angels are not about heaven

      Расслабиться не получилось ни на минуту.       У Ёнджуна оказывается очень беспокойный сон, который Бомгю полностью разделил с несчастным человеком, лежа бок о бок на его прогретой двумя телами кровати, греясь друг о друга.       Идея спать вдвоем принадлежала, к удивлению обоих, ангелу, который в их странном дуэте отличался капризным нравом и наплевательским отношением к комфорту окружающих.       «А так мне теплее будет, ложись, пока я предлагаю, я накрою нас крыльями.» Точнее тем, что от этих самых крыльев осталось за практически неделю пребывания в этой сквозняковой квартирке на крыше. Ёнджун на предложение слишком уж радостно засобирался вместе с двумя подушками и тонким пледом с дивана, закидывая все пожитки на собственную кровать, оккупированную ангелом. Жесткий матрас с тихим скрипом прогибается под тяжестью второго тела, и Ёнджун с немым разрешением смотрит в сторону укрытого до носа ангела, который, тяжело вздохнув, приподнимает край одеяла, приглашая хозяина дома поближе.       Никогда еще Бомгю не чувствовал чужое прерывистое дыхание так отчетливо близко. Он вообще близко мало кого ощущал, поводов наверху не было, да и Тэхён тактильным другом не был. А других друзей не было и вовсе.       Наверное, для людей в порядке вещей такие контакты. Вспомнить даже Кая, да-да, того самого придурка, выбравшего человеческую жизнь взамен своей демонической. Он обнял Ёнджуна при встрече, а на прощание позволил себе потрепать задумчивого после его слов ангела по плечу. Люди такие беззащитные и держаться стараются компаниями.       А в Раю такого не было.       Каждый сам за себя.       Так лучше, верно.       Никто не обременяет подрастающего ангела с неокрепшими крыльями и блестящим новеньким нимбом, которые должны научиться заботиться о себе так, чтобы и на своего человека хватило.       Вы одно целое. Ваши жизни связаны.       Ёнджун под боком вновь начинает тяжело дышать, а лицо парня покраснело и слегка вспотело. Бомгю и сам чувствует себя паршиво, поэтому уснуть даже не пытался, молча пялясь сначала в пожелтевший потолок, а потом нагло на спящего человека в нескольких сантиметрах от собственного лица. Интимно для кого-то, но Бомгю и слов таких не знает, поэтому никакого потаенного значения не придает, любуясь приятными чертами лица Ёнджуна, которого природа не обделила.       Тучи рассеялись вместе с дождем, уступая место полноправной ночной хозяйке звездного неба — луне. Ее лучи тоже видимо разглядели в Ёнджуне звезду, которая по случайным обстоятельствам лежит сейчас рядом с ангелом, который упал следом за своей звездой. На медовой коже лунный свет, играющий с растрепанными волосами, смотрелся так же правильно, как и белые перья, накрывающие Чхве поверх растянутой футболки и того тонкого пледа.       Поддаваясь неясному наваждению Бомгю выуживает свою тонкую, почти прозрачную руку из-под вороха одеял и собственных крыльев, аккуратно невесомо касаясь страдальца рядом. Ладонь ангела сначала тихо поглаживает плечо Ёнджуна, затем по шее поднимается к самому чудесному лицу, останавливаясь на мягкой щеке, которая даже с отчетливыми скулами не теряла свою пластичность. Природа Ёнджуна явно не обделила.       Ёнджун вздрогнул под нежным прикосновением, его дыхание стало еще более ритмичным, как будто ощущая тепло пальца Бомгю.       Что же ему снится?       Спящий парень под лунным светом выглядел до того беспомощно и потеряно, что не издавал ни одного членораздельного звука, да что там слова, он даже не кричал, хотя обстановка в его грезах явно не располагала добром.       Вдруг частичка мертвого моря скатывается по щеке Ёнджуна, ударяясь о препятствие в виде руки Бомгю, который и не знает чем помочь мечущемуся в кошмаре крепко спящему парню. Собственные глаза невольно тоже заполняет странная соленая пелена, которую очень хочется сморгнуть. Бомгю застыл на месте, ощущая ледяную тяжесть на сердце. Его рука все еще касалась шелковистой кожи Ёнджуна, как будто это прикосновение могло бы заставить парня успокоиться и вернуться в мир спокойных снов.       Отгоняя подобные чувства, Бомгю продолжает нежно проводить пальцами по щеке Ёнджуна, словно пытаясь вернуть его из ночного кошмара. Он ощущает тепло кожи, ее живость, что еще больше разжигает в нем нежность и беспокойство.       За первой слезой следует вторая, а за второй третья.       Уже и не ясно чьи это соленые, хрустальные дорожки и кто из них видит кошмар, терзающий душу изнутри, словно там не кошки скребутся, а самые настоящие тигры.       Стрелки на настенных часах вещали о третьем часу ночи, когда Бомгю понял, что сам еще не засыпал ни разу, полностью отдавая себя человеку, который, кажется, вышел на рекордный уровень кошмаров и поганых ночей за этот месяц. А может их было больше, да, вероятнее всего было, просто Ёнджун в жизни ангела появился не так давно. — Ну же, Ёнджун. — тихо окликает его Бомгю, легонько теребя чужое плечо. — Просыпайся.       Тот будто и не слышит, пребывая где-то на глубине своего мертвого моря, нырнуть в которое, видимо, удалось лишь ему. — Эй! Чхве Ёнджун, Проснись! — в сердцах срывается на крик встревоженный таким поведением Ёнджуна ангел.       Время замирает всего лишь на мгновение, а может и не замирает вовсе, когда мертвое море оживает.       Парень резко открывает соленые, влажные и покрасневшие глаза, принимая сидячее положение. Вот вам и сон с личным ангелом под боком. Он смотрит на такого же заплаканного Бомгю, который все еще крепко держится за растянутую футболку в районе плеча, встречаясь с ангельским взглядом, полным боли и еще чего-то, что Ёнджун разгадать не может. — Я был громким? — выдавливает из себя Чхве, прочистив горло. — Что тебе снилось? — перебивает его Бомгю, опустошенно смотря в воспаленные очи напротив.       Ёнджун отвечает не сразу, все еще пытаясь принять спокойную реальность под лунным светом с зареванным ангелом, у которого от страха волосы не седеют, а чернеют, как иначе объяснить еще одну темную прядку на его светлой святой головушке. — Это просто кошмар, такое бывает иногда, все в порядке. — на выдохе говорит парень, вставая с кровати на холодный пол, чтобы налить себе стакан воды. — Спасибо, что разбудил. — В порядке все?! — взрывается ангел, который и про слезы забывает. — Может тебе на себя и наплевать но мне нет. Если не ты, то я! Я из-за тебя уже месяц не могу нормально спать и функционировать в целом! А у тебя все нормально, да?       Он подрывается следом, путаясь в одеяле, чуть не падая на колено, но внимание на ночную неуклюжесть не обращает, достигая нахмурившегося человека в пару шагов. — Черт, мне правда жаль. А нельзя просто отказаться от меня и оставить тухнуть здесь, чтобы ты не мучался? — стакан с водой неловко остается нетронытым на столешнице, а в глазах Ёнджуна проносится осознание. — Я не могу тебя оставить. — Почему? Ты же этого и сам хотел. — Перехотел. — мямлит ангел под легкое удивление напротив, а потом плетется обратно к прогретой кровати. — Иди спать ложись, попробуем по новой, может у тебя совесть проснется и не будешь больше во сне попадать в неприятности. Ёнджун, все в порядке, правда. Я не злюсь, ты же понимаешь, что мне и самому хочется, чтобы тебе стало легче, тогда хорошо будет нам обоим.       Как же он ненавидит все эти сопливые речи. Говорит он это все с надежной, что Ёнджун внемлет хоть какой-то части его небольшой исповеди.       Ёнджун засыпает вновь.       Реальность вокруг словно растворялась, оставляя только ощущение прикосновения и неловкого тотального обличия. Бомгю, укрывшись в своих мыслях, не осознавал, что сам стал частью этого непонятного волшебства.       Внутри у него закипали эмоции — от чувства вины перед спящим другом до неясного желания, которого он так долго избегал. Каждое движение было осторожным, словно Бомгю боялся разбудить не просто человека, а какое-то важное, хрупкое состояние. Он просто хотел прикоснуться к этому миру, где всё становилось проще, где крышка реальности слегка приоткрывалась, обнажая эмоции и желания, о которых давно забыли.       Рука Бомгю медленно скользнула вниз, обвиваясь вокруг талии Ёнджуна. Этот жест казался неуместным, но для ангела было трудно сопротивляться притяжению, которое исходило от его друга. Его мир постепенно сужался до мимолетных мгновений, произошедших в тишине, где два сердца, возможно, били в унисон, не осознавая этого.

***

— Когда начались твои кошмары?       Ангел успел освоиться и прижиться в квартире на крыше. Сидит на диване, закинув ноги поверх бедер сидящего рядом Чхве. На Бомгю синяя кофта, которую Ёнджун отдал ему сам, удивляя и ангела и самого себя такой выходкой. — Точно не уверен, но это началось еще до переезда сюда из родительского дома. — задумчиво произносит Ёнджун, не обращая внимания на вытянуты палочки-ноги ангела в его потертых широких джинсах. Надо бы прикупить Бомгю какой-нибудь одежды, чтобы тот не таскал его и чтобы в пору была. — А копать глубже пытался? Я ангел-хранитель, а не твой психолог. — фырчит Бомгю, все еще негодуя с наплевательского отношения человека к самому себе. Не то чтобы их в Раю не учили такому же, но у Бомгю не возникало никах проблем, связанных с семьей. Её отсутствие действительно упрощало жизнь, делая ее отличной от человеческой сентиментальности. — Кошмаров не было уже трое суток, ты же сам видишь.       Бомгю не видел. Он наконец-то выспался, как и Ёнджун.       А ведь все началось с обычных объятий под рассыпающимися крыльями. Будто Ёнджуну все это время тупо тепла не хватало и он мерз настолько сильно, что доходило даже до сновидений.       Чтобы свою догадку развить, Бомгю спрашивает аккуратно и издалека: — А почему ты сюда переехал? — В тех стенах оставаться было невыносимо и одиноко. — А семья?       По какому льду ходит ангел? Или это лезвие? — В этом мы похожи, у меня тоже никого нет. — Мы не похожи. — отрезает Бомгю, меняясь во взгляде. — У тебя была семья, ты человек, окруженный такими же людьми, да и с твоих же слов я про отца слышал. Ангелы рождаются ангелами и остаются на попечение самим себе.       Ёнджун нервно усмехается на такое заявление. — Мы сейчас меряемся у кого судьба хуже?       Ангел на вопрос лишь цыкает, дергая ногой, легонько ударяя Ёнджуна по колену.              Прошло уже полторы недели, а к чему-то конкретному Бомгю так и не пришел. А время коварно, оно спешит с каждым днем, наступая на перья разбросанные.       Спящий Ёнджун нравился ему куда больше. Он не противился помощи, не отдавал всего себя бессмысленной работе и не обращался с ангелом, как с беспомощным дитем, плюя с колокольни на собственный комфорт.       Он видел в этом погрязшем в пучину вечной занятости и постоянного труда самого себя в академические годы. Только вот Бомгю, будучи превосходным учеником, питался хорошо и полезно, жил в теплом помещении и не ходил по злачным райончикам и пугающим кварталам. — А с домом тем что? С родительским? — Ничего. Что с ним должно быть?       Может люди придают вещам и местам слишком много смысла? Больше, чем могут унести. — Он твой? — с легким недоумением спрашивает Бомгю, сгорая от непонимания. — Угу.       Вот как эти придурки бескрылые усложнять все любят. — Так какого хрена ты в долгах сидишь?! Продай дом и забудь уже обо всем. — Легко сказать. Ты бы смог расстаться с местом, где прошли твои лучшие годы, где ты был окружен родительской любовью и теплом?       Ёнджун выглядит до боли уставшим, все-таки за несколько дней нормального сна нельзя избавиться от событий, которые мучают тебя уже не первый год. Прохладный ветер, проникая в окно, приносит с собой запахи прошлого — затхлые воспоминания, которые не оставляют его в покое. Время от времени он ловит себя на том, что вновь и вновь прокручивает в голове сцены, пронизанные горечью и непростительными ошибками. Стены его комнаты, увенчанные тенями, знакомы ему, как старые друзья, но не способны утешить. — Ты уже расстался с местом. — Но не с воспоминаниями.       Упрямый, что ударить хочется. Жалко только, что у Бомгю сил как у котенка. — Тебе хуже не станет, если продашь дом. — Родители очень его любили, знаешь. — начинает он, а у Бомгю уже от всей этой наплывшей тоски уши в трубочку сворачиваются. — Мама очень вкусно готовила что-то на кухне, отец в гараже любил машины перебирать, он вообще механиком был. А моя комната была на втором этаже по скошенным потолком, там вид на соседский двор открывался, а у них собака была смешная такая. — Это все очень мило и трогательно, но почему тогда ты не живешь там? — Отцовские долги были его небольшим секретом, а все тайное всегда становится явным. — тяжело вздыхает Ёнджун и чтобы отвлечься начинает массировать чужие тонкие икры. — Я вернулся домой с прогулки с друзьями, а родителей уже в живых не было. Кровь, следы самообороны и все на когда-то теплой кухне. Я нашел их обоих.       Бомгю и не знал, что переживет еще более интимный момент, чем ночные кошмары Ёнджуна со стороны. Теперь он погружается в них с головой. Своей темной, со светлыми еще ангельскими прядками, головой.