Божество из книжной лавки

Съёмки заканчиваются ближе к полуночи, но Цинсюань всё ещё полон энтузиазма — в гримёрку он входит с приподнятым настроением. В маленькой студии уютно и пахнет какими-то цветочными освежителями, из коридора через приоткрытую дверь льётся тёплый свет. На нём всё ещё традиционный наряд, богато украшенный вышивками и позолотой: на этот раз фотосессия была в дорамном стиле и Цинсюаню выдалось примерить образ небожителя. Он ловит взглядом своё отражение, пару секунд разглядывает и тянется за телефоном, чтобы отправить Мин-сюну селфи — такой облик точно стоит запечатлеть не только в рекламных брошюрах. Но натыкается на нечто постороннее. На столике перед зеркалом лежит пухлый пакет, перевязанный белой лентой, словно подарок на день рождения. Цинсюань растерянно оглядывает находку — он не какой-нибудь популярный актёр, чтобы фанаты приносили ему подарки в гримёрку, но в самом уголке значится его имя. “Неужели Мин И?” — проносится в голове, пока пальцы развязывают бант. Лента не слушается, затягивается в узел, и приходится приложить больше усилий, но любопытство буквально разгорается в груди, заставляя глупо улыбаться. Он снимает обёртку, откидывает в сторону ленту, и первой глазам предстаёт небольшая открытка… Нет, фотография. Однако вместо людей на ней совершенно неожиданно красуется сломанный велосипед устаревшей, но когда-то популярной у подростков модели, голубой, облепленный наклейками… Цинсюань как-то инстинктивно разжимает пальцы и роняет фотографию на столик. В картинке нет ничего страшного, но по наклейкам он узнаёт свой собственный старый велосипед и по спине пробегает холодок. Зачем кому-то присылать такой снимок? Зачем вообще это фотографировать? Велосипед сломался, когда он не вписался в поворот, и больше Цинсюань его не видел — наверное, родители выбросили, а на следующий день рождения отец подарил ему новый. Уже без ощущения зудящего любопытства и счастья он смотрит на содержимое свёртка и видит второе фото — на нём бесформенной кучей лежит разбитый автомобиль, дорогая серебристая иномарка, перевёрнутая на крышу как жук на спину. У машины оторвана дверь, в проёме плохо различимый из-за тёмных пятен виднеется водитель, изломанной куклой торчащий за рулём. Настроение окончательно падает. Цинсюань отбрасывает фото, не понимая, зачем кому-то присылать такое. Это угроза? Предупреждение? Он быстро перебирает в памяти события последних дней, но не может припомнить ничего необычного — а обычно Цинсюань не ввязывается ссоры, особенно такие, которые грозят настоящей опасностью. Сразу же вспоминает о брате. Он не наивен, у него, конечно, бывают завистники — в модельном мире без этого никуда, — но все-таки они не сравнятся с конкуренцией в серьёзном бизнесе. Компания Ши Уду уже так велика, что за глаза его называют Водяной Самодур — восемь из десяти перевозок из ближайших портов идут именно на его кораблях, и Цинсюань начинает опасаться, не ввязался ли брат в какое-нибудь сомнительное дело. Возможно, стоит ему позвонить… Но следующая находка лишь ещё больше заводит в тупик. Под фотографиями нескольких листов обычной офисной бумаги. На первом — копия какого-то допроса парня по имени Хэ Сюань, на втором — протокол судебного заседания с печатью “виновен”. Цинсюань никогда не слышал этого имени. Последними он находит ещё две вещи — маленький чёрный плеер и старая школьная карточка, на которой красуется его фото с подписью “Ши Цин… “ последняя часть имени неровно оторвана вместе с уголком. Всё это лишь запутывает. Он берёт в руки плеер и нажимает на кнопку. Раздаётся фальшивый, явно изменённый в какой-то программе голос: — Малыш Сюань уже получил мой подарок? Отлично. Ты ведь узнаешь эти вещи? Должен узнавать, если у тебя хоть немного есть сердце, это ведь было такое особенное лето. Лето, когда вы с братом сломали сразу две жизни! Голос в плеере делает небольшую паузу — будь его обладатель здесь, Цинсюань бы решил, что он наслаждается произведённым эффектом. Слышно чуть тревожное потрескивание динамика — то ли техника подводит, то ли там на фоне записи что-то происходит. — Наверное, тебе всё ещё неизвестно о тех событиях? — словно догадывается невидимый диктор. — Уже такой взрослый, а всё ещё преступно мало знаешь о своей семье. Позволь мне исправить это… Ты помнишь свой первый велосипед, малыш? У тебя тогда был такой ветер в голове, что ты вообще не разбирал дороги. Помнишь, как ты въехал в припаркованный автомобиль? Посмотри, он как раз на фото. Нравится? Ведь это твоя вина. Цинсюань против воли переводит взгляд на снимок с аварией. Машина перевернута и разбита — такое точно не способен сделать велосипед со щуплым подростком, но сердце всё равно замирает. Ведь он действительно однажды въехал в автомобиль. — Не веришь? Кто-то скажет, что это череда совпадений, но твоя семья постаралась превратить её в настоящий снежный ком, который накрыл ни в чëм не повинных людей. Ты въехал в припаркованный автомобиль и разбил ему боковое зеркало. А потом никому не сказал об этом, кроме своего брата. Тебе было страшно, что тебя накажут? Оставят без карманных денег? А последствия у твоего поступка были совсем недетские. Владелец машины в тот день сел за руль и во время дороги попал под фуру, потом следователи сказали, что скорее всего он не заметил её именно потому, что у него не было зеркала. Он погиб на месте, оставив сироткой двухмесячную дочь… Цинсюань ощущает, что дыхание перехватывает. Его затопляет ужас, ноги подкашиваются. Он рад бы оглохнуть, но голос продолжает вливаться в уши, смакуя подробности: — На парковке нашли обрывок твоего школьного пропуска. Ничего особенного, только имя и номер учебного заведения, но камеры наблюдения запечатлели, как ты катался. Тоже со спины. Этих сведений было бы недостаточно, но родственники жертвы оказались не простыми людьми, они подкупили полицию, чтобы найти и наказать виновного во что бы то ни стало. К счастью для тебя, твой брат тогда уже познакомился с одним влиятельным человеком, теневым королём этого города. Тот оказал ему небольшую помощь, поделился информацией. Знаешь что сделал Ши Уду? Он подарил твой сломанный велосипед мальчику по имени Хэ Сюань, который учился в той же школе. Родители не могли купить ему настолько дорогую игрушку, так что он был даже рад. Сначала... Ши Уду украл его пропуск и позаботился о том, чтобы именно он оказался обвинён в этом преступлении. Да-да, из простой случайности оно превратилось в преступление. Я специально распечатал протокол допроса — он пытался оправдываться, но ему никто не верил, потому что все были куплены. Ах, если бы только сразу во всём признался! Его родители продали всю собственность, какая у них была, чтобы оплатить адвоката, но это тоже их не спасло — Хэ Сюань оказался в тюрьме на целых четыре года. Его мать не выдержала такого позора и умерла от остановки сердца, а отец остался бездомным и спился. Когда он вернулся, у него больше не было ни семьи, ни друзей… А виноват в этом один-единственный человек. Цинсюань бессильно опускается в кресло и роняет руки на колени. Он чувствует полное опустошение, словно из него разом вынули все кости. Пульс бьётся в висках настойчивым молотком, и он бы не возражал, если бы этот молоток сейчас расколол его череп надвое — иначе он просто не знает, как сможет жить, если всё услышанное окажется правдой. Как вообще найдёт в себе силы узнать, правда ли это. — Но самое главное, что ты, глупый ветряный мальчик, хорошо знаешь Хэ Сюаня, — добавляет голос из плеера прежде, чем окончательно замолкнуть. — Я отправлю тебе его нынешнее фото. Смартфон пиликает. Цинсюань берёт его на полном автомате, открывает сообщение и опустошенно смотрит на экран. Номер отправителя скрыт, а на присланном изображении — как всегда хмурый, будто только что оторванный от работы Мин-сюн.

***

Му Цин приезжает поздно, почти в ночи. В отличие от Фэн Синя, одетого совсем обычно, в джинсы и водолазку, он в форме — словно пытается подчеркнуть, что присутствие здесь для него лишь работа и ничего больше. — Есть новости? — лениво спрашивает Фэн Синь, перехватив того прямо на пороге. Му Цин недовольно закатывает глаза. — Пока нет, но мы кинули клич среди бордельных девок, они всегда знают больше остальных. — Девкам из борделей нельзя доверять. — Некоторым мужчинам тоже. Они сверлят друг друга взглядами, будто вот-вот готовы сцепиться. Се Лянь вздыхает. Эти двое спорили всегда, сколько были знакомы, но теперь сделались ещё непримиримее. Кажется, в тот день, когда он последний раз видел их вместе, произошло непоправимое. Се Лянь возвращается домой в четвёртом часу ночи. Всё, на что он надеется — незаметно проскользнуть в свою кровать и уснуть, но не тут-то было. В коридоре при тусклом свете настенной лампы стоит Фэн Синь, спиной к нему. В первый миг Се Лянь собирается его окликнуть, но затем замечает, что тот с кем-то разговаривает. В глубине коридора стоит еще один человек в черной толстовке и таких же черных джинсах, почти сливаясь с тенями, но Се Лянь моментально узнает его по лицу. — Что ты здесь делаешь? Му Цин молчит, избегая его взгляда. Между ними наступает тревожная пауза, в которую врывается лишь мерное тиканье часов. Фэн Синь отвечает сам, указывая на два пакета в углу: — Он принес нам немного еды и таблетки твоему отцу. А ты? Разве ты не должен быть сейчас на смене? Или что-то пошло не так? Се Лянь стискивает кулаки, не отрывая взгляда от бледного лица Му Цина. — Спроси у него, что именно было не так! Мне не нужны его подачки, пусть уходит. Он сам не находит слов, чтобы выразить своё возмущение — даже самые нецензурные фразы клокочут в горле, не находя выхода. Эта работа была его последней надеждой и он почти её получил, когда в последний момент заметил старых знакомых из той, прежней жизни. Которые тоже заметили его… Се Ляня вытолкали взашей просто за то, какую фамилию он носил, а Му Цин… Му Цин спокойно стоял за их спинами и не сказал ни слова. Он и сейчас стоит молча, даже когда Фэн Синь набрасывается на него с расспросами, больше похожими на допрос у плохого полицейского: — Что он натворил? Эй, что ты сделал? Отвечай, придурок! Ты снова подставил нас? Фэн Синь вспыльчив, ему достаточно одной искры, чтобы загореться, а Му Цин отвечает лишь односложным “Прости”, даже непонятно к кому обращаясь. На шум из комнаты выглядывает заспанная матушка Се Ляня, он отвлекается на неё, чтобы успокоить и проводить обратно в кровать, а когда возвращается разговор уже больше похож на ссору. Фэн Синь выталкивает Му Цина с криками “Катись отсюда! Чтобы больше твою рожу здесь не видели, а не то ноги выдеру!”. Му Цин отвечает что-то тихо и со стороны неразборчиво, они едва не сцепляются, а затем вдруг раздаётся громкое и злое: — Ты так и будешь обвинять во всём меня одного? Как насчёт того, что твой обожаемый Се Лянь сам пошёл грабить прохожих, чтобы получить деньги, а? В этом тоже виноват я?! В тот самый миг Се Лянь бледнеет и буквально чувствует, как пол уходит у него из-под ног. Сейчас, спустя восемь лет, он ощущает свою вину не только за необдуманные поступки, но и за испорченные отношения друзей. Примирительно вскидывает руки и выходит вперёд. — Всё хорошо, пожалуйста, не волнуйтесь! — Не волнуйтесь? — начинает закипать уставший Фэн Синь. — Ты сам нам все уши прожужжал с подражателем Безликого! А теперь ещё эта записка… — Се Лянь хочет было возвратить, что записка здесь не при чëм, но Фэн Синь продолжает на одном дыхании: — И к тому же Кровавый Дождь ошивается как раз в нашем районе… — Записка? — выхватывает Му Цин из общего монолога. — Что там такое? И пока Се Лянь лихорадочно шарит по карманам, делая вид, что ищет и пытаясь придумать хоть какой-то ответ, в дверь словно по команде стучат. — Кто это там? — Му Цин шагает к дверям, мгновенно забывая, о чëм они говорили до этого момента, подозрительно прислушивается, но тут дверь открывают снаружи и почти что отодвигают его с дороги. Под обалдевшими взглядами в комнату входит тот самый Кровавый Дождь. — Какого хера?! — Фэн Синь подскакивает так, что с громким стуком падает табуретка. — Ну вы же сами не стесняетесь вламываться ко мне без приглашения. — Да кто к тебе вламывался?! В комнатке разом становится тесно и всё переворачивается с ног на голову. Му Цин нервно оглядывается то ли в поисках оружия, то ли путей отступления. Фэн Синь делает шаг к окну и выглядывает — у подъезда, не скрываясь, стоит большая чёрная машина, возле которой мнутся двое рослых парней, но сколько ещё людей из банды может быть поблизости остаётся только гадать. Сань Лан, как всегда в красном пиджаке, смотрит холодно и отстранённо. — Неужто забыли про свою маленькую крысу, что пробралась в мой подвал? Зачем тогда охранять того, кто помог ей сбежать? От его голоса по спине бегут мурашки. Он будто впервые видит Се Ляня и это ужасно контрастирует с тем, как тепло и по-домашнему он общался в первый день знакомства… Но потом на ум приходит понимание. Наверняка Сань Лан ведёт себя так из-за прослушек, которые Фэн Синь установил здесь, когда пришёл — он просто разыгрывает спектакль, чтобы потом никто не смог обвинить самого Се Ляня в умышленном побеге. Нужно всего лишь немного подыграть. — Только не трогай их! Во всём виноваты я и Тайхуа, эти двое ничего не знают. — Пока “те двое” недоуменно переглядываются между собой, Се Лянь выступает вперёд и гордо вскидывает голову. При первой встрече с Безликим он стоял также, но тогда приходилось бороться со своим страхом, прятать его в самую глубь, сейчас же никакого волнения нет вовсе, разве что лёгкое любопытство. — Если ты пойдёшь со мной, они не пострадают. Он даже не думает возражать, но стоит ему подойти к двери, как белая кошка срывается со своего насиженного места на подоконнике и бросается ему под ноги, встревоженно мяуча. — Жое! Ох, она так привыкла быть рядом со мной, даже на работу иногда сопровождает. Пожалуйста, можно я возьму её с собой? Она не займёт много места. Хуа Чэн небрежно кивает, при этом глядя почему-то на замерших стражей порядка, словно обращаясь к ним, а не к Се Ляню: — Только глупых шавок не бери. Не люблю пустой лай.