Репейник и лилия

             У богатейшего клана Годжо было всё, о чём только можно мечтать: плодородные земли, набитые серебром и золотом сундуки, тончайший фарфор и шёлк, которому мог позавидовать сам император. В Японии не нашлось бы человека, который не знал о заслугах клана перед троном, они имели право сидеть за императорским столом и входить во дворец без доклада. Славный своими подвигами и победами на полях сражений и в дворцовых залах, клан Годжо вызывал страх и зависть, но мало кто знал о занозе, поразившей самое сердце великого клана. Эта заноза заставляла старейшин ворочаться ночами на футонах, скрипеть зубами, лить слёзы и рвать на себе волосы. Имя ей было Годжо Сатору. Единственный наследник, обласканный Ками, поцелованный богами в лоб, первый во всех науках и военном деле, он стал по настоящему невыносимым. Шёпотом и исключительно между собой старейшины признавали, что слишком избаловали наследника. Лучшие учителя и природные способности сделали своё дело: Сатору не было равных во всём, кроме терпения, смирения и скромности. Прежде старейшины не придавали этому значения, ведь со своими обязанностями наследник справлялся. Сверкал улыбкой и остроумием при дворе, решал незначительные дела и разрешал споры, которые совет позволял решать. Но возраст, в который недавно вошёл Сатору, начал намекать на заключение брака, с чем наследник был категорически не согласен.       — Вам нужен наследник? Сделайте сами, — ответил на первое предложение о браке.       — Почему они все такие страшные? — сказал во второй раз, небрежно отбросив портреты пяти красивейших девушек из знатнейших семей.       — Я слишком молод для брака. Может, когда будет сорок… — зевнул, даже не пытаясь прикрыть рот веером.       — Перестаньте доставать с этой ерундой, — взял у слуги лук и ушёл на тренировочную площадку.       Старейшины всё больше склонялись к тому, что проще опоить непокорного наследника и женить силком, чем ждать, пока он образумится. И лишь один высказал робкое предположение:       — Может, вызовем Яга-сенсея? Он один может вразумить Сатору-саму.       От криков уважаемого сенсея содрогалось поместье, а улыбки старейшин могли осветить всю столицу. Не дыша, вытянув шеи, они прислушивались к изысканным внушениям, на которые не скупился уважаемый Яга-сенсей.       — Пёсий сын! Этому я тебя учил?! Мне стыдно зваться твоим сенсеем! Разве я учил тебя не уважать старших?! Забыть о долге перед кланом?! Отрыжка осла! Ты не достоин называться наследником клана! Даже имени своего не достоин!       Заметно присмиревший всклокоченный Сатору к вечеру сказал со всем должным уважением, что согласен на брак. И отбыл вместе с другом Гето Сугуру из поместья залечивать раны, нанесённые самолюбию и плоти: рука у Яга-сенсея всегда была тяжёлой.       — Всё равно не понимаю, почему надо жениться, — протянул Сатору, развалившись на шёлковых подушках самого дорогого публичного дома столицы. Две изящные красавицы сидели по бокам. Одна наливала вино, вторая — гладила тонкими пальцами, покрытыми красной краской, его обнажённую грудь. Юката была распахнута и разведена в стороны, и девушки то и дело бросали на молочно-белую кожу хищные взгляды.       — Ты должен продлить род, разве не в этом смысл брака? — Сугуру усмехнулся и смял ягодицу сидящей рядом с ним юдзё . Одарил её многозначительным взглядом: — И разве это не самое приятное занятие?       — Я могу заниматься этим, когда захочу. — Сатору вздохнул, накрыл ладонью пышную грудь девушки справа и взвесил её. Неторопливо отвёл в сторону шёлковый ворот, обвёл большим пальцем сосок. — Для чего ради этого жениться?       — Не могу понять, почему ты недоволен. Никто не заставляет садится на привязь у ног жены. — Пальцы Сугуру зарылись в чёрные волосы девушки и надавили на затылок, красноречиво намекая, чего от неё ждут прямо сейчас. — Сделаешь восторженной малышке сына и будешь свободен.       — Не хочу тратить время на девчонку, которая будет заглядывать в рот. — Скривившись, Сатору выпил вина и отбросил отёко на низкий стол. — Слишком скучно.       Он прикрыл глаза, когда губы обеих девушек заскользили по шее и плечам, а ладони начали путешествие по животу вниз. Сугуру низко застонал, Сатору хмыкнул, не открывая глаз — понял причину. Вскоре все мысли о навязанном браке покинули голову.       Заручившись, наконец, согласием наследника, старейшины столкнулись с другой проблемой: получившие отказ знатные семьи оскорбились и не хотели снова предлагать дочерей. Пришлось искать среди кланов попроще, но оказалось, что девушек подходящего возраста там не так уж и много. Сатору не скупился на язвительные фразы при каждой удобной встрече.       — Я думал, вы хотите поскорее женить меня. Какая жалость, что приходится отложить свадьбу.       — Надо же, невесты кончились? Ничего, я подожду ещё несколько лет, пока они подрастут.       — В вашем возрасте вредно волноваться, можно заработать грудную жабу или несварение. Не переживайте, свадьба — не главное, главное — ваше драгоценное здоровье.       Дошло до того, что теперь старейшины избегали встречи, а ведь совсем недавно всё было наоборот…       Горячий ветер колыхал бирюзовые занавески, Сатору лениво обмахивался веером, расписанным лотосами, и отправлял в рот один за другим засахаренные фрукты. Съев последнюю хурму, он со вздохом откинулся на руку и закатил глаза.       — Когда уже придут дожди?..       — Когда придёт их время, — спокойно ответил Сугуру. Он сидел за столом и рисовал тигра, крадущегося среди тростниковых зарослей.       — Ещё так долго ждать.       — Наберись терпения.       — Ненавижу ждать. — Сатору снова вздохнул, выпрямился и щёлкнул веером. — Между прочим, ты обещал поехать на охоту. — Он обвиняюще ткнул веером в сторону Сугуру. — Вместо этого мы весь день торчим тут.       — Ты же сам утром сказал, что слишком жарко для охоты. — Сугуру укоризненно покачал головой. — Забыл?       — Ничего такого я не говорил, — насупился Сатору и отвернулся. Сёдзи были распахнуты, по дорожке, выложенной круглыми камнями, спешно шёл слуга со свитком. Он вошёл на энгаву, низко поклонился. Сатору протянул руку, в которую с почтением вложили послание. Развернул и досадливо скривил губы.       — Что там? — Сугуру вытянул шею и привстал.       — Пусть ёкаи раздерут задницы этих старых пердунов! — в сердцах воскликнул Сатору и швырнул свиток в слугу. Подскочил, стиснул кулаки. Веер треснул, переломился напополам. Сложив руки на груди, Сугуру наблюдал за тем, как Сатору мечется по комнате, изрыгая проклятья, которым позавидовал бы Яга-сенсей. Кивнув слуге, он взял из его рук послание, прочитал и коварно, тонко улыбнулся.       — Надо же. Тебя можно поздравить, Сатору-кун?       — Заткнись! — рявкнул Сатору, метнув бешеный взгляд.       — Даже благоприятная дата уже выбрана! Старейшины не теряли времени зря!       — Я сказал: захлопни свой рот! — Сатору замер, тяжело дыша.       — Ждать осталось совсем немного… — Сугуру умилённо заулыбался и прищурился. — Свадьба как раз перед сезоном дождей.       Рявкнув, Сатору швырнул в него обломки веера. Сугуру небрежно увернулся, расправил послание на столе и прижал его мраморными фигурками тигров.       — Всего пятнадцать дней! — воскликнул Сатору.       — Ты же не любишь ждать. Они это учли. — Сугуру пожал плечами.       — Они даже не написали, как её зовут!       — Какая разница? Тебе не всё ли равно?       — Янский корень тебе в рот! Ещё одно слово, и он там появится!       — Сатору-кун страшен в гневе. — Встав, Сугуру лениво выпрямил спину, повёл головой, разминая затёкшую шею. — Могу помочь и дать выход твоему гневу. Не хочешь потренироваться на мечах?       Наблюдавший за этой сценой слуга с облегчением выдохнул, когда Сатору коротко кивнул и первым выскочил в сад. Если бы знал, что именно содержится в послании, ни за что бы не согласился. Это он ещё легко отделался. Будь у господина в руках что-то потяжелее веера, пришлось бы туго.       Приняв неизбежное, Сатору внезапно притих. Спокойно сносил всю подготовку к свадьбе, покорно выстаивал на примерке кимоно, с почтением выслушал наставления старейшин о том, как должен себя вести благородный муж по отношению к жене, и даже принял в дар несколько книг, написанных как раз по этому случаю. Клан с тревогой смотрел на присмиревшего наследника, подозревая, что тот непременно задумал какую-то выходку, которая если не опозорит, то точно заставит о себе говорить. Даже Сугуру находил поведение Сатору слишком подозрительным.       Девушка прибыла точно в срок, и после полудня ступила на плиты внутреннего двора поместья. Под пристальным наблюдением невеста вошла в храм, жених ступил следом, и, когда оба вышли из него, по рядам прошёл облегчённый выдох. Что бы ни придумал Сатору, брак был заключён.       Девушку звали Сёко. Она не обладала выдающейся красотой, от которой не хочется отрывать глаз, но оказалась приятной с виду. Сатору откровенно рассматривал её, она, как и подобает скромной невесте, не поднимала глаза. Могло быть и хуже, и пока Сатору не находил причин для возмущений. То, что теперь стал женат, ничего не поменяло. Яга-сенсей был прав: ему пора взрослеть, и теперь, став мужем, он должен взять ответственность за чужую жизнь. Именно это бесило больше всего, потому что Сатору ненавидел быть от чего-то зависимым. И Сёко была совершенно ни при чём, он просто ненавидел, когда заставляют делать что-то против его воли.       — Моя благодарность благородным старейшинам клана безгранична! — громко сказал он, держа двумя руками отёко. Низко поклонился, довольно улыбнулся про себя: они напряглись. — Вы нашли прекрасную супругу, уверен, я буду благодарить каждый день, проведённый рядом с ней!       — Мы старались ради вашего блага, Сатору-сама, — вернул поклон один из старейшин. Сатору лучезарно улыбнулся.       — Так же и я буду стараться на благо клана каждую ночь!       Сугуру кашлянул, лица старейшин вытянулись. Сатору посмотрел на покрасневшую Сёко и снова повернулся к гостям.       — В присутствии клана торжественно клянусь трудиться изо всех сил, дабы не посрамить честь клана и наградить чрево моей драгоценной жены не менее драгоценным наследником!       — Сатору-сама! — едва ли не взмолился старейшина, глядя, как родственники невесты по очереди начинают шарить по бокам в поисках мечей, которые оставили у входа.       — Разве может считаться оскорбительным обещание ласкать… вниманием свою прекрасную жену? — Сатору искренне удивился. Пристально посмотрел на побагровевших родственников. Понизил голос, и тот зазвенел ледяной сталью: — Разве не честь войти в клан Годжо и подарить наследника его главе?       Сглотнув, старший брат Сёко опустил глаза. Кулак, лежащий на столе, медленно разжался.       — Вот и славно, — улыбнулся Сатору. — Уверен, моя ненаглядная жена считает так же. Правда, мой цветочек?       — Как скажет мой муж, — ровно проговорила она, не отрывая глаз от тарелки. Сатору отвернулся и не успел заметить, как плотно Сёко стиснула зубы. Зато заметил Сугуру и сходу понял, что проблем у друга теперь станет в разы больше, потому что девушка едва ли быстро простит эту выходку.       Сатору меж тем разошёлся и решил выпить с каждым из новоявленных родственников. Когда Сёко увели готовиться к ночи, он уже с трудом стоял на ногах. Сугуру вывел его в сад, прогуляться, пока кто-то не решит, что наследник клана Годжо решил нарушить собственную клятву в первую же ночь.       — Зачем ты устроил это? — укоризненно спросил Сугуру. Они сели на берегу пруда, и Сатору моментально засунул голову в воду.       — Было весело, разве нет? — он вяло пожал плечами. Голова начинала гудеть, во рту поселился неприятный привкус, а вина перед ни в чём неповинной Сёко постепенно начала неприятно царапать. Чувствовать себя виноватым Сатору любил ещё меньше, чем ждать и выполнять чью-то волю.       — Ты знаешь, что нет. За что оскорбил девушку? Ты же её пока даже не знаешь.       — Я сказал что-то неправильное? Она стала моей женой ради одной цели, и было бы верхом лицемерия делать вид, что это не так, — сказал Сатору надменно. Вода капала с волос на драгоценный плотный шёлк хаори, взор постепенно обретал ясность, во взгляде появилась злость. — Все тут отлично знают, чем мы будем заниматься эту ночь и много других, пока она не понесёт. Я должен был говорить о любви? К кому? К безродной дворняжке из какого-то захудалого клана? Они наверняка продали последнее, чтобы дать ей приданое. Пусть целует мои руки за то, что они вообще коснутся её.       — Знала бы она, кого и как эти руки касаются в публичных домах, — пробормотал Сугуру. Порой о надменность Сатору можно было очень больно порезаться. И может, надо пожалеть девушку, которая даже не представляет, на что себя обрекла. Хотя навряд ли кто-то её спрашивал…       Сатору одарил мрачным взглядом, встал и расправил хакама. Посмотрел на Сугуру сверху вниз и процедил:       — Это не её ума дело.       Тяжело вздохнув, взъерошил волосы, ссутулился.       — Ладно. Надо идти. Вообще никакого желания нет.       — Боюсь, оно и у твоей жены после таких слов не появилось, — проворчал Сугуру и тоже встал.       — Потерпит, — бросил Сатору коротко.       Конечно, потерпит. Она на самом деле должна быть благодарна оказанному вниманию. Ещё и чьему? Самого Годжо Сатору! Он позволит ей выразить восторг своей внешностью, только не слишком долго. А после, сорвав цветок невинности, наконец ляжет спать.       После купальни, переодевшись в штаны и юкату из тонкого белого хлопка, Сатору впервые переступил порог новой спальни для двоих. Его покои, как и покои Сёко, находились в разных крыльях поместья, а эта спальня предназначалась исключительно для супружеских встреч.       Сёко сидела на широком футоне и даже не смотрела в его сторону. Когда он опустился рядом на колени и подцепил подбородок, дёрнула головой, поджала губы. Видимо, Сугуру был прав — она на самом деле обиделась. Сатору улыбнулся.       — Тебя оскорбили мои слова?       — Сюдзин волен говорить всё, что пожелает.       — Но тебе не понравилась эта правда.       Она промолчала, упрямо отводя взгляд.       — Посмотри на меня.       Глаза цвета спелых каштанов смотрели строго. В распущенных гладких каштановых волосах переливался янтарь — золотой гребень, подарок от жениха, который прислали накануне свадьбы.       — Ты же тоже не желала этого брака.       — Я бы желала иметь хоть немного свободы слова, чтобы ответить вам.       — Надо же. Интересно, и что бы ты мне сказала?       Сёко расправила плечи и отчеканила, глядя прямо в глаза:       — Что никакой плуг не будет вспахивать моё поле без моей на то воли. И что семя, брошенное в сухую землю, никогда не прорастёт, а сюдзин, судя по его словам, не собирается тратить время на полив.       — Вот как? — Сатору склонил голову набок, внимательно посмотрел на неё. Гордая. Это хорошо. Вот только не слишком ли много спеси? Не понимает, кто перед ней? Подцепив пальцем пояс её юкаты, он небрежно потянул его на себя, развязывая. Тем же пальцем, едва касаясь, провёл от ямки между ключиц вниз, заставляя ткань разойтись в стороны. Кожа Сёко покрылась мурашками, он довольно хмыкнул и резко подался вперёд. Сёко отклонилась, почти легла на спину, оставаясь сидеть на коленях.       — Значит, без твоей воли ты не пустишь мой плуг на своё поле? Но поле принадлежит мне до последнего колоска и травинки. И если я захочу, буду вспахивать его в любое время.       — Сразу видно, что вы — плохой земледелец. — Сёко облокотилась о футон, чтобы было удобнее. Тряхнула головой, протянула насмешливо: — Для сева следует выбирать время года. И даже самый выносливый бык устанет, если заставлять его работать без отдыха.       — Ты не знаешь о моей выносливости. — Сатору прошёлся взглядом по её шее, отвёл в сторону юкату, накрыл грудь, легко поместившуюся в ладони. Склонился к уху, прошептал, поглаживая: — Я могу трудиться долго, очень долго. И ты будешь умолять, чтобы остановился.       — Не сомневаюсь в этом.       Вопреки всему голос Сёко звучал сухо, хотя уже должен был сбиться. Сатору удивлённо посмотрел на неё, она ответила ровным взглядом. Он обнажил вторую грудь, припал к ней, хмыкнул, почувствовав дрожь, и, обняв под лопатками, уложил на спину. Лёг между её ног. Дыхание начало сбиваться у него, Сёко хранила спокойствие и молчание. Это начало нервировать. Его поцелуи и прикосновения не находили никакого отклика, он будто бревно в постель уложил!       — Что? — спросил недовольно, выпрямившись на руках.       — Где для вас непонятное в словах «никто без моей воли»?       — Ты шутишь? — Сатору нахмурился. Желание уже отчётливо натянуло штаны, и самым естественным было вставить уже в неё и сделать то, ради чего они лежат здесь.       — Я не могу запретить хозяину распоряжаться полем так, как ему заблагорассудится, но…       — Но? — требовательно спросил Сатору. У неё красивая фигура. Не слишком округлая, но очень изящная. И кожа на ощупь как шёлк, а нежный аромат щекочет ноздри и вызывает желание зарыться носом в волосы…       — Но не сломайте свой плуг, если на поле слишком много камней.       — Предлагаешь сперва его расчистить? — Он снова лёг на неё, запустил руку под юкату, заскользил по спине к ягодице. — Тогда расслабься и позволь это сделать.       — Ваши слова на свадебном пиру оказались камнепадом, сюдзин. Не думаю, что вы сможете так быстро убрать эти камни.       Нет, она точно не шутила! Раздражённо выдохнув, Сатору перекатился на спину, вытянулся на футоне.       — Я должен извиниться? — он повернул к ней голову.       — Искренне, — ответила Сёко и вернула юкату на место.       — Но я сказал то, что думаю. Даже сейчас я считаю так же.       — Благодарю за искренность. — Она отвернулась от него и укрылась. Сатору сел. Потянул за плечо.       — Чего ты от меня ждёшь?       — Не признания в высоких чувствах, — саркастично ответила Сёко. — Хочу, чтобы вы поняли, как сильно меня оскорбили.       — Невозможно оскорбить правдой, — надменно протянул Сатору. Возбуждение нехотя спадало, хотя желание вжать её в футон, подмять под себя и мощными, резкими движениями бёдер выбить эту гордость скрутило резким спазмом низ живота.       — Возможно, когда вы начнёте видеть что-то вокруг, помимо себя, вы сильно удивитесь тому, как легко оскорбляются люди на то, что вы считаете правдой.       Она опять отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Сатору закатил глаза, цыкнул. Жаль, до утра нельзя уйти. Но все ждут от них исполнения супружеских обязанностей… Коварно улыбнувшись, он сказал:       — Позаботься о доказательствах того, что мы провели ночь: я не собираюсь резать себя ради того, чтобы все на утро сочли тебя моей женой.       Девушки боятся крови. Конечно, она предпочтёт отдаться ему, а не… Сёко села, достала из-под футона тонкий кинжал, задрала юкату, обнажив бедро, и хладнокровно провела по внутренней поверхности бедра, оставив неглубокую царапину. Сатору сглотнул и твёрдо решил, что его жена явно безумна.