Бессонница в летнюю ночь

      🎵       — Ну давай ещё раз! Я понимаю, что ты устала, милая. И не делай такое лицо! — с воодушевлением уговаривал Тэхён. — У тебя прекрасно получается! Три-четыре…       «Summertime and the livin' is easy», — запел он снова, довольно изящно аккомпанируя на чуть расстроенном фортепиано.       Хана старательно подпевала — пусть и не таким бархатным и тёплым, словно летняя ночь, голосом, как у любимого человека. Но она тоже старалась. Вот же дёрнуло её подпеть именно этой песне! Нашлась джазовая певица… Но мелодия была такая томительная, женский голос такой высокий и хрустально-чистый, что всё произошло как-то само собой.       И когда это случилось — а они с Тэхёном тогда лишь полтора года вместе жили — мужчина сделал музыку почти неслышной и такими восторженными глазами на неё посмотрел, что Хана едва не умерла от любви.       — Ты ж моя красавица! Как хорошо! Ты такая талантливая!       И с того вечера Тэхён решил, что они непременно споют дуэтом.       🎵       — Ты бе-еси-ишь меня! — как кот шипел Чонгук, глядя прямо в большие глаза напротив. — Специально так делаешь, да, падла? Вот сколько я тебя знаю, ты хоть бы раз не будил меня утром! Подбрасывает тебя рано — так и оставь меня-то в покое! На кой хер ты устраиваешь это? Петь хочется в семь утра?! Певец, блять, нашёлся!       Партнёр даже не собирался удостоить его ответом — во-первых, да, хотел петь. Во-вторых, Чонгук его тоже бесил. И в-третьих, мужик сам пел почти всё время. Ну как пел… Мурлыкал негромко под нос, но это точно было ритмично и похоже на песню. Так какого хера Бесу предъявлять?! Он потянулся, не оборачиваясь, ушёл в спальню и с прыжка улёгся.       Но оба парня понимали, что это такая сложная, бесячья — но любовь. И когда ночью Гук говорил чуть хрипло, устало: «Иди ко мне» и протягивал руку, то Бес не мог сопротивляться. Никакие обиды не смогли бы его удержать, чтобы не положить голову на гладкую широкую грудь, ощущая, как бьётся под его вибрирующим от удовольствия телом сердце любимого человека.        — Мой Бес, что б я без тебя делал… — почти засыпая, говорил Чонгук.              Вечера были очень жаркие. Но ночь наступала быстро, роса падала почти мгновенно — и сразу из садов тянуло сыростью, прохладой. Чонгук спал совершенно голым, раскинувшись возле открытого окна.       Дождавшись, пока Гук заснёт, Бес шёл на кухню и садился на подоконник, рассматривая соседний дом. Вот кто любил петь, если уж докапываться, так это их соседи. Весь вечер воют в два голоса перед открытыми окнами. Но Гуку-то это неизвестно: он приезжает, негромко урча своим байком, слишком поздно, когда соседи уже соблюдают режим тишины. Послушал бы разок, как эти двое вытягивают «Summertime», вообще бы взбесился!       Но наверное здесь, на старой окраине, где новые дорогие таунхаусы соседствовали со столетними добротными домами, песня с аккомпанементом фортепиано звучала очень гармонично. Бес рос в интеллигентной семье, поэтому «Колыбельную Клары» слышал не впервые в своей жизни. Однако эти соседи злоупотребляли его слуховым доверием — слишком часто звучали переливы вступления. Так что если определять, что бесит Беса сейчас больше всего, так это вечера, когда Гук ещё не вернулся с работы, а неугомоные соседи уже затевали петь, как им легко живётся летней порой.       🎵       Хана нередко бывала одна. И когда она ходила по их с Тэхёном дому, то с интересом поглядывала на окна соседей — там было неизменно тихо. Иногда чуть колыхались жалюзи в окнах на первом этаже. А вот поздними вечерами дом ненадолго оживал: приезжал красивый парень на мотоцикле. Он старался не шуметь, но тонкий слух Ханы улавливал лёгкий рокот двигателя. Она подходила к двери и прислушивалась.       — Что там, милая? — неизменно спрашивал Тэхён, оторвавшись от работы, но Хана тут же переводила тему. Она не была ревнивой, но всё-таки.       А сегодняшняя ночь была какой-то совсем другой. Для начала резко похолодало — с гор спустился туман, промозглый ветер весь день нагонял тоску и забирал зной. Парень-сосед на мотоцикле не приехал, а Тэхён весь вечер ходил какой-то смурной. Потом выпил таблетку и довольно рано лёг спать.       Хана полежала немного рядом с ним, вздыхая и любя, но сон не шёл. Она встала и в темноте прильнула к окну в гостиной: луна грустным глазом рассматривала холодную ночь, время от времени прикрываясь рваными тучами. И тут Хана услышала грустный, безысходный, одинокий плач. В сердце защемило. У неё не было своих детей, но она была заботливой, нежной. Волнением сжало грудь. Неслышной тенью она скользила вдоль стен, чтобы услышать, откуда донёсся звук. Какое-то время было тихо… Но вот снова кто-то заплакал — ещё сильнее, ещё надрывнее. Хана сама чуть не заплакала, когда почувствовала, как плохо кому-то рядом с ней.       Стараясь не шуметь, она шмыгнула через маленькую дверь в сад и тут же зажмурила глаза: сухая беззвучная молния озарила мир. Гроза была ещё далеко — гром глухо зарокотал через несколько секунд. Но мертвенная белизна холодной ночи испугала не только Хану — неизвестный голос заплакал с новой силой. Она метнулась на звук и с удивлением остановилась. В тёмном соседнем доме кто-то был. И этот кто-то плакал от одиночества… Неужели тот мотоциклист кого-то оставил? Бросил? Как можно…       Хана бесстрашно пробежала по сырой траве, уже не испугавшись новой вспышки небесного огня, и подошла вплотную к чужой двери, едва коснувшись её.       С другой стороны она услышала чужое дыхание — очень быстрые вдохи, тоскливые краткие выдохи. Её обнаружили сразу.       — Кто здесь? — спросила она как можно нейтральнее, чтобы не испугать того, кто был так одинок.       Несколько мгновений из-за двери доносились только звуки дыхания. Неизвестный не решался принять чужое сочувствие или помощь.       — Я не обижу тебя, поверь. Я слышала твой плач. Если помощь не нужна, то я уйду. Мне уйти? — так же тихо объясняла она.       — Н-не уходи… — наконец прозвучал ответ. И кроме тоски в голосе явно слышалась сильная дрожь. Это как нужно испугаться, чтобы так стучать зубами?       — Пусти меня! Я помогу… или обниму, — чуть смутившись, дополнила Хана.       — М-мне оч-чень х-х-холод-д-дно. Заходи б-быстрее, — попросили из-за двери.              Хана, как таран, влетела в дверь кухни и замерла.       Он был напуган так, что не мог вздохнуть, дрожал от холода и страха и не отводил взгляда.       — Как тебя зовут, юноша? — как можно добрее спросила она.       — Я Б-бес, — чуть сильнее дёрнул он головой.       — А я Хана, — улыбнулась она, стараясь скрыть своё удивление от звучания его имени. Бес? За что так? — Ты один? Где твой мотоциклист?       — Чонгук? Байкер. Он… он не приехал сегодня, — постарался звучать независимо, но всё выдавало обиду и тоску — грустные большие глаза, вздрагивающее тело.       — Где твоя кровать? — огляделась Хана.       — Да уж не на кухне, поверь, — ещё независимее ответил Бес. — Показать?       — Покажи. Я помогу тебе уснуть, ты весь дрожишь, — она аккуратно подошла очень близко к чужому лицу. — Ты не боишься меня?       — Нет, — твёрдо ответил он. — Я чувствую твою доброту. А твой… певец? Вы не пели сегодня.       — Не волнуйся, он спит. У него голова болела вечером, так что обошлись без песен, — улыбнулась Хана.       — За мной, — сказал Бес и пошёл первым, дрожа всем телом.       В спальне постукивала рама настежь открытого окна. Кровать большая, удобная, но одеяла не было — видимо, из-за жары, что стояла почти две недели, никому не приходило в голову накрываться. Её Тэхён тоже предыдущие ночи спал лишь в трусах.       — Тут очень холодно. Есть ещё кровати?       — Да, в гостиной диван.       — Давай там посмотрим.       Обивка дивана была мягкая, как короткая шерсть. Хана легла под внимательным взглядом хозяина и позвала:       — Иди, я тебя согрею.       Бес всего секунду колебался. Он завозился, устраиваясь в её тёплых объятиях, прижимаясь к чужому животу всей спиной. Хана не чувствовала никакого неудобства — ведь она просто согреет его, успокоит и поможет заснуть. Молнии за окном вспыхивали всё чаще.       — Ты боишься грозы, Бес? — прямо в чужое ухо прошептала она.       — Да, боюсь, — признался тот.       — Тогда я останусь. А твой Чонгук вернётся?       — Конечно! — повысил голос Бес. — Он обязательно придёт… Я просто не понял когда. Скорее всего, он мне что-то говорил. Но я не запомнил. Знаешь, мы с ним часто ссоримся.       — Почему? Вы не любите друг друга?       — Любим, конечно… Но я просыпаюсь рано, а он поздно. Я вроде бы тихо себя веду… но получается, что всегда… его… бужу…       И Бес засопел, чуть подёргивая щекой во сне.       Хана глубоко вздохнула и тоже поудобнее уложила голову. Её Тэхён с ней не ругается, он очень добрый.       🎵       Хана проснулась и увидела, что Бес куда-то подевался. Она глянула в окно — едва рассвело. Потянулась, зевнула от души и позвала негромко:       — Доброе утро!       — Привет, Хана, — чуть улыбнулся он, выходя из кухни. Бес сегодня выглядел хорошо: глаза спокойные, поджарое тело не дрожало. — Я очень благодарен тебе. И прости, пожалуйста, за вчерашнее — я вёл себя как малыш. Ну… Я постараюсь больше не делать так.       Он был смущён своей вчерашней слабостью. Но Хана вела себя так легко, что и ему стало легче.       — Да о чём ты… У каждого бывают грустные дни. И ночи. Я побегу, а то мой Тэхён… Ой. А твой вернулся?       — Пока нет, — сразу нахмурился Бес. — Но ты не волнуйся! Он придёт. Да ты и сама услышишь, как он мурлыкает на своём байке.       Ну что ж, можно уходить.       — Бывай, братишка! — прислонилась она щекой к чужому лицу.       — Бывай, сестричка, — отозвался Бес.              🎵       Вернувшись домой, Хана, не скрипнув ни одной половицей, легла в постель и дождалась, когда проснётся Тэхён. Её отсутствия он не заметил.       

      🎵🎵