Звезда тёмного неба

      Лучи раннего утреннего солнца проходят сквозь стекло, ярко освещают старую, почти полностью белую палату, а пациентов, лежащих в ней, заставляет хмурится и недовольно ворчать сквозь сон, переворачиваться с бока на бок, лишь бы по дольше поспать. До подъёма ведь ещё несколько часов, а после всех тревожных и бессонных ночей, единственное чего желают оба — выспаться. Проспать хоть до самого вечера, хоть целый день, но лучи солнца никак не позволяют продолжить ранее крепкий и приятный сон.        Эрсель недовольно хмурится, когда окончательно понимает, что больше не удастся заснуть. Но стоит ей лишь подняться и взглянуть на вид за окном, как рот невольно открывается, а глаза заворожено смотрят на утро позднего мая. Солнце ярко освещает деревья во дворе и остальные корпусы больницы, а вся растительность выглядит ярко, насыщенно. На небе не облачка, совсем чисто, а солнце светит по особенному ярко.              «В первые за последние месяцы утро кажется таким красивым… " — задумывается она, с восхищением рассматривая из окна каждый уголок двора, кажется, даже каждую веточку и листик дерева.       — Ну и сны же ужасные сегодня… — слышится низкий, слегка хриплый голос. Леви тянется, прежде чем сесть в полу лежачее положение и тяжело зевнуть от недостатка сна. Рыжая, ранее стоявшая около подоконника, тут же переводит взгляд на него. С взъерошенными волосами, ещё сонным лицом и уставшим видом, выглядит для неё ещё милее, чем обычно.       — И тебе доброе утро, Леви. Тоже свет мешал? — ласково и тихо интересуется она, с заботой глядя на него. Спустя такое долгое время войны, видеть его таким родным, по своему домашним, даже не привычно. Дожидаясь ответа от сонного капитана, она присаживается рядом и поправляет темную прядь волос, которая так и лезет ему в глаза, а после и вовсе поправляет всю взъерошенную причёску.       — Может, хотя бы после выписки смогу нормально выспаться. И не чушь какая-то сниться будет, — недовольно хмыкает он, глядя на солнце за окном, которое помешала крепкому, но не самому приятному сну.       — Плохие сны могут быть в первую очередь из-за стресса. А у нас… Наверное, его будет меньше после выписки. Я на это надеюсь, — восхищённо рассуждает в ответ рыжая, томно вздыхая лишь от представления, как скоро всё может стать хорошо. — А что тебе снилось?       — Не важно, ведьма. Тебе этот сон не очень то и понравится, — подавленно отводит взор в сторону Аккерман, вспоминая не самый приятный сон, от которого даже по всему телу проходит дрожь, а голова начинает кружиться.       — Оу, приснилось, как ты целуешься с какой-то другой девушкой? — не подозревая чего-то плохого, хихикает в ответ она, прикрывая рот ладошкой. На лице её появляется всё та же нежная улыбка, которая стала уже родной для её возлюбленного. Чем то, что поднимает ему настроение в сложные моменты и даёт мотивацию идти по сложностям жизни дальше.       — Даже во сне бы такую чушь не вытворил. — фыркает он, медленно поднимаясь с кровати. Пусть делает это с трудом, слегка шатаясь, но всё равно ровно встаёт. А вскоре, его взгляд с заметным отвращением осматривает израненную ногу. И пусть всех глубоких ран не видно и всё нужное перемотано бинтами, смотреть на конечность и осознавать, как он теперь выглядит, ему противно. После ноги, взгляд его поднимается на правую ладонь. Полная отвратительных по его мнению шрамов, с отсутствием двух пальцев. Лишь один недолгий взгляд на израненные места заставляет выражение лица стать менее спокойным и превратиться в тревожное, полное отвращение.       — Леви! Ты чего встал то? Тебе разве не больно? — уже более взволнованно охает Эрсель и тут же подскакивает с края его кровати, стараясь усадить обратно. Его действий совсем не понимает. Больной ведь, столько костей переломано по справкам врачей, а стоит спокойно, будто бы ничего и не болит.       — Стою, уже хорошо. Хотя бы не инвалид на всю жизнь. Неохотно, но он всё же садится обратно, на край кровати, не желая, что-бы возлюбленная сильно волновалась, но взгляда от своей ладони не отводит, а из глаз, кажется, вот-вот польются слезы, что для него очень непривычно. — Во первых, тебе сейчас нужен исключительно постельный режим! У тебя столько серьёзных ран и требуется отдых. А во вторых… Как бы грустно это не звучало, какое-то время придётся пользоваться инвалидной коляской для полного выздоровления, — тяжело вздыхает она, глядя на уставшее, израненное личико возлюбленного с неким огорчением от того, что тот столько настрадался.       — И Леви… Я бы хотела добавить ещё кое-что. Я всеми способами постараюсь доказать тебе, что ты остался всё таким же прекрасным, как и раньше, и никогда не гляну на тебя с отвращением из-за твоих шрамов и ран. Ты для меня всё равно остаёшься моим лучиком, — она без стеснения кладёт свои ладони на его плечи, а после, почти сразу крепко-крепко прижимает к себе. Голову его укладывает на своё плечо, одной из рук крепко обнимает, а второй гладит по голове. Касания её наполнены заботой и скукой по близкому. И даже яркие лучики солнца сейчас не волнуют, а от таких касаний и родного тепла, Аккермана клонит в сон. Хочется ему просто заснуть на её плече, чувствую эти нежные касания, заснуть крепко и на долго, а проснуться уже полностью здоровым, без отвращения к себе, без страха, что ужасный сон со смертью возлюбленной может сбыться. И чтобы все были живы…       — Я рядом, Леви, — заботливо шепчет она, растягивая каждый слог, а на лице виднеется слабая улыбка, когда девушка чувствует всё родное лицо. Чувствует, что наконец-то всё скоро наладится, что возлюбленный её рядом и никуда больше не денется.       — Если желаешь, можем посидеть так ещё. До всех процедур ещё около полутора часа, а я сама очень соскучилась по касаниям и объятьями с тобой… — продолжает гладить его голову Эрсель, губами нежно целуя в макушку.       Ответа не слышится, но зато заметно, что Леви положительно кивает, закрыв свои глаза, и кажется в правду вот-вот уснёт прямо на её плече. Хороший сон в любимых руках единственное, что сейчас ему требуется. Но несмотря на своё сонное, уставшее состояние, он вспоминает про рану, которую получила его возлюбленная, когда летающая лодка с грохотом упала на земляную возвышенность, создавая дым вокруг себя. Капитан тут же, резко открывает глаза и принимается с интересом и одновременным волнением изучать затылок.       — Как твоя голова? Ты сильно ударилась тогда, — слегка взволнованно интересуется он, заметив несколько царапин на задней части её шеи.       — Не стоит за меня волноваться, у тебя самого состояние в разы хуже. Болит немного и кружиться начинает, если делаю резкие движения. Парой царапин обошлась и не более, так что всё в норме.       — Ну уж нет. Ты не меньше меня нервничала и тоже пострадала, не обесценивай это, чертовка, — слышатся довольно грубый ответ Леви, когда он недовольно фыркает и обиженно, недовольно глядит на неё.       — Пострадала то я точно по меньше и думаю, меня выпишут раньше, чем тебя. Но я постараюсь не обесценивать это, обещаю, — последнюю фразу она шепчет ему на ушко, накручиваю тёмную прядь волос на палец.       — Думаю, сегодня стоит навестить других солдат… Поддержать их, спросить про самочувствие. Вчера совсем не было сил на это, — продолжает разговор Эрсель, но уже на другую тему, ведь волнения на счёт уже родных солдат закрадываются в её голову.       — Да и мне надо бы с Ханджи встретится. Наверное, чувствует себя сейчас ужасно.       — Тода передавай ей от меня хорошего отдыха и выздоровления! А то не уверена, что успею… Да и Ильза, как мне кажется, если узнает что я всё же жива и лежу в этой больнице, в покое меня на несколько часов точно не оставит, — вспоминая подругу, усмехается.       — Ещё и на меня ворчать будет, что я тебя во всё это втянул, — фыркает Леви, вспоминая не самый приятный случай, но по своему родной.       — Уверена, что нет! Я же объясню ей, как попала туда. Да и то, что она один раз по ворчала на тебя, ещё не значит, что станет так делать всегда. Она волнуется за меня, и всего-то.       — И угрожает мне, что будь у нас свадьба, украдёт тебя, — довольно хмыкает он, подняв свой взгляд на возлюбленную. Смотрит на то, с каким интересом она рассуждает, хлопая ещё сонными глазками и переводя взгляд с одного угла на другой. На то, как шевелятся пухлые губы от каждого слова и дёргается кончик носа и от этого облегченно выдыхает. Спокойствие приходит в его душу, когда он видит настолько родную для себя картину.       — А у нас будет свадьба? — игриво шепчет ему на ушко Эрсель, пока губы расплываются в хитрой улыбке. Прекрасно ведь знает, в какой ступор и смущение такой вопрос введёт Аккермана, но самодовольно хмыкает.       — Ты же прекрасно знаешь ответ на этот вопрос. Не мучай меня подобным с самого утра, вредная ведьма.       — А вот и не знаю. Скажешь мне его? Мне до ужаса интересно узнать, сделаешь ли ты мне предложение потом, — продолжает игриво шептать она, а горячее дыхание Леви чувствует на своей шее, от чего по телу проходится дрожь, а ладони слегка дëргаются.       — Куда я денусь от тебя, — фыркает он, и смущённо отводит взгляд в сторону, искренне надеясь, что подобного ответа будет достаточно. Для него совсем непривычно выражать свою любовь словами, а уж тем более, говорить о подобном в слух, пусть он и задумывался время от времени над тем, как бы хорош был брак с его любимой ведьмой.       — Сочту это за «да»! И буду этого очень ждать.       — На сегодня мучительный допрос окончен? Если да, то я бы хотел привести себя в порядок и хотя бы почистить зубы.       — Ха-ха, так уж и быть! На утро всё, можешь спокойно отдыхать и готовится к вечернему допросу, — слышится задорный хохот Эрсель, когда она отстраняется от капитана, лишь для того чтобы заглянуть в любимые глаза.

***

       В дверь одной из недалёких палат слышится стук, а пациенты её удивлённо переглядываются между собой, а после оба отвечают удивлённое «войдите». А в дверях их тут же виднеется знакомая девушка — Эрсель. Она встаёт в дверном проходе, стесняясь зайти в палату и неуверенно интересуется:       — Конни, Жан, я зайду? — сложив ручки за спиной и стыдливо отведя взгляд в сторону, спрашивает она. Процедуры, прием лекарств и прочие этапы лечения только недавно закончилось, а проходя мимо палаты друзей, решила она, что именно сейчас пора навестить их. В ответ парни ей лишь положительно кивают, а девушка, закрыв за собой дверь, заходит внутрь. Лицо её выглядит взволнованным.       — Как вы? Кости сломанные есть? Болит что-то? Может, какие-то серьёзные раны?       — Куда столько вопросов то сразу! Недавно проснулись, ещё и сообразить не успеваем, — прерывает её Конни, хватаясь за голову. Усталость даёт о себе знать, а головная боль никуда не уходит с вечера прошлого дня.       — Значит, вы ещё не были на процедурах? А я думала, вас разбудят… Время то уже далеко от подъёма.       — Никто нас не будил. Да и выспаться нужно было, в первую очередь, — слышится ещё сонный голос Жана, который медленно натягивает больничную белую кофту, чтобы не смущать гостью.       — Да чего я там не видела, Жан! Сколько раз тебя лечила за всё время, — усмехается она, пока на лице расцветает хитрая ухмылка.       — Вот же извращенка… Ты сама как? Ханджи говорит, не хило ударилась об стенку борта, — переводит тему он, недовольно закатив глаза. Эрсель отвечает ему не сразу. Ладонью трогает его лоб, а после и Спрингера, проверяя наличие температуры.       — Голова немного болит и ноги ломит, а так, всё в норме. Вы сами то как? Конни, никаких глубоких ран нет? — первую фразу она говорит быстро, явно не увлечённая своим состоянием, а с большим интересом осматривая друзей, в поисках глубоких ран. Но ничего подробного не находит. На теле каждого расклеена куча пластырей, а самые глубокие раны перевязаны бинтами. «Хорошо тут врачи потрудились… " — задумывается она, довольно хмыкая то ли своей мысли, то ли тому, что друзья, судя по внешнему виду, в норме и серьёзных ранений не имеют.       — По лучше, чем вчера. Раны все обработали, да и поспали хорошо, — отвечает ей Конни, расстроено отведя взгляд в сторону. Опустошение и тревога после случившегося не уходят у обоих друзей, сидящих на краях кроватей.       — Ох… Это очень радует. Я бы хотела кое-что сказать вам обоим, — Эрсель тяжело вздыхает, прежде чем встать со стула и начать новый монолог, более громко и уверенно. — Я понимаю, как тяжело вам сейчас, ведь сама не раз теряла дорогих людей. И я знаю, сколько времени вы провели с Эреном, и точно привязались к нему. Мне искренне жаль, что всё это… Закончилось так. Что столько близких людей пришлось потерять. Но я всегда рядом и буду рада выслушать ваши тревоги и волнения. И я надеюсь, что вскоре всё наладится, и мы переживем это.        Чего угодно, а слов поддержки оба не особо то и ожидали, от и без того уставшей и пострадавшей знакомой. Конни с Жаном переглядываются с друг другом, а на лице обоих появляются пусть и слабые, но улыбки от таких тёплых слов.       — Выздоравливайте поскорее, ребята. — заботливо, но более тихо продолжает она и треплет Кирштейна по голове, после почти сразу подходит к двери. Стесняется слегка таким действиям, да и боится, что не очень то им и нужно сейчас общение с ней.       — Спасибо тебе, Эрсель. Это пусть и не вернет падших товарищей… Но приятно. Заходи по чаще, мы будем рады, — тихо отвечает ей Конни, с грустной улыбкой на лице смотрит вслед. Жан же лишь положительно кивает, как бы соглашаясь со словами друга и на прощание бросает на неё даже тёплый взгляд.       — Не за что. Мы ведь… Вроде бы друзья. И я рада вас поддерживать. Это меньшее, что я могу сделать для тех, кто так отважно сражался.

***

      Время уже близится к двум дня, в больнице наступает обед и все больные, в том числе и солдаты, недавно прибывшие сюда, шагают к столовой. В последнее время не было возможности хорошо и сытно поесть, а сейчас ешь хоть до отвала — еда то бесплатная, никто ничего не скажет. Вот и Эрсель решает наконец-то, впервые за день хоть чем то перекусить, но аппетит сразу пропадает, при виде знакомой девушки. Унылый вид Микасы, её опустошенный взгляд и бледная кожа заставляют дрожь пройти по телу Эрсель, а в голове её, когда она смотрит на расстроенную девушку, уже появляется осознание того, как тяжело ей было. Рыжая, пока та не видит, накладывая себе еду, с интересом рассматривает мало знакомую брюнетку. В глазах её словно пустота, они выглядят слегка опухшими или от бессонной ночи или от слез. Движется она медленно, никуда не торопясь и судя по всему, совсем не в силах делать что-то быстро.       — Микаса… Ты в порядке? — слышится тихий, неуверенный голос Эрсель, когда она аккуратно, будто бы боясь навредить, кладёт свою ладонь на её плечо. Вид у рыжей сейчас взволнованный от состояние девушки, стоящей рядом. Микаса резко поворачивается к ней лицом, явно не ожидавшая такого вопроса, а уж тем более-менее, прикосновения. Голос рыжей вывел её из тяжёлых раздумий сразу же. Она несколько секунд оглядывает знакомую девушку, не понимая её вопроса, потом несколько раз прокручивает его в голове, чтобы понять, чем она интересуется. А сразу после, тихо и подавлено отвечает:       — Всё в норме.        А по лицу так и не скажешь. Хмурится, глядит опустошенным взглядом прямо в душу, да так, что дрожь пробирает. Сама бледна, лицо опухшее, глаза на мокром месте.       — Я… Очень сожалею о случившемся. Надеюсь, что скоро всё наладится. Я рядом, — продолжает рыжая, с тревогой рассматривая собеседницу и боясь, что наговорила лишнего. Ладонь с её плеча сразу же убирает, и вот-вот отойдёт, но тихий, еле слышный голос заставляет остановится.       — Спасибо, — кратко отвечает ей Микаса и отводит взгляд в сторону, лишь бы никто не видел всей боли на её лице, всей боли её в глазах. До стадии принятия ещё далеко, и она прекрасно понимает, что принять смерть Йегера будет до безумия сложно, если это вообще возможно.       — Мы пусть и мало знакомы… Но если тебя что-то будет тревожить, я рада выслушать, — тяжело вздыхает Эрсель, огорчённо оглядывая девушку. У самой аппетит пропадает и нарастает тревога от осознания, как ей сейчас тяжело. Сама ведь похожее на себе однажды почувствовала. В ответ ей лишь тишина. Микаса молчит, но положительно кивает и почти сразу отходит с поднос еды к одному из столику, а рыжая вслед провожает её встревоженным взглядом. «Надеюсь, с ней ничего не случится… " — задумывается она, тяжело вздыхая. Мысленно уже пытается придумать способ поддержки для мало знакомой девушки, а головная боль от тревожных раздумий нарастает, да и до этого была не слабая.       — Ты как, Ханджи? — Аккерман стучит, а после сразу заходит в палату. Вид у него подавленный лишь от одного взгляда на раны подруги, а он осознания, сколько та настрадалась, из губ выходит тяжёлый вздох. С огорчением рассматривает бинты на её теле и то, как та с недовольным цоканьем от боли поднимает голову с подушки кровати и садится на край.       — Могло бы быть и хуже. Выжила, и то хорошо, — усмехается она, но по лицу не так уж и заметно, чтобы ей было весело. Да и кому бы было весело после получения столь серьёзных ожогов и ран. — и нового ничего не сообщили. Как и говорила Эрсель тогда, врачи сказали, что останутся рубцы и кожа не будет выглядеть, как прежде.       — Славно, — слышится краткий и напряжённый ответ Леви, а сам он отворачивается от Зое. Смотрит куда-то в пустоту, явно смущённый тем, что приходится озвучивать чувства вслух.        — Сказать честно, я в тот момент думала, что всё же не выживу… Да и понимала ведь, куда иду. Это было возможно. И всё же… Я рада, что увидела их так близко. Даже жар на себе про чувствовала! — тон становится менее встревоженным, наоборот, восхищённым. А в глазах её, несмотря на глубокие раны и слабость во всём теле, виднеется два ярких огонька, губы же расплываются в довольной от воспоминания улыбке.        Аккерман пусть и слышал подобные слова восхищения от неё кучу раз, но сейчас это по особенному приятно ощущается с осознанием того, что никуда она больше не пропадет и всё наконец-то станет спокойно. С легкой усмешкой в голосе, он тихо отвечает:       — Ты сумасшедшая, честное слово.       — Но ты почему-то до сих пор слушаешь мои рассказы, Леви, — улыбается ему в ответ Ханджи, а потом неожиданно резко поднимается с кровати, протягивая руку другу. — Прогуляемся по двору, если тебе уже легче ходить?       — Без костылей сложновато, да и по лестнице спускаться тяжело, — оглядывая одну из ног, которую так усердно лечили вчера, тихо отвечает Леви.       — Значит, помогу спустится. На то мы ведь и друзья, правда?        По-своему родная для капитана улыбка вновь появляется на лице Ханджи, когда она, прикрыв глаза, протягивает ему костыли, на которых он и пришел сюда. А уголки его губ так и норовят подняться, что-бы растянуться в мягкой, нежной улыбке.       — Сегодня хорошая погода. Учитывая то, что до этого были сильные дожди, просто прекрасная, — подмечает Ханджи, сквозь стекло очков осматривая небо без единого облачка, но яркие лучи солнца заставляют отвести взгляд в сторону. Вся зелень в небольшом дворике цветёт, выглядит ярче, да и за эти года вид подобных заведений явно улучшился.       — Наверное, выглядим сейчас как старики, — цокает Леви, присаживаясь рядом. Костыли ставит рядом, сбоку лавки, а руки складывает на груди. На некоторое время между друзьями наступает недолгое, но комфортное молчание. Обычно, молчание становится неловким и даже смущает, но не их. Они сидят, смотря на небо и наслаждаются природными звуками: пение птиц, шум ветра и покачивание листьев деревьев от него. Всё это предаёт приятной атмосферы, успокаивает. Но молчание прерывает голос Ханджи:       — Скажи… Ты рад?       — Чему, Ханджи?       — Тому, что мы выжили.        Она продолжает восхищённо, с полузакрытыми глазами смотреть на небо, по которому летят стаи птиц. Взгляд свой на друга не обращает, знает ведь, что это им не требуется для полного комфорта и понятия друг друга.       — Наверное… С учетом того, сколько товарищей умерло, вскользь начинаю сомневаться в этом.       — Мне тоже тяжело их опустить. Пусть титанов больше и нет, и ничего нового я узнать о них не сумею… Но я даже рада, что мы выжили.       — Думаешь, мы заслужили хорошей жизни?       — Может… По крайней мере, я на это надеюсь. Мы и плохих вещей делали не мало, каждый в чём-то грешен.       — Непривычно слышать от тебя такие слова, — многозначительно усмехается Леви, всё же решая оглядеть свою подругу. Солнце ярко освещает её, а во взгляде карего глаза всё так же словно горит огонёк, заставляя один из уголков губ невольно подняться.       — Чем мы займёмся теперь? — с улыбкой на лице интересуется Зое, заметив лёгкую ухмылку на лице друга. Для неё это слегка непривычно, как и для него слышать такие речи, но не желая смущать того, молчит об этом, лишь довольно хмыкнув.       — Может, наконец-то сможем начать спокойную жизнь.       — Помнишь, ты как-то давно хотел открыть чайную после войны? Что думаешь об этом сейчас? — продолжает интересоваться Ханджи, с интересом изучая лицо друга, а в душе нарастает спокойствие.       — Не задумывался, только вчера ведь всё закончилось. А что на счёт тебя?       — Наслышана, что бывшим солдатам армии дают ежемесячные выплаты. Так что, возможно, мне не придётся работать. Наконец-то смогу полностью углубиться в те темы, в которые не успела, — довольно хмыкает она, а после, почти сразу продолжает свой монолог о предполагаемых планах на будущее.

***

      С одной стороны коридора слышатся мягкие, медленные шаги, тяжёлые вздохи и усталости, а с другой стороны быстрый и громкий бег, удары массивных берцев по больничной плитке.       — Эрсель! Чертовка, я тебе уши оторву. Пропала, ничего не сказав, ещё и больная теперь! — слышится грубый и весьма громкий голос Ильзы, которая ещё издалека увидев знакомый силуэт подруги, начала бежать за ней. Обладательница имени, которое с такой яростью сейчас произносит брюнетка, удивлённо оборачивается. Голос какой-то слишком знакомый…       «Ильза?!.. Да не может быть!» — проскакивает у неё в голове, когда неподалёку видит свою подругу, а в следующую секунду рыжую ещё крепко принимают к груди, да так, что дыхание от крепких объятий становится тяжелым.       — Кто ж тебя просил туда идти, не нормальная… Не предупредила даже, ещё и с башкой непонятно что! А ну глянь на меня, лицо то целое?        Эрсель и понять не успевает, что происходит и как её подруга здесь оказалась, как лицо сразу же поднимают длинные, тонкие пальцы, а сама брюнетка с напряжением рассматривает лицо подруги. Но увидев лишь пару незначительных царапин, облегченно вздыхает и более ласково прижимает к себе девушку чуть ниже. Только осознав, что рядом с ней сейчас стоит та, с который столько времени не виделась из-за своего неожиданного побега, на лице Эрсель появляется улыбка, а руки сами крепко-крепко обнимают подругу, прижимая к селе ещё ближе, лишь бы почувствовать родное тепло и запах лавандовых духов.       — Ильза, я скучала… — шепчет она, уткнувшись носом в плечо собеседницы и кажется, вот-вот заплачет от эмоций, которые переполняют её через край. Она гладит спину подруги, сама прижимаясь крепко, и не волнует их обоих то, что по коридору ходят другие люди, что они сейчас не в приёмной, где принято навещать больных. Главное, что обе живы.       — А я то как скучала и боялась за тебя! Сегодня утром письмо от Виктории пришло, что ты здесь лежишь, живая. Ну я и сразу начала собираться, приехала так быстро, как только могла. Я уже не знаю, что с тобой сделаю, если ты опять вытворишь подобное… Я из-за тебя так нервничала, дурёха!       — Ну-ну, Ильза. Главное, что сейчас всё в норме. Я думаю, на долго тут не задержусь. Может быть… Мы с тобой пройдём в другое место? Здесь не принято посещать пациентов, — смущённо усмехается Эрсель, ласково улыбаясь своей подруге. Та же положительно кивает в ответ и следует ей вслед, оглядываясь по сторонам и с интересом рассматривая стены больницы.       Путь до приёмной совсем недолгий. Пара минут ходьбы по длинным коридором, подъём на второй этаж, и вот, они уже в большом помещении деревянными лавками и окнами, выходящими на двор больницы.       — А теперь рассказывай, как всё было и какого черта ты оказалась там? Из-за капитана твоего? — сводит брови к переносице Ильза, суровым взглядом прожигая подругу от эмоций, переполняющих изнутри.       — Ильза! Не нужно так о нем думать. Он тут совсем не причём! Не злись только, я всё расскажу.       — Поверю только если узнаю, почему ты оказалась там и теперь с травмой головы лежишь в больнице, — недовольно хмыкает девушка, сложив руки на груди.       — Что-ж… Всё началось с того, что я решила, что пора перестать висеть на шее отца. Да и врачом в разведке теперь работать опасно, работу поменять надо бы… Представляешь, встретилась с риелтором, а там!..        Все несколько минут Ильза с интересом слушает рассказ, изредка задавая вопросы по теме и иногда хмурясь от не самого приятного приключения подруги. От нервов она стучит длинными ногтями по старому подоконнику, но рассказу Эрсель это никак не мешает. Вспоминая все произошедшее с лёгкой тревогой, она говорит об этом очень эмоционально, даже несмотря на обстановку вокруг. Но голоса не повышает, пусть слова её и полны эмоций, не желает нарушать покой других больных и уж тем более будить тех, кто спит.       — Ну и ужас… И вот так просто согласилась идти с ними? А если бы умерла? — явно удивлённая таким рассказом спрашивает её подруга, а по глазам виднеется её шок.       — Ильза, сейчас то всё в норме и это главное! А согласилась почему… У меня были причины.       — Догадываюсь, кто был этой причиной.       — Да неужели. Будь Маргарет в такой опасной ситуации, не думаю, что ты бы сбежала обратно домой, — хихикает Эрсель, с важным видом сложив руки на груди, а на лице появляется самодовольная улыбка. Конечно же, делает она это в шутку, а от действий подруги у брюнетки появляется довольная улыбка на лице.       — И то верно. Но больше так не делай, поняла? Я за тебя волнуюсь.       — Постараюсь… Но ничего обещать не могу, ха-ха!       — Вот же вредина. Закурить не хочешь? Или отучиться от этого пытаешься? — вспомнив про сигареты в кармане штанов, спрашивает Ильза и аккуратно, лишь бы никто другой не увидел, показывает пачку подруге. У той даже мурашки по коже проходят от вида сигарет. Знает ведь, что вредно, но так хочется, такая ломка начинается…       — Я бы с радостью… Но на территории больницы это запрещено, а мне дальше двора нельзя выходить. Да и подумала, что пора избавляться от этой привычки.       — Хах… Вспоминаю, как ты ещё давно говорила, что не понимаешь удовольствия курить, — задумчиво и медленно рассуждает Ильза, продолжая стучать ногтями и подоконник, а взгляд её устремлён на двор.       — А вот возьму… Возьму и избавлюсь от этой привычки! Пусть это и сложно, но я уверена, что смогу перебороть себя, — уверенно отвечает Эрсель, повернувшись лицом к окну и тоже принимается с интересом рассматривать обустройство двора. А выглядит он весьма симпатично: аккуратный каменный забор вокруг территории, лавки и даже качелька под одним из пышных деревьев.       — Ну-ну, будем верить в лучшее. Только сильно этим не увлекайся, — задумчиво продолжает диалог брюнетка, но завидев на одной из лавочек двух людей, тему переводит: — Да и твой капитан явно не обрадуется, если узнает, что ты куришь.        Ильза знакомые лица узнает пусть и не сразу, но гораздо раньше подруги, которая с больши́м интересом разглядывает цветущие растения во дворе.       «Что за старики там сидят… " — первое, о чем задумывается она, увидев двух людей на лавке и слегка хмурится, но вскоре признаёт в них солдат разведки и кратко усмехается своим же прошлым мыслям.       — Ну, агрессивно реагировать точно не станет.       — Если что, ты знаешь, кому жаловаться, — усмехается Ильза. Пусть рассказы о возлюбленном подруги всегда и были положительными и другого человека заставили бы поверить, что он и в правду ничего плохого не сделает, но она не верит. Девушка знает, сколько её подруга настрадалась за прошлые отношения и повторной ситуации допустить не желает. Капитан до сих пор не вызывает у неё большое доверия, несмотря на поступки.       — Ильза, иногда я сомневаюсь в том, что ты одобряешь мой выбор, — усмехается в ответ рыжая, а на лице от таких родных разговоров появляется нежная улыбка. Она с теплотой смотрит на свою подругу, а двор её уже не особо то и интересует.       — Я свои обещания выполняю. И мое обещание про то, что я украду тебя на свадьбе, не исключение.       — Ох, я так скучала по твоим шуткам.

***

      — А как думаешь… Эрвин рад за нас? — слышится задумчивый голос Ханджи, когда она проходится вокруг скамейки, разминая затёкшие ноги. Она оглядывается по сторонам, оглядывая то других пациентов, которые после обеда тоже решили прогуляться по двору, то людей, которые то дело что выходят и заходят в здание больницы. Кто-то с детьми, кто-то с пакетами, судя по всему с вещами для пациентов. Она знает, что не запомнит и половины, но всё равно с интересом изучает их, пытаясь хоть как-то развлечь себя и осознавая, что эти дни будут самыми скучными жизни.       — Я на это надеюсь. Тебе не сложно стоять? — огорчённо изучая подругу, тихо отвечает Леви. Пусть обстановка и погода прекрасные, но настроение его далеко не такое.       — Ого, ты что, волнуешься за меня? От тебя это максимально неожиданно, — хохочет она в ответ, довольно улыбаясь. — Всё в норме. Места с ожогами слегка болят, но ходить могу без осложнений.       — Славно, четырёхглазая, — с теплом в голове он произносит уже привычное для девушки прозвище, а свой расслабленный взгляд поднимает на неё. Она же многозначительно хмыкает в ответ, с улыбкой осматривая друга.       — Я тоже рада, что мы выжили.

***

      — Фух, голова кружится… Когда же эта боль уже пройдёт, весь день ощущения, что голова сейчас на две части распадётся! — рассуждает Эрсель, вытирая мокрые волосы полотенцем, а в параллель её словам скрипит старая дверь, ведущая в душ. Девушка хватается руками за голову, и чтобы не терять равновесия, опирается об стену, а из губ её выходит тяжёлый вздох.       — Держишься, ведьма? — тут же, пусть и с трудом, поднимается с кровати Аккерман. Несмотря на боль в ногах, подходит к ней быстро и придерживает, лишь бы стоять стало легче и она не упала. Голос его слегка дрожит, а сердце бешено стучит от вида уставшей, больной возлюбленной. В ответ она молчит, лишь показывает указательный палец, как бы прося подождать немного. Второй рукой всё так же держится за голову, а от сильной боли брови сводит к переносице, губы её кривятся в недовольном положении и из них выходит тихая ругань.       — Вроде бы по лучше стало… По крайней мере, уже соображаю, и то хорошо. Спасибо, что придержал.       — Не горю желанием, чтобы ты вновь упала в обморок. Он не отстраняется, придерживать её продолжает, закинув руку на своё плечо. Для большего удобства медленно усаживает на кровать, ладонью проводит по лбу, чтобы убедиться, что хотя бы температуры нет. А глаза девушки всё так же закрыты, пока она пытается прийти в себя после очередной внезапно возникнувшей головной боли.       — Ох, я так надеюсь, что это скоро пройдёт… Чувствую себя беспомощной и мне это не очень нравится, — тихо прерывает молчание она, наконец-то открыв глаза. Затуманенным от боли и усталости взглядом смотрит на взволнованного Леви, который сидит рядом, держа её ладонь и проверяя пульс. Из губ его вскоре выходит облегчённый, но еле слышный вздох.       — На поправку рано или поздно пойдёшь. Постарайся пока что сильно не напрягаться.        На душе его совсем не спокойно от состояния возлюбленной. Еле держится, даже когда сидит на кровати, кожа бледная, руки её слегка дрожат, а сама покачивается слегка.       — Позвать врача?       — Нет, не стоит… Пройдёт через время. Без сознания не падаю, уже хорошо, — горько усмехается Эрсель и облегченно вздыхает, когда чувствует, что боль стала чуть меньше, а голова больше не кружится так сильно. — Ты можешь просто не отпускать меня сейчас?        В ответ Леви лишь кивает, а ладонь её сжимает крепче, но не до боли. Большим пальцем гладит тыльную сторону, переходя к пальцам и обратно, а сам с огорчением изучает её лицо. И стоит ему на несколько секунд уйти в свои раздумья, как чувствует, что что-то теплое касается его плеча. Без стеснения, прикрыв глаза, Эрсель утыкается носом в крепкое плечо, а на лице появляется слабая улыбка. Свободной ладонью проводит по шее Аккермана, от самого затылка и почти до спины. Гладит нежно, медленно, с какой-то материнской заботой, от которой у него проходит холодок по телу, а лицо покрывается легким, мало заметным румянцем.       — Я так скучала по этому. Надеюсь, что теперь часто смогу так делать, — шепчет она и облегченно выдыхает в родное плечо. — С тобой рядом становится даже легче.       — мне тоже легко, — отворачивается Леви, а румянец на щеках становится более заметным. Улыбка на лице Эрсель становится более хитрой, когда открыв глаза, первое что она видит — смещённого от своих же слов капитана, который второй ладонью то и дело пытается прикрыть лицо.       — Хах, а ты сегодня щедрый на подобные слова. И раскраснелся весь! — хихикает она, а ладонь быстро перебирается с шеи к линии челюсти, а потом и вовсе к горячей щеке. Гладит её, повернув лицо капитана к себе. Гладит медленно и нежно, не желая отпускать. Кончик пальца едва касается мочки уха, как из губ Аккермана выходит томный вздох.       — Не смотри на меня так сурово, Леви. Я ничего плохого не делаю. Просто соскучилась по прикосновениям, — насмешливо продолжает она, заметив его серьёзный взгляд на себе. А у Леви аж ступор от её прикосновений. Ласковые, медленные. Ласкает то линию челюсти, то ухо и иногда затылок, а меж ее пальцев переплетаются черные пряди. Он дышит тяжело. Сам истосковался не меньше.       — Чем бы ты хотел заняться после выписки? — тихо интересуется она, восхищённо и не в силах отвести своего взгляда, смотря на капитана. Чувствует себя сейчас маленькой девчушкой, которая в первые влюбилась и от своего предмета обожания и взгляда отвести не может. Склонив голову на бок, изучает каждый сантиметр родного личика влюблённым взглядом.       — Хочу спокойной жизни для нас, — шепотом отвечает капитан, в ответ смотря в глубину её глаз. Ладонь его быстро оказывается на слегка пухлой щеке возлюбленной, и не волнует его сейчас то, что гладит он её по щеке именно правой ладонью, к которой отвращение чувствовал ранее.       — Я бы хотела купить домик в лесу, по дальше от городском суеты. Как раз весь последний месяц откладывала деньги на это. Может, и хватит. Ох, и нам обязательно нужно будет завести кота! Я уже знаю, как хочу его назвать, — восхищённо рассуждает Эрсель, а в глазах её виднеется два ярких огонька, улыбка же широкая, радостная, лишь от представлений о будущем. А Леви бы с интересом всю оставшуюся жизнь её рассказы слушал. Ласковый голос успокаивает, заставляя впервые за долгое время разум погрузится в полусон, когда он укладывает голову на ее плечо. Кажется, вот-вот уснёт, но невнятно и тихо, словно мурчит:       — И как же?       — Винсент. Красивое имя, правда? У папы так звали пса, который был у него в молодости.        Эрсель замечает, что собеседник её уже вот-вот уснёт, глаза прикрыты, и он невнятно что-то отвечает. Она не слышит это, но довольно хихикает, прежде чем подшутить.       — Хотя, мне кажется, что у меня уже есть один прелестный котик, — хихикает, гладя его по голове. Чёрные пряди волос оказываются меж её ловких пальцев, которые массируют кожу головы.       — Прелестный? Не говори чушь.       — Именно, что прелестный! И я догадываюсь, что ты так говоришь из-за шрамов. Я тебя и с ними любить буду, лучик.        На её слова поддержки Леви лишь многозначительно вздыхает. Нет, они его не раздражают и не кажутся скучными и глупыми. Они наоборот единственное, что сейчас удерживает эти качели о его самооценке.       «Может, и в правду не так уродлив, раз уж она так говорит… " — задумывается он, касаясь бинта на лице.       — Так значит, Винсент? Звучит приятно.       — А ещё, определённо большую кровать! Наконец-то смогу отоспаться после этих лет на тесной кровати в корпусе, как же это будет прекрасно…       — С учётом того, что ты вечно сталкиваешь меня на край кровати во сне, наверняка придётся сдвинуть две.       — Леви! Не так уж и много места я занимаю. Ну, пихала тебя во сне пару раз, с кем не бывает… — стыдливо отводит взгляд в сторону Эрсель, и несколько секунд молчания тоже прерывает сама:       — Я что, так сильно мешала тебе спать?        Несмотря на то, что Аккерман утыкается носом в её плечо и почти засыпает, это и их разговор не мешает ей параллельно вязать один ряд за рядом.       — Даже не думай о таком. Ты же не выгоняешь меня с моей же кровати, так что всё в нормею       — Вот и хорошо. Пока что не задумывалась тебя выгонять, но потом буду смотреть по поведению, — вредно шутит она и наклоняется ко лбу мужчины. Целует его нежно и медленно, не желая отстраняться, а после поцелуя ещё несколько секунд он чувствует теплое дыхание на своём лбу.       «Моя прекрасная ведьма… » — задумывается он, чувствуя нежный поцелуй на себе, который словно заставляет разум помутнеть, а желание прижаться ещё ближе и обнять нарастает с каждым мигом. Ах, если бы она только знала о его мыслях…       — Как ребята? Не виделся сегодня с ними? — продолжая вязать, интересуется она. В этот раз выводить один ряд за другим у неё получается по необычному быстро, давно уже не вязала и соскучилась по спицами в руках. Силуэт не большой белой птички уже начинает вырисовываться и со стороны стало более понятно, что получается птичье крыло.       — Видел их в столовой. Но разговаривал только с Ханджи.       — После выписки нам обязательно нужно будет их навестить. Сегодня заходила к Конни и Жану перед обедом… Выглядят очень подавленно.       — Ещё бы. Им не хило попало во время боя. Да и остальные… Не меньше пострадали, — тяжело вздыхает Леви, вспоминая всё произошедшее, вспоминая, какой страх и тревога появлялись при виде того, как страдают уже ставшие родными солдаты.       — а Габи и того мальчика… Хм, вроде бы Фалько? Видел их? Они же совсем дети, переживаю за них.       — Видел. Здесь лежат, но в другом отделении.       — Тяжело им, наверное… Столько всего произошло.       — Скажи, ты злишься на Габи?       — Та девочка, которую я лечила? Что она убила Сашу, я прекрасно помню, но зла не держу… Учитывая реакцию того же самого Николо на нас, им по видимому просто внушали, что мы такие ужасные. Габи всего лишь ребёнок и если так и было, я не имею права винить её в том поступке, — тяжело вздыхает Эрсель, а воспоминания о мёртвой подруге накатывают неприятным грузом на душу. Взгляд её становится менее весёлым и из губ выходит тяжёлый вздох, когда спицы в руках начинают путаться.       — Ведьма? — поднимает голову Леви, заметив, что тон к концу ее монолога заметно сменился от восхищённого к более тихому и подавленному. Нахмурилась вся, сжала челюсть, чтобы не издать лишний всхлип. — Всё хорошо… Вновь вспомнила о Саше…        А вот Леви, сколько бы лет не прошло, помнит как мать говорила подобное. Воспоминания накатывают на него волной…

***

       Тихие всхлипы женщины, лежащей на краю кровати, прервал детский голос:       — Мама, ты плачешь? — спрашивал маленький Леви, протирая глаза от сна. Пусть материнские всхлипы и прервали его сон, больше волновало состояние родного человека.       — Всё в порядке, Леви. Ложись обратно, тебе нужно хорошо спать, — сквозь слезы улыбалась ему Кушель, гладя нежной ладонью по макушке сына. Пусть из глаз ее и текли слезы, а нижняя губа слегка дрожала, она продолжалась с теплом смотреть на своего сына, пытаясь успокоиться, лишь бы тот не волновался. Она гладила его нежно, никогда за следующие много лет он не чувствовал похожих заботливых касаний к себе, не чувствовал подобного тепла, которое излучала его мама, несмотря на тяжелую жизнь.

***

      — Я понимаю тебя. Не делай вид, что тебе не плохо от этого. Я как и ты… Часто скучаю по ней и другим солдатам, — старается поддержать её Леви и заправляет прядь рыжих волос за ухо. Знает, как хорошо касания успокаивают возлюбленную, и заправив прядь волос, проводит ладонью от затылка до спины. Гладит по непривычному с заботой и аккуратностью и ладонь свою потом не убирает. Так и обнимает она девушку за спину, пока сама она продолжает упорно вязать, иногда создавая тихий стук спиц друг об друга.       — Ты бы точно подружилась с мамой. Чем то похожи, — всё же решается сказать о своих мыслях капитан, вновь уткнувшись носом в любимое плечо.       — С мамой? Хах, это довольно… Неожиданно и мило. Хотела бы я с ней по общаться. И чем же похожи? — на несколько секунд она перестает вязать, шум спиц стихает. Создаётся ощущение, что в этом мире только они вдвоём.       — Она часто улыбалась, несмотря на ужасную обстановку. Казалась среди дерьма в подземном городе чем то… Ярким. А ты после первой встречи засела в голове так, что хрен выбьешь, ещё и таким ярким образом, — горько усмехается Леви в конце длинного диалога, позволяя себе расслабиться рядом с ней, снять маску сильнейшего война. Вести такой долгий, а уж тем более откровенный монолог для него в новизну, но на душе всё равно становится легче.        У Эрсель от таких слов даже спицы из рук падают на белые, больничные простыни, а из губ выходит удивлённый вздох, когда она прокручивает каждое его слово в голове, сама начиная краснеть. Знает, как ему дорога была мама. Помнит, с каким восхищением и теплом он пусть и редко, но говорил про неё. И не надеялась, что будет ассоциироваться с таким важным человеком в его жизни.       — Родной, звучит чудесно… Я никогда и подумать не могла, что буду ассоциироваться у тебя с таким близким человеком.       — А ты разве не близка? Будь так, я бы не распинался об этом, — Леви поднимается вопрошающий взгляд на нее.        — Знаешь, почему именно «ведьма»? — прерывает тишину он. Терять уже нечего, и так сказал много откровенного. И раз на то дело пошло, нужно говорить до конца.       —Почему же? Я думала, что всё дело в волосах, — с интересом склоняет голову она, а волнение от ожидания ответа нарастает.       — Очаровала меня, вот и ведьма.