Пламенеющие Небеса. Книга Вторая. По ту сторону Нерушимых

      Двадцать пятый день третьего осеннего месяца, Листопада, был моим любимым в году. Именно в этот день принцесса Оринэи Алеандра появилась на свет, и в детстве я всегда проводила его в окружении отца и матери, были с нами и Фэрн с родителями и старшим братом, и тётушка Айтари. Несколько раз бывала Танра, духовная наставница отца, и в какой-то мере моя, и хорошая друг нашей семьи. Иногда на праздники прибывали родственники матери из Филарэсса, и теперь я помнила, что у нас часто, хотя когда я немного подросла, всё реже, гостил Фэйзэр. Как якобы «дальний родственник» королевы Дарны.        В Минауре же Сарина каждый год устраивала особенный праздник – пекла сливовый пирог по собственному рецепту, и мы неизменно ходили в городскую Гильдию Чародеев, где в библиотеке вместе читали самые редкие и важные трактаты о Целительстве, а вечером посещали театральные представления, выставки в музеях, выступления музыкантов или фокусников, и только повзрослевшая я поняла, каких трудов стоило аманэ выбивать ежегодно пропуск в недра сокровищницы знаний магов–людей, куда и она–то допуск не всегда получала легко. Но каждый год, до самого выпуска, Сарина, никогда не отмечавшая свой День Именин, не пропускала ни единый мой… Позднее, в Гвэнто–Рокканде, Алкир устраивал вечера театров, ресторанов, парков, дорогих подарков и поздравлений… А вот последние два раза этот день я провела в лесах и скитаниях, и девятнадцатый День Именин отметила только тем, что относительно вкусно и сытно поела, а на двадцатый друзья подарили вечер отдыха, песен и настольных игр… И почему–то казалось, что праздники от Сарины и ребят были в тысячи раз теплее и искреннее пафосных и крупных подарков Алкира. Они попросту были настоящими...        Это был мой первый День Именин в Никтоварилье, я провела в Тёмной Империи почти год, и уже успела кое–что пережить за это время. Друзей и знакомых в стране всё ещё было не слишком много, и почему–то казалось, что устраивать празднования не было необходимости, и никто бы не заметил, если бы я просто купила нам с Ниэни по такому поводу торт, вырезку повкуснее Дорру, лесной дичи, и помечтала, что через пару лет мой народ вернул бы свободу, мы смогли бы возвратиться домой, разыскать и снова увидеть ребят… Впрочем, друзей, коль скоро пока домом становилась Никтоварилья, можно было найти и среди «тёмных».        И таковыми, пожалуй, уже можно было бы счесть Эль, Бэнджамина и Карру и, в целом, семью Фамэ. С того дня, как довелось застать Бэна и Элиа за поцелуем, успело пройти много дней и даже несколько недель, я успокоилась и хорошенько обдумала все происшествия, имевшие место с прибытия в Империю… Я знала, что то, что происходило между моими друзьями, было неправильным, порочным, но во всём ином, кроме этих странных и незаконных отношений, Фэрты не казались плохими – дружелюбные к нам, серьёзные, преданные служебному долгу, всегда оказывавшие помощь, и не только одной мне – успело выясниться, что Элиа пользовалась уважением многих – она всегда готова была прийти на помощь другому, очень любила детей, отличалась большой набожностью, заботилась о сиротах и калеках…       И постепенно мне стало не хватать их общества, и, возможно, они были здесь едва ли не самыми близкими моими друзьями, и, хотя одобрить эту их связь я не могла, и она оставалась для меня грехом, но они не слишком явно выражали свои чувства. Жизнь же приучила и к тому, что разбрасываться верными людьми и отношениями не стоит, ни к чему хорошему это не приведёт. И если я могла это игнорировать, коли во всём прочем имперские знакомцы меня устраивали, решила попытаться это сделать – и честно обсудила всё с Эль и Бэном, впервые навестив их полтора месяца назад. И к моему Дню Именин всё понемногу вернулось, как посмеивался Дорр, которому, в отличие от Ниэни, мы рассказали, в чём было дело, – ему подобную тайну Фэрт–старший решил доверить, из уважения к варьему роду, – на круги своя.        Спустя пару недель размышлений восстановились и дружеские отношения с Илардой, императрицей–вдовой Карсой и маленьким наследником престола. В том, что они никакой опасности для нас не таили, сомнений не осталось, и я прекрасно знала, что чуть больше месяца назад Особый Отряд арестовал чету Мэжрэ, ныне находившихся в камерах под дворцом, поскольку выяснилось, что за покушением во дворе лекарского дома стояла, как и следовало предполагать, Куафи. Рокканду нас тоже никто выдавать не был намерен (и времени с визита Карлона прошло уже немало, чтобы в этом убедиться), более того, государь приказал приставить усиленную охрану после покушения на мою персону, и даже обязал уведомлять Особый Отряд о том, куда я направлялась за пределами дворца – чтобы подобное более не повторилось.        Когда мы помирились, Бэнни открыл глаза и на те самые пресловутые казни мятежников, ставшие последней каплей в не самом разумном желании спрятаться и закрыться в коконе: выяснилось, что они в числе прочих идей и реформ выдвигали призывы о смене правителя, что предложения упразднить рекрутскую повинность и впрямь звучали, как и требования полностью отменить рабство и выдворить всех невольников за пределы Империи, и именно самиры, включая Карру, заставили хорошенько обдумать последствия таких с первого взгляда очень заманчивых идей.        Подневольный труд веками, тысячелетиями вплетался во многие сферы, и резкое одномоментное освобождение вызвало бы в определённых слоях общества недовольства, которые были бы не на руку Тёмной Империи. Рабы трудились на полях и в садах южной и восточной части Никтоварильи, в судостроении, на фабриках, и жилось им в разы лучше, чем во многих иных странах. Физические наказания были строго запрещены, рабочий день не отличался от свободных подданных, для невольников был даже введён один обязательный выходной в неделю, при болезни давали возможность отлежаться, и владелец должен был пригласить или прислать лекаря. А после определённого срока раба по усмотрению хозяина могли и освободить (тех, кого купила сама Империя, по словам друга, обычно и освобождали). Запрещено было только жениться без дозволения владельца, самовольно перемещаться, сбегать, а за труд не платили денег. И это было совсем не сродни положению рабов в той же Кальре или даже Вагрисе, соседней с Никтоварильей стране, где рабов могли насиловать, избивать и даже убивать, и это не считалось предосудительным. Да и высылать так много людей разом в никуда по отношению к ним было бы не самым благородным поступкам, всех сопроводить домой (если дом этот ещё имелся) едва ли представлялось возможным, а риск угодить обратно в плен к харнам или их соседям, не слишком отличавшемуся племени, канжарам, был бы не так уж мал.        Нужды же объяснять, чем могло обернуться для страны отсутствие или сильное сокращение войск, не было, и пример оставшейся без защиты страны был слишком ярок – и то, в каком положении некогда свободные и процветавшие оринэйцы оказались спустя более, чем десяток лет, мы видели своими глазами во время похода на юг. Друзья только рассказали, что служба рекрутов, длившаяся вместе с обучением восемь лет, давала определённые преимущества – либо больший надел земли, либо право обучаться в колледжах крупных городов, куда из народа было так просто не попасть, либо же, если учиться или перебираться в деревню бывший защитник Империи не желал – небольшая сумма для того, чтобы обосноваться в городе с семьёй, и особенно крупные наделы даровались в Бэвэре, как суровом и нуждавшемся в сильных руках краю.        А уж то, что касалось свержения Императора Арэна, и вовсе не требовало никаких разъяснений, и я прекрасно осознавала, что на его месте поступила бы точно так же, если бы кто–нибудь под балконами дворца в Ориусе завуалировано и тем паче открыто призывал свергнуть меня и сменить правящую династию. И, на худой конец, даже если государю я, пока сведения о казнях, визит Карлона и казусы, преследовавшие пребывание в Никтоварилье с первых дней и вылившиеся в покушение, не улеглись в голове, до конца и не доверяла, больше даже - немногословному всегда занятому герцогу Сайрау, Первому Советнику, которого видела совсем редко, то прочие Фамэ были здесь совершенно не при чём. И отдаляться от них, чтобы не сближаться с Императором, не было ровно никакой необходимости – к тому же, настоятельных или двусмысленных попыток сблизиться и перейти черту делового союза мужчина не предпринимал и держался в рамках этикета.        Как бы то ни было, празднование я не планировала, никого не приглашала, но с самого утра, довольно рано, меня разбудила Ни, торжественно вручившая какой–то свёрток и вещавшая:        – Твоё Высочество, – за проведённое в Дариане время девушка всё больше смелела, перестала без посторонних обращаться на «вы» и вела себя куда раскованнее, чем в Рокканде и даже во время путешествия. И первые месяцы в Империи. – Тебе, несомненно, понравится, мы с Дорром тщательно выбирали, и поскольку у тебя сегодня особенный день, решили сделать подарок, пусть и простой, — это оказался набор новеньких, добротных лекарских инструментов, и кое–что из самых ходовых трав, порошков, каменьев, использовавшихся в Целительском деле. Ниэни так любовно выбирала такие нужные и простые вещи, что сердце наполнилось приливом тепла по отношению к подруге, и я крепко обняла названную сестрёнку.        – Ни, ты знаешь меня, как никто, – улыбнулась я. – Спасибо, дорогие, мне очень приятно. И это лучший подарок, который я когда–нибудь получала, — и, за утренним кофе, мы с подругой решили вечером сходить–таки в «Единорога» и поесть сладостей.        Я провела обычный урок, посетила Лекарский Дом, где меня поздравили и вручили корзину мазей и настоев, и пришлось заказать у Халнира через Ни сладостей для работников, и я уже почти решила, что и впрямь день обещался быть обычным и никто из обитателей Империи, кроме друзей по ремеслу, не вспомнил, что у меня День Именин, когда в гостиной наших покоев возникла служанка дворца, в сером платье и чепце, с золотым подносом, на котором лежало нечто, накрытое алым бархатом. На недоумённый вопрос, даже не прозвучавший до конца, что это, девушка, не отрывая глаз от своих башмачков, поведала, что это подарок от Его Императорского Величества, просвещённого и милостивого государя Арэна Второго Фамэ, по случаю Дня Именин принцессы Алеандры.        Пальцы осторожно отодвинули ткань, открывая то, что лежало на подносе. Колье, серьги и два браслета, серебряные с изумрудами, удивительной красоты, изображавшие растительные мотивы – крошечные листочки, переплетения веточек… Даже беглый взгляд показывал, что этот негаданный «скромный» подарок – ничто иное, как заказная, единичная работа очень талантливого мастера–ювелира, несомненно, стоившая немалых денег – у матушки и Айтари были подобные украшения, столь ажурные и искусные, что от их вида захватывало дух, и отец платил за них огромные деньги, чтобы королева и взрослая принцесса всегда выглядели подобающе, хотя сам обладал куда более скромным обликом и запросами. Ошибиться я не могла, и от мысли о том, сколько отдано за эти украшения золотых червонцев, сделалось дурно, и я, так и не коснувшись подноса, по оринэйскому обычаю считалось, что, пока он не тронут, подарок не принят, постаралась взять себя в руки, чтобы не дрожал голос.        — Это очень дорогой подарок, и я не уверена, со всем почтением к государю, что могу его принять.        – Но, Ваше Высочество, – девушка замялась, отводя взгляд и тщательно стараясь изобразить спокойствие. – Государь велели передать самые искренние поздравления и пожелания долгих лет и счастливой судьбы. Эти украшения были сделаны придворным ювелиром специально для вас, Ваше Высоч…        В этом подносе смущало всё, от содержимого до алого бархата, в Оринэе веками служившего символом страсти, огня, сильных желаний и эмоций. Ниэни, наблюдавшая от двери спальни за происходившим, чуть заметно нахмурилась, как и Дорр, приподнявший от своего места у камина большую лобастую голову. Только Бэя, устроившаяся в излюбленном кресле, оставалась сонной и спокойной…        Подарок весьма соответствовал бы статусу дарителя и одариваемого при иных обстоятельствах, если бы мы встретились как Император и королева, либо же дар был прислан из Империи по случаю Дня Именин в Ориус. Но в нынешней ситуации, когда даже титул кронпринцессы был весьма условным, и я успела последовательно принять подданство трёх различных стран после Последней Войны Оринэи, а в одной из них ныне считалась государственной преступницей, столь роскошный дар действительно выглядел неоднозначно и вызывал некоторые вопросы. И главным из них (прочие зависели бы от ответа на этот, первый) был – в каком качестве выступала я как получатель украшений.        Но алый цвет встречался во дворце, в том числе в декоре тронного зала, и вполне мог иметь в Империи и иные значения, кроме символа страсти и желания. Красными были, к примеру, кровь и пламя, и это было лишь малой частью возможных смыслов. Могли, хотя это было в таких кругах маловероятно, и просто накрыть поднос пришедшейся под руку тканью, и цвет и вовсе скрытого значения под собой не имел. Однако пролить свет на ситуацию дворцовая служанка едва ли могла, и задавать вопросы следовало не девушке, чуть порозовевшие скулы которой и едва заметно подрагивавшие пальцы выдавали волнение в ожидании моего решения. И пауза определённо затягивалась.        – Передайте Его Величеству мою глубочайшую и искреннюю благодарность, – выдавила улыбку я, и служанка, склонив голову в знак почтения, отправилась прочь. Ниэни и Дорр, когда дверь за ней была закрыта и поднос положен на кофейный столик, переглянулись с вопросительными выражениями лица и морды соответственно, но так и не успели что бы то ни было спросить, – незапертая после ухода девушки дверь, после короткого стука, распахнулась, пропустив благоухавшую цветочными духами Элиа Фэрт, одетую в свободное серебристое платье с узким рукавом до середины предплечья и разрезами до колен, в которых красовались белые вставки кружев, скрывавшие чулки.        – Очень хорошо, что я застала тебя на месте, – чарванка, делая вид, что не заметила ни Дорра, ни Ни, крепко впилась узкими пальцами в моё предплечье. – Алеандра, ты нам срочно нужна как Целитель, дело неотложное. – Лицо, впрочем, оставалось относительно спокойным и деловитым, и я поневоле оглянулась на Ниэни, которая суетилась у камина, переглядываясь с Дорром и смахивая с безделушек на полке пыль, и перевела взгляд на нетерпеливо косившуюся на дверь Элиа, покачавшую головой. – Алеандра, – недовольно заметила девушка. – Дело очень срочное, чем скорее прибудем на место, тем будет лучше…        – А ты знаешь, какой сегодня день? – на всякий случай уточнила я, почему–то, при всём желании провести его тихо и незаметно, даже немного обидевшись на подругу.        – А какой день? – Эль нахмурилась и задумчиво потёрла переносицу. – Какой… Ах да, сегодня же день, когда было завершено строительство Стен Пятого Кольца, точно! – жизнерадостно заметила просиявшая чарванка. – Но это не мешает оказать человеку помощь, так что идём скорее…        – Госпожа, мы понимаем, дело важное, мы подождём, – заметила Ниэни, когда я попыталась слабо воспротивиться уже откровенно тянувшей за руку герцогине Фэрт и поспешила куда–то в неизвестность следом за молодой женщиной, толком не желавшей ничего объяснить…        – Элиа, да что такое произошло? – не выдержала наконец я, уже совершенно не понимая ничего, когда экипаж Фэртов стремительно и плавно нёс нас по улицам то ли Третьего, то ли уже Четвёртого Кольца, то и дело сворачивая… – Куда мы? Что–то случилось? Кто–то из Отряда пострадал? Где Бэнджамин? – смутная догадка шевельнулась было и тут же исчезла, отогнанная мыслью, что, пострадай Бэнни, она едва ли вела бы себя столь же спокойно и сдержанно…        – Как же вы нетерпеливы, принцесса Алеандра, – покачала головой девушка, когда карета в очередной раз свернула и замедлилась. – Потерпите немного, и всё увидите сами, уверяю, сразу же во всём разберётесь… – я вовсе не разбиралась, что творилось, совершенно растерявшись, когда кучер остановил лошадей и слуга торопливо открыл дверцу и помог выбраться на влажную после дневного дождя брусчатку улицы. Масляный фонарь на углу осветил чуть покачивавшуюся вывеску на каменном здании прямо перед нами, в котором не горел ни единый огонёк, хотя уже сгустилась темнота. Я заметила рядом пустую карету, и дремавшего кучера, и компанию парней у ресторана или кабака неподалёку, и свет в окнах соседних домов, знакомых на вид, и взглянула на вывеску.        «Благородный Единорог», гласила надпись на наанаке, повторявшаяся на оринэйском, фаргаре и фарсине, и кольнула новая иголочка то ли страха, то ли тревоги.        – Что–то с Халниром? – выдохнула я, когда Элиа поднялась по ступенькам ко входу в кондитерскую, но чарванка не ответила, поворачивая ручку. Почему–то дверь была не заперта, и миг спустя мы оказались в тёмном зале, с трудом разбирая ближайшие столики. Я хотела было воспользоваться чарами, чтобы осветить комнату, но слева кто–то пару раз хлопнул в ладоши, раздался сдавленный смешок, и весь зал вдруг наполнился мягкими огоньками камина и многочисленных канделябров в нишах стен…        – С Днём Именин! – я не успела ничего толком сообразить, как оказалась в чьих–то крепких мягких руках и уловила фруктовые запахи. Когда некто отстранился, в нём удалось распознать принцессу Иларду, пухленькую, облачённую в сиреневое закрытое по холодной погоде платье с рукавами–фонариками и квадратным вырезом, с жемчужными нитями в длинных волосах, широко улыбавшуюся. Здесь же обнаружился Халнир, в новом камзоле и белой рубашке с манжетами, здесь же удалось разглядеть Императрицу Карсу, улыбавшуюся за ближайшим столиком, и Бэнджамина, откровенно для самира весёлого. В уголке отыскались и Ниэни, в новом светлом платье, каким–то чудом нас опередившая, и Дорр, помахавший хвостом, и Карру… И немного отступивший за спину Фэрта, словно пытаясь спрятаться, кронпринц Тионий, нарядившийся в новенький детский мундир и аккуратные сапожки.        – Что всё это значит? – выдавила я, осматривая пёструю компанию, пока Бэнни вторично похлопал, запирая засов на двери и задвигая шторы.        – Мы знали, что ты решишь прятаться в норе и ничего не делать, – поведал вар. – Нас это не устроило, и мы сделали по–своему. В общем, с Днём Именин тебя, духовная жена, а здесь мы будем праздновать.        – Тионий снял кондитерскую на полдня, мы успели всё организовать, а почтенный господин Бэрку взял на себя излюбленную выпечку всех присутствующих. Он заявил, что это подарок от его кондитерской для его королевы, – подхватила Иларда, суетливо заставляя всех отправиться к двум сдвинутым вместе столам в середине зала, уставленным парой холодных закусок, самыми разнообразными сладостями из тех, чем потчевал посетителей пожилой оринэец, и сладкими же напитками, среди которых, впрочем, отыскалось и вино.        – Самое трудное выпало Эль, – Бэнни, пробравшись ко мне, крепко стиснул в жилистых руках. – Привезти тебя сюда так, чтобы ты не сбежала по дороге, и Карру успел доставить Ниэни и Дорра. Но она справилась, поэтому, – самир снова крепко обнял и отпустил. – С праздником, домоседка, – Гранд–Мастер Особого Отряда и хороший друг вручил с этими словами книгу в роскошном переплёте, украшенную серебром и капельками изумрудов, на верхне–арракском, рукописную.       «Опасные хвори и их Исцеление», насчитывавшую добрых полторы тысячи лет, так и не получившую печатной формы, достаточно редкую и невообразимо дорогую – я видела такую в одном из лучших книжных магазинов столицы, когда посещала тот с Императрицей Карсой, и помнила, что эта книга в самом неброском переплёте, и не в лучшем состоянии, стоила более двух тысяч золотых… Сколько мог стоить столь роскошный вариант, очень хорошо сохранившийся, страшно было и подумать.       – Я решил, что ты сможешь по достоинству оценить содержание и применить знания на пользу, – улыбнулся Фэрт.        – Иногда кажется, что ты до сих пор читаешь мои мысли, – буркнула я, передавая подарок в руки подоспевшей Ни и обнимая жилистое тело под туникой с серебряной эмблемой. Прямо со службы, подумалось, когда я заметила, что и Карру был в форме.        – Может быть, не кажется, – поддел Бэнни, покуда женщины вручали духи, украшения и дорогие ткани для будущих нарядов, Императрица Карса подарила к тому же новые приборы для опытов, и это было оттащено к каретам. Карру, как–то немного застенчиво улыбнувшись, поведал, что его подарок доставят в покои, и добавил уже на ухо, что дарил кое–что из мебели.        – Мой подарок, амари Алеандра, – когда прочие поздравления завершились, негромко заметил принц, дотоле скромно и терпеливо молчавший. – Вы не сможете увидеть сейчас, но, тем не менее, я совершенно уверен, что вам он окажется по душе.        – Но разве то, что вы устроили праздник, не есть подарок? – улыбнулась я.        – Я знаю, что вы уже давно мечтали, чтобы у вас был уголок для опытов и работы над отварами и мазями. Теперь он будет… – выдержав небольшую паузу, юный волшебник заглянул мне в глаза. – Амари Алеандра, от имени дворца, династии Фамэ и моего собственного, дарую личный кабинет во дворце, завтра слуги покажут его. Он уже обустроен и готов к работе, но вы можете изменить всё, что сочтете нужным…        – Но, Ваше Высочество, – я растерянно оглянулась на Бэнджамина, уплетавшего шоколадный торт вместе с Карру за столом, в обществе Ни и Императрицы, и улыбнулась юному ученику. – Я не уверена, что без дозволения Его Величества…        – Уверяю, амари, – принц нахмурился. – Что уже обсуждал этот вопрос с Его Величеством и получил полное одобрение. Все формальности улажены и кабинет поступает в Ваше полное распоряжение с этого дня.        – Ваше Высочество… – я обвела взглядом непривычно пустую кофейню Халнира, обычно всегда полную людей и суетливую – сладости и напитки и впрямь славились на всю столицу, и имели очень скромные цены, и припомнила, что её арендовал и оплатил все траты именно Тионий. – Я не могу принять такие роскошные подарки. Вы очень…        – Идея устроить праздник для вас принадлежала мне и Гранд–Мастеру Фэрту, варсэ–тангу Дорр поддержали и помогли всё организовать, – отрезал молодой волшебник. – И этот вечер никак не может считаться моим подарком для вас.        – В таком случае, могу лишь благодарить, мой принц, – благодарно кивнула я, – признаюсь, это очень приятная неожиданность…              ***               Как бы ни планировалось изначально провести вечер тихо и никому не напоминать о празднике, нельзя было, пока я прогуливалась, выбравшись перед сном на тихие дорожки дворцового парка, не признать, что он удался на славу – многочисленные сладости, традиционные оринэйские, местные дарианские и даже диковинные самирские, сменяли друг друга, потешая мою любовь к десертам, собрался довольно узкий круг близких и дорогих людей – хотя дар и уловил, что за стенами «Единорога» находились парочка самиров из Особого Отряда и даже пара духов, из личной стражи принца и Императора, именуемых Молчунами – они не умели разговаривать, за что и получили прозвание. Но в самой кофейне были только мы, веселившиеся, травившие байки и шутки, чем более всего занимались Бэнджамин и Карру, охотно рассказывавшие про забавные случаи из практики борьбы с перевёртышами и оборотнями, играли в карты и лайнаасиэ – разумеется, Фэрты, с которыми взялись посостязаться я и Ниэни, разнесли нас с треском, зато в картах повезло больше, и я даже выиграла у Иларды. Халнир играл на губной гармошке, позволив потанцевать немного, скорее ради шутки…        Вечер пролетел незаметно, и я поймала себя на мысли, что даже не отказалась бы развлечься ещё немного, но, когда мы отправились во дворец, заняв три экипажа, вместе с подарками, уже была ночь, всем предстояли утром привычные дела, и мы сочли уместным вернуться домой. И, уже отправив Ни и Дорра в покои вместе с многочисленными коробками и свёртками, которые им помогали нести слуги, вышла прогуляться, чтобы хоть немного привлечь сон, упорно отказывавшийся снисходить, и, оставшись в одиночестве, в ожидании Дорра, пообещавшего вернуться, после того, как проводит Ниэни, до сих пор немного чуравшуюся мужчин, наконец позволила себе погрузиться в размышления, так и витавшие где–то глубоко в голове весь долгий вечер.       Если отбросить роскошный дар юного принца, самым дорогим из всего, что преподнесли друзья и знакомцы, была книга от Бэнджамина, несомненно, обошедшаяся ему в кругленькую сумму. Но я прекрасно знала и самого самира, и кто из собравшихся вечером в кондитерской его интересовал, и жест этот никак нельзя было счесть не просто дружеским, и ни малейших угрызений совести столь дорогостоящий подарок, принятый мной, не вызывал… Платья и ткани, вкупе с украшениями, полученные от дам, тоже не могли означать совершенно ничего крамольного, я и сама дарила Ниэни и Элиа ткани, шали, помады и духи, и знала, что в Империи это было совершенно привычным, обыденным явлением. Но в череде поздравлений и подарков было то, что не давало покоя, всплывая в памяти – изящный золотой поднос, алый бархат покрывала и уникальные, на заказ сделанные для меня украшения. Возможно, шептал голосок рациональности, даже менее дорогостоящие в итоге, нежели подарок Бэна, вот только оснований преподносить его у отправителя было существенно меньше, чем у Гранд–Мастера, ставшего, можно было уже сказать, другом. Как наставнику его сына? Такие подарки в подобном ключе совершенно не принимались этикетом, даже если учитель происходил из высших кругов. Как другу? Но, будучи приятельницей принцессы, пользуясь покровительством Императрицы и сблизившись с Тио, главе их семейства я подругой не была…        И это заставляло задуматься о намерениях дарителя, о том, что он хотел сказать этим поступком и чего хотел добиться. Я слишком ярко вспоминала те немногочисленные уроки, которые успели преподать матушка и тётя, о том, как женщине из высокого общества надлежало вести себя с мужчинами, и что могли означать определённые поступки молодых людей и зрелых мужей, и слишком хорошо знала, проведя три года во дворце династии Каэрри, воспитываясь в Школе, где училось много волшебников-дворян из разных стран мира, и уже год прожив, без малого, здесь, в Империи, что могло стоять за этим поздравлением.       При всём том, что я отмечала благородство и честь временного правителя, нельзя было исключать, что он был и оставался не только воином, политиком, государем, волшебником… Он прежде всего был мужчиной, и я с этой точки зрения была женщиной, и определённые желания и умыслы были бы вполне объяснимы и естественны, и, как бы ни был сомнителен такой поступок с его стороны, всё же невозможно было исключать, что последовало бы волне недвусмысленное предложение посетить господина, которое я, по неписанным устоям общества, не могла бы отклонить. Вернее, конечно, могла бы, но либо ценой гнева дарителя, либо сплетен и удара по репутации обоих, либо… Думать и знать, чем мог бы обернуться отказ познакомиться поближе, совершенно не хотелось.        За рассуждениями, какого продолжения подарка следовало ожидать, и как следовало бы ответить на разные варианты такового продолжения, я отдалилась от стен дворца на вполне приличное расстояние, когда во мраке справа, на параллельной тропинке, показался знакомый силуэт крупного зверя, белая шерсть выделялась в окружающей темноте. Дорр пользовался расположением Императора и семьи Фамэ, имел, волей династии или самого Пиуэргурдрана, право беспрепятственно покидать дворец и город и возвращаться, и мог с равным успехом находиться и в наших покоях, и в парке, и в собственном уголке зверинца, и вовсе в городе, и никто не посмел бы задержать вара или учинить иные препятствия. Вот только сейчас, когда я рассматривала неспешно ступавшую по гравию дорожек огромную кошку, чётко ощущала, что вар находился близ дверей в парк, но во дворце, и, скорее всего, перебрасывался шутками с гвардейцами, заступившими на пост, в свойственной ему манере. И тот, кто доброжелательно махал хвостом, поднимая лохматую голову, вовсе не был Дорром.        – Ну вот, я же обещал, – даже голос был удивительно похож, такой же рычаще–добродушный, немного ворчливый. Но я прекрасно знала, что настоящий Дорр только выходил в парк. Это был даже вар, именно тигр, и в горле поневоле вырос ком, и пальцы сквозь одежду впились в верную цепочку Стража, и я старательно подбирала подходящие чары. Вар–тигр, в Никтоварилье, совершенно похожий на знакомых по стае Нагу. Вот только откуда, харр раздери, здесь другой, кроме моего духовного мужа, вар?! – Ни проводил, она разбирает подарки, – даже манера разговора была поразительно сходна с речью Дорра, и, если бы не родившаяся между нами в обители канков связь, по которой я ощущала его, до некоторых пределов и расстояний, если никто, подобно периоду до аудиенции Полуночных, как потом сознался Бэнни, не заглушал этого специально, то, вполне вероятно, и вовсе не поняла, что передо мной был не мой пушистый защитник, пока не стало бы слишком поздно.        То ли он почуял неладное, то ли мимика, которую я тщательно пыталась контролировать, как–то выдала мысли, но в тот самый миг, когда парализующие чары, которым научил Файги, уже были почти сплетены, в грудь с силой ударили, но довольно мягко, даже без когтей, и заставили кубарем покатиться по дорожке, огромные тигриные лапы. Повеяло запахом сырого мяса и жёлтые, кривые клыки оказались в опасной близости от шеи, и новые чары, уже боевые, поспешно творились. Счёт был на секунды, и я понимала, что шансы отбиться крайне невелики, если кто–то не пришёл бы на помощь – варьи зубы, остроту которых не раз была возможность оценить в деле, были слишком близко, чтобы имелась возможность опередить его, и иллюзий по этому поводу я не строила…        Оглушающее злое рычание, сильное, глубокое, страшное, заставлявшее оцепенеть одним звучанием, вынудило смертоносную пасть замереть и отпрянуть. Вар, кем бы он ни был, бросился на кого–то столь же крупного, ловкого и опасного, и когда, поднявшись на ноги, принцесса Алеандра сумела рассмотреть в намертво сцепившемся, ломавшем голые из–за поздней осени кусты и разносившем цветочные клумбы клубке, белом в ночи, едва разгоняемой молодой Луной, кто именно пришел на выручку, только что готовые выплеснуться заклятья оборвались, безжалостно, уступая сковывавшему тело смертному ужасу, граничившему с отчаянием. Дорр. Напавшего зверя уводил всё дальше, беспощадно вонзая острые клыки под прочную шкуру, пытаясь добраться до шеи, до жилы, бившейся там, скуля от ярости и боли, когда пасть врага достигала цели, именно Дорр, и слишком тесно, слишком близко сходились два могучих тигра в этой яростной, смертельной для кого–то из них, что стало ясно с первых мгновений, схватке, чтобы можно было как–то помочь другу, не рискуя попасть в него и тем сделать только хуже…        И я не понимала, откуда взялись кругом голоса, скрипы, выкрики, чей топот примешивался к хриплому злому рычанию зверей, чьи тёмные силуэты заслонили меня, приблизившись к разъярённым, потерявшим всё человеческое, варам, рвавшим друг друга, кто оттащил как–то очень резко затихшего, забившегося в судороге и оставшегося неподвижным тигра от второго, почему–то тоже не поднимавшегося на ноги… Произошедшее заняло не более нескольких минут, и ступор, когда всё стало затихать, и чьи–то руки принялись нещадно трясти, схватив за плечи, понемногу ушёл. Перед глазами возникло лицо Карру, и я поняла, что именно его руки больно вцепились в тело, заставляя очнуться и осознать реальность.        – Алеандра, – отбросив формальности и титуляцию, не своим голосом выпалил самир, не отрывая полыхавшего самыми разными эмоциями взора. – Ал, ты меня слышишь?        – Он напал на меня. Свалил и приблизился к шее… – выдохнула я, ещё не вполне понимая, что произошло и что творилось теперь. – Не Дорр, второй. Потом появился Дорр…        – Ал, наш Дорр загрыз того, который напал, но его очень сильно по… – выслушивать показания Особый Отряд отчего–то не торопился, и во мраке отчётливее проступили склонившиеся над мёртвым варом самиры, и другая группа, торопливо сооружавшая нечто вроде носилок и хлопотавшая над вторым белоснежным зверем, на шерсти которого что–то темнело, что пахло ржавым металлом, стекало тонкими струйками на землю. Что–то, что было… Кровью…        – Дорр! – оцепенение и растерянность исчезли столь же внезапно, как и появились, и я, вырвавшись из цепких самирских рук, рванулась, расталкивая стражников и ребят из Отряда, к едва дышавшему, закрывшему глаза, тигру. Перемазанная кровью и влажной землей шерсть, рваные раны, и как-то опасливо, непростительно осторожно хлопотавшие вокруг люди в чёрном с серебром. – Дорр! – не нужно было использовать дар, чтобы понять, что из его боков острые как кинжал зубы пытались вырывать куски плоти, что он потерял много крови и она продолжала идти, и только по какому–то счастливому случаю противник не добрался до жил на шее, до хребта… Видимо, понимала я, с ужасом пытаясь не слушавшимися впервые на моей памяти чарами остановить кровь, другу это удалось сделать раньше. – Дорр... – глаза застилали слёзы, мешая видеть, и попытки Исцелить не удавались, то и дело срываясь, то ли из–за дрожи в руках, то ли по какой–то иной причине, которая не позволяла сосредоточиться на деле, мешала даже попросту спокойно дышать, сдавливая рёбра.        – Аля… – сдавленный, похожий на стон шёпот вара, и попытавшийся лизнуть руки тёплый язык. – Я спас… Смог…        – Не говори ничего, береги силы, – отрезал суровый голос, сильные руки подхватили за талию, отрывая от носилок, на которых кто–то осторожно и торопливо переправлял вара в здание, и повели туда же, внутрь, в стены… Стены, в которых просто обязан был найтись хотя бы кто–то, кто мог спасти моего друга, кто–то, кто мог помочь…        – Пожалуйста, помогите ему. Он не может уйти… – пальцы вцепились в воротник того, кто почти силой тащил по пустынным в ночи коридорам и лестницам, как за последнюю ниточку надежды цепляется погибающий, в безумной, отчаянной попытке выжить, уцелеть. – Пожалуйста… Сделайте что–нибудь… – почему–то казалось, что этот человек, в конечном итоге не выдержавший и подхвативший меня на руки, был единственным, кто мог помочь, спасти Дорра, что только в его, в их, всех этих силуэтов кругом, силах было сделать это. – Мой дар не слушается…        – Он и не будет, – жёстко резанули воздух слова, когда некто усадил на что–то низкое и мягкое, и тут же исчез, отрывисто выкрикивая какие–то непонятные слова, которые и не имели значения, его имело только то, что где–то там, совсем рядом, сейчас умирало самое близкое для меня создание в мире, ближе даже, чем Ни, чем сама я, и я ничем не могла помочь ему, отчаянно цеплявшемуся за жизнь. И решительно не понимала, отчего все эти люди ходили, бегали, кричали и ругались вокруг, что–то куда–то несли, чем–то гремели, вместо того, чтобы помочь тому, кто сейчас так остро, так сильно нуждался в помощи, моей, и я не могла её оказать. И даже не узнавала эти отрывистые голоса, не понимала, женские они или мужские, и когда среди них пробился чей–то смутно знакомый, показавшийся голосом Бэнджамина, совсем рядом, словно бы даже обращавшийся ко мне, не выдержала окончательно, крепко обнимая его обладателя, зарываясь носом в как–то слишком крупную для самира грудь.        – Он не может уйти… Он же будет жить, скажи, что он будет жить… Ему нужно помочь… – чьи–то сильные, тёплые руки мягко, невесомо коснулись волос, спины, бережно поглаживая, словно ограждая от подошедшей вплотную страшной беды, защищая, возрождая тень надежды, что кто–то обязательно спасёт моего любимого, такого противного и родного вара, кто–то, кто уже рядом с ним, кто уже совершает невозможное… – Пожалуйста, скажи, что он справится…        – Он справится, – раздалось над ухом, и я не без смущения и даже испуга осознала, сквозь чуть рассеявшуюся пелену слёз, у кого именно только что висела на груди, оставляя на домашней тунике мокрое пятно. – С ним Полуночный Пиуэргурдран, – словно не замечая этого не слишком светского поступка, продолжал Арэн Второй. – И кронпринц Тионий. Я уверяю вас, принцесса, что они сделают всё возможное для вашего друга.        – Ваше Величество, – Ниэни, появившаяся вместе с правителем Империи, заметно покрасневшая от смущения, вызванного, очевидно, произошедшим казусом, торопливо усадила на кушетку и впихнула в руку стакан воды, отводя красные глаза. – Простите… Я не вполне осознавала…        – Я понимаю ваше состояние, – мягко заметил мужчина, кивнув. – Уверен, все присутствующие сочтут уместным забыть об этом крошечном недоразумении, не произошло ничего, что следовало бы счесть дурным. – Понемногу ужас и паника отступали, потеряв силы в те мгновения, что я поневоле провела в объятиях Императора, и возвращалась способность так или иначе воспринимать окружающий мир. Я видела Фэрта, застывшего на два шага позади правителя, Императрицу Карсу, в простом домашнем платье, выбравшуюся из–за спины внука, слуг и стражников, у дверей, как оказалось, одного из кабинетов третьего этажа, принадлежавших всем и никому, Элиа, сочувственно улыбавшуюся, замершую подле брата… – Полуночный Пиуэргурдран очень кстати прибыл во дворец, дабы встретиться со мной, и когда нам доложили о произошедшем, изъявил желание оказать помощь самолично. Члены Особого Отряда уже выясняют обстоятельства нападения, нам же остаётся лишь ждать, когда варсэ–тангу Дорр придёт в себя.        – Он был очень похож на Дорра, – справившись со слезами, сообщила я. В голове вновь прозвучали утешавшие и дарившие надежду слова Императора. Друга спасал сам Полуночный. Сам Полуночный боролся с небытием, которое подступило к нам этой ночью так близко… Если Пиуэргурдран не справился бы… Значит, никто бы не сумел. – Даже я бы приняла его за него, если бы не духовное родство.        Неожиданно ярко вспомнились жёлтые клыки у самой кожи и вонь из тигриной пасти. Он без труда бы перекусил горло, и успел бы даже до появления Дорра, но словно пытался поудобнее подобраться, и, желай он просто задрать меня, ему это было бы ни к чему. Пальцы против воли впились в тонкую цепочку на шее, прочную, окутанную многочисленными чарами и щитами. Уничтожить эту вещицу было невозможно, разве только науру оказалась бы по силам эта задача. Уничтожить нельзя, а вот украсть…       – О Диада и Семь Первых Науров… – ритуал обращения в веру Империи был проведён давным–давно, и формально я была принята в паству Богини Барлы, и даже уверовала, что Барлан, как отчего–то видели её по ту сторону Нерушимых, на самом деле был Барлой, Богиней, супругой Творца Трингула, вот только это не препятствовало по–прежнему тянуться к Диаде, к обоим Творцам, втайне. Присутствующие переглянулись, но, повинуясь лёгкому жесту царственной руки, никто не решился произнести ни слова. – Сир, с вашего дозволения я хотела бы сообщить вам и Его Светлости Гранд–Мастеру Фэрту нечто важное, что не предназначено для всех собравшихся, к сожалению. Это… непубличные сведения, – намёк уловили мгновенно и спустя минуту слуг и стражников в кабинете не осталось, Элиа и Ни отступили назад, Императрица сделала вид, что поглощена изучением кофейного столика и кресел, и я, глубоко дыша, чтобы унять рыдания и дрожь в руках, подошла к двум мужчинам, не отрывавшим проницательных взглядов.        – Миледи, мы внимательно слушаем, – вкрадчиво произнес Тёмный Император, переглянувшись с приближённым.        – Целью варсэ–тангу, имя которого я, к сожалению, не знаю и не могу назвать, было не моё убийство, – выпалила я. – Скорее, как представляется, Ваше Величество, он был намерен похитить… одну вещь…        – Какую же? – уточнил мужчина.        – Изумрудный Страж. У него было достаточно времени, чтобы лишить меня жизни, прежде чем появился Дорр, но недостаточно, чтобы он успел добраться до Стража, в обращении с которым нужна очень большая осторожность. Уверена, вар хотел только оглушить, либо и вовсе оставить в сознании, я не смогла бы оказать должного сопротивления, расстановка сил была не в мою пользу.        – Изумрудный Страж… – протянул Император Арэн, а лицо Бэнджамина странно заострилось и вытянулось. – Ваши слова достаточно обоснованы, принцесса. Герцог Фэрт…        – Разумеется, мой повелитель, – почтительно кивнул последний. – Мы учтём предположения леди. – Пальцы бережно потянули тонкую цепочку, и я осторожно передала в широкие, мозолистые руки то, что интересовало Карлона неизмеримо больше самое меня.       Изумрудный Страж, как я вспомнила на занятиях с Карру, не был собственно Стражем, скорее Ключом, оберегавшим и защищавшим те, что были сокрыты в Оринэе и переданы на хранение Марилусу Орину и его потомкам. Окажись эта вещица в лапах Каэрри, и поиски Ориусского Стража, стали бы в сотни раз легче, а над всеми прочими, непокорными Карлону сейчас Низшими, он получил бы куда больше власти… И то, что Изумрудный покорялся лишь моей воле, не было неразрешимой проблемой для того, чей господин пожрал половину населения крупной страны, и кто так явно, так хорошо знал о местонахождении многих Стражей и о том, как их можно было найти и сломить сопротивление. Окажись в руках Карлона ещё и я, и проблем бы не возникало вовсе – я ведь тоже была своего рода ключом к Стражам, именно во мне свёл воедино множество тонких ниточек Пиуэргурдран, сделав одной из ключевых фигур в его играх, в которых принимал участие Аланд Девятый. И, в отличие от Карлона, знала это, однажды начав вспоминать собственное детство лучше и ярче, благодаря стараниям Карру.        – Вещица удивительной силы, – благоговейно, и даже сейчас чинно и властно выдохнул властитель Никтоварилианской Империи, возвращая Страж.        – Я бы хотела просить, мой Император, забрать его у меня. В ваших руках он безобиден и покоен, и я уверена, что никто не сумеет обеспечить такую же сохранность, как вы. Как показал этот случай, я не в силах должным образом сберечь Страж.        – Миледи, – мягко, и даже показалось, самую малость устало произнес мужчина. – Если вы хотите передать эту вещь тому, кто, по вашему разумению, сумеет её сохранить лучше вас, полагаю, следует обратиться не ко мне. Наш гость гораздо более уместен в этой роли. – Смысл этих слов я осознавала достаточно чётко, и поневоле отвела глаза. Обратиться к Полуночному. Вполне оправданный совет, и это невозможно было не признать, Пиуэргурдран обладал мощью и властью достаточными для того, чтобы лучшим образом сокрыть и защитить Страж. Вот только согласился ли бы на это сам наур, было неизвестно.        – Разумеется, мой Император. Опасаюсь, это моя вина…        – Я лично отдал распоряжение не препятствовать в перемещениях варсэ–тангу Дорру, и вы, смею напомнить, не просили об этом, – отозвался мужчина. – Даже напротив, помнится, уточнили, уверен ли я в данном решении. Ни вы, ни я не могли знать, что заговорщики воспользуются этим, дабы подослать вара–тигра, что, к слову, вопиющий и беспрецедентный факт. Ваша вина в случившемся не более моей. – Отрезал он, заглядывая мне в глаза. – Я сожалею, что такое случилось в столь важный для вас день, принцесса, искренне сожалею.        – Сейчас я гораздо более обеспокоена другим, – я попыталась изобразить на лице хотя бы относительно приветливое и спокойное выражение, с трудом удерживаясь от накатывавших рыданий. – Я не придаю данному празднику слишком большое значение, так уж сложилось. И… если старания Полуночного увенчаются успехом, разве может существовать больший подарок? – мужчина, немного помолчав, кивнул, поднеся к губам мою руку и кивая на диванчики, на которых мы и присели, в молчании, сопровождавшем остаток той долгой тяжёлой ночи, когда Ни обнимала за плечи, а Бэнджамин, оставшийся в кабинете, окутывал волнами успокаивавших чар, и понемногу заставлял вспомнить подробнее, что же случилось – откуда взялся второй вар, как сильно он был похож на Дорра, если бы не особенная связь с тигром, и почему подумалось, что зверь собирался не убить меня, а лишь украсть ношу.        Тёмное небо далеко на востоке уже начало рассекаться розовыми полосами, словно украшала вышивка ткань, когда в кабинет, где постоянно появлялись слуги, приносившие кофе, убиравшие посуду и то и дело докладывавшие что–то правителю и Императрице, вплыл в самом прямом смысле этого слова, по воздуху, не касаясь земли ногами, долгожданный гость, сообщение которого я одновременно страстно желала и очень боялась услышать. Полуночный выглядел сейчас как самый обычный мужчина зрелых лет, с головой укутанный в серый плащ и высокие ботфорты, и руки вновь задрожали, пока Пиуэргурдран снимал капюшон балахона, открывая каштановые с проседью волосы и карие глаза, на сей раз он принял такой облик, и проплыл, игнорируя напрягшихся Императора, Фэртов и бабушку Карсу, прямиком ко мне и Ниэни. Тёплая, почти как человеческая, только очень нежная и приятная, ладонь коснулась щеки, и слёзы на глазах моментально высохли, и те же чары, что и у Бэна, только многократно более сильные, заставили ужас и отчаяние исчезнуть, раствориться в спокойной, мерной тягучей реке каких–то нечеловеческих, околобожественных сил.        – Не плачь, – наполнил всё существо ласковый голос, коим бы говорил с маленьким ребёнком, расшибшим коленку, заботливый отец. – Всё окончилось хорошо, Дорр будет жить и очень скоро поправится. Мне пришлось нелегко, но для наура многое по силам. Не плачь, Ираила. – Обращался наур, явно, непосредственно ко мне и остальные его не слышали. – Я не мог не помочь той, кому обещал покровительство и помощь вовеки.        – Не могу даже сказать, насколько… – открыла я было рот, не решаясь коснуться руки того, кто мог в один миг стереть всех нас в порошок или помочь в самое беспросветное отчаяние. Многократно более могущественный, чем все мы, взятые вместе, он отчего–то, и это чувствовалось, относился ко мне с теплом, большим, чем к кому бы то ни было другому из присутствовавших. Берёг ли как ключик к своим успехам или же что–то более человеческое присутствовало в этой заботе, было сейчас совершенно не так важно, как то, что ночь его борьбы с посмертной пустотой в чертогах Диады, окутывавшей Дорра, увенчалась победой наура. – Полуночный… – слова застряли под строгим взором в горле, и я внезапно заметила, что в кресло по левую руку от Императора опустился бледный, страшно изнурённый мальчик лет десяти, с бурыми засохшими пятнами на рукавах и полах светло–синей домашней рубашки и по–детски маленьких руках. И без того острые скулы выдавались сильнее обычного, коротко постриженные волосы были растрёпаны, под глазами от усталости лежали тёмные круги, придававшие ребёнку вид взрослого измотанного человека, ещё более жуткий в сочетании с детской хрупкостью и устало блестевшими серыми глазами. И, тем не менее, Тио, который, казалось, собирался вот–вот уснуть, не в силах более перебарывать утомление, победоносно и радостно улыбался, рассматривая меня и Полуночного.        – В моих успехах немалая доля заслуги Его Императорского Высочества, – уже для всех спокойно проговорил наур, отступая по–человечески мерным шагом к креслу последнего. – Принц Тионий был проводником для тех чар, которые я не мог применять напрямую к варсэ–тангу, к тому же помогал уменьшить кровопотерю, ослабить боль и погрузить Дорра в целительный сон. Я должен отметить, Тионий оказался при варсэ–тангу несколько прежде меня и проявил самые искренние старания, чтобы спасти жизнь раненного. Как я упоминал однажды в беседе с Его Величеством, – последний, не сводивший с сына обеспокоенно–заботливого взгляда, коротко и мрачно кивнул в ответ на эти слова. – Его Высочество особой милостью Самой Матери получили свой дар, которому предстоит раскрыть многие грани. Уверен, миледи Алеандра с помощью принца сумеет продолжить лечение Дорра и восстановить его здоровье и силы в полной мере уже без моего участия. Через пару часов варсэ–тангу проснётся и с ним можно будет поговорить, что же касается меня, сожалею, но вынужден на некоторое время оставить вас. Вернусь к вечеру, как воспринимаете время вы, поскольку очень заинтересован в причинах и следствиях ночного происшествия, – вновь не последовало никакого дыма и прочих штучек, коими грешили духи более низкого уровня и люди–чародеи для создания эффектности, вновь просто исчез он в воздухе, отправляясь куда–то и оставляя нас с обнадёживавшими известиями ждать, когда проснётся Дорр и размышлять над тем, что произошло, какова была цель вара, как он подобрался так близко, и что стояло за всем этим. Новая проделка Внемлющих Алому Тигру? Но ведь вары стаи Нагу были решительно против еретической веры… Впрочем, размышления давались пока достаточно плохо, и вместо сосредоточенности на делах пришла совсем другая мысль.       Я не смогла даже немного помочь Дорру, дар срывался и не давал никаких результатов, а маленький ученик сумел делать целую ночь, пусть и помогая Полуночному, то, что под силу было даже не каждому взрослому Целителю – поддерживать колдовской сон, следить, чтобы боль его не прервала, выполнять мелкие поручения, и останавливать при этом кровь? Для дитя, менее года обучавшегося у меня и всерьёз занимавшегося Целительством менее полутора лет, с которым мы даже пока не разбирали в теории действия при столь сильных ранениях, «послужной список» минувшей ночи был более чем внушительным, чтобы окончательно развеять все сомнения в том, что этот малыш в будущем должен был оказаться невероятно талантливым Целителем. Я знала, что не могла действовать здраво, ведь Дорр был больше, чем другом, он был родственной душой, но… С эмоциями не совладала, и упускала столь драгоценное в те минуты время…        – Ваше Величество, – заметила я, поднимаясь и приблизившись немного к правителю и его отпрыску, что–то обсуждавшим тихонько. – Я хотела бы заметить, с учетом успехов Его Высочества этой ночью, если позволите высказать мнение, что искренне считаю, что ему следовало бы продолжать обучение в Таунаке. Он достиг бы гораздо больших успехов под наставничеством амари Танры.        – Однако же меня вполне устраивают успехи кронпринца под вашим присмотром, – мужчина оторвался от спора с сыном, покуда я изображала реверанс. – И минувшая ночь показала их очень ярко. Я полагаю, будет уместно продолжить обучение у вас, принцесса.        – Но, сир, – я знала, что уже обрела неплохой опыт, что Танра и Сарина говорили обо мне, как о хорошем Целителе, и не слабый дар был виной провалу вчера, а страх и отчаяние. Но на другой чаше весов лежала лучшая Школа Магии в Бартиандре, не считая Файэти и Минаур, куда путь был заказан, где обучали и тонкостям светских наук, и политике, и дипломатии, и даже основам ратного дела… И где дар маленького ученика раскрылся бы во всей полноте гораздо скорее, нежели со мной. Оставайся только я его учителем, и отдельные тонкости могли бы и вовсе никогда не проявиться до конца…        – Амари Алеандра, – звонкий и усталый голос вежливо прервал фразу. – В нашей семье в решении подобных вопросов имеют право высказывать пожелания все, кто заинтересован. С дозволения Его Величества в присутствии всех собравшихся сообщаю, что никуда не поеду и буду продолжать обучение у вас. Полуночный говорил, что следует делать, и без его указаний я не сумел бы справиться. Я нуждаюсь в Наставнике, и хочу, чтобы оным оставались именно вы.        – Но вы сможете достичь куда большего… – мальчик, пользуясь то ли тем, что слуги снова оставили нас, кроме Ниэни, то ли руководствуясь какими–то собственными соображениями, подошёл ко мне и осторожно, но крепко обнял.        – Амари Алеандра, вы поверили в мои силы и помогли поверить мне самому. Я думал, что очень слабый волшебник, что герцог Фэрт меня только утешает, и, если бы не вы, не смог бы ничего сделать. Я знал, что должен помочь варсэ–тангу, потому что вы были слишком взволнованы и испуганы, чтобы действовать правильно. И не считаю, что это плохо – как писал Целитель Пако, негоже лекарю, травнику или Целителю лечить кого–то очень близкого, страх и волнение мешают голове и рукам делать всё правильно. Вы можете продолжать советовать отправить меня в Школу Магии, но я всё равно никуда не поеду.        – Тогда, – я мягко отстранила принца, понимая, что слуги вот–вот могли вернуться. – Хочу попросить помогать в будущей заботе о варсэ–тангу. Уверена, ему это будет очень приятно.        – Я почту за честь помогать вам, – серьезность и чуткость такого маленького и такого взрослого паренька не переставали удивлять и заставляли всё крепче привязываться к будущему правителю Тёмной Империи. Именно Тио был тем, кто с каждым новым днём показывал лучшие качества никтоварилианцев, прежде всех заставил понять, что семья Фамэ не была врагами, что они искренне привязались ко мне и считали другом.        – Но сейчас вынуждена просить немного отдохнуть, Ваше Высочество, – мягко произнесла я, ощущая усталый, внимательный взор одного из присутствовавших. – Когда варсэ–тангу придёт в себя, я осмотрю его, окажу необходимую помощь, но вам следует восстановить силы, прежде чем вновь помогать нашему общему другу. Вы уже сделали очень многое, и сейчас совершенно не следует стремиться сотворить больше, в этом нет необходимости.        Две детские ладошки сомкнулись у покрытой подсохшей кровью Дорра груди в жесте почтения, и мальчик чуть склонил голову, заметив, что, раз его наставница считала, что ему следовало отдохнуть, он намеревался внять совету, и, в сопровождении принёсших кофе и завтрак на несколько персон служанок, отправился в свои комнаты. Тио предстояло сменить одежды и хорошо поспать, ибо даже я ощущала, как напрягся недавно его дар, каких трудов стоили ему улыбки и такое смелое, сильное поведение, словно не произошло ничего выдающегося и не было позади ночи, в которую он сделал невозможное для себя. Когда мальчик удалился, а я отправила отдохнуть Ни, и убедила Элиа, что ей следовало присоединиться к брату, занявшемуся служебными обязанностями, поблагодарив всех за поддержку, оставшиеся со мной бледная и взволнованная Императрица и её внук серьёзно взглянули на меня. Император Арэн немного вкрадчиво заметил, что после завтрака, когда Дорра уже можно было бы разбудить, прежде чем предпринимать какие–либо действия и делать какие бы то ни было выводы, хотел бы побеседовать с тигром и уточнить у него ряд моментов.        – Вы же, вероятно, – добавил он, – заинтересованы в том, чтобы осмотреть его лично. Посему к варсэ–тангу мы отправимся вместе.        Я отвела глаза от рассечённого когтями харра годы назад лица, рассматривая сладкую булочку на тарелке. Есть совершенно не хотелось, удалость только сделать несколько глотков крепкого сладкого кофе со сливками.        – Честно сказать, несколько… озадачена произошедшим, – сорвалось с языка, – я полагала, что новые попытки покуситься на меня или Страж могли бы иметь место, но не ожидала, что в них будут замешаны представители варсэ–ками.        – Вары прежде никогда не совершали дурного, – Императрица Карса ласково взглянула на меня, и положила на тарелку крошечное яблоко из вазы, забирая, словно ненароком, булочки и варёное яйцо себе. И за этот поступок, ненавязчивый и незаметный, именно сейчас я была несказанно признательна – кусок не лез в горло, и, при понемногу пустевших тарелках мужчины, то, что я не притрагивалась ни к чему, кроме напитка, становилось всё заметнее, и лишних вопросов было бы не избежать. – Но, как известно, иногда происходит и то, чего не было раньше. Что же касается меня, беру на себя смелость встретиться вместо Его Величества с писарями и помощниками, покуда сир будут заняты. Если, разумеется…        – Я не возражаю, Императрица Карса, – коротко кивнул мужчина. – Вам известны мои намерения на этот день, уверен, вы сумеете заменить меня ненадолго наилучшим образом. Вам поможет Первый Советник, позднее я присоединюсь лично. И, как старшего члена семьи и, смею надеяться, друга герцогини Алеандры, прошу обратиться к Матери Барле с молитвами о варсэ–тангу Дорре. Служба должна пройти в Храме Диады.        – Император Лихтэр Второй, пусть память о нём живет вечно, позволил оставить мою веру, когда я стала его супругой, – на недоумённый взгляд пояснила пожилая леди. – Я приверженец веры в Диаду, – и, немного помолчав, вновь посмотрела на меня. – Алеандра, я знаю, что ты, в силу некоторых условий, не можешь открыто прийти в Храм Диады. Я обращусь к Отцу Трингулу от твоего имени. Он милостив и добр, и обязательно услышит.        – Можно сколько угодно менять веру на словах, – мрачно и горько улыбнулась я, почему–то заглянув в карие глаза никтоварилианца и осознав, что как–то слишком быстро и сильно билось сердце о рёбра. – Но сердцем непросто. Я буду признательна, Императрица Карса, за эту услугу с вашей стороны. Я не могу обратить свои просьбы к Отцу в Храме, так уж сложилось, но Целители не видят покровителя выше, когда дело касается хворей и здоровья.        – Боги Милостивы, – тонкие, узкие губы человека, сидевшего напротив, тронула тень улыбки. – Я понимаю, что вы не отреклись от Диады, и сочту уместным не замечать этого. Таково было условие Нерушимого Соглашения, но никто не заставляет вас совершать насилие над своими воззрениями.        – Я помню, сир, что условия Нерушимого Соглашения равно обязательны для всех нас, – почему–то упорно отказывалось под его взглядом ровно биться сердце, и вспомнились те ночные объятия, и то, как осторожно скользнули по моим волосам эти сильные руки. Он сделал вид, что не заметил моего поступка, что всё было естественно и обыкновенно, вёл себя как ни в чём не бывало. Постарался замять, отвлечь внимание остальных от этой оплошности, и почему–то жадно, хотя и украдкой, ловила я его взор.        – Лишь до освобождения Оринэи, – спокойно заметил собеседник. Оставшуюся часть завтрака мы провели, лишь изредка обмениваясь отдельными, незначительными фразами, и, закончив с утренней трапезой, расстались. Императрица отправилась к ожидавшим уже помощникам, а мы, в окружении стражи, вниз, на второй этаж, в кабинеты, предварявшие покои живших во дворце лекарей, наставников Династии, высоких чинов и представителей Отряда.        В Лекарских Комнатах нас ожидали усталые, сонные и испуганные сиделки и лекарь, и в дальнем углу, за столами и койками, на сдвинутых вместе тюфяках и простяных, сипло, рвано дышала мощная, огромная кошка, белая с чёрными полосами, погружённая в глубокий колдовской сон. Дорр был заботливо прикрыт тонким одеялом, чьими–то руками, и ткань во многих местах пропиталась маленькими пятнами крови – видимо, рассеивались чары Полуночного и принца, выпускали понемногу драгоценную «влагу». Император указал слугам выйти, при нас остался лишь его близкий стражник, мастер меча Алкир, и ощущалось присутствие у дверей Молчуна, бдительного неусыпного духа, преданного правителю всем существом. Дух–охранник, сильный, смелый, почти непобедимый и неуязвимый. Таких нельзя было нанять, и лишь своей волей избирали они дома, коим после служили верой и правдой сотнями лет. Правители Никтоварильи, знала я из прочитанных в Империи книг, оберегались Молчунами порядка тысячелетия, и за это время лишь один дух погиб, исполняя свой долг.        – Я разбужу Дорра, мой Император, – заметила я сейчас, взглянув на мужчину. – Но сперва, полагаю, следует сделать иное. Кажется, раны открылись…        – Вы справитесь? – почти над самым ухом, когда я присела у постели вара, послышался участливый, мягкий и даже словно бы ласковый шёпот.        – Минувшей ночью я была потрясена и напугана, сир. Но теперь справлюсь, – спутник кивнул, подбадривающе коснулся руки и самолично отодвинул край одеяла.        Всё тело Дорра представляло собой сплошные рваные раны, во многих местах были вырваны кусочки плоти, одна из лап разодрана в клочья, откушен кончик хвоста, совсем немного… Порвано левое ухо… И, торопливо, бегло читая даром повреждения, то, как близко иной раз были клыки второго вара к бившемуся за крепкими рёбрами сердцу, к венам, гнавшим кровь по телу, к животу, я с ужасом, трепетом и невольным уважением к ученику и Полуночному осознавала, что с такими ранами он не должен был и часа протянуть. Но выжил и теперь всеми силами цеплялся за жизнь.        Дорр был заботливо перевязан свежими бинтами, раны обработаны мазями и маслами, утолявшими боль и помогавшими восстановиться плоти, и, тем не менее, потихоньку кровь сочилась. Вот только прежде, чем я успела всерьёз взяться за неё, остановилась, словно бы сама собой, и затянулись, хотя и зыбко, открывшиеся было раны. Чья–то эфемерно–неуловимая магия прошлась по могучему телу, ощутил дар отголосок чужих чар, слабо напоминавших Целительские кроветворные, и я подняла глаза на мужчину, осторожно коснувшегося здоровой передней лапы тигра.        – Вы Покоряющий Кровь? – ответом на просто, без обиняков, заданный прямой вопрос был наигранно удивлённый взгляд.        – Простите?        – Сир, здесь лишь вы и я владеем магией. Я успела осмотреть варсэ–тангу на наиболее опасные раны, и кроме вас, некому было заставить кровопотерю прекратиться.        – Полагаю, вам следует укрепить воздействие, – ушёл от прямого ответа собеседник. – Я прежде никогда не оказывал влияния на кровь кого–либо, столь далёкого от людей.        – В таком случае, понимаю, откуда у вашего сына Целительский дар. Ваш очень близок к некоторым аспектам нашего, – выдавила я улыбку, торопясь укрепить чары своими, крепче затянуть страшные, зиявшие раны, чтобы Дорр меньше страдал, проснувшись. Задерживать Императора не было необходимости и возможности, и свет на случившееся могли пролить лишь вар и Полуночный. Закончив с осмотром и первой помощью другу, силой воли подавляя наворачивавшиеся на глаза слёзы, я потихоньку вывела его из сна, ибо будить быстро было довольно опасно – даже люди вели себя агрессивно, пытались ударить Целителя или ещё что сделать, если приходилось обрывать магическое забытье резко, а чем могло обернуться это у Дорра, выяснять не хотелось. Карие глаза медленно открылись, скользнули по нам, и розовый язык слабо лизнул руку Императора, погладившего мохнатую морду совершенно без страха, словно не тигр в полузабытьи лежал перед нами, а мышонок.        – Ваше Величество… Аля…        – Вы очень напугали миледи, варсэ–тангу, – сдержанно улыбнулся правитель. – Она переживала за вас.        – Виноват. – Рыкнул Дорр, слабо пошевелив здоровой лапой. – Я боялся не успеть. Сказал гвардейцам у дверей, чтобы подали тревогу, Особый Отряд подоспел, моментом отреагировали. Он ведь из моей стаи был. Годом старше, Кадж, и плохим никогда не был… А тут… Истине внял… – слова звучали, даже вырывась из мыслей, медленно, хрипло, с трудом и явной горечью. – Докатилось до нас, что же творится в этом мире. Вары и те…        – Мы ведь видели, кто проникся, Дорр, – вздохнула я. – Если Они прониклись, что можно спрашивать с других народов.        – Вы уверены, что он внял Истине? – прищурился маг, искоса бросая на меня взгляды.        – По мыслям выходило, что его послали, чтобы мной притворился, они ж знают, что я при Ал, и Страж украл. Её трогать не велели. Только укради они Страж, беда бы была.        – Ему кто–то должен был помогать… Кто–то ведь это подготовил… – пробормотал чародей, будто бы себе под нос. – Но почему тогда он напал так быстро?        – Потому что я поняла, что он не Дорр, – опережая друга, заметила я. – А он догадался, что разоблачила. Когда мы были у стаи и видели их, в первое пленение, духовного брака не было, и стая Дорра не знала о нём. Вероятно, никто не ожидал, что я сразу пойму, что передо мной другой вар.        – Но в Империи и Внемлющим известно, что вы состоите в духовном браке, более того, и… Тем, о ком вы, миледи, сказали чуть раньше. Как светлым, так и тёмным.        — Значит, замешаны в этом не они. Не всех еретиков высшие участники секты удостаивают личными встречами. Вары могут беспрепятственно и незаметно для людей ходить через границы. Даже сквозь Нерушимые, в обе стороны.        – А здесь я сам дал варсэ–тангу Дорру право ходить без препятствий по городу и дворцу, и это не было тайной. Охрану приставил было, после покушения, но…        – Но потом всё затихло, и мы вновь её уменьшили, – фыркнул вар. – Вы, сир, не обессудьте, но мы сами им карты дали, да в довесок и выигрышные. Я так смекаю – если на ноги, на лапы, то есть, встану теперь, лучше каждый раз отчёт давать, что в парк по нужде иду, чем снова кто мной притворится для злого дела. Ведь не будь нашей связи духовной, и не окажись я рядом, и все бы подумали, что напал я.        – Я бы не подумала, – я осторожно погладила огромную окровавленную лапу и холку друга.        – Да я всегда думал, что мы неподкупны и влиянию Красного Тигра не подвержены, – тяжело выдохнул Дорр. – А оказывается, что подвержены, да как. Тут ведь, выходит, нельзя судить однозначно.        – Как справедливо заметила миледи Алеандра, варсэ–тангу, – Император мягко коснулся мохнатой лапы. – Есть куда более почитаемые и могущественные создания, попавшие под влияние дурных умыслов. И как можно тогда требовать, чтобы народы людей, варов или самиров были безгрешны? Меня печалит, что такое произошло среди племени, прежде почитавшегося самым честным и неподкупным во всей Бартиандре, за исключением лишь самиров и старейших из драконов. И я сочувствую вам. Вы потеряли соплеменника и друга.        – Он предал не только меня и мою духовную жену, но всю нашу стаю, весь наш народ, – зарычал, непроизвольно дёрнув лапой и скуля от боли, Дорр. – У варов такое карается только смертью, только кровь смывает позор предательства. Но мне больно знать, что среди варов появились преступники. Я дам показания, Император, Особому Отряду, разумеется, и они смогут изучить мои воспоминания. Но могу заверить, что не сам он накладывал морок, чтоб принимали за меня, значит, видели и изучали, и не один день, скорее не один месяц, готовились – сходство было очень большое и внешне, и голосом, и речью, он и сам подражал, и морок был. Но… довольно знакомый, это человек делал, или самир. Судя по мыслям, целью был Страж, и велено было, чтобы королева Алеандра не пострадала сильно.        – Момент был выбран очень удачно, сир, – добавила я. – Гранд–Мастер Фэрт и Вице–Мастер Карру уже оставили нас, Дорр собирался присоединиться ко мне для прогулки, и я была в отдалении от дворца, парк патрулируется, но достаточно редко, и варсэ–тангу располагал временем. Полагаю, за нами следили этим вечером и подобрали удобное время, либо примерно представляли наши планы.        – В таком случае в нападении замешаны, минимум, двое – самир или человек, и убитый вар. И кто–то, кто заставил тигра пересечь Нерушимые и дал указания. Ведь, как мне известно, они не исполняют приказы людей… – задумчиво произнес Император.       – Я исключение, – подтвердил Дорр. – Я поклялся выполнять все приказы принцессы Оринэи, отказав в служении вам, но обычно мы не покоряемся людской воле. Только воле… науров.        – А воле драконов? – уточнил правитель, едва заметно прищурившись.        – Нет. Наши народы уважают друг друга, но драконы не властны отдавать приказы. Даже указания духов, как Молчуны или Хранители мест, не всегда принимаются нами так.        – То есть Кадж мог прийти сюда или своей собственной волей, или по единственному для вас повелению? – не унимался посетитель раненого вара, на что тот снова отозвался утвердительным рыком.        – Ваше Величество, опасаюсь, что Полуночному следует узнать об этом как можно скорее, – заметила я. – Прежде подобного не происходило, Они никогда не воздействовали на покорные им народы столь прямо с подобными целями…        – Кадж был искренне убежден, что сделать это необходимо, Страж не должен быть в руках принцессы Оринэи, – Дорр попытался приподняться. – Я не могу понять, только, почему он думал, что иначе быть беде. Ему именно внушили…        – Принцесса Алеандра, я хочу поговорить с вами наедине, несколько мгновений, – внезапно поднялся на ноги, и я торопливо последовала его примеру, мужчина. – Варсэ–тангу, благодарю за ответы, и прошу отдыхать и восстанавливать силы, прежде всего. Через некоторое время к вам прибудут члены Особого Отряда, прошу рассказать им о ваших наблюдениях, как сейчас мне, и позволить просмотреть, если это потребуется, воспоминания. Дело вопиющее и требует самого тщательного расследования. Миледи Алеандра… – я последовала за Императором, направившимся в сторону двери, куда потянулся и остававшийся дотоле в тёмном углу стражник, который, по приказу правителя, выраженному едва заметным жестом, с явной неохотой, вышел, оставляя в палатах только меня, Дорра, сопевшего на своём ложе, и витавшего под потолками Молчуна.        – Сир?        – Я полагаю, что ваше предложение справедливо, и этим же вечером обращусь к Полуночному. Что же касается Стража – постараюсь убедить его, что в его руках он будет в большей безопасности, нежели при ком бы то ни было из нас. – Мужчина криво улыбнулся. – Но есть одно… один момент, который беспокоит меня. Варсэ–тангу сказал, что вар, напавший на вас, действовал, потому как кто–то убедил его, что вы угроза для Стража. Я полагаю, есть вероятность того, что это вас описали, как Внявшую Истинам.        – Милорд, но… – опешила я. Не хватало после всех передряг моей бесславной жизни, чтобы союзник и покровитель посчитал врагом.        – Я не говорил, что усомнился в ваших намерениях. Лишь о том, что прошу… – собеседник сделал паузу, скользнув по мне каким–то странным взглядом, и едва заметно дёрнул головой, словно в ответ собственным мыслям, – нет, приказываю соблюдать предельную осторожность. К вам будут приставлены как охрана представители Отряда и Молчуны, двое, они будут сменять друг друга. Когда я решу, что в таких мерах нет необходимости, оповещу об этом. Вы будете обязаны уведомлять Гранд–Мастера Фэрта либо графа Карру, возможно, через посредничество Элиа Фэрт, лично либо письменно, куда отправляетесь, если покидаете дворец, и как долго намерены отсутствовать. Если ваше отсутствие планируется длительным, миледи Алеандра, будет несравненно удобнее, если о своих намерениях вы, письменно или устно, предупредите меня, Императрицу Карсу либо принцессу Милэсайна. – Запястье аккуратно, ненавязчиво, но весьма ощутимо сжали сильные пальцы.        – Я понимаю, что вы делаете это ради моей же безопасности, – заметила я, не отводя глаз. – Какую же репутацию я создала, что вы такого обо мне мнения? Попытки унизить или оскорбить я в этом решении не вижу. Но Молчуны… Они охраняют только вас и наследника престола. Я читала лишь, что они оберегали в поездках вашу матушку…        – Дело незаурядное. – Рука сжалась чуть сильнее. – При мне и кронпринце порядка дюжины духов. Уверен, двое из них могут некоторое время защищать вас. Вы не заметите их, они не интересуются ни женщинами, ни вашими делами, ни вашими разговорами, и вам не стоит опасаться их присутствия. Их единственной целью будет только охранять вас и тех, кто находится рядом. Вероятно, покойный вар не проникся Истинами. Но те, кто помогли ему попасть сюда и совершить то, что он сделал, прониклись, и обманули его. Человеку и самиру не под силу оказалось бы заставить вара напасть, значит, за этим стоит создание более высокого порядка. Разумеется, доказательств у нас нет, но… Ваша безопасность беспокоит меня тем сильнее, что я не сомневаюсь в вашей преданности союзу. – Рука скользнула к кисти. – Принцесса Алеандра, мы сделаем всё, что в наших силах, но от вас требуется предельная осторожность и бдительность. И спокойствие. Обо всём, что мы обсуждали сейчас, и о том, что будем с Полуночным, когда он прибудет, более никто не должен знать. Только вы, я и Гранд–Мастер Фэрт, и, разумеется, варсэ–тангу.        – Я понимаю, сир, – вздохнула я. – Сообщить Дорру, что Особый Отряд…        – Я позабочусь о том, чтобы с ним разговаривали лично граф или герцог, – отрезал мужчина. – Лишних свидетелей быть не должно. Полагаю, мне придётся подавать довольно сложное и спорное прошение к Полуночному Совету, – и вновь искажённое шрамами лицо выгнулось в горькой, нескрываемой гримасе. – Если такое случится, и вас попросят дать показания, прошу рассказать о нападении, разумеется, то, что возможно, и… выступить на моей стороне.        – Что вы хотите запросить? – отчего–то кольнуло сердце, и совершенно не хотелось убрать руку из широкой грубой ладони. Огромный, сильный мужчина с тихой, усталой бравадой улыбнулся. – Если, разумеется, я вправе знать это.        – Закрыть Нерушимые и для варсэ–ками и ужесточить правила пересечения…              ***               Дорр поправлялся удивительно быстро, и через неделю уже мог вставать и ходить по дворцу, и даже выбирался в парк, под присмотром меня, Ниэни или Тиония. И не последнюю роль, подозревала я, в этом сыграли те старания, которые в самую первую ночь приложили Полуночный Пиуэргурдран и Его Высочество. С первым я встретилась тем же вечером, когда Дорр окончательно пришёл в себя, и наур изволил осмотреть его… Лечением он остался доволен, и, вызвав в Янтарный Кабинет меня и государя, очень долго, внимательно слушал все наши сведения, домыслы и то, как произошло нападение, и хранил при этом зловещее молчание. Наконец, когда мы с Арэном Вторым, переглядываясь, высказали предположение, что на меня таким образом покусился некто из науров, старец, в котором легко узнавался Полуночный, нарушил молчание.        – Ранее мои проникшиеся собратья так открыто не действовали, – ледяным тоном, едва скрывавшим истинную мощь, произнес он. – Всему миру ведомо, что вары непокорны людям. Стая Нагу ушла из Иринэя, повинуясь нашей воле, и из–за давления роккандцев, пытавшихся покорить их. Но стая раскололась. Его сын стал вожаком, однако с полдесятка недовольных варов разбрелись, и, полагаю, это был один из них. На них напали Внемлющие, в Рантии, и истребили треть. Это произошло в то время, когда вы покидали Таунак. Я не стал рассказывать этого Дорру, и не было нужды вам. Однако же в том, что человеку не под силу покорить волю вара и дать ему приказ, и обмануть его, вы оба правы. Я осмотрел убитого тигра, и могу признать – он напал своей волей, но его обманули. Он считал Внявшей Истинам тебя, Алеандра. Дорр видел верно… – пользуясь случаем, и осознавая, что иного могло долго не представиться, я в ту же встречу убедила поначалу отказывавшегося наура принять у меня Страж, под ласковое, но насмешливое сообщение, что я уподобилась правителю Никтоварильи, который уже порядка двух дюжин Стражей по тому же поводу передал в руки Пиуэргурдрана. И почему–то это наше общее, пусть и несогласованное на самом деле, решение, заставило на какой–то миг взглянуть на чуть смутившегося мужчину.        Ко мне и впрямь приставили охрану, и каждый день по два самира и Молчун стерегли комнаты – самиры снаружи, дух – внутри. Они же сопровождали за пределами Дворца, даже если я просто выходила в парк, и о всех перемещениях, каким бы утомительным это сперва не выглядело, сообщалось Карру или Бэнджамину. Это, признавала я, была малая плата за спокойствие и осознание того, что стерегли бдительно, и стремились предотвратить новые попытки добраться.        Так или иначе, к концу второй недели лечения Дорр вернулся в наши покои, и уже самостоятельно гулял в парке, но был довольно слабым, много спал, быстро уставал, и большей частью играл с искренне его обожавшей Бэей, считавшей тигра просто очень большой кошкой. Малюткой она и вовсе принимала его за мать, и часами рылась носом в густой шерсти на животе, отыскивая молоко, а когда подросла – стала воспринимать как друга. Впрочем, и Дорр привязался к рыжей кошечке, грел зимними ночами, защищал от других котов и, поскольку умел разговаривать и с нами, и с ней, представлял кошачьи интересы.        В тот день я отправилась на урок с кронпринцем, отослав Ниэни к аптекарю и оставив Дорра развлекаться игрой с клубочком шерсти вместе с Бэей, но, прежде чем успела начать занятие, в наши залы для дел магических явился высочайший гость, с полной свитой, оставшейся за открытыми дверями в коридоре, и полной, усиленной стражей. За минувший почти год жизни во дворце я видела Императора в походных одеждах, в довольно простых на ужинах с Династией, своих уроках и в ту страшную ночь, но, когда он представал передо мной в парадной – мундир, чёрный, из лучшего шёлка, эполеты, перевязь и меч, слишком маленький для огромной фигуры и могучих рук, узкие штаны, рубашка, и всё отделано серебром и жемчугом, высокие сапоги… – сердце отчего–то замирало, как у молодой девчонки, увидевшей завидного, холостого офицера или дворянина, которому она тоже приглянулась. Император даже на церемониях почти не носил украшений, только перстень с гербом семьи, с карманными часами, чистого чёрного золота. Но выглядел при этом куда роскошнее, нежели всегда в изобилии одевавшийся в дорогостоящие наряды и украшения Карлон, и даже то, что я никогда не видела на коротко остриженной голове мужчины корону, нисколько не умаляло ни стати, ни величия облика.        – Мой Император… – я изобразила реверанс, легонько, будучи в самой обычной, до колена, тунике для занятий. – Я рада приветствовать вас… – с той ночи, когда я против воли и желания оказалась в его объятиях, отстранённость сильно треснула, и доверие и уважение возросли, как и симпатия. – Чем мы обязаны вашему визиту?        – В ваш День Именин я совершил некоторый промах, послав двусмысленный подарок, миледи Алеандра. Вероятно, он испугал вас. Смею заверить, что никоим образом не питал намерений задеть вашу честь, и сожалею, если доставил беспокойство. Я было хотел преподнести иной подарок в ближайшие дни, но ситуация была такова, что не видел возможности вас беспокоить. – Улыбнулся мужчина. – Теперь вашему другу стало лучше, и, полагаю, будет уместно преподнести это, – только сейчас я заметила, что он держал в руках самую обычную книгу в чёрной кожаной обложке с серебряным теснением. «Медленные яды и противоядия к ним в странах Круга Тьмы», гласило название на наанаке. Достаточно дорогая, но весьма распространённая, и очень любопытная. Я даже подумывала купить такую, но пока брала только в библиотеке Дворца. – Прошу, примите мой подарок. Вам как Целителю он будет полезен и интересен.        – Благодарю, мой Император. – Я бережно приняла книгу из царственных рук. – И вы правы, в Оринэе подарок, что вы прислали на праздник, был несколько… Неоднозначен. К тому же цвет бархата имел несколько двусмысленные значения…        – Я сделал ошибку, не уточнив прежде, что окажется уместным и будет приятно лично вам. Что же касается цвета – алый – это фамильный цвет династии Фамэ и никаких иных смыслов в себе не таил. – Я ожидала проверки или просто присутствия мужчины на уроке, но, пожелав Дорру здоровья, милорд удалился.        Еще через пару недель друг наконец набрался решимости и сил выбираться за пределы дворца и прилегающего парка, получил от Императорской семьи огромную корзину свежего мяса – лесная дичь, добытая выбравшимся на охоту Императором и его свитой, по отзывам вара наивысшего качества, и, поведав самирам, что скоро вернётся и стеречь его не нужно, пользуясь данным принцессой Илардой обещанием исполнить любую его просьбу, буде таковая возникнет, тигр куда–то исчез на несколько часов.        Мы с Ниэни в тот день провели уже привычное теоретическое занятие и урок магии воды, продлившиеся несколько часов, и, аккурат в обед, после которого я была намерена отправиться в торговые кольца и поискать для названной сестры, с трудом привыкавшей к стуже в Никтоварилианской Империи, плащ потеплее, а заодно прикупить письменные принадлежности и новые сапожки для себя, и косточку для тигра, последний вернулся наконец во дворец. Дорр застал нас за сборами, и первым же, что бросилось в глаза, был красивый ошейник из кожи с серебристыми украшениями, мощный, на его шее. Карие глаза поднялись на меня, дружелюбно и в то же время немного обиженно изучая вытянувшееся лицо.        – Не нравится? – осведомился ворчливый вар.        – Дорр, что это?! – Ни обрела дар речи чуть раньше, и изумлённо прищурилась.        – Я решил, – поведал тот, – что больше не хочу попадать в такую ситуацию, и чтобы кто–то притворялся мною. Мастеру, который это сделал, в общем, я стёр память кое о чём, и счёт пошлют принцессе Милэсайна, как мою просьбу. Она обещала сделать подарок за спасение Ал. Алра, сними ошейник, – я послушалась, и, дрожавшими от чего–то пальцами, расстегнула крепкую и изящную пряжку. Толщиной новое украшение вара было с хорошую, прочную перевязь, с маленькими шипами снаружи, мягкое с внутренней стороны, и… По внутренней стороне ошейника серебром на наанаке вились слова «Я всегда буду служить Алре Калдхим, дочери лучшего и мудрейшего из людей».        – Умно придумано, – похвалила Ниэни, прочитав из–за моего плеча надпись, и потрепала густую шерсть на холке тигра. Поспорить с ней было невозможно, и я лишь вернула ошейник на место, понимая, каких трудов стоило Дорру пойти, как гордому и свободному вару, на подобный шаг. И какое место в жизни мохнатого спутника я занимала на самом деле…