Влюблённые ёжики и литературный дождь

Несколько тяжёлая деревянная дверь открывается с небольшим скрипом. Антон делает пару шагов вперёд, легко наступая кроссовками на пол. В кабинете прохладно, ветер с улицы чуть развевает полупрозрачные бежевые занавески около приоткрытого окна. Желтоватый электрический свет, исходящий от половины вытянутых прямоугольных ламп освещает класс вместе с темноватым и пасмурным уличным светом. Стулья неаккуратно задвинуты за парты, рядом с дверью валяется скомканая бумажка, видимо ещё не замеченная литератором, потому что, судя по его поведению на последних уроках бумажки бы не было, если б Арсений только ещё догадывался о ней. — Здрасьте. – Антон громко поздоровался и закрыл за собой дверь. — Здравствуй. – устало выдохнул Арсений, продолжая смотреть в монитор компьютера. — Я реферат пришёл рассказывать, если вы ещё не забыли, и мне нужен компьютер с проектором. – бухнув рюкзаком по первой парте сказал Шаст и, вжикнув молнией, достал флешку. — К сожалению ещё не успел забыть. – раздражённо сказал Попов, вставая со стула. Антон обошёл преподавательский стол и самого литератора. Он нагнулся, вставляя флешку в компьютер, и чихнул, выпрямившись. Шмыгнул, проморгался, а потом снова чихнул. — Пыльно у вас под столом. – прокомментировал Шаст, уже щёлкая мышкой в поисках нужной презентации. — Там чисто, не надо придумывать. – слегка возмутился литератор, садясь за первую парту, в ожидании рассказа. — Ну да, заняться мне больше нечем, как только чихать от нечего делать. – фыркнул Антон. Наконец открыв презентацию и убедившись, что проектор демонстрирует его на доске, он встал и взял указку со стола. — Итак, начнём. Тема моего несвоевременного и малозаслуженного реферата это "Проявления социальных проблем народа по средствам художественных произведений первой половины 19-ого века". Формулировка оставляет желать лучшего, однако я всё же рискнул углубиться в тему. Мне удалось выяснить достаточно информации, чтобы я мог рассказывать её около пяти часов, однако я предположил, что время рассказа нужно сократить, дабы слушатели остались в уме и здравии, то есть не уснули. Собственно, с чего бы хотелось начать... Антон в таком настроении рассказывал весь реферат. Указывая на доску указкой, он изредка делал несколько шагов вправо или влево. Он жестикулировал руками, регулируя интонацию настолько, чтобы слушать было интересно. По крайней мере Шастун на это надеялся. Точнее ему бы хотелось, чтобы если бы слушатели были, то им было бы интересно. А как Арсению Сергеевичу ему всё равно. Интересно или нет... Хотя судя по его выражению лица ему скорее всё равно. Через пол часа Шаст закончил с рассказом. — Итак, на этом я завершу этот краткий экскурс в один из периодов истории литературы. Спасибо за внимание, хотя в некотором контексте эта фраза лишняя. – Антон слегка поклонился, взмахнув кудряшками, и вытащил флешку. Попов какое-то время молчал, смотря на собирающегося Антона. А потом встал и прошёл к своему столу. Сев, он наконец решил высказать своё мнение. — Шастун, ваш реферат имеет несколько недочётов не только в плане оформления, но и в плане содержания. Я даже сейчас не буду перечислять. Я его засчитаю, однако только на "3", что вы може считать оценкой скорее за ваше поведение, чем за сам реферат. Хотя большего я от вас и не ждал. – Арсений Сергеевич незаинтересованно и несколько надменно смотрел на Антона. Шаст, во время разговора смотря на литератору в глаза, перевёл взгляд на рюкзак, взял его и молча прошёл к двери. Лицо его не выражало ничего. Он тихо вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Так же тихо спустился на первый этаж и замешкался около раздевалок, думая в какую сторону повернуть. Всё же решив пойти в школьную библиотеку, Антон повернул направо, вскоре дойдя до пункта назначения. Помещение библиотеки было тёплым и приятным. Жёлтый свет ламп, освещал всё пространство. Плотные тёмные шторы были задёрнуты, создавая атмосферу позднего вечера. Антон медленно прошёл вглубь библиотеки и плюхнулся в кресло, рядом со стойкой библиотекаря. — Здрасьте, Антонина Владимировна. Я вот пришёл с вами пообщаться и немного пожаловаться. – мило улыбнувшись сказал Антон, откидывая голову на спинку кресла. — Привет, Антон. А что случилось, что ты жаловаться пришёл? – мягко улыбнулась тому женщина, выходя из-за стойки и идя в небольшую комнатку, располагавшуюся позади. — Да вот один весьма малоприятный человек сделал сейчас очень неприятную вещь, которую, по моему мнению, я не так уж и сильно заслужил. – вернувшейся с двумя кружками и коробкой печенья Антонине Владимировне Антон вывалил всё то, что накипело, правда сдерживаясь в выражениях. Та слушала и наливала чай. Шастуновский рассказ закончился на середине второй кружки чая. Библиотекарь помолчала пару минут, отпила чай и ответила. — Антон, это весьма двойственная ситуация. С одной стороны ты первый опоздал на его урок, а потом решил там поспать. С другой стороны снижать оценку за проделанную работу только из-за поведения не очень педагогично. Ситуация в целом не очень хорошая. – задумчиво проговорила Антонина Владимировна. — Нет, я согласен, что опоздал и всё такое. Но я же не специально. И перед тем как войти я извинился. А про поспать.. я ведь не один такой был. Была ещё пара человек, кто лежал на партах, а многие просто занимались своими делами. И почему он тогда только мне замечание сделал? Я что, удобнее всех лежал? – уже чуть более спокойно, чем пять минут назад возмущался Антон. — Это конечно странно... Однако сейчас не так важно какие у него мотивы, тебе ведь главное сейчас подготовиться к экзамену и получить хорошую оценку по литературе в аттестате. И ваши непростые взаимоотношения не должны на это влиять. – немного обеспокоенно заметила женщина. — Это да, но я не собираюсь первым идти на попятную. Я не согласен, что первым начал я. Поэтому сдаваться я не собираюсь. Но я уже подумал над планом своих дальнейших действий. – чуть улыбнувшись сказал Шаст. — И что же ты решил делать? — Я думаю, что раз он ставит мне оценки за поведение, несмотря на то, как я пишу сами работы, я буду писать всё исключительно на тройку, которую он мне поставил за этот реферат. Успеваемость класса и рейтинг школы от этого не пострадают, а раз это не двойка, то и исправлять не надо будет. Всё равно я знаю ответы на вопросы этих работ, а какая оценка не так важно. До конца октября так позанимаюсь, а потом посмотрим. Тем более парочка хороших оценок у мне уже есть. – переодически жуя печеньки рассказывал Антон. — Я бы не сказала, что это лучшее решение проблемы, но довольно логичное. Но всё же я надеюсь, что вы разберётесь со всем раньше, чем ты скатишься до двоечника. – покачала головой Антонина Владимировна, подбадривающе улыбаясь Шастуну. – А кстати, как ты собираешь готовиться к экзамену? Я конечно знаю, что для тебя это легче, чем для большинства учеников твоей параллели, но всё же готовиться с знающим человеком не помешало бы. — А я с Мариной Фёдоровной буду готовиться. Точнее я с ней попробую договориться, думаю она мне поможет. Ну и попрошу конспекты, если что, у тех, кто ходит на консультации с Арсением Сергеевичем. Потому что лично я туда ходить не собираюсь пока что. – отпивая чай, заявил Антон. — Не будешь ходить на консультации? А Арсений Сергеевич или Марина Фёдоровна ничего не скажут? К директору не поведут? – обеспокоенно уточнила библиотекарь. — Даже если что-то скажут, то ничего страшного, я переживу. С Мариной Фёдоровной я договорюсь уж как-нибудь. А к директору... Даже если и поведут. Консультации у нас в школе добровольные. Так что я могу на них не ходить. Ну а если надо будет, то мама отказ от консультаций в письменном виде напишет. — Ох, Антошка, Антошка... Вряд ли я должна тебя в этом поддерживать... Поэтому просто надеюсь, что всё разрешится как можно быстрее и в твою пользу. Но всё же помни, что не только Арсений Сергеевич виноват в сложившейся ситуации. Не перекладывай всю вину на него. — Я конечно постараюсь, но ничего обещать не могу. Я, как-никак, подросток и моё настроение, мышление и так далее могут идти впереди меня. Я это осознаю. Но всё же на данный момент меня не переубедить, вы ведь это сами знаете, потому что я вижу, что вы с этой затеей весьма не согласны. – улыбнулся Шаст. — Да, не согласна. Но и тебя давно знаю. Так что буду просто за тебя молиться. – засмеялась Антонина Владировна вместе с Антоном. Они просидели так ещё где-то около часа, разговаривая обо всём на свете. Антон поблагодарил женщину за то, что выслушала и не стала отговаривать, помыл кружку и, попрощавшись, пошёл домой. У него сегодня ещё встреча с Димой.

***

С момента рассказа шастуновского реферата прошло три недели. Арсений, наивно думавший две недели назад, что поставленная оценка заставит Шастуна стараться учится, начал сомневаться в своём знании детской психологии. Он тогда решил, что раз у Шастуна раньше были хорошие оценки (а он видел журнал этого класса за прошлый учебный год), то он вряд ли захочет портить свою успеваемость и будет стараться после того, как уяснит, что с Арсением Сергеевичем воевать себе дороже. Правда Арсений не учёл, что его метод может не сработать. Шастун с того момента учился исключительно на тройки. Настолько исключительно, что тройки за его работы были у него идеальные - ни разу не было спорной. После пары таких работ у Арсения сложилось чёткое мнение, что Шастун знает критерии оценки каждой работы и специально пишет только на три. На уроках он больше не задавал кучу вопросов, но и не спал. Он просто занимался тем же, чем и остальные 90 процентов их класса - разговаривал с соседкой по парте, пялился в окно и изредка что-то писал в тетрадке. Арсений не вглядывался конечно, просто замечаешь тишину на уроках, обычно нарушаемую хихиканьем одной третьей парты. А когда Арсений задавал какие-то вопросы классу, то Шастун руку не поднимал никогда, хотя раньше всё же мог вызываться добровольцем и ответить что-то дельное, даже можно сказать интересное. Но почему-то об этом Попов вспомнил только сейчас. Вообще странно, что он обо всём этом думает... На консультации Шастун тоже больше не приходил. После двух пропусков Арсений связался с их классной и доложил обстоятельства. Та, весьма удивлённая и даже немного расстроенная, сказала, что поговорит с Антоном. А на следующий день они с ней пересеклись в коридоре. Марина Фёдоровна сказала Арсению, что Шастун ответил ей так: "эти консультации в нашей школе добровольные и я имею право их не посещать. Но если нужно, то моя мама может написать письменное заявление директору на отказ от консультаций по литературе. Причина моего выбора имеет весьма однозначный характер: я не могу заниматься с Арсением Сергеевичем по причине моего отрицания его методов воспитания". Попов сначала удивлённо посмотрел на женщину, по мере рассказа которой его брови взлетали всё выше, а после вздохнул и принял спокойный вид, сказав, что письменный отказ не требуется. А потом, из праздного интереса, поинтересовался: "и как же Шастун собирается готовиться к экзамену?". На что Марина Фёдоровна ответила, что она с ним будет заниматься сама, они с Антоном уже договорились. Арсений лишь пожал плечами, фыркнув про себя. Собственно с самим Антоном они особо и не пересекались, кроме как на уроках. Он заходил в класс со звонком, а после окончания урока, не задерживаясь, выходил. Почему Арсений вообще всё это запоминает - для него не совсем понятно. Но видимо потому, что получив небольшую дозу резких эмоций от выходок этого Шастуна, а после потеряв их, мозг пытается выяснить причину подсознательно. Хотя в целом Арсению это особо и не интересно. Он был прав, что когда Шастун успокоится, то ему станет спокойнее и лучше. Ну а новый троечник в классе это не такая уж и проблема. Главное, что остальным учиться не мешает. Сегодня у Попова в планах было после уроков заехать в один книжный магазинчик в полу часе езды от школы. Поэтому попрощавшись с Матвиенко после всех уроков, он вышел из школы со своим дипломатом, и, поправив пальто, вздохнул полной грудью. Арсений медленно обвёл взглядом ярко-жёлтую листву на берёзах, росших около школьного забора. Лучи солнца отражались в осенней листве, делая крону дерева золотой. Чистое голубое небо ярко контрастировало с деревьями, слепя глаза своей блестящей голубизной. Арсений неспеша дошёл до машины и сел внутрь. Через пол часа поездки с любимой музыкой, удивительно подходившей под нынешний уличный пейзаж, он приехал. Арсений вышел из машины и потянулся. До магазина десять минут пешком, если идти через несколько многоэтажек. Ботинки чётко выстукивали ритм на сухом асфальте. Расстёгнутое пальто развевалось на ветру, вместе с немного отросшими тёмными волосами. Ярко голубые глаза рассматривали редко проходящих мимо людей и обступившие обладателя этих глаз серые многоэтажки. Так надо взять три, нет четыре книги. Не затягивать с чтением, а то как обычно провалятся месяц... Да уж, учитель литературы, а книги дома валяются нечитанные в течение месяца.. стыдно, Арсений Сергеевич! Так, не дойти бы до раздвоения личности. Ой, сегодня же ещё надо сделать тест для пятиклашек. Точно. Хорошо, что хоть сейчас вспомнил. И хорошо что сегодня пораньше освободился. Должен успеть всё сделать... В книжном Попов пробыл где-то сорок минут. Пока он походил между стеллажей, пока поговорил с продавщицей, пока думал что он возьмёт... В итоге он вышел на улицу с тремя книгами в пакете, довольный и почти счастливый. Почему почти? Потому что не прошёл он и двадцати метров, как увидел одну, с некоторых пор весьма знакомую, кудрявую шевелюру. Сначала Арсений не поверил, потом мысленно покрестился и вновь посмотрел в сторону пригрезившегося Шастуна. Однако этот глюк воспалённого работой мозга Арсения перешёл через дорогу справа от Попова и, видимо заметив литератора, затормозил, чтоб пропустить того вперёд и не идти с ним рядом. — Что, Шастун, и тут бегать от меня будешь? – ухмыльнулся Арсений, окончательно остановившись в двух шагах от Шастуна, немедленно сменившего выражение лица с вполне довольного жизнью на уставшего от этого бренного мира. — Я от вас не бегаю. – недовольно сказал Антон, начиная делать медленные шаги влево, обходя литератора. — Да?! – громко уточнил Попов, показательно удивившись. – настолько не бегаешь, что решил не готовиться к экзаменам лишь бы со мной в классе не оставаться? – громко интересовался Арсений, так же медленно, но не отставая ни на сантиметр, идя за Антоном. — Я готовлюсь к экзаменам и без вас. Вы не единственный, кто обладает этими секретными знаниями подготовки. – пробурчал Шастун, повышая немного голос и прибавляя скорость. — Да что ты. Готовится он. Да ты же не знаешь ничего и учиться не хочешь, как ты можешь готовиться? А мне потом выскажут, что Шастун у вас учился, а экзамен не сдал. – уже догнав Антона и идя с ним рядом, переодически заглядывая тому в лицо, продолжал Арсений. — Я то сдам. А то, что вы не готовите нормально к экзамену это уже ваши проблемы. – сказал Антон, раздражённо сверкая глазами, смотря на литератора. — Нет, ну это просто хамство. Во-первых, ты не сдашь. Здесь готовиться надо, учиться, работать упорно. А ты что? Ничего, именно! Во-вторых, Марина Фёдоровна и так загружена работой, а тут ты, Шастун, как снег в июле, со своей подготовкой. Она не сможет уделять тебе достаточно времени... – тараторил Попов, так же идя рядом с Шастуном. Антон, угрюмо смотревший во время всего разговора прямо перед собой, вдруг вскинул брови вверх на секунду, а потом вновь вернул лицу угрюмое выражение, правда чуть спокойнее, чем раньше. На мгновение у него промелькнула улыбка, что заметил Арсений, встретившись с хитрым скосившимся взглядом Шастуна. — Так, ты вообще не торопись так сильно. Я ещё не договрил!.. – отстав от резко ускорившегося ученика возмущённо сказал Арсений. Он прибавил шагу. Шастун тем временем подошёл к какому-то высокому и плечистому человеку, с виду лет сорока, и начал что-то эмоционально рассказывать, показывая на Арсения и делая большие испуганные глаза. Незнакомый мужик, вначале внимательно слушавший Антона, сосредоточенно кивнул ему и повернулся в сторону только подошедшего Попова. Шастун же медленно отошёл за спину этого мужчины. — Так, мужик, давай-ка отойдём в сторонку. – крепко взяв Арсения за запястье, сказал незнакомец и отвёл того в сторону. Оба смотрели друг на друга настороженно, только Арсений с удивлением, а мужик с угрозой. – ты чего к пацану пристал? Тебе заняться что ли нечем? — Да ничего я не пристал! Я его учитель по литературе, встретил его тут случайно и разговаривал с ним на счёт подготовки к экзамену! Вы вообще как со мной разговариваете? – возмущённо, но уже поспокойнее проговорил Попов. — Аа, учитель значит. – мужик хмыкнул. – точно не врёшь? А то я ведь выясню правду и двину тебе, для профилактики. — Да точно. Сдался мне Шастун просто так за ним бегать. – раздражённо ответил Арсений, вырывая из хватки свою руку. — Ладно, верю. Вижу, что не врёшь. – ухмыльнулся мужик. — Тоха сосед моей мамы и её хороший друг. Подбежал такой взбудораженный, испуганный. Тарахтит что-то про то, что за ним мужик какой-то за ним увязался, попросил помочь. Так что извиняй.. – протянул руку шастуновской сосед, замявшись. — Арсений. – ответно протянул руку Попов. — Костя. – кивнул мужик. Вдруг оба резко, повернули головы на подъездную дверь, пиликнувшую при открытии. Русая кудрявая макушка и чёрнный рюкзак скрылись за дверью, не успели они и моргнуть. Неожиданно Костя басисто коротко посмеялся, лукаво смотря ещё мгновение на дверь. — Вот засранец. – усмехнувшись сказал антоновский сосед, поворачиваясь к Арсению. – Переиграл он тебя в этот раз. Ну и не серчай, если что. Он парень хороший. – хлопнув литератора по плечу, сказал Костя. Арсений вздохнул и кивнул. Соглашаться с высказываниями Кости он не намерен (ну кроме того, что Шастун засранец), а не согласится в данной ситуации нельзя. Они кивнули друг другу и разошлись. Арсений медленно дошёл до своей машины и сев в неё, ещё пару минут смотрел на, как выяснилось, дом, в котором живёт один очень наглый, хамоватый, дурацкий Шастун, который почему-то обитает в мыслях Арсениях чаще, чем два раза (на уроках литературы) в неделю. Через час Арсений уже сидел дома на кухне над тестом для пятого класса. Помешивая одной рукой кофе, он быстро писал вопросы на тетрадном листе. Форточка была немного приоткрыта, впуская рывками холодный осенний ветер. Формировавшаяся вечерняя темнота улицы контрастировала с тёплым светом кухни, делая комнату ещё более уютной. Стопка тетрадей возвышалась рядом с Арсением на столе. Сам литератор сидел в чёрной футболке и тёмно-синих спортивных штанах, периодически поправляя спадавшие очки. Отросшая чёлка лезла в глаза, чего Попов не замечал, углубившись в мысли о тесте. С ним он закончил через пол часа, допив кружку кофе. Он откинулся на спинку стула и потянулся. Потом встал и подошёл к окну. Жёлтый свет фонарей освещал дорожки, ведущие к подъездам и детскую площадку в центре двора. Несмотря на не ранее время, на ней всё ещё бегали дети. Кухонные часы тихонько тикали, заполняя вдруг появившуюся звенящую тишину квартиры. Арсений посмотрел под ноги и поковырял носком пол без всякой цели. Резко захотелось либо лечь прям здесь на полу, либо взять только ключи от квартиры и куртку и уйти куда глаза глядят. Хотя ему не было грустно или что-то в этом роде. Вполне спокойно, но как-то... Никак. В начале каждого учебного года у него всегда появляется ощущение, что в этот раз что-то изменится. Он ни разу не ошибался - приходят новые ученики, уходят старые, появляются новые преподаватели, кто-то увольняется, добавляют новые предметы, убирают старые, а количество бумаг, которые надо заполнять, каждый год увеличивается. Но всё же Арсений будто бы ждал чего-то другого. Было маленькое желание в глубине души, чтобы случилось что-то необычное, интересное. Но всё было примерно однотипно. И нет, Попов ни в коем разе не жалуется. Он вполне доволен стабильностью работы и зарплаты. Но всё же... И в этом году это желание перемен было. Душа стремилась к эмоциям. А после разрыва отношений с Алёной их весьма не хватало. Да, Арсений её отпустил. Да, он продолжает дальше жить. Но эмоции, которые раньше были всегда очень яркими, померкли. И как бы ни пытался Арсений их возродить, попытки были тщетны. Речь идёт не только о позитивных, но и о негативных эмоциях. Даже злость, раздражение или грусть стали словно через матовую плёнку - особо не трогают, больше для проформы, чем настоящие. Матвиенко, услышав эту проблему, тоже пытался помочь её решить: водил по клубам, ходил с Арсением в походы, ездил в другие города на машине. Арсений радовался, был благодарен и даже можно сказать счастлив. Некая эмоциональная чувствительность вернулась, но всё же не полностью. И вот в сентябре, после первой стычки с Шастуном, Арсений почувствовал настоящее кипящее, бесящее раздражение, яркую злость. Это было неожиданно и удивительно... Но тогда Арсений не обратил на это внимания. Он был поглощён работой и, как ни странно, самими эмоциями. И вот теперь, стоя у окна на кухне. Вечером, когда люди возвращаются с работы, стоя в пробках. Теперь он с удивлением это понимает. Тогда же начинают проясняться и задатки детектива, который наблюдал за поведением ученика в течение практически двух месяцев. Однако что тогда с этим делать Попов так и не решил. Он только возмущался о том, почему это именно Шастун. Почему не кто-то другой начал возвращать ему эмоции? И ведь эта шпала даже не подозревает об этом. Решил он, тоже мне, меня избегать. На три он только учится. Да я понял уже, что он умнее чем кажется. Потому что последний тест я сам делал, а его соседка, которая по моим личным меркам не особо в литературе разбирается, написала его на пять. А Шастун, естественно, на идеальную тройку. И ведь, зараза, не ходит на консультации. Надо же, не может он со мной заниматься. Да больно надо. Вот и правильно, пусть с Мариной Фёдоровной гранит науки грызёт. А ко мне эмоции, если даже из-за этого бесючего Шастуна и начали возвращаться, то продолжат они это делать и без него. Что он, особенный что ли? Нет. Вот именно. Так что пусть бегает сколько хочет. Зря вообще сегодня с ним на улице начал разговаривать. Но он одним видом прям раздражает. Хочется, чтоб вот он понял, что его комплекс всезнайки ему в жизни не пригодится. Ещё с чёртовым рефератом этим... И ведь, блин, хороший реферат был. Продуманный, красивый, даже с весьма недурными шуточками... Но... Да что но. Хороший был реферат. Но это всё таки был воспитательный момент. Так, хватит нюни распускать, ещё мне всяких хамоватый и наглых одиннадцатиклассников жалко не было. Арсений вернулся за стол и начал проверять тетради. Ручка периодически чиркала чёрной пастой, исправляя ошибки учеников. Тонкие листы тетрадей громко шуршали, перелистываясь. Стопка проверенных работ росла, а непроверенных уменьшалась. Стрелки на часах бежали вперёд, стремительно забирая время. Через час Попов закончил со всеми тетрадями. Он встал, закрыл форточку и опустил жалюзи. Взял со стола тетради и положил их в пакет, поставив на тумбу в коридоре. Арсений выключил свет на кухне и пошёл в гостиную. Спать ещё не хотелось, а время было не самое позднее. К завтрашним урокам он уже посмотрел материалы и даже успел повторить. Поэтому, включив телевизор, он с комфортом устроился на диване. Пощёлкав каналами, он всё же нашёл какую-то старую комедию и довольный результатом, отложил пульт. Ну через пол часика пойду вещи на завтра приготовлю. Надо ещё будет посмотреть расписание, а то поменять могут в любой момент. Как обычно, блин, узнается это всё за минуту до звонка на урок. А, ещё же завтра надо пашины бумажки дозаполнить и ему отдать, а то он меня проклянёт. И с Серёжкой надо сходить посидеть что-ли где-то, а то не отметили день учителя. Ученики поздравили, с коллективом посидели, а вдвоём не отпраздновали. Надо исправлять. И надо бы к Паше в гости сходить, а то он меня с сентября зовёт, а мне всё время некогда. И ведь я не виноват: у меня уроки, домашки, а ещё и он сам меня бумажульками этими нагружает. Ладно, на выходных может заеду, если они не уедут никуда. Проведаю хоть Роберта с Софой. Ой, ну тогда надо им подарки купить что ли. А что им дарить то... Надо у Воли спросить, чего им для счастья не хватает. Попов устало выдохнул и зевнул. Через минут сорок комедия закончилась, так что надо было идти заниматься делами, а потом спать. У усталости открылось второе дыхание и она накатила ещё сильнее, прижав Арсения к тёплому дивану. Полежав ещё десять минут он всё таки встал. Он достал белую рубашку, чёрные брюки и оперативно их погладил. Сложил документы, ручки, стопку тетрадей и всякую прочую мелочь в дипломат. Наконец закончив с приготовлениями Арсений пошёл в душ выполнять все гиенические процедуры. А через минут двадцать уже валялся в кровати, укрывшись прохладным тяжёлым одеялом. Казавшаяся невероятно тяжёлой, голова утопала в мягкой подушке, даря приятное блаженство. Темнота успокаивала уставшие глаза, даря им долгожданный отдых. Мысли, путанно лились в сознании, сталкиваясь друг с другом, резко обрываясь или вообще не начинаясь никак. Тягучие, слишком сложные для резко расслабившегося мозга предложения, рождающиеся в голове в качестве идеи, не принимали какую-то осмысленную форму и просто протекали мимо, оставляя довольствоваться лишь их непонятным существованием. Через минут пять Арсений уже спал. Ему ничего не снилось. Ему давно ничего не снится. С момента потери эмоциональных красок, сны также перестали приходить. Но в сентябре пару раз Попов просыпался с чувством, что ему что-то снилось. Он не помнил что, но что-то точно было. Размытое, невнятное, но определённо существующее. Однако сейчас это не важно. Сейчас лишь приятное бездействие, окутавшее уставшего Арсения, витало в воздухе. Веки его закрылись сразу, как только тот лёг в кровать, а вот внутренние, мысленные глаза закрылись лишь сейчас, оставив чёрную пустоту, казавшуюся сейчас весьма привлекательной.