На закате дня

      Мюриэль сидела на широком подоконнике в своей комнате, обнимая колени руками, и смотрела, как падают с серого неба пушистые декабрьские снежинки. До Рождества оставалась неделя, и весь их особняк был уже богато и искусно украшен к празднику.       Девушка придвинулась ближе к окну, прижимаясь лбом к холодному стеклу. От её дыхания оно чуть запотело.       Мюриэль грустно хмыкнула. Вспомнила вдруг, как несколько лет назад, в её другой, совсем беззаботной жизни, она с такими же богатенькими дочками богатых родителей на какой-то из вечеринок специально дышали на стекло и выводили имена юношей, которые им нравятся. Они смеялись, не прекращая, потому что чтобы написать все имена полностью — со всеми титулами и регалиями — приходилось заляпывать все окна.       Мюриэль обдала стекло дыханием, протянула руку и быстро вывела короткое и простое имя, единственное, от которого её сердце стучало в искреннем трепете. Растянула губы в горькой улыбке. Сморгнула несколько слезинок, которые упрямо начинали появляться, стоило ей только подумать о Хастуре.       Глупая, влюблённая девчонка!       От грустных мыслей, из-за которых сердце то и дело неприятно сжималось в тисках, спасла подъехавшая к воротам машина. Мюриэль соскочила с подоконника, подхватывая маленькую, но тяжёлую сумку, и направилась к двери.       Её ждала Вельзевул, и Лигур должен был отвезти её в центр Эдинбурга, чтобы оставить затем предоставленной самой себе.       На приём к Мэри Тайлер девушку вели не только вопросы о здоровье. Ей была необходима улыбка и поддержка человека, в чьей искренности Мюриэль не сомневалась.       После ссоры с Хастуром она плакала ровно сутки. Вернувшись после приема в особняк, едва сдерживая слезы в машине, девушка заперла дверь на ключ, и прислуга не смела её беспокоить.       Мюриэль выла в подушки, рыдала, ходила кругами по комнате, снова и снова роняя хрустальные слёзы на пол. Её истерика прекратилась только тогда, когда плакать уже было нечем. Тогда Мюриэль свернулась калачиком на полу посреди комнаты, и начала, выдирая пальцами нити из дорогого ковра, скулить как раненое животное.       Перед внутренним взором стояло искажённое эмоциями лицо Хастура. Его глаза, в которых была боль и тоска. И всему этому причиной была она!       Это было для Мюриэль страшнее всего. Быть той, кто причинил ему такие страдания. Кто сделал его жизнь невыносимой. Кто заставлял его говорить все эти грубые, ужасные слова, которые были так несправедливы, что она просто не выдержала…       Пролежала Мюриэль так еще несколько долгих часов, то начиная всхлипывать, то замирая.       Но сутки самобичевания не изменили ровным счетом ничего: она все также оставалась женой нелюбимого мужа, все также дышала пылью дорогущего ковра в очень большом особняке, в котором даже свою собственную комнату она могла с трудом назвать родным пространством. Ее все также ждала хорошая машина с личным телохранителем, ждали бриллианты, приемы, наряды. И еще, весьма вероятно, ждала ранняя смерть: опять ли от таблеток или же от ее собственного пистолета — этого Мюриэль пока точно не знала. Потому что никто, абсолютно никто не мог прийти к ней на помощь, чтобы спасти её медленно угасающую жизнь — просто потому, что никто не знал, какая помощь ей необходима. Даже тех немногих людей, вроде Вельзевул, кто знал об ее отношениях с мужем, Мюриэль отгораживала от проблем, смягчала все и не пускала в истинный кошмар своего положения.       Девушка, наконец, нашла в себе силы сесть. Она подобрала руками колени, сжалась в комок и начала смотреть в одну точку на стене. Еще час или два тишины — и Мюриэль поняла вдруг, что у нее не осталось никаких эмоций. Она отрыдала все. Её разбитое сердце, казалось, больше просто не работало… зато работала голова.       Девушка обняла себя еще крепче, свела брови к переносице — эта мимическая привычка у них с Хастуром была очень похожа, чего оба, правда, сами не замечали — и начала думать.       Если начинать размышлять объективно: сколько времени она еще продержится так? Что ж, Мюриэль дала трезвую оценку в один год, максимум полтора. А ведь ей было всего двадцать, и умирать в таком юном возрасте от своих рук вдруг показалось ей непростительным расточительством.       Она думала о самоубийстве настолько спокойно и холодно, словно о новых обоях в комнату, но у девушки действительно просто не осталось чувств — никаких. Истерика ненадолго вычерпала все.       Что если, продолжила размышлять Мюриэль, Генри больше никогда не захочет ее видеть? Сможет ли она продолжить жизнь без него?       В груди болезненно екнуло. Такая жизнь будет каждый день проворачивать острый нож в её сердце. Но это все же будет жизнь.       Ей будет намного свободнее вдали от ненавистного мужа. Она будет чувствовать себя лучше и чище без его прикосновений рук и члена, при виде которого начинало тошнить. Но также ей будет и больнее, потому что в этой её новой жизни не будет того, с кем хотелось просыпаться, смеяться и дышать в унисон…       Но всё же… Если Генри больше никогда не захочет ее видеть, она сможет продолжить жизнь без него.       Теперь нужно было подумать, что она может сделать, чтобы не умереть от собственных рук через год?       Вдруг Мюриэль обдало горячей волной, как будто внутри все загорелось. Она резко вскочила.       Мерзкая, отвратительная кокетка!       Вот кто она была все это время. Рациональность на пару мгновений ушла, уступив место огромной волне ненависти к себе. Все предыдущие годы жизни она тратила на развлечения, алкоголь и мимолетные связи. А ведь могла бы найти себе пристойное занятие! Чему-то обучиться и стать сильной, независимой личностью… Как Вельзевул. И ей бы не пришлось сейчас искать выход из сложившейся ситуации. Может даже, она не думала бы тогда о смерти…       Мюриэль начала вышагивать комнату из угла в угол. Как она презирала себя сейчас! Беспомощность, потакание чужим решениям, ее полная безвольность. Она всю жизнь просто плыла по течению — и утянула на это дно Хастура.       Они не могли быть вместе так, как были до этого. Но, пока что, и возможности быть вместе как-то иначе у них не было…       Девушка остановилась и вздохнула, снова приводя мысли в порядок. Такие эмоции и бешено колотящееся сердце в груди не могли ей помочь.       На самом деле, пусть она и не знала этого пока про себя, но Мюриэль была находчивой, предприимчивой девушкой, чей характер ещё дремал, утомленный слишком большими деньгами и отсутствием выбора при видимой вседозволенности. Но сейчас, когда сил больше не было терпеть такую жизнь, мозг буквально вскипел от мыслей и различных вариантов спасения.       Девушка подошла к туалетному столику и присела, игнорируя уставшее и слегка отекшее от слез лицо в отражении. Открыла верхний ящик и вытащила на свет шкатулку. Слабо усмехнулась, проходясь пальчиками по тяжелой малахитовой крышке, украшенной камнями.       Было даже забавно, что у нее, миссис Эшфорд — дочери богатых алмазных магнатов и жены ювелирного магната — из всего состояния, принадлежащего именно ей, был всего лишь небольшой счет в банке и шкатулка с драгоценностями.       Сейчас — после оплаты лечения жены Лигура — тех денег, что оставались на счету, хватило бы, чтобы снимать скромную квартиру в центре Эдинбурга в течение полугода. Но все же этого было мало.       Мюриэль достала мундштук и сигарету. Вынула зажигалку — та на самом деле всегда лежала в ее сумочке, но девушке очень нравилось просить Хастура о помощи и следить за огнем в его сильных руках.       Придерживая мундштук одной рукой, девушка другой открыла шкатулку и принялась перебирать украшения, опытным взглядом оценивая их примерную стоимость. Стоило с горькой иронией поблагодарить отца, который, не веря в дочь, завещал ее матери передать весь бизнес и средства Эшфорду и оставить ей лишь несколько побрякушек. Впрочем, побрякушек искусных…       К тому моменту, как Мюриэль докурила третью сигарету, все также сидя на одном месте и поигрывая такими скучными, но такими важными для нее сейчас бриллиантами, она уже совершенно точно знала, что ей нужно делать.       Девушка потушила последнюю сигарету о пепельницу и снова выдвинула ящик стола. Достала из него свой маленький «Вальтер» — один из ее любовников недурно научил ее стрелять год назад, и ей тогда, забавы ради, захотелось купить себе пистолет.       Магазин с небольшими патронами щелкнул внутри оружия.       Вся дальнейшая жизнь для Мюриэль пока что была очень смутной. Но одно она знала точно: больше ни один мужчина, в том числе и ее супруг, не прикоснется к ней без её на то согласия. Если же Эшфорд захочет снова действовать силой… тогда она будет настаивать уже другим способом.       Мюриэль откинулась на спинку стула.       Как же ей хотелось, чтобы все было иначе. Чтобы не было того ужасного приема, где она вытанцовывала с Джорджем, потакая его угрозам и помогая его политическим амбициям. Как он бахвалился тогда, когда демонстрировал, что молодая жена счастлива с ним. Мюриэль слышала перешептывания у них за спиной: удивление, восхищение, восторги от «такой красивой пары».       Как же она, до воя, до ломоты в теле, хотела к Генри. Как хотела почувствовать вокруг себя его руки, почувствовать на себе его вес, пробежаться пальчиками по его коже, прижать к себе и ощущать, как с каждым его толчком внутрь неё она словно снова обретает себя, себя настоящую. Как ей хотелось снова услышать его сиплый голос, который шепчет на ухо глупые нежности, какие сложно было ожидать от такого человека, как он. Как физически не хватало его низкого смеха, его шуток, их спокойных завтраков на маленькой кухне в агентстве и тихих вечеров, когда они просто разговаривали обо всем на свете. Они успели так мало… Так ничтожно мало, и от несправедливости происходящего из горла снова начали вырываться проклятия. Но это точно не те мысли, которым стоило предаваться сейчас. От этих мыслей все скручивалось внутри в спираль боли и сожалений.       Нет. Она и так слишком долго ждала и слишком много упустила. У нее был план, но действовать нужно было осторожно.       …Мюриэль вынырнула из воспоминаний, быстро сбежала вниз, на первый этаж особняка, и уже через несколько минут оказалась в машине, пристраивая на коленях сумочку. Лигур, как обычно, не задавал лишних вопросов — девушка была очень ему за это благодарна. Он высадил ее в центре города, и до больницы Мюриэль добралась пешком.

***

      Вельзевул приняла ее тепло, но любое приятельское общение они отложили до времени после приема, который закончился тридцать минут спустя после того, как девушка устроилась в гинекологическом кресле.       — … будь осторожна пару месяцев, а потом, как организм отдохнет, я поставлю тебе новую, — закончила женщина, занося историю манипуляций в своей дневник записи. — Так как этот метод защиты новый и испытанный всего небольшим количеством женщин, я переживаю за некоторые вещи… Но тебе беспокоиться не о чем. Чувствуешь себя хорошо?       Мюриэль чуть поерзала на стуле, прислушалась к ощущениям и кивнула. Вельзевул тепло улыбнулась.       — Вот и славно. В остальном, не вижу никаких проблем по здоровью, — доктор подняла на нее свой внимательный и цепкий взгляд. — А как ты вообще?       Мюриэль посмотрела на Вельзи в ответ. Как бы ей хотелось кому-то рассказать обо всем, что было на душе и в сердце. Но она даже не знала, с чего начать… Девушка доверяла Мэри, очень доверяла, но не понимала, как сможет открыться ей.       Поэтому Мюриэль сдерживая рвущиеся наружу слова, мягко улыбнулась и сказала:       — Все достаточно хорошо, спасибо. Но есть кое-что, о чем я хотела тебя спросить…       Вельзевул кивнула и подалась вперед.       — Что там, дорогуша?       Мюриэль не выдержала и опустила взгляд, начав мять руки.       — Дело в том, что я… Просто дослушай, ни о чем не спрашивай, прошу… Я решила, что уйду от мужа. Пока не знаю, когда и как. Развод он мне не даст, я в этом убеждена. Я буду с ним говорить, конечно, но для его репутации это будет огромный удар. Особенно сейчас, когда он объявил всем о том, что метит на пост мэра. Поэтому мне… Поэтому я, скорее всего, просто уйду. Откровенно говоря, мне все равно, куда. Лишь бы не с ним. Поэтому… Мне нужны будут деньги. У меня есть драгоценности… — Девушка, наконец, решилась поднять глаза и встретилась с внимательным взглядом Вельзевул. Та слушала очень серьезно и спокойно.       — Ты хочешь их продать, так? — Кивнула она.       — Да, именно так. Но мне нужно продать их тихо. Если я пойду в официальную ювелирную мастерскую, они сразу поймут, чьи это украшения. Мне все равно, каким будет падение в цене, но главное, чтобы Эшфорд не узнал, что я продаю бриллианты.       — Поняла тебя, — протянула Вельзи. — Но я не думаю, что смогу тебе помочь. Ты еще работаешь с Хастуром и Кроули?       Мюриэль едва удалось сохранить нейтральное выражение лица.       — Я… Да, работаю, — с трудом выдавила она из себя.       — Спроси их. Они точно знают, помню, что-то такое делали для какого-то клиента пару лет назад. Они знают почти каждую собаку на теневом рынке, особенно этот борзый прощелыга Кроули, — женщина хмыкнула, — Хастур специалист скорее по документам…       При этих словах рука Вельзевул пробежалась по бумагам на столе в почти автоматическом жесте. Она закрыла журнал, поправила стопку рецептов, а затем поставила вертикально прямоугольный кусочек картона, похожий на открытку — внимательный взгляд девушки разглядел на нем заграничную марку, а вместо слов — набор цифр.       — Мюриэль! — Кажется, женщина позвала ее уже во второй раз.       Та, извиняюще улыбаясь, перевела взгляд на собеседницу.       — Мюриэль, — Вельзи сжала губы, теперь смотрясь строгой и еще более серьезной. — Знай, что я поддержу тебя в любом твоем решении. И я тоже могу чем-то тебе помочь. Скажи, верно ли я понимаю, что опыта в какой-либо работе у тебя нет?       Девушка грустно покачала головой.       — Это ничего. У меня есть связи. Если тебе понадобится работа, тут или в Лондоне, или в другом большом городе Великобритании — мы ее тебе найдем. Если ты уедешь с острова, то я много кого знаю и на континенте.       — Спасибо. — Благодарно улыбнулась Мюриэль.       Вельзевул протянула руку и накрыла ладонь девушки, чуть сжимая ее.       — Ты молодец. В любом случае. Даже если ты… если ты передумаешь…       — Я не передумаю.       Вельзевул покачала головой.       — Даже если ты передумаешь. Это твоя жизнь. Ты имеешь право распоряжаться ей так, как хочешь. Просто будь в этом уверена. Никакие несовершенные законы нашего общества не помешают тебе. И если ты все же решишься уйти — это не будет просто. Но у тебя все получится.       Мюриэль действительно увидела абсолютную уверенность в глазах Вельзевул. На душе стало пусть и не легче, но чуть… крепче. Опоры стало больше, пускай она все также жила с растерзанным сердцем и вывороченной душой.       Девушка задумалась.       Ничто в мире не заставило бы Мюриэль сейчас позвонить в агентство. Она не знала, как вообще сможет когда-либо сама заговорить с Хастуром — слишком яркими были эмоции от всего, что произошло с ними при их последней встрече.       Но вот Кроули… Она знала, где его искать.

***

      После тяжелого рабочего дня, в котором Азирафель вместе с Анафемой даже не смогли выделить время для отдыха и легкого перекуса, владелец книжного поспешно закрыл входную дверь на ключ и устало побрел на второй этаж.       Предрождественская суета не смогла обойти стороной его магазин. За последние несколько дней он продал больше экземпляров, чем за последний месяц. И хоть такая нагрузка не была привычна, Азирафель был рад тому, что люди видят в книгах ценность и собираются преподнести их в качестве подарка родным и близким на Рождество.       Мужчина поднялся в квартиру и улыбнулся при виде любимого, который крутился у плиты в милом фартуке. Кроули вернулся из агентства несколько часов назад и незаметно для всех проскользнул наверх, чтобы приготовить вкусный ужин и прибраться в квартире.       Всё в их совместной жизни было идеально. Каждый дополнял друг друга как в любовных вопросах, так и в быту. И сейчас, глядя как Энтони искусно орудует ножом, Азирафель невольно улыбнулся тому, что уже давным давно не ощущал удушающего его одиночества.       Аккуратно поставив на полку обувь, мужчина прошел в кухню и обнял Кроули со спины.       — Я соскучился. — Сказал он, и запечатлел на его шее нежный поцелуй, от которого кожа юноши мгновенно покрылась мурашками.       — Я тоже скучал, — ответил Энтони. Он отложил нож и повернулся в тесном кольце рук. Обнял в ответ за плечи и, прикрыв глаза, мягко поцеловал в губы. — Устал? В книжном людей было больше, чем на Королевской Миле.       — Устал, — выдохнул Азирафель, расслабляясь в долгожданных объятиях.       — На ужин жаркое. — Энтони улыбнулся в светлую макушку. — И ростбиф. Мне осталось совсем немного, ты успеешь принять душ и переодеться.       — Звучит очень вкусно. И пахнет потрясающе. Спасибо тебе, дорогой. — Мужчина поднял лицо и, отпуская Энтони из объятий, вновь прикоснулся к нему в медленном и ленивом поцелуе.       Если бы Азирафеля однажды попросили рассказать о самом запоминающемся моменте из его жизни, он бы, не задумываясь, описал те вечера, которые он проводил с Энтони. Не было для него ничего желаннее, чем смотреть на возлюбленного, есть пищу, приготовленную его руками, а затем целовать, ласкать и сжимать в своих руках до хруста в костях.       Стоя под теплыми струями душа, Азирафель улыбался своим мыслям и думал о том, что хотел бы подарить Энтони символ их любви. Тот, каким обмениваются жених и невеста на свадьбе. Но они могли бы обменяться кольцами просто так… Словно не существует никаких страшных законов, и они действительно могут быть друг другу мужьями… Но не на государственном уровне, а на их собственном. Скрытым от всех и нашедшем выход в их собственном мирке.       Думы о таком подарке зацепились за мысли о предстоящем Рождестве. Азирафель уже некоторое время гадал над тем, чему Кроули мог бы действительно обрадоваться… И не мог ничего придумать. Все вокруг казалось пресным, не достойным такого яркого и очаровательного юноши. Именно поэтому Азирафель уже несколько дней подряд вставал на час раньше обычного и уединялся в задней комнатке на первом этаже. Он там рисовал.       Мужчина верил и надеялся, что Кроули понравится собственное изображение на пергаменте — для Азирафеля было важным вложить в подарок свое время. Отдавая его, он отдавал самого себя, часть своей души, и это было бесценно. Но, тем не менее, он отчаянно искал какое-то дополнение к портрету.       Дарить кольца в Рождество ему не хотелось. А с витрин ближайших магазинов на него смотрели неинтересные безделушки.       Решив наконец, что до Рождества есть ещё неделя, а значит и возможность что-то придумать, Азирафель наконец выбрался из душевой кабинки, надел халат и вернулся в кухню.       Новый стол, купленный на замену того, что был сломан их с Кроули общими усилиями, уже был сервирован и ожидал очень голодного владельца книжного. Энтони разлил в бокалы вино, как делал это каждый вечер перед ужином, и устроился напротив.       — Как прошел твой день? — Спросил Азирафель.       Он постелил на колени салфетку и приступил к трапезе. Его желудок отчаянно требовал чего-то большего, чем стакан воды перед очередным потоком покупателей. Стоявшие перед ним блюда можно было бы назвать пищей богов. У Энтони определенно был талант в приготовлении еды.       — В целом — хорошо. — Юноша пожал плечами и тоже принялся за жаркое.       — В целом?       — Да. Переживаю немного за Хастура.       — Как он?       Энтони отпил немного вина, облизнул губы и задумчиво сказал:       — Дымит как паровоз и страдает, пока, как он думает, я не вижу. Загрузил себя работой.       Азирафель кивнул своим мыслям и отправил в рот очередной ломтик картофеля. На следующий день после торжественного приема Кроули подтвердил его догадки на счет Мюриэль и Хастура, а потом и поделился своими, о том, что, кажется, в их отношениях произошел разлад.       — Как смотришь на то, чтобы провести это Рождество втроём? — Предложил Азирафель.       — Правда?       Энтони засиял. Уровень его тревожности за напарника слегка снизился от перспективы устроить Хастуру настоящий праздник в кругу близких.       — Да, раз уж я украл тебя у него…       Внезапно зазвонивший телефон прервал владельца книжного. Они вместе с Энтони синхронно обернулись в сторону коридора, откуда доносилась трель.       — Кто бы это мог быть? — Пробормотал мужчина, вытер уголки губ салфеткой и подошел к телефону. — Азирафель Фелл у аппарата… Ах, здравствуй, милая. Давно ты не заходила… Да, он здесь. Минуточку.       Мужчина положил трубку на комод и вернулся в кухню.       — Дорогой, подойди пожалуйста к телефону, это Мюриэль.       Энтони вскинул в удивлении брови. Он не ожидал такого позднего звонка и мог лишь догадываться, о чем девушка хотела поговорить. Однако Мюриэль ничего толком не объяснила и лишь попросила встречи на следующий день. Кроули не смог ей отказать.       — Приходи завтра в девять. У нас будет час до того, как книжный атакуют покупатели, и нам никто не помешает… До завтра, Мюриэль. — Сказал юноша и повесил трубку.       Он вернулся в кухню. Азирафель уже приступил к ростбифу. Он с интересом посмотрел на юного детектива.       — Что-то произошло?       — Не думаю. Но завтра узнаю наверняка. Полагаю, это по поводу Хастура.       Остаток ужина прошел за приятной беседой о предстоящем празднике. Азирафель предложил несколько вариантов подарков для напарника Кроули, и тот согласился с тем, что новая кобура и ковер в их приемную отлично подойдут. Хотя ковер — это скорее необходимость. Несмотря на отапливаемые помещения, сквозняк нещадно блуждал по полу агентства, к тому же Кроули и сам часто жаловался на то, что мерзнет в холодное время года. Поэтому, такая вещь будет не лишней.       Пока Энтони принимал душ, Азирафель вымыл посуду и заварил чай, на этот раз с мятой. А затем они вместе устроились на мягкой постели с книгой в руках.       Это был один из немногих вечеров, когда оба, одетые в пижаму, просто лежали рядом и наслаждались друг другом. Однажды Азирафель предложил почитать для Энтони, и тот согласился. Чтение перед сном стало приятным времяпровождением, впрочем как и всё, чем они вдвоем занимались.       В этот раз в руках мужчины была новенькая, все еще скрипящая в корешках и пахнущая типографской краской «Алая Цитадель» .       Включив лампу, стоящую на прикроватной тумбе, Азирафель надел свои маленькие круглые очки, в которых, по мнению детектива, выглядел очень мило, откинулся на подушки и притянул Энтони ближе. Тот сразу обвил его всеми конечностями, удобно устроился головой на широкой груди и замер в ожидании, когда Азирафель тихим, успокаивающим голосом начнет читать для него.       — Грохот битвы затих; триумфальные крики победителей неслись над полем боя, заглушая стоны умирающих…       Кроули прикрыл глаза, когда вместе с первыми строчками почувствовал в волосах чужие пальцы, лениво и нежно перебирающие мокрые после душа пряди. Энтони буквально таял под этими руками и в этом спокойном, значимом для него моменте.       Мог ли он еще год назад представить, какой будет его жизнь? Нет… Сейчас, находясь в объятиях любимого человека, он был счастлив, как никогда раньше. Как никогда не был счастлив с Хастуром, хоть напарник и стал для него путеводной звездой в переломный момент его жизни. Как никогда не был счастлив в далеком детстве с мамой, которая хоть и по-своему любила его, все же пренебрегала собственным сыном.       Мысли юноши образовали в голове вихрь, возвращая его в прошлое и навлекая на него обиду за то, что его жизнь не могла быть другой. И, только осознав это чувство в полной мере, Кроули подумал о том, что именно эта жизнь, данная ему кем-то свыше, привела его к Азирафелю.       Юноша вскинул голову и отыскал взглядом голубые глаза. Мужчина тут же прервался, и, увидев грусть во взгляде Энтони, выдохнул:       — Ох, мой дорогой… Видимо эта книга не соответствует нашему возрасту. Прости.       Кроули вынырнул из мыслей, возвращая сознание в уютную комнату, тонущую в теплом свете от лампы.       — Что? Нет, нет. Я просто задумался.       Азирафель закрыл книгу и отложил её в сторону.       — Тебя что-то тревожит, мой мальчик? Ты выглядишь таким потерянным.       — Нет… Просто вспомнил прошлое… маму. Ты знаешь, она никогда мне не читала.       Мужчина протянул ладонь к лицу Энтони и погладил его большим пальцем по щеке. Он знал, какой была прошлая жизнь его любимого, и делал все для того, чтобы его настоящее было иным — полным любви и счастья в каждом моменте. Сочувствующая улыбка появилась на его лице, и, желая подбодрить юношу, он сказал:       — Мой отец читал мне каждый вечер. Но… Это было ужасно! Да-а, — Азирафель улыбнулся шире, припоминая комичную сцену из детства. — Он пытался менять голоса, подстраиваясь под персонажей, и иногда так входил в роль, что пугал меня до дрожи.       Энтони засмеялся, представляя маленького Азирафеля, трясущегося под одеялом.       — Даже не знаю, что хуже — отец, который неосознанно пугает тебя, читая сказки, или его отсутствие…       Оба замолчали. Кроули повернул лицо, оставляя на ласкающей его ладони поцелуй. А мужчина тем временем сник, и сведя брови у переносицы, сказал:       — Прости, дорогой…       — Все хорошо, Азирафель. Я уже давно смирился с мыслью о том, что он меня бросил.       — А ты не пытался найти его?       — Пытался. Но, как видишь, мои попытки ни к чему не привели. — Кроули перевернулся на спину, подставил голову под новые прикосновения, которые дарили ему ощущение покоя, и продолжил: — Иногда я думаю о том, что было бы здорово его найти… узнать его… Или мне бы хотелось просто посмотреть в глаза человеку, который смог бросить своего ребенка. Я не знаю, зачем мне это сейчас… Но присутствие отца в моей жизни, думаю, изменило бы многое для меня.       Ещё какое-то время они молчали, думая о сказанных Кроули словах. Азирафель поджал губы, мысленно сетуя на несправедливость, а затем резко притянул юношу к себе и прижался к нему, обнимая руками и пряча его ими от всего мира.       — Я понимаю твои чувства и, к сожалению, не могу ничего сделать, чтобы ты перестал грустить по этому поводу, — сказал мужчина, утыкаясь вздернутым носом в рыжие волосы, — но я обещаю, что ты больше не испытаешь ничего подобного. Я буду оберегать тебя. Всегда. Ты веришь мне?       Энтони кивнул и улыбнулся. Ему не нужны были обещания. Он и так чувствовал себя рядом с Азирафелем под незримой защитой, сотканной из любви и заботы. Словно он был его Ангелом Хранителем.       Вскоре оба уснули, оставляя грусть и усталость прошедшего дня позади. Впереди у них была целая ночь в объятиях друг друга.

***

      — Спасибо, Оливер! — Азирафель отдал нужную сумму за журналы и газеты сонному и зябнущему от холода посыльному и добавил сверху щедрых чаевых: все же, праздник на носу, пусть парень чем-то себя порадует.       От вида денег глаза Оливера загорелись.       — Мистер Фелл! — Протянул он восхищенно и благодарно. — Все же не стоит!       — Спасибо тебе за работу, — тепло улыбнулся на это Азирафель. Взгляд его при этом зацепил появившуюся на противоположной от книжного стороне знакомую фигурку. — Чудесного тебе дня! — Он постарался как можно скорее выпроводить посыльного.       Мюриэль — а это была, конечно же, именно она — дождалась, пока Оливер отойдет от книжного подальше, пересекла дорогу и чуть нерешительно остановилась на пороге, поднимая наверх вуаль.       — Здравствуй. — Мягко поприветствовал ее Азирафель. Он пропустил ее внутрь и помог снять сырое от зимней слякоти пальто.       — Здравствуй. Спасибо тебе. — Девушка ответила ему улыбкой. — Прости, что мы так и не смогли пообщаться на приеме…       Мужчина покачал головой, вспоминая ту неловкую сцену между ней и Хастуром, невольным свидетелем которой он стал.       — Я и сам был занят и ушел раньше. Проходи, — он жестом указал на дверь в задние комнаты.       Мюриэль и Азирафель оба чувствовали определенную неловкость, став случайными хранителями личных секретов друг друга. Как владелец книжного никогда не мог бы представить, что окажется погружен в личные тайны своей приятельницы и любимой клиентки, так и та не могла и представить, что ей придется так открыто заявлять, что она знает, с кем именно живет Азирафель. Их жизни причудливым образом переплелись, и они только привыкали к этому.       Азирафель, меж тем, подошел к лестнице наверх.       — Энтони! — Позвал он, чуть смущаясь.       Тут же послышались легкие шаги Кроули, и тот показался через мгновение, широко улыбаясь Мюриэль.       Они устроились в задней комнатке на диване. Азирафель принес две чашки, чайник ароматного чая и несколько круассанов, после чего сразу же ушел, оставляя Энтони наедине с их гостьей — сам владелец книжного планировал познакомиться с сегодняшней прессой.       Кроули внимательно смотрел на девушку, отмечая про себя ее усталый вид, тусклые глаза и то, как нервно она продолжала мять руки, смотря на него чуть исподлобья. Разительное отличие с той живой и полной веселья Мюриэль, которую он видел у них в агентстве.       Девушка с благодарностью кивнула на протянутую ей чашку чая. Сделала пару глотков, которые словно помогли ей собраться с силами и протянула:       — Тони, прости, что так бесцеремонно напросилась к вам.       Кроули покачал головой.       — Не говори глупостей. О чем ты хотела поговорить?       Мюриэль снова замялась.       — Не о том… Не о нем. Тони, мне нужна твоя помощь. Вельзи сказала… — С этими словами она открыла свою сумочку и вынула оттуда небольшой мешочек. Быстро развязала тесемки и вытащила на свет небольшую, но невероятно искусную подвеску с бриллиантами. — Вельзи сказала, что ты знаешь людей, которые могут тихо и незаметно продать драгоценности.       Кроули нахмурился, осторожно взял из рук девушки украшение и присмотрелся.       — Это не все, — поспешно добавила Мюриэль. — Я принесла, чтобы показать качество. У меня есть еще несколько, и я бы хотела их продать, но так, чтобы никто об этом не узнал.       — Мюриэль, позволь считать себя твоим другом и все же спросить — зачем тебе это? — Кроули внимательно посмотрел на свою собеседницу.       Девушка снова отвела взгляд и опять стала мять руки.       — Тони, я не хотела бы говорить… мог бы ты мне помочь, если я не скажу тебе? — Ее голос становился тише с каждым произносимым словом.       Юноша аккуратно убрал украшение обратно в мешочек, отложил его на стол, а затем вытянул руку и накрыл своими тонкими пальцами ладони Мюриэль, чувствуя их холод.       — Мюриэль, как ты? — С искренним беспокойством и мягкостью спросил он.       Девушка подняла на него свои большие глаза и сглотнула.       Как и в случае с Вельзевул, ей очень хотелось в ответ на этот вопрос рассказать все как на духу. Слова и эмоции валились внутри нее друг на друга, душили ее, мучали… Но ей было так боязно открыться Кроули. Он был ей очень симпатичен, она доверяла ему, но ей было так страшно, что он скажет после. Он был слишком ей знаком, чтобы она могла быть с ним до конца откровенной.       Поэтому она лишь покачала головой и тихо выдавила:       — Не очень.       Кроули кивнул, но, прежде чем он продолжил, Мюриэль все же набралась духа и спросила:       — А как Генри?       Теперь уже замолчал Энтони, обдумывая ответ.       Кроули не нужно было быть провидцем, чтобы понять, что между Хастуром и Мюриэль произошла какая-то плохая сцена и они разошлись. И, откровенно говоря, первые пару дней, когда Энтони после этого приходил в агентство, он до скрежета на сердце боялся, что его напарник снова вернется к алкоголю как к средству для того, чтобы забыться. К облегчению Кроули, этого не произошло.       Хастур прекратил пить в тот день, когда забрал Энтони с улицы — просто одним днем, так, как будто разом закрыл для себя эту страницу. С тех пор он не прикасался к крепкому алкоголю, и всегда если употреблял спиртное, то никогда до опьянения.       Сейчас, после ссоры с Мюриэль, Хастур просто жил, работал, вел себя почти как обычно. Только Кроули, который знал его, видел его взгляд — совершенно омертвевший взгляд черных глаз, в которых больше не было ни привычной ехидности, ни огня. Энтони только раз в жизни видел напарника таким.       Это было примерно месяц-полтора после их знакомства. Кроули вернулся после какого-то очередного поручения, застав Хастура около телефонной трубки, смотрящего в стену. Юноша, который всегда хорошо чувствовал настроение людей, спросил, что случилось, и Хастур, чуть поколебавшись, все же открылся ему — кажется, это был первый момент их откровенности. Он рассказал про сына, рассказал, что снова пытался поговорить с бывшей женой — и опять получил отказ на все и просьбу забыть об их существовании.       Кроули знал, что с того дня его напарник отложил попытки связаться со своей прошлой семьей. И, видя сейчас те же пустые черные глаза, что и тогда, он осознавал, сколь глубокой и невыразимой была боль Хастура, как сложно ему было внутри себя, с самим собой.       Юноша покачал головой.       — Не очень, — честно сказал он в ответ на вопрос Мюриэль.       В глазах девушки сразу зажглось беспокойство. Она вся собралась и подалась вперед, сжимая, в свою очередь, руку Кроули.       — Он же не?.. — Нервно спросила она, и Энтони сразу понял, что она в курсе про прошлые проблемы его напарника.       — Нет, нет, — тут же заверил её он. — Просто…       Но как было объяснить, что именно? И Мюриэль, судя по тому, как снова опустила глаза, поняла все сама и без слов.       Между ними на минуту возникло молчание.       Наконец, Кроули набрал в легкие воздух и выдавил:       — Мюриэль, он не придет, — и, когда девушка непонимающе свела бровки к переносице, добавил, — он не извинится перед тобой. Не будет искать встречи. Больше никогда.       Девушка распустила их руки, чуть отодвинулась.       — Он не должен ни в чем передо мной извиняться, — тихо произнесла она, — это я… я так виновата перед ним.       Энтони невесело усмехнулся и покачал головой.       — Зная его, он наверняка сделал или сказал что-то очень резкое, о чем пожалел через минуту.       Мюриэль опять рвано выдохнула.       — Он… Он, наверное, ненавидит меня, — она опять не могла смотреть на Кроули.       — Шшш… нет! — Тут же возмутился тот, — поверь мне, он… ты дорога ему, как никто другой.       — Тогда почему… — Мюриэль совсем опустила голову, — …почему он не захочет больше меня видеть?       — Именно поэтому. — Мягко ответил юноша в ответ, и его собеседница резко подняла голову, впиваясь в него взглядом.       — Я не понимаю.       Кроули вздохнул.       — Ты же знаешь, что у него есть сын?       Мюриэль кивнула.       — Да, и они не общаются, потому что… — начала было она, но Энтони ее перебил.       — … Потому что его бывшая жена не хочет этого, и он не знает, где они живут. Так он говорит, да.       Мюриэль выжидательно смотрела на него, и Кроули еще раз вздохнул, надеясь, что интуиция его не подводит и что то, что он сейчас выдает личные тайны своего напарника, к чему-то приведет.       — Да, возможно, так и было сначала, — продолжил свои объяснения он, — у них были очень плохие отношения до и после развода, но пойми — он больше даже не пытался. Он не искал встречи. Не искал их, вообще, хотя они до сих пор живут в Великобритании. Он просто откладывал и откладывает деньги, надеясь, что однажды они пригодятся его сыну. Неужели ты думаешь, что он не мог просто найти их, с его связями, и заявиться на порог, если бы действительно хотел?       — Но почему тогда? — Девушка нахмурилась.       — Потому, почему он никогда и не вернется к тебе сам, хоть и ощущает, что виноват перед тобой. Он уверен, что слишком ошибся. Что он недостаточно хорош. Что он недостоин общаться с сыном. Он решил для себя, что его сыну будет лучше без такого отца, как он. Что своим отсутствием, пусть оно его самого и убивает каждый день, он делает лучше тому, которого любит.       Кроули увидел, как в уголках глаз Мюриэль заблестели слезы.       — Я не говорю, что он прав, — продолжил Энтони, — я лишь говорю, как он думает. Поэтому, просто поверь мне, он очень сожалеет. Хоть я и не знаю, что между вами произошло, но вижу, что он больше всего на свете хотел бы извиниться перед тобой. И именно поэтому он никогда этого и не сделает. Так он наказывает себя и, как ему кажется, делает правильно для тех, кто ему дорог.       Мюриэль обдумала его слова, а затем набрала побольше воздуха в грудь.       — Тони, я хочу уйти от мужа. — Вдруг резко поменяла она тему, и юноша опешил. — Поэтому мне нужны деньги. Поэтому я хочу продать украшения. — Она получила вопросительный взгляд в ответ и продолжила. — Но я делаю это не из-за Генри. Точнее, я делаю это потому, что та боль, которую я причинила ему, заставила меня увидеть, что больше так жить, как жила я, с нелюбимым человеком, я не могу.       Мюриэль не стала вдаваться в подробности о том, каким именно был Джордж с ней.       — Но я не хочу, чтобы Генри знал. Я не хочу, чтобы он думал, что обязан мне как-то…       — Мюриэль, ты не можешь не сказать ему! — Тут же воскликнул Кроули.       Девушка упрямо покачала головой.       — Нет, пожалуйста. Именно поэтому я и не хотела тебе говорить. Тони, мне больше не к кому обратиться, пойми меня. Ты сказал, что считаешь себя моим другом. Так что, прошу, сейчас будь им. Моим другом. — Мюриэль поджала губы, и детектив в очередной раз удивился, какой твердой в своем поведении может быть эта мягкая девочка. — Я не готова… Не могу сейчас видеть Генри. Потому что я сама перед ним виновата. То, какая я… Это я недостаточно хороша для него. Я должна привести свою жизнь в порядок, прежде всего. И тут я справлюсь сама. Я должна справиться. И без его помощи.       — Ты не права, — Кроули покачал головой.       Мюриэль опять отвела взгляд.       — Возможно. Но я просто…       Просто боюсь и стыжусь. Просто хочу стать достаточной для его любви. Просто не хочу причинить ему боль снова. Просто должна во всем разобраться, чтобы, однажды, возможно, суметь прийти к нему самой.       — … просто не могу сейчас. Прости. Ты поможешь мне? — Закончила она.       Энтони вздохнул. Он не мог настаивать. Это была не его жизнь, и решения принимал не он, хоть и сердце его сжималось в тоске за Хастура и Мюриэль.       Кроули кивнул.       — Да. Отдай мне это, — он кивнул на мешочек, — я поговорю кое с кем. Если все будет хорошо, продадим и остальное.       — Спасибо, — кивнула Мюриэль в ответ, а потом вдруг опять нахмурилась, словно что вспомнив. — Тони… А откуда ты знаешь, что семья Генри еще в Великобритании?       Тут настал черед Кроули краснеть — он понял, что проговорился.       — Мм. Ладно. — Он взъерошил рыжие пряди и прямо посмотрел на девушку. — Дело в том, что я… Ну… Я их нашел, вот что. Довольно давно, года четыре назад. — Юноша вздохнул. — Это было несложно. Я просто решил… Ну, на всякий случай… Слежу, что все хорошо. Куда они переезжают. Просто навожу справки раз в полгода. Чтобы точно знать, где они. Если вдруг Хастур решит…       Кроули увидел, как глаза Мюриэль наполнились теплом. Она мягко и как-то очень нежно улыбнулась ему и покачала головой, словно не в силах что-то ответить, а затем, опять задумавшись, протянула:       — А ты не мог бы дать мне их адрес?       — Что? Зачем? — Удивился тот.       Мюриэль пожала плечами.       — Пока не знаю. Просто… Ты не мог бы?       Кроули, решившись, кивнул. Он поднялся в спальню, мыслями находясь с Мюриэль и потому не замечая, чем в гостиной был занят ползающий по полу Азирафель.       Юноша нашел свою записную книжку, где был сохранен нынешний адрес бывшей жены Хастура, выписал его на отдельный листок и спустился вниз, обратно к гостье.       — Держи. — Он протянул ей записку. — Не представляю, что ты будешь с этим делать. Я сам… я понимаю, что это не моя жизнь. И не могу в нее так вмешиваться, но я просто могу на всякий случай приглядывать…       Мюриэль кивнула и опять тепло улыбнулась.       — Спасибо, Тони. Я пока не знаю, что буду делать, но вдруг… Впрочем, — она посмотрела на часы на стене, — мне уже пора. Азирафелю вот-вот открывать магазин. Я приду как-нибудь без спешки, чтобы поговорить с ним, но пока извинись за мой быстрый уход. И спасибо тебе за все, — Мюриэль поднялась с дивана.       Кроули проводил ее до двери, помог одеться.       Наконец, они замерли на пороге.       — Мюриэль, знаешь… — Произнес Кроули наконец, — …я не так много прожил, но все же понял кое-что. Человека могут вылечить две вещи: или большие потрясения, или большая любовь. — Он выдержал маленькую паузу. — И я думаю, почему-то, что в жизни Хастура потрясений было предостаточно.       Девушка как будто задумалась на мгновение над его словами, а затем кивнула, поняв, что именно хочет сказать Энтони.       — А еще, — Кроули продолжил, — я думаю, Мюи, что и в твоей их было уже довольно. Возможно, стоит оставить место для кое-чего другого?       Девушка, которая было уже покинула книжный, замерла и обернулась к нему. Энтони чуть грустно улыбнулся ей.       Мюриэль, словно не найдя ответа, опять кивнула и ушла, растворившись в зимнем утре.

***

      Азирафель расположился в мягком кресле своей уютной гостиной с газетой в одной руке и чашкой чая в другой. Рядом на кофейном столике его поджидали чудесные круассаны, которые Кроули купил рано утром в булочной напротив, зная, что именно они порадуют владельца книжного перед очередным тяжелым рабочим днём.       Стараясь подавить любопытство и яркий интерес к тому, что происходило сейчас внизу, мужчина окунулся в последние новости и почти сразу же вскрикнул от неожиданности. На него с первой страницы смотрел мужчина в чалме, из-под которой выбивались неряшливые темные кудри, грозящие скрыть его прищуренные глаза от сторонних наблюдателей. Заголовок над фото гласил:       «Легендарный знахарь и целитель Мартин Роберто Армстронг выступит в Лондоне со своей знаменитой программой здоровья — Начало исцеления начинается с осознания болезни».       Сделав несколько поспешных глотков чая, Азирафель отставил чашку на столик и раскрыл газету на третьей странице, чтобы подробнее ознакомиться со статьёй.       «5 января 1934 года всеми прославленный знахарь и целитель Мартин Роберто Армстронг публично выступит перед теми, кто давно потерял в себе веру и обрел страх перед болезнью или сторонним вмешательством. Он обладает таинственной способностью воздействовать на людей с помощью духов, не прибегая к помощи естественных средств.       Целитель Армстронг способен приоткрыть завесу грядущего дня и отвести беду: снять сглаз, порчу, родовое проклятие, а также побороть болезни, перед которыми бессильна даже медицина.       Вас ждет полное погружение в работу целителя. На выступлении Мартин установит проблемы всех нуждающихся, наметит пути их решения и проведет разнообразные обряды, способные столкнуть проблему с мертвой точки.       Поспешите приобрести билеты. Количество мест ограничено».       Далее был написан адрес и телефон по которому можно было забронировать билеты на выступление… шарлатана! Именно так и подумал Азирафель про легендарного целителя, о котором он ни разу не слышал.       Сложив газету пополам, Азирафель поднял взгляд, в котором уже плясал огонёк азарта, и прошел к самому дальнему стеллажу, в котором хранились подшивки старых газет. Ему в голову пришло озарение и идея, от которой, он надеялся, Кроули будет в восторге.       Не совсем уверенный в своих догадках, владелец книжного выудил несколько стопок прессы — пыльной и пожелтевшей от времени, и разложил их на полу, а после прошел в их с Кроули спальню и бесцеремонно начал копаться в комоде, в том самом отделе, где юноша хранил свои вещи.       Рыться в личных вещах, чьи бы они ни были, было очень низко для Азирафеля. Но не в этот момент. Не тогда, когда Энтони был занят, а он сам почувствовал себя самым настоящим детективом, собирающим улики для раскрытия тупикового дела. Найдя, наконец, черную записную книжку, мужчина победно улыбнулся. Он быстро нашел нужную ему страницу, выписал небольшой список дат и положил её обратно, после чего вернулся в гостиную.       — Надеюсь, — прошептал он в тишину, поправляя на носу очки, которые всегда надевал перед чтением, — мои догадки верны и это не совпадение… Просто не может им быть…       Следующие полчаса Азирафель ползал на коленях по всей гостиной от одной газеты к другой. Он применил все свои навыки скорочтения — которые когда-то давно, до того как он взял бразды управления в магазине, были необходимы ему для работы журналистом — и уже вскоре отложил в сторону те газеты, которые не несли в себе нужной ему информации.       В этот момент Азирафель ощущал себя Шерлоком Холмсом, чьи детективные истории были зачитаны им до дыр ещё в подростковом возрасте. Пусть у него не было опыта в расследованиях, зато он обладал дедуктивным методом мышления и порой замечал то, что казалось неважным другим людям.       Ещё через полчаса он уже сверялся с датами из записной книжки Кроули и сравнивал их с датами выступлений легендарного целителя.       — Да! — Выкрикнул Азирафель, потрясая перед собой листочком, на котором он выписал все совпадающие дни. — Господи, неужели…       Именно таким — счастливым, не верящим в успех и сидящим на коленях среди старых газет — его и обнаружил Кроули.       Юноша прошел в гостиную и непонимающе посмотрел на мужчину и устроенный им хаос.       — Азирафель. Стоило мне только оставить тебя на час одного, и ты уже начал разговаривать сам с собой? — Он покачал головой и ухмыльнулся. — Что здесь происходит?       Мужчина горделиво улыбнулся и сказал:       — Происходит то, что после Нового года, мой дорогой мальчик, мы поедем в Лондон!       После всех его усилий, Азирафель просто не мог остаться в стороне. Да и вообще, однажды ступив на извилистый путь под названием «приключения», он уже не мог свернуть.       — Зачем? Азирафель, я не умею читать мысли, поэтому потрудись…       — Затем, что я нашёл вашего М.Р.А.!       Кроули подавился воздухом и начал кашлять. Он сел в кресло, которое ещё час назад не желал покидать Азирафель, но вынужден был сделать это, заряженный духом авантюризма.       — Как?       Азирафель засмеялся и поднялся. Он протянул Кроули свежую газету и несколько старых, а затем и его записи. Неожиданный успех пробудил в мужчине жажду и голод. Поэтому, присев рядом с Энтони, который уже с интересом начал вчитываться в статью, мужчина взял чашку с давно остывшим чаем и подсохший круассан.       — Я сомневался, но даты говорят все сами за себя. Миссис Гленн очевидно встречалась с ним на этих выступлениях. Может, она думала, что он сможет излечить её?       Кроули внимательно вчитался в даты, отмечая про себя очевидные совпадения. Неужели!.. Неужели это дело — одно из самых странных в их с Хастуром работе — получит ход после стольких недель упорных, но бесплотных поисков?       Сколько присутственных мест и частных адвокатов, врачей, агентов они исходили с напарником! Сколько часов провели в архивах! Сколько раз Кроули в расстроенных чувствах рассказывал Азирафелю о таинственном М.Р.А., тыкая в выписанные в записной книжке и выученные практически наизусть даты из дневника!       Через несколько минут юный детектив отложил газеты и поднял на Азирафеля полный восхищения взгляд, а затем сказал:       — Ты гений, Азирафель!       Мужчина, только что откусивший круассан, улыбнулся и пожал плечами.       — Это случайность, дорогой. Но, как говорится: случайных случайностей не бывает…

***

      Ранним вечером, за несколько дней до Рождества, Мюриэль приехала в Лондон на вокзал Кингс-Кросс. Семь с половиной часов во втором классе дались ей относительно легко, хоть и всю дорогу её мучали путанные и смутные мысли.       Мюриэль всё ещё не знала, что именно собирается делать и говорить, но её отчего-то отчаянно тянуло вперёд — интуиция ли, или просто желание сделать для Хастура хоть что-то хорошее.       Девушке теперь нужно было в дальний пригород, но время уже было поздним для такого путешествия. Она нашла небольшую простую гостиницу рядом с вокзалом и остановилась там на ночь.       Утром Мюриэль едва заставила себя собраться после завтрака, снова вернуться на вокзал и теперь отправиться дальше, в один из тех небольших спальных городков, что окружали столицу.       Всё вокруг было наполнено духом праздника: и украшенные витрины, и воодушевленные, суетящиеся по своим приятным делам люди. А Мюриэль… Мюриэль пока что просто радовалась своему одиночеству: ни Джорджа, ни их слишком большого дома, ничего того, о чем ей было невыносимо думать. Только она, только мелькающие за окном поля, только пассажиры вокруг нее, такие же, как она сама, которым совершенно не было дела ни до того, кто был её муж, ни до его денег или положения.       Мюриэль вышла на небольшой уютной деревянной станции, ещё раз сверилась с адресом, который выписал для неё Кроули, и пошла в сторону ожидающих клиентов такси.       Водители смерили её взглядом, словно прикидывая, сколько денег можно попросить с такой клиентки. Мюриэль оделась, как часто делала, очень просто, хотя знающего человека её внешний вид обмануть не мог — слишком много изящества и плавности было в её жестах, чтобы она могла сойти за простую девушку, да и внешность у неё была уж слишком необычной.       Ехать оказалось не так и далеко, около десяти минут, и вот уже машина высадила её около небольшого аккуратного дома в ряду точно таких же: обычная пригородная застройка Лондона.       Через квадратный дворик вела вымощенная камнем дорожка. В окнах горели теплые огоньки, а сквозь шторы можно было разглядеть ветки наряженной ели, стоящей в гостиной.       Мюриэль глубоко вздохнула. Она ехала наугад, не предупредив о себе…       Простояв на улице ещё пару минут, девушка тряхнула головой, сжала в руках сумочку и решительным шагом прошла по дорожке прямо к двери.       Ещё раз вздохнула. Рука замерла на мгновение, но Мюриэль всё же решилась. Три осторожных, но крепких стука прорезали тишину вокруг домика, чтобы сразу же погрузить девушку в томительное ожидание.       Наконец, она услышала приближающиеся шаги. Дверь на мгновение приоткрылась на цепочку, а затем её распахнули полностью.       На пороге показалась молодая женщина, по возрасту лет тридцати пяти. У нее было миловидное простое лицо, её крепкую, но стройную фигуру подчёркивало яркое приталенное платье, а светлые глаза смотрели с удивлением.       — Добрый день. — Протянула она. — Вы по какому-то вопросу?       — Добрый день, — ответила Мюриэль, — миссис Молли Бэркшерри, я не ошиблась адресом?       Женщина, продолжая смотреть с недоумением, кивнула.       Мюриэль попыталась побороть волнение и улыбнулась.       — Простите, что вторглась так внезапно и бесцеремонно. Меня зовут мисс Райт. Мюриэль Райт.       — Я внимательно вас слушаю, мисс Райт, — женщина на пороге поджала губы. — По какому вы вопросу?       Мюриэль замешкалась. Она только что осознала, что и не продумала толком, что собирается говорить.       — Я… — Она опустила глаза, не в силах смотреть на Молли, — … я хотела… хотела поговорить с вами о вашем бывшем муже.       Мюриэль снова посмотрела на женщину, увидев тут же появившийся холод в её глазах.       — Что там с ним? — Недобро протянула она. — Неужели помер наконец?       — Нет, что вы! — С неожиданной даже для себя горячностью воскликнула Мюриэль, словно все ее нутро содрогнулось просто от мысли о том, что с Хастуром что-то могло случиться.       — Тогда чего? — Молли смерила ее очередным прищуром, облокотившись о дверной косяк плечом и не пуская девушку внутрь. — Чего вы пришли? Вы кто ему вообще такая?       Мюриэль замерла, приоткрыв рот.       — Я… Я хотела поговорить…       — Еще раз спрашиваю, вы ему кто? — Жестко перебила ее Молли.       Девушка начала лихорадочно перебирать слова в голове. Кто она была ему? Ни жена, ни друг, ни родственник…       — Ну?.. — Женщина на пороге снова подтолкнула Мюриэль к тому, чтобы говорить, а затем, так и не услышав ничего в ответ, начала закрывать дверь.       — Я его любовница! — Выпалила вдруг Мюриэль единственный ответ, который смог найти ее бедный разум, тут же застывая и широко распахивая глаза, осознав, что именно она только что сказала.       Но и сама Молли замерла, раскрывая светлые глаза.       — О. — Только и сказала она, а затем снова смерила взглядом девушку с ног до головы, и продолжила после небольшой паузы. — Не слишком ли шикарно для такого старого козлины?       Мюриэль опять не нашлась, что ответить. Она только хлопала ресницами и явно выглядела жалко и потерянно.       Молли вздохнула с явным раздражением, но, поколебавшись, всё же кивнула.       — Ладно, хватит топтать порог. Проходите, поговорим внутри.       Женщина отступила в сторону, пропуская неожиданную гостью внутрь дома. Она указала на вешалку, где Мюриэль смогла оставить свое пальто, а затем проводила в гостиную — ту самую, где стояла украшенная к празднику ель. Вся обстановка комнаты была аккуратной, светлой, простой, но теплой. Тут явно жила счастливая семья в определенном достатке.       — Ну так? — Молли без какого-либо изящества упала в одно из кресел, головой кивая на такое же напротив себя. — Мисс Мюриэль Райт, любовница моего бывшего мужа, зачем вы все же пришли? У меня не так и много времени, прошу все же найти связные слова, чтобы описать цель вашего визита.       Мюриэль примостилась в кресле, которое почти поглотило ее тонкую фигурку, сложила руки на коленях и снова начала мять замерзшие пальцы.       — Если честно…       — Желательно именно так, да, — хмыкнула Молли, опять перебивая ее.       Девушка подумала, что все же что-то схожее у бывших мужа и жены определенно было.       — Простите меня еще раз, миссис Бэркшерри, за это вторжение, — Мюриэль постаралась говорить уверенно, — и извините за спутанность моих слов. Дело в том, что ваш бывший муж… очень дорог мне, по правде говоря. И я знаю, что он… он очень переживает за вас, за вашего общего сына…       — Ха! Как бы ни так! — В глазах Молли загорелся яростный огонь. — Не знаю, что вам наплел ваш милый любовничек, каким заботливым папашей себя изобразил, но если что, он забыл о своем сыне на семь лет!       — Нет-нет, это совсем не так! — Мюриэль подалась вперед, начиная выписывать рукой эмоциональные пассы. — Генри очень переживает о нем, поверьте!       — Генри?.. — Протянула Молли. — Ах, даже так?..       Если бы Мюриэль могла покраснеть, она бы наверняка это сделала.       — Генри… он правда постоянно думает о сыне. Он бы очень хотел… Он заботится об его благополучии… — Сбивчиво продолжила она, чувствуя себя очень потерянно под напором Молли.       — Если вы о деньгах, то может засунуть их себе обратно в любое место, куда посчитает нужным, на выбор. — Процедила она. — Мне не нужны его бабки. Если он так переживает за Тома, то стоило бы объявиться на пороге хоть раз за все это время!       — Но вы же сами не соглашались с ним общаться! — Эмоционально парировала девушка, получив на это в ответ новую порцию ярости во взгляде собеседницы.       Молли положила руки на подлокотники и сжала мягкую ткань.       — Да, и он просто перестал пытаться. — Прошипела она. — А мне после всех лет брака и его…шашней с той шлюхой, знаете ли, не особо хотелось подпускать его к сыну. — Ее губы скривились в холодной усмешке. — Надеюсь, он посвятил вас во все нюансы своей жизни, раз уж трусливо отправил вместо себя…       — Нет-нет, он не знает, что я тут! — Возразила Мюриэль торопливо, решив, что сможет обойтись без дополнительных подробностей о прошлой личной жизни Хастура.       Молли раздраженно выдохнула.       — Слушайте. Говорите напрямую, зачем вы приехали, что вам от меня надо, или проваливайте. Вы меня уже вконец запутали.       — Я… Я хотела… — Мюриэль сглотнула. — По правде говоря, я просто знаю, что он бы очень хотел…       Все получалось неудачно и нескладно! Она приехала сюда, не обдумав до конца ничего, лишь подчиняясь эмоциональному порыву, но теперь, увидев, что Молли явно до сих пор захвачена обидой по отношению к Хастуру, совершенно не понимала, как найти те слова, которые помогли бы достучаться до женщины напротив нее.       — Он бы очень хотел снова увидеть сына. Снова общаться с ним. Поверьте. — Тихо произнесла Мюриэль, осознавая, как жалко звучит ее голос.       Молли сжала губы.       — Тогда почему он не приходил все эти годы? Почему не искал нас? Почему вместо него вдруг приехали вы, ни с того ни с сего? Что вообще вас заставило решить, что ваше появление может что-то изменить?! — Её голос с каждым словом звучал все более взвинченно. — Вы не вносите никакой ясности, если честно, и я не вижу никаких причин, почему бы не указать вам на дверь!       Мюриэль сжималась под ее взглядом и справедливыми словами, но, прежде чем она смогла бы сообразить, что ответить, со стороны прихожей вдруг раздался шум — кто-то явно зашел, послышался стук скидываемой на пол обуви.       — Ма-а-ам, — раздался мальчишеский голос из коридора, — там Моррисон упал на тренировке и сломал руку, представляешь! Так что нас разогнали сегодня пораньше! Есть что поесть? — С этими словами на пороге гостиной появился подросток.       Мюриэль смотрела на него во все глаза, ощущая тепло и трепет.       Перед ней стоял и тоже с любопытством смотрел на нее высокий, крепкого телосложения мальчик с очень миловидным лицом, которое даже можно было назвать красивым. У него были большие голубые глаза. Он был совсем не похож на Хастура, и единственное, что точно подсказывало об их родстве, так это копна всклокоченных, непослушных светлых волос, точь-в-точь как у детектива.       — Познакомься, Том, — протянула Молли, переводя взгляд с сына на Мюриэль, — это мисс Райт. Прибыла к нам из самого Эдинбурга, если я верно понимаю, — девушка на это коротко кивнула. — Подруга твоего отца, будь он неладен.       — Папа?! — Мальчик чуть ли не подпрыгнул, не обратив никакого внимания на язвительную ремарку матери. Глаза его загорелись. — У него все хорошо? Что с ним? Почему вы приехали? — Тут же затараторил он.       Молли только закатила глаза и вздохнула.       — Все с ним в порядке, не суетись. Иди наверх, займись учебой. Эдгар вернется скоро и будем обедать. Мы пока с мисс Райт… поговорим.       Том кивнул, не сводя с Мюриэль вопросительного и как будто даже просящего о чем-то взгляда, а затем развернулся и, судя по звукам, ушел наверх, на второй этаж дома.       Молли теперь смотрела на Мюриэль с еще большим напряжением.       — Том постоянно о нем спрашивает. Не смотря ни на что… он к нему до сих привязан, вот уж не знаю за какие такие заслуги.       Мюриэль чуть нервно, но все же улыбнулась.       — У них… — Она провела ладонью вокруг своей головы, намекая на волосы. — Один в один.       — О да, — вздохнула Молли очень искренне, — кошмарные волосы. Но лицом вот в мою семью, совсем не похож на него.       — Вот уж слава Богу! — Чуть задумчиво протянула на это Мюриэль, тут же ойкая и прикрывая рот рукой.       Женщины посмотрели друг на друга и вдруг совершенно синхронно тихо хихикнули, и смущенные своими одинаковыми мыслями, и чуть удивленные тому, как неожиданно поняли друг друга без слов.       — Что есть, то есть, — протянула Молли, как будто чуть смягчившись, — лицом мой бывший почище обезьяны, как говорится, и на том спасибо.       Мюриэль только пожала плечами, опуская на мгновение взгляд. Пускай Хастур не был красив в обычном понимании этого слова, её он привлек с первого же мгновения, как она его увидела: и яркими глазами, в которых горел огонь язвительности и ума, и крепкими руками, в которых ей сразу же захотелось оказаться, и общим ощущением тепла и силы, которые она всегда чувствовала от Генри.       — Ладно, — Молли смерила ее очередным оценивающим взглядом, — у меня был теплый чайник на плите, давайте-ка я налью нам чай, и вы, все же, попробуете спокойно объяснить, зачем вы приехали и что предлагаете?       Получив на это кивок, женщина вышла, чтобы вернуться с двумя одинаковыми кружками в руках, одну из которых она поставила на столик перед Мюриэль.       Девушка увидела эту простую, чуть неказистую чашку, над которой вился дым от кипятка, и словно тысячи игл внезапно воткнулись в ее усталое сердце.       — Эй, вы чего? — Молли нахмурилась и придвинулась в своем кресле чуть ближе к собеседнице, явно уловив перемену в ее лице.       Мюриэль не шевелилась и смотрела широко распахнутыми глазами на кружку.       Она была точь-в-точь как те чашки, из которых пили чай и кофе в агентстве. Их у Хастура с Кроули было четыре, и девушка отлично помнила, как Энтони ставил перед ней на стол свой фирменный кофе, приговаривая, что «наконец-то пригодилась третья кружка», или как Генри, чуть смущаясь, подталкивал к ней какой-нибудь горячий напиток вместе с нехитрым завтраком или обедом, приглашая разделить с ним трапезу.       Эта кружка была такой же, как те четыре. Мюриэль захотелось взвыть — она совершенно отчетливо поняла, что больше никогда не сможет вот так оказаться в той маленькой квартирке Хастура… больше никогда не предложит ей кто-то из напарников кофе в этой простой кружке, и больше никогда она не будет ощущать, хотя бы эфемерно, принадлежность к этой простой, такой желанной жизни…       Мюриэль не знала, конечно, что чашки, действительно, были одинаковыми, просто потому, что были из одного набора, который Хастур и Молли купили на какой-то ярмарке в самом начале своей семейной жизни. Они волшебным образом пережили все годы их брака, и Молли, уезжая в свою новую жизнь, просто прихватила несколько с собой. Они не имели ни для кого из супругов никакой эмоциональной ценности, были просто предметом быта — но для Мюриэль вдруг стали той соломинкой, что окончательно сломила остатки ее выдержки.       — Мюриэль, как вы? — Голос Молли, теперь искренне участливый, раздался совсем близко.       Девушка встретилась со светлыми глазами женщины напротив. Много вариантов ответа промелькнули в ее мыслях, но горло сдавило железным жгутом.       — Как вы? — Повторила Молли, видимо, увидев что-то тревожащее в выражении лица Мюриэль.       Девушка снова тяжело сглотнула.       — Плохо. — Выдавила она, наконец-то, из себя правду. — Очень плохо.       — А ну-ка, — деловито кивнула Молли, — выкладывайте.       И Мюриэль не выдержала.       Она не смогла быть откровенной ни с Вельзевул, ни с Кроули. А тут, сидя в гостиной практически незнакомой ей женщины, бывшей жены человека, которого она любила до боли в сердце, она, наконец, заговорила.       Слова лились из Мюриэль сплошным потоком. Сначала сбивчиво, отрывочно она говорила о своем детстве, о той пустоте, которая окружала ее с рождения и которую не могли заполнить никакие деньги. Потом о своей глупой, стыдной, беззаботной юности, которая началась слишком рано и была слишком свободной, не наполненной никакой осмысленной деятельностью или достойным образованием. Она рассказала о том, кто она на самом деле, как ее зовут и за кого ее выдали замуж. Мюриэль начала всхлипывать, когда без утайки рассказала, как обращался с ней Джордж. О смерти матери. О том, как встретила Хастура. Как влюбилась в него, и как добр и нежен он был с ней. Рассказала о том, как он живет сейчас. О Кроули.       Молли слушала, не перебивая.       Наконец, уже не сдерживая подступающие рыдания, Мюриэль рассказала о том, в какую тьму закрутили их с Хастуром их отношения. Как она разбила его сердце. Как они поругались. Как ей пришло в голову, что она могла бы, хоть как-то, сделать для него что-то важное…       — Понимаете, он же… — Мюриэль все сжимала и сжимала руки, роняя слезы на платье, — ...он же такой хороший человек. Он так любит сына… Но он никогда… он решил, что вам лучше так…       Конец её речи был таким же сбивчивым, как и начало. Мюриэль опустила глаза на свои дрожащие руки и замерла.       Говорить девушка больше не могла. Она со страхом ждала реакцию Молли, чувствуя жгучий стыд. Какой же жалкой она сейчас казалась сама себе! Какой огромной глупостью было приезжать сюда и тратить время этой женщины, рассказывая о своей поломанной жизни! Зачем это всё ей? Зачем Молли знать о скучной любовной трагедии своего бывшего мужа и его непутевой любовницы?       Мюриэль вздрогнула, когда её рук коснулись тёплые руки Молли. Она подняла глаза — женщина присела около неё и улыбнулась так мягко, словно гостья была её младшей сестрой.       Мюриэль вдруг подумала, что её собственная мать никогда так ей не улыбалась.       — Мне жаль. — Твердо сказала Молли. В её глазах не было ни капли презрения.       Затем она встала, упала обратно в кресло и вдруг вытащила из-под подушки пачку сигарет. Вытянула одну, сунула в рот, выудила из кармана платья зажигалку и уже через мгновение затянулась.       — Хотите? — Предложила она сигарету Мюриэль.       Та, чуть приходя в себя после эмоционального выплеска, покачала головой.       — У меня есть, — и девушка вытянула привычный мундштук, вставляя свою, чуть более легкую, чем у Молли, сигарету и тоже делая затяжку.       С минуту они курили молча, не смотря друг на друга, находясь каждая в своих мыслях.       — Знаете, а я ведь не хотела за него замуж. — Сказала, наконец, Молли, снова внимательно смотря на Мюриэль. — Я… Я вообще всего этого не хотела…. Знаете… У моей семьи, у отца и братьев, была лавка, мы продавали инструменты… Когда началась война, братья — все трое — ушли воевать, а мы с сестрой стали работать в лавке вместо них. Хоть времена и были трудные, мне очень нравилось работать там. Мы отлично с сестрой все организовали, и лавка зарабатывала даже больше, чем до войны. А потом… А потом они вернулись, слава кому-то, все живые. Но отец сказал нам с сестрой, что все… Мол, больше мы ему не нужны. И что работать больше не будем. Что мы должны найти себе достойных мужей и не забивать голову неженским делом. И мне… мне было так обидно. Я не понимала, что мне делать с моей жизнью. Мне было чуть за двадцать, и я просто… развлекалась. Подружки знали Хастура. Сказали, что с ним… ну… — Она цепко посмотрела на Мюриэль, —… что с ним хорошо, что он добрый и веселый. Я не нашла его таким уж добрым, но мне просто хотелось приятно провести время. Мы виделись с ним всего-то каких-то пару раз, и я думала, что все учла, но, как оказалось, нет… Я долго не говорила отцу и братьям, что беременна, все пыталась решить, что же мне предпринять, но мать все поняла и сказала им… Я совершенно не хотела за незнакомого мне человека замуж, но они все сделали без моего спроса. Просто пошли к Хастуру и поставили его перед фактом. — Молли выпустила в потолок облачко дыма. — И я решила… Ну, раз жизнь так распорядилась, то я смогу… смогу подчиниться ее течению. Что я должна хорошо сыграть свою роль. Роль жены и матери. — Рот женщины опять скривился в подобии улыбки. — Роль, к которой меня так подталкивали все… Знаете, а ведь Хастур несколько раз предлагал мне попробовать поработать, — она хмыкнула. — Я так обижалась на него за это. Я считала тогда, что он просто хочет меньше ответственности за семью. Это было в самом начале нашего брака, и больше он не предлагал. А еще… знаете, что я больше всего не могу простить ему? — В светлых глазах пробежала грусть.       Мюриэль покачала головой, не перебивая ни словом, и тогда Молли продолжила:       — Не могу простить… Ни ему, ни себе, на самом деле… Не могу простить то, какими ужасными людьми мы становились друг рядом с другом. Ведь мы… Я неплохой человек, знаете ли, — протянула Молли, — не чудовище, которое не хочет позволять ему общаться с сыном… Просто мы… настолько не подходили друг другу… И тогда, когда мы были в браке… Кто-нибудь! Я представляла себе тогда, что мы должны будем провести всю жизнь бок о бок. Всю жизнь с человеком, которого я не могла переносить рядом как своего мужа… Я не была святой и верной женой, знаете ли. И я до сих пор не знаю, как решилась на то, чтобы уйти… Мы много лет были с Эдгаром, но я все не решалась и не решалась… Отчего-то мне казалось, что Хастур не даст мне развод, ведь это означало, что или ему или мне надо будет публично признаться в измене… Эдгар сказал, что по работе должен уехать из Эдинбурга… и несколько отвратительных сцен подряд… Я поняла тогда, что больше не могу. Что я готова до конца своих дней пребывать на правах любовницы, лишь бы больше не влачить ту жизнь, что я вела… Вот видите, миссис Эшфорд, как неплохо я могу вас понять… Только Хастур не ваш муженек. Он отпустил меня. Он дал мне возможность снова законно вступить в брак. И на самом деле, хоть он и вёл себя отвратительно… он никогда не переходил некоторые грани. — Она поджала губы. — Вы ведь не говорили ему о том, как вас обижает этот ваш Джордж?       Мюриэль отрицательно покачала головой. Молли задумчиво прикусила кончик сигареты.       — Возможно, это и к лучшему. Зная своего бывшего мужа, он скорее всего сразу же бы отправился в ваше разбогатое поместье и убил бы вашего Эшфорда на том самом месте, где нашел бы его.       Мюриэль вздрогнула.       — Да уж… — Молли снова выпустила в потолок дым, смотря на худенькую девушку напротив, все сжимающую свой мундштук и как будто чуть дрожащую от всех переживаний. — Жизнь странная штука, не так ли? Как видите, я снова счастливо замужем, и даже работаю — помогают Эдгару в его деле… Мы живем хорошо, только вот Том… — Молли прижала пальцы свободной от сигареты руки к переносице, — Хастур достаточно глуп, к сожалению. Появись он хоть раз на нашем пороге — неужели я бы его прогнала? — Она покачала головой.       Мюриэль затаила дыхание.       Молли смотрела на нее, как будто что-то прикидывая в голове.       — Мюриэль, мне жаль, что вам приходится через это проходить. Я ничем не могу вам помочь, однако… однако я поняла, почему вы приехали. — Она набрала побольше воздуха в грудь и позвала: — Том! Спустись вниз, несносный мальчишка! Мне надо с тобой поговорить!       Мюриэль неверяще посмотрела на Молли. Та улыбнулась едва заметно, самыми уголками губ.       — Кстати… может останетесь на обед? — Мягко спросила она, тут же ловя быстрый согласный кивок. — Что ж. Вот и замечательно.

***

      — Ковёр…       — В машине.       — Кобура…       — Азирафель, я уже всё отнес.       — А курица и рождественский пудинг? Салаты? Ты не забыл?       — Нет. Не переживай. Лучше расслабься и прими мой подарок.       Кроули подошел к Азирафелю, который вот уже целую минуту завязывал галстук-бабочку и перечислял всё, что им нужно взять для празднования Рождества в агентстве.       Последние недели выдались тяжелыми, но в итоге, за несколько часов до самого главного праздника, оба наконец выдохнули и решили обменяться подарками дома.       Энтони склонился над Азирафелем, одновременно проводя кончиком носа по его мягкой щеке и запуская руку в ящик комода. Он явил на свет черную коробку, на которую мужчина с интересом посмотрел.       — С наступающим Рождеством, Азирафель.       Прежде чем вручить подарок, Энтони мягко запустил пальцы в платиновые кудри и, слегка приоткрыв рот, нежно втянул нижнюю губу Азирафеля в рот. Мужчина с готовностью и трепетом ответил ему, пропуская внутрь рта язык и блаженно выдыхая, касаясь им кончиком своего языка.       Поцелуй прекратился также внезапно, как и начался. Азирафель качнулся в любимых руках и нехотя открыл глаза. Разочарованный стон едва ли не сорвался с мягких губ, но, все же, у них было не так много свободного времени. Им нужно было явиться в агентство и украсить его к празднику до того, как вернется ничего не подозревающий Хастур, которого, к слову, пришлось хитростью выдворять из офиса, подключив к этому Вельзи.       Азирафель потянул за белую ленту и поднял взгляд на Кроули. Тот улыбнулся ему, подбадривая, и мужчина не смог сдержать ответной улыбки.       Это было их первое Рождество. Первый праздничный обмен подарками, и Азирафель, открывая увесистую коробку, волновался за свой подарок, что поджидал Кроули в темном углу шкафа.       Внутри оказался кожаный ремень коричневого цвета. А рядом уместилась белоснежная кружка у которой вместо ручки были крылышки. Внутри неё был пакетик разноцветного зефира, а на дне маленькая открытка с надписью: «Тому, за кем я готов идти до самого конца. К.».       Азирафель восторженно выдохнул и, не думая ни о чем, выпалил, сжимая пальцами открытку:       — Мой мальчик, я бы хотел попросить тебя выйти за меня. Но это невозможно… Поэтому я подумал, что мы могли бы просто обменяться кольцами? Не сейчас, потом… Ведь я тоже… я готов, и я хочу идти с тобой до самого конца…       На лице Энтони отразилось несколько эмоций: восторг, неверие и, в конце концов, удивление. Он притянул мужчину к себе за плечи и счастливо выдохнул ему в висок:       — Это… Это чудесная идея, Азирафель.       — Правда? — Глаза мужчины ярко блеснули в свете комнатной лампы, и Кроули заметил в их уголках слезы.       — Ну конечно!       — Тогда… Мы обсудим это позже. Да? — Азирафель счастливо улыбнулся и крепче вцепился в коробку. — Подарки замечательные, дорогой! Спасибо. — Мужчина покрутился и отставил все в сторону, а затем прошел к шкафу. — Прими и ты мои.       Он отвернулся и, доставая подарок с верхней полки, начал шелестеть упаковкой. Теперь уже была очередь Кроули бросать заинтересованный взгляд на любимого и то, что он так отчаянно сжимал в руках.       — Я очень надеюсь, что тебе понравится… Вот. С наступающим Рождеством, дорогой.       Прежде чем содрать упаковку с чего-то мягкого, Кроули снова притянул мужчину к себе, не удерживаясь от нового поцелуя и выдыхая ему в рот слова благодарности. Но и в этот раз пришлось все немедленно прекратить, потому что любопытство взяло вверх.       Азирафель надежно упаковал подарок и Энтони даже нервно цокнул языком, в итоге не выдерживая и разрывая обертку. Ему в руки выпал очень мягкий шерстяной свитер темно-синего цвета, в складках которого затерялся пергамент.       — Тоже открытка? — Улыбнулся Кроули и тут же охнул. — Азирафель! Это же… Я?!       Детектив смотрел на самого себя, искусно изображенного на куске пожелтевшего пергамента. Смотрел и не мог оторвать взгляд от четких линий, в которых чувствовалась уверенность и легкость, присущая Азирафелю.       — Это ты нарисовал? — Спросил Кроули и погладил пальцами рисунок, на котором он стоял на фоне Бентли.       — Да. Сегодня утром закончил.       — Это… У меня нет слов, Азирафель. Иди сюда!       Кроули осыпал лицо мужчины поцелуями и улыбнулся, крепче прижимая его к себе.       — Это будет лучшее Рождество. Я рад, что ты тогда передумал… — Сказал Кроули, на мгновение вспоминая несостоявшийся поцелуй в задней комнатке книжного.       — Я тоже, мой мальчик. Я тоже. Примеришь свитер?       — Конечно. А ты примеришь ремень? Меня заверили, что он очень крепкий и качественный.       Мужчина выпустил Кроули из объятий и вернулся к своему подарку. Он вынул из коробки аксессуар и улыбнулся своим мыслям, после чего бросил взгляд на юношу и сказал:       — Может, вместе проверим, насколько он крепкий?       Голос опустился на несколько октав, а Кроули, который уже просунул голову через ворот свитера, вдруг ухмыльнулся и замер. Перед ним стоял тот самый Азирафель, в чьем омуте резвились черти и заметить которые было дано только ему.       К слову, новый свитер очень шел юноше, и Азирафель с каплей сожаления стянул его с него, когда тот оттеснил мужчину к кровати и устроился сверху, обвивая пышные бёдра ногами. Вслед за свитером на пол полетели рубашки и в этот миг обоим было абсолютно плевать на то, что они могут помяться.       Кроули перехватил ремень и отстранился, оставляя на шее Азирафеля несколько засосов, что моментально расцветали, подобно алым макам, на белоснежной коже.       — Будь добр… — Он кивком указал на изголовье кровати и щелкнул ремнём.       — Я? — Глаза Азирафеля расширились, но он покорно подтянулся на руках к подушкам.       — Ты. Я соскучился.       Кроули устроился рядом на коленях и склонился к теплым, мягким губам за очередным поцелуем, от которого внутри удовольствие растекалось, как сладкий мёд. Он провел ладонью по широкой груди мужчины и в следующий миг перевернул его на живот.       — Мы… опоздаем. — Выдохнул Азирафель в подушку, и, в параллель своим словам, протянул руки к прутьям у изголовья кровати.       — Но ты сам предложил, помнишь?       Кроули затянул запястья ремнём и склонился к мужчине, выписывая на его теле немыслимые узоры языком.       Кусать, облизывать, целовать каждый сантиметр белоснежного тела… Наслаждаться громкими стонами и неясным шепотом…       Ему не хотелось ничего так сильно, как доводить Азирафеля до исступления своими ласками, и он мысленно обещал себе не тянуть с этим.       Просунув руки под бедра мужчины, Кроули ловко расстегнул пуговицы на брюках и потянул их вниз вместе с бельём, оставляя на Азирафеле лишь носки из тартана, поддерживаемые черными ремешками на сильных икрах.       — Азирафе-е-ель… Сатана… Ты бы видел себя!       Кроули тяжело сглотнул. Открывшаяся ему картина была настолько возбуждающей, что его привычные узкие брюки вдруг стали для него пыткой. Он тут же стянул их с себя и потянулся к твердому члену, с силой сжимая его у основания и сбивая этим действием напряжение. Не смотря на то, что они должны были уже выехать в агентство, Кроули не хотелось кончить от одного лишь прикосновения к Азирафелю, поэтому он на секунду прикрыл глаза, прогоняя наваждение.       Следующие его поцелуи пришлись на ноги мужчины. Он ненадолго задержался пальцами на маленькой металлической пряжке на подтяжках, но решил, что кожаные ремешки слишком сексуальны и не стоит избавляться от них. Энтони оставил влажный поцелуй под коленом и поднялся выше, чередуя ласки губами с нежными укусами, от которых Азирафель дрожал, пытаясь справиться со сладкой негой, струящейся в его жилах и замирающей с каждым новым прикосновением. На его теле плясали мурашки, и Кроули это ужасно нравилось. Он был в восторге от того, как чувствительное тело Азирафеля отзывалось на его ласки.       — Кроули, дорогой…       — Мм?       Энтони сел поверх мужчины и провел носом по его позвоночнику, спускаясь всё ниже и ниже. Его ладони мягко опустились на ягодицы и раздвинули их, а в следующую секунду Азирафель протяжно застонал от ощущения горячего, влажного языка между ними.       Он за последние недели успел забыть, какое же это потрясающее чувство… Ведь, попробовав себя однажды в активной роли, он уже не мог остановиться. Но сейчас, находясь под настойчивыми руками Энтони, Азирафель не хотел ничего больше, чем ощутить его в себе.       — Скорее… сильнее…       Сбивчивые просьбы потонули в стонах, заглушенных подушкой.       Мужчина дернулся, и Кроули проник языком внутрь, раздвигая тугое колечко мышц и расслабляя его.       Через минуту, после которой Азирафель уже не походил на вменяемого — от чрезмерного возбуждения — человека, Кроули поспешно открыл дверцу прикроватной тумбочки и вынул тюбик, в котором осталось совсем немного смазки. Он выдавил немного, и, когда одним настойчивым движением скользнул в тугое отверстие сразу двумя пальцами, Азирафель вскинул бёдра, прося о большем, а после вывернул одно колено в сторону для более удобного и глубокого проникновения.       — Боже… — Задушено выдохнул он, содрогаясь плечами, сводя лопатки вместе и не имея возможности выпутать крепко связанные руки.       — Шш-ш, какой же ты чувствительный… — Шепнул Кроули и, переместившись выше, обвёл языком ушную раковину Азирафеля. Тот томно простонал, отрывая лицо от подушек, и тогда юноша обхватил губами мочку и оттянул её, пробуждая на коже новую волну мурашек.       Ещё один прекрасный стон в коллекцию воспоминаний, а за ним вскрик, потому что Кроули, согнув пальцы внутри Азирафеля, коснулся самой чувствительной точки. И ещё раз… и ещё, добавляя третий палец, растягивая приятную узость ещё сильнее.       Сердце Азирафеля начало отбивать сумасшедший ритм, словно ему было тесно в грудной клетке и оно грозилось разорвать ему грудину. Его возбуждение — как и всегда это бывало во время близости с Энтони — перевалило через край, поддавая жару и накаляя атмосферу до предела. А когда пальцы внезапно сменились членом, мужчина подавился воздухом и в нетерпении подался бёдрами назад, желая заполучить ещё больше.       — Ну-ну… — Шепнул Кроули, а до Азирафеля донеслись лишь обрывки фраз, заглушаемые собственным шумным дыханием. — Какой торопливый… — Юноша плавно скользнул внутрь наполовину, — … несдержанный…       Он дразнил, двигаясь медленно, входя короткими, но сильными толчками. А мужчина под ним жалобно всхлипывал, отдавая всего себя.       Его пульс зашкаливал с каждыми новыми движениями юноши, которые постепенно становились жестче и быстрее. Лёгкие сжимались от недостатка кислорода. Воздуха совсем не осталось, когда Кроули обхватил его шею пальцами, поднимая раскрасневшееся лицо вверх и впиваясь в алые губы настойчивым поцелуем.       Азирафель дёрнул руками, но ремень крепко обхватывал его запястья. Мужчина обреченно простонал. Ему до скрежета в зубах хотелось вцепиться в волосы Энтони, прижать ещё ближе, чтобы отчаянно ворваться в его рот языком.       Перед глазами потемнело, и Энтони почувствовал, как теряет контроль над своим телом. Жар распространялся под кожей с сумасшедшей скоростью, забирая все остатки разума и оставляя в сознании лишь ощущения и пошлые звуки шлепков о бедра мужчины. Кроули задвигался быстрее, отсчитывая секунды до взрыва.       Раз… два… три… на четвёртой он отпустил себя, и, крупно содрогнувшись, вошел так глубоко, что Азирафель не сдержался и прикусил истерзанные поцелуем губы, кончая одновременно с любимым. Знакомая, будоражащая волна в теле отозвалась покалыванием в кончиках пальцев и паху, а затем медленно покинула тело, оставляя после себя нежную истому и расслабленность в каждой клеточке.       Энтони оторвался от опухших, покрасневших губ, удовлетворенно выдыхая и заставляя сознание вернуться в реальность.       Азирафель взмахнул дрожащими ресницами и наткнулся на взгляд юноши — дикий, волчий, необузданный. Кроули ухмыльнулся ему, и мужчина в ответ слабо улыбнулся, что-то говоря на выдохе про ремень, который действительно оказался качественным и крепким.       Дав себе пару минут на то, чтобы спокойно выдохнуть и прийти в себя, Кроули расстегнул аксессуар и помог мужчине вытереться, а тот в свою очередь поднял с пола одежду.       — Кажется, успеваем, — сказал Кроули, второй раз за вечер облачаясь в теплый и уютный свитер.       — Все равно, нам лучше поторопиться. — Завершив свой образ новым ремнем, владелец книжного улыбнулся и поспешил к выходу, натягивая на плечи пальто.       Сочельник в этом году был снежным, как и последние недели декабря. Азирафель бережно поправил на машине веревки, что удерживали на крыше ель, которую они купили рано утром, а Кроули завёл машину и почистил окна от снега. Через несколько минут, он, памятуя о времени, рванул с места, заставив Азирафеля схватиться обеими руками за ремень безопасности.       Энтони засмеялся и покосился на него.       — Тебе стоит привыкнуть.       — Ты просишь о невозможном, мой дорогой мальчик…       — Ой, да ладно тебе, Азирафель. Не ты ли две недели назад вылез в окно с пистолетом, как какой-то гангстер? Тогда ты был не против быстрой езды.       — Это другое, — возмутился Азирафель. — Ситуация требовала определенных действий. И… сегодня же Сочельник. Давай не будем омрачать праздник. — По лицу Азирафеля скользнула тень уныния, он не мог выбросить из головы то, что стал причиной аварии, после которой Аддерли покинул этот мир.       — Не будем. Но хочу добавить, что с пистолетом ты выглядишь чертовски сексуально.       Дорога до агентства заняла семь минут вместо привычных пятнадцати. Азирафелю и Кроули пришлось дважды спускаться в машину, чтобы опустошить её от подарков и блюд, которые они готовили весь день напролёт. В запасе оставалось примерно полтора часа и оба, стараясь действовать быстрее, занялись украшением небольшого офиса.       Пушистый ковер раскинулся по всему полу, обещая Кроули тепло и уют в последующие дни работы. Высоченная ель заняла свое место посреди комнаты, а многочисленные гирлянды, на которые Азирафель не скупился, украсили хвойную красавицу сверху до низу.       — Думаешь, ему понравится? — Спросил Азирафель, отходя чуть дальше и наблюдая за тем, как Кроули вяжет красные банты на ветках.       — Я уверен в этом. Знаешь… мы раньше никогда так не заморачивались. Дарили друг другу подарки, пили шампанское и продолжали работать.       Азирафель с грустью взглянул на юношу и подумал о том, что они были посланы друг другу кем-то свыше, может даже самой Богиней. Потому что оба внесли в жизнь друг друга что-то новое, до чего раньше сами дотянуться не могли.       — Дорогой, это очень печально. Но такого больше не будет. Рождество — мой любимый праздник, и никуда вам теперь от него не деться.       Кроули улыбнулся.       — Ужасно… не знаю, как я это переживу.       Наконец, закончив с бантами, он предложил принести из кухни стол.       Курица была все ещё горячая благодаря фольге, в которой она запекалась, и Азирафель не спешил её снять. Пока он расставлял салаты и пудинг, Кроули сервировал стол, раскладывая ножи и вилки в нужном порядке. Закончив, оба окинули взглядом изменившуюся обстановку и счастливо улыбнулись.       — Азирафель, — Кроули положил голову на плечо мужчине. — Спасибо тебе. Вообще за всё.       — О, дорогой. Не стоит благодарностей. — Он повернулся и оставил легкий поцелуй на виске юноши. — Чем займёмся, пока ждем Хастура?       Очаровательная улыбка расползлась на юношеском лице.       — Есть у меня одна идея. Я бы хотел… ну… поделиться с тобой своим секретом.       Глаза Азирафеля загорелись, а сердце затопило нежностью. Ему вдруг стало тепло от осознания того, что с каждым днём они становились все ближе, пробираясь вместе сквозь тайны друг друга, разделяя эмоции и ощущения пополам. А теперь ещё Кроули решился поделиться с ним чем-то сокровенным, пропуская Азирафеля ещё глубже в сердце.       — У нас есть ещё примерно полчаса, — юноша бросил взгляд на часы и скрывшись в своей бывшей спальне, вещал уже оттуда. — Подожди, пожалуйста, пару минут, я все подготовлю…       Азирафель присел на краешек дивана и удивленно проводил взглядом Энтони, который, сжимая в руках мешок, накинул на плечи пальто и скрылся за дверьми агентства. Мужчина глупо улыбался, думая о том, что с этим потрясающим, заряженным сумасшедшей энергией человеком ему предстоит провести всю жизнь. И он мечтал об этом так сильно, как в детстве ребенок мечтает получить на Рождество самую желанную игрушку.       Азирафель представил как будет выглядеть их дальнейшая жизнь. Они будут ужинать в самых дорогих ресторанах Эдинбурга, отмечая годовщину их знакомства. Они будут гулять в Садах Принцесс-стрит и кормить местных уток по выходным. Будут бродить по узким секретным улочкам старого города и любоваться на столицу Шотландии с высоты Эдинбургского замка. Книжный — теперь уже их книжный — будет их любимым и уютным домом. Они состарятся вместе и всю жизнь будут друг другу надежной опорой и поддержкой. И, может быть, однажды, когда законы изменятся или будут не настолько суровы, Азирафель сможет взять Энтони за руку — прямо на улице, и заявить всем, что он влюблен.       Сам того не замечая, мужчина всхлипнул, а в уголках глаз собрались слезы. Это были слёзы радости — такими яркими предстали перед ним картинки их будущего. Смахнув слезинки, он перевёл дух, и в этот момент Энтони — с раскрасневшимися от холода щеками — ворвался в офис и позвал Азирафеля за собой.       — Надень пальто. Там холодно. Не помню, когда в последний раз видел столько снега… Они все замерзли!       — Они? — Удивленно спросил мужчина, украдкой вытирая глаза.       — Они, они. Пойдем и всё увидишь.       Азирафель снял с гардероба пальто, и, плотно кутаясь, прошел вслед за Кроули.       Вопреки его ожиданиям, они не свернули на лестничную площадку, ведущую вниз или на другие этажи, а прошли к проходу в конце коридора, за которым скрывалась узкая зигзагообразная лестница, которая шла наверх. Несколько минут они поднимались в молчании, крепко держась за перила, пока не оказались на заснеженной крыше. Азирафель преодолел последние ступеньки и улыбнулся Кроули, который весь светился от счастья.       Мужчина поравнялся с детективом.       — Закрой глаза, — попросил тот.       Азирафель подчинился, не задавая лишних вопросов. Он доверял Энтони. И готов был сделать для него всё, что бы тот ни попросил.       Юноша мягко повернул Азирафеля в сторону, и поддерживая за плечи, подвел к середине крыши.       — Открывай.       Повинуясь бархатному голосу, Азирафель распахнул глаза.       — Да будет свет… — Шепнул Кроули ему на ухо, и мужчина завороженно огляделся по сторонам.       От увиденного волшебства на лице Азирафеля отразился восторг вперемешку с восхищением. То, что Энтони сделал, являло собой прекрасное зрелище.       По краям крыши располагались в массивных горшках цветочные кусты, а их голые ветки зябко кутались в зимнюю шубу. Импровизированные клумбы, обложенные массивными камнями, давно задремали, подоткнув под себя мягкое снежное одеяло. Высоченные стебли цветов засохли и теперь топорщились из-под небольших сугробов, между которыми стояли фонарики, отбрасывающие на поверхность крыши теплый свет. Все вокруг мерцало и бликовало, даря ощущение сказки и спокойствия. И ничто, кроме легкого дуновения ветра, не могло нарушить эту идиллию.       — Энтони, здесь так красиво… — Серьезно проговорил мужчина. Он был не в силах оторвать взгляд от десятка фонариков, которые по всей видимости прятались в том мешке, что Кроули вынес из своей комнаты. — Это сад? Это они замерзли? — Мужчина кивнул на кусты выглядывающие из горшков.       — Да. — Просто ответил Кроули и переступил с ноги на ногу.       Пока Азирафель смотрел на устроенное им великолепие, Энтони смотрел на него. Ему впервые захотелось поделиться своей страстью с кем-то. С кем-то, кто точно мог разделить с ним радость и насладиться сотворенной им красотой. И, считывая с любимого лица разнообразные эмоции, он был счастлив от того, что смог удивить этого мужчину.       — Твой сад? — Уточнил Азирафель.       — Мой. — Энтони улыбнулся.       — Я поражен… Ты невероятный, Кроули.       Юноша раскраснелся ещё сильнее. Он нисколько в себе не сомневался, но от похвалы Азирафеля внутри поднялась волна гордости за самого себя.       — Я приведу тебя сюда весной, — шепнул он, сокращая между ними расстояние, — когда распустятся почки и первые цветы. Это будет тайное место — только для нас двоих.       — Обещаешь?       — Обещаю, — Кроули положил ладонь на щеку Азирафеля и ласково погладил её большим пальцем. — А ещё я обещаю быть тебе не просто любовником, но и тем, кого ты сможешь назвать своей семьёй. Обещаю быть рядом до самого конца и, признаться честно, я готов прямо сейчас идти за кольцами и произносить клятву вечной любви…       Азирафель засмеялся и мягко коснулся тонкого запястья.       — Если ты меня сейчас не поцелуешь, то я…       Кроули не успел узнать, что бы тогда сделал Азирафель. Потому что он уже несколько минут сгорал от нетерпения вновь почувствовать сладость любимых губ и тепло, в котором так отчаянно нуждался.       Кроули не любил холодное время года и всегда мёрз — благо, что не болел. И потому жался к Азирафелю, пряча ледяные ладони в складках одежды и подрагивая от пронизывающего его мороза.       — Пойдем отсюда скорее, ты весь дрожишь! — Азирафель отстранился и погладил рыжие волосы, в которых затерялись мерцающие снежинки.       — Помоги мне пожалуйста собрать фонарики, — Кроули застучал зубами, пытаясь беззаботно улыбаться.       Мужчина запрокинул голову назад, заливисто смеясь в светлое небо и, конечно же помог, стараясь действовать как можно скорее. Впереди их ждал праздник. Их первое Рождество. И ему совсем не хотелось, чтобы его любимый провёл эту ночь с температурой.

***

      — Кроули, ты совсем охренел? — Шипела в трубку Вельзевул. — Ты бы еще раньше позвонил! Вообще-то, у меня планы!       За несколько часов до того, как Азирафель и Энтони отправились в агентство, юноша, уже и не зная, каким образом выманить Хастура на несколько часов из офиса, обратился к последнему тузу в рукаве.       — Ну Ве-е-ельзи!.. — Тянул и ныл Кроули, накручивая провод на палец. — По-о-ожалуйста. Я уже все перепробовал, он ни в какую никуда не хочет идти. А я так хочу сделать ему сюрприз! У него и так плохое настроение в последнее время, и я уехал, и вообще…       Вельзевул вот уже некоторое время знала обо всех изменениях в жизни Кроули: тот сам рассказал ей, не видя причин что-либо скрывать от одного из самых близких и понимающих людей из тех, что были рядом.       — Мое какое дело, Кроули?! — Продолжала ругаться Вельзи. — Я не нянька, обоим вам! Найди ему женщину, в конце-то концов, пусть она его и развлекает!       В ответ Энтони только хмыкнул, и Вельзевул уловила нотки печали в его тоне, что ее немного остудило.       — Ты его лучший и единственный друг, ты же знаешь. — Спокойно сказал Кроули, уже без какой-либо игривости в тоне. — Пожалуйста.       Женщина тяжело вздохнула и посмотрела на себя в зеркало, которое стояло недалеко от телефона.       На нее оттуда смотрела то ли дерзкая пиратка, то ли охотница за нечистью из каких-нибудь готических романов. Тонкие брюки обтягивали стройные ноги, высокие сапоги со шнуровкой доходили почти до колена. Широкую белую рубашку из мягкой просвечивающей ткани стягивал черный корсет со шнуровкой на спине. Корсет приподнимал ее грудь так, что она явно и очень соблазнительно вырисовывалась в вырезе. Темные волосы были собраны с виду в небрежную, но на деле очень сложную и искусную прическу, которая обнажала ее тонкую точеную шею и подчеркивала весь образ в целом, как и яркий макияж, который делал глаза больше, а губы — еще алее.       — Ладно! — Выплюнула она сдаваясь и тут же бросила трубку.       Вельзевул ждала приятельниц. У нее был небольшой круг ее коллег по феминистским и благотворительным организациям — не друзья в глубоком понимании этого слова, но просто знакомые, с которыми она могла весело провести время, ни о чем не задумываясь. Они часто встречали праздники вместе, и в этом году решили устроить костюмированную вечеринку. Они выписали на листочки самые безумные идеи по образам и нарядам, а затем каждая вытянула наугад одно из описаний и теперь должна была воплотить его в жизнь… Именно поэтому Вельзи и выглядела так.       Проблема была в том, что она в жизни не носила такое адское устройство под названием корсет, и только с помощью своей помощницы по дому смогла зашнуровать его на спине. Но помощница уже ушла отмечать Рождество с семьей. Снять и вернуть корсет обратно не представлялось больше никакой возможности, поэтому Вельзи, рассудив и прокляв Кроули еще раз хорошенько, решила, что плюнет на все и будет встречать Хастура так, как есть.       Женщина тяжело вздохнула и снова подняла телефонную трубку, по памяти набирая номер агентства.       — Привет! — Начала она радушно, услышав сиплый голос детектива, но тут же напустила в голос немного грусти и вздохнула. — Как твои дела?       — Привет, Вельзи, — протянул чуть удивленно Хастур в ответ. — Все как обычно, спасибо. А как твои?       — Да так… — Пытаясь звучать как можно печальнее, протянула женщина. — Какие у тебя планы на сегодня?       — Да никаких особо, — Хастур явно чуть удивился вопросу, — ты же знаешь, я не особо отмечаю, тем более когда Кроули живет не здесь.       — О, да, знаю… — Вздохнула Вельзи, — …и я как раз подумала… Не хочешь заглянуть? Посидим, поболтаем. У меня тоже… пока нет никаких планов. Хастур чуть промолчал с ответом — он явно не ожидал такого предложения.       — Хм, ну можно, думаю, — он звучал чуть удивленно. Вельзевул никогда не была сторонницей спонтанных встреч.       — Пожалуйста. — Как можно убедительнее выдохнула та в ответ. — Ты сам понимаешь… как одиноко мне сейчас…       «Что ты несешь?» — женщина мысленно стукнула себя по голове. Хастур на том конце провода явно подавился воздухом и забормотал смущенно.       — Эм. Хорошо. Я понял. Да, хорошо, я тогда… приду? Буду через минут сорок, подойдет?       — Отлично! — Облегченно выдохнула Вельзевул, радуясь, что все же смогла его выманить.       Женщина перезвонила в книжный и сообщила Энтони о том, что ее миссия увенчалась успехом. Теперь у нее было сорок минут, чтобы окончательно привести дом в праздничный вид — приятельницы придут, судя по времени, явно сразу же за Хастуром, которого Вельзи договорилась с Кроули продержать у себя хотя бы два часа.       Детектив был очень пунктуален — через сорок минут Вельзи услышала стук в дверь и поспешила на звук.       В прихожей она быстро открыла все замки. В тот момент, когда Хастур, услышав это, уже потянул на себя входную дверь, Вельзевул вдруг увидела на полу прихожей белый конверт — его явно кинули в щель для корреспонденции, да так, что она не услышала. Женщина нахмурилась и, морщась от сдавливающего ребра корсета, наклонилась, взяла письмо с пола и тут же, приподнимаясь, столкнулась с чуть ошарашенным взглядом Хастура.       Тот застыл на пороге, широко раскрыв глаза, и явно старался смотреть куда-то в сторону.       — П-привет, — выдавил Хастур из себя, мельком глянув на ее лицо и снова отводя глаза. Он покраснел.       Вельзи, стоя все так же, в наклонной позе, нахмурилась, не поняв его реакцию.       — Привет, — кивнула она ему. — Что с твоим лицом? Ты в порядке?       Вельзи, наконец, сменила позу и выпрямилась. Хастур как будто нашел что-то очень интересное на потолке.       — Да-да, в полном, — пробормотал он. — А ты? Ты кого-то ждала?       Морщина на лбу женщины стала еще глубже.       — Только тебя, разумеется. Я же сказала. Мне… Я рада, что ты решил скрасить мое одиночество. — Она опять постаралась подпустить в голос чуть не свойственные ей мягкость и плавность, но мужчина, отчего-то, кажется покраснел еще больше.       — А-а-а… Хорошо. Понял. Хорошо. — Хастур как будто не знал, куда деть себя.       — Проходи, чего ты стоишь? Раздевайся, я буду ждать в гостиной, — Вельзи развернулась, сжимая в руках конверт, а затем, покачивая бедрами — неудобные сапоги не позволяли ходить иначе — проплыла в гостиную.       Хастур сглотнул, снял куртку и кепку, повесил их на вешалку. Этого ему еще не хватало!       Вельзи ждала его. В ее руках была бутылка вина и два бокала. Прежде чем посмотреть, наконец-то, кто прислал ей неожиданное послание, она решила занять детектива хоть чем-то.       — Выпить? — Протянула она как можно более непринужденно, настолько, что ей и самой ее голос показался развязным.       Хастур замер на пороге, снова окидывая подругу быстрым взглядом. Вельзи все никак не могла понять, отчего он был так скован.       — Да что такое? — Она, все также покачиваясь, медленно приблизилась к нему, оправляя неудобный корсет, отчего ее грудь приподнялась ее выше. — Хастур, что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?       Хастур смотрел на ее лицо, широко раскрыв глаза.       — Я? Да. Все отлично. Просто… Необычный вид… — Выдавил он из себя, и до Вельзи, наконец-то, дошел смысл его смущения.       Она опустила глаза вниз и поняла, насколько, на самом деле, открыта ее грудь и насколько провокативно она ходит в этом наряде. Женщина снова мысленно хлопнула себя по лбу.       Основой их крепкой дружбы было то, что никогда, ни в одном моменте, они с Хастуром не думали друг о друге как о возможном объекте романтических чувств. Вельзи и сама бы не смогла объяснить почему — но именно от этого им было так легко и свободно вместе. Разумеется, детектив не мог сейчас, вкупе с ее странными словами о собственном одиночестве и тем, что он отлично знал все события последнего месяца, не задаваться вопросом о странном внешнем виде подруги.       — Ах это, — Вельзи сделала неопределенный жест рукой, — это просто… — Она почувствовала себя идиоткой снова, вспомнив, что говорила уже несколько раз Хастуру, что никого не ждет, —…это я… пробую новый стиль.       Детектив заметно расслабился.       — Что ж. Э-э-эм. Хорошо. Очень ярко, да. — Хастур взъерошил волосы. — Я… да, пожалуй, можно вина.       Вельзи кивнула разлив вино по бокалам, протянула один своему гостю. Затем она села на диван, а Хастур занял кресло напротив.       Наконец, Вельзи протянула руку к конверту, который принесла из прихожей. Сделала глоток, отставила бокал на стол рядом и двумя руками, нетерпеливо, вскрыла конверт.       — Хастур! — Тут же позвала она взволнованно. — Смотри!       Вельзи передала ему небольшой картонный листок — открытку. Уже третью за последние недели.       — Отлично! — Кивнул он, тут же переключаясь на деловой лад и внимательно рассматривая набор цифр, которые были написаны на задней части открытки.       — Еще долго? — Напряженно спросила женщина.       Детектив покачал головой.       — Я не знаю. Нужно еще какое-то количество времени.       — Буду надеяться, что все это стоило того. — Вздохнула она.       — Ну, мы узнаем только в самом конце, — с иронией оскалился Хастур, — остается только ждать, что промяукает этот кот в мешке.       Вельзи кивнула.       — Не помню, чтобы мы влезали в такие дела, — протянула она задумчиво, снова беря бокал в руки.       — О да, — кивнул детектив, — но все же дела у нас с Кроули были разные. И ты много чего странного с нами повидала.       Вельзи на это только искренне рассмеялась, чуть запрокидывая голову. Хастуру снова пришлось отвести взгляд, чтобы не утыкаться глазами в ее грудь.       — Да уж, да уж. Помнишь хотя бы то дело с новой проституткой Трейси? — Она хохотнула. — Когда ты жутко заболел, и вместо тебя Кроули пришлось прикидываться ее клиентом?       Хастур искренне расхохотался в ответ.       — Да уж. А тебе — проводить ей допрос под видом медицинского осмотра.       — А как ты искал вора среди прислуги моей клиентки, миссис Грейс? А она пыталась потом тебя соблазнить? Хастура, одновременно с новым приступом смеха, чуть передернуло.       — Да уж, она была действительно очень предприимчивой дамой, — он сделал большой глоток вина.       Хоть Вельзи и волновалась, чем она сможет развлекать Хастура все то время, которое нужно было Кроули для того, чтобы украсить агентство — волновалась она зря. В итоге все те два часа, что детектив провел у нее, пролетели, как несколько минут. Они беспрестанно смеялись, вспоминая, через что им вдвоем или вместе с Кроули приходилось проходить. Вельзи с Хастуром было настолько весело вместе, что они практически перестали следить за временем.       — Кстати, — после того, как очередная история подошла к концу, протянула она, — я хотела спросить на счет Мюриэль…       В этот момент ее взгляд упал на часы, и она поняла, что ее приятельницы придут с минуты на минуту и ей пора выпроваживать Хастура. Она повернулась к нему и только сейчас увидела, насколько он изменился в лице.       — А что насчет нее? — Ломаным голосом спросил детектив.       Вельзи нахмурилась.       — Она обратилась к вам? Ну, по поводу своего… — И тут, оценив недоумение и напряжение на лице Хастура, она быстро поменяла конец фразы, —… своей новой просьбы.       — Какой просьбы? — Голос Хастура снова дрогнул.       Вельзи неопределенно качнула головой.       — Я не знаю. — Открыто соврала она. Она очень любила своего друга, но тайна Мюриэль, если та не хотела ее никому передавать, для нее была важнее.       Хастур привстал.       — Вельзи! — Его глаза загорелись тревогой. — Что за просьба? Что хотела Мюриэль?       Женщина сжала губы.       — Хастур, я не знаю. — Твердо ответила она. — Возможно, она передумала. Или спросила Кроули.       Она не понимала всей гаммы эмоций, которая промелькнула на лице детектива. Или… или понимала… догадка осенила ее, но не заставила поменять свое мнение.       Детектив бросил на подругу яростный взгляд. Он явно понял, что та скрывает от него правду и не собирается ее раскрывать ни при каких обстоятельствах.       Но, прежде чем он успел еще что-то спросить, со стороны прихожей раздался шум.       — Дьявол! — Вельзи вскочила, вспоминая о своих приятельницах. Хастур встал вслед за ней, удивленный и все еще взволнованный новостями о Мюриэль.       Вельзевул исчезла на минуту, чтобы появиться обратно в компании четырех очень разных женщин, каждая из которых была одета так, словно сбежала со сцены мюзик-холла, из абсолютно разных, но точно безумных спектаклей.       Хастур оторопело посмотрел на женщин, а они на него. Вельзи за их спинами сверкала глазами и делала извиняющиеся пассы рукой.       — Мэ-э-эри! — Заворковала одна из них, грузная женщина явно под пятьдесят лет, вокруг шеи которой было обвито розовое боа. Выглядела она эффектно. На её груди едва застегивалась кофта с белыми перьями. — Ты решила организовать нам все виды удовольствий?       Остальные дамы в не менее откровенных нарядах улыбались очень заинтересованно.       — Нет-нет! — Вельзи выбежала из-за их спин, схватила Хастура за рукав пиджака и потянула на собой в прихожую. — Он уже уходит!       — Вельзи, ты же сказала!.. — Протянул Хастур, когда его подруга впихнула ему в руки куртку и кепку.       — Прости, я забыла! — Только и смогла ответить та, раскрывая входную дверь и выпихивая детектива на улицу.       Дверь хлопнула. Хастур, все так же в удивлении, оказался снаружи.       Тут дверь снова на секунду распахнулась.       — С Рождеством, кстати! — Кинула ему Вельзи напоследок. Еще хлопок — и больше подруга не показывалась.       Хастур натянул куртку, медленно моргая и не понимая ничего.       Но удивление почти тут же сменилось удушающим беспокойством.       Мюриэль с чем-то должна была снова обратиться к ним. И, поскольку они с Кроули все еще были частными детективами, это «что-то» явно было не из хороших вещей.       Неужели она обратилась к Тони, а тот ничего ему не сказал? Впрочем, если дело деликатное, то так и правда могло случиться. Или же… А если Мюриэль нужна помощь, но из-за их ссоры она решит, что каким-то образом справится сама?       Тревога за девушку заполнила его до краев. Он уже не мог думать об их ссоре, обо всем том, что стояло между ними. Хастура, прежде всего, волновало ее благополучие. Мюриэль должна быть в безопасности… Что же это могло быть… Что такое, что ей опять нужны детективы?       Хастур, уже совершенно забыв о неловкой сцене в доме у Вельзевул, нервно чеканил занесенную снегом дорогу от дома подруги до агентства.       Он старался хорошо держаться все это время — так ему казалось. Кроули, разумеется, видел его насквозь, но самому детективу представлялось, что эти две недели ему удавалось не показывать свои эмоции. Не показывать, как он чувствует, словно от него оторвали примерно половину его существа и выкинули куда-то очень-очень далеко. Не показывать, что он думает о Мюриэль почти каждое мгновение своего бодрствования. Не показывать, что с трудом засыпает ночью и каждое утро встает с больной головой и, что еще хуже, с ноющим сердцем.       Хастур не знал, пройдет ли эта боль когда-нибудь. Возможно, со временем, станет тише… Но он точно знал — Мюриэль он не забудет никогда. Он с абсолютной уверенностью, только укрепившейся за время их разлуки, осознал, что никогда и никого не любил так, как ее. Что это чувство было столь глубоким, словно было частью его сути, его существа. Словно он был рожден, чтобы встретить ее, слышать ее смех, чувствовать ее запах, видеть ее красивые карие с оранжевыми крапинками глаза, говорить с ней. Засыпать и просыпаться рядом… Рожден, чтобы узнать ее и, видимо, отпустить от себя навсегда.       Взгляд Хастура вдруг упал на заснеженную будку с телефонным аппаратом. Волнение за Мюриэль было выше какой-либо гордости или желания удержать девушку подальше от себя.       Детектив осознал, что делает, только после того, как пальцы набрали номер, который он знал наизусть.       — Ну же… — Протянул он, сжимая одну из рук в кулак и прижимая ее к стеклу телефонной будки. — Маленькая, ну же, ответь…       Но в трубке раздавались лишь гудки.       — Блять! — Выругался он, ударив кулаком по стеклу и тут же набирая снова.       Ответа не было. Пыл Хастура слегка утих. Возможно и скорее всего, Мюриэль была сейчас с мужем, со своей семьей — с теми, с кем и принято отмечать Рождество.       Хастур повесил трубку, поглубже натянул кепку на голову и спрятал руки в карманы куртки. Тревога, глубокая, искренняя, никуда не делась. Что ему делать? Как понять, что случилось?       Возможно, Кроули знает?       Хастуру совершенно не хотелось отвлекать напарника в такое особенное для того Рождество, но справиться с эмоциями было сложно. Детектив решил как можно скорее вернуться в агентство и позвонить оттуда Тони. Вдруг тот смог бы ему рассказать, что случилось?

***

      Мюриэль стояла за ширмой для переодевания в своей комнате. Она быстрыми движениями расстегнула пуговицы на вычурном вечернем платье, в котором встречала только что разъехавшихся гостей, и скинула туфли.       Официальный прием в их поместье закончился. Остались только «свои» — муж и многочисленная прислуга, которая жила в особняке.       Девушка поправила чулки, подхватила с ширмы заранее заготовленную юбку и любимую блузку — любимую, главным образом, потому что это была та самая блузка с глубоким вырезом и полупрозрачными рукавами, в которой она была, когда в первый раз пришла в агентство к Генри.       Стоило только ей накинуть блузку на тонкие плечи, как Мюриэль услышала звук открывающейся двери и замерла.       Джордж вошел без единого слова и замер посреди комнаты, бросая на полуобнаженную Мюриэль, которую можно было видеть из-за ширмы, нечитаемый взгляд, от которого по спине девушки пробежали мурашки страха.       Тяжелая, удушающая тишина повисла между ними. Эшфорд сглотнул и оторвал взгляд от жены.       — Ты решила переодеться перед домашним празднованием? — Спросил он.       — Я… — Мюриэль замялась. — Не совсем, я…       — Сегодня Рождество, — вдруг перебил ее Джордж и сделал шаг к ширме.       Мюриэль начала лихорадочно застегивать пуговицы, лишь бы скрыться от его липкого взгляда. Хоть девушка и слышала ни один и ни два раза от мужа, что тому противно ложиться с ней в постель, сейчас она почувствовала какую-то совершенно новую эмоцию, исходящую от Эшфорда.       — Да, сегодня Рождество, — кивнула она, — и мы уже вовсю отметили его с нашими гостями, поэтому…       — Поэтому мы могли бы отметить его и чуть иначе. — Эшфорд опять перебил ее, снова оглядывая ее фигуру снизу доверху. — Разве можно придумать лучший повод, чтобы продолжить… продолжить наш род? Род твоего отца?       К горлу девушки подступил ком.       — Нет.       Ее голос прорезал, словно нож, пространство между ними, и Эшфорд, который пребывал в каких-то своих мыслях, вздрогнул.       — Нет? — Он нахмурился.       — Нет. — Отрезала Мюриэль и выступила из-за ширмы.       Она быстро подошла к своему туалетному столику и взяла в руки сумочку — тяжесть небольшого пистолета внутри придавала ей уверенность.       — Мюриэль… — Начал было Эшфорд, и в его голосе послышалась уже такая привычная для девушки угроза.       — Джордж, я ухожу. — Твердо сказала Мюриэль и подошла к шкафу, вынимая оттуда свое обычное для города пальто, которое заранее перенесла из машины. — Я не буду праздновать с тобой Рождество сейчас.       Мужчина шагнул к ней, пытаясь схватить за руку, но Мюриэль ловко увернулась и, подхватив в свободную руку пальто, обошла мужа по кругу. Джордж ринулся к ней уже решительнее, все же успев сжать ее запястье своей холодной ладонью.       — Отпусти, — процедила на это Мюриэль.       — Жена моя, не сошла ли ты, часом, с ума? — Сверкнул глазами Эшфорд, сжимая ее кожу так, чтобы было и одновременно больно, и не осталось синяков.       Мюриэль сдержала приступ страха, который привычно накатывал на нее при столь близком соседстве мужа. Нет. В этот раз все будет иначе. За эти две недели она пережила и передумала больше, чем за все двадцать лет своей жизни. И она больше никому не позволит себя остановить.       — Муж мой, я бы не советовала так со мной разговаривать, — как можно более спокойно ответила она, смотря Эшфорду прямо в глаза. — Или ты хочешь, чтобы завтра в местных газетах появился преинтереснейший и подробный материал обо всех любовниках супруги будущего мэра Эдинбурга? Я предоставлю эту информацию любопытным журналистам с огромной радостью, не сомневайся во мне. — В ее голосе был такой же лед, как и в глазах Джорджа.       Хватка на ее руке чуть ослабла.       — У тебя нет ничего. — Спокойно парировал Джордж. — Ни пенни. Все — мое. Дома, даже тот, который ты называешь своим. Машины. Семейное дело. Даже твоя одежда.       — Я могу пойти и голой, — хмыкнула на это Мюриэль, растягивая губы в ироничной улыбке, — полагаю, что такие фотографии точно не останутся без внимания. А что до денег… Дорогой мой супруг, знай, что я лучше пойду работать прачкой на реку, чем проживу еще хоть день бок о бок с тобой.       Она выдернула свое запястье из цепкой хватки и отступила к двери, ловко накидывая на плечи свое простое пальто.       Джордж молчал, но в его молчании не было ничего согласного — и Мюриэль никак не могла понять, почему же он вызывает у нее такой страх всей своей фигурой.       — Я сейчас уйду, — набрав полную грудь воздуха начала девушка, — и ты, как и всегда, когда я тебе не нужна, не будешь интересоваться тем, где я. Я не приду ночевать. Ни сегодня, ни завтра, ни в ближайшие дни тоже. Я помню, что через три дня прием у Ричмондов. На нем я буду, и буду выполнять роль твоей жены, выполнять идеально, обещаю тебе. — Она говорила твердо и как можно более спокойно. — И мы с тобой решим, когда еще я буду тебе необходима, чтобы ты мог вести свои дела так, как вел раньше. Но я больше… я больше не буду твоей женой. И жить я тут больше не буду, так, по крайней мере, как жила раньше. Ты можешь ограничивать меня в финансах так, как считаешь нужным, это твое право.       Мюриэль нужно было время. Она пока не была готова к тому, чтобы сбегать из Эдинбурга, как планировала — Кроули только-только начал продавать ее украшения. Поэтому, пока что, полностью ссориться с Джорджем она не собиралась.       Эшфорд не успел ничего сказать — раздался стук в дверь, и тут же она приоткрылась. В комнату вошел Лигур, который к обговоренному времени пришел, чтобы отвезти Мюриэль в город. Мужчина замер, увидев в комнате и Джорджа.       — Лигур, нам пора, — кивнула своему телохранителю Мюриэль.       — Боюсь, что нет. — Протянул Эшфорд.       Девушка кинула на него цепкий взгляд и ухмыльнулась. Она поняла, что совсем уж мирно сейчас разойтись не получится.       — Если ты так хочешь прогуляться в эту чудесную снежную рождественскую ночь — предлагаю тебе прогуляться пешком. — Процедил Джордж.       — Как тебе будет угодно. — Пожала Мюриэль плечами. Если Эшфорд хочет так мелко ей мстить — пусть будет так.       — Мэм… Сэр… — Лигур переводил взгляд с жены на мужа и обратно, явно не зная, как ему поступить.       — Все хорошо, — мягко улыбнулась ему девушка. — Раз мы обо всем договорились, то я… я, пожалуй, пойду.       И Мюриэль вышла, не дожидаясь ответа и застегивая на ходу свое пальто.       Уже внизу, у самого выхода из поместья на улицу, её всё же догнал Лигур.       — Мэм! — С расстройством в голосе начал он, — давайте я вас все же отвезу! Такой снегопад!       — Нет, — девушка покачала головой, оборачиваясь к мужчине, — прежде всего, ты работаешь на моего мужа, а потом на меня. Не ссорься с ним. И вот… — Она быстро достала кошелек, вынула оттуда пятьдесят фунтов и протянула ошарашенному мужчине. — Купи детям побольше подарков! Пожалуйста, не отказывайте себе ни в чем. Счастливого Рождества!       С этими словами она развернулась, приоткрыла тяжелую дверь и ушла в вечернюю пургу, оставив Лигура на пороге провожать себя взглядом.       Эшфорд же смотрел на тоненькую фигурку своей жены, идущей по подъездной дороже к воротам, уже из своего кабинета.       — Вы звали меня, сэр? — К нему зашел высокий и широкоплечий мужчина чуть за пятьдесят, один из охранников поместья.       — Да, Матфей, проходи. — Тихо сказал Джордж.       Мужчина замер на мгновение, а затем улыбнулся заинтересованно.       — Давно я не слышал от вас этого имени, сэр. Что-то интересное? — Он подошел и встал бок о бок с Эшфордом.       Джордж продолжал смотреть на Мюриэль, которая уже почти вышла за пределы поместья.       — Проследи за ней. — Кивнул он в окно. — Мне надо знать, к кому она ходит.       Его собеседник приподнял брови.       — А то, что говорит Лигур…       — Лигуру я не доверяю. — Отрезал Эшфорд. — Он не один из нас. Он врет мне, и давно. Меня это не волновало, но сейчас… Мы слишком долго… слишком долго отдавали всё сторонним людям. Возможно, настало время всё снова вернуть… в домашний круг.       Мужчина кивнул.       — Посмотри, к кому она ходит. — Продолжил Эшфорд. — Не сегодня. Сегодня мы празднуем. Потом. Не торопись. Она не должна понять, что за ней следят. Подключи Якова, если надо. Очень осторожно.       — А что потом?       — Ничего. — Отрезал Джордж. — Просто скажи, кто это. Я подумаю, что делать дальше. Ты меня понял?       — Конечно, сэр. — Спокойно ответил мужчина, тоже бросая взгляд на маленькую миссис Эшфорд, чью фигурку уже почти поглотил снегопад.       А Мюриэль шла и шла по дороге, кутаясь в свое пальто, и снег бил ей в лицо, и она улыбалась. Она не была счастлива, совсем нет. Но она чувствовала себя чуть более свободной. Чувствовала, что стыд, который прожигал ее существо насквозь, стал вдруг потише. Что она, кажется, хоть чего-то стоит в этой жизни, хотя бы немного.       В сумочке у нее, рядом с пистолетом, был толстый конверт, и она спешила в Эдинбург, чтобы доставить его. Она так хотела, чтобы Хастур получил его в Сочельник. К сожалению, из Лондона она вернулась вчера поздно вечером и не смогла покинуть поместье, как и весь сегодняшний день, улыбаясь столь важным для Эшфорда гостям. Занят был и Лигур, а больше она никому не хотела доверять это письмо.       Мюриэль не знала, где будет Хастур, но прежде всего собиралась проверить агентство. Она оставит письмо под дверью, а потом... А потом уйдет, чтобы провести Рождество в одиночестве. Так, как не отмечала еще никогда. И ей не было грустно от этого. Девушка чувствовала, что вступила на новый путь. Путь, который, однажды, возможно, все же приведет ее обратно к Генри — приведет совсем-совсем другой… Но это были лишь мечты, потому что в реальности все, что ее ждало — положение полусвета. Не жена никому, любовница, нищая при богатом муже… Мюриэль тряхнула головой. Нет! Сегодня она не будет об этом думать. Сегодня она празднует — свой новый мир, новую себя, новую жизнь.       Она не знала, конечно же, что, пока она стучала каблучками по дороге от поместья до отдаленных районов, где располагалось агентство, телефонная трубка в ее комнате разрывалась от звонков…       Мюриэль не могла идти быстро, борясь со снегопадом, поэтому она оказалась у нужного дома только через час — продрогшая, но полная решимости.       С улицы она видела, что в агентстве горел свет, видела и силуэт сверкающей огоньками елки. Она зашла в дом, поднялась на второй этаж, ступая уже тихо и аккуратно — она не хотела, чтобы ее слышали. Достала из сумочки конверт и опустилась перед дверью агентства, чтобы просунуть конверт между полом и дверью — щели для корреспонденции здесь не было. Мюриэль тут же столкнулась со сложностью — зазор был слишком узким, а конверт — слишком толстым.       Мюриэль замерла, пытаясь понять, что ей делать. Она ни в коем случае не хотела выдавать своего присутствия. Хотела просто оставить конверт и уйти незамеченной…       Девушка поколебалась пару мгновений, но все же запустила руку в сумочку. Она достала ключ от агентства — тот самый, что отдал ей Хастур в ту ночь, когда они спасали Вельзевул.       Тихо, стараясь не издать ни одного лишнего звука, Мюриэль вставила ключ в замочную скважину и медленно повернула. Замок щелкнул едва слышно, и девушка опустила вниз ручку, приоткрывая дверь и просовывая конверт в щель.       Знакомый голос с нотками смеха раздался сверху из темноты коридора настолько внезапно, что Мюриэль подскочила.       — Ну-ка! А что это ты тут делаешь?

***

      Хастур зашел в коридор агентства, закрыл за собой дверь и стряхнул с куртки и кепки снег. Тяжело вздохнул, устало прислонясь плечом к стене, а потом, все же взяв себя в руки, заставил себя пройти через коридор в кабинет.       По крайней мере, теперь он точно мог рассчитывать на спокойный тихий вечер… Но мужчина тут же нахмурился, обращая внимание на полоску света, пробивающуюся из-под двери в офис. Он точно помнил, что выключал свет.       Хастур, готовый в любой момент потянуться к револьверу под пиджаком, медленно приоткрыл дверь, чтобы сразу же встретиться с веселыми карими глазами Кроули, который стоял прямо напротив двери и улыбался ему самой широкой своей улыбкой.       Хастур распахнул глаза и шагнул в кабинет, с удивлением осматривая его. Большая, красиво украшенная ель сверкала в углу комнаты, все вокруг было усеяно огоньками и теплым светом, а посередине кабинета лежал…       — Ковер? — Хастур приподнял бровь.       — Да, тебе не нравится? — Раздался сбоку чуть ироничный голос Азирафеля, который как раз нёс с кухни кружки.       Хастур замер, переводя взгляд с Кроули на Азирафеля и обратно. Он не знал, что сказать.       Энтони застыл, чуть напряженно смотря на напарника. Он вдруг очень испугался, что тому может не понравится такое вторжение в его жизнь. Хастур выглядел потерянным… Но Кроули увидел вдруг, как взгляд мужчины напротив смягчился, а в черных глазах появилось явное смущение.       Хастур медленно стянул с себя куртку и кепку, не сводя взгляда с красиво украшенной комнаты, потом на мгновение отвернулся, чтобы повесить их на вешалку, и обернулся обратно. Он несколько раз явно хотел начать что-то говорить, но не смог издать и звука.       Азирафель хмыкнул, с теплотой смотря на двух напарников: взрослого крепкого мужчину, который никак не мог найти нужные слова, и тонкого юношу, который явно начинал беспокоиться и смотрел во все глаза, ища то ли одобрение, то ли осуждение. Да, теперь это была его семья, и владелец книжного решил все взять в свои руки.       — Ну-ка, давай сюда, — Азирафель выступил вперед, цепляя Хастура за рукав пиджака и усаживая на диван перед наполненным едой столом. Он поставил бокалы и спросил: — Ты же не против провести праздник вместе?       Кроули развернулся к ним, чуть смещаясь и стоя теперь спиной к двери.       — Я? Нет, конечно нет, — смог, наконец, что-то ответить детектив.       — Вот и славно, — хмыкнул Азирафель и хлопнул его по плечу.       Хастур опять перевел взгляд на Кроули и обратно на владельца книжного, покачал головой.       — Что ж, теперь я понял, почему Вельзи пришлось развлекать меня в корсете…       — Чего? — Кроули расширил глаза. — А впрочем неважно… Ты же правда не против? — Все же решился спросить он.       Хастур только сдержанно улыбнулся и покачал головой. Энтони, наконец, смог отвлечься от своей тревоги и разглядеть, насколько же смущен напарник. Он решил больше не пытать его лишними вопросами и не ждать какой-либо дополнительной реакции.       Но тут Хастур нахмурился и цепко посмотрел на Кроули.       — Тони! Вельзи сказала мне, что Мюриэль хотела обратиться к нам. Она… Она не приходила к тебе? Не звонила?       Кроули замер. Он никогда не врал Хастуру, если не считать маленьких хитростей. Но и тайну девушки открывать не хотел.       Энтони лихорадочно соображал, что бы ему ответить, как вдруг услышал за спиной, из коридора, тихий, едва различимый шорох, который любой человек бы и оставил без внимания — но Кроули был слишком внимательным…       — Извините на секунду! — Он был рад воспользоваться задержкой и выскользнул из кабинета в коридор, чтобы тут же увидеть тонкую женскую ручку, которая клала на пол через приоткрытую щель дверного проема конверт.       — Ну-ка! А что это ты тут делаешь? — Кроули склонился над Мюриэль, а та подскочила и отпрыгнула в общий коридор дома.       Энтони вышел за ней и прикрыл дверь в агентство.       Девушка смотрела на него во все глаза, сжимая в руках конверт.       — Тони! — Протянула она. — Вы отмечаете вместе, ну конечно… Я тут… Я хотела… — Мюриэль протянула конверт юноше. — В общем, ты бы не мог отдать Генри? Это для него…       Кроули скосил взгляд и прочитал обращение, выведенное большим и немного неловким почерком.       — Нет, отдай ему сама.       Мюриэль распахнула глаза еще шире.       — Нет, что ты! Я не могу!       — Почему? — Удивился Кроули.       — Нет-нет! Еще не время! Я должна!..       — Что должна? — Юноша нахмурился.       — Должна… должна все устроить, как надо… — Мюриэль опустила взгляд и решительно протянула конверт детективу. — Тони, прошу тебя. Будет хорошо, если он получит это сегодня…       Кроули покачал головой, а потом опустил руки на плечи девушки, понимая тут же, что она вся продрогла и мелко дрожит.       — Не дури, — заговорил он снова, — не дури, прошу тебя. Хватит. Он там. Если ты придешь… Он же хочет тебя увидеть, ты же понимаешь?       Мюриэль снова посмотрела на Кроули. Как бы ей хотелось поддаться! Но у нее был план! Она должна была, прежде всего, устроить свою жизнь. Разобраться со всем, сама! И только потом, возможно, если Хастур захочет…       — Пожалуйста! — В голосе Кроули Мюриэль вдруг услышала настоящую мольбу. Юноша все также невесомо касался ее плеч. — Если ты хочешь — уходи. Я не буду держать… Я отдам ему письмо. Но… — Он заглянул ей в глаза, — …стоит ли твое желание сделать все правильно и когда-нибудь потом того, чтобы вы увидели друг друга прямо сейчас?       Мюриэль вздохнула и сжалась, все также цепко держа конверт.       — Мюриэль, я могу?.. — Снова спросил Кроули.       Она кивнула, напряженно смотря на него во все глаза. Ей стало так страшно… А что, если… Если Хастур не будет ей рад? Если он все еще зол на нее? Если Тони ошибся?       А Кроули потянул ее за рукав, затягивая обратно в агентство, включил в коридоре свет, закрыл за спиной девушки дверь. Та все еще стояла, переминаясь с ноги на ногу и вся как будто стремилась стать как можно меньше.       Энтони еще раз посмотрел на нее внимательно, отошел к двери в кабинет, приоткрыл ее и позвал:       — Хастур!       Юноша увидел, как вздрогнула и начала метаться Мюриэль и как сжала конверт еще сильнее, словно в последний момент начала думать, что совершает ошибку.       Хастур удивленно посмотрел с дивана на Кроули, встал, приблизился. Юноша пропустил напарника вперед себя и увидел, как мужчина замер на пороге прихожей, увидев, кто стоит в другом ее конце.       Повисло тяжелое молчание.       Кроули видел, как напряженно смотрели друг на друга мужчина и девушка.       — Я вас оставлю, — протянул он, выходя в офис и прикрывая за собой дверь.       Мюриэль с трудом удерживалась от того, чтобы не опустить взгляд — насколько сложно ей было видеть Генри сейчас, после двух недель разлуки и их ссоры. Она ждала, что он рассердится, ждала, что хоть что-то скажет. А он просто молчал и смотрел на нее.       — Генри… — Мюриэль вытянула чуть вперед себя конверт и начала сбивчиво лепетать, — я просто… тут… я не потому… мне надо передать… — Она едва могла говорить.       В следующее мгновение Хастур, рвано выдохнув, сделал шаг вперед и, не обращая никакого внимания на конверт в руках Мюриэль, приблизился к ней. Девушка подняла на него взгляд, пытаясь понять эмоции мужчины. Она почувствовала, как сильная рука легла на ее тонкую спину, как он прижал ее к себе, как вторая его рука легла на ее голову, зарываясь во влажные с улицы пряди.       Хастур уткнул лицо в ее макушку, вдыхая любимый запах, не веря, что она тут, что его маленькая девочка пришла. Он не спросил, может ли он её обнять, он просто не мог иначе — не мог держаться далеко, не мог не прикасаться.       Хастур почувствовал, как Мюриэль в его руках начинает дрожать, всё сильнее и сильнее, а у той, на самом деле, просто больше не осталось сил: она замёрзла, устала, её тело сдалось, наконец-то ощутив тепло и безопасность родных рук.       — Ну что ты, что ты… — Шептал Хастур, пропуская тёмные пряди сквозь пальцы, прижимая Мюриэль всё крепче к себе. Девушка, всё также держа конверт в одной ладони, вытянула руки вверх, обхватывая шею мужчины, приподнимаясь на цыпочках и утыкаясь ему куда-то в район грудной клетки.       Хастур чувствовал её рваное, тяжёлое дыхание, и сам едва мог говорить. Он опустил руку ниже, приподнял лицо Мюриэль за подбородок, встречаясь взглядом с её блестящими, полными неверия глазами, которые девушка тут же закрыла, словно не в силах смотреть на него. Он поцеловал, одно за другим, её сомкнутые веки, покрыл быстрыми поцелуями лоб.       — Прости, прости меня… — Горячо зашептал Хастур. Он продолжал беспорядочно целовать лицо Мюриэль, снова и снова извиняясь, пока не почувствовал вдруг, как она притягивает его за шею к себе.       Её тёплые губы накрыли его рот. Мюриэль целовала его, глубоко, отчаянно, так, как мечтала каждый день с их разлуки, а Хастур совсем потерял голову, оторвавшись от неё и начав быстро говорить, закрыв глаза и уткнувшись своим лбом в её.       — Прости меня… Маленькая, прости меня, пожалуйста… Я пойму, если ты уйдёшь… Только прости… Мюи, прости, прости меня… Уходи, если ты хочешь, если так тебе будет лучше, только знай, пожалуйста… я так виноват! Девочка моя, маленькая…       Хастур не вполне владел собой и своими словами. Они потоком шли от него, и никогда ещё этот сильный, угрюмый мужчина не был столь открыто-откровенным, как сейчас, когда прижимал к себе самого дорогого ему в этом мире человека.       — Генри, пожалуйста… — Мюриэль снова смогла найти в себе силы говорить. — Это я… я виновата перед тобой. Ты ни в чем…       — Я не должен был…       — Я тоже…       Они почти синхронно выдохнули и снова прижались друг к другу, словно пытаясь слиться воедино в этом объятии.       — Ты не уйдёшь? — Тихо спросил Хастур ей на ухо.       — Нет, нет… Никуда… — Горячо ответила Мюриэль.       Они оба постепенно успокаивались, обретя опору друг в друге. Мюриэль перестала дрожать, согревшись в руках Хастура, а тот уже успокоил свое дыхание, как будто наполнив себя, наконец-то, ощущением того, что Мюриэль рядом.       — Генри… — Позвала девушка, чуть отстраняясь от него. — Я ведь не просто так пришла… Я кое-что принесла тебе.       Она снова вытянула перед собой руку с зажатым в ней конвертом.       Хастур, продолжая держать одну ладонь на ее талии, нахмурился и взял конверт.       — Это… Ну… Что с тобой?! — Мюриэль воскликнула обеспокоенно: лицо мужчины, стоило ему только прочитать обращение на конверте, вытянулось, с него как будто разом схлынули все краски.       — Что это? — Выдавил из себя Хастур.       В этот момент дверь в прихожую приоткрылась, и Кроули, который осторожно прислушивался и в конце концов понял, что, кажется, беседа его напарника и Мюриэль пришла в более-менее конструктивное русло, высунулся к ним.       — Хастур, что с тобой? — Юноша сразу же начал беспокоиться вслед за Мюриэль. — Тебе плохо?       Детектив переводил взгляд с напарника на девушку, комкая в руках конверт.       — Это?.. — Он неверяще посмотрел на Мюриэль.       — Да. — Кивнула она.       Хастур оперся о стену одной рукой, сдавленно вдыхая воздух. Кроули подлетел к нему одновременно с Мюриэль.       — Все хорошо, — мужчина покачал головой, снова и снова пробегая глазами по короткой строчке на конверте.       — Тебе стоит это прочитать… — Мягко подтолкнула девушка, и Хастур кивнул, взяв себя, наконец, в руки и проносясь через кабинет, мимо чуть удивленного Азирафеля, сразу в свою спальню.       — Иди к нему, — кивнул ей Кроули, и Мюриэль быстро скинула с себя пальто, отдав его в руки Энтони, кивнула вежливо Азирафелю и бысто прошла в комнату Хастура.       Тот сидел на своей кровати, все также держа конверт в руках и не распечатывая его.       На конверте простым, немного неловким почерком было выведено: «Папе».       — Я могу? — Тихо спросила Мюриэль, застывая на пороге, и Хастур тут же кивнул ей и чуть подвинулся, давая больше места рядом с собой на постели.       Девушка села рядом, прислонилась, положила голову на плечо детектива.       — Ты не хочешь открыть?       Рука Хастура дрогнула.       — Мюриэль, откуда это у тебя? — Сипло спросил он.       — Неважно. — Она покачала головой, чуть щекоча курчавой макушкой его кожу.       Хастур выдохнул, собираясь с силами, вскрыл конверт. Достал оттуда сложенный пополам листок бумаги.       Мюриэль прекрасно помнила, как Том писал это письмо. Как она зашла к нему, присев на стул около стола, а Молли застыла на пороге комнаты. Как рассказывала Мюриэль матери и сыну подробно, насколько возможно, как живет сейчас Хастур, чем занимается. Помнила воодушевленное лицо Тома, который улыбался ей так открыто, как будто знал ее не один день, а по меньшей мере несколько лет. Мюриэль с удивлением осознала, что уже полюбила этого светлого сердцем подростка, у которого от рассказов о детективной работе отца глаза горели ярче огоньков на елке.       Том тогда при ней поспешил написать Хастуру письмо, и хоть Мюриэль и не знала, что там написано, она помнила, как счастлив был мальчик от возможности просто снова связаться с отцом. Отчего-то, в нем не было обиды за все годы тишины, только глубокая, искренняя привязанность, которую он был так счастлив проявить хотя бы на бумаге.       Мюриэль видела, что Хастур читает. Видела, как сжимают его руки бумагу, пока глаза следят за чуть корявыми буквами.       — Это… Это Том. — Наконец выдавил он из себя. — Мой сын, Том.       — Конечно, — кивнула Мюриэль, не совсем пока догадываясь, куда ведет Хастур.       Мужчина перевел на ее взгляд. В черных глазах сверкало что-то не до конца понятное девушке.       — Он… Он пишет, что скучает по мне.       — А как же иначе? — Мюриэль мягко улыбнулась ему, одной рукой отводя светлую прядь, упавшую на лоб Хастура.       Мужчина дернул рукой, и из конверта, который лежал у него на коленях, показались уголки фотографий — именно из-за них Мюриэль так и не смогла пропихнуть письмо под дверь.       Хастур взял фотографии, начал перебирать их едва заметно дрожащими руками. По снимку на каждый год, что мужчины не было рядом с сыном — их выбирала Молли сама.       Детектив особенно зацепился за последнюю из них, где Том был в школьной форме, в начале этого учебного года.       — Смотри, какой взрослый, — он протянул фото Мюриэль, а его голос скрипнул.       Та кивнула, прижимаясь к плечу мужчины сильнее.       — Волосы, как у меня. — Усмешка Хастура была словно соткана из боли. — А лицом вот совсем не похож, слава кому-нибудь…        Его голос сломался, и Мюриэль увидела, как на фото упала одинокая большая капля.       – Маленькая, я все пропустил… — Выдавил мужчина из себя, зло смаргивая непрошенные слезы, которые, вопреки любой его воле, все же выступили на глазах.       — Не все. — Мюриэль покачала головой. — Только семь лет.       Хастур выдал рваный смешок, отложил фото и снова взялся за письмо, переворачивая его на другую сторону и начиная читать вторую часть.       — Мюи… — Протянул вдруг он. — Том пишет тут про тебя.       Девушка замерла.       — «Я очень рад, что Мюриэль приехала к нам. Она так интересно рассказала про тебя! Очень хочу познакомиться с твоим Кроули. У вас ведь есть пистолеты? Ты научишь меня стрелять?». — На выдохе зачитал Хастур отрывок из письма и перевел взгляд на Мюриэль.       — Я… — Она начала что-то бормотать, понимая, что придется признаваться до конца.       — Мюриэль, откуда ты знаешь, где они живут? — Хастур смотрел на нее во все глаза.       Девушка опустила взгляд.       — Тони… Тони знал. Он… Он старался не терять их из виду… и он… я попросила адрес, и он мне дал…       — Почему? — Только и смог выдавить из себя детектив. — Зачем это тебе и Тони?       — О. — Мюриэль ласково посмотрела на Хастура и провела рукой по его щеке. — Неужели ты не понимаешь? — И находя в черных глаза только искреннее удивление и неверие, она пожала плечами, — Потому что мы любим тебя, Генри. Тони любит тебя. Я люблю тебя. Вот и все.       Хастур замер, комкая листок письма в руках. Мюриэль все улыбалась.       — Девочка моя… — Наконец заговорил он снова. — Я знаю… Я был у Вельзи сегодня, и она случайно обмолвилась, что ты… Ты хотела о чем-то попросить нас. Какое-то дело. Что случилось?       Тут настал черед Мюриэль смущаться. Она отвела глаза.       — Ничего особенного. Мелочь.       — Мюриэль! — Хастур отложил письмо и фотографии и положил свою широкую ладонь на ее тонкие руки.       Девушка поняла, что должна рассказать, иначе между ними расцветут новые сорняки недопонимания.       — Генри, я… — Она переплела свои пальцы с его. — … дело в том, что я… Я говорила тебе, что не близка со своим мужем. И я поняла, в последнее время, что я не близка с ним до такой степени, что больше не могу выносить жизнь рядом с ним. — Мюриэль почувствовала, как дернулась его ладонь. — Пожалуйста, дослушай меня. Ты тут не причем… то есть, наоборот, ты… Наша ссора… Я поняла, что я так больше не могу. Не могу жить с ним. Что я готова на все, уехать куда угодно, стать кем угодно, лишь бы только не так, как сейчас. И у меня… Представь себе, что все состояние записано на него, поэтому… у меня есть украшения, и Тони согласился помочь мне их продать. Я хочу накопить немного денег и уйти от мужа, окончательно. Найти работу. Начать свою собственную жизнь. Но, Генри… — Она опять не дала ему вставить слово. — Я только хочу сразу сказать… я говорю этого тебе не для того, что чего-то ожидаю или хочу от тебя. Я понимаю… ты должен знать, что Эшфорд, скорее всего, никогда не даст мне развод. Это будет позор для него, и конец его политической карьере… Я… Генри, я никогда не смогу дать тебе то, что ты бы хотел. — Мюриэль, наконец, подняла на него взгляд. — Никогда не смогу быть тебе законной женой, понимаешь? Не смогу дать тебе настоящую семью. Я всегда буду той, что будет скрываться от своего мужа, скрываться в тенях и полусвете. Никогда я не буду той, кто будет тебя… достоин.       — Что ты говоришь такое? — С искренним возмущением воскликнул Хастур, беря лицо Мюриэль в свои руки. — Как ты можешь говорить так? Ты уже — моя. Слышишь? — Он говорил твердо, полностью вернув себе контроль над своими эмоциями.       Мюриэль могла только грустно улыбаться, ластясь к его ладоням. Хастур смотрел на нее очень серьезно, сдвинув брови к переносице.       — Мюриэль, ты слышишь меня? Не смей так говорить. Как я могу… Как могу не хотеть тебя рядом? Девочка моя… Ты моя не по закону, который придумали люди. Ты моя по моему собственному закону. Маленькая моя… Жена моя… Хочешь?.. Хочешь быть моей женой? — Все же в конце его голос чуть дрогнул, но взгляд Хастур не отвел.       Девушка только кивнула, вдруг поняв, что по ее лицу текут слезы.       — Вот и хорошо… Маленькая… Знаешь, у меня есть связи. Я знаю кое-кого… И деньги у меня есть, нам хватит для начала. Мы с тобой уедем, уедем туда, где никто не будет знать ни твоего мужа, ни твоего старого имени. Я сделаю нам документы. Ты сможешь жить спокойно. Хочешь?       Мюриэль снова кивнула. Она подалась вперед и устало облокотилась о плечо Хастура.       — Конечно, Генри… Конечно… Но как же?.. Как же Том?.. Если мы уедем?       Детектив сглотнул.       — Я что-нибудь придумаю. Мюи, я обязательно что-нибудь придумаю.       Девушка кивнула.       — Но только я прошу… Давай подождем немного. Твоя бывшая жена… В общем, они уезжают после Рождества, на месяц, а потом вернутся и будут рады, если ты приедешь к ним. И ты это сделаешь! — Твердо сказала Мюриэль, увидев страх пополам с неуверенностью в глазах Хастура. — Они живут под Лондоном. И мы никуда не уедем, пока ты не увидишься с сыном. И пока я не завершу все свои дела тут…       — … и пока мы не выясним, что случилось с твоей матерью. — Дополнил Хастур.       Девушка удивленно посмотрела на него — на фоне всего, что происходило в их жизнях, дело, с которым она в свое время обратилось в агентство, уже ушло на второй план. Хастур хмыкнул и быстро рассказал Мюриэль о находке Азирафеля,о которой напарник сообщил ему в тот же день, и о том, что Кроули и владелец книжного собираются в Лондон после Нового года.       — Значит, решено? — Тихо спросила Мюриэль после этого. — Несколько месяцев, и…       — Решено. — Кивнул Хастур, беря ее левую ладонь в свою руку и целуя ее пальцы.       — Только, Генри, ты не дочитал, кажется… — Вдруг вспомнила девушка о той приписке к посланию Тома, которую она же сама и попросила сделать.       — Что? — Хастур снова взял в руки письмо и проскользил взглядом до самого низа листка. — Ох. — Он сглотнул.       — Я очень хотела, чтобы ты успел получить это письмо в Сочельник… Позвонишь им? — Мюриэль кивнула на номер телефона, который был вписан в самый последний момент рукой Молли.       — Я… — Хастур мог без страха встречаться с самыми опасными преступниками Эдинбурга, но от мысли, чтобы позвонить сыну, которого он не слышал семь лет, у него опять начали преступно дрожать руки.       — Пошли, — Мюриэль встала и потянула его за собой, и Хастуру оставалось только подчиниться.       В кабинете их уже давно ждали Азирафель и Кроули. Энтони вопросительно распахнул глаза, как только увидел своего напарника и Мюриэль, и последняя ободряюще подмигнула ему, подойдя к рабочему столу Хастура, стягивая с него телефон и вручая тот в руки детективу.       Хастур переступил с ноги на ногу, оттянул ворот рубашки, но все же собрался с силами, потянул телефон за длинный провод и ушел с ним на кухню, прикрывая за собой дверь.       — Он… — Начал было Кроули, но Мюриэль улыбнулась.       — Да. Он ему позвонит.       — Хорошо. — Глаза Энтони засверкали искренней радостью, и он повернулся к Азирафелю. — Вот это Рождество!       — Да уж, мой мальчик, — тот только тепло улыбнулся и обратился к Мюриэль. — Ты же присоединишься к нашему празднику?       — Полагаю, что так. — Она чуть лукаво улыбнулась в ответ, прислушиваясь к тому, что творилось на кухне.       Азирафель осмотрелся — места вокруг стола для четверых явно недоставало, как и ещё одного фужера для напитков…       — Ох, Энтони, — протянул он, — надо хорошенько подумать, как нам теперь устроиться…       — Предлагаю вот так, — Кроули хитро улыбнулся и сел на мягкий ковер, подгибая под себя длинные ноги.       Мюриэль тихо и счастливо рассмеялась, тут же с изяществом опускаясь напротив него и расправляя свою юбку на коленях.       Азирафель только улыбнулся им и сел рядом, безо всякого стеснения переплетая свои пальцы с пальцами Энтони. В этот момент дверь в кухню открылась и оттуда показался чуть задумчивый Хастур.       — Генри?.. — вопросительно протянула Мюриэль, пока мужчина подходил к столу, чтобы вернуть телефон на место.       Он огляделся, только сейчас понимая, что все сидят на полу, покачал головой и тоже сел на ковер около девушки, которая тут же прижалась к нему.       — Ты поговорил с ним? — Кроули был искренне взволнован.       — Да. — Только и смог сказать Хастур. — Я… С ним, и с Молли, да. Поговорил. Пожелал хорошего Рождества. Поговорили немного. Да, гмхм… Договорились, что я приеду, как они вернутся…       Мюриэль снова положила свою голову на плечо мужчины, и Хастур, уже не стесняясь никого, стиснул ее руку, переводя взгляд с девушки на своего напарника.       Азирафель понял, что внутри детектива сейчас такое количество эмоций, что выразить их словами не представлялось возможным. Поэтому он решил взять все в свои руки и перевести беседу в другое русло.       — Так! — Владелец книжного деловито вскинул светлые локоны. — А тем временем у нас недостает бокалов на четверых! Меня никто не предупреждал, что будут еще гости! — Он лукаво посмотрел на Мюриэль, и та хихикнула, прячась в плечо Хастура.       Оказалось, что пить шампанское из простых кружек — тех самых, которые так любила Мюриэль и которые встретила в доме Молли — ничуть не хуже, чем из изящных фужеров. Оказалось, что если недостает места за столом, то праздничные блюда, совершенно по-простому поставив тарелки на колени, можно есть и на полу. Оказалось, что беседа между четырьмя такими разными людьми может течь легко и непринужденно, прерываясь только на вспышки смеха, когда Кроули рассказывал какой-нибудь очередной забавный случай из жизни, который Хастур обязательно дополнял циничным комментарием. Азирафель не отставал от них — его жизненный опыт был полон самых интересных и удивительных историй про его клиентов. И только Мюриэль почти ничего не говорила — лишь улыбалась и прижималась к Хастуру и, как показалось внимательному и чуткому Азирафелю, едва удерживалась от того, чтобы не начать обнимать детектива чуть более откровенно, чем было прилично в обществе друзей.       Они обсудили новости, речь короля, еще какие-то мелочи, а владелец книжного между делом осторожно и незаметно приводил в порядок кабинет, да так, что к часу ночи кроме сверкающей ели и остальных украшений ничто не напоминало о том, что тут праздновали четыре человека: все тарелки и еда были аккуратно перемещены на кухню.       — Мой мальчик, — протянул тогда Азрафель, многозначительно сверкая глазами, — не смотря на то, как мне приятно тут находиться… должен сказать, что я очень устал.       Кроули хотел сначала, по всей видимости, возразить — уходить ему совсем не хотелось, но затем понял намек мужчины, кивнул и встал.       — Да, думаю, что нам пора.       Еще с десяток минут прощаний, теплых пожеланий и приятных слов — и Азирафель с Кроули ушли.       Хастур и Мюриэль остались вдвоем.       Девушка встала и подошла к нарядной ели. Протянула руку к объемному красному банту и сказала:       — А знаешь… это моё первое настоящее Рождество. Без фальшивых улыбок, гостей, с которыми у меня ничего общего, и дорогих платьев, в которых ты смотришься, как разряженный павлин…       Хастур подошел сзади и обнял девушку со спины, прижимая её тонкое тело к своему.       — Я никогда не была так счастлива, как сегодня. С тобой, сидя на полу и поедая курицу руками, — девушка засмеялась, зажмуривая глаза и качая головой, — Боже… Вот это… Настоящее.       Мюриэль развернулась и обвила руками шею Хастура. Тот молчал, выслушивая всё, что так долго копилось внутри его девочки, но она, не желая омрачать праздник, поспешила закончить монолог:       — И я хочу навсегда остаться в этом моменте. Я люблю тебя, Генри. Я так соскучилась…       — Маленькая моя… — Хастур прикрыл глаза и подхватил девушку на руки, крепко держа за бедра. — Я тоже… очень сильно…       Мюриэль вскрикнула от резкого подъёма, но детектив, подавшись вперёд, накрыл её губы и вобрал в себя остатки кислорода жадным поцелуем. Он прижал к себе девушку так крепко, словно боялся, что она исчезнет. Он не мог этого допустить. Только не сейчас, когда она согласилась стать его женой. Не тогда, когда все проблемы и чертов Эшфорд в этот важный для них миг могли катиться к чертям.       Хастур подтянул девушку выше, сжимая соблазнительные ягодицы ладонями и заставляя обвить его торс ногами. Тонкие пальчики оказались в светлых, чуть жестких волосах, надавливая на затылок и прижимая мужчину ещё ближе к себе.       Несдержанный поцелуй сменился на чувственный, и когда Мюриэль перехватила нижнюю губу Хастура, слегка прикусывая её, детектив тихо простонал, трепеща ресницами и вжимая девушку в себя.       Она задрожала в сильных руках, когда сквозь тонкое кружево нижнего белья почувствовала крепкий член под жесткой тканью брюк. Как мало их отделяло от того, чтобы стать единым целым. Ей жизненно необходимо было почувствовать его в себе.       Хастур развернулся и слепо шагнул куда-то в сторону, натыкаясь на свой рабочий стол. Он смахнул папки и документы, не заботясь о том, что потом придется долго приводить всё в порядок — сейчас его больше интересовала его девочка, трясущаяся от страсти и смотрящая на него так, словно он был центром её вселенной.       Мягко опустив Мюриэль на край стола, детектив прижался к ней бедрами и заскользил ладонями по спине, попутно вынимая полы блузки из-под юбки.       Он хотел ощущать нежную кожу, пахнущую бергамотом и самой любовью. Он хотел покрывать поцелуями каждый дюйм её кожи и чувствовать тепло её тела. Он не хотел никаких преград — даже в виде тонких тканей — и потому с жаждой дикого зверя срывал с неё одежду.       Россыпь поцелуев на чувствительной шее отозвалась в юном теле волнующим трепетом, поднимающимся изнутри и скручивающимся в узел от первобытного желания отдаться и позволить овладеть своим телом.       Мюриэль откинула голову назад, позволяя целовать себя в ключицы и в нежную округлую грудь, на которой Хастур задержался, обводя ореолы сосков языком. Позволяя ему опуститься ниже, пока, наконец, колени детектива не ударились об пол, а губы не проложили дорожку от колена до края чулок. Мужчина коснулся языком оголенной кожи на ноге, а затем прикусил её, двигаясь выше и выше, заставляя Мюриэль дрожать с новой силой. Её желание почувствовать Хастура, почувствовать его полностью, сводило с ума.       Девушка опустила голову, встречаясь взглядом со своим любимым Генри. Он был горяч и неуёмен в своих действиях, и поэтому настойчиво и голодно сжимал её одной ладонью за бёдра, пока пальцами другой руки отодвигал в сторону трусики, предоставляя себе больше пространства для действий.       Мюриэль рвано выдохнула, когда ощутила горячее дыхание на своей плоти и облизала губы, что вмиг стали сухими от предвкушения. Она не отводила взгляда и чувствовала, как горит изнутри адским пламенем, который невозможно было уже погасить.       — Ааах, — девушка застонала громко и прерывисто, прорезая ночную тишину, когда Хастур неспешно начал ласкать её языком, проводя им между нежных лепестков плоти, подбираясь к чувствительному бугорку и обхватывая его губами.       Он чередовал ласки, пробуя свою девочку на вкус и упиваясь волнующей близостью и осознанием, что она принадлежит только ему. Полностью и целиком.       Тонкие пальчики Мюриэль снова оказались в волосах детектива, прижимая его голову ближе к бедрам. Она ещё чуть шире раздвинула стройные ноги, раскрывая себя полностью и растворяясь в ощущениях.       От настойчивых движений языком по клитору низ живота начинал наливаться приятной тяжестью, а мысли становились медленными и тягучими, как растопленная карамель. Да и о чем вообще можно было думать, когда такой мужчина, как Хастур, стоял на коленях и самозабвенно вылизывал свою девочку.       Мюриэль не заметила, как откинулась назад и распласталась на холодном столе, но чувственное движение пальцев внутри неё выдернуло её из сладостной неги, возвращая в погруженный во мрак офис, наполненный стонами и прерывистым дыханием.       Девушка, не в силах совладать со своим разнеженным телом, дернула коленями, сжимая Хастура по обе стороны и дрожа от медленно наступающего оргазма.       Понимая, что Мюриэль близка к тому, чтобы вспыхнуть от любого прикосновения, Хастур начал интенсивнее двигать пальцами внутри истекающего соками влагалища и обхватил губами клитор, втягивая его в рот.       — Генри… — Пробормотала девушка, утопая в удовольствии с именем любимого на губах.       Наслаждение, которое она испытала, опьянило её. Девушка дёрнулась несколько раз всем телом, не в силах совладать с собой, и замерла, как натянутая струна.       Слишком хорошо… Слишком сильно ощущался оргазм. И эти ощущения хотелось продлить… разделить на двоих…       Мюриэль откинула со лба прилипшие кудри и приподнялась на локтях.       Хастур, в последний раз собрав губами влагу с её промежности, поднялся, глядя на девушку затуманенным от страсти взором. В стремлении доставить и ему такое же потрясающее удовольствие, она вскочила на дрожащие ноги и, не удержавшись, упала на грудь мужчины, поддерживаемая его сильными руками.       — Маленькая, ты чего…       — Иди ко мне…       Мюриэль утянула Хастура на пол на мягкий ковер и трясущимися пальцами начала расстегивать его рубашку. Она стояла перед ним на коленях, целуя то в губы, то в скулы, то спускаясь ниже и покусывая кожу на шее.       Когда с рубашкой было покончено, девушка схватилась за ремень брюк и несдержанно дернула его, освобождая мужчину от лишней преграды.       Только стоило брюкам и нижнему белью исчезнуть с разгоряченного тела, как Мюриэль нависла сверху и, не давая Хастуру ни секунды на размышления, спустилась ниже и обхватила пухленькими губками влажную головку члена.       — Черт! — Восторженно вырвалось из груди мужчины, и девушка с ещё большим рвением начала одаривать его ласками.       Она вбирала член в рот плавно, методично ускоряясь и расслабляя горло, чтобы иметь возможность пропустить его в себя глубже. Обводила языком вздувшиеся венки и сжимала губы у основания.       Перед глазами Хастура все плыло, а огоньки на гирлянде рассеивались перед его взором. Его девочка была такой страстной, горячей, невозможной… Такой умелой… От её действий и накатывающих на него ощущений становилось больно от нетерпения и предвкушения того, что за этими ласками последует дальше. Это была сладкая боль, от которой голову вело, как от коньяка.       Точка невозврата была давно пройдена, а каждое прикосновение Мюриэль нагнетало тот самый взрыв внутри. И Хастур был так близок к этому безумию… Он начал жадно хватать ртом воздух, отстраняя девушку от себя и стараясь не кончить от одного её вида.       Целуя пухлые губы, врываясь в рот языком, он ощущал собственный терпкий вкус. Страсть поглотила его полностью, и, уже не осознавая своих действий, мужчина дернул трусики вниз, разрывая их.       Мюриэль вцепилась в плечи Хастура и перекинула ногу через его бедро. Сначала она призывно потерлась о член промежностью, подразнивая мужчину и вырывая из груди обоих стоны, а затем медленно опустилась, плотно обхватывая его и погружая в горячую глубину.       — Какая же ты… красивая… — Прохрипел мужчина, поддерживая девушку за бедра и приподнимаясь, чтобы поймать губами твердую горошину соска.       Мюриэль что-то простонала в ответ и начала двигаться быстрее, соблазнительно извиваясь на нём и закатывая от наслаждения глаза.       Это была потрясающая картина, при виде которой каждая клетка тела горела, желая высвободиться, забыться и раствориться в любви. Скольжение на члене ощущалось так остро, так… восхитительно приятно, что было очень легко наконец отпустить себя.       Хастур скользнул руками выше, сжимая тонкую талию ладонями и насаживая девушку ещё глубже, а затем, плавясь от пронизывающих его тело вспышек оргазма, он рванул Мюриэль на себя и жадно впился в её губы.       Бурно изливаясь внутрь, Хастур потянулся к пульсирующему клитору и потёр его подушечкой большого пальца.       Чувствительное тело, изголодавшееся за прошедшие недели по такой близости, отреагировало мгновенно. Мюриэль застонала. Громко, протяжно, вновь рассыпаясь на части от очередного оргазма. Она сжала волосы детектива в кулаке и прикусила его опухшие от поцелуев губы.       Хастур перевёл дыхание, встретился взглядом с карими глазами и до хруста сжал в объятиях девушку. Он хаотично целовал её лицо и молчал. И тишина эта вокруг орала и выла, как провода, раздираемые напряжением в тысячу вольт. Казалось, ничто не было способно нарушить эту тишину, в ней даже можно было расслышать спутанные мысли, которые крутились в кудрявой голове.       Мюриэль на секунду подумала о том, что из-за собственной неосторожности может оказаться в патовой ситуации, но тихий голос детектива отвлек её.       Девушка счастливо улыбнулась и поцеловала Хастура, чувственно сплетаясь с ним языком и как будто снова слыша его признание, в котором он шептал ей:       — Я люблю тебя.