Звезда тёмного неба

      — Я… — слышится какой-то по необычному не уверенный голос, когда Леви поджимает нижнюю губу, а в горле встаёт ком, не давая возможности ответить таким желанным «и я тебя». Взгляд дрожит от осознания, что он и слова вымолвить не может. Заикается, что-бы что-то сказать, но не более.       — И я это прекрасно знаю. Мы столько времени вместе и я совсем не сомневаюсь в твоих чувствах и знаю, как тебе иногда… Тем более, в такие моменты, бывает сложно их выражать.       — Знала бы ты, как я благодарен тебе за это… — наконец-то облегчено выдыхает Леви, пока его ладонь аккуратно гладит рыжие пряди. Короткие, не как в их встречу в лесу. До этого ведь были длиннее плеч, она и вовсе позабыла о стрижке из-за стресса, а сейчас еле доходят плеч.       — Хочешь, я постригу тебя, когда нас выпишут?       — Вот о чем я тебе говорю! Именно благодаря таким милым мелочам, твоей заботе, я понимаю, что ты меня любишь. — Эрсель приподнимает пряди своих волос и фыркает лишь от осознания того, что сейчас на ней не любимая её стрижка. — я не в восторге от такой стрижки, да и сделала это спонтанно, потому что волосы мешались во время погони. Так что да, очень хочу! Ты так аккуратно это делаешь…       — Тогда, обязательно. Но знай, что в любом виде, ты выглядишь явно по лучше той же самой макаки, — довольно хмыкает он, перебирая меж пальцев рыжие, волнистые пряди. Мягкие, так и хочется зарыться в них носом, вдохнуть родной запах женского шампуня, заснуть так.       — Хех… У тебя и самого уже виски́ пора брить. Я помогу тебе с этим. Не думаю, что в первое время тебе будет удобно. К этому… Нужно ещё привыкнуть, — тяжело вздыхает она на последней фразе, пока кончики пальцев нежно ласкают раненную руку мужчины. Без какого-либо отвращения во взгляде, в своих действиях, совсем наоборот. С заботой и теплом.       — Ты уверена, что тебе не мерзко от меня? Я теперь на всю оставшуюся жизнь, наверняка, останусь инвалидом. Ещё и без пальцев, да и с глазом уж точно не всё хорошо будет.       — Леви! Даже не думай о таком. Для меня твоя внешность не имеет абсолютно никакого значения, я полюбила тебя далеко не за это. Я понимаю, что тебе самому сложно принять себя после этого, но я тебе клянусь, я сделаю всё возможное, чтобы ты выздоровел и смог вести полноценную жизнь. Я тебя люблю любым. Тем более, безымянный палец на правой руке у тебя всё ещё присутствует, а у меня, вообще-то, очень серьёзные намерения на будущее, — хихикает она, пока на лице расплывается хитрая улыбка. Знает ведь, что так может отвлечь его от плохих мыслей. Безымянный палец на правой его руке поднимает по ближе к себе и целует кончик, нежно и чувственно, с желанием больши́х прикосновений.        Леви и ответить ничего не успевает, лишь заикается, но после сразу отвлекается на шум, где-то около двери. Без стука и предупреждений в палату заходит молодая медсестра, пока дверь скрипит позади неё. В руках её больших размеров открытая коробка. На такую резкость возлюбленные реагируют сразу. Эрсель, уже привыкшая к тому, что во время их уединений в кабинете капитана, кто-то время от времени заходил без стука, сразу же отстраняется из объятий мужчины. Он же её не держит, сам немного стесняется, но с кровати не встаёт, сил совсем нет. Лишь сидит, удивлённо глядя на девушку около двери и ожидает от неё чего-то.       — Ой, да вы же капитан Леви! — удивленно вздыхает она, прокладывая одну ладошку к губам, а глаза широко открываются от шока. Коробка из её рук чуть ли не падает, но она в последний момент успевает её удержать, недовольно цокнув.       — Уж простите, что без стука. Сегодня не собранная чутка. А я вам принесла мелочь разную, главный врач отделения попросил. Вы же с битвы прибыли, судя по слухам, с собой вещей совсем нет. А у нас слухи быстро распространяются! Так-так… Тут полотенца, средства гигиены, вода. Говорят, у вас с ногой что-то сейчас, правда? Перелом? — не прекращает разговор она, переходя с темы на тему. У уставшего Аккермана чуть ли голова не взрывается от такого потока информации. Он с каким-то легким интересом заглядывает в коробку, которую девушка ставит на стол, а после продолжает рассуждать без умолку.       — И вам доброго дня, — прерывает рассуждения русой девушки Эрсель, сложив ногу на ногу. Осматривает её с каким-то подозрением, брови слегка смотрит к переносице. В коробку даже не заглядывает, не интересно ей это. Больше волнует небольшое неуважение по отношению к себе.       — А? Доброго, — кратко и быстро отвечает она, хлопая тёмными ресничками. Но разговор продолжать с рыжей не желает, тут же принимается вытаскивать вещи из коробки.        Леви несколько секунд переглядывается с возлюбленной. Брови сводит к переносице, когда вновь слышит быстрые рассуждения девушки, и несмотря на слабость, с кровати встаёт, а руки его тут же принимаются вытаскивать вещь за вещью из картонной коробки.       — Не нужно, и сам справлюсь.       — Оу, не нужно помогать. Я и сама справлюсь. У нас работа не пыльная, по легче вашей уж точно. Не особо то и устаю.       — Впредь, попрошу заходить со стуком. — слышится недовольный тон Эрсель, которая с какой-то непонятной для медсестры злостью, осматривает её, прожигает взглядом с ног до головы. Руки складывает на груди, голову неосознанно задирает.       — Чего же вы так? Мы вас лечим, ничего плохого не сделаем.       — странные у вас тут правила. Я, когда на практике была, ещё на врача обучалась, ни в одной больнице без стука, или хотя бы предупреждения не заходили. Покой больных, это ведь главное.        Девушка на её замечание лишь удивлённо хмыкает и пожимает плечами, а когда в коробке не остаётся вещей и все они лежат на небольшом столике возле стены, складывается руки в замочке перед собой и с радостной улыбкой, ловко переводит тему:       — Что-ж, сегодня моя смена, так что можете звать, если что. У меня столик недалеко от вашей палаты, капитан Леви. Желаю вам поскорее выздороветь!        Так же быстро, как и меняет тему за темой, она подходит к двери, и не дождавшись ответа, тут же удаляется из палаты. Дверь за собой до конца не закрывает, от чего та противно скрипит.       — Ты хоть слово поняла? — трет Леви переносицу и тяжело вздыхает, пока с какой-то неожиданной резкостью, возлюбленная его встаёт и с шумом закрывает дверь.       — В подворотне что-ли родилась! — ворчит она и показывает язык, будто бы надеясь, что медсестра увидит это. У мужчины такой напряжённый вид вызывает довольную усмешку и некое расслабление. Реагирует, также как и раньше, если солдаты заходили к ним, заставляя отстраниться от друг друга и прервать такой желанный тактильный контакт.       — Успокойся, ведьма. Мы же тут не на всю жизнь, да и не каждый день её будем видеть.        Лишь нежное «ведьма» из его губ, заставляет девушку немного расслабиться. Она несколько раз тяжело выдыхает, в попытках успокоиться и прити в себя, а после садится за стул около стола.       — Ох, Леви… Я так соскучилась по этому твоему прозвищу. Оно для меня словно вторым именем стало уже. Такое родное, от тебя по особенному нежное, приятное.       — Значит, компенсирую все то время, которое ты не слышала этого.       — Ты же мой прелестный, Леви… — одарив его нежным взглядом, шепчет она, и кажется, что её сердце, она сама вот-вот растает от таких слов, по всему телу проходит лёгкий жар, а на душе становится по родному спокойно, приятно.       — Чего она там принесла, давай глянем, — переводит тему он, и вот-вот встанет на ноги, чтобы подойти ко столу и рассмотреть вещи, но его останавливают ладони девушки на уставших плечах.       — Ох, тебе сейчас лучше больше находится в лежачем положении и не вставать. Ложись, а я буду показывать. Я, как-никак тоже врач и запрещаю тебе в твоём состоянии напрягаться! Лечение, и куча поцелуев это то, что тебе нужно сейчас, — хихикает она, намного нажимая на плечи мужчины. Он же не сопротивляется, послушно опускается на кровать и выдыхает, облегченно, с легкостью, чувствуя под собой мягкую подушку и матрас, и запах свежих простыней. Отдых это именно то, о чем он так долго мечтал.       — А ещё принять горячий душ и выспаться.       — Ну-ну, успеешь еще. О, могу помыть тебя сейчас. Тут как раз мыло, шампунь, полотенца. Представляешь, даже халаты дали, чудесно! — рассматривая вещи, восхищённо рассуждает Эрсель, пока на лице красуется довольная улыбка. Вид любимых губ розового цвета, которые расплываются в такой нежной, приятной глазу ухмылке, вызывают у Аккермана спокойствие. Он не думает о том, что будет теперь. Не думает о всём произошедшем и о том, как теперь придётся передвигаться и принимать своё тело после выписки. Не думает обо всём этом, лишь потому что она рядом, и ничего более не важно.       — Я тут уже осмотрелась, соседняя палата свободна, туда ещё никого не заселили. А ванная комната одна на две палаты. Представь себе, а в некоторых больницах и госпиталях ведь одна ванна на всё отделение.       — Скоро должен быть ужин, не порти аппетит. Ну и мерзость же.       — А я о чем. Представляешь, сколько заболеваний там можно подхватить? Тот же самый грибок… Фу, ну и мерзость.        Такие по особенному родные разговоры, пусть и тема не особо приятная, заставляют чувствовать что-то тёплое в душе, а чувство спокойствия у Леви нарастает с каждой секундой. Он не отводит глаз, смотрит на свою ведьму, таким уставшим, но одновременно влюблённым взглядом, а губы его, кажется, вот-вот расплывутся в слабой, но ласковой улыбке, которую чаще всех остальных видела только его возлюбленная.       — Врачи сказали, что мыться можно. Не могла бы ты… Помочь мне встать?        Эрсель без раздумий оставляет все вещи лежать на столе и тут же встаёт. На край кровати садится, за плечи медленно и аккуратно поднимая мужчину. Боится что-нибудь сломать, обращается с ним, словно с фарфоровой куклой.       — Я тебя не только до ванны доведу, но и помою сама. Только не спорь со мной, я то уж там всё видела, — тихонько хихикает она, придерживая мужчину. С трудом, но всё же доводит его до ванной. Усталость и слабость тела даёт о себе знать, а ноги вновь начинают дрожать, от чего в мысли не закрадываются страхи, что опять в обморок упадёт, только в этот раз удар об плитку в ванной будет гораздо больнее.       — Спасибо тебе, ведьма. Я постараюсь ходить сам… Ты и так много для меня сделала, — уже стоя около стены в ванной, и оглядывая её, отвечает он. Оглядывается по сторонам не только по причине того, что это для него новое место, но и из-за стеснения посмотреть в глаза любимой. Совершенно неожиданно, он чувствует быстрое, но нежное прикосновение мягких губ к своей щеке.       — Раз так, тогда разденься, а я наберу ванну. Надеюсь, хотя бы в этот раз та медсестра не забежит без стука.       — Будем надеяться на лучшее, как ты всегда говорила.       — Ох, ничего себе. И не ожидала услышать этого от тебя, — хихикает она, регулируя температуру воды, которая льётся в старую ванну из-под крана. — Знаешь… Мне иногда кажется, что ты стал мыслить даже более позитивно, чем я. Это расстраивает… Я будто бы потеряла какую-то надежду.       — Сколько раз уже за всё время такое было, но потом ты вновь продолжала поддерживать всех подряд. Пройдёт, это из-за стресса. Ты ведь… Тоже устаёшь, и отдых тебе нужен, — тихо рассуждает он, расстегивая пуговицу за пуговицей на грязной рубашке.       — Соглашусь, нервных клеток я потеряла за этот месяц наверное больше, чем за всю жизнь до. Так волновалась за тебя… И из-за выкидыша тоже не меньше, — тяжело вздыхает Эрсель, огорчённо отведя взгляд в сторону. Совсем неожиданно, её плеча касается тёплая ладонь. Ласково и аккуратно, не двигается.       — Я должен извиниться за это… Из-за меня ты столько нервничала, ребёнка потеряла. Мне жаль, что я заставил тебя так нервничать.       — Леви, не нужно извиняться. Я сама виновата, что о своём положении не думала и тревожилась как не в себя. Если я всё же потом вновь забеременею… То постараюсь не волноваться сильно.       — Узнаю свою ведьму.        Он всё так же стоит позади, несмотря на усталость. Руку со женского плеча не убирает, не желает прерывать нежное касание. Эрсель только поворачивает голову, чтобы одарить возлюбленного ласковым, заботливым взглядом, только заикается, чтобы что-то сказать, но только повернув голову к нему, слегка подпрыгивает от шока, а по телу проходит дрожь.       — Леви! Предупреждай хотя бы, что уже разделся! — встревоженно охает она, а после тяжело выдыхает. После долгой разлуки видеть его без всего совсем непривычно.       — У меня не настолько страшный член, что-бы так пугаться.       — Не настолько? Не думай о себе так плохо, он как и был хорош, так и остался. Залезай в ванну, я схожу за вещами, — уже шепчет она капитану на ушко, с хитрой улыбкой на лице. Руки её в миг слетают с его плеч, а сама убегает из ванны в палату. Леви только залезть и успевает, как она уже прибегает обратно, держа в руках халат, полотенце, мыло и шампунь в небольшой баночке.       — Ничего не болит? Точно уверен, что стоишь? — наклоняется к нему Эрсель, и слегка треплет и без того взъерошенные волосы. Видеть капитана, сильнейшего война, в таком беззащитном положении даже для неё необычно. Смотрит снизу вверх, взгляд его словно у кота. Брови не нахмурены, наоборот находятся в расслабленном положении. Весь в царапинах и синяках, с взъерошенными волосами. Она несколько секунд разглядывает его, не в силах отвести взгляда.       «Иногда и не верится, что тот, кто рубит титанов на право и на лево, может быть и таким… " — задумывается она, и из губ выходит довольная усмешка. Леви ей ничего не отвечает, лишь положительно кивает, рассматривая стену. Сил нет посмотреть на своё тело, на свою израненную ногу и ладонь, а уж тем более в зеркало.       А вот в комнате для персонала уже вовсю идут обсуждения новых больных, а уж тем более битвы, произошедшей совсем недавно. Даже врачи из других отделений собрались в тесной комнате, чтобы послушать сплетни от других и рассказать свои новости об этом деле. Хохочут, удивленно охают и перешептываются, словно никто не слышит.       И только уставшая от этих разговоров Виктория сидит молча, на краю старого дивана, мешая ложкой сахар в горьком чае. Сидит тихо, никому не мешая и с уставшим видом слушая разговоры. Иногда цокает, если кто-то из не много выпивших коллег толкает её или задевает ногу, шагая к выходу, только для того, что-бы отлить или принести ещё чего-нибудь поесть или выпить. Её сейчас вовсе не волнует произошедшая дрожь земли, её не волнует геноцид, который устроил выпускник сто четвертого корпуса. Поздним вечером она думает лишь об одном:       «А как же там Лилит… » — смотря в окно, и будто бы не слыша радостные и удивлённые крики коллег, тяжело вздыхает она, делая глоток горячего напитка. Пить алкоголь совсем не хочется, да и знает она, что если вновь начнёт, то не сможет остановиться. Лишь от одного вида бутылки носом дёргает, фыркает недовольно, вспоминая свое не самое приятное прошлое. Когда коллеги заходят и выходят один за другим в и без того тесную комнату, она не обращает внимания. Но почему-то приход коллеги из её же отделения заставляет повернуть голову, глянуть на неё.        Лишь от одного вида коллеги бросает в дрожь. Даже внешне чем то похожа на неё раньше. А в голове появляются воспоминания о прошлом. Голубоглазая медсестра заходит в комнату, протирая мокрые от воды волосы полотенцем, а от самой её до сих пор исходит тепло из-за горячего душа.       — А догадайтесь, кто к нам лег! — игриво хихикает она, присаживаясь на стул и складывается руки на столе.       — Сам капитан Леви! Ох, а он не такой уж и угрюмый, как о нем говорят, просто душка! — хихикает она, вспоминая про нового больного в палате, не далеко от комнаты персонала. У Виктории упоминание знакомого имени вызывает дрожь. Но мыслит она быстро, а в её голову в миг приходят воспоминания о тревогах одной из коллег — Ильзы, которая так кратко, не желая вести разговор с кем либо, ответила на вопрос Виктории о самочувствии.       «Эрсель пропала, по блядски все дела идут.» Дама времени не теряет, сразу же прерывает рассуждения одного из врачей и, повернувшись лицом к коллеге, уверенно спрашивает:       — А с солдатами кто-то был? Или с капитаном?       Ей приходится прежде послушать описание чудного для элдийцев мужчины с тёмным оттенком кожи, мнение коллеги о нём, а уже потом четкий ответ слышится:       -… Точно! Ещё была какая-то рыжая дама. Какая-то недовольная. Честное слово, думала, она меня сожрёт! У Виктории глаза от удивления широко открываются, а по телу вновь проходит словно ток, она несколько секунд смотрит в одну точку.       «Нашлась, значит… » — мысленно рассуждает она и без раздумий достаёт из кармана штанов небольшую фотографию. Старая, помятая немного, ещё года три назад была сделана, когда клан Адзумабито начал привозить фотоаппараты в Элдию. Фотография с роддома. Посередине стоит сама Виктория, с небольшим свертком на руках, с маленькой Лилит, и несколькими слезами на глазах, но несмотря на это, на лиц её улыбка. По левую сторону белокурый коллега, что в первые дни так ей приглянулся. Отец, как-никак, не мог её из роддома не забрать. А по правую сторону, с прикрытыми глазами и улыбкой на лице, обнимает её Эрсель. Несмотря на все конфликты, что были ранее, вскоре постаралась найти общий язык с русой девушкой, а потом и вовсе встретила с роддома, после чего та уволилась из разведки и ушла на более спокойную работу. А именно, сюда. В больницу за стеной Роза. Она достаёт фотографию, быстро и без раздумий, и показывает на ней на радостную, рыжую девушку. Голубоглазая коллега удивленно хлопает глазками, рассматривая фото.       — Она, да?       — Даже не верится… Похожи ведь, до чёртиков похожи! А сейчас по ней так и не скажешь. Угрюмая вся, недовольная. Ещё и смотрит надменно.       — Может, месячные, вот и волнуется? — слышится едкое замечание от одного из мужчин, который после допивает бокал с алкоголем. Виктория на их шутки и рассуждения лишь недовольно фыркает и молча выходит. Выйти в прохладный из-за открытого окна коридор для неё какое-то счастье. Душная, полная людей комната ей явно не по вкусу. Она облегченно выдыхает, стоя у стены и смотря на фото. Но не на себя или своего мужа, а именно на давнюю коллегу. На лице её появляется слабая улыбка от осознания, как обрадуется Ильза от такой новости. Подруга её здесь, жива и в безопасности.        Виктория уверенно шагает к одной их дальних палат, в самом конце коридора, куда и положили знакомого ей Аккермана. Увидеть свою коллегу живой, и убедится в том, что всё в норме — единственное, чего она сейчас желает. Подойдя к палате, сначала громко стучится. Никакого ответа. Она медленно открывает дверь, и сведя брови к переносице, заглядывает внутрь. Слышен лишь звук включённой воды в ванной комнате.       — Значит, зайду потом… Куда она денется, — фыркает она и вновь уходит в коридор, быстро и уверенно шагая к своему кабинету, чтобы написать письмо взволнованной подруге рыжей о том, что всё в норме.       — Вода не слишком горячая, лучик? — слышится ласковый, тихий голос Эрсель, пока её руки аккуратно моют чёрный пряди приятными движениями. Возлюбленный её почти спит от приятных движений и успокаивающего звука воды, которая льётся в глубокую ванну. Глаза его прикрыты от усталости, всё тело расслаблено.       — М?.. — тихонько отвечает он, протирая глаза от резко нашедшего сна. Он несколько раз прокручивает в голове краткую фразу, но необычное прозвище осознаёт не с первого. Удивленно выкидывает брови, и бросив свой сонный взгляд на Эрсель, задаётся вопросом:       — Как ты меня назвала?       — Лучик. А что, тебе не нравится?       — Не думаю, что я из тех людей, кому подходит подобное прозвище.       — Хех, а вот и не правда. Хочешь, скажу тебе кое-что по секрету? — она не дожидается ответа, сразу наклоняется к его уху и игриво шепчет:       — После того, как я познакомилась с тобой, я впервые за несколько лет почувствовала себя в безопасности, перестала чувствовать вечный страх и почувствовала себя наконец-то по здоровому любимой. Так что, не знаю для кого как, но для меня ты был лучиком в моей жизни, таким и остался. Мой самый яркий лучик, — хихикает она, продолжая мыть голову не очень приятно пахнущим шампунем. А Аккермана аж румянец на лице появляется. После долгой, ужасной разлуки, слышать такие слова по особенному приятно непривычно. Без какого либо страха, он даже не прикрывает лицо, чтобы девушка не увидела щеки, залитые красной краской.       — Оу, ты такой милый, когда краснеешь. У тебя взгляд сразу… Аж испуганным становиться! — шутит она, наклонившись к его лицу, а руки уже держат лейку, аккуратно, чтобы не попасть водой в глаза. Леви несколько секунд молчит. Смелости пытается набраться, чтобы хоть что-то сказать, а дикое смущение и одновременный стыд, за молчание на такие тёплые слова, нарастают всё сильнее и сильнее.       — Эрсель, — слышится уверенный, даже грубый голос мужчины, который подняв голову, с интересом и одновременным напряжением изучает возлюбленную. — Я могу поцеловать тебя?        На такой вопрос девушка сначала тихо посмеивается, вновь прикрыв рот рукой по привычке. Но на этот раз, это никак не волнует Аккермана, он по настоящему волнуется, ожидая ответа.       — Даже не спрашивай. Если ты пожелаешь, ты можешь целовать меня в любое время, где и когда захочешь. Только не при Ильзе, ха-ха. Она явно будет недовольна, — ласково отвечает она, пока ладонь гладит мокрый от воды затылок, на котором ранее была белая пена от шампуня. Руки его сразу, быстро и грубо притягивают к себе девушку, крепко держат за талию, немного сжимая. Губы же тут же с жадностью впиваются в её, мягкие, до боли любимые. Эрсель тяжело выдыхает прямо в его губы, обвивая мокрые плечи в ответ. Сознание словно мутнеет от жадных, страстных движений Аккермана. Он кусает их, облизывает, впивается с новой силой и в конце концов, работает языком, изучая каждый миллиметр рта, вызывая у девушки дрожь по телу, удивление, и заставляя быстро открыть глаза. Помнит, что возлюбленный особой страстью к поцелуем с языком не горит, от чего так и удивляется. Леви же её взгляд на себе чувствует, но сам глаза не открывает, пока ладони его перебираются с талии, вверх, ласкают любимые щеки, вертят личиком девицы, как ему вздумается. А поцелуй его наполнен скукой, желанием прикосновений и в конце концов, любовью.Языки сплетаются между собой, Эрсель дышит в его губы, тяжело и горячо, когда они лишь на несколько миллиметров отстраняются, а обладатель их жадно глотает воздух, пытается наладить дыхание, но ладони свои с щек девушки не убирает. Держит, крепко, но не до боли, чтобы выбраться она из его венка рук без усилий смогла.       — Я скучал по этому, чертовка, — выдыхает он ей на краешек губ, пока грудная клетка быстро поднимается и опускается.       — Если ты ещё раз меня так назовешь, я не посмотрю на то, что мы находимся в больнице, и нарушу покой больного. — хитро улыбается, шепчет ему на ушко, так игриво и ласково. Её ладони ласкают затылок мужчины, пока тот с легкостью усмехается ей на ушко.       — Чертовка… — растягивает каждую букву он. Не будучи в таком состоянии сейчас, также бы растянул и её саму. Шепчет прямо ей на ухо, губами почти касаясь краешка и тяжело выдыхает.       — Ха-ха, Леви, это же всего лишь шутка… Я бы с радостью занялась с тобой чем то подобным в столь опасном месте, но беспокоюсь за твое состояние. Так что…       — Уж поверь, как только я приду в себя, то ты ощутишь на себе всю мою скуку… — капитан жадно шепчет ей на ухо, обнимая одной ладонью за шею. Слегка грубо притягивает к себе, а она и не сопротивляется, начиная ещё более чувственный поцелуй вновь. Леви, точно самому извращенному демону падает на дно со своей страстью, но ничего поделать не может. Жадно притягивает её ближе, кусая любимые, пухлые губы, пока свободная рука блуждает по женскому телу, проводя то по спине и лопаткам, то хватаясь за талию.       — Не думаю, что тебе удастся доминировать. Энергии во мне много, капитан Аккерман, — шепчет в губы возлюбленная, отстранившись только на пару секунд. А капитан времени не жалеет, целует вновь с не меньшей чувствительностью, но поцелуй выходит в разы короче.       — Ещё чего. Хочешь, чтобы я прекратил?       — Ни в коем случае. Мне все-таки нужна пара поцелуев…

***

      — Фух… Ну и вечерок. Устала сильнее, чем после рабочей смены, честное слово, — облегченно вздыхает Эрсель, выходя из душной ванной комнаты. Мокрые волосы аккуратно вытирает полотенцем, и оставляет его на плечах. Теперь на ней не вельветовые штаны и бежевая рубашка, а халат, который на большую радость, положили им вместе с другими вещами в коробке. Взгляд её уставший устремлён на Леви, который от скуки, ожидая её, смотрит в окно. Штор, на большое их огорчение, совсем нет и пробуждение раньше процедур на пару часов от раннего июньского солнца им обеспечено.       — Что там интересного? — присаживается она прямо за ним, прижимаясь грудью к тёплой спине.       — Звëзды, — кратко отвечает ей Леви, не сводя глаз с ночного неба, а в мысли в миг накатывают воспоминания о ночи, когда он, только попав в разведку, смотрел со своими близкими на яркие звезды, что так хорошо освещали, и до сих пор освещают тёмное небо, и город, погружённый во мрак ночи.       — Помню, как впервые на них смотрел.       — И всё так же красивы?       — Именно. Такие же яркие… — с горечью отвечает ей мужчина, всё же отведя взгляд куда-то в сторону, а поза его становится более неуверенной.       — Ну-ну… Знаю, как тебе грустно, что их сейчас нет рядом. Но я уверена, что они наконец-то смогли спокойно выдохнуть после. И я уверена, что они гордились бы тобой. Я рядом и мы обязательно ещё не раз посмотрим вместе на звезды, и не из окна, - она знает, к чему клонит возлюбленный и с каким спорным днем жизни у него ассоциируются звезды. Точнее, с какими людьми.       — Последнее... Звучит неплохо.       — Иди сюда, лучик, — ласково шепчет она и сама поворачивает любимое личико. Держит за щеки, тискает его в шутку в попытках разбавить обстановку.       — Всё наладится, я это чувствую.       — Попытаюсь в это верить, ведьма. На его прозвище Эрсель лишь тихо хихикает и слабо от усталости улыбается, а после взбирается на подоконник. Уж очень хочется по ближе посмотреть на звезды и ночную территорию больницы, на которую так удачно выходит окно.       — И вправду, такое небо сегодня… Чудесное. И звезды так ярко горят.       — Скажи, что ты подумала обо мне, когда впервые увидела? — слышится на удивление неуверенный голос Леви, который свой взгляд теперь устремляет далеко не на звёздное небо, а на задумчивое лицо своей любимой. Смотрит с лаской, небольшой усталостью и одновременным волнением. Рыжая же прикладывает палец к губам, и тихо принимается рассуждать:       — О тебе ещё до начала работы часто слышала от отца, или других людей. Но когда увидела впервые… Ох, первое, на что я посмотрела, были твои глаза… А первое, что я подумала — уставший весь, ему бы массаж сделать и обнять, — хихикает она, завороженно глядя в окно. Голос её ласковый, а темп рассуждения медленный, она совсем никуда не торопится.       — С учётом того, что на меня многие глядят как на бесчувственного придурка, это даже странно.       — Но я то знаю, что ты далеко не такой. Ты так же чувствителен, как и другие, тоже умеешь радоваться и грустить, - Леви невольно хмыкает с удовольствием и задаёт ей вопрос. Впервые за долгое время возникает желание по откровенничать с близким человеком.       - Хочешь узнать, что я подумал о тебе изначально?       — Конечно! Знаешь, я очень давно хотела это узнать, но как-то забывала спросить.        Леви тяжело вздыхает, прежде чем начать свой монолог, а после, спокойно и медленно рассуждает, уже отведя взгляд из-за легкого стеснения вновь на звезды.       — Я от солдат о тебе иногда, но слышал. Внимания особого на их разговоры не обращал, так что и имени не запомнил. А когда увидел тебя, даже не понял, что и мысль в голову одна пришла.       — Какая? — в предвкушении интересуется Эрсель, поджав краешек нижней губы от ожидания.       — Чем же она так отличается от других?        У нее аж дыхание останавливается на миг, а взгляда своего уставшего отвести от мужчины не может. Кажется, вот-вот заплачет от приятных чувств, наполняющий изнутри.       — Леви… Ты самый прекрасный, кто только мог быть в моей жизни. Это до мурашек мило! Я тебе обещаю, расцелую тебя всего-всего, когда нас выпишут!       — Это того не стоит. Ты и так… Много для меня сделала, ведьма. Знаешь... Глянь на небо. Вы похожи, — смущение берет верх над неприступным капитаном, который указывает пальцем на одну из ярких звёзд на небе. Заметив, что возлюбленная словила взгляд на ней, отстраняется и вновь ложится под тёплое одеяло.       — Звёздочка? А, та? Ох, и вправду, светит очень ярко… Так-так... Кажется, я поняла! — восхищается яркостью дальней звезды Эрсель и томно вздыхает, не сразу осознаёт все слова Аккермана. Зато после осознания, сразу смущённо шепчет «ой» и удивлённо открывает рот.              — Ага. Время уже позднее, ложись спать, — отвернувшись лицом к стене, ворчит он, стесняясь даже краем глаза взглянуть на подоконник. А её там и след простыл. Она быстро спускается с него и садится рядом с мужчиной, на краешек кровати. Ладонь её сразу оказывается на его голове, гладит её медленно и успокаивающе, а пальцы аккуратно перебирают пряди тёмных волос.       — Леви, это самое чудесное сравнение, которое только могло быть. Ты говоришь подобное редко, но метко, как говорится, ха-ха. И заставляешь меня безумно сильно смущаться и ещё больше убеждаться в том, что мы встретились не зря. Я ценю все твои поступки и такие чудесные слова, - присаживается рядом с ним на край кровати, пока довольная улыбка не сходит с лица, а ладонь гладит темную макушку.       — Это странно… Но ты можешь продолжить гладить меня? — неуверенно шепчет Аккерман и смазанным взглядом проводит по ней только секунду.       — Я планировала просидеть так, пока ты не заснёшь.       — Спасибо тебе, ведьма… И спокойной ночи. Тоже не сиди до поздна.       — Обязательно.        Эрсель наклоняется и прекращает гладить его лишь для того, что-бы оставить ласковый поцелуй на вискé, шепнуть на ушко «сладких снов». И пяти минут не проходит, как под её рукой вскоре слышится тихое сопение Леви. Видит, что сон у него сегодня чересчур чутко, и что бы не разбудить и без того уставшего капитана своими касаниями, она отстраняется и встаёт с края кровати. Уже сонном взором окидывает любимого.