Жестокая реальность или покажи мне свет

Я знаю, что из тьмы на свет Однажды выйдет ангел черный И крикнет, что спасенья нет.. Но простодушный и несмелый, Прекрасный, как благая весть Идущий следом ангел белый Прошепчет, что надежда есть... Булат Окуджава

Пролог " Любить себя..." билось эхом внутри, прочитанное им не так давно в одной из книг. "Любить себя?" рефреном стучало в бешено скачущем пульсе. «Но Я отказываюсь! Отказываюсь любить себя. Зачем мне это нужно? Для чего я вообще тут нахожусь? Я не хочу! Надоело! Хватит! Это бессмысленно!» Возможно, если бы он сказал эти слова прямо ей в лицо, толку было бы больше, но все эти пугающие мысли были только в его голове. Несмотря на жестокость и унижения, несмотря на всю ту боль, которую она ему причинила, ему всё ещё хватало сил надеяться, что когда-нибудь его персональный ад закончится. Да, временами ему наивно хотелось в это верить, но выбора никто не давал. Оставалась только призрачная надежда, но и та таяла с каждым днём. А теперь, сидя в продуваемом ветрами чердаке, напрягая зрение, чтобы хоть что-нибудь разглядеть в этой кромешной темноте, зябко поёживаясь и дрожа от осенней прохлады, он понял – все силы иссякли. Пересохли как тонкий ручеёк. Он чувствовал себя выпотрошенной рыбой, мутными глазами безучастно смотревшей со стороны. Всему есть предел. С него тоже довольно! «Я не стану церемониться! Ты мне больше не нужна! Все те тёплые, местами радостные воспоминания, я выброшу на помойку, потому что ты их обесценила!» На самом деле таких воспоминаний было не так уж и много. Он мало что помнил из детства. Главными из них были его новенький красный рюкзачок, который он почти что вытребовал у родителей, заботливые руки отца, крепко прижимающего его к груди и ласково гладящего по волосам, да тихий шёпот матери, гнавший притаившихся под кроватью демонов и позволявший ему заснуть. В последствии, кто бы знал, что именно она станет тем самым демоном, не дававшем сомкнуть глаз. Вздрогнув всем телом, совсем юный парень сжался в комочек и скрючился в углу, прижимаясь острыми лопатками к ледяной, с выступающими шероховатостями стене. Он обхватил дрожащее тело руками, стараясь согреться, и громко хлюпнул носом, жалея себя и ненавидя всех вокруг. Хотя испытывать подобные чувства ему было, в принципе, не к кому. Разве что только к ней. Он понял, что они давно стали просто сожителями и кроме одной крыши над головой их ничего больше не связывало. А было ли когда-нибудь иначе? Он не помнил. Всё стёрто в пыль. Новые воспоминания, формировавшиеся после тех событий, не хотели укореняться в сознании, слишком уж мучительными они были. Хранить их не хотелось. «Ты значишь для меня не больше тех непробиваемых окон, которые сейчас скрывали всё то, что происходило внутри, или же старых прогнивших половиц, поскрипывающих под ногами, или дверей, разделяющих нас по разным комнатам.» Этот список он мог продолжать бесконечно. Было холодно. Даже слишком для первых дней осени. Небо, видимое сквозь мутноватое чердачное окно было захвачено мрачными, тяжёлыми тучами, и лишь молнии, изредка прорезающие небосвод яркими вспышками, давали какое-никакое освещение. Раскаты грома сотрясали своей мощью, а по стеклу катились крупные дождевые капли. Он всё бы отдал за то, чтобы оказаться там, в эпицентре стихии, мечтая ощутить прохладу осеннего дождя на своём лице, порывы ветра, взметающие полы его куртки, желая почувствовать хоть что-то, кроме пронизывающей мерзлоты и жалости к себе. Глаза юноши были закрыты, красивые черты лица, которые даже не портил тонкий шрам на щеке, напряжены, а скулы казались такими острыми, что о них можно было порезаться. Неприятные мурашки, покалывающие кожу, заставили поёжиться. Охваченный сильной горечью, он не мог даже заставить себя пошевелиться. С глубоким вздохом, затянувшем узел где-то между горлом и сердцем, он запрокинул голову, пытаясь не заплакать. На бледном лице его большие выразительные глаза казались будто наполненные густой смолой. Тёмные, покрасневшие от невыплаканных слёз, они смотрели в пустоту, а тонкие губы кривились в горькой усмешке. Он не знал, чем заслужил к себе такое отношение, и чем взрослее становился, тем всё больше недоумевал – почему именно ему досталось это всё? Единственное, что он понял, так это то, что слишком долго тратил свою жизнь на то, чтобы разобраться в бездушии родного человека, который раз за разом словно ножом рассекал зарубцевавшиеся раны. Надежда снова затеплилась глубоко внутри. Надежда только на что? На спасение? Хватит! Больше он не собирался отказываться от самого себя и своих желаний, от своего мелькавшего где-то невыносимо далеко счастья, потому что эта дорога, если он не прекратит – приведёт их обоих в кромешный ад, и тогда ему уже не выбраться. Никому из них, если быть точнее. В своей слишком недолгой жизни он упорно искал её расположения, чересчур многим жертвуя из-за страха перед ней. Память услужливо подкинула воспоминания, о которых он и думать не хотел. "Маленький мальчик с разбитыми коленками горько плакал, сидя на корточках у дерева, растущего прямо перед школой. Он запнулся о собственные ноги, когда торопился поскорее попасть в свой новый класс. Он рассматривал полными слёз глазами поехавшую и местами изорванную ткань идеально выглаженных брюк и единственное, что занимало мысли, мама отругает его за то, что он испортил новую вещь. Мимо пробегали такие же как и он сам, спешащие и взволнованные ученики, пока один из мальчишек не остановился рядом, не протянул ему руку помощи, и ярко блестя глазами, проговорил. - Будем дружить, я Тони." Сейчас все эти воспоминания приносили только глухую боль. Он не мог не думать о том, что тогда, когда немногочисленные друзья, которых он успел завести за короткое время, ставили перед собой цель и стремительно шли к ней, занимаясь тем что хочется, он сидел на пыльном полу и вынужден был бесцельно прозябать в четырёх стенах, развлекая себя несбыточными мечтами. "Ему тогда было шесть или около того. Он гулял на детской площадке у дома, раскачиваясь на новых качелях. Взлетев слишком высоко, он упал, ободрав колени и ладони, но не заплакал. Ведь мама всё время втолковывала ему, что слёзы - проявление слабости, а он мужчина, и не имел никакого права поддаваться ей.." Самооценка давно упала ниже плинтуса, но в этом не было его вины. Он много чего хотел попробовать, на самом деле, но... Рисование – да ты же криворукий, говорила она, да с твоим зрением даже нечего и начинать, всё равно эта мазня останется на уровне детсада. Хор – ты вообще слышал себя со стороны, помойные коты и то звучат приятнее, танцы - да у тебя две ноги левые. И так со всем. И вот тогда он мчался сюда, в свой спасительный мирок, создавший себе сам. Закрывался на чердаке, прячась от мира, от её гнетущих, едких слов, где компаньонами ему служили только мыши, скребущиеся по углам, да липкая паутина, путающаяся в волосах. И тогда хотелось опуститься на четвереньки, уползти куда-нибудь подальше и сжаться в комочек, забиться как те самые мыши и перестать чувствовать. Затаиться в своей скорлупе и не вылезать из неё никогда. Только тут он мог вообразить себя знаменитым художником, получившим признание за свой несравненный талант, известным на весь мир певцом, голосом которого заслушивались все, начиная от детей и заканчивая стариками, в конце концов, он мог быть кем угодно, нужно только представить. Но со временем, даже этого он больше не делал. Только теперь, спустя много лет, он начинал понимать, на какую жалкую жизнь она его обрекла из-за собственного страха остаться один на один со своим горем. И сидя в своём убежище, он сделал для себя неутешительный вывод, к которому его планомерно подводили всё это время: мои страхи – это твои страхи. Мы единое целое. И когда я умру, а мой прах развеется по ветру либо же сгниёт в земле – твоё пламя потухнет тоже. Но он НЕ СОГЛАСЕН! Барабанящий по крыше ливень лупил и по натянутым нервам, а воющий ветер заставлял вздрагивать. Юноша затрясся, чувствуя, как его тело горело от жара температуры. Мысли хаотично разлетались под черепной коробкой, а спасения как не было, так и нет. Вдруг захотелось, в следующий раз, когда он окажется с ней вместе, чтобы один из них лежал в грубо сколоченном наспех гробу, окоченевший и обряженный в лохмотья, нелепо свисающие с мёртвого, сморщенного, высохшего тела. И только тогда, казалось, они смогут разделиться. Стать самими собой. Он искренне верил, что тогда у него появился бы крохотный, словно высеченная из камня искра, шанс обрести покой. Освободиться от её гнёта. Глава 1 Из своего "тайного" убежища, он видел всех и каждого. Единственным минусом было то, что вот его самого - не видел никто. Он прекрасно это знал, потому что сколько бы ни махал проходящим мимо на улице соседям, никто из них ни разу ему не ответил, даже головы не повернул. Сяо Чжань настойчиво повторял тщетные попытки изо дня в день, сделав это своего рода ритуалом. И со временем понял для себя одно – он невидим для мира, стёрт с лица земли. Его больше не существовало, потому что он – бесплотный призрак. Тень среди теней в тёмном, отгороженном мутным стеклом, не пропускающем солнца, чердаке. Когда на улице не горели фонари, здесь всегда царили сумерки, даже в самые солнечные дни. Вот почему всякий раз, спускаясь вниз, чтобы попить воды или перекусить, он щурился, давая время глазам привыкнуть к дневному свету. За многие годы, несмотря на молодость, вокруг глаз уже давно образовались лучики морщинок и многие, увидев бы его, сказали "Хэй, этот парень много смеётся", однако всё было далеко не так. Своя собственная комната, в противовес чердаку, была своего рода вызовом его пошатнувшейся психики. Он тихо ненавидел её и противореча самому себе - искренне любил. Поначалу, когда она только повесила на решётчатое маленькое окно плотную занавеску, Чжань ощутил, что будто задыхался от тесноты, нехватки кислорода, мрачных теней на невзрачных блёклых стенах, отрезанный от всего внешнего мира. И в воспалённом мозгу даже на миг не возникало мысли сорвать, отодвинуть, сдернуть её, потому что он привык подчиняться. А со временем, даже сроднился с тьмой. Находясь в темноте, он мог выдохнуть и не бояться того, что его чувства могут быть обнаруженными, потому что держать лицо при ней было довольно сложно. Впрочем, привычка делала своё дело, как и со всем остальным. Жизнь научила Чжаня приспосабливаться. Кто-то говорил ему, но он не помнил кто именно, или же он когда-то прочитал, что даже в самой непроглядной темноте всегда виден лучик света, он же мог наблюдать только тупик, из которого не в силах был выбраться.

***

Путь на вершину славы никогда не был лёгким. Это он усвоил ещё с самого раннего детства. Едва научившись стоять на ногах, он упросил маму отдать его на танцы. Когда все ребята просились на кружки по тхэквондо, шахматам, футболу и всему тому, о чём, по идее, должны мечтать мальчишки, он упёрся рогом и ни в какую не хотел слышать о чём-то другом. Ван Ибо грезил танцами и мечтал в будущем покорить своим умением и талантом большую сцену. Мама не смогла отказать и отдала его в хореографический кружок. Когда ему исполнилось девять, у него обнаружили миокардит. Лечащий врач, после проведённого лечения, категорически запретил ему в дальнейшем заниматься танцами и ещё какими-либо видами активной деятельности, чтобы не перегружать организм. Ибо ощутил в тот момент, что его мир рухнул с огромной высоты. Для ребёнка это стало потрясением. Его заветная мечта безжалостно крошилась в пыль, осыпаясь трухой прямо под ноги. Он проплакал тогда несколько дней, травя душу ежедневными просмотрами танцевальных видео на YouTube. И в его глазах загорелась решимость. Плевать! Он сможет вопреки всему. Мама слёзно упрашивала одуматься, а после выписки запретила даже на метр приближаться к студии, но Ибо, несмотря на это, всё равно сбегал туда и выкладывался по полной, скрыв от преподавателя своё состояние. И ведь действительно у него получилось! Каждый свой день Ибо стремился стать лучшей версией себя, выкладываясь на все сто. Потел, бледнел, падал от усталости и невозможности пошевелиться, но прекрасно знал – того, что он делал – всё равно недостаточно. Нужно выкладываться на тысячу. Ведь скоро ежемесячный отбор. Он слышал шепотки в танцзале о том, что мистер Кёрби, владелец компании ZWH Entertainment намерен собрать новую танцевальную группу. Попасть туда – его мечта, а теперь и цель. И вот спустя почти три года изнурительных тренировок, Ибо решил, что пора. Он готов. Душу грел полученный им диплом об окончании университета, а мысли купленный билет на самолёт. В прошлом месяце ему стукнуло двадцать один, а это значило, что он мог полететь в Штаты на прослушивание. И теперь-то своего шанса ни за что не упустит.   *** - Привет, мам! Да, самолёт приземлился. Всё хорошо. Я поел, ну, ма-ам. Сейчас получу чемодан и поеду прямиком к тётушке Ву. – радостно говорил Ибо, попутно вытаскивая рюкзак с полки для ручной клади. - А-Бо, будь осторожен, прошу тебя. Ты же знаешь, что моё материнское сердце всегда не на месте. Тем более, это чужая страна и ты.. - И я, - закончил он за неё - буду в полном порядке. Не переживай, ма, ты же меня знаешь.. - Вот поэтому-то и говорю, потому что знаю, – хмыкнула женщина, и после небольшой паузы добавила – передавай привет Ву Лан. Мы с ней давненько не виделись. После похорон её мужа.. - Мам, давай не будем о грустном. Мне уже пора! Пока! - Береги себя, - пожелала женщина на прощание, тем самым заставив Ибо улыбнуться. Мама слишком опекала его, особенно после смерти отца. Тот ушёл из жизни внезапно, и это стало большим потрясением для их маленькой семьи. Ничего не предвещало беды, но в один из дней, вернувшись с работы, отец выглядел подавленным и разбитым, но о причинах не говорил. Ибо помнил, как после ужина тот поднялся из-за стола и покачнулся на месте, после чего свалился на пол с приступом обширного инсульта. Но как бы сильно его мама не тряслась над ним, он не роптал, а ценил её ещё больше, ведь кроме неё и тётушки, которую он в последний раз видел, когда ещё под стол пешком ходил и к которой сейчас намеривался ехать, у него больше никого не осталось.

***

В очередной раз устроившись у наблюдательного поста, Чжань рассматривал происходящее на улице, при этом комкая в руках тысячный по счёту неудавшийся рисунок, над которым трудился почти три дня. Он видел, как соседка слева, миссис Чан, с трудом усаживала свою престарелую мать-инвалида в новую машину, которую буквально вчера пригнала из города. Он знал, что женщина всегда находила время, чтобы помочь своей больной старушке. Чжань искренне считал её чудесной дочерью, любая мать гордилась бы ею. С недавнего времени, старушка передвигалась исключительно с ходунками. Сознание услужливо подкинуло очередные картинки прошлого. "В один из дней, придя со школы, он с порога услышал громкие крики родителей и устрашающие глухие звуки, чем-то напоминавшие удары. На его памяти такое было впервые. Обычно мама с отцом никогда не спорили, а жили в мире и согласии. Он ринулся в гостиную, сбившись с шага, когда увидел заплаканную мать, держащуюся за щёку, и отца, нависшего над ней с покрасневшим от злобы лицом. Тело мальчика задрожало от страха, но видя занесённую над мамой для очередного удара руку, он без сомнений бросился к отцу, повиснув на его локте, не давая совершить ужасного поступка. Он помнил, как умолял не бить его мамочку, но отец впервые отмахнулся от него, и он не удержавшись на подкашивающихся ногах, завалился на пол, в полном бессилии взирая на разворачивающиеся события." Только сейчас Чжань сообразил, что в тот момент, встав на защиту матери, прозвучал первый тревожный звоночек. Но он был всего лишь ребёнком, чтобы это осознавать. Его мать даже не пыталась помочь ему, не бросилась пожалеть, лишь посмотрела с презрением, шикнула сквозь зубы и велела отправляться в свою комнату. Вдруг стало обидно и больно за себя прошлого. Поэтому наблюдая за соседями из окна, за взаимодействием миссис Чан со своей матерью, он горько усмехался, ведь лично у него такой поддержки никогда не было. Однажды, когда-то давно, будто бы в прошлой жизни, он, будучи ещё совсем пацаном, выйдя на улицу, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом, встретил соседку и та жаловалась ему на артрит в коленном суставе. Больше часа он выслушивал о том, что её боли усилились, а противовоспалительные препараты уже не помогали. Он, помнится, посоветовал соседке обратиться к доктору, к которому ходила его мама, но старушка заупрямилась, считая, что беспокоить врачей нужно не чаще, чем раз в год, например, обращаясь за плановой прививкой от ковида. Машина миссис Чан как раз выехала со двора, поэтому больше ничего интересного не осталось. Сегодня было как никогда тихо. Чжань отвернулся от окна и двинулся к проёму в полу, чтобы торопливо спуститься по шаткой лестнице вниз, стремясь поскорее проскочить незамеченным в свою комнату. Уже оказавшись за дверью, взгляд невольно заскользил по обстановке, будто видя её впервые. Интерьер был совсем небогатый, даже аскетичный, хотя многого ему и не нужно. Полуторная кровать с боковой тумбой, крошечная лампа, отрытая Жилан на барахолке, небольшой, пошарпанный, но, к слову сказать, крепкий дубовый комод, да пара пуфов. Телевизор на стене давно не работал, но он даже не смел заикаться Жилан о новом. Чжань не хотел, чтобы она думала, что ему его не хватало, да и тому же так хотя бы ничто не напоминало о жизни, которая кипела снаружи и которой он был лишён. Как она его ещё не унесла? Компанию ему составляли лишь книги. Однако даже их он выбирал не сам, довольствуясь тем, что приносила ему Жилан. Одной книги ему хватало всего на несколько дней. Чжань специально растягивал удовольствие и не спешил, делая в чтении перерывы. Тогда он откладывал томик в сторону, с тоской глядя на книгу с заинтриговавшей его историей, и сбегал из душившей его комнаты к себе на чердак, где мог дышать свободно. Иногда, лёжа на кровати по вечерам и маясь бездельем, Чжань порывался вскочить и написать что-нибудь самому. Ведь читать одно и тоже вскоре надоело. Хотелось чего-то новенького. В голове роилось столько сюжетов, что не счесть. Вот только этим мечтам не суждено было сбыться. Да и кто бы ему позволил? Да даже если, каким-то чудом ему бы удалось раздобыть листок и ручку, Жилан всё равно узнала бы об этом и лишила его этого. Ещё одно разочарование? Он не был уверен, что с честью вынес бы его. Впрочем, не суждено было сбыться и другим мечтам. Например, самой заветной - выйти из дома. Переступить порог. Вновь ощутить капли дождя на своём лице, вдохнуть полной грудью освежающий воздух, почувствовать на губах щиплющий мороз, поскрипывание снега под подошвами ботинок, или под босыми ногами тёплый, прогретый за день асфальт...  Чжань всё чаще думал о том, что если бы у него была возможность вернуться в прошлое и изменить свою жизнь, он бы непременно запрыгнул в машину времени и перенёсся из этого города, этого опостылевшего дома куда-нибудь на край света, лишь бы подальше отсюда. Сейчас, сидя на кровати и послушно сложив руки на коленях, он, казалось, застыл во времени и за своими невесёлыми мыслями не сразу услышал, как щёлкнул замок входной двери, а после до него донёсся голос. Должно быть, Жилан вернулась. Передёрнув плечами, лицо юноши скривилось, а глаза вмиг заледенели. Но благо, что он мог себе позволить хоть такое, ведь пока он находился у себя в комнате и его не видели, никто не сможет ничего ему предъявить. - Эй, есть кто дома? – раздался крик и Чжань поморщился. «Как будто ты не знаешь..» - Только я, - привычно отозвался он в ответ, распахнув дверь и выходя из спальни в коридор. "Но теперь на одну неприкаянную душу стало больше" После чего спустился вниз по лестнице, оказываясь в гостиной. Заметив у ног женщины два полных пакета, он безэмоционально поинтересовался – в магазине была? - Ты очень наблюдательный, - прозвучало с сарказмом - откуда же ты на мою голову такой умный взялся? - Как дела на работе? – проигнорировал последний вопрос Чжань и тронул кончиками пальцев пакет, заглянув внутрь. На самом деле, он даже не знал, где и кем она работала. А что-либо спрашивать он ни за что не станет. Потому что ему всё равно. - Как обычно. Сегодня сделаю курицу по-сычуаньски, - отчиталась Жилан, искоса поглядывая за его реакцией. - Отлично! – «Ненавижу это блюдо» - Ты сегодня будешь есть со мной? – между делом поинтересовался Чжань. - Ну да, - беспечно пожала плечами Жилан – дай пройти, не стой посреди комнаты. Чжань посторонился, хотя места было предостаточно. Но спорить и пререкаться не было ни сил, ни желания. - Иди к себе. – повелела женщина - Когда будет готово, я тебя позову. - Ладно. Жилан скрылась из вида, а парень ещё немного постоял у двери, пересчитывая царапины на своих руках и запястьях. Он отметил, что кожа потускнела, став серой и блёклой. Хотя без солнечного света и не мудрено. Коротко взглянув в дверцу лакированного шкафа, Чжань поправил непослушные, давно отросшие волосы, которые периодически стягивал резинкой. Показав своему размытому, едва чёткому отражению язык, глубоко вздохнул, морально готовясь к предстоящему совместному ужину. Когда-то давно они ведь и правда были настоящей семьёй.. со своими изъянами, да, не совершенными, но семьёй... пока в один момент всё не разрушилось. Теперь остались лишь руины…

***

Ибо, нервно закусив нижнюю губу, переминался с ноги на ногу, ожидая пока ему откроют. Затея мамы изначально казалась ему неудобной. Свою тётку он не видел очень давно, и практически не общался с ней. И вот так с наскоку приехать к ней жить, считал не приемлемым. Но его мама привела кучу весомых и не очень доводов, и он вынужден был с ней согласиться. Она со всем усердием убеждала, что Ву Лан будет только рада его приезду, ведь после смерти мужа, та жила одна и, наверняка, ей было дико одиноко. Ибо недоумевал, как именно он мог скрасить жизнь женщины, но маму было не переубедить. Уж если она взялась за дело, то её ничто не способно было остановить. Женщина развила бурную деятельность, тут же созвонившись со старшей сестрой. Ибо ожидал чего угодно, но только не того, что та с лёгкостью согласится принять его к себе. И вот он стоял под дверью, с напряжением ожидая встречи. Пока ждал, Ибо с интересом осмотрелся вокруг. Маленький городок на севере Монтаны, Хардин, куда он приехал, вполне себе порадовал. Аккуратные улочки были чистыми, газоны зелёными и тщательно подстриженными, а по проезжей части сновали редкие машины, движущиеся со скоростью улиток. Жизнь здесь, в отличии от его родного Лояна, будто замедлилась. Не было слышно ни криков людей, мельтешащих словно муравьи и деловито снующих по своим делам, ни гудков сотни тысяч автомобилей, ничего из того, к чему он привык. Лишь только заливистые трели птиц в высоких кронах деревьев, да шелест листьев радовали слух. Где-то вдалеке тявкнула собака, но тут же смолкла. Ибо глубоко вдохнул, наполняя лёгкие чистым, свежим воздухом, и прикрыл глаза, наслаждаясь всем этим, пока не услышал звук отпираемой двери. Он слегка напрягся, но стоило увидеть добродушное, румяное лицо и лучившиеся радостью глаза тётушки, облегчённо выдохнул и улыбнулся в ответ. - Ибо, ты приехал! Проходи, мальчик мой, не стой же на пороге. Ибо шумно вкатил чемодан и осмотрелся. «Неплохо» первое о чём подумал он. Просторный коридор, плавно переходящий в уютную, светлую гостиную. Мебель хоть и была старой, но добротной, и совершенно не портила общее впечатление. Он стоял бы и глазел дальше, но Ву Лан уже суетливо закрутилась вокруг него, почти сдирая с его плеч куртку, чтобы повесить на вешалку. Ибо смутился, поспешно скидывая её сам. - Ну что вы.. не нужно.. - Перестань смущаться, - почти пропела женщина, разглядывая племянника – позволь мне позаботиться о тебе, дорогой. Ибо вымученно кивнул. Ну а что оставалось делать? Он прекрасно понимал, что вскоре ему предстоит ощутить на себе всю прелесть гиперопеки одинокой тётушки и морально подготовил себя к этому. - Проходи, ну чего ты, - Ву Лан осторожно подтолкнула его в сторону уборной, выдав полотенце, а после проворковала – как освежишься с дороги, приходи на кухню. Ты не ошибёшься. Просто иди на запах. Ибо кивнул и когда остался один, бросил на себя взгляд в висевшее над раковиной зеркало. Глаза выдавали усталость, а у рта залегли складки после долгого и утомительного перелёта, но в целом, выглядел он неплохо. Ибо как никогда готов был к свершениям. Переменам он всегда был рад. Пока он отсутствовал, Ву Лан с размахом накрыла на стол, отчего Ибо немного стушевался, понимая, что это перебор. Усевшись, парень поразился многообразию приготовленных к его прибытию блюд. Ву Лан, заметив замешательство на лице племянника, широко улыбнулась, а после повинилась. - Прости за это, - мотнула женщина головой на стол - у меня давно не было гостей, да и я просто не знала, что ты любишь, - немного смущённо проговорила та – поэтому приготовила всего понемногу. Ешь. Не стесняйся. А после я покажу тебе твою комнату.. та осталась.. – Ву Лан стушевалась и замолчала, а Ибо, в свою очередь, не зная что сказать, принялся пробовать угощения. - Расскажи мне про свою стажировку. – неожиданно попросила тётушка – Как называется компания, в которой ты собираешься попытать свои силы? - ZWH Entertainment, – охотно поделился Ибо и в его голосе зазвучала гордость. – Как только объявили набор, я сразу же выслал им свои видео и меня пригласили. - Ух ты! - восхитилась Лан, но потом, поразмыслив, воскликнула - То есть тебе ещё только предстоит попасть туда? - Да. - кивнул парень - Через три дня прослушивание. - Ну и отлично! – всплеснула руками Ву Лан – Значит у тебя будет время немного обжиться и осмотреться на новом месте. Улица, как ты наверное успел заметить, у нас тихая, - поделилась женщина – да и люди неплохие. Правда, есть один дом.. – начала она, но резко замолкла, словно испугавшись сказанных случайно слов. - Что за дом? – немедленно отреагировал Ибо. - Не стоит твоего внимания, - отмахнулась Ву Лан – просто он, как бы это сказать, выделяется из общей массы. - И чем же? – не унимался юноша. - Естественно, жильцами! – взмахнула руками женщина, а после, видя, что племянник отставил от себя пустую тарелку, поспешила перевести тему. – Пойдём со мной. Покажу тебе комнату.  Ибо, поблагодарив за ужин, послушно поплёлся за тётушкой на второй этаж. Комната действительно пришлась ему по душе. Светлая, просторная, впрочем, как и всё в доме, а главное, не загромождённая мебелью. Его всё устраивало. Оставшись один, он споро разобрал свой чемодан, а после, приняв душ и переодевшись, подошёл к достаточно большому окну, прикрытому тонкой полупрозрачной тюлью. Отодвинув ту в сторону, с трудом сдержался от закатывания глаз. Мда. Из всего увиденного, подкачал, конечно же, вид. Двухэтажный дом, практически ничем не отличающийся от дома тётушки, стоял прямо напротив, так близко, что даже в какой-то момент подумалось, что протяни руку, сможешь коснуться. Но дома были разделены узкой лентой дороги и небольшой лужайкой. В отличии от соседских ухоженных газонов, перед этим домом трава была пожухлой, а сам двор смотрелся заброшенным. Серые, слегка пошарпанные стены выглядели крайне удручающе, а крыша, уложенная местами покосившимся шифером вызывала противоречивые чувства. Ибо почему-то сразу же вспомнил про предостережение тётки и почти был уверен, что именно про этот дом она ему и говорила. Признаков жизни там не наблюдалось: в окнах не горел свет и никаких звуков от него не доносилось. Будто и не жил никто вовсе. Решив, что больше ничего интересного не увидит, Ибо отошёл от окна и прилёг на кровать, сам не заметив, как после сытного и обильного ужина его разморило. Спустя буквально несколько минут он провалился в крепкий сон.  

***

В ожидании ужина, Чжань стоял у чердачного окна словно часовой, наблюдая за происходящим на улице. С этого угла обзора очень хорошо просматривались обе стороны дороги. Участки на другой стороне, наверняка, стоили дороже, чем на той, где жил он сам. К такому выводу он пришёл из-за того, что видел. Те дома были больше, а близлежащие к ним территории более обширными. Скользя взглядом по веренице строений, тянущихся вдоль всей улицы, Чжань остановился на одном из домов, с которым у него были связаны печальные воспоминания. Несколько лет назад пятилетний Майки, всегда такой милый и вежливый пухлощёкий мальчишка, чуть не погиб там во время пожара. Спасатели, прибывшие на вызов, успели его вытащить, но он сильно угорел и получил серьёзную травму мозга. Его мать, которая в это время отлучилась в магазин, не смогла себе простить того, что оставила маленького ребёнка одного, и семья со временем распалась. Вскользь посмотрев на следующий дом, он перешёл к другому. Просто тот пустовал уже очень давно. Когда-то там жила старушка, которая часто угощала его маленького конфетами, но буквально в прошлом году она покинула этот мир, а её внуки, по словам Жилан, до сих пор не могли поделить наследство. Вдруг его внимание привлёк дом прямо напротив, на котором глаза задержались чуть дольше других. Ву Лан, хозяйка, особо никогда ему не нравилась и Чжань не смог бы назвать веской причины – почему. Может быть потому, что та жила на всю катушку, в отличии от него, её дом был полон гостей, полнился смехом, шумными разговорами и постоянно мелькающими людьми. Женщина заливисто смеялась, щебеча то по телефону, то по видео связи, и Чжань думал, что она специально его провоцирует, ведь любой разговор вёлся на заднем дворе, почти перед самым его носом. Нет, он, конечно, сочувствовал её потере, когда у Ву Лан умер муж, но больше чувств и эмоций для неё у него не нашлось. И если уж говорить совсем честно, он ей отчаянно, до белых мушек перед глазами завидовал. Хотя в последнее время, гости стали появляться всё реже, а смех и вовсе пропал. Вдруг вспыхнувший свет в окнах второго этажа стал полнейшим сюрпризом. Стоя у своего наблюдательно поста, Чжань знал, что со смерти супруга, его соседка никогда не поднималась на второй этаж, поэтому он всегда мог лицезреть тёмные окна и не меняющийся вид, но вот сегодня… Что-то явно произошло. Чжань насторожился, заметив движение за неплотно прикрытыми занавесками. Мужчина. Фигура, по крайней мере, определённо не принадлежала женщине. Любопытство съедало изнутри. Он уже было дёрнулся распахнуть собственное окно и взглянуть более внимательно, как раздавшийся снизу голос заставил замереть. - Что? – спустя мгновение откликнулся он. - Ужин на столе, - приглушённо раздалось в ответ. - Иду.. – без энтузиазма отозвался он и, бросив ещё один взгляд на соседний дом, решительно спустился по лестнице. За столом было тихо. Но он привык. Хотя сегодня всё же что-то неуловимо изменилось. Чжань сидел с опущенной головой и без аппетита ковырялся в своей тарелке, пока внезапно не осознал, что за ним наблюдали. Вскинув голову, он поймал взгляд сидящей напротив Жилан. Ему не впервой было быть объектом чужого молчаливого внимания и осуждения – но он старался не подавать виду. У них никогда не было искреннего общения. Постоянная ложь и нежелание говорить начистоту, стали для них нормой, окончательно отрубив все шансы на нормальную беседу. Да и больше всего сейчас хотелось узнать о происходящем в доме напротив, а не вот это всё. - Не против музыки? – неожиданно раздался вопрос. Чжань мотнул головой, просто потому что тот был риторическим. Его мнением никогда не интересовались. Жилан включила свою любимую композицию, от которой у Чжаня немедленно разболелась голова. Он терпеть не мог эту песню и всё с ней связанное, но лишь только улыбнулся и продолжил есть, тщательно маскируя своё взвинченное состояние. Просто он помнил, как однажды предложил сменить заезженную пластинку и Жилан, взглянув на него с плохо скрываемым отвращением, заявила, что менять устоявшиеся привычки было бы кощунством, а после едко добавила, что проще сменить слушателя. Музыку Чжань любил, но эта песня несла в себе слишком много негативных воспоминаний и от этого резко пропал аппетит. В голове замелькали непрошенные кадры. "Рука, взметнувшаяся к его лицу, ослепляющая боль, способная высечь искры из глаз, тошнота, подкатившая к горлу, невольно схваченный со стола нож, бездумно полосующий запястья, крик, а потом эта песня. Он, плачущий, забившийся под стол и баюкающий истекающую кровью конечность, попытки Жилан достать его, чтобы обработать рану.. потом её раздражающий, въедающийся на подкорку смех и слова, злые, едкие, режущие похлеще стали. - Никчёмыш, даже убиться силёнок не хватило, или ума. А после фальшивящий голос, громко подпевающий лившемуся из динамиков треку." Чжань возненавидел эту песню и по-первости, стоило ей её включить, как у него начинал дёргаться глаз. Так что да, он терпеть её не мог. Жилан, видя в нём перемену, взяла вилку и, подцепив с общей миски кусок курицы, положила её ему в тарелку, при этом тщательно сдобрив сверху соусом. Чжань знал, что после такого ужина будет мучиться изжогой и не уснёт всю ночь. - Спасибо, – поблагодарил её парень, послушно склонив голову – пахнет очень вкусно. - Помочь порезать? – обманчиво ласково спросила Жилан, сверля его глазами, на что Чжань смог только кивнуть, соглашаясь. Женщина неторопливо поднялась и, подойдя, аккуратно нарезала мясо ножом на маленькие полосочки, после чего вернулась на место. - Что у тебя нового на работе? – ему не то чтобы интересно, просто тишина стала угнетать. - Ничего. - Понятно. Люди за окном словно вымерли, - добавил Чжань, коротко взглянув на жующую Жилан. Та снисходительно улыбнулась, перегнувшись и мягко потрепав его по волосам. Захотелось немедленно помыться. - Всё-то ты замечаешь. - Просто наблюдаю, - Чжань стянул зубами с вилки очередной кусок и, не поморщившись, проглотил, почти не жуя. Курица была сырой. Жилан, видя, что его тарелка пуста, снова положила добавки. Парень молча наколол новый кусок мяса и, окунув его в соус, чтобы замаскировать тошнотворный вкус, утянул его в рот. Он и так наелся сполна, но готов был даже лопнуть, лишь бы не вступать с Жилан в споры – Кстати, ты знала, что Сара опять беременна? Кусок картофеля неожиданно спланировал с вилки Жилан на стол. Чжань без интереса наблюдал, как та дважды попыталась его поддеть, при этом размазывая жирный соус по тонкому светлому кружеву. Он от всей души ненавидел, когда она стелила эту скатерть. Её сшила его бабушка незадолго до своей смерти. Его так и подмывало накричать, сделать замечание, но Чжань вовремя прикусил язык, делая вид, что ничего не произошло. Опустив глаза в пол, он дёрнул ногой, расслышав тихий, ненавистный перезвон цепи, натирающий лодыжку. Глубоко вздохнув, отрешённо посмотрел на Жилан и продолжил есть. - С чего ты это взял? – нахмурилась женщина, прожигая своими чёрными словно угли глазами. - Это же очевидно, - хмыкнул Чжань – у неё появился животик. - Когда у МЕНЯ стал расти живот, ты не был столь наблюдателен! Помнишь? - Пожалуй, - согласился с ней Чжань, делая вид, что увлечён едой, которая стояла уже поперёк глотки. В голове немедленно пронеслось воспоминание. "Жилан с недавних пор округлилась и он сначала недоумевал, из-за чего. Женщина часто была не в настроении, много плакала, что было ей несвойственно, он же лишь молча наблюдал за ней издалека, равнодушно взирая на чужие мучения. Однажды она пропала на несколько дней, а когда вернулась, то стала прежней. Чжань видел её бледное, уставшее лицо, мрачный исподлобья взгляд, ощущал исходившие от неё волны недовольства. Она была раздражена сверх меры, но что было самым удивительным, её тело стало прежним. Он не стал спрашивать, пока в один из дней Жилан не выдержала и не закатила истерику, обвинив именно его в том, что ей пришлось УБИТЬ ребёнка. " - Я и сама заметила слишком поздно, - припомнила Жилан миролюбиво – у меня не было ни токсикоза, ни усталости, ничего… в тот раз, в отличии от предыдущего, всё складывалось удачно… - Чжань помрачнел, понимая на какую скользкую тропу ступил - до определённого момента, – продолжила женщина – всё складывалось удачно. До ОПРЕДЕЛЁННОГО момента... Её тон не предвещал ничего хорошего, и пора бы уже ему было сменить тему, но он просто не знал о чём ещё с ней поговорить. Жилан с грохотом бросила приборы на тарелку, тихо звякнувшую под тяжестью, заставив Чжаня вздрогнуть всем телом. После наступившей тишины, вновь на повторе заиграл трек, а затем раздался приглушённый голос. - А помнишь, - встав из-за стола и приближаясь, проговорила она – как мы под неё когда-то танцевали? Чжань слишком хорошо это помнил и сейчас с ужасом взирал на протянутую ему руку. - Прости, - прошелестел он – я не буду.. - Отказы не принимаются! Пришлось встать, потому что не было выбора. Чжань отрешённо вёл женщину в танце, пока случайно не увидел их отражение в окне. Нет! Воспротивилось всё внутри него. Не хочу! Не могу! Не буду! Для чего всё это? Мы не семья! Он уже давным давно не её сын, а она – не его мать! Разжав руки, под недоумённый взгляд Жилан, Чжань вернулся за стол, стиснув пальцами пластиковую вилку до хруста, и продолжил есть мерзкий ужин, одинаково отвратительный обоим.