Звезда тёмного неба

Shingeki no Kyojin
Гет
В процессе
NC-17
Звезда тёмного неба
автор
бета
гамма
Описание
Леви нехотя, но давно смирился с тем, насколько ужасен мир. Со смертями близких тоже смирился, как бы ни старался их спасти. Смирился с апатией и вечной усталостью. Его состояние - это тучное, тёмное небо, облака на котором не расходятся. Капитан полностью потерял надежду, что это тёмное небо осветит яркая звёздочка, пройдя сквозь пелену облаков.
Примечания
По фанфику имеется тг канал! Оставляю ссылку тут: https://t.me/mumudhfh Фик рассчитан на прочтение на пару вечерочков, чтобы расслабиться. В нём мало затрагиваются события канона, уклон делается на отношения персонажей и их развития. В фике также довольно много ОЖП и ОМП. События начинаются +- в конце второго сезона. ! Какая-то часть глав с 21 включительно находится в редакции, так что в случае чего - прошу прощения за ошибки, кринж и другое время повествования. !
Содержание Вперед

34.

      Крепкий сон настиг пару так-же внезапно, как и все тревоги с болью. Стоило несколько минут пролежать, крепко прижимаясь друг к другу, как желание наконец-то поспать начало настигать даже Аккермана. Но рядом с ней вся бессонница, весь страх словно пропадает и остаётся только спокойствие. От тихо сопит, размеренно дышит, а его сердцебиение лишь больше убаюкивают девушку, что так удобно устроилась головою на его груди. Рукой правой крепко его обнимает, только бы тепло не уходило, пусть рядом и лежит давно забытое ими мягкое, теплое одеяло. Какое им дело до этого одеяла, если сейчас наконец-то рядом и отстраняться не желают?       Только вот у Эрсель сон далеко не спокойный. Она шепчет что-то невнятное сквозь сон, хмурит брови и от страха сжимает ладонь Леви крепко, да даже так, что можно было бы недовольно шикнуть от легкой, но неприятной боли.       — Мама… — шепчет она сквозь сон и невнятно, совсем не слышно произносит что-то ещё. Выбраться из ужасного сна до безумия сложно, да так, что сердце начинает бешено стучать, а по телу проходит холодный пот. Сквозь сон ластится о шею возлюбленного, лишь бы почувствовать себя в безопасности. Кончиком носа, словно котенок, жаждущий внимания, трётся о выступающие ключицы, о тёплую шею и переходит к линии челюсти, а губы дрожат от страха.       «Ты была слишком назойливой, чтобы мне оставаться здесь» — слышится уже почти позабытый голос матери. Суровый и с ноткой отвращения, которая заметно чувствуется. Хмурится, от чего дёргается кончик конопатого носа, а зелёные глаза, цвета зеленого изумруда глядят с ненавистью. А Эрсель даже во сне чувствует весь нарастающий страх перед почти забытым силуэтом. Только недавно и позабыла о человеке, за уход которого чувствовала такую вину несколько лет, только недавно начала приходить в себя и ощущать это чувство спокойствия и свободы. И вот, вновь она является во снах ночными кошмарами. Вновь заставляет боятся и дрожать, чувствовать, что выбраться из этого сна невозможно… Но это лишь кажется.       Девушку берет в дрожь, холодный пот проходит по всему телу, когда она резко открывает глаза, а головная боль пронзает её от кончиков пальцев до самой макушки. Вокруг почти кромешная темнота. Лишь тусклая лампа над кроватью Ханджи по другую сторону комнаты слабо освещает комнату, позволяя увидеть хоть что-то. Она вскакивает из объятий капитана до невозможности резко, да так, что голова начинает кружиться. Пока губы дрожат, а руки впиваются в колени, лишь бы исправится от стресса, в порыве страха она осматривается по сторонам и принимает ноги к груди. Желает забиться в угол, уйти от этого всего, не думать не о чем. Просто забыть…       — Уж лучше не спать… Не спать вообще, чем видеть такие кошмары, — шепчет она, уткнувшись носом в одно из колен. Знает, что он ее резкого пробуждения сейчас могут проснуться и остальные, поэтому тихие всхлипы пытается скрыть, что получается с трудом. Ведь сквозь почти гробовую тишину каждый шелест одеяла слышно прекрасно, а всхлипы и подавно.       Сквозь сон Ханджи на соседней кровати что-то тихо ворчит и переворачивается на другой бок, с головой закрываясь одеялом.       «Надо бы уйти, пока никого не разбудила… »— задумывается Эрсель, заметив движения Зое неподалёку. Тяжело вздыхает, собирается встать с кровати, но её быстро останавливают.       — Что с тобой? — сонно шепчет капитан, протирая глаза левой ладонью, а правую кладёт на колено возлюбленной. Только открыв глаза, сразу же видит её встревоженное личико и тут же прокручивает в голове все варианты того, что могло так расстроить его ведьму.        Рыжая без раздумий, завидев сонное личико уже проснувшегося мужчины тут же прижимается к нему. Руками обхватывает за плечи крепко-крепко, будто бы чего-то боясь, а сама к груди жмётся и дрожит. От уже знакомых действий капитану приходит осознание — опять кошмары. Он прекрасно помнит, когда ранее, страдая от кошмаров с матерью, она так-же со страхом прижималась к нему, смотрела с ужасом.       — Опять мама? — всё же интересуется Леви для уточнения, позволяя девушке прижаться к себе. Сам свои ладони впускает в рыжие пряди, перебирая их меж пальцами. Ласково гладит по коже головы, лишь бы дать чувство спокойствия.       — В первые за долгое время опять снится… — шепчет рыжая, пока неровное дыхание становится более спокойным и умеренным.       — Спокойно. Я рядом, ведьма. И ты ни капли не виновата в том, что было, — тихим, спокойным тоном шепчет он и ладонью поднимает женское личико на себя.       — А если я была слишком плохой? Если она попросту не любила меня? — всхлипывает она, со страхом смотря в глубину глаз капитана, которому сейчас за состояние возлюбленной страшно ни чуть не меньше.       — Среди нас есть поганые люди, этого не изменить. А ты была всего лишь ребёнком. — продолжает успокаивающе мурлыкать Леви, накрывая девушку мягким, теплым одеялом.       — Я сейчас столько всего чувствую… Вот-вот голова взорвётся от этих мыслей.       — Скажи, что ты чувствуешь.       — Вину… За то, что жалуюсь тебе сейчас. Страх из-за того, что эти кошмары не закончатся. Тревогу... Даже не знаю от чего. И холод. Мне просто очень холодно, — прячась чуть ли не с головой под одеяло, дрожащим голосом отвечает она и укатывается полностью. Голову кладет на колени мужчины и полностью зарывается под мягкое одеяло. И тихо, пусть и недовольно, но словно пытаясь разбавить обстановку, продолжает:       — Я спряталась.       — От меня то прятаться не надо, - чуть усмехается Леви, слегка оттягивая одеяло с головы возлюбленной. Словно котёнка, гладит её под подбородком, ласково и с заботой.       — Заваришь мне чаю сейчас? — поднимает свой взгляд на него девушка и смотрит так невинно, что отказать было бы тяжело. Но из губ Леви, к большому её сожалению выходит тяжёлый вздох и он тихо отвечает:       — Не хочу разбудить Ханджи. Но завтра утром обязательно, — рассматривая и без того плохо спящую подругу, отвечает он.       — Тогда… Давай прогуляемся по двору? Я хотела это предложить тебе сегодня вечером. Но сам понимаешь… Как-то не до этого было. Нам наверняка стоит развеяться. Да и скоро я точно не засну. И свежим воздухом подышать надо.       Когда слабая улыбка появляется на лице Эрсель, капитан невольно хочет и сам слабо ухмыляется.       «Улыбается… Вот и славно.» — задумывается он и облегченно выдыхает.       — Только не долго. А то утром опять будешь ворчать, что не выспалась.       — Не долго, честно-честно! Как раз и коляску опробуем, — радостно хихикает рыжая и тянет руки, чтобы по привычке похлопать в ладоши, но вспоминая про Ханджи, разводит их в разные стороны, что-бы случайно не хлопнуть.       Услышав про инвалидную коляску, Леви недовольно фыркает и обращает свой суровый, даже обиженный взгляд на неё. Стоит в углу комнаты, прикрытая тенью двери. Хмурится, ощущение, что сейчас как обиженный ребёнок высунет язык, показывая весь негатив к нежеланной вещи. Но язык не высовывает, не передразнивает чёртову инвалидную коляску, которую уже всей душой успел возненавидеть. Только опять недовольно фыркает и отводит взгляд в сторону.       — На улице наверняка не очень холодно, — тихонько рассуждает Эрсель, сидя на краю кровати и глядит в открытое окно.       — И что, пойдёшь прям в пижаме? — до сих пор сонным тоном подшучивает капитан, но видя серьёзное лицо возлюбленной, сразу всё понимает.       — А почему нет? — с серьёзным, даже хмурым выражением лица хлопает глазами она и тут же поднимается с кровати. На ноги быстро надевает белые носочки и обувь, лежащие сбоку от кровати и протягивает возлюбленному руку.       — А потом мне опять тебя лечить, - отворачивается он, слегка держась за ладонь возлюбленной и поднимается с кровати. Желая показать, что инвалидная коляска не к чему, пытается сделать уверенный вид и свободно шагать вперёд, но боль и одновременная слабость в ногах дают знать о всех полученных травмах. Леви шатается, еле держится на уставших, ослабленных ногах, раны на которых, конечно же не до конца зажили. Но упасть ему не даёт Эрсель. Крепко держит, закинув его руку на свои плечи и с заботой смотрит на него.       — Ну уж нет, Леви. Я не дам тебе вот так просто портить свое здоровье, — серьёзно прерывает тишину она и хмурит брови. Забота в глазах не сменяется злостью или недовольством, остаётся всё той-же, но в тоне это явно слышится.       — Ты до мозга костей заботливая, — фыркает он, но не спорит. Пусть сам и упёртый, но знает, что в деле касаемо здоровья она на уступки не пойдёт и спорить бесполезно. Пусть и не хотя, но тяжело вздохнув, поддаётся её помощи. Зацепляется кончиками пальцев тонкую кофту на спинке стула и принимается надевать её на оголённый торс.       — Тебе удобно? — наклоняется к нему рыжая, когда наконец-то они выходят из комнаты и можно разговаривать хотя бы в пол голоса, а не шепотом. С души словно камень слёг от осознания, что наконец-то удастся спокойно прогуляться вдвоем. Ночью, в их любимое время суток.       — Уверена, что собираешься идти в пижаме? — хмурится Леви, но на её вопрос не отвечает. Было бы не удобно, давно бы уже грубо высказался по поводу коляски. Здоровье девушки сейчас волнует больше.       — Уверена. Она не такая тонкая, как кажется. Не замерзну, — размышляет Эрсель, приложив палец к губе и сквозь гробовую тишину, катит мужчину по длинному коридору к самому выходу во двор. Пусть и тишина, но хотя бы свет горит, что позволяет капитану недоверчиво оглядеть её образ: белые пижамные штаны из мягкой, приятной ткани опущены чуть ниже обычного, что видно краешек нижнего белья, но девушка явно на это внимания не обращает. Зевает, сладко и устало, но продолжает делать шаг за шагом. Надеется ведь, что от свежего воздуха станет легче, как и снаружи, так и внутри. А на верхней части тела красуется такого же цвета пижамная рубашка, рукава которой она для удобства завернула по локоть.       — Смотри, сам не замёрзни. Вместе тогда лечиться будем, — усмехается она, открывая перед ним дверь. Тут же перед обоими открывается вид на ночной двор: темное небо, которое так и манит своей глубиной освещается маленькими, но такими чудесными и яркими звёздами и огромной, круглой луной на самом верху. Во дворе горит пара фонарей, но далеко не все. Но даже если бы двор освещал лишь блеклый свет луны, они бы всё равно не попятились назад, боясь идти в полумрак.       — Смотри, сколько тут всего! А сколько сирени… Такая красивая, я её заприметила ещё когда мы сюда только приехали,— восхищается девушка, с интересом рассматривая то одну деталь большого двора, то переводя взгляд на другую сторону. — Как здесь уютно… Нам определённо нужно будет посадить кусты сирени. Что думаешь?       — А как же персики? — вспоминает прошлое желание про персиковое дерево, прям как во дворе ее родного дома. Множество таких маленьких, но по своему прелестных её желаний помнит.       — И персиковое дерево тоже! — радостно продолжает она, а на лице виднеется восхищённая улыбка. Но по стыдясь такого количества желаний, менее уверенно продолжает:       — Если ты не против.       — С чего я должен быть против? — хмурится Леви и поднимает на неё непонятливый взгляд.       — вдруг, я слишком много хочу… Тебе и так не до этого,— томно вздыхает она и отводит огорчённый взгляд в сторону. Не самые лучшие эмоции в миг накатывают, шаги становятся медленнее и медленнее, как и езда инвалидной коляски от этого.       — Иногда хочется хорошенько тебя наказать за подобные мысли, — фыркает капитан, а в душе тревога за возлюбленную. Смотрит на неё, пытаясь понять эмоции по движениям губ и грустному взгляду.       — Ну-ну, будет у тебя ещё время на это, — от двусмысленной фразы краешек её губ даже поднимается вверх, образовывая слабую улыбку.       — я это к тому, что тебе пора прекратить ставить желания и проблемы других выше своих,       Эрсель лишь опускает и без того грустный взгляд в землю и окончательно останавливается. Несколько секунд думает, глядя себе под ноги, а после вновь, как ни в чем продолжает шагать.       — Тебе и другим сейчас гораздо сложнее. Да и до этого у вас жизнь не была легче. А мне чего жаловаться? Живу хорошо, деньги есть, проблемы мелочные… — уверено и серьёзно отвечает рыжая, а выражение лица становится всё более и более мрачным. Только она заканчивает последнее слово, как сразу слышится строгий голос Леви:       — Ведьма, стоять,— поворачивается он лицом к ней, свешивает ноги с инвалидной коляски, что-бы та остановилась. — Твои проблемы — мои тоже. И то, что кого-то жизнь тоже потрепала, не означает, что ты должна терпеть. Запомни это раз и на всегда.       Пусть голос его строг и даже груб, взгляд хмурый, но это ни капли не пугает трусишку Эрсель, которая боится недовольства своих близких.       — Скажи мне о том, что тебя так гложет, если желаешь решить эту проблему, — всё так же уверенно продолжает капитан и смотрит прямо в её глаза. Не может себя сдерживать, не может долго глядеть в них с недовольством или злостью, взгляд медленно сменяется на спокойный, нежный.       — Тогда твои проблемы — и мои тоже, — более тихо и сдержанно, но с заботой отвечает Эрсель. Её движения аккуратные, медленные. Она склоняется к нему, кладёт ладони на плечи и оставляет краткий поцелуй на лбу.       — Не отходи от темы, — ворчит, не желая оставлять эту ситуацию. Он терял много людей, а в ней не желает терять ту яркую искру, которая и завлекла его.       — Как знаешь, но о твоих тревогах я бы тоже желала поговорить потом, — Эрсель тяжело вздыхает, прежде чем начать. Смотрит на ночное небо, блекло, но до жути прекрасно светящую Луну, что даже холодок пробирает.       — У тебя, у ребят и других такая жизнь тяжёлая. Столько ужасного случилось, вы ведь столько пережили. А я чувствую себя… Обузой? Я жалуюсь на проблемы и реву по пустякам в то время как к примеру у тебя и без того проблем много. Я почему-то чувствую, что не заслужила поддержки и в целом хорошей жизни.       — И что, должна мучатся, как мы? — с мрачным видом отвечает Леви. Голос его даже груб, слышно явно заметное недовольство.       — Наверное? — слышится неуверенный голосок.       — Слушай внимательно. Ты ни в коем случае не виновата в том, что случилось с нами. Ты не виновата что что-то подобное, столь ужасное происходит в этом мире. И ты, чертова ведьма, не должна думать, что заслужила плохой жизни, — он говорит это уверенно и чётко, даже с ноткой грубости, лишь бы убедить её в правильности слов. Хмурится, а в душе волнение за неё. Столь жизнерадостная и яркая ранее, а сейчас с безразличием смотрит на ночное, звёздное небо. Сейчас уже ни во что не верит, что трогает капитана до глубины души, в которую словно вонзают тысячи лезвий.       — Надеюсь… Что скоро смогу это осознать.        Молчание. Такое неловкое, напрягающее и пожирающее изнутри обоих. Каждому хочется ещё столько друг другу сказать, но в горле словно стоит ком, не дающий выдавить и слова. В такие моменты капитан жалеет о том, что не очень умеет выражать свои чувства словами, а рыжая о том, что не может помочь сама себе. Она всё так же глядит на луну с пустотой в глазах, но с расстроенным видом. Несмотря на то, что взгляд полностью обращён вверх, продолжает медленно шагать по тропинке двора.        Тишину меж ними прерывает звук спички, а Леви тут же поворачивается назад, когда слышит эти резкие звуки и чувствует, что коляска больше не едет. Стоит ему лишь обернуться, как наблюдает такое: рыжая с напряжённым лицом держит меж двух пальцев — среднего и безымянного тонкую палочку, сигарету. Между большим и указательным держит спичку, которую так отчаяно пытается зажечь об остальной коробок. Капитан с тяжёлым, многозначительным вздохом вспоминает слова про зависимость его возлюбленной и прерывает молчание:       — И как давно куришь? — строго, с ноткой обиды в голосе интересуется. Руки с недовольным видом складывает на груди, внимательно наблюдает за её движениями.       — Наверное… Впервые попробовала через несколько дней после твоего уезда. Сначала у Ильзы брала, а как домой приехала, стала покупать такие же, как у отца,— задумчиво говорит она и слабо, еле заметно ухмыляется лишь краешком губ, когда спичка наконец начинает гореть и удаётся поджечь желанную сигарету, лишь от вида которых по прибытию в больницу была приятная дрожь, а руки сами тянулись к пачке. Но Эрсель больше терпеть не может, пусть и знает, что и в санатории курение тоже запрещено. Слишком много всего случилось, слишком хочется вновь почувствовать эту легкую, но хоть какую-то расслабленность. Из-за чего и прихватила с собой спички с сигаретой в карман пижамных штанов сразу перед выходом.       — Ты зол? — удивлено спрашивает она, а при ожидании ответа по телу проходит холодок от не самых приятных воспоминаний. «Снилась мама, сейчас про Альберта. Ну, черт возьми, кто ещё будет?» — ругается про себя и фыркает.       — С чего бы? — капитан хмурится, услышав такую фразу. Искреннее недопонимание виднеется по его ещё сонному лицу.       — Я наслышала о таком, да и Альберт много чего запрещал… — стыдливо чешет затылок Эрсель, но после более уверенно продолжает, делая одну затяжку за другой. — Слышала о том, что в парах иногда очень злятся, когда кто-то начинает делать что-то вредящее здоровью и прочему, — горько усмехается, а на лице появляется нервная ухмылка.       — Чушь, ведьма. Ты не соплячка и делаешь это осознанно, а если учитывать то, что произошло за этот месяц, такой исход был ясен, — выдыхает, когда девушка останавливается и её ладонь касается плеча. Она отпускает руку с инвалидной коляски, которую катила вперёд ранее и ласково, медленно проводит по плечу возлюбленного.       — Меня утешает этот факт. Мне самой не особо нравится, что курение вошло в привычку и это, конечно же, вредно. Я знаю, что это будет сложно, но сама хочу избавиться от этой зависимости,— склоняется к нему рыжая. Голову свою укладывает на излюбленное плечо, а руки обвивает вокруг шеи капитана, стоя позади. Леви хмурится, когда видит неподалёку от себя дымящуюся сигарету и слегка кашляет от дымка.       — Но ты не обязана давать мне обещания, касаемо этого. Договорились? — шепчет он на ушко возлюбленной, когда она склоняет голову в бок. Голос его успокаивающий, нежный и тихий, да так, что вновь клонит в сон.       — Договорились, мой капитан, — шепчет Эрсель в ответ, и прежде чем вновь выпрямиться, оставляет краткий поцелуй на его левой щеке. Краткий, но как и всегда, приятный и с заботой.       — Только не подноси ко мне близко эту дрянь. Она пусть и пахнет вишней, но запах сигарет я не переношу, — фыркает он и наблюдает за тем, как ладонь с сигаретой меж пальцев, на радость, медленно удаляется от него.        «А про поцелуй ничего и не сказал…» — мягко улыбаясь, задумывается Эрсель. Лишь от одной такой мысли на душе становится по особенному тепло и спокойно, а от тревоги не остаётся и следа.       — А поцелуй? — спокойно интересуется она. Взгляд её становится заботливым и нежным, как в те моменты, когда всё хорошо.       — А что не так с поцелуем?       — От меня наверняка ужасно несет сигаретами, а я тебя поцеловала.       — Твои поцелуи являются исключением. — хмуро отвечает Леви и тут же замолкает. Пусть уже и знаком с ней не один год, пусть знает её радостную реакцию на столь откровенные слова, но всё ещё ощущает, как после каждых подобных слов нарастает смущение.       Рыжая тут же впадает в восторг. Останавливается, подходит к капитану спереди и оставляет менее краткий, но более чувственный поцелуй на лбу.       — Только не перегибай палку, — всё же решается дополнить он, лишь бы как-то перевести тему. Несмотря на ворчливый тон, поцелуй явно пришёлся на радость. Лицо еле заметно покрылось румянцем, глава начали бегать по углам, боясь что кто-то увидит, а на душе так тепло и спокойно, словно вот-вот растает.       — Как скажете, капитан, — самодовольно усмехается Эрсель, вспоминая давнее прозвище, которым давно уже его не называла. Хихикает, лишь слегка закрывая рот ладонью, улыбается широко и радостно и ожидая реакции, продолжает вести инвалидную коляску.       — Давно ты так не называла, — еле слышно вздыхает Леви, пока в мыслях появляются воспоминания о прошлых годах, вызывающие лёгкую ностальгию. Когда многие ещё не были мертвы, а Эрсель обращалась к нему на «вы» из уважения. Но несмотря на увлекательные воспоминания, он продолжает внимательно смотреть, куда направляет его девушка, лишь бы от ключевой части его плана не уезжала. Глядит именно на большой куст сирени, который так сильно выделяется среди остальной зелени двора. И вот, они проезжают совсем рядом и Леви тут же четко изрекает:       — Останови здесь, — вглядываясь в каждую ветку сирени и выбирая несколько наиболее красивых, прерывает совсем не долгое молчание капитан. Когда инвалидная коляска наконец-то останавливается, а Эрсель удивлённо смотрит на него, слышится не до понимающий голос:       — Что-то случилось? Ты что-то хотел? — рыжая только наклоняется к нему, как кресло становится пустым. Пусть и со слегка дрожащей ногой, пусть в ноющей, но на радость не до ужаса сильной болью в ноге, Леви всё равно встаёт. Стоять пытается уверенно, я его пальцы быстро перебирают ветви сирени, выбирая самые приглянувшиеся.       — Ох, Леви, ты чего? Тебе ходить сейчас не рекомендуется, садись обратно,— только через несколько секунд реагирует она и кладёт ладонь на плечо возлюбленного, как бы прося сесть обратно, но тот молчит. Лишь хмурится, с таким упорством срывая ветви сирени, а совсем скоро поворачивается к ней. Личико у неё удивлённое, даже слегка испуганное. Глаза такие, словно невинные, нижнюю губу поджимает, ожидая хоть каких-то действий.        Одна из рук капитана тянется к пухлой, веснушчатой щеке. Гладит её, проводит большим пальцем по россыпи веснушек и смотрит с такой заботой в удивлённые, карие глаза. Такие уставшие, но по прежнему с той же теплотой. Темно рыжие, довольно густые брови ни капли не делают её вид более грубым, а лишь умиляют весь полюбившийся ему образ.       — Ты волнуешься о каждой скотине, заботишься о каждом, но черт возьми, забываешь о себе. Ты упёртая до чёртиков, тебя будет сложно заставить заботиться и о себе тоже. И пока… Я буду заботиться о тебе. И потом тоже, — на удивление уверенно, в меру громко и четко изрекает Леви. Говорит это, будто-бы находясь под гипнозом больших глаз. Протягивает небольшой, неаккуратный, но с любовью букет из сирени, ожидая реакции. Нижнюю губу слегка поджимает от легкого волнения, ведь совсем непривычно говорить подобное. Его совсем не волнует ноющая боль в ногах и то, что ходить сейчас совсем нельзя. Не волнует ничего кроме излюбленной ведьмочки.       Рука Эрсель, даже раньше её ответа, тянется к его щеке в ответ. Гладит также нежно, но после переходит на шею сзади. Аккуратно и медленно проводит по затылку, а вторая быстро принимает букет. Взор карих глаз падает на маленькие цветочки нежного, бледного оттенка, а на лице тут же появляется улыбка. Ласково, она шепчет:       — Через все невзгоды вместе, мой капитан?       — Именно, моя ведьма.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.