Репейник и лилия

             Ссора с Сёко неожиданно сильно ранила самолюбие. Сатору не задумывался, каким она видит его, и реальность неприятно поразила. Тело. Конечно, он жаждал обладать ею! Так умело разжигаемое желание уже давно тлело внизу живота, и только упорные и тщательные медитации позволяли сохранять рассудок и не броситься голодным зверем. Особенно после того, как он снова увидел её великолепное тело. Да тут и святой бы не устоял!.. Но вся ирония состояла в том, что Сатору привык к Сёко. К их перепалкам и редким спокойным разговорам. К её скупым, и от того ценным улыбкам. Ему хотелось, чтобы ей было с ним хорошо. Чтобы она ждала встречи так же, как ждал он. Чтобы скучала, потому что он скучает. Сатору с каждым днём всё больше понимал, что хочет узнать её сильнее. Что она любит, а что нет, чего боится, чем восхищается. Он не хотел лишь обладать телом, он хотел всю её! От того так горько стало после её слов.       — Ты долго будешь от неё бегать? — спросил Сугуру. Они только закончили тренировку на мечах. Оба голые по пояс, покрытые потом. Сугуру лениво улыбнулся стоящим неподалёку служанкам с прохладными напитками. Драгоценный лёд привозили с гор обёрнутым в солому. Один кусок стоил треть коку риса. В фарфоровом блюде таяло небольшое состояние. Смахнув пот со лба, Сатору взъерошил волосы, размял шею. Мышцы прокатились под кожей, приковав восхищённые взгляды.       — Я не бегаю, — буркнул он. Подошёл к накрытому столу, взял протянутую пиалу с ледяной крошкой, залитой малиновым сиропом.       — Ну, да. И не любишь сладкое.       — При чём тут это? — Сатору отправил в рот ложечку крошки. Взял маленький кувшинчик и добавил сиропа.       — Слушай, ведь она была права, и ты отлично это понимаешь. — Сугуру налил себе воды и положил в неё пару ложек ледяной крошки.       — Нет, не права, — огрызнулся Сатору. Ёкаи бы побрали эту гордячку! Но у него гордости не меньше, и на попятный он не пойдёт! Легка на помине, появилась на энгаве в окружении служанок. Коварно улыбнувшись, Сатору отвернулся. Склонился к стоящей у стола девушке и низко протянул:       — Я вдруг сильно захотел моти с дыней, но руки заняты. — Он показал глазами на руки, в которых была пиала. Вспыхнув, девушка взяла палочками моти и поднесла к его губам. Сугуру приподнял бровь, наблюдая за спектаклем. Доверительно глядя в глаза, Сатору обхватил шарик губами и медленно откусил. Кажется, девушка перестала дышать. Сатору облизнулся и выпрямился.       — Очень вкусно.       Сёко громко кашлянула. Сатору обернулся, хлопнул ресницами, будто только заметил.       — Прошу простить дражайшую жену за мой непристойный вид. Отвернитесь, чтобы я смог привести себя в порядок и пощадить вашу стыдливость.       Вспыхнув, Сёко демонстративно отвернулась. Сатору надел юкату, Сугуру тоже.       — Можете поворачиваться, — милостиво разрешил он, поправив идеально завязанный пояс. — Что привело вас сюда?       — Вы. — Сёко явно успела взять себя в руки и теперь сладко улыбалась. — Эта жена пришла просить разрешения усладить ваш взор танцем вечером. Вы позволите это сделать?       — Танцем? — Сатору прищурился, ища подвох, но найти не смог. — С радостью посмотрю, как вы танцуете, Сёко-чан. Думаю, Сугуру-куну тоже будет интересно.       Судя по тому, как раздражённо пождала губы Сёко, прежде чем елейно улыбнуться, он разгадал её план: хотела остаться вдвоём. Но зачем?.. Неужели готова сдаться? Шагнув к ней, Сатору взмахом руки отпустил служанок. Все сделали несколько шагов назад, оставляя супругов в относительном уединении.       — Ты что-то хочешь мне сказать? — тихо спросил он, открыто лаская взглядом. Родинка на щеке тянула коснуться губами. Немедленно. Вместо этого Сатору поднял руку и погладил её мизинцем.       — А вы? Ничего не хотите сказать? — она сглотнула. Требовательно посмотрела в глаза. И вдруг прошептала: — Сатору.       Он вздрогнул и напрягся всем телом. Собственное имя, произнесённое ею, вызвало бурю эмоций, первой из которых был чистый восторг. Склонив голову набок, Сатору впился в её лицо жадным взглядом.       — Только если ты скажешь первой. Твой танец вечером… будет что-то значить?       — Зависит от вас, — ответила она в тон.       — Даже так? — Он сделал крохотный шажок, и теперь её грудь почти касалась его груди. Внезапно её маленькая ладонь оказалась в его большой. Сатору медленно поднял руку и почти коснулся губами кончиков пальцев. Прошептал, согревая их дыханием: — Тогда, пожалуй, мы не будем приглашать Сугуру на наш семейный ужин.       Сёко моргнула. Ладонь выскользнула, зашелестел гравий — она спешно ушла. Сугуру подошёл и проводил взглядом. Хмыкнул:       — Чьё-то ожидание наконец завершится?       — Хочется в это верить.       Сатору тоже смотрел задумчиво, усмиряя бурю внутри. Это правда? Она правда сегодня станет его?              Сёко пыталась отдышаться, но сердце всё равно заходилось бешеным стуком. Ссора с Сатору огорчила больше, чем могло показаться на первый взгляд. Сама того не замечая, Сёко привыкала к тому, что он постоянно рядом. А ещё… Это было стыдно признавать, но её начало тянуть к мужу. Он был красив настолько, насколько вообще можно судить о мужской красоте. Именно из-за неё, вероятно, проистекало большинство вредных черт его характера. Когда всего можно добиться одним только взмахом ресниц, к чему утруждать себя? Загадка Сатору заключалась в том, что, несмотря ни на что, он преуспевал во всём. Она успела узнать, что он великолепный каллиграф (что говорит об усидчивости и терпении); отлично владеет мечом и луком (а это хороший глазомер и реакция); при этом изучал науки и при желании мог бы сдать экзамен на чиновника, только в этом нет необходимости (учитывая, что этот экзамен, проводимый раз в три года, сдаёт едва ли треть, можно сделать вывод об уме).       Она судила по тому, что лежит на поверхности, не потрудившись узнать, что внутри, при этом обвиняла Сатору ровно в том же. Его обиженные слова всколыхнули чувство вины. Сёко учили быть справедливой, и, справедливости ради, если Сатору обидел её на свадьбе, она обидела не меньше недавно.       Пришла пора завершать эту затянувшуюся партию. Пусть она, как мудрая женщина, сдастся на милость победителя. В любом случае в этой игре победят двое. Поэтому она готовилась к вечеру с особой тщательностью. Расправляла длинные рукава кимоно, почти касавшиеся пола, рассматривала в медном зеркале своё отражение. Сердце билось быстро, и постоянно хотелось прижать ладони к груди.       Танцевать для мужа она должна была в просторном зале — в спальне бы просто не нашлось места для размаха рук. Сатору сидел за небольшим столиком, второй был накрыт для неё. Служанки расселись вдоль стен, готовые прислуживать, в углу расположились музыканты. Поклонившись мужу, Сёко начала, умоляя про себя, чтобы он понял значение танца. Птица, попавшая в силки, трепыхается в них, грозясь поранить себя и сломать крылья. Но вот тот, кто её поймал, бережно достаёт и прижимает к груди, успокаивает и обещает выпустить. Последнее движение, танец закончился, Сёко замерла, сидя на коленях на полу. Рукава кимоно светлыми крыльями лежали по обе стороны.       — Ты не завершила танец, — задумчиво сказал Сатору. Его светлые глаза смотрели в упор. — Разве охотник не обманул птицу и не запер её в клетке?       Сёко вздрогнула. Медленно выпрямилась, сложила руки на груди, ответила прямым взглядом.       — Я оставляю выбор за своим господином: свобода или клетка.       — Я могу сломать птице крылья, если пожелаю. — Сатору почему-то выглядел расстроенным. Понять бы почему.       — Но вы этого не делаете, — ответила она, изящно поднимаясь.       — Не люблю жестокость ради жестокости.       Сёко села рядом, придержав рукав, наполнила его отёко, налила себе. Разговор между ними, пожалуй, впервые вёлся без взаимных уколов.       — Спасибо за это. — Она посмотрела на него. Близко, можно рассмотреть каждую крапинку в глазах удивительного бирюзового цвета. Вздрогнув, Сёко отвела взгляд.       — Ты любишь охоту? — вдруг спросил он, заставив снова посмотреть, на этот раз удивлённо.       — Охоту? Несколько раз выезжала с отцом и братьями, но никогда не охотилась сама.       — А каким-нибудь оружием владеешь? Кроме, — он усмехнулся, — кинжала.       Намёк на их первую ночь был слишком прозрачным. Сёко слегка покраснела: сейчас было сложно представить, что тогда она открыто отказала мужу в своём праве, но при этом он видел её обнажённой, лежал на ней, касался… Она посмотрела на его длинные пальцы, лежащие на столе. Стало жарко.       — Умею стрелять из лука. Но… не могу сказать, что добилась в этом деле совершенства.       — Нет смысла во всём стремиться к совершенству, — небрежно отмахнулся Сатору. Сёко хмыкнула — легко это говорить, когда совершенен практически во всём. Он вдруг перегнулся через стол и взмахнул ресницами:       — Хотя если хочешь, я могу потренироваться с тобой.       — По-потренироваться? — от его близости у неё внезапно пересохло в горле. Сёко едва смогла заставить себя остаться на месте.       — Да, — он даже кивнул, мазнул взглядом по лицу. — В час Дракона на тренировочной площадке, м?       — Завтра?       — Возможно, я отвлеку тебя от неотложных дел? — Сатору выпрямился. — Что ж, тогда перенесём нашу встречу на более удобное время…       — Нет. Вы не отвлечёте! — поспешно сказала Сёко и едва сдержала досаду в ответ на довольную улыбку.       — Отлично! Тогда поешь как следует и иди отдыхать. Встать придётся рано.       — Сюдзин? — брови Сёко поползли вверх. Он что, не попытается сегодня закрепить победу? Она ведь сама к нему пришла!       — Терпение, Сёко-чан, есть особая форма усмирения духа и плоти. — Сатору наставительно поднял палец вверх. Хитро заблестел глазами. — Когда завтра я вложу стрелу в твою руку и помогу натянуть тетиву… — Голос наполнился глубиной, от которой в животе стало сладко покалывать. — И когда эта стрела попадёт точно в цель, ты познаешь, что значит настоящее наслаждение.       Он сполна платил ей той же монетой, постепенно подогревая нетерпение и интерес. Сёко с трудом смогла уснуть, взбудораженная предстоящей встречей. Разочарование от того, что он не разделил с ней ложе, прошло, сменившись предвкушением. Утром Сёко уже была на тренировочном поле, в штанах и юкате, с завязанными в хвост волосами. К её удивлению, Сатору тоже был на месте, как и пара слуг, всегда наготове выполнить любой приказ.       — Для начала покажи, что ты умеешь, — сказал Сатору, скрещивая руки на груди. Выбрав небольшой лёгкий лук, Сёко встала в стойку и выпустила одну за другой десяток стрел. Почти все попали очень близко к цели.       — Неплохо. — В голосе Сатору отчётливо слышалось уважение и удивление. Он явно ожидал худших результатов. Сёко довольно улыбнулась. Сатору взял увесистый лук, без особых усилий натянул тугую тетиву, и длинная стрела вонзилась точно в центр. Стрелы Сёко задрожали и глухо завибрировали.       — Так звучит настоящее наслаждение? — насмешливо спросила она. Метнув на неё взгляд, Сатору опустил лук и протянул руку.       — Иди сюда, я покажу, как именно оно должно звучать.       Сёко косится на невозмутимых слуг, подходит, позволяет развернуть себя и почти прижать спиной к груди. Горячее дыхание касается уха, вызывая ворох мурашек. Ладони ложатся на локти. Из-за разницы в росте Сатору складывается почти пополам, чтобы правильно расположить её руки.       — Расслабь кисти. Тебе наверняка говорили, что стрела — продолжение руки.       — Да, — выдохнула она, хмелея от его близости быстрее, чем от крепкого вина. Едва слышный смешок прямо на ухо скрутил внутренности тугим узлом.       — Бред. Стрела — это стрела, ты даёшь ей направление, задаёшь скорость. Только ты, Сёко-чан. Без тебя, без твоей воли и твоей силы она не полетит. Но она — не часть тебя. Выбери цель, это не обязательно должен быть центр.       Сосредоточиться не выходило. Сёко смотрела на мишень, но чувствовала горячее твёрдое тело за спиной, лёгкий запах лемонграсса, исходящий от его кожи.       — Что, сложно выбрать цель? Понимаю. Когда все цели одинаково желанны, выбор всегда сделать трудно.       Его губы почти касались уха. Сердце билось слишком громко, Сёко была уверена — он слышит.       — Стреляй, — шепнул он, отступая. — Стреляй, куда бы ни попала, не промахнёшься.       Выдохнув, Сёко стреляет, вообще не задумываясь о цели. Попадает в центр. Широко улыбается и тянется за новой стрелой. Словно в трансе выпускает одну за одной, не в центр, но точно в загаданное место. Это схоже с магией, которой промышляют колдуны на городских улицах. Как будто Сатору передал часть своей силы одним прикосновением. Когда она опускает руки и поворачивается к Сатору, кажется, что он застыл. Взгляд слишком сложный, чтобы можно было с лёгкостью разобрать на составляющие.       — Если хочешь, мы будем чаще тренироваться вместе, — говорит он наконец.       — Я с радостью буду тренироваться с вами, если это не скажется на вашем загруженном делами распорядке дня.       — В моём распорядке всегда можно найти время для драгоценной жены. Плохим же я буду мужем, если не стану потакать прихотям жены. Хотя… — Он постучал по подбородку указательным пальцем и пронзил острым взглядом, — я и так слишком долго им потакаю. Думаю, меня можно назвать идеальным мужем.       — Так и есть. — Сёко смахнула волосы со лба, подошла и задрала голову, чтобы посмотреть в глаза. Протянула: — Вы — почти идеальный муж, Сатору-сан.       Он отчётливо вздрогнул, глаза потемнели. Втянув нижнюю губу, Сатору отпустил её, оставляя влажно блестеть.       — Мне бы хотелось показать, каким я могу быть мужем, — сказал он глубоким, так не похожим на привычно насмешливый, тоном. — И, — кадык пробежал по горлу, — я хотел сказать, что искренне со…       — Сатору-сама! — Слуга, так не вовремя прервавший долгожданное признание вины, вызвал досадливый вздох.       — Что ещё? — Сатору повернулся. Взял свёрнутый в трубку лист, пробежал глазами, нахмурился. — Тренируйся дальше без меня, — сказал, сворачивая письмо.       — Что-то случилось? — вырвалось у Сёко, прежде чем она успела подумать.       — Да. — Он беспечно улыбнулся. — Кажется, вот-вот начнётся война. Но ты не переживай, Сёко-чан, если она начнётся, долго не продлится. И я уеду не сегодня.       — Вы так беспечно говорите об этом, — а ведь у неё сердце сжалось от одного только слова «война».       — Войны постоянно случаются. — Сатору пожал плечами. На энгаве показался Сугуру: видимо, ему тоже сообщили.       — Едем во дворец? — спросил он, подойдя. Заметил Сёко, коротко поклонился.       — Да. — Казалось, Сатору светится от энтузиазма. Сёко охватила злость: как можно радоваться тому, что уходишь воевать?! И почему именно сейчас, когда у них наконец начало всё налаживаться… — Моя драгоценная жена переживает за меня? Но ведь ничего ещё не произошло. Это просто слухи, и только.       — Слухи, которые заставляют ехать вас во дворец.       — К вечеру вернёмся. — Сатору беспечно улыбнулся. Склонился к уху: — Может, именно сегодня вечером мы разрешим наши разногласия и забудем об обидах, м?       Вместе с Сугуру и отрядом из нескольких человек Сатору покинул поместье, оставляя Сёко томиться в тревожной неизвестности. Вернулся только через два дня, немного усталый, но такой же улыбчивый. Сёко, как и подобает преданной жене, встречала у входа в дом.       — Ты зря волновалась, Сёко-чан, — сказал он негромко, когда спешился и подошёл. — Пока никакой войны не будет, император отправил своего брата вести переговоры.       — Это правда? — она требовательно смотрела на него, ища следы лжи и жалея, что до сих пор не знает его так хорошо, чтобы читать, как открытую книгу.       — Правда. Как и то, что сегодня я хочу провести вечер со своей женой.       Показалось, что все вокруг выдохнули с облегчением. Оно стало ещё отчётливей, когда Сёко кивнула и ответила:       — С радостью скрашу вечер своего господина.