Are you mine

Целься прямо в сердце, мне никуда не деться

Между нами сорок плюс градусов по Цельсию

Целься прямо в сердце, мне никуда не деться

Миллионы сковиллей, сотни килогерц

Целься прямо в сердце

(Wildways - Целься)

Антон невероятный. В порыве смеха по детски хлопает в ладоши и запрокидывает голову назад — иногда кажется, он вот-вот свалится с барного стула, не удержав равновесие. Он очень тактильный (Арсений ревностно надеется, что не со всеми): пока Олеся рассказывает очередную историю о том, как Макс — он же Заяц и по совместительству ее молодой человек, — в порыве сфоткать обезьянок в зоопарке случайно переваливается к ним в вольер, Антон успевает коснуться Арса двенадцать раз. Да, он считал, и что вы ему сделаете? От Антона пахнет древесно-цитрусовым — Арсений когда-то тоже пользовался похожим ароматом, и его затуманенный разум выдает этот факт за что-то особенное, так, будто ему девять, и он вдруг видит у лучшего друга такую же шапку, как у него, думая: «нихрена себе, вот это совпадение». Предплечья и спина Попова буквально горят от прикосновений — он уже начинает подозревать, что, одеваясь, случайно запихнул себе в карман магнит, которого, конечно же, отродясь дома не было, — вот чужие кольца и притягиваются весь вечер. В напряжении каждая клеточка тела, нетерпеливо ожидая очередного удара током от касания. Олеся так много говорит, что оба успевают выпить по центнеру виски — но это чисто по ощущениям. За математическую точность Арс не ручается. Ручается разве что за то, что бесстыдно залипает на соседа. И с точностью девяносто девять процентов (здесь все-таки хочется надеяться на математику) тот занимается тем же. — Арс, вот ты все это время заказываешь у бармена два виски, — отрываясь от разговора с Олесей — кажется, они последние минут десять обсуждают какое-то новое шоу про астрологию, — загадочно говорит Антон. — Ничего странного в напитке не находишь? — М. Дай подумать, — Арсения немного штормит, но в целом, пока не хочется рвануть на танцпол, значит, еще не перебрал. — Проблема в том, что я заказываю два виски на нас двоих, и, соотвественно, плачу за наше свидание? Лицо Антона округляется, и на лице в тысячный раз за вечер проявляется нежная улыбка. С таким лицом смотрят разве что на любимого питомца, только что сжевавшего хозяйский тапок и прибежавшего извиняться с милейшим взглядом. Мол, это вообще не я, извините, пожалуйста. — А. Так у нас свидание? — Мальчики, так что вы сразу не сказали? — Олеся растерянно охает, — Я же столько времени у вас забрала, заболталась совсем. Я побегу Макса искать, Антош, будь на связи насчет шоу! Целую! Антон и Арс не успевают даже ответить: кинув на барную стойку купюру и скомканно пожелав парням «приятного вечера», девушка ускальзывает из вида так же быстро, как появилась. Ходячий хаос — в самом хорошем смысле этого слова. — Вообще, я хотел поделиться фактом того, что Джим Бим привыкли ошибочно считать виски, хотя это бурбон. Так что, чисто технически, бармен тебя немного наебывает, — Антон задумчиво крутит в руках стакан. — Но тема свидания меня заинтриговала. — Я не люблю свидания в людных местах, поэтому не хотелось бы нашу встречу называть так, — решает прервать секундное молчание Арс, пока Антон поворачивается теперь только к нему, без лишних собеседников. — Расскажешь о себе? А то мы часа два тут сидим, и я этого Зайца знаю уже намного лучше, чем тебя. — и смотрит в зеленые глаза внимательно, не отрываясь. Арсению нравится — очень нравится Антон. Находясь с ним рядом, Попов внезапно всем телом ощущает, насколько сильно соскучился по азарту, по искоркам в глазах, когда вы смотрите друг на друга, желая в ту же секунду наброситься, но останавливаете себя, как бы подразумевая: слишком рано. Неуместно. Ему нравится играться, но с Антоном хочется по-другому. С Антоном почему-то хочется разговаривать, обсуждать, делиться сокровенным и доверять все самые израненные частички души, говоря: «на, держи, и делай с этим все, что хочешь». Шастун увлеченно рассказывает о своей жизни, не забывая активно жестикулировать и время от времени касаться Арсения — иногда перепадает даже его коленкам, что заставляет его засомневаться, действительно ли он собирается весь вечер играть недотрогу. Антон упоминает, как в тринадцать лет сломал ногу, прыгая с крыши гаража в гору осенних листьев, как, отлеживаясь в больнице с гипсом, написал свою первую песню, как в пятнадцать собрал группу и девять лет ездил с ней по всей России. С небольшими концертами, конечно: но в своих кругах они были очень даже востребованы. Когда-то сам Шаст даже записывал фит с Wildways — металкор-группой, которая сейчас активно набирает обороты. Тогда все они еще были зеленые и никому не известные. Арсения удивляет, насколько трепетно певец относится к своей личной истории, да и к истории его группы: глаза блестят, улыбка — не сползает с лица ни на секунду. Даже на алкоголь отвлекаться не хочется, кажется, в миг можешь упустить что-то важное. — Полгода назад, как я уже рассказывал, мы распались. Я…просто устал. Перестал жить музыкой. Год ничего нового не могли выпустить, ну, и в какой-то момент вместе решили, что смысла во всем этом больше нет, — мрачнеет, абсолютно незаинтересованно рассматривая, как огоньки софитов переливаются в стакане. — Мне кажется, ты словил жесткое выгорание. Конечно, столько лет работать на износ, Антон, с таким режимом любой сойдет с ума. Я рад, что ты нашел в себе силы и вы возвращаетесь на сцену. — Это была разовая акция. Я собрал ребят вместе только, чтобы с тобой познакомиться, — всем телом поворачивается к Арсу, смотря в глаза самым преданным взглядом: так, словно сейчас выдаст что-то очень личное. Эксклюзив, как говорят в арсеньевском мире. — Надеюсь, ты не посчитаешь меня чокнутым фанатиком, и, да, это прозвучит очень глупо, но я уже года три думаю о тебе. Сейчас объясню, Ира… — встречает немой вопрос в глазах напротив, — бывшая, в общем, позвала меня как-то на премьеру фильма. Фильм-то, если честно, средненький получился, ничего личного. Что-то про мальчишник в Саратове. Арсений цокает, улыбаясь. Эту картину он предпочел бы вычеркнуть из своей биографии: та и вправду собрала далеко не лучшую кассу, а отзывы можно вешать в общественных туалетах вместо всем привычных ругательств. — Перед началом показа, когда вы вместе презентовали фильм, на сцене я сразу увидел тебя: в смокинге, с бабочкой, с очками этими невероятными, они тебе так идут, кстати. Ты смотрел на всех так по-детски счастливо, непосредственно, смех этот еще твой...невероятный. Это был тот самый фильм, что вышел почти сразу после того скандала с обнародованными фотографиями и переписками. Арс хорошо помнит свое волнение перед показом, перед выходом в люди: казалось, каждый в зале пришел посмеяться или поиздеваться именно над ним. В горле — ком, что мешал сформулировать мысли, на сердце — густо кровоточащие раны, которые Сережа изо всех сил пытался залатать маленькими детскими пластырями. Арсений тогда был уверен, что выглядит ужасно: как минимум потому, что именно так себя и ощущал. — Я в тот вечер впервые засомневался, что женщин люблю, — смущенно прикрывает румянец на щеках стаканом, допивая до дна. — наши с Ирой отношения и так уже давно остыли, мы оба знали, к чему идем.. Прости, прости, не об этом. Антон начинает от волнения тараторить, крутя несчастные кольца. Арсений в попытке успокоить — и непонятно, себя или Антона, — кладет ладонь на чужую руку на колене. — С тех пор я, кажется, одержим тобой, как пятнадцатилетка по Тому Холланду. Постеры с лицом не вешаю, конечно, но.. — Не продолжай, я понял, — краснеет следом за Антоном. — Я вообще не знал, что вы с Серегой такие близкие друзья. Когда он мне сказал, что ты будешь на его днюхе, я подумал, да похуй, будь что будет. — И поэтому сбежал? — Я пиздец испугался, Арс, — большим пальцем руки нежно поглаживает костяшки на тыльной стороне ладони Арсения. — да он сегодня меня за это чуть не убил, клянусь, я почти поверил, что люди могут душить через телефон! Сережу невозможно любить еще больше, но у Арсения каждый раз получается. И как он умудряется читать Попова лучше любых психологов? — Ты мне нужен, — вот так неожиданно, без прелюдий и подготовки. — Я или мой образ, Антон? Ты видел меня только на экране. А если я храплю по ночам? — Я в детстве засыпал под Металлику. — Если разбрасываю носки по всей квартире? — Лишний повод заняться спортом и поприседать. — Хожу по квартире голый? — А это проблема? — Тогда я хочу, чтобы ты снова выступал. — Забились, — Антон ловит какой-то странный азарт и неожиданно для Арсения протягивает руку для скрепления их договора. Тот, соглашаясь, сам не до конца осознавая, на что, пожимает ее в ответ. Шастун затягивает Арса на танцпол: к ним то и дело подходят поздороваться, но больше к Попову, конечно. Сережа с Оксаной танцуют в обнимку — хотя, больше, переминаются с ноги на ногу, — неподалеку. Матвиенко, видя парочку, ехидно улыбается и подмигивает. Арс в ответ показывает средний палец, хотя хитро улыбаться хочется и ему самому. Розово-синее освещение клуба добавляет в атмосферу чуточку безумия: вокруг муравейник из людей самых разных должностей и доходов, но все одинаково смешно и нелепо двигаются в такт музыке. Арсений ухмыляется своим мыслям и невольно поглощает в себя это самое безрассудство: хочется делать глупости. Хочется Антона. Вот прямо сейчас. Никакой Арсений не недотрога, с чего вообще он это взял? Молча берет его за руку и направляется в, как ему хочется верить, сторону уборных, желая убежать, скрыться от посторонних глаз, получить хоть частичку той близости, ощущение которой он давно закрыл под семью замками. Шастун даже не сопротивляется, доверяясь. Найдя свободную кабинку, Арс буквально запихивает в нее Антона, втискиваясь следом, и закрывает дверь. — Погоди, погоди, ты куда так спешишь? — Антон пытается ухватиться за руки Арсения, который каким-то магическим образом успел опуститься на колени и начал расстегивать чужую ширинку. — Блять, Арс! Попов не сдается. Лихорадочно водит руками по бедрам и бокам, будто дорвавшись наконец до чего-то запретного, кое-как расстегивает и опускает джинсы, видя уже полувставший аккуратный член. В голове рисуются картинки того, как Арсения остервенело вбивают в дверь кабинки, как Антон шепчет на ухо «замолчи, а то нас услышат», закрывая ладонью рот, как тот разворачивает Арса лицом к себе и развязно целует, кончая внутрь следом, как.. Антон шипит, ощутив прохладные руки на своем члене. — Попов, твою мать, встань с колен, блять, — вернув ясность рассудка, Шастун пытается поднять голову Арса, касаясь чужих щек руками. Арсений не реагирует, его собственный член в брюках натирает, прося разрядки: недолго думая, он расстегивает молнию и медленно проводит по стволу рукой, тяжело дыша. Пиздец. Это именно то слово, каким Антон сейчас описал бы сложившуюся ситуацию. И, если бы это было хорошее «пиздец», он был бы не против. Но в чужих рваных нечетких движениях он четко прослеживает боль. Арсению — больно, и тот хочет как можно быстрее унять, нивелировать свои эмоции, спрятать в дальний ящик, запихнуть под диван, под ковер, да куда угодно, лишь бы об этой боли забыть. Антон, собравшись с силами, чтобы все-таки не сорваться самому, вдруг спускается вниз, к Арсу. — Зачем ты это делаешь? — смотрит в голубые глаза и видит только опустошенный взгляд, направленный в никуда. — Арс, — пытается словить зрительный контакт, аккуратно касаясь влажных от слез щек двумя руками. — Все хорошо, я никуда не пропаду. Я в тебя влюблен. Слышишь? Давай мы сейчас с тобой уедем отсюда, куда глаза глядят, купим пиццы и залезем на крышу смотреть на звезды. Или что ты любишь? Я сделаю все, только, пожалуйста, не думай, что я уйду. Не уйду, обещаю. Арсений промаргивается, будто только что осознав, что случилось. Смотрит рассеянно в зеленые глаза напротив, что рассматривают его трепетно и ласково, будто бы подтверждая слова. Глаза ведь никогда не врут? Ему страшно — и он понял это только сейчас, — страшно снова остаться одному, довериться и оказаться брошенным. Страшно не успеть насладиться, а успеть только потерять. Поступок Эдика когда-то наложил настолько болезненный отпечаток, что Арс, уловив взаимную симпатию, был готов отдаться сразу, лишь бы привязать к себе невидимыми красными нитями. Так, чтобы его не оставили в темной комнате в одиночку бороться с собственными демонами. Не совсем в одиночку, конечно: рядом всегда будет Сережа, Арс в этом уверен, но это ведь не то. Это другое. Шастун помогает Арсению подняться: оба молча одеваются и поспешно выходят из клуба, заказав такси. На улице — мерзкий холод, пронизывающий до костей, — таким же мерзким себя сейчас чувствует Попов. Хочется выплюнуть последние полчаса из головы, как безвкусную жвачку. — Спасибо, — шепчет Арс куда-то себе в шарф. — Я перебрал, прости. Я могу до дома сам добраться, а ты едь… Антон одним движением разворачивает Попова к себе и целует — почти невинно, аккуратно, совершенно наплевав на то, что они, вообще-то, на дороге возле клуба, а Арсения запросто могут узнать. Все это так ничтожно по сравнению с тем, как Арс, отвечая на поцелуй, улыбается. — Я обещал тебе звезды, значит, будут звезды.