Звезда тёмного неба

      Гром за окном подобен предвестнику чего-то ужасного. Окна дрожали от сильнейшего ветра и дождя, который не прекращался с самого обеда. В помещении было невыносимо холодно, поварам, больным солдатам, которые не решились участвовать в экспедиции, и врачам приходилось одеваться в разы теплее, чем обычно, закутывая себя во все возможные одеяла и кучу слоев одежды. В лазарете пугающе скрипели двери и трещали окна, слышны тихие разговоры и звон стеклянных банок, которые расставляли врачи, занимаясь уборкой. Так будет гораздо легче найти нужные препараты, чтобы излечить раненых солдат.       Эрсель было совсем неспокойно. Раздражала каждая мелочь: от ходячих рядом людей до неприятных погодных условий за окном. Всё мешало собраться с мыслями, а у неё их целая куча и, к сожалению, не самых приятных. Разбирая баночки с самыми различными лекарствами — от снотворного до лечебных трав, она старалась отвлечься, вслушиваясь в каждый шорох, в надежде, что следующим будет скрип входной двери и крики солдат, которые должны были вернуться с экспедиции еще час назад. Время близилось к ночи, рабочий день врачей военного лазарета давно окочен, но они верно ожидали раненных, думая над тем, чем можно себя занять и не думать об огромных потерях на очередной вылазке. Волнение витало в воздухе, устал здесь каждый, но по сравнению с чувством долга это мелочи.       — Чего зависла, Эрсель? — окликнул девушку знакомый голос, вырывая ее из пугающих мыслей. Ильза неожиданно подошла к ней сзади и положила смуглую ладонь на небольшое плечико, заметив, что подруга застыла с банкой йода в руках.       — На сердце неспокойно… а если с ним что-то случилось? А если сегодня вновь много жертв? — на выдохе ответила рыжая, потупив огорченнный взор в деревянный старый пол.       Ильза аккуратно обняла ее, крепко прижимая к своей груди. Самой не менее страшно. Можно хоть всю жизнь работать врачом в таких условиях, но к виду медленно умирающих в муках людей не привыкнешь никогда. И как бы сильна не была девушка на вид, но сама тревожилась не меньше подруги.       — Я понимаю. Слепо верить в хороший исход бесполезно, потери будут всё равно. Просто будем ждать. Не могли же они все… — Ильза закончила фразу с тяжелым вздохом, ведь только начала уверять подругу в лучшем исходе, как сама усомнилась в нем.       — Пожалуй, мне стоит умыться и отвлечься. Я слишком накручиваю себя, — тихо заявила рыжая и, похлопав подругу в знак благодарности, отстранилась. Ноги держали с трудом, но нужно идти. Нужно хоть несколько минут побыть наедине с собой, чтобы страх так не терзал сердце.       В такие моменты казалось, что еще немного, и она не выдержит. Что-нибудь сотворит с собой или вовсе уйдет от всего этого. Бессонница стала мучить ее от постоянных экспедиций солдат.В последнее время они участились, как и смерти. Эрсель устало шагала по длинному коридору с невероятной слабостью в ногах, придерживаясь рукой за стену. Со времен постройки лазарета врачей стало в разы больше. Огромное количество людей носилось по коридору, готовясь к прибытию солдат.       Эрсель открыла дверь, та предательски заскрипела. Не очень-то и хотелось получить выговор от начальства за безделье. Она рывком забежала в одну из ванных комнат, закрыв за собой дверь на замок. Смотреть на себя в зеркало страшно. Волосы уже отрасли и небрежно растрепаны, лицо исхудало, а под глазами начали образовываться круги.       — Даже у Леви после годов бессонницы они не так велики, — разочарованно прошептала она, ожидая, когда нагреется вода, стекающая тонкой струйкой в раковину. Умываться ледяной в таком сонном состоянии все-таки не хотелось. Аккуратно сняла с себя медицинскую маску и перчатки, оставила на краю раковины. Только потянула ладони, чтобы намочить ими лицо, как послышался громкий скрип двери.       А за ним последовали крики, болезненные изнывания и тяжелые шаги. Пришли, не все умерли. Даже с запертой дверью она отлично слышала, что людей в широком коридоре лазарета навалом, даже пол гремел от них, как земля от титанов. Стало страшно. Страшно вновь видеть израненных солдат, которые искренне надеются на свое выздоровление, но как врач она прекрасно понимала, что иногда лечение невозможно. А еще было невыносимо страшно от мыслей о том, что среди раненых солдат может оказаться он. Ее капитан. Чуяло ее сердце, что сегодня он не отделался парой царапин и незначительных синяков.       Несмотря на весь страх, пришла в себя. Быстро умылась и уверенно открыла дверь ванной. Взгляд не знал, где остановиться. Слишком много людей, кто здесь смертельно ранен — не понять. Форма почти каждого солдата испачкана кровью, отчего взор бегал с одного на другого, пытаясь разглядеть. Работала быстро, услыхала, как Виктория закричала ее имя и позвала помочь и, несмотря на усталость и кашу в голове, тут же подорвалась с места, параллельно помогая тем солдатам, которые уже с трудом держались на ногах.       — Я обработаю ему раны, пока что помоги другим, — заявила она и подхватила Арлерта. Держала его с трудом за счет своей слабости, но все равно тащила в сторону одного из кабинетов, закинув его руку на свое плечо.       — Как ты? Идти можешь? — встревоженно поинтересовалась девушка, но в ответ услышала только тихое шипение, когда она тянула руку к спине солдата.       — Поняла-поняла… не беспокойся, сейчас тебя вылечим и будешь как новенький, — подбадривала она с тихой усмешкой. Армин издал лишь тяжелый вздох, и Эрсель зашла в один из открытых кабинетов, после чего бережно и неспеша усадила его на деревянную койку.       — Одежду сам снять сможешь или помочь? Где раны помимо спины?       — Думаю, смогу. А раны… пара незначительных царапин на ноге, сами заживут, — устало ответил Армин, облокотившись о холодную стену только головой, ведь спина невыносимо ныла от боли.       — Ох, Армин, не говори глупостей… Средств у нас хватит, обработаем тебе все до малейшей царапины! — напряглась Эрсель, пока солдат неспеша стягивал с себя военную куртку.       — А рубашку только расстегни, не снимай. Наверняка она прилипла к ране… — в ее голове полный бардак, ведь капитана в толпе не было, и тревога только усилилась. В коридоре шум и гам, врачей не хватало чтобы вылечить всех раненных сразу. Иногда она жалела, что не является восьмируким пауком, чтобы лечить хотя бы четверых за раз. Несмотря на весь страх и тревожащую мысль «Где же он?», делала все по заученной схеме, уже машинально. Быстро помыла руки в небольшом корыте и, схватив перекись, антисептик, йод и бинты, подбежала к больному. А последний не глуп, сразу повернулся к ней спиной, приспустив рубаху. Эрсель принялась за работу, ради которой несколько лет училась в столице. Тонкая струйка перекиси брызнула на и без того мокрую рубаху, а она неспеша снимал вещь, пока та не прилипла вновь. Армин, пусть и пытался казаться серьезным, но от усиливающейся боли все равно тихо шипел.       — Не стесняйся, милый. Я понимаю, как это больно, и тебе не стоит скрывать это. Вы же все еще совсем молодые, чего уж… — пытаясь разбавить обстановку, все подбадривала она, и сразу после обработки перекисью схватила в руки антисептик. Сквозь болезненное хныканье Армин ответил:       — Говорите так, будто бы вы совсем старуха… Но я ни в коем случае так не думаю! А касаемо ран… потерплю, не впервой, — он говорил тихо, совсем неуверенно, и тихонько фыркал от каждого ее касания.       — Ты большой молодец, что терпишь. Извини за такие вопросы, но… где капитан Леви? — все же решила поинтересоваться, бережно проходясь по раненой коже ватой с йодом.       — Он получил довольно много ран во время боя из-за того, что пытался спасти одного солдата из рук титана. Когда мы подошли к лазарету, я его уже не видел. Скорее всего решил, что нужно срочно доложить что-то главнокомандующему.       На душе стало в разы спокойнее от слов юноши, даже головная боль уменьшилась. Живой, живой все-таки… Радости не было предела, но казалось кто-то сегодня получит от рыжей ведьмы за то, что так небрежно относится к своему здоровью.       — Да вы, ребята, самые настоящие герои. Сейчас повяжу бинт, обработаю царапины на ногах и завтра явишься на перевязку утром и вечером, хорошо? — заботилась она, начав заматывать рану бинтом.       — Как скажете, — сдержанно ответил Армин.       — Другие ребята сильно ранены? Их много? — она встревоженно поглядывала на открытую дверь, за которой в спешке из кабинета в кабинет бегали коллеги.       — Около двадцати человек с серьезными ранениями.       — Ох… это не так много, как в прошлый раз. У вас заметный прогресс. Сейчас всем обработаем раны, а через неделю перевязок только небольшие ранки и останутся! — уверенно заявила Эрсель и только заикнулась, чтобы продолжить речь, как в дверях кабинета появилась еще компания раненых солдат, один из которых устало спросил:       — Поможете?       Девушка уверенно кивнула ему, будучи уже морально готовой к ночной работе, после чего легонько постучала ладонью по деревянной койке.

***

      Эрсель не первую минуту металась из одного кабинета в другой, обошла всю территорию и даже место для тренировок солдат. Они давно ушли в корпус, чтобы поесть и прийти в себя после тяжелой экспедиции, будучи с уже обработанными ранами. Только вот капитана нигде не видно и не слышно, а начальник собиралась закрывать лазарет, от этого ее останавливала только рыжая. Бегала туда-сюда, со второго этажа на первый, но его совсем нигде не было. А если что-то случилось? А если не дошел? Эти мысли только сеяли панику. Раздался тихий скрип двери, и она быстро спустилась по ступенькам, будучи полностью уверенной, что это начальник вновь явился выгонять ее отсюда. Но в дверях застала совершенно другой силуэт, чей плащ развивался от сильнейшего ветра.       Эрсель подорвалась с места, узнав в госте своего любимого капитана, и по привычке бросилась ему в объятия. Хотелось ругать его от злости, не прекращая ни на секунду, но не было сил выдавить из себя хотя бы слово. Для нее не редкость видеть, как сильнейший воин человечества без сил возвращается в корпус, а каждая часть его тела покрыта синяками, глубокими ранами и ссадинами. Она молчала. Казалось, терпению пришел конец, и нет никаких сил что-либо говорить. Но касания все прекрасно говорили за нее: девушка только на несколько секунд крепко прижала его к себе, так крепко, как только могла, а вслед за этим одним быстрым движением подхватила его за талию, закинув руку на свое плечо. У нее не было слов, чтобы выразить весь тот ужас и страх за него, когда он вновь возвращался с ранами, от которых оставались ужаснейшие шрамы.       Диалог не начался. Измученный тяжелой экспедицией Леви не находил в себе сил, чтобы сказать ей что-либо. Нет на это сил, но только подняв на нее взор полузакрытых глаз он понимал, насколько же дама его сердца сейчас зла. Для него уже стало привычным это: она заботилась, бережно обрабатывала раны и хвалила его, но и возмущениям место находила. Аккерман прекрасно понимал, какой страх овладевал ей во время каждой экспедиции, но выхода из этого нет. Может, в другой жизни он дал бы ей спокойствие и стабильность, но пока капитан таковым являлся и готов отдать свою жизнь, все это им не светило. Чувство вины накатило на него, вызывая легкую тошноту, хотя выражение лица спокойно как и всегда.       Рыжая спешила, но шла аккуратно и также придерживала любимого. Нервно оглядывалась по сторонам, прекрасно понимая, что нужно обработать раны как можно скорее. Не паниковала, уже привыкла. И решение пришло в голову само собой. Еще несколько шагов, и она ногой открыла скрипящую старую дверь, ведущую в ванную комнату.       — Подожди здесь, скоро вернусь. И прошу, не пытайся сделать что-то сам, это исключительно моя работа, — голос ее серьезен как никогда, она медленно усадила капитана на край ванны. А последнему совершенно не хотелось отпускать ее. Такая теплая, нежная и родная. Все, что ему было надо после очередной экспедиции за стены — почувствовать ее, хотя бы кончиками пальцев. Леви медленно спустил ладонь с шеи и облокотился о плитку. Стоило только открыть глаза, а врача и след простыл. Только быстрые шаги были слышны вдали, а вслед за ними шум двери. Ему удалось отвлечь себя от боли в правом боку, но как только он перестал думать о чем-то серьезном, а чудесная ведьма оставила одного на времени, как кожу вновь стало невыносимо больно колоть. Он уже привык, но это все равно безумно раздражало каждый раз. Из мокрых от дождя губ вышло только тихое шиканье, когда Леви скинул с себя плащ, куртку, а затем начал расстегивать рубашку. Такая многослойность бесила не меньше, чем боль от раны, к которой уже успела прилипнуть ткань рубашки. Стоило ему закончить с пуговицами и начать попытки отодрать ткань самому, как в дверях услышал недовольные возгласы:       — Леви! Ох, я же просила не трогать… Я сейчас все сделаю сама, а ты можешь занести какую-нибудь инфекцию, — обиженный и серьезный тон Эрсель отвлёк, когда она подбежала к капитану. Он глядел на нее, подобно провинившемуся ребенку или котенку, которого не на шутку напугали. Ответа не последовало, полную тишину прерывал звук струящейся из-под крана воды, которой врач смочила руки, после чего взялась за перекись. Движения ее даже быстрее, чем два часа назад, когда она лечила остальных солдат. Еще бы тут не торопиться. Столько времени пробыл непонятно где, а сам весь в собственной крови, словно пытался сделать что-то ужасное сам с собой, но не удалось.       Грязные вещи небрежно сброшены на пол, а обнаженный торс измотанного капитана был покрыт ранами и синяками, которые появились совсем недавно. Его бы воля, то улегся бы где-нибудь, отсутствовали силы даже ровно держаться. Расслабился, сложив руки на согнутых коленях. Леви сомневался, что в этот раз ему удастся отстирать белые штаны от своей же крови, но сейчас далеко не это главное. Всего лишь мимолетная мысль, которая разбавила остальные, заставляющие голову раскалываться.       Вся спина покрыта ранами, от копчиковой кости до самой шеи. Несмотря на боль, он держался. Не желал, а может и просто боялся снимать перед ней маску сильнейшего война. Только тихое фырканье и шипение изредка разбавляло тишину, когда рыжая обрабатывала антисептиком самые глубокие раны.       — Мы так и будем молчать? — серьезно сказал Аккерман, но не поднял взгляд на врача, которая как бешеная бегала вокруг него, с усталостью вздыхая. Параллельно обработке йодом не очень глубоких ран, утомленнная Эрсель еле слышно дала ответ:       — Леви, ты сам прекрасно знаешь, что я чувствую в такие моменты… — несмотря на лёгкую обиду, из-за которой между ними царило огромное напряжение, ее касания нежны. Ласково и неспеша проходилась по его коже, пока сердце бешено билось. Столько чувств овладевали ею: обида, небольшая злость, грусть и простое желание обнять его. Но понимание того, какую боль причиняло каждое касание, не позволяло этого сделать.       — Я ничего не могу поделать. Я обещал Эрвину, и если будет нужно… — язык не повернулся закончить предложение, сделать ей еще больнее. Но Эрсель догадывалась сама, и капитан, даже не смотря на нее, чувствовал, как стекала по исхудалой щеке первая слеза. А возможно, и не первая за этот день.       — Если будет нужно, то погибнешь. Я знаю, — дрожь в ее голосе прекрасно слышна, как бы она не пыталась ее скрыть. Ведьме хотелось бы так много сказать ему, подробно описать всю свою боль, но чувство вины не позволяло. Сама же потом будет винить себя и обзывать из-за того, что нагружала его после тяжелой экспедиции. Из-за легкой невнимательности или слишком подавляющих ее разум мыслей случайно задела особо глубокую рану, и тут же встревоженно начала:       — Прости, прости… Я не специально, честно, извини. Сильно болит?       — Не стоило бы мне говорить эти слова? — неожиданно выдал Аккерман, все никак не решаясь повернуться к ней лицом. Для него ведь огромный плюс, что она не видела ни единой эмоции на его лице. А у него их сейчас навалом. Давненько чувство вины не съедало его изнутри, вызывая самую настоящую тошноту. Эрсель не успела сказать ни слова, слишком увлеченная обработкой раны, а Леви сквозь тихое шипение от боли продолжил:       — Я не могу дать тебе спокойствия и стабильности, о которых ты грезишь. Не уверен, что мы сможем прожить с тобой до старости или что я вообще вернусь со следующей экспедиции. Знаю, что могу умереть. Но… — капитан замолк на несколько секунд, прикусив нижнюю губу. В такие моменты искренне сожалел, что не умел так открыто и без проблем рассуждать о своих чувствах, как возлюбленная.       — Но я понимаю, что ты делаешь все что можешь и очень стараешься, — словно читала его мысли, которые он не смог собрать в одно. Эрсель знала его давно, прекрасно знала его манеру общения и способ показать свою любовь, и никогда бы не стала мучить его, упрашивая прямо сказать о своих чувствах. За год отношений узнала каждую мелочь о нем. После тяжелого вздоха, собравшись с мыслями, она с тяжестью прошептала:       — Наш вчерашний разговор о кризисе в отношениях… Я ведь прекрасно понимаю, что ты имел ввиду совсем не то, что предложил мне. Леви, лучик, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы верить в такие слова, да и ты наверняка понимаешь, что я не идиотка, которая поверит во все. Не нужно выжимать из себя что-то, — рыжая на время повернулась лицом к нему, схватив двумя пальцами за испачканный кровью подбородок. Оставшиеся слова произнесла еще тише:       — Ты и без того просто отлично проявляешь свою любовь и я прекрасно знаю, как сильно ты не желаешь оставлять меня одну и делать мне еще больнее, — заметив бордовое пятнышко засохшей крови, она аккуратно вытерла его большим пальцем. А капитан взора не отводил. Карие глаза, подобно двум хрупким стекляшкам, слезились, по слегка красным щекам стекали слезы. Машинально потянул руку к ней и ласково вытер мокрые щеки. Такого зрительного контакта между ними не было уже давно, да и оба понимали, что пора наверстать упущенное, ведь учащенные экспедиции стали огромной стеной в их отношениях.       Леви словно влюблялся в нее по новой в такие моменты, когда спустя долгие дни разлуки мог не отрываясь смотреть на нее, наслаждаясь каждой секундой.       — Я… правильно говорю, Леви? — еле слышно поинтересовалась Эрсель и лишила его возможности еще хотя бы несколько секунд поглядеть на любимое лицо, отстранившись и начав разматывать тонкий бинт.       — Иногда я сомневаюсь в том, что ты не залезаешь в мои мысли, — сознался капитан в попытке разрядить напряжённую обстановку. Звонкий смех, который он услышал почти сразу, разошелся дрожью по всему телу. Он бы ввел его себе под кожу, как и каждое ее слово.       — Ха-ха, не зря же ты называешь меня ведьмой. Потерпи немного, я почти закончила, сейчас буду обматывать раны бинтами. Ничего не вывернул, не потянул? — с каждым словом голос становился все спокойнее и спокойнее, а приятные эмоции и непонятно откуда возникшее тепло подавляли чувство обиды.       — В этот раз нет, обошелся только парой ран, — кратко ответил Леви, ощущая, как пальцы касались холодной бледной кожи и обматывали торс тонким сетчатым бинтом.       — Но они очень глубокие. Прошу, будь аккуратен. Сам же понимаешь, как больно на них смотреть, — устало попросила рыжая и, убедившись в том, что затянула не слишком туго, закончила с перевязкой. Каждая ссадина от рук до спины была обработана на отлично.       — Ты же все еще зла на меня, ведьма? — Леви прерывал спокойствие и тишину, в момент которой Эрсель с удовольствием смотрела на проделанную работу. Даже довольное выражение лица быстро сменилось шоком, а капитан повернулся к ней лицом, словно показывая таким жестом, что готов к любому ответу, хотя ему и требовалось ещё обработать рану на груди.       Набравшись смелости, она молча сделала несколько шагов вперед и вновь взяла в руки все нужные средства. Склонив голову, параллельно обеззараживая раны, дала четкий ответ:       — Мне невыносимо больно и страшно каждый раз, когда ты уходишь на очередную опасную экспедицию, в последнее время меня стала мучить бессонница, а тревога сильна как никогда. Ты видел меня в последние недели? Чувствую себя просто кошмарно, но… несмотря на все это, я ничуть не виню тебя. Я знала, на что шла, когда позволила себе влюбиться в тебя. Знала, как тяжело может быть и должна быть готова к этим трудностям. Мне бывает обидно из-за того, что ты неаккуратен на вылазках, что временами бываешь слишком отстранен, но я не хочу винить тебя во всем этом. Я знала о твоей работе, знала, какой ты человек… — Эрсель замолкла на несколько секунд, слыша, как быстро билось его сердце от ожидания. — И знала, что эти отношения могут быть обречены, что ты можешь погибнуть, и мы так и не увидим спокойной, свободной жизни. Но если уйдешь ты… Уйду и я, Леви. Я не выдержу твоей смерти, мое сердце не выдержит, — ее дрожащий и напуганный голосок пробирал до глубины души. А стоило ли говорить об этом? Эрсель сомневалась, но не хотела жалеть. Только боялась увидеть его реакцию после таких серьезных заявлений.       — Эй-эй, успокойся, ведьма. Не неси чушь… — капитан хотел начать уверять ее в том, что еще все наладится, но здравый рассудок говорил обратное. Он потерял от нее голову, но не собирался врать или давать пустые обещания. От этого только тяжелее ноша. Одним легким движением руки прижал возлюбленную к себе, ласково проводя кончиками пальцев по спине. Сквозь ткань кофты, которую он ей одолжил, чувствовался легкий жар. Слишком нервничала, кажется даже температура поднялась. Эрсель послушно, подобно маленькому и брошенному котенку, прижалась к нему в ответ, обнимая за плечи как в последний раз. И рыдала во все оставшиеся силы, пока соленые слезы стекали по рукам и торсу капитана.       — Леви, родной, я совершенно не понимаю что происходит между нами в последнее время. Мне стало безумно тяжело работать, а в наших отношениях полная неразбериха, — ее голос стал тише, даже чуть спокойнее от ласковых касаний мужчины.       — Это все временно, все пройдет. И если я выживу… Я клянусь тебе, что сделаю тебя самой счастливой, — единственное, что мог пообещать ей Аккерман в такой ответственный момент. А ведьма отстранилась пусть и со слезами на глазах, и наивно спросила:       — И ты позовешь меня замуж?       — Куда же я денусь от тебя, ведьма. А продолжая твои слова о уходе из жизни… Поверь, если ты сделаешь это, я даже на том свете своеобразно вытащу из тебя всю эту чушь, — тихий смешок Эрсель и ее резкую смену настроения Леви прекрасно заметил и решился разбавить обстановку шуткой, пусть и извращенной. Особенность в их отношениях, про которую знали только они и малое количество близких людей, которым удавалось застать их шуточные споры. Несмотря на желание напомнить любимой про их своеобразную шутку, он не решался сказать более грубое, но подходящее слово.       — Ха-ха, я кажется поняла, каким способом, — шутка дошла быстро и вызвала усмешку, после которой Эрсель взяла за лицо капитана и поменялась в голосе:       — А ты будь аккуратен на следующей экспедиции, договорились? Ты слишком часто подвергаешь себя опасности и совсем не думаешь, как долго потом придется тебя выхаживать, — строго просила она и, увидев положительный и краткий кивок, на последок потискала мягкие щечки. Да, Леви это смущало и он не оценивал этот жест, но его мягкие щеки она находила слишком манящими, чтобы так просто оставить их без внимания. Только отстранилась от него и включила краник с водой в раковине, как голову посетил слишком интересующий ее вопрос. Резко повернувшись назад, чтобы узреть реакцию капитана, застала его в расплох:       — А где ты был все это время, капитан? — Эрсель чуть щурилась, но на деле готова расхохотаться от такой реакции. Лицо Леви в такие моменты сменилось несколько эмоций за секунду, а из губ вышло тихое «черт».       — Заходил к Эрвину, нужно было срочно доложить о результатах экспедиции, — сознался он, пытаясь сохранять образ сильнейшего война, который не боялся быть огретым мокрой тряпкой, находящейся в руках любимой. Шлепка не послышалось, что невероятно радовало. Возможно, капитан в эту минуту начал молиться святой Имир, чтобы та защитила его. Эрсель только тяжело вздохнула и, закончив мочить тряпку, вновь подошла к нему. Потянулась, чтобы протереть грязные части его тела, из заботы и понимания того, как сильно он устал, но Аккерман выхватил тряпку из рук и быстро поднялся с края ванны. Еще мгновение, и на том же месте оказалась недоумевающая Эрсель, которую он усадил туда. Ничего не говорил, молча подошёл к раковине, над которой висело слегка грязное зеркало, и принялся умываться. Стало дискомфортно от засохших капель воды на зеркале, но убирать и вытирать что-либо в такой момент совершенно не было сил. В ответ на его милый и нежный жест рыжая тихонько хихикнула       — Я думаю, ты бы мог навестить его и после обработки ран. Я бы тебя сразу же в толпе увидела и все очень быстро обработала! — уже более радостно отдалась мыслям вслух Эрсель и принялась неспеша собирать препараты в небольшую аптечку.       — Не сомневаюсь, ведьма, — усталый и низкий голос капитана убаюкивал, ощущалось предвкушение хорошего сна. Он тщательно оттирал от кожи грязь и застывшую кровь холодной водой, чтобы взбодриться. Мокрая челка небрежно спадала на угрюмое лицо, а щеки девушки, смотрящей на него, покрылись румянцем. Она любила его характер, всех его скелетов в шкафу, каждую колкую фразу, а в такие моменты ей хотелось пищать от мысли о том, как прекрасен ее возлюбленный. Возможно, кто-то другой не посчитал бы его таким красивым: низкий рост, грубые черты лица, вечно хмурый вид, но для нее он прекрасен. Милые щеки, глубокий и усталый взгляд и улыбка, которой он одаривал ее нечасто… но каждый раз заставлял сердечко трепетать.       — Эрвин ведь сам уже ругается на тебя, он упоминал это. Так ты даже своего командира не слушаешься? Какой кошмар и стыд, Леви! — наигранно возмутилась она, задорно смеясь.       — Вот же вредная, — закатил глаза Леви и взял в руки одно из полотенец, висящих на крючках, чтобы закончить процедуры. Возлюбленная уже собрала грязную форму, чтобы на утро отнести ее к прачкам.       — И… Ведьма, прости меня. Опять сделал тебе больно… — с трудом выпалил он, в попытках не держать зрительный контакт. Девушка подошла сзади, слабо ухмыльнувшись и чмокнула его в краешек губ.       — Завтра у нас будет время обсудить проблемы с отношениями. А сегодня… Думаю, стоит отдохнуть, лучик.       Уютную атмосферу разбавил резкий голос начальницы в коридоре:       — Рихтер, ты все еще здесь? Пропавшего нашла?       Резким движением девушка уложила грязную форму на одну из полок и поспешила выйти из кабинета, крича начальнику в ответ:       — Нашла! Оставьте ключи и не беспокойтесь, я все закрою, только закончу обрабатывать ему раны! — быстрым шагом ринулась вперед, к идущему навстречу начальнику. Тот протянул тяжелую связку ключей и пожелал спокойной ночи на прощание, спеша уйти из лазарета и наконец-то хорошо вздремнуть.       — Интересно обрабатываешь раны, — коротко подметил Леви, уже шагая сзади. Грязная одежда была в его руках, все же не решился накинуть грязную рубашку. Хотя, в корпусе после экспедиции все уже привыкли видеть солдат, торс которых от копчика до шеи замотан бинтами, поверх которых они не накидывают рубашку от усталости. В этом месте в большинстве все «свои» и дискомфорта это не вызывало.       — Так непривычно слышать свою фамилию, — смущенно подметила рыжая, оглядываясь по сторонам чтобы убедится, что все двери закрыты. Осталось запереть только входную.       — Подозреваю, чью фамилию тебе было бы привычнее слышать, — на удивление, из губ Леви вышла тихая усмешка. Все же давал слабину рядом с ней.       — А что… Эрсель Аккерман. Звучит неплохо, как думаешь?       — Неплохо. Главное, чтобы тебе нравилось, — увиливал от ответа Леви и открыл даме дверь, а та шустро проскочила на улицу. Душный воздух лазарета и тревога за него заставили не на шутку вспотеть.       — Родной, ты опять уходишь от ответа, — Эрсель оставила краткий и игривый поцелуй на его мягкой щеке, после чего резко отошла и заперла дверь лазарета. Осталось только отнести ключи на место и можно спокойно выдохнуть.       — Сегодня ночуем у меня, — твердо заявил Леви, не спеша шагая к своей казарме, в которой уже не горел свет. Казалось, придётся идти в комнату на ощупь, если факелы в коридоре тоже потушили.       — Так точно, капитан. Конечно, я не солдат, но приказы выполнять могу, — задорно засмеялась рыжая, пытаясь разглядеть взгляд Аккермана из-под мокрой челки.       — А если позову тебя завтра прокатиться на лошадях? — ловко перевел тему он, внимательно изучая реакцию девушки, на чьем лице появилась самая счастливая улыбка, которая только может быть.       — Конечно соглашусь! Уже давно не катались на них. Я подкармливала твою лошадь на днях, когда искала одного солдата, чтобы перевязать раны. Она у тебя такая хорошая, видимо была даже рада моему приходу.       — Еще бы тут не радоваться, — Леви еле заметно улыбнулся ей.

***

      Свет лампы на тумбочке быстро угас, оставляя возлюбленных в темноте. Тишина, только ветер за окном еле слышно шумел, но после столь тяжелого дня их не волновали бы даже разговоры и шум солдат в коридоре. Эрсель облегченно вздохнула, веки стали тяжелыми, как и каждое движение.       — Добрых снов, — сонно прошептала она в предвкушение того, что вот-вот погрузится сон, наконец-то впервые за долгое время обнимая возлюбленного.       Капитан взял инициативу на себя. Да, непривычно, но за время отношений с ней в такие тяжелые времена он стал скучать по нежным касаниям. Подобно скучающему по хозяйке коту утнулся носом в шею, которая как и все ее тело пропахла йодом и неприятным запахом бинтов. Но этот аромат по своему родной, он перемешивался с легкими персиковыми духами. Руки, словно два кровожадных змея, крепко обвили тонкую талию. Леви спал здесь каждую ночь, как-никак это его комната, но только сейчас он ощущал себя как дома. Может, его сон вновь будет беспокойным или он проснется к рассвету, но главное, что тогда хотелось уснуть как никогда ранее. Чувствуя то спокойствие, которое давно потерял, Аккерман облегченно выдохнул в шею возлюбленной и, медленно закрывая глаза, прошептал в ответ:       — Добрых, ведьма. Люблю.