Божество из книжной лавки

Друзья держат слово — на следующий день к дому Се Ляня подъезжает полицейская машина, за рулём которой сам Цзюнь У. — Ты должен был сразу позвонить мне, Лянь-эр, — с порога журит генерал, оглядывая маленькую комнату. Жое проворно ныряет под кровать и сверкает оттуда глазами, пока гость берёт себе табурет и усаживается, но Се Ляню совсем не до кошки — он сначала опешивает от неожиданности, а потом подаётся вперёд: — Так вы верите мне? В то, что Безликий вернулся? Цзюнь У делает небольшую паузу, смотрит по-отечески ласково и медленно кивает. — Вполне допускаю мысль, что может объявиться его подражатель, с известными преступниками такое бывает. Возможно, кто-то из прежних членов банды, кто был к нему близок и хорошо знал его методы… В любом случае мы это выясним. Его слова звучат вполне логично, правильно. Успокоившись за ночь, Се Лянь, наконец, может посмотреть на ситуацию трезво и оценить, что версия с подражателем похожа на реальность больше всего. Почему-то мысль о том, что его преследует кто-то другой, а не то самое Белое Бедствие, почти успокаивает — где-то на уровне подсознания он уверен, что с любым другим человеком сможет бороться. Пальцы, стиснутые так, что ногти впились в кожу, медленно расслабляются. — Как вы думаете, что этому подражателю нужно от меня? Цзюнь У, всегда бывший оплотом спокойствия в глазах Се Ляня, не пытается отвести взгляд и лишь невозмутимо пожимает плечами. — Пока мы этого не знаем. Возможно, он просто фанатик, который хочет продолжить начатое Безликим, ведь ты — единственный, кто остался жив из его жертв, а может быть он ищет сведения о самом Безликом… В любом случае, пока мы не арестуем его тебе лучше не показываться на людях. — на последних словах Цзюнь У поворачивается к двери, — Ну что ты там стоишь? Заходи. Во врем паузы комнату проскальзывает худой тощий паренёк. Он выглядит слишком молодо, форма на нём висит, будто с чужого плеча, а растрёпанные русые волосы чуть отливают рыжиной. — Познакомься, Лянь-эр, это наш стажёр Тайхуа. Пока что он будет тебя охранять, чуть позже его сменит кто-нибудь из отдела. Се Лянь всматривается в лицо паренька, чувствуя в нём смутное узнавание, и через пару секунд вдруг осознаёт — это же он был тем бедолагой в казино, чью жизнь выставили на кон! Значит, Сань Лан не лукавил, и это действительно оказался полицейский.Не то чтобы он прежде сомневался в словах Сань Лана, но в этот момент на душе становится как-то теплее и легче. Цзюнь У же воспринимает молчание по-своему и твёрдо произносит: — Лянь-эр, возражения не принимаются. Сейчас важнее всего, чтобы ты оставался в безопасности. Лучше, конечно, если ты всë-таки переедешь в квартиру, о которой я тебе говорил… Подумай об этом на досуге. Голос его теперь звучит непреклонно и жёстко будто он отдаёт приказы подчинённым. Это заставляет вскинуть голову и вспомнить, что напротив сидит опытный генерал, а не просто добрый знакомый. — Я теперь… Это что-то вроде домашнего ареста? — осторожно спрашивает Се Лянь, подавив в себе внутренний протест. Он понимает, что Цзюнь У делает всё только для его блага, возможно, чувствует некоторую ответственность за то, что именно он занимался делом Безликого и теперь обязан также разобраться с возможным продолжением, но его забота ощущается почти удушающей. Из уважения Се Лянь не высказывает своего недовольства, просто молча слушает ответ, и так уже очевидный для него: — Вовсе нет, тебя ни в чем не обвиняют и не задерживают. Просто пока не выходи без крайней необходимости, чтобы не попасть в ловушку, а за квартирой я установил надёжное наблюдение. — И уже гораздо мягче: — Скоро увидимся, Лянь-эр.

***

Оставшись один на один, они с минуту напряжённо смотрят друг на друга. Се Лянь много чего хочет сказать, но не может выбрать с чего начать. Тайхуа успевает первым: — Это же ты! Что ты делал в казино? Открещиваться от правды бессмысленно, потому что она и так лежит на ладони, но паренёк бросает быстрый взгляд на дверь, за которой скрылся Цзюнь У, и делает свой вывод: — Тебя послали меня найти? Похоже, Тайхуа принимает его за какого-то особого агента под началом генерала, и это довольно удобно, хоть и далеко от истины. Се Лянь чуть хмурится, глядя на парнишку. — Скажи-ка лучше, что насчёт тебя самого? Отправить стажёра в такое опасное место пришло бы в голову только полному болвану. Он понимает, что попал в точку, потому что у Тайхуа резко пропало желание болтать. Тот отводит взгляд и принимается преувеличенно деловито осматривать комнату, словно надеется отыскать ещё каких-нибудь шпионов. К его огорчению, комната оказывается настолько маленькой, что уже через две минуты он обходит её по периметру и вновь оказывается лицом к лицу с Се Лянем, который терпеливо ждёт ответа. — Ты прав. Я пришёл туда сам, потому что никто из участка не хотел вмешиваться. Они грёбаные трусы, но я всё равно докопаюсь до правды и выясню, куда делся Фан Синь! У него на лице буквально написаны все чувства — гнев, ненависть и глубоко скрытая боль. Это дело явно не является для него просто работой, пусть даже самой важной, и Се Лянь узнаёт себя в тот момент, когда Безликий Бай только появился в его жизни. Кажется, он сам громче всех призывал бороться с преступностью — теперь остаётся лишь вздохнуть, сетуя, что в тот момент никто не додумался заткнуть ему рот. Может быть, без этих публичных выступлений и Бай обошёлся бы с их семьёй не так жестоко… За прошедшие восемь лет Се Лянь только и делал, что пытался примириться с чувством вины, хотя бы научиться с ним жить — пусть он сам и несовершил ничего предосудительного, его до сих пор не покидает мысль, что он спровоцировал белое бедствие на тот терростический акт в целом и на убийство его родителей в частности. Он не знает, как именно обстоят дела у Тайхуа сейчас, но твёрдо уверен, что должен предостеречь парня от необдуманных поступков, чтобы и ему потом не пришлось жалеть. — Присядь, — мягко советует Се Лянь. — От того, что ты будешь бегать по комнате, время быстрее не пойдет, а Жое сердится. Белая кошка, вынырнув из-под кровати, беспокойно машет хвостом. Редко каких гостей она встречает с радостью, вот и сейчас только фырчит и воротит морду, но Се Лянь упоминает её лишь чтобы разрядить обстановку и дать Тайхуа возможность перевести дух. — Кто такой этот Фан Синь? Кто-то из банды Кровавого дождя? Тайхуа медленно качает головой. Он явно неуверен, но в чём — в том, что собеседнику можно доверять, или в самом ответе — пока остаëтся неясно. — Думаю, нет. Это случилось несколько лет назад, достать информацию сейчас непросто, но я не нашёл никакой связи с Хуа Чэном. Я пришёл в казино, потому что там часто бывают разные нелегалы. Думал, может что-нибудь выясню. Он выглядит пристыженно и потерянно, как студент, проваливший самый важный выпускной экзамен. Впрочем, если он и вёл какое-то расследование самостоятельно, оно действительно провалилось, что для стажёра полиции хуже экзамена — Се Лянь сочувствует ему совершенно искренне и спрашивает: — А кто он всë-таки такой? Может, я что-нибудь знаю… Тайхуа мнётся недолго, как человек, уже потерявший надежду справиться с проблемой в одиночку. Вздыхает. — Он тот, кто убил моих родителей. Ты ведь наверняка слышал об этом? Четыре года назад в ресторан Золотой Пир ворвались несколько вооружённых людей и расстреляли всех посетителей… В тот день там праздновался мой день рождения. Я задержался, чтобы забрать подарок для мамы, а все наши родственники и ближайшие друзья уже были на месте. Никто из них не выжил. До этого Фан Синь долго работал у нас, но именно он был тем, кто привёл убийц, я сам видел, как он выстрелил в лицо моему отцу! Вот только задержать его не успели, а потом след уже простыл. Уверен, это даже не его настоящее имя и сейчас он зовётся уже по-другому. Се Ляню кажется, что комната покачивается. Или это он так резко вздрагивает? В лице Тайхуа сейчас он словно видит своё отражение, только если Се Лянь в тот момент винил и ненавидел себя, то Тайхуа совершенно сбит с толку и не осознаёт, какие у преступника были мотивы. По крайней мере кое-что становится очевидным. — Так ты поэтому пошёл служить в полицию? — Это так заметно, да? Раньше, до всего, я хотел стать пилотом гражданской авиации. Готовился поступать в лётное… Фан Синь даже помогал мне готовиться к экзаменам! Но теперь мой главный долг — найти его и позаботиться, чтобы он за всё ответил… Его решимости можно позавидовать, но Се Лянь переживает как бы она не переросла в в безрассудство. Тайхуа не просит помощи, хотя выглядит так, будто эта ноша вот-вот переломит его пополам, и это Се Ляню тоже очень хорошо знакомо. — Давай-ка выпьем чаю, а потом вместе поразмыслим над твоей задачей.

***

К вечеру Фэн Синь приезжает сменить Тайхуа, Он выглядит уставшим и немного раздраженным, поэтому все вопросы об известных полиции подробностях Золотого Пира приходится отложить на потом. Се Лянь даже вежливо предлагает ему поужинать, ведь со вчерашнего дня осталось еще несколько порций, но Фэн Синь заглядывает в кастрюлю, как-то жалостливо вздыхает и принимается звонить в доставку еды. — Не пойму, как ты всё ещё жив, твое высочество? — Не мог бы ты, — Се Лянь нервно потирает точку между бровей. — Больше не называть меня так? Это становится уже несколько неудобно. — За столько лет самостоятельной жизни ты так и не научился готовить! — фыркает старый друг, оглядываясь на сиротливо отставленную кастрюлю. — Кто ты тогда, если не высочество? Фэн Синь говорит без злобы, но его почти как прежде дружеская подколка задевает в душе какие-то тонкие и болезненные струны. Вот также они собирались за столом, когда матушка Се Ляня ставила перед ними первый обед собственного приготовления — слишком пересоленный и подгоревший. Они спешили скорее запить и прополоскать рот, но всё равно улыбались ей, ведь она так искренне старалась… Воспоминания ускользают также быстро, как сонный морок поутру, а после них повисает молчание. Фэн Синь осматривает комнату с чуть большим вниманием, чем это делал Тайхуа до него, распахивает форточку. Им как-то неловко находиться наедине, словно между ними есть незавершённое дело, которое мешает и колется. Сам Се Лянь старается об этом не думать, он давно простил друзей за то, что предпочли оставить его и идти своей дорогой, но в глазах Фэн Синя всё ещё стоит еле уловимая тень вины. От тяготящего молчания спасает только резкий стук в дверь. Фэн Синь забирает у курьера коробку с пиццей, которая сразу же занимает почти всю свободную часть крохотного стола. Комнату заполняет резкий аромат ветчины и сыра, даже Жое подбирается ближе, жадно принюхиваясь, и все втроём они заглядывают в коробку. — Это ещё что такое? — бормочет Фэн Синь, наклоняясь, чтобы разглядеть.— Какая-то шифровка? Изнутри на крышку приколот листок бумаги, исчерканный так, будто кто-то расписывал ручку, но завитки и чёрточки всё же складываются во вполне оформленные строчки. Фэн Синь, тоже рассматривающий послание, протягивает руку и переворачивает лист вверх ногами, однако лучше не становится — они всё ещё не могут прочитать написанное. — На китайскую письменность не похоже. Может быть, это арабский? Две пары глаз — кошачья и человеческая — вопросительно обращаются на Се Ляня. Он даже смущается от такого пристального внимания и отступает на шаг от стола. — Ты знаешь арабский? — Н-нет, что ты, откуда! С чего ты вообще взял, что это для меня? Фэн Синь чешет в затылке, вроде как обдумывая предположение. — Это твой адрес. Ты живёшь один, о том, что сегодня я буду здесь, не знал никто, кроме командира. Кому еще она может быть? Послание точно ему. Се Лянь берет записку в руки и отходит с ней к окну, внимательно вглядываясь в неровные иероглифы. Да, это без сомнения китайский, но написано таким дурным почерком, что прочитать удается не с первого раза. Это особенно плохо сочетается с тем, что бумага явно дорогая, плотная и высочайшей белизны, аккуратно сложенная пополам. Се Лянь рассматривает каждую черточку, пока они, наконец, не складываются в осмысленное предложение. «Гэгэ, пожалуйста, дождись меня…» Се Лянь вздрагивает, потому что ему сразу становится ясно, кто отправитель. Никто больше не называет его так. Он переворачивает записку и видит на внешней стороне короткую подпись. Минуту вглядывается в нее, а потом до него вдруг доходит — он уже видел точно такую надпись. При первой встрече, когда Сань Лан ремонтировал ему дверь, на его руке проскользнула странная татуировка — тогда рассмотреть как следует не хватило времени, но это совершенно точно было оно же. Его собственное имя. Се Лянь проводит пальцем по кривоватым иероглифам, словно проверяя, не исчезнут ли они. Насколько давно знает его Сань Лан, что успел сделать это тату? Для чего? Сердце сжимается от волнения, когда он вновь разворачивает записку и читает до конца: «Я обязательно скоро приду и помогу тебе, пожалуйста, положись на меня.» Он выдыхает, сминая записку в руке, подсознательно не желая делиться этими словами.