Звезда тёмного неба

      Отвлечённую от буйных обсуждений на морскую даль, девушку отрывает от глубоких раздумий низкий, до боли знакомый голос:       — Ты поплывёшь на корабле с Адзумабито. Это не обсуждается, — слышится серьёзный голос капитана. После разговора с Еленой, пусть они и выяснили хоть какую-то информацию, настроение его не поднимается. Взгляд всё так же напряжён. Ну, а как тут не быть напряжённым, когда оглядываясь по сторонам, осознаешь, что возможно все товарищи умрут, и ты в том числе.       Эрсель с первого раза не понимает, мысленно прокручивает его слова пару раз, прежде чем её глаза широко открываются от негодования, как и рот.       — Нет, нет… — шепчет она, схватившись за голову. Не может, просто не может отпустить всех их. Оглядывает всех солдат, которые судя по лицам, готовятся к своей возможной участи. Оглядывается и не желает оставлять их одних.       — Это не обсуждается. На корабле тебе будет безопаснее.       В конце концов взгляд, полный страха и тревог падает на Аккермана. Сложив руки на груди, сидит неподалёку от неё. Пусть тон его и кажется суровым, но взгляд расстроен. Смотрит глазом, полным боли, кажется, прямо в душу, пока девушка так и жаждет прижаться к нему и никуда не отпускать.       — Леви… Я же пообещала, что буду делить все невзгоды с тобой. Я не хочу предавать свои обещания, — она тяжело вздыхает, когда её ладонь невольно ложится на ладонь мужчины. До сих пор непривычно от отсутствия пальцев, что заставляет на миг вскинуть брови.       — Я тоже много чего пообещал. И до сих пор не выполнил. Ты достаточно сделала и с нами в этом участвовать не будешь. Уяснила? — несмотря на людей, находящихся рядом с ними в одной каюте, Леви свою ладонь из-под её не убирает. Знает, что всем сейчас далеко не до этого. Берёт её ладонь в свою, сжимает крепко, но не до боли. Старается любыми способами заставить её согласиться, лишь бы она осталась в живых.       Эрсель же знает, он упертый до ужаса, уговаривать не прекратит, но и оставлять не желает. Знает, как по скотски поступает сейчас, послушно кивая ему в ответ, и все её молчаливое согласие — ложь. Чистейшая ложь. Она не желает отсиживаться где-то в другом месте, желает быть с тем, кого так до безумия любит, до конца. Даже если их конец — смерть на поле боя.       — Только попробуй соврать мне, чертовка.       — Обещаю, что не пойду с вами, — опустив взгляд в пол, неуверенно отвечает она. Прекрасно знает, что ей ради одного обещания придётся пожертвовать другим. И знает, что сделает это.       — Смотри мне в глаза, — вновь слышится суровый голос. В другой обстановке Эрсель бы хихикнула на эту фразу, но сейчас лишь медленно поднимает свои глаза на него. Голова сразу, словно в тумане, словно она вот-вот упадёт на пол без сознания.       — Повтори, что ты сказала.       — Обещаю, Леви.       — Вот и славно. Мы скоро будем на месте, — Леви только поднимается с небольшой скамейки, только собирается уйти обратно к себе в каюту, но ладонь девушки крепко держит его за мизинец, не пускает.       — Останься, пожалуйста, — слышится неуверенный голос рыжей, пока её губы кривятся от лёгкого стеснения, а глаза бегают в разные углы, лишь бы не видеть реакцию мужчины. По его телу проходит легкая дрожь. Уж слишком её прикосновение неожиданно. Но несмотря на своё состояние, он присаживается обратно, совсем близко, напротив неё. Молчит, зная, что и она наверное ничего не скажет.       — Леви… — неожиданно резко шепчет она.       То, как ласково она называет его имя — бальзам для слуха Аккермана. Успокаивающий, тихий и нежный голосок всегда давал чувство умеренности, как и сейчас.       — Леви, я… — кажется, она вот-вот скажет о своих чувствах, но ком засел в горле. До безумия сложно сейчас сказать что-то такое важное, что-то, что уже не говорила давно. Тревожный взгляд падает на мужчину, чьи губы слегка открываются и слышится тихий ответ:       — И я тебя, ведьма, — впервые за долгое время отвечает ей чем-то подобным. Выражать свои чувства словами не привык, но прекрасно понимает, что возможно, это последний раз, когда он может сказать об этом. Может быть, будь он поэтом в другой жизни, посвятил бы ей все стихи, описал бы в них всё то, что не может сказать в лицо.       — Знаешь… Несмотря на то, что всё это опасно, я в тебя верю. И я верю в то, что своё обещание Эрвину ты выполнишь, — лишь на миг на её лице появляется слабая улыбка, а потом Эрсель осознает, как её поддержка не в тему. Тяжело вздыхает, отведя пристыженный взгляд куда-то в угол.       — Выполню любой ценой. Эта ебливая мартышка должна сдохнуть, — Аккерман пусть и отвечает сурово, но своим нежным касанием дает понять, что её слова не глупы. Большим пальцем ласково проводит по тыльной стороне ладошки, вновь на миг почувствовав те беззаботные часы, которые провёл вместе с ней.       — Ебливая мартышка? Хах, звучит необычно, — неуверенно отвечает ему девушка, чувствуя, как на душе становится поспокойнее от таких разговоров.       — Его по другому и не назвать.       Вся тревога ненадолго уходит, позволяя вновь почувствовать всё то беззаботное время, которое они проводили за прогулками вокруг корпуса или посиделками в кабинете капитана. Короткие фразочки заставляют Эрсель звонко рассмеяться и не обращать внимания ни на что, позабыть о всём том, что вызывает дикое чувство тошноты и тревоги. Но к большому сожалению, вскоре корабль приплывает к нужному месту, а остальные солдаты начинают в спешке выходить на улицу.       — Мне пора идти, — отпуская её ладонь, Леви словно на прощание смотрит в большие глазки, зрачки в которых почти не видно, из-за темного цвета радужки. Всегда был уверен, что даже если будь её глаза другого цвета, выглядели бы всё так же по доброму.       — Я побуду с вами, пока летающую лодку будут подготавливать.       Аккерман лишь молча кивает ей в ответ и шагает к выходу, пока вслед за ним идёт и девушка. Ноги её от страха подкашиваются, не давая нормально идти. Она держится за всё, что можно, лишь бы не упасть. Волнение нарастает с новой силой.       — Держись за меня, а то ещё упадешь, дурёха, — пусть и видит он сейчас лишь одним глазом, но то, как неуверенно и чуть ли не падая она шагает в след за ним, замечает прекрасно. Подхватывает девушку под руку, оглядывая её с ног до головы. Выглядит устало и болезненно, а кожа её до ужаса бледна. Лишь её усталый вид вызывает у Леви тяжёлый вздох и сожаления, что он разрешил идти на это вместе с ним.       — Леви, не стоит… Ты и сам еле как ходишь, я и сама смогу дойти.       — Держись за меня и не спорь, — на его приказной тон Эрсель лишь тяжело вздыхает, пока её губы расплываются в лёгкой ухмылке. Идёт теперь более уверено, слегка опираясь на мужчину. А мысли её про то, что про своё обещание она соврала, и вовсе уходят из головы.       — Давай я перевяжу тебе раны на лице? Наверное, уже пора бы поменять бинты… — осматривая забинтованное личико мужчины, неуверено спрашивает Эрсель. Видеть его таким совсем непривычно и больно от осознания того, сколько он натерпелся. Аккерман же в ответ хмурится. Совсем не желает, что-бы она видела его раненое, изуродованное, по его мнению, лицо.       «Без бинтов тоже выгляжу отвратнее некуда» — думает он, хмуря брови. Но несмотря на его молчание в ответ, возлюбленная уже начинает снимать бинты с лица. Один слой за другим, а взгляд мужчины становится всё более грустным. Он с трудом смотрит ей в глаза, когда она удивлённо охает, закончив снимать бинты.       — Скажи, ты что-нибудь видишь этим глазом? — прикрыв рот рукой от удивления, спрашивает она. Сердце бешено бьётся от осознания того, несколько больно ему было, сколько всего он перенес в тот день.       — Смутно, — прикрывая левый глаз, шепчет он, а после свой встревоженный взгляд поднимает на девушку. А в голове лишь одно: «точно теперь не любит», — Тебе противно?       Эрсель издаёт удивлённое «ой», кажется, даже подпрыгивает, сидя на ящике с припасами, когда слышит такой вопрос. Глаза её широко открываются от удивления и кажется, вот-вот она рассмеется, но сдерживается, как может, ласково отвечая ему, пока ладонь гладит раненную щеку:       — Что за глупости, Леви… Я тебе обещала, что даже будь ты инвалидом, буду тебя любить. Для меня не имеет значение то, как ты выглядишь, — с нежностью она смотрит в его глаза и всё также, как и раньше, ласково улыбается, заставляя его сердце перестать так бешено стучать и прийти в привычный темп. Капитан с облегчением выдыхает и пока никто не видит, оставляет краткий, нежный поцелуй на её ладони. За каждый раз, когда она обрабатывала ему ужаснейшие раны, он ей руки расцеловать готов.       — Леви, если мы вернёмся, я тебе всё лицо расцелую, чтобы ты знал, что оно прекрасно.       — Как скажешь, ведьма. Буду этого ждать.       — А ещё обязательно воспользуюсь тем, что ты наверняка очень устанешь, — несмотря на всю обстановку, на лице её появляется пошлая, хитрая улыбка, а взгляд по лисьему хитёр. Да и шутит она далеко не для того, чтобы развлечь себя, а что бы хоть как-то отвлечь капитана от тревог, пока её руки с заботой обматывают лицо бинтами.       — Тебя за такие шутки кнутом пороть нужно, чертовка.       — Так уж и быть, позволю тебе это сделать потом, — хихикает в ответ она, а после отрезает бинт от рулона. Перевязка окончена и теперь лицо Аккермана выглядит более аккуратным, перевязанное не в спешку, медленно и старательно. Эрсель проводит ладонью по затылку, волосы на котором уже достаточно отрасли, её пятерня переходит к шее, а потом и вовсе к плечу.       — Ты справишься, Леви. Я в тебя верю.       Несколько секунд не самого уютного молчания вскоре прерывает ответ Аккермана:       — Спасибо тебе за всё, ведьма.       — И тебе тоже, мой милый капитан, — шепчет она, смотря в глубину его глаза. Отвести взгляд от тучного неба, что виднеется в его глазу, слишком сложно для неё. Но она и не старается отвести взгляда, лишь смотрит с нежностью и некой тревогой.       Но хватает и нескольких криков и выстрелов, что-бы она резко обернулась назад, шустро оглядываясь по сторонам. К звукам выстрелов ещё не привыкла, а надо бы. Рыжая вертит головой, ища опасность и сжимает руки мужчины в своих только крепче. Отпускать его теперь ещё страшнее.       — Там… Флок? — дрожащим голосом спрашивает она, замечая знакомую фигуру и рыжий затылок. Сердце начинает биться невозможно быстро, страх нарастает с каждой секундной, а руки дрожат. Эрсель тут же отпускает родные ладони, вскакивает с места и вот-вот побежит поближе, чтобы увидеть, что происходит, понять, почему окровавленное тело Форстера бездыханным грузом лежит на бетонном полу. Её лишь на секунду останавливает тихое начало какой-то фразы капитана, она нервно оборачивается назад, пока тот с волнением оглядывает всё произошедшее. Хотел что-то сказать, остановить, боясь за неё, но в последний момент замолчал. Ладонь её отпустил.       — Леви? — слышится её неуверенный голосок, когда она оборачивается вслед ему.       — Иди, — кратко, но с дрожью в голосе даёт ответ он, многозначительно хмыкнув и отведя взгляд в сторону. Держать её, даже будь ситуация очень опасной, он бы не стал.       Эрсель на «прощание» лишь окидывает его встревоженным взглядом и тяжело вздыхая, убегает.       Бледный до ужаса Форстер уже лежит без сознания, мертв и ничего другого быть не может. Зрачки закатываются, а после закрываются и глаза. Не успела. А ведь обещала сама себе, что всегда будет помогать. Но в этот раз не успела. Даже несмотря на глубокое пулевое ранение, несмотря на пулю, что прошла насквозь через жизненно важные органы, всё равно винит себя.       — Госпожа Ханджи… Он мертв? — дрожащим голосом шепчет она, рассматривая труп внимательно и не верит. Не верит, что вновь кто-то умер. Разум её словно в тумане, видит Эрсель плохо из-за головокружения головы.       — Да, — слышится твердый ответ шатенки, когда она хмурится, отойдя от трупа подальше, и оставив девушку наедине с солдатом. По щекам той начинают литься слезы, заставляя хныкать, а нижнюю губу дрожать.       «Только не это… Я не должна плакать!» — мысленно говорит она себе, пока из глаз льётся ручей слёз. Очередная смерть, которую она не смогла предотвратить.       — Бесполезная скотина. Никогда не успеваю… Сашу спасти не смогла, и сейчас опять, — хнычет она, вытирая пальцами кровь с мертвого тела. А в мыслях лишь одно — «бесполезна». Бесполезна не только здесь, везде. Лишь это сейчас у неё в голове. На фоне своих мыслей она и не слышит звуки сварки, не слышит голоса солдат и обсуждение произошедшего. Не слышит ничего, будто бы что-то безумно сильное оглушило её и единственное, что она может слышать — свои мерзкие мысли.       И пяти минут она не просидела над окровавленным трупом, как почувствовала касание чьей-то ладони у себя на плече.       — Нам пора. Поторопись, если не хочешь остаться здесь, — слышится голос Кирштейна. Совсем неуверенный, тихий, не как обычно. Губы его кривятся от напряжения, а взгляд бегает. Рука пусть тяжела и крепка, но бледна, и заметно дрожит. Эрсель отвечает ему не сразу, прокручивая фразу в голове несколько раз. Не понимает поначалу, что от неё хотят, что его слова обозначают, не может прийти в себя.       — Конечно, — тихо отвечает она, поднимаясь с колен. Свой ответ сразу же забывает, он словно вылетает у неё из головы, и все тревоги про возможную скорую смерть тоже. Она шагает вслед за Жаном, на ватных, дрожащих ногах, еле держась. Со страхом окидывает взглядом таких же взволнованных солдат и приближается к ним. Огорчённый и пристальный взгляд капитана на себе сразу же замечает, от чего по телу проходит легкая дрожь.       «Сейчас бы просто обниматься с ним в постели утром, а не всё это…» — задумывается она и тяжело выдыхает, зная, что сейчас точно не до её страданий по умершим солдатам.       Лишь несколько минут она стоит в раздумьях, а уже чувствует, как земля под ногами дрожит и краем глаза замечает приближающийся высокий пар, почти до неба. Ещё несколько мгновений и Ханджи уже отходит вдаль от солдат.       — Куда она пошла? — неуверенно спрашивает она у Кирштейна, стоящего рядом. Поднимает свой испуганный взгляд на парня, а тот хмурится. Лишь по его выражению лица и тому, как быстро надвигаются на них колоссальные титаны, становится всё ясно. Без раздумий она бежит за Зое, пусть конечности её и дрожат, пусть ладони в крови умершего Флока, но её состояние не важно сейчас. О самоотверженности и том, что Зое готова пожертвовать собой, Эрсель прекрасно знает. Останавливает её, крепко схватившись за плечо, пока по щекам вновь начинают течь слёзы.       — Госпожа Ханджи… Пожалуйста, не нужно. Это опасно… — шепчет она, не желая отпускать шатенку на такой опасный поступок. Пусть и общались они редко и мало, лишь когда Зое захаживала по вечерам в кабинет капитана, а там оказывалась рыжая, она всё равно привязалась к её задорному смеху и увлечённым рассказам, серьёзным рассуждениям. Привязалась к её присутствию. И прекрасно осознает, что может произойти с ней, пока она пытается хотя бы на пару минут остановить громадных титанов.       — Всё в порядке, Эрсель. Если и умирать, то только с тем, что так приносит радость! — на лице шатенки появляется дрожащая ухмылка, пусть она и не готова полностью морально, но знает, что сделать это стоит. Словно на прощание её рука треплет рыжие волосы и из её губ слышится довольное хмыкание.       — Удачи вам… — от ласкового касания на лице Эрсель появляется слабая улыбка сквозь слёзы. Она медленно, нехотя убирает свою ладонь с плеча, и делает несколько шагов назад, а Зое продолжает шагать вперед, пока солдаты провожают её огорчёнными взглядами. Эрсель лишь тяжело вздыхает, пока слезы продолжают капать с щёк без остановки, а нижняя губа вновь начинает невольно дрожать. Она ничего не слышит, не слышит ни разговоров Зое с капитаном, ни тяжелых вздохов солдат позади, ни шума от громадных титанов и моря. Не слышит ничего, полностью погрузившись в свои мысли. Не хочет её отпускать… Не желает, что-бы кто-то ещё, ставший для нее дорогим, умер. Но ничего и поделать не может. Останавливать Зое не вариант. Ханджи прекрасно понимает, на что идет, что делает.       — Эй, ты же плывёшь с нами? Поторопись, — слышится серьёзный тон Энни позади.       Пока Зое уверенно взбирается на УПМ по пустым домам вверх, те уже начинают подготовку. Один за другим в спешке заходят во внутрь. А Эрсель осознаёт, что это последний шанс… Или сейчас, или никогда больше. По её лицу проходит холодный пот, ноги начинают предательски болеть, а по телу чувствуется сильная дрожь.       «Если умирать, то только с тем, что так приносит радость» — сквозь пелену мыслей вспоминает слова главнокомандующего девушка. Она оглядывает Энни испуганным взглядом, пока та изучает лицо рыжей с недоумением. Несмотря на всю сильнейшую боль в ногах, несмотря на всю слабость в теле, девушка двигается так быстро, как только может. Бежит от самого причала к большому зданию, где последние свои минуты стоит так называемая «летающая лодка». Стоит ей лишь заскочить во внутрь в последний момент, как дверь перед её носом закрывает Кирштейн, совсем не заметивший из-за волнения по началу, как девушка заскочила на борт. Она смотрит на него виноватым взглядом, боясь, что сейчас ей точно от кого-нибудь попадёт за это действие. Но несмотря на это, на душе становится по спокойнее от осознания, что назад пути нет. Что если умрёт — то только с ними.       — Эрсель?.. Совсем с ума что-ли сошла? Чего творишь? — слышится грубый голос Жана, который лишь через время, как и другие, заметил её. Сидит, поджав к себе колени и осматривает солдат. Её взгляд лишь на миг падает на капитана, который не замечает почти сразу. Он же огорчённо отводит свой, прерывая гробовую тишину:       — Ты знаешь, на что идешь, — тяжело вздыхает Аккерман. Он без просьб остаться отпустил Ханджи, ту, с которой провёл столько лет, а теперь ещё и возможно потеряет свою возлюбленную.       «Дуреха.» — вертится у него в голове, пока он склоняет голову вниз, а глаза закрываются, то ли от ужасной усталости, то ли от желания на несколько мгновений отвлечься от всего происходящего. Но не просидел капитан и минуты в тишине, как в параллель фразы Оньянкопона «поднялись на нужную высоту», слышится какой-то удар об внешнюю часть «летающей лодки». Не только он, но и остальные солдаты реагируют сразу же. Оборачиваются, смотрят в окна, в поисках источника звука. И всё же замечают. Замечают горящий плащ разведки, который вот-вот опалит и всё тело Зое.       Прицепившись на УПМ, пытается стащить с себя горящий плащ, что одной рукой получается не очень то и хорошо. Пламя на тёмно-зелёной ткани распространяется по телу быстрее некуда, словно Зое вот-вот загорится на их глазах.       Леви медленно поднимает свой взгляд на окна, куда почти все с таким удивлением уставились, а Конни с Жаном уже принялись открывать тяжелую дверь, несмотря на огромную высоту. А ведь уже смирился, ведь уже сказал сам себе — она мертва. Но нет же, живая, хоть и не очень здоровая, старается взобраться к открытой двери, где ей уже тянут руку двое солдат.       Эрсель же времени не теряет. Пока солдаты стараются затащить шатенку во внутрь, что из-за силы ветра получается не очень хорошо, она подскакивает с колен. Из большой сумки на боку достаёт старый, маленький, но острый ножик. Тот самый. Действует быстро, совсем не обращая внимания ни на что, кроме горящего плаща. Не волнует её ни высота, ни то, что сидит она на самом краю, а ветер так и норовит выкинуть её с борта. Совсем не обращая внимания на недовольный вскрик Жана, который вновь не ожидал её действий, горящую ткань быстро отрезает. Та же, на радость, к телу никак не привязывается и отлетает сразу. Пусть на теле Ханджи и без того видны серьезные ожоги, пусть и не до конца она здорова, но хотя бы жива. Стоит Эрсель на несколько секунд отвлечься, чтобы с довольной улыбкой посмотреть в след горящему плащу, который словно плывет по небу, как чувствует секундную слабость в ногах. Сидя на самом краю, немного дёргается из-за слабости, теряет равновесие в миг. Теперь её тело вот-вот снесёт с борта на который она и так залезла без разрешения. Еле как держась руками, смотрит вниз, и кажется, руки вот-вот ослабнут от страха и шока, безумно потеют, заставляя уже принять свою скорую учесть. Смотрит вниз — высота огромная, точно разобьётся на смерть. Уже кажется чувствует эту ужасную боль и скорую смерть.       Аккерман же, ранее уже присев рядом с Ханджи, которая будучи вся в ожогах, старается отдышаться, реагирует почти сразу. Одну спасли, и второй не позволит умереть. Реакция у него срабатывает почти сразу, когда он видит, что с борта девушка почти падает. Держится за железные трубы с трудом, вот-вот упадёт. Крепкой хваткой вцепляется в её запястье и тащит на себя. Сил у самого почти нет, боль по всему телу не даёт возможности вытащить её. Сильный поток ветра мешает, сносит назад.       — Я ведь говорил, что ты не должна лететь с нами. Нахалка…— тяжело вздыхает он, уже сидя на полу борта, рядом с закрытой дверью. Старается отдышаться, после долгого отдыха и тяжёлых ран, применять такую большую физическую силу безумно сложно. Эрсель же сидит рядом, смахивая ранее появившиеся слёзинки с щёк.       — Знаю, Леви. Но если бы я это не сделала, то не выполнила бы свое давнее обещание, — слышится её тихий голосок в ответ, а на лице появляется нежная улыбка, несмотря на все обстоятельства. Ханджи жива, да и она сама тоже, чего ж тут не радоваться, — Спасибо тебе за то, что спас.       Её взгляд быстро переходит со своих колен на Леви. Усталый, взволнованный всем происходящим. Бессонные ночи после всех этих тревог потом ему точно обеспечены. Несмотря на его усталый вид, расстроенное лицо и опустошённый взгляд, она продолжает смотреть с нежностью, такой же, как и всегда. Довольно хмыкает, смотря на него, а после поднимается с колен и протягивает обе руки. Одну Ханджи, а другую Аккерману.       — И как вам титаны вблизи, госпожа Ханджи? — пытается хоть как-то разбавить обстановку Эрсель, мило улыбаясь женщине. Та поднимает свой ранее напряжённый взгляд, который теперь становится более спокойным, хватаясь за её ладонь, что-бы встать с колен.       — Прекрасны, — кратко отвечает она, а на лице на несколько секунд расцветает ухмылка. Одно из желаний, которое она так давно хотела исполнить, наконец-то свершилось. Радости из-за этого и из-за того, что всё же выжила, нет предела. И даже сильные ожоги по всему телу её сейчас совсем не волнуют.       Эрсель, прикрыв глаза, положительно кивает ей в ответ, а когда вслед за Ханджи встаёт и Леви, помогает им присесть на свободные места. Теперь между всеми пассажирами гробовая тишина. Слышится лишь звук мотора и шум ветра за бортом, и иногда тихое хмыкание кого-то из-за, кажется, насморка.       — Госпожа Ханджи… Я не думаю, что вы сможете сражаться. У вас очень серьёзные ожоги, это опасно, — всё же решается начать разговор Эрсель, но совсем неуверенно. Испуганно глядит на шатенку и на то, что случилось с её кожей из-за горящего плаща. Из-за мелочи, из-за того, что случайно задела развивающимся плащëм титана, теперь вся её кожа покрыта серьёзными ожогами. Не хотя, тяжело вздыхая, Зое неуверенно отвечает:       — Как бы не хотелось это признавать, но в таком состоянии в бою я буду бесполезна, — хмыкает она, с полным спокойствием осматривая свои ожоги. Во время вылазок и не такие раны получала, но ожоги — редкая ситуация. Вспоминается ей сейчас превращение Эрена в титана во время опытов и как она, с диким восхищением, несмотря на сильный жар и высокую температуру его тела, в приливе радости схватила часть тела титана, с интересом рассматривая. От приятных давних воспоминаний из её губ выходит довольная усмешка.       — Из медицинских препаратов совсем ничего нет с собой… Простите, я никак не смогу помочь вам с ожогами.       — Всё в норме. И не такое переживали. Правда, Леви? — ранее спокойный голос Зое становится более задорным и радостным.       — Ага. Только впредь нужно быть аккуратнее, — хмуро отвечает Леви, сложив руки на груди. Пусть обе близких девушки и выжили, но тревога всё равно накатывает с новой волной, не давая и возможности задуматься о плане действий. Короткий взгляд на задумчивую возлюбленную заставляет ещё сильнее волноваться и расстроится.       «Дуреха, по другому и не назовешь… Зачем полезла в это» — думает он, а лицо становится не таким напряжённым. Более огорчённым, взгляд словно у грустного котёнка. Пусть он и знает, что она вместе с Ханджи останется здесь, но противное чувство страха не уходит. Ещё и Йегер… Про своё обещание Смиту он быстро вспоминает, от чего дрожь проходится по телу, словно тысяча ножей вонзается в него.        Совсем неожиданно его ладони касается чья-то. Более мягкая, теплая, не такая, как у него. Крепко сжимает его ладонь в замочке. Аккерман тут же свой взгляд обращает на Эрсель. Она смотрит на него, с прежним теплом и любовью, а ладонь сжимает пусть и крепко, но ласково. А губы её так и жаждут вновь сказать желанное «я люблю тебя», а в душе обоих вновь начинает зарождаться надежда на лучшее.