Саат, сын её тётушки, негласно обвенчавшейся с принцем Дукона. Оринэйская королевская семья вообще оказалась мастаками на тайные помолвки и браки… И кончилась эта попытка скрыть планы от неприятеля плохо. Ни у Дукона, ни у Никтоварильи не было оснований что–то требовать от Рокканда, которые Карлон со свитой не смогли бы опровергнуть. И единственным, что мы смогли тогда, было не признать Оринэю частью Рокканда. А вслед за Империей, что и осталось единственным, шатким, что сам по себе ничего не значил, противовесом подлому завладению Зелёным Королевством, признать это отказались все страны Круга и несколько имевших определённый вес тёмных и нейтральных, в него не входивших… Каэрри был в бешенстве тогда, но сделать ничего не мог.        Алеандра помнилась именно такой – доброй, наивной, спасавшей выпавшего из гнезда птенчика. Она тогда наложила на него простенькие Целительские чары и требовала посадить обратно в гнёздышко, руководствуясь тем, что «ты вон какой высокий» и «его мама и папа же наверное волнуются». Гнездо, правда, было выше моей головы ещё примерно на половину роста, но разве мог благородный рыцарь не исполнить желание своей леди (а мы не исключали, что тот визит завершился бы помолвкой)? Пришлось тогда вскарабкаться на нижнюю ветку дерева, молясь Барле и духам, чтоб она не обломилась, но птенец был торжественно возвращён в гнездо, Алеандра от радости подпрыгивала, норовя повиснуть на шее, и гордое звание героя было укреплено. Мы ведь тогда и хотели, чтобы девочка согласилась на брак, воспринимала меня как друга, и этот союз не был для неё принуждением или неожиданностью… Но именно ими, отчасти, в какой–то степени, он и стал…        Помолвка тогда, тринадцать лет назад, так и не состоялась, хотя девочка дала на неё согласие, торжественное, искреннее. Но мы совершили роковую ошибку. Мы решили, что у нас было время – те злополучные несколько месяцев, чтобы подготовить войска и документы, чтобы устроить громкую, пафосную, общеизвестную помолвку. Мы думали, что у нас было время, по сведениям шпионов, сторонников в Рокканде, даже духов, Внемлющие намеревались напасть на королевство весной. Но времени не было. После того, как мы покинули Зелёное Королевство, прошло едва ли больше месяца, когда начался «варварский набег». И закончился тем, чем закончился.        Вспомнился и другой день, и разговор, то утро, когда мы собрались обратно в Дариан. Алеандра очень не хотела, чтобы мы уезжали, весь минувший вечер спрашивала, не мог ли я остаться ещё немного, на несколько дней. Но задерживаться, по общему решению взрослых, не стоило, и вместо этого я только провёл с ней всё утро до самого отъезда – мы покинули Ориус уже к вечеру, когда тени начинали удлиняться. Девочка в тот день была необычайно тихой и задумчивой, держала новоиспечённого жениха – о браке мы договорились всего за пару дней до того утра – за руку, а когда мы вернулись из парка в гостиную её комнат, небольшую, полную игрушек и детских сокровищ, и вовсе забралась на колени, крепко обнимая тоненькими ручками.        – Листочек, чего ты? – это было домашним прозвищем малышки, хотя мне куда больше нравилось звать её по имени, полным или сокращённым… Но в тот момент почему–то она и казалась именно листочком – в своей зелёной тунике, она и в детстве больше любила носить штаны и рубашки, с аккуратно собранными косичками и большими глазищами. – Я уеду ненадолго, через несколько месяцев вернусь, и у нас будет самая настоящая помолвка, – попытался подбодрить девочку, хотя на самом деле что–то очень неприятно скребло внутри, и хотелось остаться в Ориусе. А лучше – забрать её с собой, далеко на северо–восток. В Дариан. Вот только на такое едва ли кто–то из наших родителей подписался бы в тот момент – даже об обручении знали совсем немногие, а до свадьбы и вовсе оставалось добрых лет восемь.        – Я не хочу, чтобы ты уезжал, – упрямо поджала губки Ал, и прижалась щекой к плечу. – Не хочу.        – Малышка, я не могу оставаться, – кончики пальцев осторожно скользнули по тёплой щеке. – Есть очень важные дела, и мне нужно уехать. Я честно постараюсь вернуться поскорее, хорошо?        – Обещаешь? – девочка сопела, не торопясь отстраняться.        – Обещаю. И обещаю, что однажды обязательно заберу тебя с собой в Дариан. Тебе там понравится. Правда, у нас не так много садов или парков, но я знаю парочку интересных, а ещё леса за городом… Музеи и много театров… Обязательно покажу свои любимые места… – большие блестящие глазки смотрели совсем близко, внимательно, и слишком серьёзно для маленького ребёнка. – Мне очень хочется, чтобы Дариан тебе тоже понравился, и когда ты будешь жить там, было уютно…        – Когда мы поженимся, я буду жить у тебя дома, – улыбнулась девочка. Что означало то самое «поженимся», понимала она ещё не слишком хорошо, по книжкам и рассказам. Но понемногу росла, как, предполагалось, следовало бы «расти» и нашей дружбе. – Вот значит тебе нужно сделать его уютным.        – Непременно приложу для этого все усилия, – кивнул с самым серьёзным видом, удержавшись от желания потрепать её по волосам. – Андри, обещаю, я очень постараюсь приехать быстрее и буду очень ждать, когда ты сама побываешь у меня в гостях, – девочка кивнула, и замерла, чуть приподняв личико.        – Андри?        – Тебе не нравится?        – Просто… Меня так никто не называл… – помотала головой малышка.        — Вот я и подумал о твоём имени, каким могу звать я. Как твой особенный друг, – улыбнулся, сжав её ручку в своей, аккуратно. – Ты согласна?        – Тогда ты будешь Ари, – решила маленькая принцесса, и уселась поудобнее. Осталось лишь порадоваться, что служанок её по счастью в гостиной не было.        – Как угодно моей прекрасной невесте, – лёгкий, учтивый поцелуй ручки, засиявшие глаза Алеандры и ещё несколько часов, прежде чем слуги отнесли вещи в экипаж, и пришлось, обняв её напоследок, покинуть столицу Оринэи…        А потом на Зелёное Королевство напали варвары, о чём говорили короткие скупые сообщения, и об Алеандре было упомянуто только то, что девочка была в безопасном месте. Мы даже успели отправить первые войска, всего сотню, через портал, что напрямую связывал наши и оринэйские приграничные земли… И тот перестал работать, а вскоре почти оборвалось и общение с Аландом и его приближёнными, от Советников до военачальников. Послания, и с помощью магии, и гонцами, уходили от нас, но в ответ приходили лишь всё более редкие и разрозненные сведения, к тому же от совершенно разных людей, находившихся в отдалённых друг от друга уголках королевства…        Казалось бы, нашествие варварских племён, пусть даже воинственных и промышлявших торговлей рабами, не должно было оказаться столь роковым для королевства пусть и не самого сильного и развитого, но имевшего прекрасных магов, уникальных обитателей, там жило множество волшебных созданий, ряд коих нигде больше не встречался, тысячи духов, огромные стаи варов, немалая самирская диаспора в Иринэйских лесах… Оринэя имела долгую и весьма дружественную историю отношений с Кругом Тьмы, много заимствовала у нас и Дукона, и войска принца Бэррана, пусть и сравнительно небольшие, находились уже в Зелёном Королевстве. И, будь то на самом деле варвары, Оринэя наверняка сумела бы управиться с ними сама. Да и бывали уже, правда при отце Аланда, такие поползновения. Но то, как резко оборвалось весьма тесное и частое общение с правящим двором соседей, то, как всего за несколько часов прекратили работу два портала… Было красноречиво. И никтоварилианские войска вышли в путь, тогда ещё не представляя, каким «долгим» он окажется.        Империю с соседним королевством соединяли те самые злосчастные горы Мискарта, за которыми скрывалась маленькая долина, Уйтак, когда–то одно из множества крохотных то ли королевств, то ли княжеств, из коих позднее Марилус Орин создал названную в его честь землю, немного своеобразную, покрытую лесами и водой, где люди пытались и в наши дни жить в согласии с природой. Уйтак в новое королевство не вошёл, а вот за горный хребет, весьма богатый на драгоценные камни и породы металла, несколько веков шли споры, перемежавшиеся короткими войнами, соглашениями, договорённостями и переделом. И на момент правления Аланда Девятого принадлежали горы Мискарта якобы Оринэе – якобы потому, что западную часть, клонившуюся почти до моря к северу, занимали деревушки Уйтака, а большую часть гор, правда, скорее с северной стороны, населяли драконы, установившие с Аландом некое подобие мира. Наши притязания на восточный хребет, богатый рудой, вносили в отношения с Зелёным королевством щепотку пыли, но сперва мы благоразумно отложили этот вопрос, до более спокойной эпохи, а потом, с идеей о браке наследников престола, он и вовсе решился сам собой. И именно небольшая полоса земли у их подножья с южной стороны, та, что не удалось угрозами оттяпать Рокканду, была предполагаемым способом попасть в Оринэю. Но крюк, пусть и небольшой, требовал времени, путь даже авангарда, в котором я и находился, занял пару недель... И нас встретили горные обвалы и последствия как–то ну совершенно внезапно и крайне вовремя случившихся селей, очень сильно осложнявшие дорогу.        Именно тогда, отправив небольшие отряды войск вдоль гор, невзирая на опасность новых обвалов, и то, что всерьёз заволновались драконы, основной частью сил было принято решение вернуться чуть южнее, в равнинные пространства, с прошением о пересечении на тот момент не слишком обширных, но преграждавших дорогу, владений Рокканда, всего парой лет ранее принадлежавших Зелёному Королевству. Собственно, именно то давление, что исторически якобы перешеек принадлежал Сальхии, провинции Рокканда, и стало последней каплей в решимости Аланда упрочить связи с Кругом и войти в него. Разговоры об этом и прощупывание вариантов шли и раньше, но настойчивое и откровенное стремление стать частью Тьмы Оринэя после уже почти и не скрывала. Но тогда, тринадцать лет назад, при нападении «варваров», юго–восточные равнины королевства были роккандскими.        Я был во главе тех сотен тысяч воинов Империи, что устремились в Оринэю, едва пошли первые тревожные известия, и в числе первых пересёк Нерушимую со своей стороны, выйдя на «серые» земли между двумя прочерченными наурами линиями. Узкая полоса земли, местами можно было пересечь за пару часов, местами – в пределах суток. Но за ней–то и пришлось остановиться, уперевшись во вторую часть Нерушимой – роккандскую границу, и ждать разрешение короля Карлона. Действовать он начал чужими руками, под чужой маской, и были некоторые предположения, что открыто выказать причастность к происходившему не пожелал бы, предпочитая оставаться под маской если и не друга, то нейтрального, незаинтересованного соседа. Но – нет. Шли дни, складывались в недели, я отправил ещё несколько прошений, на то, чтобы пройти их землями и уйти в Оринэю. Но ответа (впрочем, это не было столь уж удивительно) так и не последовало. Зато пришли друг за другом сперва сообщения об Алом Тумане, после которого большая часть обученных войск исчезла, кто–то уснул, не просыпаясь, а некоторые маги лишились дара, и это было известно лишь о людях, хотя пострадали и животные, и магические создания, и даже духи, а затем – о «самоубийстве» Дарны и Айтари, и после Тумана наши шпионы и в ужасе бежавшие Мискартом или морем люди сообщали, что Священная Армия Альянса всё чаще показывала своё присутствие в Оринэе. Якобы защищая, якобы оттесняя варваров, вот только почему–то прежде всего от ставок командования, крупных городов и загородных резиденций, и многие из доверенных лиц королевской семьи, старых и проверенных временем соратников Аланда, а то и ещё его отца, таинственно исчезали, погибали от рук варваров, пускались в бега, а некоторые начинали говорить странные для себя вещи о спасителе Карлоне, при том, что никогда раньше не питали и не выказывали симпатий к Рокканду.        И эти сообщения, вместе с донесением о гибели королевы и сестры Аланда, и то, что наши люди не могли отыскать следов ни Алеандры, ни малыша Бэррана и Айтари, Саата, стали последней каплей в чаше моего терпения, моей ненависти к Карлону и решимости наплевать на последствия. Да, это было чревато возмущениями, осуждениями, осложнением отношений с другими странами, обвинениями в незаконном пересечений границ и угрозе, нотами протеста… Но на другой чаше весов оказалось доверившееся нам, практически начавшее вливаться в Империю Королевство, к тому же, почти лишённое возможности защититься самостоятельно. Народ, обречённый на то, что часть его погибнет, другая станет рабами, в том числе и при роккандцах. И Никтоварилья осталась его единственным шансом хоть как–то избежать уготовленной Карлоном участи – наше вступление в войну с «варварами» выносило бы оринэйские события на куда более заметный уровень, открывала практически для всего материка и привлекала внимание. А возмущения Карлона, буде он воспользовался бы Советом Всех Земель, этому поспособствовали бы только сильнее.        Известия были получены вечером, как и доклады, что принцессы Алеандры в том замке не было, и в других уголках Королевства до сих пор её не нашли (но и пропавшей в Алом Тумане не обозначили), а уже утром, на рассвете, я отдал приказ идти вперёд. Пересекать Нерушимую. И когда мы это сделали – обратной дороги для нас не оставалось. Выйти обратно без дозволения Карлона ли, или науров, можно было лишь у Мискарта, и много, много южнее. Возмущений со стороны Карлона не последовало, роккандские земли интересовали нас только с той позиции, что позволяли зайти с востока в Оринэю, что и было сделано, насколько удалось быстро.        И вот там, в некогда процветавшем, спокойном Зелёном Королевстве, открылось происходившее на самом деле – полыхавшие деревни и небольшие городки, разорённые, ограбленные дома, неубранные ещё урожаи, рядом с теми полями, где всё же успели, просеки в старинных лесах – оринэйцы не любили их трогать, и многие города были вплетены в исконные пейзажи, почти не затрагивая последние… Но это, и даже павший скот и птица в оставшихся без хозяев домах и обезлюдевших деревнях, не было так ужасно, как множество тел – израненных, некоторые со следами то ли пыток, то ли издевательств. Впрочем, было и другое – и совсем ещё свежие, нетронутые тела, аккуратно уложенные в кроватях или на самодельных лежанках, казалось, всего лишь погрузившиеся в глубокий сон. А некоторые и вовсе… Спали. Словно застывшие, вылитые из воска, статуи, казалось, даже не двигаясь, иногда в странных позах. Но они были живы – медленно, слишком медленно, бились сердца, текла кровь, было неправдоподобно, жутко размеренное дыхание. Они спали, и мы пытались их пробудить, и воины, и маги, что были при войсках, и самиры… А кто–то даже оказался в Никтоварилье позднее, с беженцами, когда те потянулись в Империю. Но ни один из них так и не проснулся. Кто–то уходил быстро, другие пробыли в этом состоянии дольше, иные – с добрый год. Но ни один не проснулся. Ни один… не выжил.        А ещё обнаружились подозрительно светлокожие, с круглыми лицами и глазами, рыжие и светловолосые «варвары», коих было едва ли не больше, чем настоящих обитателей Ретена. От настоящих варваров была лишь одежда, у некоторых, случалось, традиционные для харнов и камадаров, агрессивных племён работорговцев, кинжалы, ножи, пращи, талисманы. Но вот оружие было выполнено из очень хорошей, прочной стали, дорогой. Той, которой пользовался Альянс Света. Этого оружия за несколько месяцев, проведённых в Оринэе, довелось насмотреться вдоволь – по мере продвижения к западу, к Ориусу, начали попадаться вереницы выживших оринэйцев, в основном женщин, стариков и детей, которых вели вооружённые отряды, и явно не в безопасные места. Позднее, когда известия о войсках Империи разлетелись, иные «отважные» воины разбегались, едва завидев всадников и пехоту в чёрном неподалёку, бросая пленников, и даже иногда стоянки и лошадей… Но в ту осень на оринэйских землях пролилось много крови. И нашей, и харнов, и роккандской. И если харнам, прекрасно понимая, что им за это заплатили, мы давали сбежать, то вот неожиданным, невиданным рыжим «варварам» это удавалось куда реже.        Тогда, в те несколько месяцев, спасённые оринэйцы вновь возвращались в свои дома, кто–то оседал в других деревушках и городах, кто–то жадно выискивал любые сведения о друзьях и родне, в чём, если удавалось, мы старались помочь, другие покидали Зелёное Королевство тем самым путём вдоль хребта Мискарт, или через западные границы, а некоторые, выплакавшись и набравшись сил… Брались за оружие. И решимость, что разгоралась в их глазах, была бы жуткой, окажись я их врагом. Но главное – они были живы, свободны, получили хотя бы какую–то помощь и защиту на первое время. Мы оставили им оружие, наши воины учили с ним хотя бы немного обращаться… И именно это тогда положило основу «Чёрной Свободе» в западной части Королевства, и Братству Свободы, когда список провинций «Великого» Рокканда пополнили Филарэсс и Уйтак. Но вот ни следа юных принцессы и принца найти не удалось, среди тех, кто спал, Алеандры тоже не было, и единственным, что я смог выяснить, было то, что девочка ещё до войны уехала из королевства. Но куда и для чего, осталось загадкой… И, к сожалению, я опоздал с тем, чтобы её разгадать…        И тогда же, осенью, собрался Совет Всех Земель, на который Карлон и отец отправились лично, каждый со своими требованиями, документами и доказательствами. Пока на севере мы магией и сталью отбивали Оринэю от мнимых варваров, на юге, в Сунга–Ре, шло другое столкновение, дипломатическое, о том, кто на самом деле союзник и защитник Зелёного Королевства. Карлон, помимо того, не преминул обвинить Никтоварилью в пересечении Нерушимой и угрозе землям собственно королевства Рокканд. Впрочем, эти обвинения Совет не слишком–то принял во внимание, поскольку самым серьёзным последствием оказались вытоптанные поля, большая часть которых была убрана, и задержка торговых обозов, что решилось довольно быстро обязательством Империи восполнить ущерб не самыми обременительными выплатами. А вот другое оказалось неожиданным, крайне неприятным и горьким – после того, как отец и его Первый Советник, Зойсито Сайрау, представили соглашения о вхождении Оринэи в Круг, а позднее в Империю, о союзничестве и помолвке наследников престолов, а Карлон – весьма невнятные бумаги о прошении оринэйской высшей знати принять королевство в Рокканд, и ещё более невнятный проект соглашения с Аландом о вступлении в Альянс Света, подлинность документов и устных сведений попросили подтвердить у оринэйских представителей. Подтвердили они роккандские. И вместо признания протектората Империи над Зелёным Королевством отец получил обвинения в попытке подлога. И «мирное» требование новоявленного сюзерена Оринэи в ближайшие недели покинуть его владения, как исконные, так и новообретённые.        Требование это отец, разумеется, до моего сведения довёл сразу же, и помощники собирались было разворачиваться обратно в Империю… Но я отдал приказ оставаться в королевстве, и после ноты от Карлона, что в нашей помощи более не нуждались, и нам следовало возвращаться в Никтоварилью, и после второй такой ноты – тоже. Письма с прозрачными намёками, что никтоварилианцы задержались, мерзкий старикашка, хотя тогда он ещё не был старикашкой, отправил пару раз и отцу, и тот тоже приказал, чтобы мы уходили… Но тогда более молодой и менее сдержанный нрав, вкупе с задетой гордостью, начавшимися снами, в которых юную невесту я забрал–таки домой, или удалось её отыскать в Оринэе, после пробуждения ворошившими совесть, подталкивали сделать кое–что совсем другое… Карлон воспользовался тем, что Оринэя резко стала в разы слабее, выставил себя героем и защитником, воюя с собственными же головорезами, отправленными под видом варваров, запугал и подкупил оринэйских дворян, вырезав всех взрослых в королевской семье и самых доверенных людей Аланда, кто на самом деле мог бы принять, законно, такое решение, но всё ещё оставалась возможность забрать Оринэю силой – и тогда мы были сильнее, чем Священная Армия. И я, и мои воины, видевшие всё, что устроили роккандцы, своими глазами, готовы были вновь пересечь границу Рокканда, но уже не с тем, чтобы просто пройти… Но планам этим помешал почти одновременный приезд короля Рокканда и Императора Никтоварильи. Карлон уже лично, в ультимативной форме, потребовал уходить, пока он не обвинил меня и войско в нападении… Мне хотелось тогда сжать эту худощавую шею, придушив её обладателя, свернуть ухмылявшуюся голову… На худой конец – заставить кровь остановить свой бег. Хотелось… Но пришлось ограничиться жестом страже выйти. Карлон, явно упиваясь моим бессилием, свою тоже отпустил…        «Будь ты проклят» было встречено ещё более злорадной и мерзкой ухмылкой. А вот другие слова заставили его помолчать подольше, играя желваками на скулах. «В Оринэе пролились реки крови, и я сделаю всё, чтобы ты в них утонул»… Карлон молчал пару минут, стиснув кулаки, не скрывая ненависть в глазах, молчал и приехавший часом ранее отец. И только после паузы, роняя слова как–то медленно, без той же усмешки, Внемлющий отозвался. Но именно эти слова заставили, потом, после обсуждения с Императором, выполнить требование Рокканда. «Тогда в ней утонет и она»… Отец понял это первым, и, когда роккандская делегация уехала, велел уводить войска. У него была Алеандра… И стереть ухмылку с этой рожи я мог, конечно. И тогда, и в ближайшие годы после. Но, возможно, слишком высокой ценой.