Репейник и лилия

             Сатору смотрел на накрытый стол со смешанным чувством: обилие пряных мясных блюд с одной стороны радовало глаз, с другой — открыто намекало, что сегодня ночью всё поместье ждёт от супругов определённых действий. Как к ним приступать, Сатору не знал. Внезапная и от того смущающая робость охватила всё тело, сковала мышцы и заставила язык занеметь. Он ел, толком не чувствуя вкуса пищи, и смотрел в одну точку. Наконец Сугуру, сидящий рядом, не выдержал:       — Сатору-кун так взволнован предстоящей ночью, что лишился дара речи? Может, тебе не стоило так долго воздерживаться: сейчас сидишь и вспоминаешь, с какой стороны подойти к женщине?       — М? — Сатору встрепенулся. Служанки спрятали улыбки в рукавах. Белые брови сошлись на переносице. — Эй, что за чушь ты несёшь?! Я вообще думаю о дворце и императорском совете, а не о том, о чём ты… Неважно!       Он с энтузиазмом накинулся на кисло-сладкое мясо, присыпанное зёрнами кунжута, запивая лёгким сливовым вином. Сёко подали схожие блюда, только к ним наверняка добавили ещё и специи, способствующие зачатью. Зачатье. Кусок встал поперёк горла. Нет, эту ночь Сатору вообще не рассматривал, как что-то, ведущее к появлению наследников. Он просто хотел сделать её, наконец, своей, потому что… Она очень сильно ему нравится.       — А знаешь, — задумчиво протянул Сугуру, откинувшись на локте, — я бы на твоём месте тоже нервничал. Сёко-сан порой так грозно смотрит, что у меня волосы на загривке встают.       — Как она на тебя смотрит? — тут же нахмурился Сатору. А он, он ей нравится? Что, если нет? Вдруг она решила смириться и подчиниться, потому что пришло время? Озноб прошёл по телу, стало неприятно, как-то мерзко во рту. Сатору скривился. Наблюдавший за сменой выражений на лице Сугуру ухмыльнулся.       — Лилия алая листья роняет, словно любовница платья, — продекламировал он, и ухмыльнулся шире — щёки Сатору залились краской. Несложно было догадаться, в какую сторону утекли его мысли.       — Все так уверены, что у нас сегодня что-то будет, — пробормотал он и тоскливо вздохнул. — Только я совсем не уверен.       — Ты правда так сильно переживаешь, что она опять откажет? — от удивления Сугуру даже сел. Всмотрелся в расстроенное лицо. — Она стала тебе дорога.       В ответ Сатору лишь неопределённо пожал плечами. Возможно, они слишком заигрались, но именно теперь он понял, как важно чувствовать взаимность. А ещё — как сильно обидел тогда, на свадьбе.       — Я больше не хочу её обижать, — сказал он задумчиво. Мягко улыбнулся, глядя вглубь себя. — Она и так слишком снисходительна ко мне.       — Муж, что от воли супруги зависит, хлипкому клинку подобен, — патетично сказал Сугуру и уклонился, когда в него полетел кусочек груши.       После купальни, в которую, по мнению Сатору, набросали слишком много лепестков, он пошёл в супружескую спальню почти полностью спокойный. Сёко выпрямила спину, повернула к нему голову, но он не смог считать выражение, с которым смотрит. Сглотнул, сел напротив. Сердце подскочило к горлу, куда там унять! Сатору коснулся щеки, погладил.       — Прости. Прости за то, что говорил тогда, — сказал сдавленно.       — Ты тоже прости, — ответила она, и глаза заблестели.       — Не за что, — выдохнул Сатору и медленно подался к ней. Поцеловал верхнюю губу, за ней нижнюю. Взял лицо в ладони, целуя неторопливо, хотя тело охватывал трепет, постепенно нарастая. Сёко отвечала, и каждое движение её губ вспыхивало под его кожей. Он медленно потянул узел пояса, развёл юкату в стороны, погладил ключицы, спустил ткань к локтям. Оставил короткий поцелуй на шее, ещё один — ниже. Сёко тихо выдохнула, её пальцы запутались в волосах, вызвав волну тепла. Обняв за талию, Сатору уложил её на спину, разделся до пояса. Просунув колено между ног, он сладко замычал, когда их полыхающая кожа соприкоснулась.       Он вернулся к губам, позволяя рукам блуждать по всем изгибам, гладить рёбра, нежно мять груди, большими пальцами обводить соски. Поцелуи стали жарче, чаще, и комнату наполнили звуки размыкающихся губ и дыхания. Сёко отвечала, притягивая к себе, обвивая ногой, впиваясь в волосы. Выгибалась, отвечая на малейшее прикосновение с отзывчивостью, от которой закипала кровь. Когда ладонь легла на лобок, она напряглась. Сатору едва обозначил поцелуй у ключицы, облизнул пальцы и снова положил вниз. Облокотился о футон, приковал к себе взгляд, удерживая, не давая отвернуться.       Пальцы осторожно прошлись вдоль складок, находя естественную влагу. Улыбка растянула припухшие от поцелуев губы. Обычно в постели Сатору был болтлив, но сейчас молчал, боясь нарушить что-то невыразимо хрупкое, растворённое в воздухе. Гладил, не спеша проникать внутрь, смотрел на закрывшую глаза Сёко, коротко целовал, погружая в водоворот ощущений, слишком разных, чтобы можно было вычленить что-то одно.       Когда язык проник в её рот и коснулся кончика языка, Сёко замычала. Палец осторожно вошёл в неё, вызвав новый тихий стон, который Сатору заглушил глубоким поцелуем. В паху было жарко, член пульсировал, оттягивая штаны. Сатору не знал, сколько в нём на самом деле может быть терпения, но прямо сейчас оно заканчивалось. Он добавил второй палец, растягивая её, свободной рукой развязывая штаны. Стащил с себя, путаясь в штанинах, лёг между ног, раздвинул их шире, согнул в коленях. Головка коснулась входа, Сёко напряглась, когда начал входить. Не получилось. Она тяжело дышала. Он попытался вставить снова, помогая себе рукой, но снова не получилось. Опустившись на неё, он коротко поцеловал в висок, прошептал:       — Дыши, Сёко-чан. Просто дыши.       Он не думал, что она будет такой тугой. Заполнял её, не спеша, тяжело дыша. Пот собирался на лбу, спускался на ресницы, капал на её грудь. Никогда прежде Сатору не хотел вставить сходу, сразу до конца, и забыть обо всём, двигаясь внутри. Сейчас ему требовалась вся концентрация и сила воли, чтобы быть осторожным и аккуратным. Наконец она тонко вздохнула и ощутимо расслабилась, позволила заполнить. Сатору вытянулся на руках, плавно вышел до половины и вошёл обратно. Сёко обвила его руки, невольно охнула, когда он вошёл обратно. Мог бы завершить всё быстро, дать ей передышку, но эгоистично хотел продлить момент их абсолютной близости. Скользил внутри, чувствуя каждую неровность, замирая от восторга, что тут он — первый и единственный. Это не походило ни на одну близость с весенними девушками.       Распирало от восторга и гордости. Сатору смотрел в место, где смыкаются их тела, и загорался сильнее. Движения стали резче, огонь уже полыхал в пояснице и поднимался от ног вверх. Сатору почти полностью лёг на неё, удерживая вес на одном локте. Вторую руку положил под затылок, ускоряясь, коротко постанывая. Сёко громко дышала, держась за его лопатки, от звуков её дыхания внизу живота стало совсем пусто. Протяжно застонав, Сатору начал содрогаться всем телом, обильно изливаясь в неё. И даже когда всё завершилось, не сразу пришёл в себя: лежал, прерывисто дыша, обнимая её, упираясь коленями и локтями в футон, чтобы не раздавить.       Нехотя скатившись с неё, Сатору громко вздохнул и вытер пот на лице простынёй. Повернул голову к Сёко, прошёлся длинным взглядом по её влажно блестящему телу. Сел, посмотрел на розоватое пятно между её ног и задумчиво улыбнулся.       — На этот раз обошлись без кинжала, да, Сёко-чан? — спросил он хрипловато. На удивление, Сёко не смутилась. Ответила с усталой улыбкой:       — Кинжал как раз нашёл свои ножны.       Сатору потянулся к стоящему на низком столике тазу с водой и мягкой тканью. Намочил её, коснулся внутренней стороны её бедра. Сёко вздрогнула. Он сосредоточенно вытирал её, но вот остановился у самого входа, поднял глаза, спросил тихо:       — Тебе было больно?       — Потом не будет. — Сёко пожала плечами. Он не мог перестать восхищаться её выдержкой и хладнокровием. Если бы не доказательство невинности, мог бы усомниться, что это первый раз.       — Не могу обещать, что это случится сразу, но обещаю, что со временем ты будешь наслаждаться близостью так же, как ею наслаждаюсь я.       — Тебе было хорошо? — Она привстала на локтях, позволяя продолжать вытирать, будто он — прислуга, выполняющая свои обязанности. Сатору будоражило осознание этого. Он хмыкнул, посмотрел исподлобья и лукаво улыбнулся. Походя прошёлся тканью вдоль промежности, несколько раз погладил, словно пытается тщательно очистить. У Сёко невольно сбилось дыхание, но она выдержала его взгляд, только рот слегка приоткрылся.       — А как ты думаешь? — спросил Сатору и вдруг перетёк к ней одним длинным движением, когда обнажённая кожа почти касается чужой кожи. Сплющил её грудь, прижавшись всем телом. Выдохнул в губы: — Мне было великолепно.       Они целовались без смущения, подстраиваясь друг под друга, узнавая лучше и лучше с каждым новым поцелуем. Сёко гладила его бока, мышцы, перекатывающиеся под кожей на спине. Зарывалась в волосы, и он отвечал тем же, массируя затылок, сминая грудь в ладони. Нехотя оторвался, когда желание начало нагревать кожу. Отодвинулся дальше, тяжело дыша. Прикрыл глаз ладонью.       — Мой господин? — недоуменно позвала Сёко.       — Сейчас, — сдавленно произнёс он, отлично понимая, что его возбуждение слишком отчётливо и красноречиво. — Подожди немного.       — Ты сказал, что было великолепно, и не хочешь повторить?       В голосе прозвучало столько укора, что Сатору раздвинул пальцы и удивлённо на неё посмотрел. Убрал руку от лица.       — Ты же понимаешь, что всё ещё может быть больно.       — Не думала, что ты так чутко относишься к этому, — пробормотала Сёко, опустив глаза.       — Я уже говорил, что не люблю жестокость ради жестокости.       — Сейчас жестоко поступаешь ты, когда не хочешь взять то, что добровольно предлагают.       — Ненужная жертвенность тоже ценится мало, — сухо ответил он, хотя взгляд против воли заскользил по телу. Горло сжал спазм, резко пересохло во рту, когда Сёко откинулась на валик подушки и слегка развела ноги.       — Эта жена очень ценит заботу мужа, но хочет также позаботится о токе его ци и душевном равновесии, которое слишком долго подвергалось испытаниям по её вине.       — Сёко… — поражённо протянул Сатору под аккомпанемент бешено стучащего сердца. — Я должна уговаривать? — спросила она с лёгким раздражением, которое вызвало у него улыбку. Миг, и он уже оказался над ней, приласкал взглядом.       — Нет, — ответил перед поцелуем.       Утро началось позже, гораздо позже, чем привыкла Сёко. Но самым странным стало то, что никто её не будил. Она проснулась от того, что жарко и тяжело, и не сразу поняла, что это Сатору навалился всем телом, подмяв под себя. Осторожно выбралась, стараясь не разбудить, села. Мышцы ныли в таких местах, от которых лёгкая краснота разлилась по щекам. Сёко подошла к медному зеркалу, посмотрела на себя, задумчиво улыбнулась. Внешне ничего не изменилось, но внутри она определённо стала другой. Гребень скользил по спутанным волосам, а Сёко задумчиво смотрела на спящего Сатору. Он не стал одеваться полностью перед сном, ограничился штанами. Солнечные лучи блуждали по обнажённой груди, вызывая волнующие воспоминания о том, как эта грудь прижималась к ней. Как Сатору был внутри, двигался, соединяя их в одно целое. Вот что значит по-настоящему принадлежать кому-то. Сёко пыталась разобраться в себе и понять, что теперь чувствует к мужу. Муж. Да, только теперь он стал им.       Луч упал прямо в глаз, высветил белоснежные ресницы. Сатору поморщился и вдруг тихо чихнул. Открыл глаза, моргнул, широко улыбнулся и сладко потянулся, вновь приковав взгляд к рельефному торсу. Сёко вдруг ревниво подумала, что его касалась не только она. Сколько у него было женщин? Даже ей, неопытной, было понятно, что он обладает немалым опытом в цветочных битвах.       — Давно проснулась? — хрипловато спросил Сатору. Потёр глаза совершенно детским жестом — кулаками. Сел.       — Недавно. — Сёко улыбнулась. Всё-таки он до сих пор мальчишка, хотя ночью был мужчиной.       — И уже оставила мужа одного? — капризно протянул он, поднимаясь. Подошёл, накрыл её руку с гребнем, осторожно его забрал. Пряди заскользили между его пальцев. Сатору задумчиво смотрел, как они падают, пропуская снова и снова. Сёко засмущалась. В утренней тишине, пропитанной золотой дымкой солнечного света, эти невинные касания казались слишком интимными. Склонившись к шее, Сатору потёрся носом и коротко поцеловал. Хмыкнул, заметив, как кожа покрылась мурашками. Ещё один поцелуй пришёлся на висок. Подцепив подбородок, он склонил голову набок, почти невесомо целуя в губы.       — Мне бы хотелось, чтобы утро началось с поцелуя, — прошептал с новым поцелуем. То, что Сатору любит целоваться, Сёко уже поняла. Постигая науку близости, она отвечала, замирая от восторга. Где-то хлопнули фусума, послышался приглушённый крик. Оторвавшись друг от друга, Сатору и Сёко одновременно повернулись на звук.       — Уже поздно, — заметил Сатору с лёгким удивлением. Окутавшая их тишина показалась неестественной, будто всё поместье ходило на цыпочках и не дышало. Скорее всего, так и было.       — Надо возвращаться к своим обязанностям, — с сожалением сказала Сёко.       — Не хочешь? — хитро улыбнулся Сатору. — Мы можем выкроить день и отправиться к озеру. А ещё я обещал тебе охоту, помнишь?       — Помню. — Сёко откинулась в его руках. — И что, бросишь всё ради этого?       — Нет. — Сатору уныло вздохнул. — К сожалению, есть вещи, которые не сделаются без меня. — Ярко сверкнул глазами: — Хотя нас с тобой это тоже касается, да? — Он притянул её к себе одной рукой: — В этой спальне никто из нас в одиночку не справится.       День, хоть и начался позже привычного, закрутил в привычной круговерти забот и обязанностей. После совместного завтрака супруги разошлись, понимая, что до вечера уже не встретятся. Сатору отправился на тренировочный полигон, где с раннего утра ждали его одобрения новые стрелы с синим оперением. Сугуру уже был здесь, и несколько стрел торчали из мишеней.       — Надо же, я думал, что сегодня тебя уже не увижу, — насмешливо сказал он вместо приветствия. Сатору закатил глаза. — Хотя что это, лёгкие тени на фарфоровом лице? — Сугуру распахнул глаза. — Сатору-кун, неужели ты плохо спал?!       Сатору ответил коротким взглядом, открыто говорящем, что он не собирается это обсуждать. Сугуру жалобно вздохнул и опустил плечи.       — Откуда в тебе столько жестокости? Все вокруг ждут подробностей минувшей ночи или хотя бы подтверждения того, что ты наконец уложил жену на подушки.       — Я никогда не отбирал у неё подушки, она всегда на них лежала. — Сатору подошёл к корзине со стрелами, взял одну, провёл кончиком указательного пальца по оперению. Лукаво улыбнулся: — Но сегодня эти подушки были особенно мягкими.       — Наконец-то! — воскликнул Сугуру, но тут же понизил голос: — Теперь медитировать станет проще, ведь мысли не будут отягощены загустевшей от воздержания ци. — Получив лёгкий тычок в бок, он спросил ещё тише: — И как оно? Отличается от привычных утех?       — Очень, — кивнул Сатору и снова задумчиво погладил оперение стрелы. — Знаешь, это невероятное чувство — когда она по-настоящему дорога, и хочется сделать всё правильно.       — Ты взрослеешь на глазах! — Сугуру хмыкнул, растянул губы в улыбке и снисходительно похлопал по плечу. — Ещё немного, и Сатору-кун превратится в Сатору-сама, отца большого семейства!       — Не вижу в этом ничего плохого. Может, ты тоже подумаешь о свадьбе? Свахи давно тебя обхаживают.       — Я и брак?! — Сугуру потёр шею. Задумался. — Не вижу ничего плохого в том, что дома будет ждать хорошенькая жена.       — Ты серьёзно?! — вытаращил глаза Сатору.       — Когда-нибудь придётся это сделать. Тем более, отставать от тебя я не собираюсь.       — Да, Сугуру-кун, я уже опытный муж! — Сатору выпятил грудь колесом. — А тебе ещё предстоит познать все прелести первой брачной ночи!       — Которая, надеюсь, у меня действительно будет в первую ночь, — ехидно сказал Сугуру.