Божество из книжной лавки

Се Лянь греет руки о тёплый бок кружки и с удовольствием вдыхает успокаивающий запах травяного чая. Благодаря Хуа Чэну его уже не трясëт так, будто на лютом морозе, дурные воспоминания отходят в сторону, уступая настоящему, горло больше не сжимает спазмом. Однако как только за дверью раздаётся требовательный стук, Се Лянь вздрагивает всем телом. — Гэгэ, ты кого-то ждешь? — Сань Лан спокоен, даже не меняет тон, только Эмин прижимает уши и низко рычит. Глядя на него, Се Лянь уже готов вновь запаниковать, но тут постучавший сам подаёт голос. — Эй, твоё высочество, ты дома? Это прозвище, тоже из прошлого, как пыльная открытка в старом шкафу, подписанная для того, кого уже давно нет на свете. Оно бередит память, но одновременно успокаивает: так его называл только один человек, следом насмешливо добавляя, что он родился с золотой ложкой во рту. И пусть сейчас в этом голосе нет прежнего радушия, Се Лянь расслабояется. — Это Фэн Синь. Открыто, заходите! Ребята, вы приехали… Они входят бок о бок, как в старые времена, и в маленькой комнатке сразу становится тесно. Эмин продолжает рычать на вошедших, но без команды не двигается с места. Сань Лан как ни в чем не бывало покачивается на табурете, а два товарища, на этот раз без формы и знаков отличия, застывают на пороге. — Се Лянь, ты звонил из-за него? Разве это не… Ярко-красный дорогущий костюм, повязка на правом глазу, небрежно висящая на боку пистолетная кобура — наверное, именно так в их представлении и должен выглядеть лидер известной банды. Они оба подбираются, едва ли не встают в стойку, и, ощутив повисшее в воздухе напряжение, Се Лянь поспешно взмахивает руками: — Вовсе нет! Это… Да, но он здесь не при чëм! От его жестикуляции поставленная на стол кружка, к счастью, полупустая, опрокидывается, лужица золотистого травяного чая расплывается возле локтя, но никто даже не замечает. Нечаянные гости сверлят друг друга недобрыми взглядами, Фэн Синь машинально шарит по бокам, словно ищет оружие, а Му Цин чертыхается сквозь зубы: — Не при чëм, вот как? Тогда зачем было звонить, если уже спелся с этим? Фэн Синь, в кои то веки согласный с ним, добавляет: — Се Лянь, этому человеку нельзя верить. Ты же понимаешь, его прозвали кровавым дождем вовсе не за красный пиджак! Се Лянь смотрит сначала на старых друзей, потом на Сань Лана и меланхолично думает «но он починил мне дверь. Он просто не может быть слишком плохим человеком». Сквозь свои мысли он слышит продолжение перепалки: — Допустим, мне верить и правда нельзя, мои руки не чисты. — Лениво отзывается Хуа Чэн, прокручивая в пальцах игральные кости. — А что насчет вас двоих? Когда погибла вся семья Сяньлэ, почему вы двое вышли сухими из воды, хотя работали на неё так долго? Му Цин вскидывается, будто кот, которого погладили против шерсти. Почти шипит: — Ты смеешь обвинять нас в том, что мы остались живы? — Всего лишь в том, как именно. Се Лянь торопливо встает между ними, потому что напряжение всë растёт. — Прошу, перестаньте! Фэн Синь, я звонил тебе потому, что Безликий Бай вернулся. Я думаю, вам нужно об этом знать. Они замолкают, но лишь ненадолго. В наступившей тишине Му Цин закатывает глаза, а Фэн Синь качает головой и твердо заявляет: — Се Лянь, он умер. Застрелен при задержании, две пули в голову, тело кремировали. Ещё никто не возвращался после такого. Это звучит чертовски правильно и полностью убежденно. Это повторяли все новостные каналы в тот год, писали в газетах. Се Лянь сам в это верил до сегодняшнего вечера, пока не получил слишком явственное послание. Белая петля. Именно в таких были повешены его родители, когда он их нашел, и кому знать об этом, как не Безликому? На такой он намеревался повеситься сам, когда ощутил, что бороться уже не осталось сил… Се Лянь пытается собраться, убедить себя, что Фэн Синь прав, но сердце отказывается верить и отчаянно стучит в такт покачиванию белой петли. — Он угрожает мне, я знаю. И мне было бы не страшно за себя, но в прошлый раз он погубил столько людей, даже не связанных с нами… — Се Лянь с трудом сглатывает. Новостные сводки о массовых отравлениях по всей провинции и жёсткие обвинения в адрес губернатора навязчиво всплывают в памяти. — Кто знает, чего он хочет теперь? Му Цин закатывает глаза, явно собираясь сказать что-то насчет паранойи, но Сань Лан опережает его: — Гэгэ, если он действительно явится, мы встретим его вместе. Положись на меня. Этот юноша действительно так старается. Что бы ни говорили о нем, Се Лянь не видит ни единой причины, по которой Хуа Чэн может обманывать его — в этом действительно нет ни малейшей выгоды. Он красуется, пускает пыль в глаза окружающим и порой зазнается, но совершенно точно от него не стоит ждать какого-либо подвоха. По крайней мере Се Ляню. Он, словно подтверждая своё обещание, протягивает руку и слегка сжимает запястье Се Ляня — это выглядит простым жестом поддержки, Сань Лан даже касается его только через рукав, но у стоящих напротив от него буквально перекашиваются лица. — Хорошо, Се Лянь, мы доложим о твоих подозрениях генералу. Он возглавлял расследование по делу Бая в прошлом, так что это в его компетенции. Только отойди от этого… — Спасибо. Я знал, что могу на вас рассчитывать, мы же друзья. Когда Се Лянь с улыбкой произносит это непринужденное «друзья», Му Цин вновь закатывает глаза, а Фэн Синя передёргивает. Его словно нарочно макают лицом в грязную лужу под названием «прошлое», где дружба между ними действительно ещё теплилась.

***

Их всегда разделяла социальная пропасть — Се Лянь был единственным и горячо любимым сыном губернатора, с детства не знавшим забот, но Фэн Синь и Му Цин уже тогда работали на его семью. Фэн Синь, сам немногим старше, оказался приставлен к Се Ляню в качестве телохранителя, Му Цин — лишь помогал своей матери, горничной в большом доме чиновника. И всё же Се Лянь никогда не смотрел на них свысока, не относился как к прислуге, они были его дорогими товарищами. До той поры, пока вся их жизнь не полетела в преисподнюю… Они вынуждены оставить свой дом, их счета арестованы, а родственники и друзья в основном делают вид, что не знакомы с ними. Их пускает ненадолго пожить только Юйши Хуан, но когда угрозы начинают приходить уже в её адрес, они сами покидают гостеприимный дом. Из всех слуг и телохранителей с ними остаются только Фэн Синь и Му Цин, но Се Лянь воспринимает это как должное — для него они давно стали частью семьи. Потеряв средства к существованию, все впятером ютятся в маленькой однушке на краю города, перебиваясь случайными заработками на съём. Отец Се Ляня, доведённый допросами и репортажами, заболевает, на глазах превращаясь в бледную тень себя, над ним всё ещё висят обвинения и угроза ареста. Се Лянь сам не до конца понимает, как всё докатилось до этого: он только мельком слышал про то, как к отцу приходил странный человек в белом, как пару раз они скандалили, потому что отец не соглашался на его условия, а спустя несколько дней на прилавках крупнейших магазинов появились конфеты, отравленные наркотиками. Десятки, сотни жертв, погибшие от передозировки дети, скандал на всю страну, безрезультатный поиск виноватых и обвинения в халатности бывшего губернатора — всё превращается в огромную снежную лавину, погребающую под собой их семью. Имя Безликого Бая тогда впервые всплывает в этом городе. О нём пишут, кто-то даже утверждает, что видел его, но все свидетельства волшебным образом испаряются. Бай маячит призраком на страницах жёлтых газет, но призрака не посадишь в тюрьму. Се Лянь возвращается домой поздно и с тяжелым сердцем — он в очередной раз лишился работы. Ему всегда тяжело устроиться на новую, ведь после всех статей и репортажей его легко узнают в лицо и просто отказываются с ним связываться. Фэн Синю и Му Цину чуть проще, все же их лица не так часто мелькают на экранах, но у Му Цина нет должного образования, а Фэн Синь оказывается слишком вспыльчивым, чтобы его долго терпели на одном месте. Черная полоса сгущается и давит на всех присутствующих. Они ужинают втроем, почти не разговаривая. Мать Се Ляня ушла в комнату покормить мужа, который в эти дни совсем ослабел от болезни и почти не встаёт с постели. Оттягивая момент, когда придется признаться родителям в очередной своей неудаче, Се Лянь обреченно помешивает безвкусную кашу — несмотря на долгий день, у него совершенно нет аппетита. Кода-то счастливая и дружная семья теперь избегает друг друга, словно вынужденные соседи. Собравшись, наконец, с духом, Се Лянь встаёт из-за стола, чтобы пойти к отцу. Уже предчувствует угнетающий запах лекарств и тяжелый разочарованный взгляд — наверняка придётся вновь услышать, что вместо опоры для родителей из него получилось сплошное посмешище, как это обычно и бывает. Но прежде, чем он успевает пересечь крохотную кухню, Му Цинн со стуком отодвигает тарелку и зовет: — Постой. Я должен вам кое-что сказать. В напряженном молчании две пары глаз обращаются к говорившему и он тушуется, но быстро берёт себя в руки. — Я хочу уйти. Се Ляню кажется, будто смысл слов до него не доходит. Он бросает быстрый взгляд на Фэн Синя — тот, сжимая кулаки, вскидывает голову. — Что значит, уйти? Ты совсем рехнулся, хочешь как крыса убежать с тонущего корабля? Хотя Му Цин и стоит, кажется, что это он смотрит снизу вверх — такое у него выражение лица. Он сводит брови, и вместо привычных ему ругательств с губ слетает глухое: — Простите, но я больше так не могу! У меня тоже есть мать, о которой я должен заботиться, лучше я вернусь к ней. Фэн Синь зато кипятился всё больше: — Не можешь? А когда семья Се купалась в богатстве тебе ничего не мешало оставаться при них, не так ли? Предатель! — Я по крайней мере сказал честно, что думаю! Се Лянь слушает назревающую перепалку и ему становится всё более тошно. Он вздохнул, приваливается плечом к стене и говорит: — Раз ты так решил, уходи. Ему кажется, он уже ничего не чувствует по этому поводу, сложившаяся ситуация давит так сильно, что хочется лишь одного — поскорее от неё избавиться. На возмущённое ”Эй, да как же так?!” от Фэн Синя он лишь пожимает плечами. — Не могу же я в самом деле посадить его на цепь? Вы оба — мои друзья, так что я не хочу ни к чему вас принуждать. Это действительно трудные времена. Фэн Синь ещё бурчит что-то в ответ, но спор давно уже исчерпан. Через пять минут Му Цин показывается в прихожей с небольшой спортивной сумкой, куда помещаются все его вещи, и дверь за ним тихо закрывается. Се Лянь и Фэн Синь остаются вдвоём. Пока ещё вдвоём.

***

Сань Лан и застывшие напротив него Фэн Синь с Му Цином продолжают буравить друг друга враждебными взглядами, несмотря на то, что обе стороны в итоге согласились помочь Се Ляню проверить его доводы. Здесь и сейчас в этом противостоянии совсем нет смысла. Се Лянь аккуратно поднимает опрокинутую чашку, поправляет рукава и, широко улыбнувшись, обращается ко всем: — Большое спасибо, что так быстро откликнулись! Я очень ценю вашу помощь, поэтому в качестве благодарности хочу приготовить вам что-нибудь вкусненькое! Пожалуйста, располагайтесь. В подтверждение своих слов он тут же начинает убирать грязные кружки и ставит на плиту кастрюлю. В повисшей тишине Фэн Синь вдруг спохватывается: — Мне срочно нужно в участок! Я обещал просмотреть одно дело, это важно. Увидимся, твоё высочество. Через несколько минут после того, как он ушёл, вода начинает закипать, и Се Лянь высыпает в неё целый пакетик специй, чтобы бульон был вкуснее. Присевший на табуретку Му Цин неуютно ёжится и встаёт. — Кажется, я забыл запереть дверь , когда уходил из дома. Прости, поедим в другой раз! Он говорит это и также быстро исчезает за дверью, словно его и не было. Се Лянь недоуменно моргает, глядя ему вслед. — Сань Лан, ну а ты останешься на ужин? — Конечно, гэгэ. С радостью!