angels are not about heaven

      Миновало еще три дня. Казалось бы, что прошло не так уж и много времени, Бомгю потихоньку обживался, привыкая к сумасшедшему расписанию трудоголика-Ёнджуна, который бежал с одной работы на другую, забивая на себя с высокой колокольни. Радует лишь то, что сон постепенно налаживался у обоих, хотя тесно касаться друг друга темными ночами с завывающим холодным ветром за картонными стенами, для ангела было все еще непривычно. Приятно, конечно, но ведь нельзя привязываться к хорошему, все-таки потом всего полученного здесь придется лишиться, возвращаясь обратно в священные долины и ангельский городок.       О последнем Бомгю думает все реже, словно все мысли о былом, что он покинул всего-то около месяца назад, притуплялись на фоне безобразного разнообразия вокруг. Как бы он не упирался и не протестовал в первые дни пребывания среди людей, оглядываясь вокруг Бомгю видел жизнь в самых простых вещах.       Ёнджун принес домой книги, взятые из районной библиотеки неподалеку, чтобы скучающему в четырех стенах сожителю было не так одиноко. Среди цветных корешков, внимание крылатого привлекла одна увесистая книжонка с символическим содержанием, особенно в контексте Бомгю. — Библия, ты серьезно?       Ёнджун мнется перед ответом, усаживаясь на колени перед диваном на котором распластался посланник неба. Кажется, что с появлением второго жильца его убогое место для сна преобразилось в более человеческую форму. Да, возвращаясь в свою съемную квартирку на крыше, он все еще не называл ее домом, но теперь Чхве был вынужден появляться здесь куда чаще, чем просто ради короткого, невыносимого сна, портящего настроение на день вперед. Он обзавелся второй кружкой на скромной кухонной полочке; на краю раковины в пластиковом стаканчике появилась вторая зубная щетка с мягкими ворсинками; а гардероб заметно уменьшился, ведь мучать Бомгю, натягивая тому одежду поверх отростков в районе лопаток не хотелось, поэтому он проделал аккуратные прорези, закрепив те незамысловатым швом, чтобы свитера и кофты не распустились. — Не уверен, что ты делал там, в Раю, но я подумал о тебе, когда увидел ее на полке. — говорит тот и вертит тяжелый талмуд в руках, под скептическим взглядом ангела. — О, не смотри на меня так, я правда не знаю твои предпочтения в литературе, окей. — чертыхается Ёнджун, протягивая священное писание священному созданию. — Никогда не приходилось держать ее в руках и уж тем более видеть содержание, хотя у нас наверху много слухов ходило о христианской книжке и ее куче трактовок. — А я считал себя атеистом до встречи с тобой. — счивчиво произносит Чхве, невзначай кладя ладонь на колено ангела, осторожно поглаживая, так, чтобы руки занять. — А что же изменилось после нашей встречи, что ты аж мировоззрение поменял? — со смешком спрашивает Бомгю, а Ёнджун смотрит на него с искенним недопониманием.       Ну вот же, перед ним ангел сидит, с самыми настоящими крыльями, пускай уже и совсем тусклыми и хилыми. — Ты же ангел. — Но ведь не Бог. — А его что, нет? — Я тоже его не видел.       Удовлетворенный своим ответом и незамедлительной изумленной реакцией, Бомгю откидывает книгу на край дивана, провожая ее насмешливым взглядом. Казалось бы, что абсурднее быть уже не могло, ведь все рамки морали ангел, которого смело пора называть падшим после его антихристной выходки, переплюнул за пару секунд.       Ёнджун негодующе качает головой, продолжая сжимать и разжимать чужое хрупкое колено в своей руке, успокаиваясь. Открывать такой странный и сюрреалистичный спор с самым настоящим мистическим существом было и без того странной идеей, но вот устоять перед собственным любопытством трудно. — А что тогда будет после смерти? — А ты умирать собрался? Или так невтерпёж увидеть таинственный лик всевышнего?       Бомгю уже на полпути на небесах, вознесется от смеха, а вы и дальше думайте, как очистить карму.       Взгляд упирается в чужую руку, покоящуюся на собственном колене, поверх ёнджуновых джинс, из ткани которых вполне можно было сообразить несколько пар скини, а если постараться, то и не скини (ох уж эти шмотки, сравнимые с мешками для картошки). Бомгю эта увесистая и безразмерная джинса на ногах даже нравилась, ощущалось в ней что-то родное, с нотками бунтарства, которое томилось внутри ангела годами, а теперь, когда держать лицо было не перед кем, все само по себе просочилось наружу. Рука Ёнджуна имеет хороший хват, пусть и выглядит достаточно изящной и чуть больше тонкой руки самого ангела. Убирать ладонь со своей ноги не хотелось, может только изменить ее расположение, но об этом Бомгю предпочёл не думать, избавляясь от грешных мыслишек в своей уже и не светлой головушке.       Мысли возвращались к вопросам жизни и смерти, о которых Бомгю и не задумывался никогда прежде. На небе не было никаких лишних вопросов, а если те и возникали, то приставать к куратору с ними было нежелательно. Своего рода камерное место, где выращивали единый организм с единственным заложенным в него требованием. Уберечь своего человека. — Я правда немного не догоняю о том, как ты вообще тут очутился. — Ёнджун-таки убирает руку, чтобы сесть на диван, подвинув тушку ангела, занявшую почти все место, а потом кладет свою мозолистую ладонь уже чуть выше колена. — Судя по твоим рассказам, ты был порядочным учеником, хотя окунаясь глубже, там по другому и невозможно получается. Но не суть. Падшим тебя не назвать, а других разгуливающих по улицам ангелов я никогда не видел. — говорил он быстро и вполне логично, но Бомгю все еще не особо понимал к чему тот клонит. — Ты говорил, что у всех есть свои ангелы, верно? — получая подтверждающий кивок, Ёнджун продолжает. — Не думаешь же ты, что я самый несчастный человек во всей Корее, раз тебя пришлось скидывать с небес на землю? — Нет, но что ты имеешь в виду? — Все слишком вовремя произошло. — Заключает парень, заглядывая в хрустальные насторожившиеся глаза. — Я понимаю, что ты вроде как на то и мой ангел хранитель, чтобы спасать мою побитую задницу, но судьба видимо решила перестраховаться, послав тебя в тот день, когда мне пришло конкретное количество угроз от людей, которые пытаются выбить из меня побольше денег, я еще удачно дома оказался: приди ты часом раньше — не застал бы никого в квартире, я в колумбарии был, у мамы день рождения был.       А ведь Ёнджун прав. На его памяти еще никто не спускался с небес из-за «слабого сигнала» со своим человеком. Да что там в памяти, ни в одной книге по истории подобных случаев не документировалось.       В голову предательски влезал разговор с Каем, который с пеной у рта распинался о судьбе и о везении на миллион.       По всей маленькой площади квартиры были рассыпаны белым ковром ангельские перья. Бомгю уже перестал обращать внимание на свою ежедневную трансфрмацию, которую наблюдал в зеркале и в отражении в глазах Ёнджуна, который стал вести себя куда мягче, всячески опекая Бомгю, словно дитя. Теперь они уж точно ролями поменялись.       Свою беспомощность ангел ощущал все сильнее в любой мелочи.       Бомгю сидел на краю дивана, обводя взглядом комнату, утопающую в белизне перьев. Каждое из них, словно символ его потерь, напоминало о том, что произошло и что еще может произойти. Ёнджун, находясь рядом, не оставлял его надолго в одиночестве, всячески стараясь отвлечь от навязчивых мыслей. — Я стоял около праха матери и молил ее о том, чтобы этот ад одиночества закончился. — тихо шепчет Ёнджун, осознавая произошедшее. Разве может быть иное объяснение?       Ангел вновь ощущает эту непривычную влажную пелену на глазах, уже второй раз за неделю. Удивительно, но будучи на своем законном месте — небе, он не пролил ни одной слезы. Он и не знал о том, что способен на такое. — Прости, я не знаю что со мной происходит. — он судорожно ловит все свои слезы, растирая воспаленные глаза руками. — Мне так жаль, Ёнджун. Как же сложно быть частью этого… ты потерял все и остался совсем один, а теперь еще и я, как снег на голову. — Теряя одно, мы находим другое. Думаю, что судьба, не без помощи моей доброй матушки на том свете, послали мне тебя не просто так.

***

      Сквозь окна, обрамленные запылёнными шторами, в дом проникал приглушённый свет. Ёнджун, возвращаясь мыслями к тем дням, чувствовал, как воздух наполнен запахом роз, которые когда-то так любила его мама. Её улыбка, как луч солнца, согревала пространство, а отец, с грубой рукой механика, мог открыть капот машины и, казалось, восстановить в ней не только силу, но и жизнь.       Однако теперь в этом доме царила тишина, прерываемая лишь звуками дождя, который барабанил по крыше. Дворик, когда-то оживленный смехом и играми, стал пустым и запущенным. Ошарашенный воспоминаниями, Ёнджун почувствовал, как тяжесть прошлого давит на его плечи. Он избегал старых улиц, словно они были прокляты, словно каждый шаг напоминал о том злом дне. — Если ты не хочешь, то я могу пойти один. — произносит Бомгю, сопровождающий его на случай внезапной паники и тревожности, все-таки болезненные воспоминания о былом откликались в Ёнджуне по сей день.       Если честно, то Бомгю ожидал, что всё окажется куда плачевнее. Но дом в который он попал выглядел вполне казисто со стороны, он был окружён милым забором за которым теперь, вместо изящного розария, была целая поляна засохших от заморозков сорняков. Ёнджун неуверенно шел в след за ангелом, осторожно ступая на каждую потрескавшуюся плиточку на дорожке, стараясь не наступить на швы. Мало что изменилось с его последней попытки войти в дом. Последний раз он приходил сюда два года назад, пытаясь бороться со своими страхами напрямую, рубил с плеча, так сказать. Сказать, что попытка была безуспешной и провальный — ничего не сказать.       А теперь ангел предлагает такую ошарашивающую авантюру, как продажа когда-то любимого и тёплого места, где он своими родителями жил свою лучшую жизнь, не зная забот и трудностей. Вся эта мозоляющая глаза картинка, сделанная его отцом, чтобы не расстраивать членов семьи, аукнулась им жизнью. Ёнджун всё ещё не мог понять и оправдать молчание отца о долгах и о деньгах которые он брал взаймы в сомнительных конторках. Когда он выяснил, что тебе старший был тем ещё любителем азартных игр, то вся его обида и боль смешались со злостью на отца, которому уже было всё равно. Потому что отца больше не было. Не было и матери. Был лишь Ёнджун и его дырявая душа, гниющая с каждым годом от одиночества и боли утраты.       Кто-то явно присматривал за домом пока его единственный жилец, которые не жил там вовсе, перебивался от одной подработки к другой, лишь бы побыстрее собрать нужное количество средств для того чтобы отдать деньги людям, которым задолжал его покойный отец. Может быть кто-то из соседей занимается этим актом благотворительности, скашивая траву около дома, а ещё следит за тем чтобы какие-нибудь вандалы не разбили ненароком окна. Помнится, что люди, живущие справа от их дома, были очень милые к Ёнджуну, когда он ещё жил здесь. Тётушка угощала его домашней выпечкой и частенько одаривала его комплиментами по поводу внешности, льстя мальчику, который и без того пользовался нехилой популярностью в школе и за ее пределами. Куда же сейчас пропало былое внимание? Хотя, Ёнджуну и на люди выходить некогда. Чего уж там выдумывать. — Ключ у тебя? — спрашивает ангел останавливаясь около деревянный двери с красивой окантовкой. Ёнджун помнит, как он вместе с отцом делал эту дверь в гараже, рубанком аккуратно проделывая незамысловатые узоры на обработанном дереве. — Сейчас открою. — Ёнджун вынимает из кармана ключ, вставляя его в замочную скважину, которую давно никто не использовал по назначению, из-за чего-то явно износилась. Поэтому сие мероприятие по вскрыванию замка собственного дома длилось мучительные две минуты и стоила Ёнджуну покрасневших от усилия пальцев. Зато дверь со скрипом отворилась, пропуская сначала ангела, а потом и самого парня.       Тёмный коридор встретил их клубом пыли, ударившей прямо в нос, от чего Бомгю несдержанно чихнул, прикрывая лицо рукой. — Давненько тут не убирались. — Я хотел, но так и не смог дальше прихожей продвинуться. Ноги словно к полу прикованы были. — А сейчас как себя чувствуешь? — в тоне ангела слышны нотки волнения, его уши мило краснеют на кончиках, заставляя Ёнджуна мягко улыбнуться на вопрос. — А сейчас я не один.       Признаваться в том, что на душе не то что кошки, а самые настоящие пумы скребутся, он не стал. Но если честно, то по его взвинченному и напряжённому виду и бледному, как мел лицу всё было ясно без слов. — Но ты, если что почувствуешь нехорошее, то сразу говори мне, хотя я же и сам чувствую всё тоже, что и ты из-за нашей связи. — Бомгю проходит вперёд останавливаясь под аркой, соединяющий коридор с кухней. Он помнит, что Ёнджун обмолвливался о том, где именно нашёл бездыханные тела своих родителей. — Наконец слышу в тебе ангела-хранителя. — Не язви, это по моей части вообще-то. — А это разве не считается грехом? — А я может тоже атеист.       Глупые разговоры ни о чём действительно помогают отвлечься, Ёнджун наконец равняется с ангелом в дверном проёме, осматривая кухню внимательным взглядом, стараясь не вспоминать о произошедшем годами ранее. Правда вот, все его попытки идут коту под хвост и в голове начинает нещадно звенеть, а судя по вздрогнувшему рядом Бомгю, тот слышит в своей черепной коробке идентичную мелодию. Ох уж эта общая шизофрения. — Давай лучше поднимемся на второй этаж. — успокаивающим тоном лепечет ангел, беря Ёнджуна под руку, уводя подальше от злосчастного места преступления.       А вот комната, принадлежащая когда-то ему, пустовала. Все его вещи уместились в один чемодан А всё что невлезло забрала его двоюродная тётка, с которой он прожил год после смерти родителей, но потом сепарировал от невыносимой родственницы, которая только и могла, что задевать мальчика-сиротку по любому поводу. — Ты говорил, что из окна была видна соседская собака. Смотри, будка на месте!       Услышав радостный непонятно из-за чего возглас Бомгю, Ёнджун встрепенулся, подходя к подоконнику. — Действительно. Интересно, а собака все та же? — бубнит он себе под нос, испепеляя взглядом домик животного. — Станешь выставлять на продажу? Или и дальше бегать с работы на работу будешь, пытаясь погасить долг с растущими процентами. А вообще, я тут поизучаю немного тему, думаю, что часть суммы можно отсудить. — Надо же, какой у меня ангел умный, ещё и в таких вопросах разбирается. — Странно, что ты не разбираешься, хотя варишься в этом котле уже столько лет. — Я готов. — Что? — с сомнением в голосе спрашивает Бомгю, переводя взгляд с окна на парня. — Давай покончим со всем.       Как-то Бомгю вычитал в райской библиотеке, что люди часто загоняют в рамки самих себя, превращая собственную жизнь в пучину нескончаемой рутины скорби. Тогда он лишь усмехнулся, в очередной раз признавая, что ему повезло появиться на свет крылатым созданием на небе, которому чуждо все человеческое, поэтому и страданий никаких нет.       Смотря на нашедшего уверенность Ёнджуна, который будто вышел из долгой спячки, в груди вновь что-то ломится, барабаня по стенкам.       Стоит прибавить обороты, потому что изменение внешние принять он ещё мог, но вот перестраивающийся с бешеной скоростью внутренний мир и ломающиеся рамки он остановить не в силах.       Он оказался тут по воле судьбы, наверняка, для того, чтобы толкнуть застрявшего в одной точке Ёнджуна в нужное русло, вытаскивая из затяжного одиночества и скорби.       Только вот теперь, сравнивая их жизнь, Бомгю ловит себя на мысли, что и сам ведь никогда не был кем-то полноценным. Он читал только разрешенные архангелами книги, учился тому, что было регламентировано в ангельском кодексе, да и бродил в свободные минуты за их священным городком. Никогда не встречая в долине у водопада других ангелов. Неужели крылатым сородичам не нравилось это приятное для души место? Вода в озере приятно ласкала босые ступни и в ушах слышалась спокойнее тех мелодий арф, что можно было услышать в академии.       «Я отличался от них, поэтому меня выгнали» — вновь проносятся слова бывшего демона, а Бомгю улавливает в них истинный смысл.       Так вот оно что.       Ответ был на поверхности уже давно.       Задолго до его встречи с Чхве Ёнджуном лицом к лицу.       Судьба распорядилась по-своему. Теперь будь, что будет. Но вернуться на небо нужно было в первую очередь ради Ёнджуна, всё-таки ангельские силы начинают слабеть и неизвестно как дальше он будет оберегать парня, находясь при этом на расстоянии протянутой руки.