«Тайна Чёрного Рыцаря»(Le Secret du Chevalier Noir)

В сумраке древнего замка, где тени скрывают тайны сердец,

Где долг и честь сплетаются в тугие косы судьбы,

Там, где невозможное становится возможным,

Два сердца бьются вопреки законам времени.

Ибо любовь не знает правил,

Она не видит доспехов и титулов,

Не страшится древних запретов

И не признаёт границ, начертанных людьми.

Здесь, под сводами Люмьер-сюр-Луар,

Где свет встречается с тенью,

Начинается история, которую будут шептать столетия..."

- Из "Хроник Люмьер-сюр-Луар", записано летописцем Жаном-Батистом

***

Раннее утро окутывало замок Люмьер сюр-Луар молочной дымкой. Величественные башни, словно копья, пронзали утренний туман, а витражные окна, пока ещё тусклые в предрассветных сумерках, ждали первых лучей солнца, чтобы вспыхнуть всеми цветами радуги. Замок, расположенный на высоком утёсе над извилистой рекой Луарой, был не просто королевской резиденцией - здесь находилась самая престижная школа рыцарского искусства во всей Франции, куда стремились попасть отпрыски благородных семей со всей Европы. В своих покоях Уэнсдей Аддамс методично готовилась к новому дню. Её длинные чёрные волосы, густые и непокорные, требовали особого внимания. Она привычно заплетала их в тугие косы сама, как делала это всегда. Даже в детстве она редко позволяла кому-то, включая мать, прикасаться к своим волосам. Это был её ритуал, момент уединения перед тем, как облачиться в доспехи. "Mon chéri," - раздался мелодичный голос Мортиши Аддамс из-за двери. В отличие от других матерей, она никогда не пыталась нарушить личное пространство дочери. "Могу я войти?" Уэнсдей помедлила секунду. "Да," - коротко ответила она, не прерывая своего занятия. Мортиша скользнула в комнату, её Длинное чёрное платье словно плыло по каменному полу. Она остановилась на почтительном расстоянии, зная, что дочь не любит, когда кто-то находится слишком близко. "Сегодня прибывает семья Синклер," произнесла Мортиша, наблюдая, как ловко дочь управляется с непослушными прядями. Она давно научилась читать настроение Уэнсдей по едва заметным движениям - сейчас её дочь была напряжена больше обычного. "Твой отец получил личный приказ от короля. Мы должны обеспечить их безопасность и комфорт во время пребывания в замке." "Очередное бессмысленное задание для неспособных защитить себя аристократов," – холодно отозвалась Уэнсдей, разглядывая своё отражение в начищенном до блеска нагруднике доспеха. Она намеренно держалась отстранённо даже с семьёй, словно возведённые ею стены были частью доспеха. "Не будь так сурова, дочь моя," - Мортиша смотрела на свою дочь через отражение. "Род Синклер древний и уважаемый. Говорят, их младшая дочь – особенная девушка." "Все они особенные, пока не начинают требовать особого обращения," - Уэнсдей обернулась, готовая облачиться в доспехи. В этот момент в комнату ворвался Пагсли, едва не запнувшись о собственный меч. Младший брат Уэнсдей всё ещё не привык к весу рыцарского облачения, что вызывало у неё смесь раздражения и скрытой нежности. "Сестра! Они уже близко! Я видел их знамёна с западной башни!" – выпалил он, пытаясь отдышаться. "Пагсли, дорогой, что я говорила о беге в доспехах по винтовым лестницам?" - мягко упрекнула Мортиша. "Только если преследуешь врага или убегаешь от дракона," - послушно процитировал Пагсли слова матери. Уэнсдей начала облачаться в свои чёрные доспехи, каждая пластина которых была украшена искусной серебряной гравировкой. Это был подарок отца на день её посвящения в рыцари - единственный случай в истории королевства, когда женщина получила это звание. Гомес Аддамс долго добивался для дочери такого права, используя всё своё влияние и древнюю историю их рода.

***

Спустя час весь двор замка Люмьер-сюр Луар был готов к встрече почётных гостей. Гомес Аддамс стоял во главе встречающих, его безукоризненный камзол чёрного бархата украшала серебряная цепь – символ его положения как главного наставника рыцарской школы. Рядом с ним величественно замерла Мортиша, а по обе стороны от родителей расположились их дети: Уэнсдей в полном боевом облачении и Пагсли, всё ещё борющийся с непослушными застёжками своего тренировочного доспеха. Когда ворота замка открылись, впуская богато украшенный кортеж семьи Синклер, солнце наконец пробилось сквозь утреннюю дымку, и витражи замка вспыхнули всеми цветами радуги. Первым из главного экипажа появился Мюррей Синклер – высокий мужчина с печальными глазами и добрым лицом, обрамлённым аккуратно подстриженной рыжей, слегка седеющей бородой. Его движения были исполнены достоинства, но в них читалась какая-то неуверенность, особенно когда он помогал выйти своей второй жене - Эстер Синклер. Эстер появилась из экипажа словно ледяная статуя – величественная и холодная. Её тёмно-синее платье, расшитое серебром, подчёркивало бледность кожи и остроту черт лица. Взгляд её серых глаз скользил по собравшимся с плохо скрываемым презрением. А затем... затем появилась она. Уэнсдей, привыкшая держать под контролем каждое своё движение, каждую эмоцию, каждый вздох, внезапно почувствовала, как её дыхание на мгновение сбилось. Это было непривычно и раздражало. Она не могла понять природу этого чувства – то ли это было отвращение к столь вызывающему нарушению всех традиций, то ли что-то иное, более глубокое и тревожное, чего она никогда прежде не испытывала. Из экипажа буквально выпорхнула девушка, чья внешность бросала вызов всем представлениям о традиционной красоте того времени. Уэнсдей поймала себя на том, что не может отвести взгляд, и это злило её ещё больше. Она привыкла контролировать каждый аспект своей жизни, каждую эмоцию, но сейчас что-то предательски дрогнуло в груди, заставляя чувствовать себя неуютно в собственных доспехах. "Это просто отторжение," – мысленно убеждала себя Уэнсдей, наблюдая, как необычные волосы незнакомки - светлые, с дерзкими прядями розового и синего – переливаются в утреннем свете. - "Естественная реакция на столь вопиющее пренебрежение приличиями и традициями." Но где-то в глубине души она понимала, что лжёт сама себе, и это понимание было подобно острию клинка, направленному в её собственное сердце. Энид Синклер была словно создана из солнечного света и весенних цветов. Её светлые волосы до плеч, невероятным образом окрашенные в оттенки розового и синего (что казалось совершенно невозможным для того времени), обрамляли живое лицо с искрящимися глазами цвета летнего неба. Она была одета в платье нежно-розового цвета, но даже строгий покрой, соответствующий этикету, не мог скрыть её живой, почти искрящейся энергии. "Боже милостивый, что за безобразие..." - пронёсся шёпот среди придворных дам при виде её необычных волос. "Энид!" - прошипела Эстер, когда девушка, не соблюдая протокол, с восхищением начала оглядываться по сторонам. "Веди себя подобающе!" Энид, словно не замечая недовольства мачехи, продолжала с искренним восхищением разглядывать замок и его обитателей. Её взгляд остановился на закованной в чёрные доспехи фигуре, стоявшей чуть поодаль от остальных. Что-то в осанке этого рыцаря, в том, как величественно и одновременно отстранённо он держался, заставило её сердце забиться чаще. "Добро пожаловать в Люмьер-сюр-Луар," - голос Гомеса Аддамса разорвал повисшую тишину. "Для нас честь принимать столь благородное семейство в стенах нашей школы." "Благодарим за гостеприимство," - чопорно ответила Эстер, бросив предупреждающий взгляд на падчерицу, которая, казалось, была готова нарушить все возможные правила этикета своим неуёмным любопытством. "Позвольте представить моих детей," - продолжил Гомес. "Мой сын Пагсли, будущий рыцарь, и..." – он сделал паузу, - "наш лучший воин и защитник, рыцарь Чёрного Шипа." Под шлемом Уэнсдей едва заметно изогнула бровь. Чёрный Шип? Что ж, видимо, в этом месяце она будет носить это имя. Для каждого важного гостя у неё была заготовлена особая кличка - маленькая хитрость, помогавшая сохранять тайну её личности. Для герцога Нормандского она была Полуночным Клинком, для испанского посла - Теневым Стражем, для итальянского купца – Вороным Рыцарем. Каждое имя тщательно выбиралось и запоминалось всей семьей, чтобы не допустить ошибки при разговоре с гостями. Уэнсдей слегка склонила голову в официальном приветствии, благодаря судьбу за то, что шлем скрывал её лицо. Потому что именно в этот момент Энид, нарушив все протоколы, шагнула вперёд и сделала глубокий реверанс прямо перед ней. "Рыцарь Чёрного Шипа? Какое поэтичное имя!" – воскликнула Энид с искренним восхищением. "А почему именно шип? Это связано с какой-то легендой?" Уэнсдей застыла, не зная, как реагировать на столь прямое обращение. Обычно все держались от неё на почтительном расстоянии, пугаясь её мрачной ауры и молчаливого присутствия. Но эта девушка... Воин почувствовала, как непривычная усмешка тронула её губы под защитой шлема. Если бы эта девушка знала, насколько случайным был выбор этого имени, насколько оно было всего лишь одним из множества масок... Но почему-то именно сейчас, глядя в эти искрящиеся любопытством глаза, Уэнсдей впервые подумала, что, возможно, в случайностях кроется своя судьба. Ведь действительно – что может быть более подходящим для неё, чем образ одинокого шипа, чья единственная цель – защищать, даже если это означает причинять боль? "Каждый шип защищает розу, слова сорвались с губ Уэнсдей прежде, чем она успела их обдумать. Её голос, намеренно измененный специальным устройством в шлеме, звучал глубоко и загадочно. "А каждый рыцарь защищает то, что считает прекрасным." Глаза Энид расширились от восторга. "Это самое романтичное объяснение рыцарского долга, которое я когда-либо слышала!" – просияла она. "Думаю, нашим гостям следует отдохнуть с дороги," – вмешалась Мортиша, заметив, как напряглась её дочь. "Рыцарь Чёрного Шипа проводит вас в ваши покои." "О, правда?" – Энид просияла ещё ярче, если это вообще было возможно. "Как чудесно! Я столько хочу узнать о замке и о рыцарях!" Уэнсдей молча двинулась вперёд, указывая путь. Её шаги, обычно размеренные и чёткие, теперь казались ей самой странно неуверенными. Она слышала, как позади Энид щебетала о витражах, архитектуре и легендах, которые она читала о замке. Её голос, звонкий и чистый, странным образом проникал сквозь все барьеры, которые Уэнсдей старательно выстраивала годами. "А правда, что в северной башне живёт призрак рыцаря, который полюбил принцессу?" - спросила Энид, поравнявшись с Уэнсдей. "Это всего лишь легенда," – ответила Уэнсдей, стараясь, чтобы её голос звучал как можно более отстранённо. "Но разве не все легенды начинаются с правды?" – Энид задумчиво посмотрела на своего провожатого. "Знаете, в ваших доспехах есть что-то... особенное. Они как будто рассказывают историю." Уэнсдей почувствовала, как её сердце пропустило удар. Никто раньше не замечал тонкую вязь гравировок, складывающихся в древние руны и символы, которые она сама выбрала для своих доспехов. "Каждая история имеет свою цену," - произнесла она тихо. "И каждая цена стоит истории, которую она хранит," - неожиданно серьёзно ответила Энид, и в её глазах промелькнуло что-то, от чего у Уэнсдей перехватило дыхание. По пути к покоям гостей они проходили через галерею древних гобеленов. Солнечный свет, проникающий через высокие окна, создавал причудливую игру теней на стенах. Энид, забыв о приличиях, подбежала к одному из гобеленов, изображающему сцену битвы. "Смотрите!" – воскликнула она, указывая на фигуру рыцаря в центре. "У него тоже чёрные доспехи, как у вас! Может быть, это какой-то древний знак?" Уэнсдей невольно подошла ближе. Она знала этот гобелен наизусть – история её предка, первого Аддамса, получившего рыцарский титул. Но сейчас, глядя на него глазами Энид, она словн видела его заново. "Это история о выборе," - тихо произнесла Уэнсдей. "О том, что иногда приходится скрывать своё истинное лицо, чтобы защитить то, во что веришь." Энид повернулась к ней, и в её глазах промелькнуло что-то похожее на понимание. "А вы? Во что верите вы, рыцарь Чёрного Шипа?" Вопрос застал Уэнсдей врасплох. Она привыкла к вопросам о битвах, о турнирах, о кодексе чести. Но никто никогда не спрашивал о её вере, о том, что движет ею под этими доспехами. "Я верю..." - начала она и замолчала, поражённая внезапным осознанием, что готова ответить честно. Этой незнакомке, этому солнечному созданию, так непохожему на всё, что она знала. "Я верю, что каждый заслуживает права быть собой, даже если для этого приходится носить маску." Энид медленно кивнула, и на её лице появилось задумчивое выражение, делающее её похожей на совсем другого человека – не на легкомысленную девушку с необычными волосами, а на кого-то, кто тоже носит свою маску, пусть и не такую очевидную, как доспехи. "Знаете," - произнесла она тихо, - "иногда самые тяжёлые доспехи те, которые не видны глазу." В этот момент где-то в глубине замка зазвонил колокол, возвещающий время обеда. Звук разбил хрупкое мгновение понимания между ними. "Ваши покои, Синклер," - Уэнсдей указала на резную дверь, благодарная за возможность вернуться к формальностям. "Энид," - мягко поправила девушка. "Для тебя - просто Энид. Уэнсдей почувствовала, как что-то дрогнуло в её груди. А после осознав смысл сказанного блондинкой, она подметила, - "Как так получилось, что мы так быстро перешли на "ты"?" Энид на мгновение замешкалась, опустив глаза. "Я... не знаю," - тихо проговорила она. - "Просто показалось правильным. Если для тебя это так важно, я могу продолжить обращаться к Вам как раньше, Рыцарь Чёрного Шипа", - подмигнув, улыбнулась Синклер, будто намекая на что-то. Уэнсдей нахмурилась, что не видно было за чёрным шлемом. Она внимательно наблюдала за Энид, пытаясь понять, что же в этой девушке вызывало такие непривычные для неё чувства. Обычно Уэнсдей была сдержанна и отстранена, она привыкла держать людей на расстоянии, укрываясь за своей суровой маской воительницы. Но рядом с Энид эта непробиваемая броня как будто начинала давать трещины. Энид каким-то непостижимым образом умудрялась пробуждать в Уэнсдей то, что та так тщательно скрывала от остального мира, хотя они даже и дня не знакомы. "Как пожелаешь, Энид Синклер," - коротко ответила она, чуть не забыв, о чем они говорили минуту ранее. Уэнсдей развернулась, готовясь уйти, но голос Энид остановил eё: "Рыцарь Чёрного Шипа... Я надеюсь, мы ещё встретимся. В этом замке наверняка есть множество историй, которые ждут, чтобы их рассказали." "Здесь всегда есть истории для тех, кто умеет их слушать," - ответила брюнетка и быстро зашагала прочь, чувствуя, как бешено колотится сердце под черной броней.

***

В своих покоях она долго стояла у окна, глядя на закатное солнце, окрашивающее стены замка в розовые тона - такие же, как пряди в волосах Энид. Впервые за все годы Уэнсдей почувствовала, что её доспехи, её защита, её крепость – стали чуть теснее, словно что-то новое пыталось пробиться сквозь столь тщательно выстроенные стены. "Каждый заслуживает права быть собой," - прошептала она, повторяя свои же слова. И впервые эта мысль показалась ей не утешением, а вызовом. Вызовом, который носил имя Энид Синклер. Сумерки медленно окутывали замок, и Уэнсдей поймала себя на мысли, что этот месяц с прибытием семьи Синклер обещает стать самым долгим в её жизни. Как будто само время решило замедлить свой бег, чтобы насладиться представлением, которое вот-вот должно было начаться в древних стенах крепости. Так начался день, который изменил всё в замке Люмьер-сюр-Луар, хотя никто ещё не подозревал об этом. День, когда судьба решила посмеяться над древними традициями, столкнув тень и свет, долг и чувство, традиции и свободу.