Репейник и лилия

             Утром у Сатору ожидаемо гудела голова: пить он особо не любил и не умел. Причина, по которой напился, преспокойно спала рядом, за всю ночь даже не повернулась. Он не собирался дожидаться, пока выспится — начал тыкать пальцем в плечо, снова и снова, пока она не заворчала недовольно. Легла на спину, укоризненно посмотрела.       — Выспалась? — сладко улыбнулся Сатору, подпирая щёку ладонью. Милая родинка под правым глазом привлекла внимание, и вообще Сёко выглядела очень даже хорошо. Его жена.       — Уже пора вставать? — И голос после сна у неё мило сипел. Никакой гордости сейчас не было и в помине, перед Сатору лежала юная девушка, и он отстранённо понял, что впервые просто лежит с девушкой в одной постели. Её вчерашний ультиматум сейчас звучал смешно, а тело рядом с ней против воли начало реагировать на близость.       — Нет. Ещё есть время для утренних радостей, — протянул он игриво и погладил ворот её юкаты. Сёко нахмурилась и решительно убрала руку.       — Я не помню ваших извинений. Может, вы произнесли их, пока я спала?       — Ты опять об этом? — скривился Сатору. Игривый настрой сдуло сквозняком в её голосе.       — Я не привыкла отказываться от своих слов.       — И долго собираешься упорствовать? — Он сел, подтянул к груди ногу, согнутую в колене. Склонил голову набок: одеяло сползло с Сёко, обнажив по пояс.       — Я не упорствую, сюдзин, — сухо ответила Сёко, тоже садясь. Ей было явно некомфортно разговаривать, глядя снизу вверх. — Вы публично меня унизили в день свадьбы. Я заслуживаю ваших извинений и вашего уважения.       — За что мне тебя уважать? Я тебя совсем не знаю. — Сатору окинул её демонстративным взглядом. — Поубавь гордость, покорная жена должна принимать со смирением любое решение своего мужа. И внемлить любому его слову.       — Покорней жены, чем я, вы не найдёте, сюдзин, — почти пропела Сёко, ласково улыбнувшись. Закончила так же нежно: — Но только за пределами этой спальни.       — А здесь?       — Здесь вы позволили мне говорить свободно. Или желаете взять свои слова обратно?       — Нет, — раздражённо бросил Сатору. Встал — желание валяться испарилось. Как с этой… этой демоницей невозможно просто лежать рядом! Взгляд упал на потемневшее пятно крови, размазанное по белоснежным простыням — насмешка над тем, что сегодня ночью он так и не получил своё. Сёко тоже посмотрела. Показалось, что на губах мелькнула тень улыбки. Издевается над ним, что ли?! Согнувшись пополам, Сатору двумя пальцами взялся за подбородок и процедил:       — Я позволил тебе говорить что думаешь, но это не значит, что буду терпеть твои речи.       — Если не понравится, накажите? — ответила она дерзко. Глаза в глаза, и Сатору сдался первым. Приглушённо цыкнул и отпустил. Желание всыпать десяток ударов палками вспыхнуло в сознании и угнездилось там.       — Если понадобится — накажу, — угрюмо сказал он, признав, что в этот раз она опять его переиграла.       Сатору вышел из спальни спустя час, и сохранял невозмутимое выражение лица весь день, выслушивая осторожные поздравления старейшин. Он хотел вспылить, но при мысли о ледяном лице Сёко сдерживался. Даже Сугуру избегал, улыбаясь на поздравления и принимая из чужих рук очередное отёко. Второй день клан Годжо гулял, и впереди был третий , а Сатору впервые чувствовал себя не в центре внимания, хотя было как раз наоборот. Напиться сегодня уже не вышло, да он и не стремился. Сёко улыбалась робко и смущённо, ну, просто Амэ-но Удзумэ . Сатору кривил губы, глядя на неё.       — Не вижу счастья на твоём лице, — ехидно протянул Сугуру. Небо постепенно натягивало, вот-вот начнётся сезон дождей.       — Лучше молчи. — Он даже другу не мог признаться в своём позоре. Поддался на уговоры девчонки, уступил. Сегодня точно сделает своей, и никакие слова и обещания её не спасут. Вон, сидит во главе стола, само смирение! Фыркнув, Сатору отвернулся.       — Она не похожа на убитую горем и напуганную новой ночью невесту, — продолжил Сугуру, рассматривая Сёко. Сатору тоже смотрел, их взгляды встретились, и она тут же опустила глаза, как подобает покорной жене. Лицемерка. Тяжело вздохнув, Сатору поджал губы, вскинул подбородок и окатил собравшихся старейшин надменным взглядом. Они добились своего, и он своего добьётся, не будь он Годжо Сатору!       В свете андона тени казались мягкими, смазанными. Сёко уже лежала, снова отвернулась спиной. Раздражённо выдохнув, Сатору лёг рядом, решительно обнял и повернул. Придавил к футону, держа поперёк талии.       — Хватит игр. Сегодня ты станешь моей, — сказал, не чувствуя ни капли желания. Откуда ему взяться, когда на тебя смотрят с таким холодным равнодушием? Сатору не понимал, почему его чары на неё совершенно не действуют.       — Если так желает сюдзин, — спокойно сказала она и развела ноги. — Только сделайте это быстро.       Сатору не читаемо смотрел в покорное лицо и представлял, как сплёвывает яд от злости. Какое удовольствие насиловать собственную жену? В насилии вообще нет удовольствия, если только оно не по договорённости и к общей радости. Сёко явно не была настроена играть в жертву и насильника. Фыркнув, он отвернулся, натянул одеяло на плечо и потушил андон. Первые тяжёлые капли упали на крышу.       Чем сильнее начали идти дожди, тем сильнее стало расти раздражение Сатору. Прошло уже восемь дней, а Сёко до сих пор играла идеальную жену на людях и превращалась в язвительную демоницу в спальне. Слуги начали шептаться, заткнуть им рты было невозможно. Наверняка уже начали подозревать, что между супругами в спальне происходит не то, что должно происходить.       — Куда ты собрался? — небрежно спросил Сугуру, когда Сатору вышел во двор в неброской одежде.       — В город, — ответил тот отрывисто.       — Зачем? — Сугуру отлип от стены дома, которую подпирал, подошёл. — В последнее время ты слишком напряжён. Жена так сильно выматывает ночами?       — К ёкаям в пекло! — обречённо выплюнул Сатору. Ущипнул себя за переносицу и жалобно протянул: — Она вообще меня не выматывает!       — Это как? — опешил Сугуру. Но вот развеселился, склонился к уху: — Ты что, хочешь сказать, что вы ещё ни разу?..       — Да, именно это я и хочу сказать! — огрызнулся Сатору и угрожающе добавил: — Лучше молчи!       — Молчу, — благодушно согласился Сугуру, но искры в глазах обещали множество ехидных словечек. — Что, даже вот так не получилось? — Он показал небольшое расстояние между большим и указательным пальцами. Сатору побагровел, крылья носа начали трепетать. — И каждую ночь ты лежишь рядом, как монах? — Ладони сжались в кулаки. — Никогда не замечал за тобой такой тяги к добродетели…       — Ещё одно слово… — угрожающе протянул Сатору, нависая над Сугуру. Но тот поднял руки, давая понять, что сдаётся.       — И в город ты едешь… чтобы что? Развлечься?       — Отвлечься, — мрачно подтверждает Сатору. Видение красивых, а главное — покорных и на всё согласных — девушек разлило внизу живота приятное тепло. Он сбросит напряжение и сможет спокойно ложиться в одну постель с демоницей. Она точно явилась ему из преисподней, как ещё можно объяснить тягу, которая начала у него просыпаться?! Часами лежал рядом и смотрел на плавный изгиб бедра или небольшую грудь, чётко проступавшую сквозь тонкий хлопок юкаты. А её запах: кожи и тонких духов… Сугуру во всём прав — он не монах и никогда им не был. В конце концов, ему всего девятнадцать, разве это не возраст, когда хочется предаваться весенним утехами со всем упоением?! Вырастет, и перестанет хотеть, но сейчас-то хотелось!       — Сатору-кун, — вкрадчиво начал Сугуру. Сатору с подозрением посмотрел на него: ничего хорошего этот тон не обещал. — А как ты думаешь, кто-нибудь сможет донести, где ты проводишь время?       — Пусть доносят, кому какое дело? — надменно бросил Сатору.       — Но не ты ли публично обещал не слезать со своей жены, пока она не понесёт? Не решат ли, что ты разбрасываешь семя понапрасну и вспахиваешь пустые поля?       От слов про поля и семя Сатору передёрнуло. Разочарование отразилось на вытянутом лице, но быстро сменилось гневом.       — Я что, не могу посетить весенний дом? — звенящим от напряжения голосом протянул он.       — Боюсь, не можешь, — сокрушённо вздохнул Сугуру. Подмигнул и по-лисьи улыбнулся. — Но я сделаю это за тебя и обязательно передам привет девушкам. Скажу, что пока ты занят делами клана.       Бросив злобный взгляд, Сатору раздражённо фыркнул и отправился обратно в дом. Немыслимо! Надо покончить с этим сегодня, хватит тянуть! Она хочет, чтобы извинился?! Да за что?!       — Позови Сёко-сан! — рявкнул первому попавшемуся слуге. Извиняться. Если она не выполняет свой супружеский долг, кто она?       — Сюдзин звал меня?       — Да! — рявкнул Сатору, резко повернувшись. Выдохнул, пытаясь успокоиться. Негоже показывать истинный характер их отношений, когда вокруг столько лишних ушей и глаз. — Подойди, — сказал мягче. У неё изящные ступни, меньше его ладони в длину. Красивые женские пальцы на ногах были его слабостью, тут стоило похвалить Ками, что Сёко не снимала таби.       — Я не знаю, чем ты занята днём, — сказал он, чтобы начать хоть какой-то разговор. И правда не знал. Не интересовало.       — Принимаю дела поместья, сюдзин. Оно очень большое, мне понадобится немало времени, чтобы вникнуть.       — Ты занимаешься этим одна? — Сатору приподнял бровь.       — Нет, сюдзин, мне помогают глава над прислугой и над садовниками. Вы ведь тоже не занимаетесь делами клана в одиночку?       Щека Сатору дёрнулась. Вопрос на самом деле прозвучал глупо. Она — жена главы клана, конечно, у неё будет множество помощников.       — Вероятно, к вечеру ты сильно устаёшь, — протянул он, обаятельно улыбнувшись. Надо пустить все свои силы на то, чтобы очаровать непокорную девчонку. У них просто не было времени на лёгкие разговоры ни о чём. Сёко нахмурилась, настороженно посмотрела на него, а ведь должна была покраснеть! — Прости, что так требователен вечерами. Я не думал, что ты можешь просто хотеть уснуть, вместо того, чтобы ублажать меня.       Брови Сёко сошлись на переносице. Всем своим видом она говорила: «Что ты несёшь?!» Но вот лицо прояснилось. Она склонила голову с лёгкой улыбкой и почтительно проговорила:       — Исполнять ваши прихоти и ублажать вас — моя прямая обязанность, сюдзин. Ведь вы ясно дали понять, как важен для вас наследник. И я буду счастлива отдавать всю себя столько раз, сколько потребуется, только бы исполнить свой долг перед мужем и кланом.       — Обязанность, — повторил Сатору. — В таком случае я могу рассчитывать на твою готовность исполнить долг сегодня?       — Разве у этого вопроса может быть несколько ответов? — Сёко снова поклонилась. Сатору скрипнул зубами и отпустил её взмахом руки.       К вечеру вернулся донельзя довольный Сугуру. От его вида Сатору отчётливо представил, как запихивает в его глотку лимон и заставляет прожевать. В спальню шёл, горя решимостью, которая испарилась при виде спины Сёко. Да она издевается над ним! Ну точно, издевается!       — Ты сказала, что готова исполнить сегодня свой долг.       Он не ложился пока. Дождь вовсю барабанил по крыше. Сёко повернулась, насмешливо улыбнулась:       — Разве я ответила на ваш вопрос, сюдзин?       Сатору потерял дар речи. Застыл посреди спальни с широко распахнутым ртом. Нахалка! Да как она!.. Он не верил своим ушам, а Сёко явно наслаждалась его видом. Мысленно пообещав ей все виды казней, которые знал, Сатору лёг, завернулся в кокон из одеяла и шумно выдохнул носом. Поймать её на слове. Просто поймать на слове, так же ловко, как поймала его она.       Утро Сатору началось с тренировки на мечах. Вскоре начали поговаривать, что наследник стал усердно заниматься, чего прежде за ним не водилось. Старейшины списали всё на влияние молодой жены — наверняка он хочет красоваться перед ней отличной физической формой. Сатору не выезжал к продажным девкам, почти всё время проводил за делами поместья и вообще стал вести себя, как и подобает отпрыску уважаемого клана. Всё-таки старейшины сделали верный выбор — так решил весь клан, выдохнув. Двадцать дней прошло, а наследник не исполнил ни одной возмутительной выходки.       Поймать Сёко на слове оказалось сложнее, чем выловить карпа голыми руками в мутной воде. Она пресекала любую попытку, заставляя снова и снова тренироваться в двусмысленностях. Сатору начал находить азартное удовольствие в их постоянных пикировках, которые становились чаще на людях и практически сходили на нет в спальне.       Дождь ненадолго перестал, капли блестели на ветках и срывались вниз. Сёко шла под красным зонтиком, который над ней нёс Сатору. Хрупкое перемирие, хотя бы внешнее, постепенно укрепляло свои позиции.       — Кто учил тебя быть такой дерзкой? — спросил Сатору, рассматривая её изящный профиль. Каштановые волосы лежали на спине гладкой волной, по краям пряди были коротко, по подбородок, пострижены. Сёко почти не носила украшения, но они ей и не требовались. Приятная внешность не нуждалась в дополнительном обрамлении, тем более, если рядом он. Помедлив, Сёко ответила:       — У меня трое братьев. Если бы я не научилась давать отпор, мне пришлось бы очень туго.       — Они обижали тебя? — Сатору рос один, Сугуру — не в счёт.       — Нет, они меня любят. Просто… это вечное соперничество между братьями и сёстрами… — Она пожала плечами, без слов говоря: вам не понять.       — Ты больше не дома, — сказал он, останавливаясь. — Не с кем соперничать, некому что-то доказывать.       — Разве? — она подняла на него глаза. Этот дерзкий взгляд, который он видел только в спальне, всколыхнул привычное раздражение.       — Я — твой муж.       — Знаю.       — Хочешь сказать, что это ничего для тебя не значит? — Он стиснул бамбуковую ручку зонтика.       — А что для вас значит то, что я ваша жена?       — Значит то, что я могу сделать так, — выдохнул он, стремительно прижимаясь к губам губами. Зонтик заплясал в руке, покачнулся, скрывая их от посторонних взглядов. Сёко плотно стиснула губы, не ответила, но он и не ждал. Выпрямился, тяжело дыша. Даже этим её не удалось смутить?! Нет, лёгкий румянец коснулся щёк, но, как оказалось, это румянец гнева.       — Вы пользуетесь тем, что здесь я ничего не могу вам ответить, — выдохнула она.       — Да, — признал Сатору. Хмыкнул. — Знаешь, а мне понравилось. Может, повторим, м?       Он потянулся к ней, но она упёрлась в грудь и вдруг умоляюще, звонко воскликнула:       — Ох, сюдзин, прошу, не делайте так больше! Моё сердце не выдержит! От стыда, что нас могли увидеть, я вот-вот потеряю сознание! Перед глазами уже темнеет!       — Какой нежный у меня цветочек, — проворковал Сатору и решительно обнял за талию. — Позволь, я отнесу тебя в спальню. Вижу, что ты правда побледнела и едва стоишь на ногах.       Зонтик полетел на землю, Сатору подхватил Сёко на руки и понёс в дом, широко улыбаясь. Она почти ничего не весила и едва касалась руками его шеи. Дыхание согревало, и сердце стучало громче и быстрее привычного, пока он шёл.       — Присмотрите за госпожой, она не слишком хорошо себя чувствует, — велел служанкам.       — Послать за лекарем?       — Думаю, не стоит. — Сатору поймал взгляд нахохлившейся Сёко и нежно пропел: — Сёко-сама, вероятно, слишком буквально поняла значение «долг перед кланом», поэтому часто трудится до изнеможения. — Он погладил её щёку, вздохнул с сожалением. — Я буду следить, чтобы ты не перетруждалась.       Он коварно улыбался, покидая спальню, потому что мог поклясться, что заметил смятение в её тёмных глазах. Которое никак себя не проявило ночью. Кровь закипала от близости к ней и невозможности коснуться. Сатору проклинал собственное благородство, которое проявил в самом начале. Но теперь отступать было поздно, ведь получится, что он — не хозяин своему слову.       — Сатору-сама, прибыли рыбаки из южной деревни.       Помощник смотрел на хмурого хозяина, мрачно стучавшего пальцами по столу. В последние дни находиться рядом с ним было сродни медленной казни: Сатору-сама молчал, но воздух гудел от напряжения. Шёпотом передавались какие-то немыслимые слухи, связанные с Сёко-сан, но их боялись повторять вслух. И Сугуру-сан, как назло, третий день пропадал в весеннем доме и на все просьбы вернуться никак не реагировал.       — И что, их некому принять?       — Они молили о личной встрече с вами. Хотели поблагодарить, что снизили пошлину в этом году.       — Я помню, что там прошёл тайфун. Что можно собрать с нищих? — надменно протянул Сатору. — Пусть поблагодарят кого-нибудь из старейшин, у меня нет времени их выслушивать.       Сатору не заметил, как помощник вышел. У Сёко начались лунные дни, и пять ночей они спали раздельно. Он не заметил, как привык, что она рядом, и постоянно чувствовал какую-то неприятную пустоту и жжение в груди. А ещё смущало, что он вообще должен знать, когда у неё женские недомогания. Не задумывался, что они, вообще-то, проходят у всех женщин, и рядом постоянно находится кто-то, в этот момент испытывающий… Фу, гадость! Сатору скривился, подавил рвотный позыв.       — Нагулялся? — спросил ехидно, когда порог кабинета переступил Сугуру.       — Завидуешь? — Он зевнул, потёр шею и сел на дзабутон перед столом. Потянулся к фруктам, но Сатору хлопнул по руке веером.       — Ты знаешь, что ежемесячное недомогание у женщин может длиться целую неделю?       — Фу. Зачем ты вообще мне это говоришь?       — Затем, что я не хочу один жить с этим знанием. — Сатору печально вздохнул, откинулся на руке. — Сёко спит отдельно уже несколько дней.       — Соскучился? У вас наконец что-то сдвинулось с места? Или… — Сугуру повёл бровями, — кто-то уже запустил своего змея в пещеру наслаждений?       Сатору медленно и с наслаждением убил его взглядом.       — Ох, а я, кажется, буду сегодня крепко спать. Такая лёгкость… но эти девицы меня вымотали. Там появилась парочка новеньких юдзё, ты бы оценил…       Сатору не хотел никого оценивать. Он хотел взять наконец то, что принадлежит ему, сбить спесь и равнодушие с красивого лица. Увидеть отклик, восхищение. Почему все девушки и женщины почти теряли сознание при виде его улыбки, а она только смотрела насмешливо. Чем её пронять?!       — Ого! — вдруг с восхищением протянул Сугуру. — Сатору-кун, ты, кажется, по уши влип.       — В дерьмо, я знаю, — уныло ответил Сатору.       — Не-ет, этому я бы дал другое название. — Сугуру свёл пальцы домиком и торжественно сказал: — Ты определённо начинаешь испытывать к жене нежные чувства.       Сатору недоверчиво скривился. Лихорадочный бред. Он даже потянулся и потрогал холодный лоб друга.       — Мне кажется, ты перетрудился и, помимо семени, оставил в весеннем доме мозги.       — Я по крайней мере от души его расплескал, — хмыкнул Сугуру и увернулся от увесистого подзатыльника. Сатору решил, что пора менять тактику и переходить к более настойчивым действиям, ведь ещё месяц он просто не выдержит: либо взорвётся, либо наплюёт на всё и возьмёт Сёко силой. Но этот вариант — отлично понимал Сатору — приведёт к тому, что у них никогда не будет нормальных отношений.