azure shores

Три недели спустя

Лонг-Айленд

Август на Карибских островах выдался чрезмерно знойным. Близится тропическая осень – низкий сезон, когда множество отелей временно прекращают впускать на свои ухоженные территории приезжих, а бесконечные потоки любопытных туристов в несколько раз сокращаются. В субботний день открытый теннисный корт был целиком и полностью арендован мэром Лонг-Айленда, чтобы без надоедливых фотожурналистов он мог освободиться от напряжения в процессе парной игры. Намджун прямо-таки чувствует, что всё в его жизни скатывается на дно морское, а это пагубно влияет на эмоциональную стабильность правящего островом, которая ныне до жути неустойчива. На следующей неделе должна была состояться свадебная церемония, однако потрясённая Айми в тот день, когда услышала о прямой причастности жениха к вероятной гибели её бывшего возлюбленного, не на шутку разбушевалась и устроила настоящий погром в их спальной комнате, сразу же сообщив о том, что компания Джуна ей невыносима. Ляпнула точно сгоряча, поразив сказанным будущего супруга до глубины его беспросветной души, после чего отправилась в ближайшую комфортабельную гостиницу. У женщины всегда была строптивая натура и, как Намджун неоднократно убеждался, на языке хранились острые ответы для обидчиков, чтобы при необходимости постоять за себя, но тогда она явно переступила запретную черту. Семейный скандал длился не так долго, как могло быть при худшем исходе событий, а Джун позволил Айми посвоевольничать. Конечно, можно удерживать около себя человека насильным способом или искусно применять манипуляции, но мужчина очень утомился. Не от себя ли? Он довольно-таки часто стал ощущать то ли необъяснимые уколы внезапно пробудившихся остатков совести, то ли новый приступ лютой ненависти по отношению к утопленнику. «Намджуна нельзя назвать посланником самого Аида. Проворачивание слишком грязных дел не в его стиле», — слова Чона, ни на мгновение не представляющего, что впереди, после прибытия с Кингстона на родные земли, многое предстоит пережить. К Джуну на регулярной основе, чего уж теперь скрывать, в раздражающих сновидениях заглядывает неестественно бледный Чон Чонгук и не скупится на матерные слова, с печальной улыбкой на губах обвиняя некогда близкого друга в собственной кончине. Однажды Намджун, задержавшись в мэрии дольше положенного из-за нежелания возвращаться в пустой дом, задремал прямо за рабочим столом, уронив переполненную проблемами голову на важные документы, а когда резко вынырнул из царства снов, то увидел перед собой свой ночной кошмар – усмехающегося молодого вождя. Сон во сне? Или галлюцинация? Не суть. С тех пор Джун считает себя параноидальным сумасшедшим, плохо контролирует порывы ярости и планирует записаться на приём к опытному и лучшему психотерапевту Большого острова после того, как разберётся с заключением нового договора в конце этого чёртового августа. А Адриан, его единственный информатор и вполне доверенное лицо, канул в безвоздушное пространство ещё три недели назад, поэтому Намджун – ранее всевидящее око Саурона – находится в полном неведении, что раздражает его до сводящих скул. Многолетняя привычка держать всё под контролем никуда не подевалась. И, что печалит мужчину не меньше кучи образовавшихся бед, поделиться тревогами ему не с кем. Хосок с Сокджином, которые опаздывают на запланированную встречу вот уже на двадцать пять минут, его чудовищный поступок (по сути, если называть вещи своими именами, – убийство Чона) не смогут понять, не говоря о принятии истины даже сквозь годы… Они ни в коем случае не должны узнать об этом. — Слышал ли ты о существовании пунктуальности, Хо? — несерьёзно выпалил Намджун, переместив теннисную ракетку в левую ладонь и крепким рукопожатием поприветствовав друга. — Ворчливости тебе не занимать. Уикэнд, босс, сплошные километровые пробки, — похлопав мэра по плечу, Хосок начал лениво потягиваться, подняв обе руки кверху, наконец-то разминая мышцы, затёкшие от долгого пребывания в кресле собственной иномарки. — По центральной, видимо, добирался, — утверждение, приправленное вопросительными нотками в голосе. — Куда подевался твой друг-неразлучник? — Да, — Чон подтверждает чужие догадки. — Объявится, не беспокойся. С недавних пор Хосок испытывает странное накатывание ощутимого дискомфорта, когда святая троица вырывается из рабочих тисков, находя несколько часов на времяпрепровождение вне офисных стен. Чон – та самая подпольная крыса, которую мэр Лонг-Айленда поручил ему отыскать. Невзирая на стереотипное отношение к имеющим подобное «звание», первый заместитель не желал как-либо вредить Большому острову или аклинсам, а всего-то жаждал добиться справедливости, стремился к укреплению мирных связей между союзными островами, способствовал урегулированию конфликтов и жужжал на ухо Намджуну о том, что необходимо усесться за стол переговоров и обсудить каждый пункт, волнующий обе стороны. Какой финальный итог? Неутешительный, как вы понимаете. Когда заходила речь о прекращении бесполезных манипуляций со стороны правящего Лонг-Айлендом, Джун сменял тему на менее раздражающую его нервную систему, в приступе неконтролируемой злости заваливая Хосока целой горой работы и бумажной волокиты, которую не всегда именно он – заместитель – обязан был выполнять. Каким образом можно достучаться до затуманенного разума человека, если тот и слышать ничего не хочет? Достоверная информация о предстоящем заключении союза с Кингстоном, принятые исполнительным комитетом и спонсорами решения, дальнейшие шаги мэра и предполагаемые угрозы племенному народу… Всё это оперативно доносилось до заинтересованного в стабильности Чонгука через единственного и неповторимого старшего советника – Мин Юнги. В нисколько не бестолковой голове приближённого вождя, сохранявшего верность одному человеку, накоплено множество тайн обоих островов, а на его плечах – неподъёмный груз ответственности. Их встречи происходили редко, поскольку лидера племени интересовало лишь то, что сумело бы навредить островитянам. На копошение в чужом белье вождь не претендовал, а вселенские тайны его никаким боком не касались. Если Намджун безосновательно перегибал палку, то Хосок приоткрывал занавес, подробно повествуя о замыслах именно Юнги, чтобы тот донёс правдивые слова до вождя. Хосока и убеждать не стоило в том, что Чонгук даже не подумает намеренно вредить ни ему, ни Намджуну с Сокджином, ведь они… семья? Слишком наивно? Вполне вероятно. Пусть разбитое не склеить, произошедшее не переиграть, но Чонгук по сей день оставался верен справедливым мотивам, самому себе и собственным принципам, запрещающим действовать грязно. Первый заместитель мэра, как-никак, знаком с сыном Каонабо немало лет. Иногда Хосоку, по правде, искренне хотелось откусить вождю его хитрую голову, напичканную продуманными планами на все случаи жизни, как на том же Кингстоне во время их трапезы в японском ресторане, но он дорожил этим упрямым человеком. Когда он узнал (тайком подслушал) о неудачной попытке отправить Чона на дно Карибского моря, что, несомненно, стало для него последней каплей в чаше терпения, сразу же поделился всей информацией, которая была ему известна. Там, около Центральной клиники, он поведал и о том, что Сокджин с Адрианом давно не незнакомцы, что они возобновили отношения после неожиданной для обоих встречи в «Чёрной жемчужине». Многое в тот день озвучилось устами заместителя, на время утаившего только одну важнейшую деталь – нынешнее местонахождение испанца. Ради безопасности молодого парня. И, конечно же, мужчина нисколько не удивил лидера племени рассказом о том, что в данной заварушке поучаствовал и Карло, который не особо охотно сотрудничал с Адрианом, преследуя заманчивую цель – мечту занять должность вождя. Предсказуемо. Пускай Хосока приписывают к подлым предателям. Пускай Сокджин, всё ещё не ведающий о секретах своего товарища, возненавидит его после раскрытия «недругам» всех козырных карт. Пускай никто из их компании более не сможет считать его кем-то близким и надёжным. Пускай. Совесть заместителя чиста. Мужчина всегда был против скверных поступков и хладнокровных убийств, поэтому утверждал, что додуматься до подобных вещей смог бы лишь истинный безумец, но никак не здравомыслящий человек. Он, если честно, в образовавшемся конфликте желает выступать в роли посредника, что оказалось по душе мэру Кингстона; быть нейтральной территорией для враждующих, а не превратиться в того, кто ведёт кровопролитные войны с людьми, которые этого не заслужили. «Аклинсы нам не враги, Ким Тэхён – тем более». Такова его позиция, и он ни о чём совсем не жалеет. Кто-то яростно осудит, другие же – не моментально, но всё-таки поймут. И это их законное право. Солнечные лучи настойчиво пробиваются сквозь затянутое серыми облаками небо. Почти сдавливающая внутренности тишина, что повисла в тёплом воздухе, нарушается только вспотевшими Хосоком и Намджуном, которые дольше получаса активно отбивают ракетками упругий мяч. Подачи следовали одна за другой через натянутую на нужной высоте сетку, разделившую открытый корт пополам. Несмотря на лёгкую спортивную форму в светлых тонах, прохладнее в процессе «сражения» мужчинам не становилось, а от скатывающегося по вискам пота спасали лишь предусмотрительно надетые белые повязки. Надвигается что-то недоброе, и это ощутимое напряжение ещё сильнее распаляет в товарищах сопернический дух, временно отвлекающий от грядущих перемен. После часовой игры физические силы иссякли. Мэр и первый заместитель опустились пятыми точками на покрытие, затерявшись во времени и пространстве благодаря активному обсуждению мелочей, не касающихся рабочих процессов. Так непринуждённо болтают о юных годах и препятствиях на их тернистом пути, ведущему к успеху, словно никто из них не является тыловой крысой и сумасшедшим убийцей, свершившим самосуд чужими руками. — Отправимся на Север через… — Ким задумался о графике, забитом на несколько недель вперёд. — В следующем месяце? Отчётливо чувствую огромный дефицит солнечных лучей и сёрфинга, — пластиковая бутылка с водой опустошается Намджуном до последней капли, а сам мужчина поднимается с облюбованного места, протягивая другу ладонь. — Конечно, Джун, — Хосок тут же принимает любезную помощь и встаёт на ноги следом, расплываясь в фальшивой улыбке. «Профессиональный» актёр прекрасно знает, что в наступающем сентябре их дороги неизбежно разойдутся. — Знаешь, Хо, Джину следует поторопиться, иначе… — Да вон же он плетётся, — Чон кивнул, вынудив мужчину обернуться на все сто восемьдесят градусов. Намджун, многое в жизни повидавший и никогда не принимавший наркотические вещества, готов поклясться всеми святыми, что перед его глазами не реальная картинка, а чересчур правдоподобная галлюцинация, вызванная больной фантазией или воспалённым мозгом… Иллюстрация к комедийной истории, странный эпизод в малобюджетном сериале, идиотский розыгрыш. — Адриан? Какого чёрта? — шепчет в неверии мэр Большого острова и смотрит на шагающего к нему испанца с Сокджином, после чего переводит ошарашенный взгляд на их скреплённые в замóк пальцы, почти уронив себе на ногу теннисную ракетку. Видимо, его закипевший мозг, готовый превратиться в водяной исландский гейзер, наотрез отказывается принимать неоспоримую истину. — Босс, Вы, кажется, покраснели от напряжения…

☀️

Крепкий мужчина уверенной походкой, словно он не просто приглашённый Хосоком гость, ступает по широкой дорожке от тротуара к двухэтажной роскошной вилле, в очередной раз подмечая лично для себя, что в южной части райского уголка, как и ожидалось, царит менее суматошная обстановка, нежели в «сердце» Большого острова. Обеспеченный народ выплачивает далеко не несколько сотен карибских долларов за такое желаемое уединение. Высоченные колонны, стеклянный холл и многие другие красоты здешнего «королевства» оказались позади. Только прибывшего на Лонг-Айленд интересует не разглядывание дорогостоящего интерьера, а одна небезызвестная персона, недавно осевшая в этих краях на дно. — Здравствуй, — бесшумно прокравшись в светлое за счёт панорамных окон помещение, Чонгук приветствует застывшего каменной монолитной статуей Адриана. — Рад повидаться со мной, младший советник? — на хмуром лице Чона возникает секундная усмешка, которая была вызвана удовольствием от заметной растерянности бывшего друга. — Мой вождь… Парень, встретившись лицом к лицу именно с этим человеком, приземляется неконтролируемой тушкой на мягкий прямоугольный диван, установленный посреди просторной гостиной в песочных оттенках, и на автомате выключает телевизор, громко вещающий о скорых ухудшениях погодных условий. Как… Как Чонгук отыскал его? А как поступить? Опуститься на колени? Агрессивно огрызаться на всякое обвинение в свой адрес? Промолчать? Вынудить покинуть территорию? День вероломного поступка оба отчётливо помнят, будто с тех пор прошло меньше недели. — Вот же чёрт… Чёрт, чёрт! — снова не отказывал себе в сплошных ругательствах Адриан, пока на максимальной скорости мчался к ненавистному месту, где, хотелось бы верить, всё ещё стучало сердце лидера племени. Он не выполнил чудовищный и экстренный приказ обезумевшего Намджуна, за что в дальнейшем обязательно чем-нибудь поплатится. За недолгие десять минут, проведённых в открытом море, Чонгук уж точно не склеил бы ласты. Мужчина обучен сохранению спокойствия в стрессовых для организма ситуациях, что и не позволило ему начать сильно паниковать, наглотавшись воды, а это, в свою очередь, помогло избежать попадания большого количества солёной жидкости в дыхательные пути. Лишь бы без отёка лёгких… — Ох, Нерей, Вам необходима госпитализация, — у испанца крупно дрожат руки, когда он, повернув Чона на правый бок, зачёсывает мокрые волосы вождя назад и прислушивается к его сбитому дыханию. — Простите, простите меня, прошу Вас… Некогда уверенного в себе паренька и рассудительного младшего советника, что немного удивляет Чонгука, трясёт словно от малярийной лихорадки. Испанец стучит пальцами по бёдрам, глядя на умиротворённого молодого вождя. — Как считаешь, стоит ли мне отдать тебя на растерзание аклинсам? — Чон садится на другой край неудобной, на его скромный взгляд, мебели, забросив ноги на журнальный столик, а тёмно-карие очи устремляет на испуганного до смерти испанца, вжавшегося в диван и никак не ожидавшего появления Чонгука. — Или, пожалуй, устроить самосуд? Ты, мой дражайший товарищ, подверг нешуточной опасности свою большую семью. Обладая какой-либо важной информацией о моём народе и дальнейших шагах, касающихся мэра Кингстона, Джун не стал бы долго возиться, в скором времени приступив к использованию махинаций, чтобы я подписал документы на его условиях. И, что наименее приятно, была не такая уж маленькая вероятность нарушения стабильности в нашей системе и возникновения хаоса внутри общины из-за гибели лидера племени. За такой короткий, но весомый список погрешностей твоя жизнь перестаёт иметь и минимальную цену, а мои руки готовы сомкнуться на твоей шее. — Вождь, мне нет… — Помнишь ли ты, Адриан, что до заключения мирного договора между союзными островами, — перебивает ещё толком не начатые оправдания, — предателям устраивали удивительные пытки? — испанец напрягается каждой мышцей тела, поскольку он-то хорошо осведомлён. — В Солнечной бухте виновных закапывали по плечи в песок, таким способом обездвиживая их, и оставляли погибать под палящими лучами до тех пор, пока организм не прекращал функционировать должным образом, а затем – сносили неверным головы, натягивая те на острые пики и оставляя в гуще джунглей перед деревянными статуями местных богов. Так скажи мне, друг мой, ты всё это провернул ради такой же участи? — Нет-нет, Нерей. Я… сотрудничаю с Намджуном, к моему сожалению, не первый месяц, при схождении на берег Лонг-Айленда легко связываясь с ним с помощью смартфона, который он мне однажды вручил, — у парня ушли все оставшиеся нервные клетки на то, чтобы решиться на недолгий рассказ. Бывший советник более не желает скрывать от Чонгука горькую правду. — Он щедро спонсировал химиотерапию, обеспечивал тем, что было необходимо для дорогостоящего лечения моей мамы, а в июле пообещал мне, что если я стану предоставлять ему подробную информацию, то либо мои родители ни в чём не будут нуждаться, либо он их жестоко убьёт… В случае отказа отправятся следом за мной. Изначально Намджун стремился надавить на Ваше больное или слабое место, тем самым вынудив партнёрствовать на условиях правящих Большим островом. В «рабочие обязанности» Адриана входили отчёты о каждом шаге Чонгука. Поступивший на сотовый телефон приказ сбил его с толку, а вполне серьёзные угрозы в адрес семейства лишили всякого права на отступление. Все решения оказались так глупы, наивны и не очень-то свойственны ему. — Вот оно как, — невесело хмыкнул Чон. — Ты, чёрт возьми, мог обратиться за помощью ко мне! — тут же повышает голос, что делает крайне редко, и, поднявшись с мягкой мебели, приближается к младшему советнику, а парнишка тушуется, планируя слиться с диваном в одно целое. — Разве я тебе отказывал? — мужчина нависает громадной скалой и, крепко схватившись пальцами за чужой подбородок, заставляет против воли поднять на него взгляд. — Внимательно посмотри мне в глаза, Адриан. Я хотя бы раз давал повод усомниться в том, что готов ради своих людей перегрызать глотки и помогать в случае тяжёлых времён? — Нет, мой вождь. — Ты – моё главное разочарование, — Чонгук прожигает в Адриане своими тёмными очами чёрные дыры, испепеляя напряжённое тело, а испанец морально подготавливается и к тому, что его сейчас же мужчина изобьёт – в лучшем из худших случаев – до потери сознания, однако… этого не происходит. — У моего возлюбленного имеется дурная привычка включать чертовски милосердного ангела там, где его и в помине быть не должно, но вежливым просьбам Этерио я, как ты знаешь, всегда внимаю. Запомни на веки вечные: твоя душа была спасена этим прекрасным человеком, который когда-то умудрился тобой проникнуться. До глубокой старости тебе нести бремя предательства на плечах. Посмеешь явиться на Аклинс – я, клянусь Посейдоном, с тебя три шкуры спущу. Посмеешь воспрепятствовать свершению наших замыслов – скормлю рифовым акулам. Доступно объясняю? — Да, мой вождь, — активно кивает, не вставляя ни единой лишней реплики. Парень не понаслышке знает, что Чонгук по натуре своей не жесток, но у каждого человека, даже у сторонника пацифизма, чаша весов может склониться в пользу чего-то нехорошего, когда терпение окончательно лопается. Так или иначе, каким бы Чон разочарованным ни был, он не станет прибегать к физическому насилию. Вместо этого молодой вождь просто пристально смотрит на жертву эмоциональной встряски. Так, что весь душевный мир сжимается до размера песчаной кинетической крупицы. — Мне очень жаль… — Не сомневаюсь, Адриан.

🌊

Умение организовывать непредсказуемые сюрпризы никогда прежде не входило в список достоинств Чон Чонгука, но ради любимого человека, согласитесь, в любое дело можно и всю душу вложить. Мужчина не запланировал ничего сверхъестественного и оригинального, да и «свидание» на безлюдном берегу у них будет происходить далеко не впервые, но отчего-то лёгкая нервозность даёт о себе знать. И проклятый ворот излюбленной чёрной рубашки неприятно давит на шею, и этот цветочный букет в руках, мысленно именуемый тропическим веником, кажется неуместным, и всё не так, как изначально планировалось. Искренне волнуется и чувствует себя то ли малолетним дурачком, то ли по уши влюблённым. Три недели пролетели не то чтобы приятнейшим образом из-за повреждённого ребра и ранений. Чон порывался вернуться к привычному труду в полях, а Тэхён – заботливая сиделка – юлой вертелся около молодого вождя, отчитывая его, как маленького и непослушного мальца, за несоблюдение рекомендаций лекаря, пока Юнги с Чимином потешались, гиеня где-то на фоне, над близким другом, который не способен противостоять единственному человеку – второму обладателю его любящего сердца. Радовало только одно – недовольство племенного народа поутихло. Большинству вождь Нерей действительно нравился в качестве лидера и, не секрет для многих островитян, очень импонировал, ведь он – справедливый человек. По этой причине обитатели старались смириться с его обдуманным решением, успешно переваривая нарушение важнейшей традиции, а малая часть негодующих всё-таки сразилась с мужчиной в поединке. На сегодняшний день выбор у них не особо большой, так как старинный обряд влюблённой парой был пройден. А Каонабо, кстати говоря, поступает уж очень по-взрослому – играет с младшим сыном в молчанку. С бессмертным, наверное, Толомео лидер племени провёл воспитательную беседу. Тогда же и объяснил вполне доступно, что не стоит ни засматриваться на голубоглазого юношу (птички Чону напели), ни как-либо ему вредить, иначе мирными диалогами всё навряд ли закончится. А тот самоуверенный мужчина, каким бы выносливым ни был, жизнью всё же дорожил. Масео по сей час называет происходящее между взрослыми лбами «мылодрамой». К слову о рослом мужчине, которого Ким при любом удобном случае величает Эверестом! Недавно он был назначен советником вождя, что никого, если честно признаться, не застало врасплох, потому что жених Неомы – не глупец, а человек рациональный, умный, не вспыльчивый и имеющий голову на плечах, да и с Юнги – более не старшим, а младшим советником – они неплохо ладят. Каким таким образом – очередная тайна вселенского масштаба. А ещё… Вы точно морально подготовлены к подобной информации? Садитесь или прилягте. Чонгук, как выяснилось за прошедшие недели, чуть-чуть собственник и ревнивец. Кто-то ошарашен новостью? Сомнительно, конечно. Это изредка проявляется в его безвредных порывах оставлять бордовые следы на нежной коже Тэхёна и в «мой бесценный мальчик» при свидетелях, а как приятный бонус для окружающих – желание натягивать на самодельные копья тех, кто прикасается к Киму так, как непозволительно остальным (с Юном мужчина давно смирился, а Чимина с Неомой от Кима и вовсе за уши не оттянуть). Молодой вождь не смеет ревновать возлюбленного к каждой травинке на острове, душить и давить чрезмерным вниманием, ограничивая передвижение парня по Аклинсу. Иногда хочется спрятать от всего мира сокровище архипелага под собственной футболкой, однако это от безмерной любви. И от надоедливого Мина. Он ведь как репейник, как кровососущий комар-пискун с бутылкой кингстонского рома в лапках, но до чего же родной сердцу человек. Жизнь, в общем и целом, начинает идти своим чередом, постепенно налаживаясь. Или… Нет, увы, привиделось же такое счастье. — Нерей! — Неома, миновав все преграды в виде кустарников местных клумболюбителей, несётся босыми ногами по раскалённому песку, неприятно обжигающему её ступни, и продолжает вопить искажённым голосом: — Нерей! Там… Этерио! Нерей! Чонгук невольно напрягается. — Что уже стряслось? — «тропический веник» оказывается на низком плетёном столике, который мужчина притянул на песчаный берег, а сам организатор сюрприза громко вздыхает. Ни минуты покоя – дело привычное. Несносная девица не сразу заметила праздничный, видимо, наряд лучшего друга, а теперь, рассмотрев повнимательнее тот самый клетчатый плед и прочие прелести, подготовленные для Тэхёна, расширяет глаза до размера метеоритных кратеров на Земле. — Это то, о чём я думаю? — Ближе к делу, Неома. — Ох, точно-точно, — судя по неравномерному дыханию, девушка действительно торопилась, когда узнала о местонахождении Чона. Сейчас она не спешит озвучивать причину переполоха. — Этерио… Как ты знаешь, братик, он длительное время грозился избавиться от того несчастного петуха. А… А далее можно обойтись без детального описания и продолжения удивительного рассказа о вражде человека разумного и представителя фауны. Романтический обед накрылся медным тазом. Тем временем в безумном доме царствует полнейший кавардак. — Бесстыжее зверьё отправится специальным рейсом в холодец, — Ким угрожает указательным пальцем животному, наконец пойманному настырными добытчиками и зажатому в углу спальной комнаты лидера. — Постой-постой, Чимин, опусти-ка ты пока этот здоровенный топор, иначе нечаянно поранишься. — Тэхён, напарник, тебе не кажется, что Чонгук с радостью свернёт нам что-нибудь жизненно важное за то, что мы приволокли крикливого петуха в его бунгало? — перевернув орудие пыток, Пак чешет деревянной рукояткой щеку, раздумывая над вероятным развитием событий. Где-то в углу (от страха перед скорой гибелью) кукарекает жертва. — Всё под контролем! Чим, ты подбираешься к нему слева, а я – справа, — смелеет Ким. — Ну как, эмоционально подготовлен к битве? — Нет. — Славно. Сказать, что вокруг полный бардак, созданный пернатым существом и двумя охотниками за наглой живностью, – не сказать ровным счётом ничего. Балдахин, прикреплённый сверху к кровати вождя, оказался порван когтями птицы в процессе одного из побегов в другие помещения; мягкие подушки минутами ранее летели в сторону петуха с пёстрыми перьями, а ныне мирно покоятся на тёмной древесине возле кровати; по письменному столу явно прошёлся разрушительный ураган, разбросав повсюду книги в мягких переплётах и какие-то древние, как с ужасом предположили друзья, письмена с более новыми записями. Педантичный до мозга костей Чон Чонгук, наткнувшись на такую впечатляющую картину, заработает себе несколько десятков седых прядей, ведь у мужчины в бунгало всегда образцовый порядок. Когда-то был. — Вы, молодые люди, как я погляжу, совсем от рук отбились, — ровным тоном оповещает о своём присутствии владелец дома и медленно проходит в комнату, на миг даже растерявшись от глубочайшего удивления. Только позавчера организовывал генеральное наведение порядка… — Что за представление вы устроили? — Планировали накашеварить ароматное жаркое, а этот пернатый отчаянно сопротивлялся, — всё же схватив свободной рукой звёздного гостя, Чимин тут же начинает отшучиваться, но от недовольного увиденным взгляда затихает. — Понял, молчать – моё увлекательное хобби. А у Тэхёна, кажись, планета прекратила вращаться вокруг своей оси и весь бренный мир временно застыл. У него автоматически подкашиваются ноги и возникает какой-то шум в голове, когда Чонгук облачён не в мешковатые одежды, испачканные в полях, а в классические летние костюмы, которые красиво, прямо-таки до неслабого потрясения всех очевидцев в радиусе километра, обтягивают его спортивное тело. В подобные моменты хочется прикоснуться кончиками пальцев, вплотную прижаться и тихонько попищать от осознания, что вся эта красота – его и ничья больше. — Это… — юноша сглатывает ком в горле, когда Чонгук оказывается рядом, — ты к кому так нарядился? Милостивый Посейдон, дай молодому вождю сил. — Подскажи мне, лазурный мой, — и минимальная дистанция более не разделяет влюблённую пару. Чон, коротко усмехнувшись, поглаживает большим пальцем скулу Кима, — у нас не может происходить всё более типично, как у простых смертных, верно? — это он имеет в виду романтические завтраки, обеды и ужины. — Ну… Чонгук, извини нас за злобного петуха и жуткий беспорядок, — Тэхён целиком и полностью признал вину, затерявшись в родных глазах-созвездиях. — Не непоправимая беда, я приберусь, — ласковый поцелуй в висок – бесспорное подтверждение того, что мужчина и его внутренний перфекционист не станут сердиться. — Тебе, как только приведёшь себя в порядок, придётся последовать за мной. А ты, Чимин, — обращается к тому, кто стоял посреди спальни тише воды, ниже травы, — отправляйся домой к Юнги. И топор, разумеется, прихвати с собой, чтобы сейчас же вернуть его туда, откуда вы умудрились его умыкнуть. Все мои указания тебе понятны? — Да, мой вождь! — натянуто улыбается один из проказников и потихоньку ретируется спиной к дверному проёму, держа пернатого подмышкой, а взглядом посылает другу юности лучи бесконечной поддержки. Все остались живы и невредимы. И это, несомненно, главное.

☀️

— Чонгук, я… не могу, — Тэхён от неуверенности мнётся на месте. — Что? — Плавать, к несчастью, не умею, — врунишка, как много сделано ошибок в банальном «с пятнадцати не хочу». — И не гляди на меня таким осуждающим взглядом, тебе хмурость всех обитателей Аклинса не к лицу. — Ты проживал столько времени вблизи Карибского моря, но так и не позволил этим бирюзовым водам покорить твоё сердце? — Ни один именитый художник не в силах передать великолепие здешних мест, однако безопасность мне никто не сможет гарантировать. Вдруг тигровая акула отобьётся от стаи и посмеет откусить мне конечность? — Ким перебирает наиболее безумные варианты в своей голове. — Или кубомедуза ужалит в бок? Я потеряю сознание или даже погибну. Ты хоть в курсе, карибский маньяк, кто в этих водах обитает? Поведать тебе? Где же тот учебник… — Тэхён ныряет в бездонную, как говорил Чон, сумку, которую он иногда таскал с собой чаще, нежели моргал. — Замолчи ты уже, Посейдоном прошу, — Чонгук посмеивается над завидным биологом, цепляясь сосредоточенным взглядом за мерцающие на небосводе звёзды. Он понимал, что все приведённые Тэхёном аргументы – нелепица, а его жуткая аквафобия зародилась именно после смерти Бэкхёна. — Всецело доверься мне, и я покажу тебе то, что заставляет моё сердце ускорять свой ритм до неприличия, — пальцем указывает на горизонт, вынуждая вглядываться, казалось бы, в бесконечные просторы, окутанные темнотой ночи, а сам неотрывно смотрит на молодого парня, искренне благодаря каждое морское божество за то, что этот юнец оказался рядом с ним. Порой случается так, что спонтанно принятые решения оказываются самым верным выбором. Незапланированный побег из золотой клетки был способен как отнять нечто ценное, так и подарить любовь, не сравнимую ни с чем земным. Но это не значит, что необходимо бросать всё нажитое добро и выдвигаться к черту на рога с чемоданами наперевес. У судьбоносных событий, включая внезапные встречи с важными людьми, есть удивительное свойство – они происходят в нужный для нас период, вне зависимости от того, в какой точке Земли мы находимся. Какой-то великий мудрец сказал, что случайности не случаются случайно. В этом предложении, состоящем из сплошных тавтологий, кроется простая истина, которую удаётся осознать со временем, когда неоднократно сталкиваешься с разными событиями. Они исцеляют, разбивают, обучают… Ким Тэхён повстречал Чон Чонгука ровно в тот момент, когда снова стал раскалываться на множество фрагментов и когда нуждался в нём, но не пытался отыскать намеренно. И этот молодой вождь – лучшая неслучайная случайность в его жизни. — И это ты предпочитаешь называть скромным пикником? — Ким щурится от ослепительных лучей. — А чем тебе не скромный пикник, лазурный? — Чонгук водит губами по щеке Тэхёна, с концами избавляясь от тканевой ленты, которая до последнего скрывала потрясающие глаза, оставив ту на плетёном столике. — Ты собрал здесь половину запасов, опустошив наши хранилища, — не вопрос, а уверенное утверждение. — Тропический веник? — тепло улыбается, всё-таки получив от мужчины тот большущий букет, и проводит подушечками пальцев по пламени джунглей – иксорам. Тэхён, как известно, неравнодушен к экзотическим и не только цветам, чем мужчина с наслаждением пользуется, с поводом и без радуя возлюбленного. Кажется, кое-кто готов даже проредить несколько ухоженных клумб Анакаоны. На свой страх и риск. — Тропический веник, — отзеркалил улыбку Чон. На данном клочке суши Аклинса начался их общий путь, густо усеянный счастливыми эпизодами и тяжёлыми испытаниями судьбы. Первый поцелуй, произошедший в совершенно внезапном порыве, послужил отправной точкой для влюблённой пары, которая сейчас предпочтёт лишиться многих благ, но не позволит ни единой живой душе отнять у них возможность быть вместе. Здесь, под аккомпанемент шума волн у морского берега, молодой вождь впервые утешал чужака-гостя и стискивал его в объятиях, когда Ким столкнулся с панической атакой, вызванной необдуманными действиями Мин Юнги. Здесь, когда солнце только-только выглянуло из-за горизонта, Чонгук, несмотря на каменность сердца, стирал солёные дорожки с мокрых щёк Тэхёна, делая комплименты лазурным глазам, обрамлённым длинными ресницами. Здесь зародилось нечто важное, со временем преобразившись в беспредельную любовь. — Тэхён, — лидер племени нарушил обоюдное молчание, устроив ладони на талии юноши. Немало тропических фруктов уже было съедено, тёмно-синяя тенниска Кима и угольная рубашка Чонгука каким-то образом перекочевали на клетчатый плед, а пара, вдоволь нацеловавшись до опухших губ и едва сдержавшись от желания раздеться догола, оказалась в разы ближе к карибским водам. Чон, ранее прижимающийся грудью к спине возлюбленного, скользнул кончиком носа по его скуле и тут же отодвинулся, чтобы кое в чём признаться. — Чонгук? — Ким, прервав внимательное наблюдение за водной гладью, оборачивается к мужчине, вопросительно выгибая бровь. — Выслушаешь меня? Тэхён, плотно сжимая губы в тонкую полоску, молча кивает. Вдох. Выдох. — Мои признания, вероятнее всего, превратились во что-то более обыденное, однако сейчас без вступительной речи никак не обойтись, — контролировать беспристрастное лицо мужчина умеет мастерски, чего не скажешь о биении сердца. Всё же волнительно, сколько бы ни старался отрицать. — Пройденный нами путь нельзя назвать нетрудным, но каждое испытание, каждый созванный мной совет старейшин и каждое ранение стоили того, чтобы мы получили, в конце концов, одобрение нетрадиционного для аклинсов союза. Мне до одури нравится пробуждаться по утрам не в полнейшем одиночестве, а просто от того, что ты в очередной раз забрасываешь на меня свои ноги. Мне по душе то, что твои ласковые прикосновения – моя вселечащая панацея, а твоя искренняя поддержка – моё успокоительное средство. Я пропал в тебе, Тэхён, — губы Чонгука дрогнули в довольной улыбке. — В твоих бездонных глазах, в тёмно-светлых волосах, в звонком смехе, в редких веснушках, в красноречивых высказываниях, в щедрости и нежности, в безумной страсти, что проявляется лишь со мной, в многогранной личности, в достоинствах и недостатках, которые являются неотъемлемой частью твоей неиспорченной души. Рядом с тобой, мой мальчик, я совершеннее. Это и есть любовь? В любом случае… На Аклинсе, как на остальных материках, не принято становиться на одно колено, — но Чонгук опускается на колени, вновь добровольно склонив голову перед любимым человеком. — Ты безумен. Я безумен. Мы безумны. И по уши влюблены. Тэхёну показалось, что закон всемирного тяготения вдруг стал как-то иначе действовать, а атмосфера Земли начала состоять на все сто процентов из углекислого газа. Удивление и трепещущие внутри него чувства смешались во что-то инородное, но очень приятное, превратив юнца в желеобразную массу. Чон Чонгук – знающий себе цену человек и слишком горделивый, чтобы падать кому-то в ноги по какой-либо причине, но ради Кима он делает это, как мы помним, не впервые. А как… наполнить лёгкие кислородом? — И в горе, и в радости, — продолжает мужчина, осторожно вытаскивая из заднего кармана брюк браслет из голубых кораллов, — и до конца наших дней… Так, кажется, клянутся в долговечной любви возле алтаря. Станешь моим супругом, мой бесценный Этерио? Этот исход не был неожиданным, да и предложение не свалилось снежной лавиной на головы влюблённых, ведь оба длительное время боролись за одобрение их союза, но… Кто-нибудь из добросердечных землян, пожалуйста, объявите недолгий антракт. Тэхёну нечем дышать, как будто кто-то чересчур сильно затянул корсет. — Ты сумасшедший, каннибал Нерей, — присаживается на землю, напротив своей лучшей неслучайной случайности, и чуть ли не съедает нижнюю губу от желания разулыбаться, засветиться ярче солнечного диска. — Стану, человек моря, я же бесповоротно в тебя влюблён. Чон надевает на запястье возлюбленного красивое украшение, которым сможет похвастаться лишь один человек на острове, затем целует костяшки и клянётся Посейдоном, что нет ни в этом, ни в параллельных мирах того, кого он полюбил бы сильнее… Тэхён, преодолев небольшое расстояние между ними, оставляет невинный поцелуй на щеке мужчины, а Чонгук позорно плавится. Это его мальчик, который сумел проникнуть слишком глубоко в ранее чёрствое сердце. Ещё в те летние дни, несколько месяцев назад, облик голубоглазого парнишки отпечатался в голове, а сам желанный гость Аклинса начал пускать свои корни прямо под кожей Чона, навечно оставляя там частичку себя. Ласковый и рисковый. Нежный и настойчивый. Чонгук до безумия обожает все грани этой прекрасной души. Он это сокровище целиком и полностью, непоколебимо и безмерно. Оба не успели осознать, когда умудрились переместиться с раскалённого песка на чёрно-красный клетчатый плед, растворившись в пылких поцелуях. Чон оказался прижат спиной к мягкой ткани, что было для него непривычной позицией, а юноша, как долго-долго мечтал в наиболее извращённых фантазиях, устроился на его бёдрах, став разглядывать оголённый торс мужчины, как будто до этого ему подобной возможности не выпадало, оглаживать крепкие мышцы Чонгука, напрягающиеся от таких приятных прикосновений, и целовать, целовать, целовать. Медленно, страстно, приторно. На эти сладостные пытки молодой вождь отзывался громкими вздохами и стальной хваткой на чужой талии, теснее прижимая к себе. Мужчина даёт Киму руководить процессом, раз уж юнец предпочёл сегодня побыть у руля, а сам только направляет и самую малость дразнит обоих, когда слабо толкается бёдрами вперёд. Сумасшествие, разделённое на двоих. — Люблю тебя, Чонгук, — шепчет, пока плавно ведёт раскрытыми губами по пульсирующей вене на шее, моментально услышав радующую слух реакцию – сбитое дыхание мужчины. — Сильнее, чем шторм любит править Атлантическим океаном, — с удовольствием цитирует Чона, пока усыпает мокрыми поцелуями его ключицы и жмётся ещё ближе, чтобы тут же создать между телами необходимое трение через одежду. — Чёрт, Тэхён… Из-за долгого отсутствия нормальной интимной близости, как поздней ночью на Кингстоне, и от откровенных признаний лидер племени готов кончить уже сейчас. О какой выдержке может идти речь, когда сокровище архипелага организовывает ему «мучительные» издевательства. У Чонгука начинает тянуть низ живота от нестерпимого желания, поэтому он крепко сжимает ягодицы Тэхёна в ладонях и делает несколько движений бёдрами, наслаждаясь дыханием парня, которое приятно опаляет его ухо. Секс на пляже, возможно, нельзя назвать плохой идеей? — Фу… — раздался голос позади. Что ж, на типичный обед не стоило и рассчитывать. Как жаль, что заснять реакцию влюблённых на появление свидетеля их минутной слабости не удалось. Ким побагровел, посинел и резко отдал душу Посейдону, а Чонгук, поднявшись корпусом и прикрыв полуголого любимого человека широкой спиной, обернулся через плечо со словами: — Должности советника планируешь таким образом лишиться? Друг мой, будь так любезен, — обращается к тому, кто прервал важный момент, позволив себе рассматривать Тэхёна, — проваливай отсюда, пока я тебя в Карибском море не утопил. — А, как скажешь, дружище, — Юнги почти исполняет не вежливую просьбу, а лаконичный приказ, отвернувшись от сладкой парочки и уставившись на высоченные пальмы. — Чего я потревожил-то вас… Ваши персоны к себе Каонабо с Анакаоной вызвали, поэтому советую поторопиться, — кое-как удаётся сдержать то ли приступ свиста, так и рвущийся наружу, то ли рвотные позывы от увиденной картины. Застать полуобнажённых друзей за не то чтобы пристойным занятием – сомнительный кайф. — Ах, Тэхён, — всё же решает озвучить комплимент, не переставая надеяться, что наутро он проснётся у себя в бунгало, а не на дне морском, — отменно выглядишь! Зря. — Юн, а не желаешь ли ты опуститься на колени и прямо сейчас мне отсос… — Благодарим тебя, Юнги, за то, что уведомил нас об этом, — юноша прикрывает ладошкой мужчине рот, не давая обычно воспитанному Чону договорить подготовленную порцию нелестных высказываний. — Совсем скоро мы явимся в бунгало родителей Чонгука, — тихо пробормотал, видимо, для самого себя. Мин уже тактично удалился с места, так сказать, преступления. — Придётся отложить наши приятнейшие планы на неопределённый срок, — вождь убирает руку Кима со своего лица и слабо шлёпает ладонями по чужим округлым ягодицам. — Поднимайся, нам пора. — Чонгук, в данный момент я, наверное, похож на мангрового краба? — смущённый Тэхён нехотя сползает с бёдер мужчины и, уже стоя в полный рост каменным изваянием, замечает неслабое возбуждение Чона. Теперь можно смело пополнять бесконечный список неловких ситуаций, которые всплывают в памяти, как правило, приблизительно через несколько лет, и от запоздалого стыда покрываться румянцем. Чудненько. — Нисколько, — передаёт Тэхёну его смятую тенниску, параллельно с этим отряхивая собственную рубашку от сухого песка. — Зато спелым томатам ты составил бы достойную конкуренцию. — Желаешь лишиться языка? — наконец одевшись и поправив тёмные пряди волос назад, возмущается помидор-победитель. — А ты готов сразиться со мной в поединке? Учти, Этерио, поддаваться тебе я не намерен, — успев только набросить на себя верхнюю одежду и не став использовать пуговицы по назначению, Чонгук сокращает дистанцию с возлюбленным, чтобы было удобно придерживать Кима за поясницу, следом за этим припадает губами к чужой шее, оставляя на нежной коже мириады поцелуев. Как же хочется завершить обед на другой ноте. И в горизонтальном положении. — Судя по гуляющей по поселению молве, я – умелый боец, — прикусывает внутреннюю сторону щеки, подставив шею под безумно приятные ласки. — Мой умелый боец. И не возмутиться. Родители Чонгука, кстати, были немного удивлены, когда увидели, что на запястье Тэхёна уже красуется голубой коралловый браслет. Анакаона, естественно, обрадовалась громче всех, так как она с давних пор принимает присутствие солнечного мальчика в племени и жизни её ребёнка, а Каонабо, проглотив негодование, нахмурился и промолчал. Ему придётся смириться с тем фактом, что он не в состоянии как-либо повлиять на осознанный выбор своего чада. Старейшина, по крайней мере, очень постарается, потому что счастье его младшего сына, что бы тот ни говорил, у него не на последнем месте.

☀️

Живописная улочка в центральной части Лонг-Айленда встречает Ким Тэхёна безлюдными пешеходными зонами, непривычной тишиной и родным участком, ограждённым высоченным забором. Старший сын… дома? Сейчас у этого термина размыты границы, а прежнее восприятие данного слова совсем потеряно. Дом – желанная зона комфорта, порой ограниченная квадратными метрами. Дом – чувство полной безопасности. Дом – это Чон Чонгук, который пробуждается, как правило, раньше рассветных лучей и накрывает целый фуршет на обеденном столе, так как «ты пропустил поздний ужин, поэтому на завтрак я приготовил то, что тебе по душе». Дом – это Пак Чимин, который пишет на белоснежных холстах прекрасные картины и торопится поведать каждому аклинсу о своих драгоценных грядках. Дом – это Мин Юнги, который приобретает на центральном рынке дурацкие наволочки с попугаями и называет себя не зависимым алкоголиком, а дегустатором спиртных напитков. Дом – это Неома, которая, точно войдя во вкус, начинает круглосуточно клянчить ещё больше познавательных книг и угрожает Масео непонятными заумными словосочетаниями из энциклопедий Тэхёна. Дом – это Анакаона, ни в коем случае не заменившая родную мать, но покорившая сердца всех аклинсов своим врождённым великодушием и поразительным умением безмолвно утешать разбитые души. Дом – это забавные споры старшего поколения с более молодым, взаимопонимание и бескорыстная помощь племенного народа. Дом – это не исключительно место жительства, а и состояние безмятежности с теми, кто его населяет. Домой тянет неведомой силой, а не отталкивает неприятными воспоминаниями и дрожью в кончиках пальцев. Домой хочется возвращаться, а не устраивать побег на другой остров, населённый дружелюбным (не факт) племенем. Тэхён, вероятно, на этом небольшом клочке суши обнаружил место под названием «дом». Ступить на территорию виллы родителей, да ещё и спустя долгий период отсутствия, боязно до ужаса. Киму страшно, словно с его плеч слетит голова, когда он замаячит перед глазами разъярённых отца и матушки. Его затягивает в омут размышлений и дискомфорта постепенно, как утопающего в вязкое болото, а ладошки почти супруга вождя аклинсов потеют от сильных переживаний. Ах, точно! Предстоящая свадебная церемония с Чонгуком – очередной повод услышать несколько проклятий в свой адрес и пережевать огромную порцию неприятных фраз о том, что он – сплошное разочарование. Это способно морально ранить Кима, но «разочарование» виду не подаст. В детстве, задолго до случившейся трагедии, родители Тэхёна неустанно повторяли: «Наш сынок – гордость семьи». Они поддерживали его во всех начинаниях, а в случае неудач – подбадривали. Со временем чувство гордости трансформировалось в «ты – позор семейства» от Минджуна. Разве у родителей не счастье ребёнка должно быть в приоритете? Да, Тэхён не женился на миловидной девушке, не пошёл работать в медицинскую лабораторию, не стал частью современного общества и так далее по списку, однако… он счастлив? Где-то там, на дальних землях, на отчуждённом от цивилизации островке, юноша смог отыскать себя и друзей, любимое дело, пополнив ряды лекарей, и самого невероятного человека на планете Земля – Чонгука. Ким всего-то желал – и по сей час желает – получить от близких людей хотя бы крупицу понимания. Это так тяжело и невыполнимо? О спокойном принятии выбора влюблённого сердца не может быть и речи. Отчим, узнав о бисексуальных предпочтениях Тэхёна, точно прикончит его, как грозился, ножом… В голову Кима прокрадываются вопросы, ответы на которые никогда не удастся получить. Сложилось бы всё иначе, если бы Бэкхён остался в мире живых? Минджун, не потеряв родного сына, не стал бы выпивать на постоянной основе и агрессировать на всех, кто раздражающе дышит. Боа, не похоронив младшего ребёнка, не стала бы существовать в иной реальности, где панически боится отпускать от себя старшего. Тэхён, не позволив Голубой дыре и, если бы это было возможно, глиобластоме отнять у него брата, не стал бы сокрушаться от чувства вины и всепожирающей скорби. Идеальное семейство таким и оставалось бы. Идеальным ли оно являлось? Ранее – наверное, сейчас – жалкое подобие. — Не накручивай себя, лазурный мой, — подаёт голос Чон, когда замечает, что Кима охватила мелкая дрожь. Чонгук не оставил бы юношу в полном одиночестве, поэтому в данную секунду находится под боком, перебирает отросшие тёмно-светлые пряди, собранные на затылке в короткий хвостик, поглаживает свободной рукой спину возлюбленного, отложив запланированное посещение «замка» Хосока и Сокджина на более поздний час. — Клянусь Посейдоном, никто не посмеет тебя и пальцем коснуться, если ты сам того не пожелаешь, — Чонгук, этот бравый защитник чужого покоя, скорее переломает Минджуну все кости, которых в человеческом организме предостаточно, чем позволит мужчине навредить Тэхёну. — Отставить панику, умелый боец, я ведь с тобой. Сегодня, завтра и, разумеется, всегда, — ладони вождя оказываются на щеках Кима, а его губы на недолгое мгновение находят чужие, чтобы с помощью успокаивающего поцелуя снова напомнить юноше о том, что больше не стоит справляться с трудностями в одиночку, если ему это тяжело даётся. А Ким, отстранившись и благодарно улыбнувшись, утыкается носом в изгиб шеи лидера племени, позволив себе перевести дух. Он справится. — Тэхён? Тот, к кому только что обратились, чуть ли не подскакивает на месте и тут же оборачивается к удивлённой женщине, застывшей на пешеходной тропинке с крафтовыми пакетами в руках. Видимо, забежав в ближайший супермаркет, торопилась домой. — Здравствуй, матушка. Видно невооружённым глазом – Боа исхудала. Несмотря на свободное сиреневое платье, нисколько не обтягивающее её осиную талию, потерянные килограммы очень заметны, а бледное лицо указывает на явные проблемы со сном и здоровьем. У Кима, если откровенно, от подобного вида матери сердце содрогается и сжимается до размера речной гальки. Она у него не такая плохая, просто… Разбитая, как и всё их «дружное» семейство. Тэхён порой мысленно подшучивал, называя свою семейку щедрым подарком для какого-нибудь опытного психотерапевта. — Ты вернулся к нам, — облегчённо выдыхает все накопленные страхи. — И его с собой приволок… — Мам… — Кима смутило то, с какой интонацией это было сказано. — Нерей, да? — Боа задерживает изучающий взгляд карих очей на высоком мужчине, припоминая их предыдущую встречу, которая завершилась не то чтобы приятно. Также от её пытливости не скрылось и то, как Тэхён, побоявшись случайно столкнуться с отцом, пускай тот и должен сейчас находиться на работе, и его гневом, спрятался за широкой спиной молодого вождя. Получилось совсем неосознанно, как будто на автомате, но это не осталось без внимания матери юноши. — Можно Чонгук, — невозмутимо ответил Чон. — Помочь? — Не приближайся ко мне, — хмурит свои аккуратные брови утончённая женщина, с приложением неимоверных усилий удерживая в руках заполненные продуктами пакеты. И кто изобрёл эти неудобные «мешки» без ручек? — Да бросьте, миссис Ким. Насколько разумно отказываться от моей помощи, когда Вам действительно тяжело волочить свои покупки? — А разумно ли, молодой человек, заявляться к нам после всего того, что ты натворил? — А что я, позвольте уточнить, натворил? — прямо спрашивает главный грешник земного шара, отобрав (не без бухтения невысокой женщины) тяжеленные пакеты. — Забрал под своё крыло Тэхёна после того, как его жестоко избили? Вы уж извините, но никто никого не принуждал отправляться со мной на Аклинс, а если у Вас другая точка зрения, то я предлагаю сесть за стол переговоров и спокойно обсудить волнующие каждого из нас детали. — Ты отнял у меня единственного сына. — Разве? А Вы с Минджуном смело разрушали личность своего ребёнка, чёрт знает сколько раз опускались до унизительных оскорблений или ещё чего похуже, таким способом сломав парню стержень, обвинив в гибели младшего брата, напичкав его сильнодействующими препаратами и позволив супругу поднять руку на того, кто этого не заслуживает, — пока лидер племенного народа указывает на ранее сделанные ошибки, глядя на медленное округление чужих глаз, Тэхён упирается лбом между лопаток Чонгука и часто-часто вдыхает тропический воздух, пытаясь как можно скорее успокоиться. Копаться в печальном прошлом ему не нравится. — Он так желал повидаться с Вами, что переборол немало страхов и явился сюда, в то время как Вы не стремитесь понять и принять действительность, поэтому продолжаете видеть в нём пятнадцатилетнего мальчишку, которому непозволительно отрываться от маминой юбки. Ваше смиренное молчание повлияло на его ментальное состояние, а отсутствие каких-либо противодействий агрессивным выпадам супруга могло запросто сгубить. Это Вы, миссис Ким, отняли у себя единственного сына, а не я. Главная проблема Боа заключается в том, что она воспринимает Тэхёна не как самостоятельного юношу, который с наступлением весны отметил свои юбилейные двадцать пять, а как неопытного подростка с острой нуждой в чрезмерной опеке родителей. Женщина, к сожалению, мысленно проживает в далёком прошлом, где Бэкхён упрашивает её приобрести очередную волшебную палочку, а Минджун – всё ещё заботливый отец и завидный муж, ведущий здоровый образ жизни. — Замолчи… Мин Юнги симпатизировал ей гораздо больше. И немудрено. Чонгук, привыкший глаголить по существу, способен пробираться в чужие головы, чтобы внедрять в черепные коробки людей правдивую информацию, не приукрашенную красивым словцом и выдуманной мишурой. — Послушайте, у Вас потрясающий сын, который безмерно любит свою мать, что бы между вами ни случилось, — неприступная скала в виде широкоплечего Чона разворачивается к женщине и возлюбленному спиной, направившись к забору и добавив в заключение: — Побеседуйте по душам. Он нуждается в этом больше, чем Вам кажется. И они поговорили на кухне обо всём и ни о чём одновременно, попивая цветочный чай с мёдом и поедая купленное овсяное печенье, пока портативное зарядное устройство и планшет Кима подпитывались энергией. Изначально было пугающе идти на контакт с матерью, поскольку откровенные разговоры – это… что? Тэхён позабыл о существовании комфортных диалогов с кем-либо из семьи, закопавшись в себе, да так глубоко нырнув в состояние «одному во много раз легче», что по сей день выкарабкаться полностью достаточно проблематично. Пока Ким занимался активной борьбой с внутренними преградами, Боа вполне искренне попросила прощения у вождя аклинсов за нерадушный приём. Чонгук заверил её в том, что ничего оскорбительного не произошло, потому что он, между прочим, когда-то вынудил Минджуна опуститься перед ним на колени… А после недолгих переговоров и заключения временного мира быстро сообразил, оставив маленькое семейство наедине и заняв кресло в гостиной, чтобы дать им возможность обсудить массу конкретных вопросов. Ким, к примеру, с гордостью и вскинутым подбородком заявил о том, что спустя некоторое время смог стать преемником лекаря на Аклинсе, научился восхитительно (если верить восторженной похвале островитян) готовить еду на костре и столкнулся с Чимином, который перебрался на остров много лет тому назад. До чего же тесен наш мир! А Боа сказала, что он и вправду молодец. Только без неуместного расхваливания, а совершенно непритворно. Женщине, конечно же, нелегко даётся переваривание полученной информации и понимание того, что в ближайший час необходимо отпустить сына, но она готова попробовать переступить через себя и побороть нездоровое желание опекать зрелого Тэхёна. Возможно, в скором времени обратится к квалифицированному специалисту. Возможно, даже с Минджуном. — Мам, — отважился напоследок сообщить о немаловажной перемене в его жизни. — Я люблю Чонгука и… у нас состоится свадебная церемония на Аклинсе. Вот так. Без бесконечного обмасливания, прощупывания почвы и долгой подготовки. — Что?.. — фарфоровая чашка со звоном опустилась на блюдце, а материнское сердце – в пятки. — Я бисексуал, матушка. — Сынок, ты хоть представляешь, как на подобные вести отреагирует Минджун? Мужчина уже не настолько консервативен, но тихие отголоски непринятия некоторых нововведений остаются при нём. Что уж говорить о добросердечном отношении к нетрадиционной, как люди выражаются, ориентации. — Могу вообразить в мельчайших деталях, — Тэхён нервно усмехнулся, откинувшись на спинку стула. — Честно говоря, и мне понадобится неизвестно сколько времени для того, чтобы воспринять твоё признание менее… эмоционально. — Мам, Чонгук – замечательный человек, — переходит на едва-едва понятный шёпот, как будто в данном помещении состоялась встреча величайших сплетников, перемывающих каждому земному существу косточки. — Я убеждён на все двести процентов в том, что мой вождь сможет произвести приятное впечатление и расположить к себе, когда вы поболтаете дольше нескольких минут… У меня есть возможность покидать Аклинс, поэтому, если ты пожелаешь, мы станем заглядывать к тебе в гости, но лишь когда отец будет на работе. Сохранишь в секрете мою сердечную тайну? Когда-нибудь я сам поведаю ему о том, что по уши влюблён во взрослого мужчину. — Ох, как я посмею скрыть такую информацию от Минджуна? — Пожалуйста. — Х-хорошо… — Боа всегда была слишком слаба перед умоляющими взглядами сыновей. Женщина тяжело вздохнула, обхватив ладошками всё ещё горячую ёмкость с ароматным напитком. У неё, как и у единственного сына, вечно ледяные руки. — Ты точно будешь ко мне порой заглядывать? — Слово биолога. Многотонный груз прошлого так и остаётся покоиться на плечах юноши, но Тэхён всё-таки избавился от немалой части внутренних переживаний. Он словно побывал на сеансе у мозгоправа, а в роли эмпатичного психолога, на удивление, выступила его мать. Чонгук заслуживает особой благодарности за то, что настоял на этой встрече.

☀️

В раннем детстве нам кажется, что мы способны сворачивать целые горы и запросто, как по мановению волшебной палочки, достигать небывалых высот. В юные годы мы сталкиваемся с первыми горькими разочарованиями, подлыми предательствами и разбитым в щепки сердцем. Затем, постепенно взрослея, мы кого-то или что-то безвозвратно теряем: близких людей, наивный оптимизм, настоящего себя и друзей. Недаром поговаривают, что твой товарищ – это тот, кого ты можешь называть некровным родственником. А почему нет? Такому человеку, проникшему прямым попаданием в душу, вы отворяете дверцу в свой внутренний мир, получая взамен точно такую же искренность; вместе справляетесь с возникшими трудностями и смеётесь до слёз в уголках глаз; делитесь самым сокровенным в надежде, что это не выйдет за рамки вашего общения. Всегда рука об руку и плечом к плечу. Чем не родня? Есть те, кто ближе всех в охапку взятых, однако есть и те, кто вонзает в спину отравляющий дружбу кинжал. Не всегда осознанно, но от этого менее болезненно не становится. И, скорее всего, к этому никогда нельзя подготовиться заранее. Состоящая из взрослых мужчин компания, как ранее упоминалось, долгие годы была неразлучна. Совместные поездки во всевозможные уголки Большого острова, восторженные комментарии после покорения океанских волн, философские мысли дегустаторов алкогольных напитков в различных барах, обмусоливание дальнейших планов, безобидные споры на то, кто первым окажется окольцован… И каждому из них казалось, что так будет вечно. Круглосуточная взаимопомощь, неизменное уважение и уверенность в том, что они не позволят прочной связи утратить ценность даже спустя десятилетие. К сожалению, сердца товарищей, тогда ещё не наполненные чернотой, и не подозревали, что взросление принесёт в их жизни невосполнимые потери, кромешную темень в душах и недоверие, а серьёзные ссоры и вовсе перечеркнут всё то, что так бережно хранилось. Чон Чонгук утратил близкого друга в лице Джуна, воспылал чувствами к его бывшей возлюбленной, полюбил рождённое на Аклинсе дитя, ни в коем случае не называя светловолосого мальчишку чужим сыном, пускай биологическим отцом Томаса являлся не он, а мэр Лонг-Айленда. Ким Намджун добровольно отказался от единственной любви, ребёнка и здравого смысла, отвернулся от важнейшего человека и пожертвовал всем ради желанной власти, с течением времени то ли погрязнув в дьявольских искушениях, то ли проявив свою истинную сущность. Чон Хосок, не планируя мириться с неизбежным развалом их дружной компании, раскололся на две части, до последнего пытался оставить в прошлом своего драгоценного дьяволёнка, стал тайным предателем и просто изрядно утомился от всего того, что оказалось подготовлено судьбой-злодейкой. Мин Юнги безвозвратно потерял родителей в автомобильной аварии, столкнулся с непростительным – изменой, отрёкся от неверного возлюбленного и пошёл против всех ради Чонгука, ни на мгновение не став жалеть о сознательно принятом выборе. Ким Сокджин отказался от нескольких друзей, отдав предпочтение Намджуну, и потерял любимого человека, чтобы со временем снова его обрести. Мин Чонсок поневоле оказался меж двух конфликтующих огней, постарался стать нейтральной стороной и голосом разума, призывающим закопать топор войны, но до некоторых лиц, считающих, что вокруг его смольноволосой макушки вертится весь земной шар, так ничего и не удалось донести. Если подытожить вышеперечисленное, то можно с уверенностью заявить, что судьбы этих людей связаны незримыми нитями, которые в скором времени окажутся оборваны окончательно. Чонгуку отчего-то тревожно. Необъяснимое напряжение мужчины прослеживается в его чрезмерно хмуром лице и отстранённости от реальности. Сейчас молодой вождь затерян где-то в себе – занят кропотливым перебиранием предположений. Он сводит густые брови к переносице, сжимает ладошку Тэхёна в своей ещё крепче и старается найти более рациональное объяснение дурному предчувствию, но ни единого повода для беспокойства отыскать не получается. Его, как правило, не так легко выбить из привычного ритма и эмоционального равновесия, если дело не касается бесценного сокровища архипелага и нарушения стабильности в поселении. Неужели испытывает нервозность из-за предстоящей встречи? Бредово до громогласного хохота. Пускай с Сокджином они целое столетие, грубо говоря, нормально не пересекались, но это не глубинная причина проявления обострённой работы интуиции. Все безответные вопросы отпадают, сразу же растворившись в воздухе, когда лидер племени сворачивает на широкую улицу с дорогостоящими особняками. Около тротуара виднеется немалая толпа людей, среди которой мельтешат правоохранительные органы, не позволяющие посторонним лицам проникнуть на территорию, и бригада скорой медицинской помощи… Занавес. Чон даже не сможет вспомнить, каким образом и с какой скоростью добрался до места назначения. От громкой болтовни у него сжимаются ладони в кулаки до хруста пальцев, а от мрачных догадок голова скоро расколется надвое. — Чонгук, что здесь… — Оставайся поодаль, договорились? — даёт первое и последнее указание кивающему Тэхёну, а сам юрко ныряет в гущу событий, пытаясь пробраться сквозь столпотворение, чтобы увидеть хотя бы одно знакомое лицо. Любопытные соседи, разглядев машины полицейских в наиболее безопасной части Большого острова, роем слетелись к месту происшествия, активно сплетничая и делая поспешные выводы. Между собой они все знакомы не первый год, поэтому подобное зрелище возле участка вежливых секретаря и первого заместителя мэра Лонг-Айленда их удивляет. Повсюду многоголосый гомон, оградительная жёлто-чёрная лента, атмосфера скорби и привкус смерти… Если чудовищное слово «смерть» имело бы вкусовые качества, то оно оказалось бы горьким и тошнотворным. Вокруг словно не действительность, а детективный фильм, сюжет книги какого-нибудь мастера криминального жанра, но в данном случае картинка перед глазами реальна, а «жертвы», справившись с поставленной задачей, не восстают из мёртвых, когда в рупор во всю горланят: «Снято, все молодцы». Да и ответы никто давать не торопится. Чон, приложив предостаточно усилий, оказывается возле той тропинки, по которой он ещё совсем недавно шагал, чтобы встретиться с бывшим младшим советником, затем пытается протиснуться к дому без получения разрешения. Его, разумеется, не пропускают. — Что происходит? — вождь обратился к одному из неподвижных мужчин, облачённому в служебную форму. — Быть может, кто-нибудь из вас станет использовать рот по назначению? — хмурит брови Чон, запустив руки в карманы своих тёмно-серых шорт. Он терпеть не может пребывать в неведении, пусть сейчас и осознаёт, что эти молчаливые ребята просто выполняют рабочие обязанности, а распространение какой-либо информации не входит в данный список. — Чонгук! Будьте добры, пропустите его, это наш друг, — Хосок, выглядящий бледнее полотен уличных художников, торопливо приближается к лидеру племени и приподнимает временное ограждение в виде яркой ленты. — Ты порядком задержался. — Срочные дела никто не отменял, — теперь беспрепятственно проходит следом за первым заместителем, резко остановившись перед стеклянным холлом и заглянув в потускневшие глаза Хосока. Глубина его взгляда выражала больше, нежели нецензурные высказывания. — Что стряслось, Хо? — Гук, Адриана… нет. Что? — Что значит… нет? К трагическим вестям человек никогда не бывает целиком и полностью подготовлен. Только что озвученная фраза въедается в каждую клетку тела Чонгука, отбирая у него даже дар речи. Невзирая на то, что их доверие было неспасаемо разрушено, слышать о гибели того, кто ранее являлся кем-то очень близким… больно. В самом деле неслабо травмирует и повреждает что-то изнутри, как будто эта страшная новость – парализующий яд. — Парень был найден, к несчастью, Джином. Послушай… — предпринимает первую попытку достучаться до мужчины. — Не теряй свойственное тебе самообладание, хорошо? Слабо кивни или моргни в подтверждение, пожалуйста, — вторая тоже оказалась безуспешной. — Гук, я сделаю всё возможное, чтобы справедливость восторжествовала. — Где Адриан? — На заднем дворе трудятся криминалисты. Тело пока что находится около бассейна. — По собственному желанию он так навряд ли поступил бы. — Не знаю, друг мой, удивишься ли ты… Кажется, Джун. От осознания содеянного, видимо, оцепенел и остался на месте преступления. Гук? Гук, постой! — кричит в спину молодого вождя Хосок.

«Каждый убийца, вероятно, чей-то хороший знакомый».

Агата Кристи

Удивительно то, насколько человеческая жизнь хрупка, а если точнее выразиться – до ужаса хрустальна. В мире, наполненном массой перспективных возможностей и поводами для лучезарных улыбок, кто-то позволяет себе сворачивать с верного пути, заигравшись в вершителя судеб и отнимая у своих жертв самое бесценное. Так несправедливо. Хотелось бы, чтобы все виновные были наказаны за грехи. Это правильно по отношению к тем, кого больше нет в мире живых. Это – торжество правосудия. Накануне от Намджуна решила уйти практически супруга и мать пока что нерождённого дитя. Его Айми, видите ли, утомилась от вечных ограничений, постоянного наблюдения и манипуляций. Какой вздор! Мэр Лонг-Айленда в момент громкого скандала был не особо вменяем из-за курсирующего по организму спиртного, поэтому впервые поднял руку на драгоценную невесту, с помощью пощёчины стараясь привести её в более соображающее состояние. Очевидно, что это было необходимо не беременной женщине, но у Кима в голове выстроилась совсем иная логическая цепочка. Он словно прекратил себя контролировать, по вечерам сидя недалеко от панорамного окошка в домашнем кабинете, выкуривая импортные сигареты и выпивая дорогущий алкоголь с кубиками льда на дне стакана. Нежеланные изменения стали замечать спонсоры и исполнительный комитет, а некоторые, решившись проявить сострадание, пытались выяснить реальную причину такого уставшего внешнего вида. Это моментально сказывалось на их доверительных отношениях. С течением времени Намджуну стало казаться, что все сотрудники шепчутся о нём за спиной, тихонько называя его безумцем; тычут в него указательными пальцами и с радостью насмехаются над потерявшим контроль мужчиной; предлагают заменить непутёвого на более подходящую кандидатуру, а его сместить с должности, отправив на заслуженную «пенсию». И Чонгук… Этот паршивец и морской чёрт не прекращал заглядывать к Джуну в кошмарных снах, так довольно ухмыляясь, будто эмоциональная нестабильность правящего Большим островом – его сработавший коварный план. Или же… Да быть такого не может. Из-за ускоренного развития умопомешательства следовало бы, что ли, записаться на приём к специалисту, но мужчина всё откладывал и откладывал на «потом, начну-ка я с понедельника». Он толком не понимал ни себя, ни окружающих его людей и их истинных намерений, каждого человека вписывая в бесконечный список предателей. Это походило на непонятные сбои внутри черепной коробки, но обращаться к кому-то близкому за помощью не хотелось – синдром «я сам справлюсь», под каким углом ни глянь, всё ещё оставался при нём. А на деле же… Не справлялся, когда в приступе нескрываемой злости разбивал различными предметами, что попались под руку, встроенное в шкаф-купе зеркало, поскольку в отражении видел совсем не то, что хотел бы лицезреть. Не справлялся, когда из-за частого недосыпа незаслуженно срывался на всех. Не справлялся, когда пробуждался в холодном поту и проклинал всех на свете, но только не себя любимого. «Наверное, это очередной трудный этап. Я обязан справиться», — восседал он на напольной плитке в ванной комнате и настраивал пьяные извилины на подобную волну, параллельно с этим допивая шотландский виски. Он и не подумал бы проанализировать собственное поведение и отыскать проблему именно в себе, а лишь сидел и обвинял некоторых личностей в том, что они посмели загубить его. Удобная позиция? Ещё бы. Потому что при таком раскладе, при «я – всего-то жертва обстоятельств», не найдётся бремени на своих плечах. В голове буйствует торнадо дурных мыслей и прорастает давно посеянное зерно ненависти. В конечном итоге, увы, всё накопленное раздражение вылилось в то, что мужчина нашёл главного виновника – Адриана. Ведь если бы тот выполнил обязательный приказ, то всё было бы кардинально иначе. Разве не логично? Вполне логично, если ваш охмелевший мозг отравлен гневом и безумием. — Да ты, Адриан, русалочка Клео, — немного покачиваясь из стороны в сторону церковным колоколом (да, он снова под высокоградусными напитками, но пьян не до белой горячки, чтобы хоть соображать во время долгожданного диалога), Намджун проходит на задний двор, где его избалованному глазу не за что зацепиться: прямоугольный бассейн под открытым небом, мангал, на котором менее года назад святая троица готовила вкуснейшее мясо, ухоженный газон и несколько белоснежных шезлонгов. — Босс? — слишком много внезапных встреч для одного слабого сердца. Испанец наивно полагал, что сможет просто-напросто исчезнуть с радаров, таким способом избавившись от нежелательного внимания. Не судьба. У Адриана явно не к добру заколотилось то самое слабое сердце, поэтому он планировал поскорее вылезти из глубокого бассейна, но мэр был твёрдо настроен присоединиться и освежиться в такой знойный день, погрузившись в прохладную воду прямо в своей брендовой одежде. Прежний Намджун так никогда не поступил бы, перед водными процедурами обязательно сложив все вещички идеальной стопкой. — Как поживаешь? — короткая пауза и ядовитая усмешка пьяницы. — А Джин? Вы же… — от внимания парня не ускользнуло проявление то ли гомофобии, то ли ещё чего-нибудь подобного. — Стабильно друг другу в нижнее бельё заглядываете? — Всё в порядке, господин Ким, — невольно сужается до атома от того, что мужчина подобрался к нему вплотную, едва ли не вжимая в металлическую вертикальную лестницу и обдавая его затылок неслабым перегаром. Не успел вырваться… — Ты знал, чем невыполнение приказа завершится, — улыбается, после по-детски выпячивая нижнюю и вынуждая обернуться смуглым лицом к себе, потому что считает, что бессмысленно уже гипнотизировать борта бассейна. — Ещё и растрепал наш маленький секрет Хосоку и Сокджину, из-за чего мои друзья отвернулись от меня. — Они сделали это не из-за того, что строжайшая тайна была раскрыта. — А из-за чего же? — Вы не в себе, босс, — испанец немного помедлил с чистосердечным ответом. — У Вас границы между допустимым и непозволительным стёрлись. — Ох, верно говоришь… Но если бы ты, дурак бестолковый, не посмел предать меня, не выбрал бы своего драгоценного вождя и не стал бы рассказывать чужие секреты, то все по сей день оставались бы рядом со мной. Так уж получается, парень, что отныне мне больше не понадобятся ни твоя бесполезная помощь, ни твоя благородная персона. — Моя скорая смерть не вернёт Вам близких друзей и доверие возлюбленной, — Адриан прекрасно знает, что живым, невзирая на полученные пару месяцев назад гарантии, ему не удастся выбраться – он во много раз физически слабее. Поэтому советник, окончательно смирившись, с нервной улыбкой взглянул на обезумевшего мэра Лонг-Айленда и прекратил пытаться вырвать из крепкой хватки уже покрасневшее запястье. — Как считаете, босс, по какой причине каждый, включая Вашу Айми, отдаёт предпочтение Нерею? Мой вождь – человек слова, а его обдуманные поступки не лишены чести и обоснованности. Подобные люди очень притягательны для тех, кто либо нуждается в сильной опоре, либо не желает очнуться однажды с кинжалом в спине, оказавшись преданным. А Вы, так уж получается, — копирует слова и насмешливую интонацию Намджуна, — ничего человеческого из себя не представляете. Всё, что имеется у Вас, – красивая оболочка, искусственный смех и полные карманы. Испанцу так совестно из-за того, что он отплатил Чонгуку подлым обманом и покушением на его жизнь. По сию секунду в голове не укладывается то, что в тёмно-карих очах он останется бессовестным лжецом и тем, кто отдал пальму первенства сражению с любой бедой в одиночку… Не обратился за помощью не просто к посторонним людям, а к своим друзьям и большой семье. Вот и расплата. Парень становится единственным свидетелем того, как бушующая внутренняя ярость Джуна готова выбраться наружу. Бывший советник лидера племени внимательно наблюдает за тем, как у мэра вздуваются на шее вены, когда мужчина неравномерно вдыхает тропический воздух, поскольку осознаёт, что у него никого под боком не осталось, а выстраиваемая годами система рушится прямо-таки на глазах. До чёртиков изумительный вид. Пару месяцев Адриан не прекращал надеяться, что когда-нибудь появится возможность выплюнуть в лицо истинного манипулятора несколько малоприятных словечек. Даже мимолётное упоминание в одном предложении Чонгука и Айми выводит из себя Намджуна, превращая главного безумца в человека из каменного века, действующего на инстинктах. За настолько великолепный сценарий, как думается испанцу, и умереть не жаль. — Пускай твоя смерть и не вернёт мне утерянное, но всё же, наверное, немного меня потешит, — соглашается мужчина, успокаивающе поглаживая Адриана по голове, после чего сжимает до боли чужие мокрые пряди и на грани слышимости изрекает: — Ты поклялся унести всю мою подноготную с собой в могилу! Стало быть, следует утопить тебя, раз уж ты не сумел отправить на морское дно вождя аклинсов. Происходящее далее – шокирующее сновидение, от которого никогда не пробудиться. Намджун, ухватившись для личного удобства за лестницу, слишком сильно давит на шею парня и вынуждает его погрузиться под воду, никаким образом не реагируя на несколько попыток освободиться из цепких объятий водной стихии. Мэр Лонг-Айленда действительно увязнул в чём-то крайне липком, а выбираться из необъятной бездны и не планирует. Не получится. Точно не в данный момент, когда он лишает жизни человека просто из-за того, что на пьяную голову решил предъявить обвинения тому, кто не исполнил чудовищный приказ; тому, кто оказался обвешан с ног до макушки однообразными ярлыками, на любом из которых можно было обнаружить «виновен во всех неудачах». Намджун, ведомый желанием на ком-то отыграться, превратился в сумасшедшего убийцу. В этот скорбный час Посейдон всё же станет оплакивать несправедливо погибшую душу. Мужчина прикрывает тяжёлые веки и полностью абстрагируется от окружающего мира. Нет плеска воды, нет щебетания птиц, нет солнечных лучей, нет ничего того, что нарушило бы звенящую в ушах тишину. Всё на белом свете стихло. Исчезли благодарные улыбки коренного народа Лонг-Айленда и приезжих туристов. Исчезли ценные наставления почившего отца. Исчезло стремление к самосовершенствованию. Исчез Чонгук, ранее являющийся для Намджуна надёжным оплотом. Исчезла их неразлучная компания. Исчезла любимая и незаменимая женщина. Исчезла человечность. В нём лишь пугающая пустота. Он выпотрошен подобно свежей речной форели перед запеканием в духовке, он – пустой сосуд, который снаружи не то чтобы отличающийся от остальных людей, а внутри – предсказуемо полый. Джуна ещё с раннего детства приучали к тому, что всё в наших реалиях не даётся даром и за красивые глазки, однако Ким-старший никогда не прививал сыну пристрастие к бессердечной жестокости. Как оказалось, он самостоятельно выбрал ту извилистую тропинку, в конце которой удалось разглядеть «жизнь до ужаса хрустальна»… В какой-то миг наваждение будто частично спадает, а мэр Большого острова резко освобождает затылок парня от руки, что позволило телу всплыть кверху. — Адриан? — с надеждой шептал Намджун, когда переворачивал испанца на спину. — Адриан? Не дышит… Человек способен натворить предостаточно дел, когда рассудком руководит агрессия, на неопределённое время отключая мозг, но осознание свершения непоправимого всё же накатывает, постепенно возвращая в реальность. Первая стадия – отрицание. Все действия выполнялись автоматически, а попытки воскресить покинувшего мир живых оказались тщетны, отчего Намджун, так и продолжая сидеть на коленях перед бездыханным телом, просто застыл античной статуей и, скорее всего, не собирался устраивать побег с места преступления. Сумбурные мысли с концами сводили его с ума, а руки тряслись с такой силой, что не получалось даже расстегнуть верхние пуговицы промокшей насквозь белой рубашки. В не особо трезвой голове вертятся, словно заевшая виниловая пластинка, последние слова Адриана: — Вы останетесь один. Забыл добавить: «И сгниёте за убийство человека в тюремной камере». — О, какие люди к нам пожаловали. Разве ты не планировал сегодня быть в офисе? — Сокджин, только-только вернувшийся домой, возник на заднем дворе как будто из ниоткуда, в свой заслуженный выходной день наслаждаясь освежающим лимонадом. — А что вы… Адриан? — стеклянный стакан с напитком остался на терассе вдребезги разбитым, там же теперь покоилось и любящее сердце секретаря. Мужчина не помнил ровным счётом ничего: ни как подбежал к своему возлюбленному и расположил его голову на собственных бёдрах, ни как начал зачёсывать пряди мокрых волос назад, большим пальцем поглаживая тыльную сторону чужой ладошки и мечтая о том, что когда-то его руку вновь крепко сожмут в ответ. Для Джина, пленённого моральной болью, всё в один миг потеряло яркие краски, превратилось в кашеподобную смесь, от вида которой хотелось безостановочно блевать. Он не успел обучить Адриана игре на многих музыкальных инструментах, познакомить с понимающими и современными родителями, наобещать несколько фотосессий в северной части острова и прокатить не ярого любителя экстремальных развлечений на своём мотоцикле… — Что ты натворил?! — кричал на Намджуна изменённым и охрипшим голосом, не сумев совладать с приступом жуткой истерики. — Господи, Адриан, сейчас же прекрати меня пугать и поднимайся, — умолял поскорее очнуться, когда в очередной раз попытался привести любимого человека в сознание с помощью осторожных похлопываний по щекам. Картина перед глазами оставалась неизменной. — Пожалуйста, родной… Счастье высшего сорта превратилось в мучительную боль. Душа секретаря тут же выворачивается наизнанку, покрывается неизлечимыми внутренними ранами, что в дальнейшем, если повезёт, немного залатаются или просто превратятся в глубокие шрамы, о которых никогда не забыть. На раздирающий вопль примчался Хосок, от увиденного словно окоченев. Незримые нити окончательно оборваны. — Я не отпущу его, ведь он не умер, не смейте лгать мне в лицо и нести полнейшую ахинею! Гук… — тянется к присевшему около него мужчине, напрочь позабыв обо всех старых обидах. — Гук, скажи хоть ты, что Адриан в порядке, прошу тебя. Что… Как мне быть, Гук? А Чонгук, не менее потерянный от настолько плачевного финала, просто подставляет Сокджину плечо, давая горьким слезам секретаря впитываться в его футболку. Он пристально, не желая моргать, смотрит на то, как безжизненное тело бывшего младшего советника и близкого друга помещают в патологоанатомический мешок, сжимает Джина в стальных объятиях, стараясь безмолвно утешить, и прощается с одной душой, которая вряд ли заслуживала такого завершения индивидуальной истории… По поверхности Земли ходят восемь миллиардов людей. И у каждого человека уникальная хроника, насыщенная различными событиями и трудностями, но, как ни старайся быть кем-то вполне добропорядочным, судьбе порой действительно неведом термин «справедливость». — Подонок, тебе что, неограниченной власти оказалось мало? — вождь, не особо подбирая лестные выражения, заглядывает в отрешённые глаза будто безвольной куклы и того, кто, пребывая на грани чистейшего безумия, посмел отнять у обычного человека большое количество новых тропических закатов и рассветов, которые обожал испанец. До жути хочется сомкнуть пальцы на шее правящего Лонг-Айлендом. До фиолетовых синяков, кровоподтёков и временного дефицита кислорода в чужих лёгких. Как… Как можно пойти на убийство? Регулярные угрозы и манипуляции – привычная стезя Намджуна, но он никогда не действовал настолько грязно. Что же так очернило его заблудшую душу? — Чёрт возьми, он ведь был менее сильным, чем ты. Что у вас, поганых ублюдков, за мода такая, Джун? Вы только и способны вредить тем, кто слабее физически и морально, таким образом потешая свое никчёмное и раздутое эго. Клянусь Посейдоном, собственного сына ты не увидишь. Впрочем, тебе не привыкать, не так ли? «Надо же, живее всех живых», — подумал мэр, глядя на молодого вождя. Нумджун, проходя мимо Чонгука в сопровождении правоохранительных органов, коротко хмыкает, скрывая за маской вселенской усталости и безразличия нечто иное – бесконтрольный страх. Оцепенение медленно отпускало, поэтому он понимал, что самостоятельно подписал себе обвинительный приговор, когда не стал уносить ноги с места преступления. Просто преднамеренное убийство человека явно не входит в список его ежедневных обязанностей. Это, знаете ли, сковывает всё тело и на какой-то период отключает все мыслительные процессы. Но Джун не так уж сильно беспокоился за свою шкуру. Баснословные суммы денег многое решают в современном обществе, а в совокупности с властью – абсолютно всё. Или это лишь его неверная позиция, так как всем нам известно о том, что великое зло не всегда торжествует. Дело правящего Большим островом обещает быть громким, долгим и, возможно, справедливым, но мёртвых, к превеликому сожалению, никак не воскресить, любой ценой вернув погибших тем, кто их беспредельно любит.