Звезда тёмного неба

      Клочья дыма расходятся один за другим, позволяя лучше увидеть всё происходящее, всех людей вокруг. Летающая лодка разбилась вдребезги, развалилась, и теперь прекрасно видно, что происходит вне неё. В помутневшем сознании, Эрсель поднимает тяжёлые веки. Ещё никогда такие сложности для неё не вызывало просто открыть глаза. Перед ней рассеивается дым, но всё равно, перед глазами всё кружится, не давая нормально разглядеть происходящее. Даже здраво мыслить о чём-то сейчас она не может, каждая страшная мысль о том, получилось ли у разведчиков выполнить их план, вызывает ужаснейшую головную боль, словно тысячу гвоздей забили в лоб, по правой и левой стороне головы. Ещё никогда она не чувствовала такой слабости и беспомощности.       — Оньянкопон, помоги вытащить её отсюда! Здесь опасно, — слышится серьёзный тон Ханджи, когда она касается мест, чуть выше локтей и пытается поднять девушку. Но как и у рыжей, её силы не вечны. Усталость даёт о себе знать, да и тяжёлые раны тоже не позволяют поднять тело, пульс которого еле чувствуется.       Эрсель еле делает какие либо движения, но происходящее осознаёт. Дёргается, не давая и без того уставшей Ханджи себя поднять. Знает, как та устала. Знает, какую боль она испытывает при каждом движении от полученных ожогов и не даётся. Будь она сейчас в силах что-нибудь сказать, прикрикнула бы, что-бы её не трогали. Но в миг, чью-то более уверенную и жесткую хватку она чувствует на себе. Взгляд свой с трудом поднимает вверх, видит перед собой того, кто так упорно вел летающую лодку до самого конца.       «Хотя бы госпожа Ханджи себя не мучает» — задумывается она и облегченно вздыхает, позволяя поднять себя. Её глаза лишь немного прикрыты, самую малость всего происходящего видят, но старательно бегают туда-сюда, ища лишь одного. Ищет своего капитана, взгляд её бегает безумно быстро в разные стороны, а страх нарастает с каждой секундой ещё больше и больше. И ранее она позволяла мыслям о том, что он может умереть, пробраться в свою голову, поедать здравый рассудок, но сейчас, принять это безумно тяжело.       — Леви… — еле слышно шепчет она и кряхтит. Дым всё же не даёт нормально говорить, заставляя кашлять, а всё тело дрожать от нахлынувшего холода. Неожиданная холодная дрожь проходит по всему телу от осознания того, что не будет всего того, о чем она так долго мечтала. Не прижмется больше к нему, не проведёт ладонью по затылку, ласково произнося имя прямо на ушко.       — А? Капитан живой, не волнуйся. Лучше по тревожься о себе, — слышится ободряющий голос мужчины, который её слова отчётливо услышал. Голос спокойный, даже немного задорный, что вызывает у Эрсель еле заметную ухмылку. И без каких либо волнений, без тревог и страха на сердце, лишь с чистым спокойствием и облегченным вздохом, она вновь закрывает глаза, но далеко не по своей воле, не для того, чтобы уснуть. Скопившийся стресс и дым вокруг дают знать о последствиях, а и без того ослабленный организм девушки с трудом принимает всю нагрузку. Она опять чувствует как остаётся без сознания, перед глазами виднеются лишь смутные пятна. Эрсель в последние секунды, будучи ещё в сознании задумывается:       «Может со мной и не будет всё в порядке, но главное, что он жив» — смутно проходит мысль в её голове, прежде чем погрузиться в бессознательное состояние.

***

      Вот и у Леви дым перед глазами рассеивается, позволяя первым делом увидеть что-то непонятное, не реальное, но до боли родное, словно какая-то иллюзия скользнула перед его взором, но не уходит.       «Уже совсем с ума сошёл, раз такое кажется» — задумывается он и прикрывает глаз на несколько секунд, лишь бы в прямом смысле, до боли родные силуэты исчезли. Это всё ему кажется, этого не может быть. Но все его мысли рассеиваются в миг, когда вновь открыв глаз, видит перед собой смутные силуэты падших товарищей.       Леви впервые за долгое время чувствует что-то влажное, солёное у себя на щеке. Чувствует, как быстро стекают слёзы, глаза становятся мокрыми, а бинты от влаги не приятно прилипают к коже. Но его не волнует ничто из этого. Он без сомнений позволяет слезам литься по щеке к шее, а после впитываться в пыльный ворот рубашки, пока взгляд не отходит от силуэта товарищей. Каждым, каждым из них он дорожил, как своей семьей, пусть сначала, придя в разведку и не задумывался над тем, как всё закончится. И ради этого столько близких полегло, столько близких умерло. От осознания всего, он тихо хмыкает. Лишь на пару мгновений прикрывает глаз, ладонью вытирает слёзы, а когда открывает, уже остаётся лишь дым… Лишь дым, песок и смутно заметное небо. Леви дёргается, не заметив перед собой вновь лица падших товарищей, тех, кто ради всего этого пожертвовал своими жизнями.       Он всё и сидит около камня, пока разум захватывают мысли о том, было ли всё это не напрасно? Стоило ли это того…? Глаза его открыты, а чтобы хоть как-то отвлечь себя, взгляд бегает в разные стороны, пытаясь рассмотреть обстановку и увидеть других солдат. Таких же родных, как и прошлые товарищи.       Неподалеку видит силуэт их пилота. Оньянкопон шагает быстро, уверенно, куда-то торопится в руках неся тело, судя по всему, а вслед за ним и Ханджи. Знакомая рыжая макушка заставляет дрожь пройти по всему телу Леви. Еле дышащее тело на руках у пилота не двигается совсем, глаза закрыты.       «Эрсель?..» — проскакивает у него в голове, а самые неприятные мысли заползают, вызывая у только успокоившегося капитана бурю тревог и страхов. Неужели мертва?.. Он и встать сейчас не может, совсем не в силах даже прокричать что-то, спросить. Кашляет, чтобы попытаться хоть что-то сказать, но голос его хриплый до ужаса. Вновь чувствует себя беспомощным, но не с ней, а один. Капитан лишь рядом с ней позволял себе побыть таким уязвимым, беспомощным, словно маленький, влюблённый мальчишка, а сейчас вновь чувствует эту слабость — не успокаивающую и погружающую в лёгкое детство, которого у него не было, а в тревожную и мерзкую, поедающую изнутри.       Чей-то знакомый кашель слышит Ханджи, идущая в след за пилотом. Идёт с трудом, слабость во всём теле приливает каждую минуту с новой волной, заставляя ноги подкашиваться.       — Леви? — слышится голос Ханджи, уже совсем недалеко. Она подходит к нему, садится рядом, аккуратно положив ладонь на плечо.       — Ты тоже это видела? — вспоминает странное явление с падшими товарищами он, смотря на взволнованную подругу, которая положительно кивает в ответ.       — Будем надеяться… Что их смерти были не напрасны.       — Будем, Ханджи.       — Хах, ты что, назвал меня по имени? От тебя я этого точно не ожидала! — несмотря на обстановку, голос её задорный и по привычному родной для капитана.       — Что с Эрсель? Она… Мертва? — слышится напряжённый тон Леви, а тяжёлый, уставший взгляд, смотрит куда-то вдаль, куда ушёл Оньянкопон, неся в руках девушку.       — Жива, не волнуйся. Но ударилась сильно, без сознания пока что. Видимо, придётся отправиться с нами в больницу, как прибудем обратно.       — Вот как… Хорошо. Нужно поскорее выбираться отсюда.       Лишь слова о том, что не мертва всё же, что оба они выжили и все страхи были напрасны, лишь быстрое осознание того, что теперь всё наладится, заставляют его расслабить напряжённое лицо и всё тело, облегченно вздохнув.       «Хотя бы не умерла, просто обмороком обошлась. И всё равно, не нужно ей было с нами… Дуреха» — задумывается он, с трудом поднимаясь на ноги. Нужно было спешить вслед за другими солдатами, оставаться здесь никто желанием не горел. На душе его, несмотря на всю усталость, словно проходит дождь и гром и появляются первые лучики яркого солнца. Лишь то, что его ведьма, любимая ведьма, жива и здорова, для него самое лучшее, что только могло быть. Лишь приятное осознание того, что они живы, вертится у него в голове, когда он с трудом поднимается на ноги. Ханджи, пусть и сама в ужаснейших ожогах, пусть и сама устала, но пытается придерживать раненного товарища.       — Я сам дойду, — отнекивается от помощи Леви и отстраняется, лишь бы не нагружать её. И без того тяжёлые раны на неё лице видеть невыносимо, ещё и умудряется подхватывать и помогать идти.       — Не уверена, только если доползёшь. Дойдем вдвоём, Леви, — Ханджи и сама придерживается за него, лишь бы не упасть. Держа друг друга, идут медленно и не спеша, изредка останавливаясь, чтобы отдышаться. Путь не далёкий, но сложный. Несмотря на тяжесть всех ран, несмотря на всё то месиво, что было совсем недавно, в душе обоих зарождается некое спокойствие и надежда на то, что скоро всё наладится.

***

      В это время в Элдии некоторым совсем не спокойно и не из-за дрожи земли. Темноволосый мужчина уже который день слоняется по улицам разных городов, тратит деньги на поиски, совсем не жалея их и засыпает со слезами на глазах, с тревогой в душе. Дочка как-никак пропала, как тут не волноваться. Депрессивное состояние вновь, как и пятнадцать лет назад после ухода жены, окинуло его с новой, более сильной волной, а мысли о том, что это его вина, стали привычным чувством. Вес сильно ушёл, глаза стали по привычному опухшими, а под ними образовались круги от недосыпа. Привычная, аккуратная щетина немного заросла, а в кабинете и в комнате его ужасный бардак. Излюбленные стихи который день небрежно валяются на полу. Общение с младшим сыном и вовсе прекратилось. Оба жителя поместья погрузились в депрессивное состояние и совсем не говорят ни с другими, ни с друг другом. Напряжение и одновременное принятие того, что видимо, любимую дочь и сестру уже не вернуть, нарастает с каждым часом всё больше и больше, хоть и большие суммы потрачены на поиски, надежда на лучшее всё равно стремительно угасает.       Да и Ильзе, что так яростно своими силами пыталась искать подругу, приходится не сладко. Чувствует ведь, что во что-то её подружка ввязалась, что что-то точно случилось. У и без того грубой брюнетки ещё сильнее играет ярость, заставляя грубить многим и совсем не впускать к себе. Так и сидит она каждый день, после многочасовых поисков своей «малой», в четырёх стенах своей комнаты, вспоминая все лучшие времена с ней. Не подозревает, и не надеется никто из них на то, что всё же, всё не так плохо.

***

      — Чувствую себя, будто бы опять родилась! — задорно прерывает тишину Ханджи, поправляя бинты на своей коже. Так же тишину прерывает и скрип двери, ведущую в каюту. В эту небольшую каюту их поселили втроём, но не жалуются. Плыть не день, не два, а пару часов. Да и не до удобств им вовсе.       — А ты как, Леви? Получше стало? — продолжает разговор она и садится за стол, наблюдая за Аккерманом. Как и перед её уходом на перевязку и обработку ран, так и сидит на краю кровати. А на кровати лежит тело, сердцебиение которого с трудом чувствуется. Ладонь её держит в своей, некрепко сжимает, совсем наоборот: ласково, большим пальцем, гладит тыльную сторону ладони и с заметной тревогой, и огорчением, взгляда не отводит от неё.       «Было бы лучше, если эти раны бинтовала она…» — проскальзывает в его мыслях, но в слух Леви это сказать не решается. Взгляда от возлюбленной даже не отводит, не в силах это сделать. Кажется, что отведет взгляд, и она вот-вот рассыпется на мелкие кусочки, словно хрупкий хрусталь. Умрёт, как и остальные близкие.       — Лучше, чем было до этого. Сказали, что как прибудем обратно, первым делом в больницу и на обследование.       — И правильно. Все болячки вылечат. Да и отдохнуть нам следует… После этого.       — Она точно придёт в себя? — переводит тему Леви, не в силах больше держать тревоги о бессознательном теле девушки в себе. Огорчённый взгляд свой направляет на Ханджи лишь на пару секунд. Смотрит на неё, желая услышать положительный ответ, чтобы в душе зародилась хоть какая-то надежда. Но и нескольких секунд хватает, что бы почувствовать, как ранее неподвижная ладонь гладит его в ответ. Пальцы сцепляются в «замочек» и держат крепко. Слышится тихое мычание, которое прерывает и без того недолгую тишину. Рыжая мычит, с трудом поднимаясь из лежачего положения и присев, облокачивается на стенку каюты.       — А где мы?.. — слышится тихий, уставший голос, когда она протирает глаза, а после сразу же хватается за голову, которая кажется, вот-вот расколется от боли.       — Эрсель?! — в один голос произносят Ханджи и Леви, удивлённо осматривая её. Сидя гораздо ближе к рыжей, мужчина тут же мягко хватает её за плечи, аккуратно опускает, заставляя вновь лечь.       — Вот же дурёха… Тебе отдыхать надо, лежи.       — Дело говорит. Лежи и не напрягайся. Нас забрали на корабле, мы плывём обратно в Элдию. Всё в норме... Почти,— отвечает Зое, взгляд свой отводит на морскую даль и глубину за окном, желая не смущать пару и без того тесной каюте.       Эрсель же обоих совсем не слушает. Вновь поднимается, скидывая с себя одеяло и без стеснения обнимает капитана сзади, а из губ её выходит облегчённый вздох.       — Больше никуда тебя не пущу.       — Ну-ну, ведьма. Успеешь ещё придушить меня своими объятьями. Ложись.       Несмотря на его просьбу, она обнимает крепко, прижимает к себе так, что кажется, оба вот-вот сольются воедино. Взгляд её огорчённый, испуганный даже.       — Точно ещё обнимемся? Обещаешь?       — Обещаю, — шепчет ей на ухо мужчина, а после самостоятельно укладывает её обратно в кровать. Несмотря на расстроенное лицо, голос его уверенный. И обещание своё он выполнит, как и все остальные. Теперь, это последнее обещание, которое он должен сдержать. Девушка же не сопротивляется, ложится обратно в постель и одеялом накрывается, а головную боль чувствует ещё больше, чем до этого. Голова кружится и кажется, разум вот-вот помутнеет и вновь она упадёт без сознания. Но старается держаться из-за всех сил и несмотря на усталость, глаза не закрывать. Смотрит на Аккермана, глаз с него не спускает и больше никуда отпускать не желает. Хочется повиснуть на излюбленной шее, прижаться поближе и всегда быть рядом. От своих же мыслей о том, как смешно и глупо это выглядело бы, Эрсель тихонько хихикает. Взгляд её быстро перескакивает на Ханджи, а в голове появляются воспоминания о ужасных ожогах той. Неожиданно, взволнованным голосом она изрекает:       — Вам обработали раны? Всё в порядке?       — А? Конечно, как же без этого. Ну и неприятно же это было. А ожоги… Они пройдут? — взгляд Зое падает на бинты на правой руке. С интересом их разглядывает и кажется, вот-вот ослабит бинт, чтобы посмотреть на ожоги, но её останавливает уверенный тон собеседницы:       — Госпожа Ханджи, не стоит! Сейчас лучше вообще не обращать на них внимания и только отдыхать. А если говорить об исцелении… Останутся пятна через время. Степень ожога очень высокая, поэтому он пройдёт лишь малая часть.       — Понятно… Ну, хотя бы не умерли. Уже радует, — задумчиво отвечает Ханджи, продолжая смотреть в окно. А от бинтов взгляд отвела, чтобы не дразнить себя.       — Я… Я хочу извиниться за то, что тогда не смогла оказать вам первую помощь. Вы меня с собой взяли для этого, а я ничего сделать и не смогла. Простите, мне стыдно. Я… Я очень виновата, — стыдливо отведя взгляд в пол, тихонько произносит Эрсель. Заикается, чтобы сказать ещё что-то, но родной тон капитана в миг обрывает:       — У нас с собой не было даже бинтов, что уж говорить о других препаратах первой помощи. Не навязывай себе глупостей, дурёха. Ты ничего не могла сделать с этим.       — А Леви-то верно говорит. Я не злюсь, Эрсель. Ты ведь не виновата в том, что у нас не было с собой ничего из лекарств и прочего.       На лице рыжей, несмотря на усталость, появляется всё та же нежная улыбка, от успокаивающих слов, которые с таким спокойствием произносили оба.       — Спасибо, — тихо отвечает она, ласковым взглядом одарив обоих, — Позволите мне хотя бы взять вас за руку, капитан Леви? — хихикает она, всё так же, по старой привычке прикрывая рот ладонью, а вторую протягивает мужчине. Завидев то, как она скрывает улыбку аккуратными пальчиками, Леви недовольно хмыкает.       — Когда ты уже прекратишь делать эту чушь…       Несмотря на недовольство, свою ладонь на её он кладёт. Держит крепко, но совсем не до боли. Аккуратно, будто боясь сломать. Пальцы его нежно ласкают выпирающие костяшки, а сам он без стеснения смотрит на неё. Уставшая, с испачканным и сонным лицом, полная больших царапин, но по прежнему выглядит нежно и прекрасно для него.       «Всё такая же чу́дная, как и раньше» — осознано задумывается Леви, а после переводит взгляд на окно, чтобы взглянуть на морскую даль. Теперь можно было без каких-либо волнений задуматься о чем-то другом, отбросив мысли о возможных смертей возлюбленной, и обо всём произошедшем.       Эрсель больше ни о чём, что произошло, думать сейчас не желает. Облегченно вздохнув, позволяет всему телу расслабится и положив свободную ладонь на грудь, медленно, но стремительно, погружается в хороший, сладкий сон. Снится ей всё то, о чём мечтала, словно маленькая девчушка: ранее утро и далеко не в тошнотно маленькой комнате корпуса, а в собственном доме. Снится, как она сладко тянется, после хорошего сна в тёплой, большой постели, а лучи яркого, утреннего солнца освещают комнату, заставляя морщится. Как идёт на кухню по какому-то особенному привычному, родному коридору, и идёт без беспокойств в пижаме, наплевав на внешний вид, а не как приходилось на работе: сначала одеться, привести себя в порядок, а только потом на завтрак. Снится день, как она беззаботно расхаживает по улицам, гладя бездомных котов и болтая с некоторыми детишками. Как лёгкий ветер развивает рыжие волосы. Даже сквозь сон она ощущает то чувство спокойствия. Именно о такой, спокойной жизни она ведь мечтала всё это время. Снится и вечер. Как она, за прочтением какой-то книги, крепко обнимает возлюбленного Аккермана. Зачитывает вслух, злясь на некоторых персонажей и иногда хихикая с каких-то моментов. И прижимается крепко-крепко, ни о чём не волнуясь. Проводит с ним день за днём с полным спокойствием, даже не вспоминая о ужасном слове «вылазка» или «экспедиция», будто бы совсем позабыла об этом.       Сквозь свой лёгкий, прелестный сон, она заметно улыбается, а лицо расслабляется от приятной атмосферы всего того, что ей снится. И надеется она, что всё это свершится, что будет всё хорошо…       Леви на неё глядит, без какого либо стеснения. Ханджи вышла из каюты, чтобы найти Оньянкопона и узнать о его самочувствии, а возлюбленные остались наедине. Смотрит он на неё с такой заботой и теплом во взгляде, как не смотрит ни на кого. Да и не замечал его взглядов на неё никто никогда. Для всех, кроме неё, он серьёзный капитан, сильнейший и бесстрашный воин человечества. И лишь рядом с ней, уставший от войны, желающий спокойствия, беззащитный от её прикосновений мальчишка. Ладонь его всё так же держит её, чуть поменьше, согревая холодную кожу. Сама она всё так же бледна, как и ранее, будучи в обмороке. Взгляд его падает на бледные губы, а внутри что-то по неприятному дёргает лишь от мысли о том, что с ней могло случиться.       «И всё же, иногда хочется мыслить также оптимистично как она, и надеяться на лучшие годы оставшейся жизни» — мысленно рассуждает капитан, смотря на любимые губы. Бледные, но по прежнему прекрасны для него. Пухлые, мягкие губы слегка приоткрыты, манят прикоснуться и поцеловать, также, как и в первый их поцелуй, но он себе этого не позволяет. Ханджи в любой момент может зайти, да и тревожить уставшую девушку он не желает.       «Успею ещё» — задумывается Леви о поцелуе и облокотившись на стенку каюты, тяжело выдыхает, погружаясь в раздумья о том, что же будет теперь…       До Парадиза путь и занимает несколько часов, ближе к пяти с половиной, но как кажется солдатам, время прошло безумно быстро. И отдохнуть, и осознать всё произошедшее они не успели, как корабль уже остановился, и теперь предстоит всем им вернуться в родную Элдию, только теперь не в полном составе…       Корабль останавливается, слышится громкий, протяжный гудок, а из окон кают виднеется берег, родная земля. А погода, пусть и совсем не соответствует настроению и состоянию солдат, всё равно хоть немного дает чувство спокойствия после стольких тревог и страхов. Яркое июньское солнце светит ярко, лучики его попадают в глаза, заставляя отворачиваться каждого, кто выходит. Лёгкий ветерок колышет волосы и края одежды солдат, а безоблачное небо заставляет облегченно выдохнуть. Теперь, вокруг не дым и огромные кости титана, вокруг не куча других титанов, которые так и наровят съесть, растоптать. Теперь обстановка успокаивающая для опустошенных сердец солдат.       — Смотри, Леви! Мы приплыли! — слышится голос Ханджи, которая только вернулась обратно в каюту. Улыбка на её лице не спадает, даже когда взгляд падает на огорчённое лицо друга. Леви сначала удивленно вскидывает брови, не верит в то, что так быстро прошло их плаванье, а после переводит взгляд на небольшое окошко каюты, из которой виднеется берег. И вправду, приплыли.       — Может, тебе помочь дойти? — осматривая товарища, спрашивает она, а от осознания состояния их обоих, из губ, которые уже не расплываются в довольной улыбке, выходит тяжёлый вздох, взгляд же становится более серьёзным.        — Какой мерзкий звук… Госпожа Ханджи, не беспокойтесь, я помогу Леви выйти с борта, — совсем неожиданно для обоих, слышится невнятный, недовольный тон Эрсель. Только проснулась от противного, по её мнению, гудения корабля и с недовольным выражением лица, протирает заспанное лицо.       — Уверена? У тебя самой не лучшее состояние.       — Уверена, я точно смогу! Вам, госпожа Ханджи, нужен отдых и никакой физической нагрузки. Лучше попросить, чтобы вам кто-нибудь помог дойти, — совершенно уверенным тоном, словно мама заботливо ругает детей, отвечает она и наконец-то открывает глаза. Времени не теряет, тут же поднимается с постели, несмотря на слабость в теле, на усталость и головокружение. Чувствует, что и с ней далеко не всё хорошо, но и помочь возлюбленному хочет.       — Хватайся, Леви.       — Ты сама то не в лучшем состоянии. Тебе бы самой отдыхать, ведьма, — хмуро отвечает он. За состояние её волнуется, как никогда, видит, как она держится за голову, как дрожат её ноги лишь от того, что встала. Но несмотря на всю слабость в теле и дрожь, с улыбкой на лице Эрсель отвечает, а ладонь её с его вцепляется в замочек.       — По сравнению с тобой, я полностью здорова. Не нужно обо мне волноваться, Леви. Я… Прекрасно себя чувствую.       — О ком угодно думаешь, но не о себе. Дуреха.       - Ну-ну, не ворчи. Держись, нам нужно спешить, — хихикает она в ответ и подхватывает мужчину. Несмотря на всю усталость, помогает ему идти, закинув руку его через плечо и придерживая за талию.       — Тебе же тяжело, чего мучаешься. Могли бы попросить кого-нибудь из солдат, чтобы они помогли.       — Так, Леви. Ты сколько раз меня на руках носил, я хочу отплатить тебе чем-то похожим. Тебе нельзя напрягаться, а уж тем более нервничать, так что не спорь со мной, — слегка грубит она, слишком встревоженная состоянием Аккермана. Смотрит на то, как он хромает, медленно шагая, и чуть не не плачет от осознания того, как же ему больно.       После громкого монолога и минуты не проходит, как слабость в ногах ощущается по особенному сильно, по всему телу проходит дрожь, а голова кружится. Ноги подкашиваются, а она всё так же пытается держаться на них из-за всех сил. Знает ведь, что может случайно задеть капитана, из-за чего и он упадёт следом. И чтобы не допустить это, уже осознавая всю ситуацию, отстраняется, и тут же слышится глухой удар о деревянный пол корабля. Леви пусть и замечает её странные движения сразу, но подхватить не успевает. Сам уже устал и воспринимает всё происходящее с трудом, но услышав удар, сразу садится рядом. И не важна ему ужасная боль в колене сейчас, несмотря на это он садится рядом, поднимая голову девушки. По затылку, до самой шеи проводит рукой, чтобы убедиться в отсутствии кровотечения, пока ладони его дрожат, кожа бледнеет, а взгляд бегает в разные стороны от волнения. Что-то внутри, кажется, на миг замирает, дыхание останавливается, а потом почти сразу становится тяжёлым.       «Говорил же, что не нужно... И так без сил вся...» — ругается он, и старается поднять тело, вновь находящееся в обморочном состоянии. Сам на ногах держится с трудом, ещё и её надо как-то поднять. Но несмотря на всю слабость и боль в теле, делает это, пусть и медленно. Придерживает её, как может, и нервно по сторонам оглядывается, пыхтит от напряжения.       Звуки позади слышит Оньянкопон. Только собирается пройти вдаль по длинному коридору, выйти вслед за всеми, но слышит чьё-то тяжелое пыхтение и вздохи позади. Аккерман у него на глазах чуть ли не падает, хмурится, но продолжает пытаться. Без раздумий мужчина быстро и уверенно шагает к нему на помощь.       — Давайте помогу… — тяжело вздыхает он, вытирая пот от волнения со лба. И капитана придерживает и Эрсель поднять пытается.       — Спасибо, — тихо благодарит его Аккерман, облегченно вздыхая. На душе становится поспокойнее, да и телу легче, когда есть, на кого положиться. Он не любит, когда ему помогают, не хочет чувствовать себя беззащитным и не способным, но сейчас ничего поделать не может. Прекрасно осознает своё безвыходное положение.       — Не за что, капитан. Помогать друг другу нужно, как никак, — слышится на удивление спокойный, с некой грустной усмешкой, голос собеседника. Пусть и помогает он сейчас дойти до выхода даже двум, а не одному человеку, но особых сложностей это не вызывает.       — Опять обморок? — всё же интересуется он, глядя на бледное лицо рыжеволосой девушки.       — Настаивала на том, чтобы меня до выхода довести. О себе совсем не думает, дурёха.       — Ну чего же вы так с ней, помогает ведь.       — Сама то не в лучшем состоянии, ещё и другим помогать стремится.       — Зато какая беззаботная. Представляете, самолёт наш падал, а она закурить предложила! — задорно продолжает разговор мужчина, желая хоть как-то отвлечь от всего плохого капитана. Тот же, удивленно вскинув брови, переспрашивает: — Закурить? — он удивленно переводит взгляд с собеседника на Эрсель, а брови тут же сводятся к переносице. В голове уже складывается «пазл», а осознание того, что у возлюбленной его появилась не самая хорошая привычка, приходит в миг.       — Ну… Да? Я сам изначально удивился! Такой ужас творится, а она сигареты предлагает.       — Ясно. — Думаю, она не меньше вас нервничала,       её и понять можно.       «А и вправду ведь… Разнервничалась, ребёнка потеряла, ещё и курить начала. Просил же не волноваться по этому поводу…» — задумывается Леви, разглядывая лицо девушки, а в душе нарастает какое-то неприятное чувство. Не думая о своих действиях, он шагает вперёд, медленно, всё также продолжая смотреть на лицо своей рыжей ведьмы. И усталости, и слабости теле не чувствует, о своем состоянии быстро забывает, когда взгляд его медленно, не торопясь, изучает веснушки на её лице. Россыпь веснушек проходит по всем щекам, носу, и под глазами. Рассматривает он их с родным теплом на душе и во взгляде, каждую помнит. И опомниться не успевает, как слышится голос Оньянкопона:       — Дошли, капитан. Теперь нужно будет подняться наверх, в палату.       В миг обоих с его рук перехватывают несколько людей в белых одеждах. Врачи удивленно охают, увидев обмотанное бинтами лицо Аккермана, но ничего не говорят. А дальше, для него всё словно в тумане… Путь до кабинета, медицинское обследование, вправление сломанных костей и обработка ран. Всё словно в тумане из-за помутневшего от усталости сознания. Леви молчит, действиям врачей не сопротивляется, послушно принимает все лекарства при обработке ран, несмотря на боль и звука не издает. Лишь смотрит куда-то в пустоту, задумчивым взглядом, пытается принять всё произошедшее, понять, что больше не будет каких-то по своему родных и кратких разговоров с Йегером и возникает вопрос: что же будет теперь? Во время всего часа оказания врачами медицинской помощи, он лишь об этом и думает.       На его радость, все обследования, обработка ран и прочая суета вскоре заканчивается. А пусть в теле и чувствуется ужасная усталость, а всё то, чего он сейчас желает, это лечь на кровать и уснуть, боли почти нет. Определенно, работа врачей пошла ему на пользу, но факт того, что он ещё также не до конца здоров, не отменяет. Он медленно передвигается на костылях к своей палате от последнего кабинета, где ему и выдали способ его передвижения, на ближайшее время, пока не получит инвалидную коляску. Оглядывается по сторонам, в поисках знакомых лиц, из-за чего и шагает ещё медленнее, чем может. И вот, проходя мимо столовой, слышит знакомые голоса. Пусть усталость и берёт верх, он всё равно решается пройти к товарищам. С трудом открывает дверь в столовую и продвигается вперед, пока голодные солдаты поедают больничную еду. Ещё бы не быть голодными после стольких нервных и тревожных дней. У Леви есть определённая цель и оставаться здесь на долго он не собирается. Подходит к большому столу, где уже сидит весь их отряд, с перемотанными бинтами конечностями и кучей пластырей по всем заметным участкам кожи. Он останавливается, осматривает всех. Все, кроме Ханджи, сидят, подняв на него взгляд и будто бы чего-то ожидают. Леви тяжело вздыхает, прежде чем изречь то, что так давно было на его душе.       — Спасибо вам за всё, ребята, — слышится на удивление спокойный, даже с ноткой заботы, голос капитана. Он с лаской во взгляде осматривает каждого солдата. Каждый из них ведь словно стал его частью, его роднёй и он благодарен им даже за то, что они не умерли. Ответа не дожидается, почти сразу разворачивается. Как никак, в триста девятнадцатой палате, куда его положили, скорее всего уже лежит его ведьма, приходит в себя. Ведь здесь он её не заприметил, а врачей сразу же попросил положить их в одну. Леви только успевает развернуться, как чувствует, как его придерживают несколько солдат сзади.       — Капитан, уверены, что сможете дойти? — слышится взволнованный голос Конни, который придерживает мужчину за руку. Тот же, несколько секунд смотрит на свои ноги, потом на костыли, а вскоре положительно кивает. Хоть какие-то силы есть, до палаты тоже добраться сможет. Да и после своей благодарности не горит желанием оставаться рядом с ними, какое-то непонятное стеснение накатывает на него. И только он собирается уйти из столовой, где кроме солдат, на большое удивление, совсем никого, только открывает большую дверь, как вновь оборачивается на них, и повысив голос, чтобы было лучше слышно, неожиданно изрекает:       — Можем… Собраться все вместе, после выписки, если вы пожелаете, — смущённо отведя взгляд в сторону, спокойно, но с ноткой любви к своим солдатам, которые уже стали семьёй для него, прерывает их тихие разговоры Леви, а после сразу же уходит.

***

      — Ох, Леви? — слышится ласковый голосок, когда капитан заходит в палату. Лишь услышав родной, любимый голос, взгляд с коридора переводит на его обладательницу. И не кажется ему вовсе, что она не без сознания, сидит на больничной койке. Взгляд её уставший осматривает мужчину с огромным удивлением от его вида. С костылями, весь обмотанный бинтами. Из губ её, уже не таких бледных, как ранее, выходит тяжёлый вздох, но взгляда она не отводит. Продолжает смотреть на него. Слишком скучала всё это время.       — Как давно очнулась? Ты в порядке? — слышится его взволнованный голос, когда он закрывает за собой дверь в палату, а после сразу же садится на край кровати девушки.       — И не ожидала такой твоей реакции. Всё в порядке, Леви. Голова немного болит, но мне гораздо лучше, чем было до этого, — руки её в миг ложатся на плечи капитана. Держат крепко, боясь отпустить и вновь потерять его.       — Больше так не делай. Если тебе плохо, ты не должна из-за всех сил пытаться помочь мне. К слову, сил у тебя на тот момент и не было.       — Я постараюсь… Мне просто в тот момент так не хотелось отпускать тебя, вот и решила сама всё сделать. Ох, Леви, я по тебе так скучала! - без какого либо стеснения, Эрсель тут же прижимается к его плечу. Носиком утыкается чуть выше ключицы и тихо хныкает, пока солёные слёзы заставляют намокнуть светло-серую рубашку мужчины. Руками же она прижимает его к себе крепко-крепко, и взгляда совсем не поднимает. Сама не понимает, то ли от радости, что всё закончилось плачет, то ли от всех скопившихся тревог и страхов внутри. Ладонь Леви дрожит, когда он желает положить её на рыжую макушку, погладить так ласково, как давно не гладил. Девушка, несмотря на слёзы, ладонь его замечает и тут же укладывает себе на шею, сзади.       — Я так соскучилась по тебе за всё это время… Мой милый капитан, мой милый Леви, — слышатся её тихие всхлипы, когда она наконец-то поднимает свою голову, чтобы взглянуть в любимую глубину бледных глаз. Только вот сейчас они какие-то по непривычному тёмные стали, не такие блеклые, как раньше. Это Эрсель сразу же подмечает:       — У тебя цвет глаз поменялся слегка… — Правда? Я… Не замечал, да и не до этого было.       — Правда, Леви. Темнее стали. Это может происходить из-за долгого стресса и проблем с нервной системой. Но они по прежнему прекрасны, честно… — задумчиво отвечает она и тихонько хихикает. Взгляда своего завороженного от чарующих глаза отвести не может, смотрит с заботой, любовью.       Капитан сдерживать себя больше не может. Если раньше ему и дела не было до прикосновений, до встречи с ней, то сейчас он по ласковым, теплым касаниям до жути изголодался. Это именно то, что он всё это время хотел почувствовать, вместо ужасной боли от тяжёлых ран. Он без каких-либо сомнений в своих действиях поднимает её личико, губами касается её. Даже на поцелуй не похоже, просто касание, но какое нежное, какое чувственное, наполненное скукой по друг другу.       — Тебе не противно, ведьма? — спрашивает Леви прямо ей в губы. Отстраняется лишь на немного, но смотрит прямо в карие глаза. Такие до боли красивые, родные для него и уставшие, цвета насыщенного циркона под ночными освещением блеклой Луны. Ах, эти карие глаза… О них я грезил ночь на ночью. И помню, как текла по ним слеза, перед уходом тем, что ты переносила с горечью…       — Почему мне должно быть противно? — удивлённо вскидывает брови она и хлопает глазками.       — Я и ранее выглядел, далеко не как мечта, а сейчас ещё хуже. Весь в шрамах, ссадинах, с больной ногой.       — Ох, ты говоришь глупости. Как нас выпишут, расцелую тебе все шрамы и докажу, что ты вовсе не ужасен, обещаю, — с нежной улыбкой на лице и полной уверенностью в голосе и своих словах, хихикает она, пока ладони медленно ласкают раненое, но любимое личико.       — Кажется, я подозреваю о чем ты говоришь, наглая извращенка.       — Хи-хи, видимо, ты правильно понял. Но знаешь… Я тебе обещала ещё давно, что будь ты даже инвалидом, я тебя всё равно любить буду. А я свои обещания выполняю. Прям как ты! А ты у меня огромный молодец, ты через очень многое прошёл и я тобой очень горжусь. Теперь, я чувствую, всё будет хорошо.       Теперь и её губы, с огромной нежностью в прикосновениях, касаются краюшка его. Только на этот раз целуют, сладко-сладко, с теплотой и скукой. И слышится её ласковый голосок:       — Я тебя люблю…