azure shores

Во многих больницах, как правило, дискомфортно и оживлённо до необходимости воткнуть себе беруши куда угодно, чтобы отгородиться от раздражающего шума. Повсюду витают запахи сильных антисептиков, из-за которых микробы не желают обитать в данном месте длительный период. И их, согласитесь, можно понять. Чонгук успел позабыть о существовании на планете подобных мест, чему был несказанно рад. У Чона стойкий иммунитет и неумение находить себе приключения на задницу, поэтому он даже в далёкой юности бывал в клиниках крайне редко. Более регулярные походы в больницу начались в юные годы, когда та самая девочка, ради которой он изредка срывал соцветия с бесценных кустов матери, рискуя головой, начала серьёзно болеть, а Чонгук после окончания уроков навещал её с Джиу. Увядшие гортензии уносил с собой, а цветущие оставлял в небольшой прозрачной вазе на тумбочке около больничной койки. С течением времени симпатия в нечто глубокое и крепкое не переросла. Не успела. Опытным врачам не удавалось хотя бы стабилизировать состояние, как они часто выражаются, тяжёлого пациента. Вскоре гортензии больше некому было приносить. Да уж, до боли в сердце несправедливо. Судьбе и смерти, кажется, совсем не знаком термин «справедливость»‎, вы так не считаете? Чонгука задерживать на долгое время не стали, вынудив его нервировать весь медицинский персонал. Тысячи фраз «я могу покинуть Центральную клинику?»‎ или «доктор, советую Вам вручить мне чудодейственную пилюлю, а лучше лошадиную дозу транквилизаторов, иначе я отправлюсь домой в ближайшие минуты без Вашего одобрения. Вплавь…»‎ уж точно не способствовали выполнению обязанностей лечащих врачей в спокойной атмосфере. В общем, Чонгук себе места не находил. Его злостью можно было бы подпитывать ярость полководцев, идущих завоёвывать или защищать свои территории от вражеских набегов. Для хладнокровия не отыскалось подходящего места, умиротворение покинуло его рассудок, а на смену пришло искреннее желание расправиться с предателями. Да так поразвлечься, чтобы он либо мерещился им в толпе, либо являлся призраком прошлого, настоящего и будущего в кошмарных сновидениях. Можно и оба варианта одновременно. Поступок Адриана знатно подкосил лидера аклинсов, а если более точно высказаться, то сильнее, нежели карибские воды, которые так и стремились проникнуть в его лёгкие, заполнив их солёной жидкостью. Забавно до нервных смешков, не так ли? И как после таких «сюрпризов»‎ доверять кому-либо? Да-да, в жизни случается так, что дружба с кем-то не стоит ни гроша, хотя до переломного момента эта прочная связь казалась не имеющей цены. Друзья становятся злейшими врагами, занявшими место по другую сторону баррикад, а противники – союзниками. Но… Принимать сотни пуль в спину от важного человека не особо, говоря приемлемым в интеллигентном обществе языком, радостно. Рассуждения о мести и предстоящих трудностях уступают единственному и очень особенному человеку. Только бы Ким был в полном порядке. Верно, Чон не на райский оздоровительный курорт отправлялся, но в его голову тихо, так по-крысиному, прокрались мысли о том, что следовало наплевать на требования докторов, умчавшись на Аклинс хоть на надувном матрасе. Сердце кровоточило, было не здесь и не сейчас. Оно, если честно, осталось где-то там, на отчуждённом от цивилизации острове, в любимых руках главного сокровища архипелага. Что-то Чонгуку подсказывало, что без его персоны в поселении могло происходить нечто страшное. С Тэхёном – в особенности. Сейчас жизни Чона ничего не угрожает. Разве что один докторишка, без умолку повествовавший о рабочих казусах и смешных, на его взгляд, ситуациях. — …А я этой милой старушке с диагнозом, который ты и не выговоришь, давай объяснять едва ли не на пальцах, что при ампутации конечностей они заново не отрастают, потому что мы ни разу не саламандры. После чего она… Гук? Ты слушаешь меня? — Нет, — честно признался молодой вождь, покосившись в сторону автомобильной парковки, расположенной недалеко от Центральной клиники, и нахмурившись так сильно, что над беседующими мужчинами, наверное, вот-вот возникнут грозовые тучи. — Истинный хам, — одарил комплиментом Чонгука русоволосый доктор, громко отпив кофе, вполне заслуженный после ночной смены. Комично вытянутое от удивления лицо Чонсока стоило запечатлеть, чтобы в дальнейшем потешаться над многоуважаемым на Большом острове хирургом, у которого стаканчик с бодрящим напитком почти вывалился из рук возле кофейно-снекового автомата, установленного на первом этаже, когда мужчина стал свидетелем того, как самого Чон Чонгука занесло в их больницу. Да, так уж вышло, что предводитель племени – тоже смертный человек, попадающий в малоприятные передряги. К слову, именно старший брат Юнги настоял на том, чтобы Чон остался на ночь в Центральной клинике, затем примерно минут пятнадцать с максимально серьёзной миной перечислял все известные человечеству последствия для пациентов-утопленников, озвучивая миллионы медицинских терминов. «Я, как ты мог заметить, на отёк лёгких не жалуюсь, слабость и головная боль меня никаким образом на тот свет не отправят»‎ и прочие аргументы Чонгука нисколько не рассеивали искреннее беспокойство его товарища, поэтому молодому вождю пришлось сдаться и пройти полное обследование во избежание какой-либо угрозы организму. Такие вот до жути заботливые у него друзья. Один великодушно топит в бирюзовых водах, а второй разбирается с начальством и вопросами о документах Чонгука, поскольку без удостоверения личности в современном мире и на улицу выходить не стоит. У вождей племенных народов, знаете, не принято носить при себе паспорт, свидетельство о рождении или ещё что-нибудь подобное. Тридцатишестилетний Чонсок всегда был более сдержан, чем дерзкий братец-хулиган с манией влезать в любые потасовки. Его врождённый флегматизм идеально дополнял черты характера остальных ребят в их неразлучной компании. Тот самый желанный принц на белом коне в классических брюках, со стабильной нервной системой и «доверься мне, дорогая, я позабочусь о нас»‎? Верно, однако, дамы, поздно метаться, ведь жизнь холостяка осталась в прошлом, кольцо на безымянном пальце сверкает ярко, отпугивая всех заинтересованных в нём женщин, а десятилетняя дочь Скарлетт готова откусить голову каждому, кто вдруг осмелится ворваться в их идеальный семейный мирок, планируя его разрушить. Боевая девчушка, которая всегда была без ума от редких встреч с Чонгуком и Юнги. Они обучали её более-менее безобидным приёмам самообороны. Если вновь переключиться на старшего Мина, то обязательно стоит сообщить о том, что у него крепкое телосложение, высокий рост, лисий разрез глаз, небольшой прямой нос и короткие тёмно-русые волосы, а не пушистый одуван, как у Юна. Советник вождя вечно твердил: «Разве светлый цвет не молодит? Я не прекращу осветлять свои пряди до тех пор, пока моя голова не облысеет до вида куриного яйца»‎, — конец странной цитаты младшего брата Чонсока. И это не так уж невозможно, учитывая то, что он продолжает баловаться этим самостоятельно, да ещё и в самом неподходящем для парикмахерских дел месте – на отчуждённом клочке суши посреди Карибского моря. Гениально ли? Бесспорно. А Чимин предлагал ему не ограничивать полёт своей безумной фантазии и перекраситься во все цвета радуги, на что Юнги крутил пальцем у виска. — Как супруга? — руки Чона оказываются в кармане шорт, успевших за ночь превратиться из мокрой половой тряпки во что-то менее противное, а его пристальным взглядом завладел хорошо знакомый ему мужчина, шагающий в их сторону тяжёлой поступью. Владелец иномарки напряжён, на что указывает угрюмость, ощутимая даже на другом континенте. — Стабильно несколько раз в неделю требует уволиться, потому что из-за моей работы не находится достаточно часов для семейства. Кстати говоря, Скарлетт мне все уши расспросами о тебе прожужжала, ещё и умоляя дядю Чонгука научить её плавать во много раз быстрее рифовых акул. При живом-то отце! — Надолго ли живом, Чонсок. Угроза внутреннего карибского маньяка, не более. — Что? — удивлённо пробормотал вопрос. Лидер племени не испытывает ни капли восторга, когда осознаёт, что сейчас предстоит не особо приятный разговор, а он далеко не в лучшей форме для дружелюбных приёмов врагов. — Это ради первого заместителя мэра Лонг-Айленда я потратил бесценное время, проторчав здесь дольше, чем изначально было необходимо? Хосок, оставляя между собой и мужчинами приличное расстояние, чтобы иметь лишние секунды на отступление в случае неудачи, молча останавливается, перебирает пальцами ключи от своей ласточки, облегчённо выдыхая сразу же после того, как лично убедился в том, что Чонгук не отправился на дно морское по велению Намджуна и благодаря усилиям Адриана. — Гук, выслушай его, ладно? Он связался со мной и вполне убедительно потребовал выделить ему свободную минуту, — Мин хлопает по плечу давнего и не настроенного на мирный диалог друга. — Во благо аклинсов. Доктор сделал первый ход, бросив под нос Чонгука единственный и наиболее влиятельный на окончательное решение вождя козырь. Лучше аргумента не найдётся. Чон готов на многое, если не на абсолютно всё, ради своего народа. — Допустим, я слушаю тебя, Хо.

🌊

Тэхён не чувствует ни бережные прикосновения Неомы к его рукам, скреплённым в замóк на деревянной поверхности, ни презрительные или сожалеющие взгляды, ни что-либо ещё. Пустота в спешке, как будто что-то её вот-вот приостановит и обуздает, обволакивает разбитую неистовой моральной болью душу. Юноша со вчерашнего вечера пребывает на стыке неведомых человечеству пространств, на границе между острой нуждой кричать во весь голос и сидеть на скамье неподвижно, не издавая ни одного писка и скрипа, сохранив все терзания для себя и собственных демонов, которые насмехаются над беспомощным человеком. Парень и находиться в данном месте не планировал. Он безумно хотел отправиться на Большой остров, но настойчивые просьбы важных для него людей временно перевесили надобность сорваться в сторону Лонг-Айленда. Ким прежде не считал себя полноценной личностью. У него, если проанализировать весь жизненный путь после смерти Бэкхёна, не было даже адекватной поддержки от родных, не было высокооплачиваемой работы по специальности, не было отношений как таковых, не было понимания его желания съехать от Боа, застрявшей в иной реальности, не было и закадычных товарищей, а ему ведь уже исполнилось двадцать пять лет. Он вечно потакал прихотям матери, жалея её слабое сердце и оберегая от насилия, терпел омерзительные оскорбления и угрозы отца, иногда и побои пополняли список ужасных поступков отчима. Просто существовал, если обобщить вышесказанное. Обыкновенная амёба? Возможно. Слабак? Так Тэхён и описывал себя, но при этом не предпринимал яростных попыток что-либо изменить, потому что было всё равно. Тогда, в тот амёбный период, проскальзывали слишком противоречивые мысли: от требований разума сбежать из золотой клетки ради настоящей жизни до «мне так плевать»‎. И подобные состояния чертовски опасны. Это съедало изнутри не меньше, чем вина за гибель брата и страх перед водной стихией, однако юноша всё же не позволял относиться к себе с жалостью. Не разрешал и своему рассудку вечно утопать в отчаянии, отвлекаясь на единственное, что могло спасать от тяжёлой действительности – биологию, периодически занимаясь спортом в тренажёрном зале возле их дома в Тэгу – отличный способ частично выветривать дурь из головы. В периоды обострений нелюбви к собственной личности, он чувствовал себя таким неправильным, больным физически и душевно, словно и вправду являлся паразитом для своего семейства, о чём не единожды напоминал не в самой мягкой форме Минджун, когда всеми существующими методами старался вывести сына на какие-либо эмоции. Видимо, архитектора раздражало неизменно кирпичное лицо. Порой это ему удавалось, но юноша в тот же миг закрывался подобно захлопнувшейся ракушке. А потом в жизни юнца возникли аклинсы. Всё так вихрем завертелось, сумбурно закрутилось, да так глубоко в него просочилось, что однажды Ким Тэхён пробудился ранним утром в постели молодого вождя, закинул ногу на крепкие бёдра спящего Чонгука и, о Посейдон, наконец осознал, что с недавних пор может не считать себя пустым местом или серой мышкой, ведь для кого-то он ценнее голубых кораллов, ярче одеяний из мадраса, важнее карибского рома и дороже подлинных картин знаменитого Ван Гога. И в нынешнем времени он остаётся не менее значимым человеком, просто какая-то его часть противится, отвергает лелейное отношение к себе, умоляет вернуть на Аклинс того, кто тёплыми объятиями утихомирит нарастающую тревожность. И это так больно. До очередного хруста останков внутреннего мира. По законам племенного народа, никто, помимо старейшин и вождя, не мог присутствовать в Главном доме во время собраний. Сегодня же – день-исключение, поэтому в помещении собрались и другие люди, имеющие личное мнение, чтобы обсудить трагедию и дальнейшие действия. Но никто не сумел всё грамотно организовать, из-за чего вокруг творился полнейший хаос и балаган, и даже Каонабо не был в силах всех успокоить. Каждый стремился высказать свою точку зрения. Параллельно прямоугольному столу расположены несколько деревянных скамеек с высокими спинками, на которых едва-едва умостились некоторые неравнодушные островитяне, близкое окружение вождя и совет старейшин. — Мой отец не может быть вождём, так как после отказа от венца силы и власти он не имеет права претендовать на должность лидера племени. Вековые законы и традиции одинаковы для всех аклинсов. — А кто может? Ты? — спросил Мин, поднявшись со скамьи и недовольно взглянув на Карло, усевшегося прямо напротив него. — Отменный вариант, Юнги. Я, как-никак, его старший сын. Наследственную передачу власти никто не отменял, — беспричинно улыбается итальянец. — Не ты ли всё подстроил, чтобы занять должность Нерея? Молчишь? — Юн снова оказывается на скамье благодаря сидевшему рядом с ним Чимину, силой потянувшему приближённого за футболку. — Молчание, многоуважаемые старейшины, может означать согласие или отсутствие контраргументов. — Да как ты смеешь, мальчишка, бездоказательно обвинять меня? — Всем известно о том, что ваша с вождём вражда вышла за рамки простых словесных стычек по твоей инициативе. Решил прибегнуть к более радикальным методам, а, Карло? Ты только подмигни мне, и я решу вопрос, но не гарантирую мирное улаживание конфликта, — щурится старший советник, выискивая в глазах мужчины подтверждение своим догадкам. — А вы не предполагали, что Этерио, — мужчина, с удовольствием игнорируя Юнги и гордо восседая возле вышеупомянутого юноши, приобнял утомлённого всем этим фарсом Кима за плечи, уставившись на задумчивые лица, — может быть виновен в заговоре? — Чушь не неси, — вмешалась Неома, ладонью крепче сжав руки молчаливого и безучастного Тэхёна. — Ну-ка, отвяжись от Этерио. — Какая же это чушь? Все беды начались ровно тот период, когда на наш берег ступил чужак. Я не прав? — итальянец будто назло несносной девице сильнее сжимает парня в «цепких объятиях»‎, опуская широкую ладонь на его бедро. Намеренное эмоциональное давление? Оно самое. — Побудь умным мальчиком, подтвердив неоспоримую истину. Ким в данный отрезок времени старается мысленно испариться, исчезнуть с лица Земли или подавить в себе жгучее желание сломать конечности тому, кто не ведает о существовании личного пространства. — Посмеешь ещё хоть раз так прикоснуться к моему Этерио – я скормлю твою прогнившую завистью плоть акулам. Сам Посейдон свидетелем будет. Старейшины поворачивают головы туда, откуда прозвучала красноречивая и не пустая, они готовы поклясться, угроза. Это же… — Нерей, — в оглушающей тишине раздался голос счастливой Неомы. Вошедший в помещение Чонгук, не став медлить с продолжением представления, оказывается позади Карло, который, к его несчастью, сидел на скамье возле Тэхёна, да ещё и спиной к выходу. Итальянец не только не успел полностью обернуться к «восставшему из мёртвых»‎ лидеру, но и взглянуть чуть ниже, чтобы увидеть то, что Чон пожаловал с необычным для него презентом. — Пошёл прочь из Главного дома, — склонившись, шепчет на ухо брату, вновь подверженному асфиксии, но сегодня его лишает шанса на глоток воздуха не Ким, — иначе головы предателей, включая твою, согласно древним традициям, встретят последний рассвет на острых пиках. Ты знаешь, где обязан сейчас оказаться? Или мне самостоятельно сопроводить? — крепкая верёвка, которую Чонгук пару минут назад предусмотрительно прихватил с собой на совет, намотав ту на свой кулак, ныне обвивает шею задыхающегося Карло. Мужчина изо всех сил борется за жизнь, а боги его, увы, давно не слышат. — Нерей, ты что творишь?! — вскочил с места старейшина Макэйо, тесть старшего сына Каонабо, и вознамерился ринуться в самый эпицентр беспредела. — Кажется, вершит правосудие, — очухавшись от шока и скорости развивающихся событий, хмыкнул Юнги, удерживая бунтующего старика около себя. Чон не действовал на эмоциях, покоряясь слепой ярости, а его беспристрастное лицо ничего не выражало. Он не торопился, чтобы раньше срока не избавить мир от кряхтений Карло, и наслаждался тем, что братец получает по заслугам. Это – многообещающее начало. Поскольку предатель сидел на краю скамьи, не составило никакого труда вынудить его подняться, наконец-то отлепив от Тэхёна. — Этот стервятник посмел предать меня и наш народ, за что понесёт наказание, ответив перед аклинсами по всем законам племени, — Чонгук ощутимо ослабил давление на чужую глотку, отбросил своеобразное орудие пыток на пол, не вслушиваясь в привычные проклятия в свой адрес, и… застыл. Его бесценное сокровище архипелага, его любимый мальчик. Молодой вождь настолько увлёкся процессом, что не сразу заметил, наверное, до смерти испуганного парня. — Адриан и Карло – соучастники тайного заговора. Каждый из них, возомнив из себя, вероятно, всесильных, преследовал свою цель, но суть одна – дестабилизация внутри общины и моя смерть, — благодаря применённой силе, Карло оказывается на коленях перед ошарашенными озвученной правдой людьми, а Чонгук в мыслях опускается перед Кимом на древесину, искренне извиняясь за то, что ему приходится быть очевидцем малоприятных происшествий, и за то, что ему пришлось пережить. Глаза в глаза, ни единого звука устами мужчины не было произнесено, только движения губ и «прости»‎ в беззвучной мольбе. Кто… кто перекрыл Тэхёну доступ к кислороду? — Я и пальцем толком не притронулся к твоему мальчишке. Мне ни к чему пачкать руки об этого грешного, мягко выражаясь, мужелюба. Омерзительный, — Карло потирает покрасневшую после свидания с верёвкой кожу, не решаясь лишний раз пошевелиться. Откровенно говоря, сейчас он в полном дерьме, в которое окунулся из-за стремления насолить брату. — И умертвлять Нерея я не планировал, — это уже оправдание перед старейшинами и близким окружением Чона. — Да бросьте, зачем мне это сдалось? Ради должности вождя? Я что, сумасшедший? — Не самый верный ответ и разумный ход, Карло, — Чонгук хватается за оскверняющего имя его избранника, запускает пальцы в волосы мужчины, до боли сжимая чужие пряди и поворачивая голову итальянца в сторону Кима. — Тебе, я полагаю, твой язык совсем не дорог? — молодой вождь слышит, как предатель стискивает зубы. — Давай же, проси прощения у Этерио, и ни в коем случае не стесняйся, мы ведь семья, не так ли? — Чонгук, что с тобой… — то цепенеет, то оживает каменное изваяние по имени Тэхён. Дрожит неизвестно по какому поводу: то ли от ледяного тона любимого человека, то ли от его приказа принести извинения или насилия, которое он применил и применяет по отношению к Карло, то ли от осознания, что Чон действительно живой, целый и, кажется, невредимый. Неома утешает ласковыми поглаживаниями, водит ладошкой по его спине, о чём-то беспрерывно лепечет, приблизившись к уху Кима, а юноша ничего вокруг себя не замечает, помимо своего возлюбленного, словно никого более на планете не осталось. — Больше он не посмеет так прикасаться к тебе и всячески оскорблять. Верно говорю, братец? — пальцы Чонгука давят на скулы Карло, а бальзамом на его сердце становится тяжёлое дыхание мужчины, граничащее с тихим скулежом. — И это, постарайтесь все запомнить, относится не только к нему. В случае чего, вы уж поверьте, живые позавидуют мёртвым, — внезапно руки вождя опустились вдоль туловища. Он увеличил дистанцию с братом, до поры до времени оставив того в покое и засунув руки в карманы своих шорт. От греха подальше. — Более того, с предателями разговор будет короткий, раз даже в моём семействе кое-кто без надлежащих наказаний забыл о наших законах, о запрете на подобное поведение и некоторые поступки. — Ммм, ну и дела, — одобрительно мычит Юнги. У него-то давным-давно кулаки чесались. — Прекрати, Нерей, — Каонабо стучит тростью по деревянному полу, привлекая к себе внимание, призывает младшего сына завершить прилюдный самосуд, а на старшего и смотреть не желает. — Подготовьте Ритуальное место. — Отец… — Карло не может поверить в услышанное. Мужчина, совсем никого не замечая, вертел головой, затем агрессивно сопротивлялся, после чего пытался вырваться из лап мускулистых соплеменников, но все его попытки увенчались полным крахом. — Ты огорчил меня, — старейшина лаконично озвучил признание. — Прошу тебя… Адриан не должен был лишать жизни Нерея! Ты вправду считаешь, что я осмелился бы так поступить с тобой? Да отпустите вы меня, кретины! — горланил итальянец перед тем, как его, грубо прижимая руки к пояснице, вынудили покинуть Главный дом. — Выслушай, отец! Тишина звенит в ушах у любого человека, пребывающего в помещении, а нервозность, по ощущениям, поглотила весь необходимый для дыхательных путей воздух. Ранее никто не был свидетелем того, что вождь Нерей использовал бы своё положение против островитян. Не говоря об использовании физической силы вне поляны в восточной части острова. Ещё не вечер… — А вот теперь, когда один из виновных нас оставил, нам следует побеседовать о немаловажных вещах, — Чонгук присаживается на скамью возле возлюбленного. Проявлять сердечные чувства на публике не планирует, поэтому кое-как сдерживается от явно не земного притяжения. До ломоты в теле хочется схватиться за ладонь Тэхёна, теплом своей руки убедив юнца в том, что он лучше останется на морском дне, чем ему навредит. Очевидно, немного варварскими действиями Чон напугал парня, вмиг развеяв образ супергероя и идеального мужчины. Чон Чонгук, он же лидер племенного народа, – никакой не протагонист или кровожадный злодей. Он, если честно, всегда был самым обычным человеком с багажом недостатков и вагоном положительных качеств. Чон готов яро защищать людей, засевших глубоко в его чёрством сердце, без раздумий прятать их за спиной в случае реальной опасности; готов к длительным диалогам и применению силы, если иного способа для решения конфликта не находится, как с тем же Карло. Чон Чонгук – не ангел и не демон, а всего-навсего тот, кто желает оберегать то, что для него является символом любви и смыслом существования. Принимать ли его светлое начало вместе с тёмными сторонами души или нет – выбор каждого. — Мы внимательно слушаем тебя, мой вождь, — сказал один из старейшин, улыбнувшись. Верных Нерею предостаточно, так что порядок в общине наведётся если не со скоростью ураганного ветра, то надолго затягиваться эта неразбериха точно не станет. Все ответят. Все поплатятся. — Хосок, — Чонгук чуть повысил голос, любезно приглашая в Главный дом неожиданного гостя. — Ты можешь войти. Даже в ночное время суток на кладбищах или в фамильных склепах не настолько гробовое молчание. Пока высокий шатен приподнимает плотную ткань, чтобы проникнуть на созванный совет, напрягается один Мин Юнги. — Хо… И погибает один Пак Чимин.

☀️

Лагуна, отделённая от большей части бирюзовой воды, стала для Тэхёна тем самым местом, куда он мог отправляться, когда стремился к уединению с природными красотами и живностью густых джунглей (лучше обойтись без встреч с паукообразными или кем-то во много раз опаснее). Несмотря на паническую боязнь водной стихии, юноша не отказывал себе в маленькой экспедиции именно в этом направлении. Здесь никто не бродил с поводом и без, не нарушал мирное существование обитателей зелёных зарослей, словно время останавливало свой ход. Очень тихо, умиротворённо и… одиноко. Едва ли не каждый нуждается в уголке, куда в тяжёлый период можно было бы сбежать, спрятавшись от чрезмерного беспокойства, от взрослой жизни, от невыносимого страха, который умело навевает размытое будущее. Как правильно действовать, как реагировать, как, подскажите хоть кто-нибудь, быть? Невольно вспоминается беззаботное детство, когда в списке назревающих проблем присутствовали лишь какие-то мелочи, но в тот момент нам казалось, что ничего страшнее, к примеру, разрушенного морской волной замка из песка в целой необъятной Вселенной и вовсе не бывает. Долгожданные посиделки с бабушками и дедушками и вечное: «Ты точно-точно сытно покушал?»‎; искренняя вера в новогодние чудеса и Санта-Клауса с забавным нарядом и до жути странной привычкой прокрадываться в частные дома через дымоход; вечерние прогулки с ровесниками; ссадины на коленках и локтях после неудачной попытки научиться кататься на велосипеде и многое другое, что мы только с течением времени начинаем ценить и стараемся сохранить в памяти. Взросление приносит с собой не исключительно открытие прежде запертых дверей, но и взваливает на плечи человека немало обязательств, что в какой-то степени превращаются в чугунные гири на утомлённых плечах. С другой стороны, как мы ранее выяснили, трудности неплохо так закаляют характер человека. Главное не забыть о том, что иногда можно проявить слабость, при лучшем исходе событий – не закрыться в себе от всего окружающего мира, а позволить кому-то разделить нелёгкую ношу на двоих. — Почему твои родители вернулись на Большой остров? — вождь с неприкрытым интересом задаёт вопрос и надеется, что безудержным любопытством не заденет своего собеседника. Уже и не вспомнить, когда этот откровенный разговор происходил. — В большей степени из-за выгодного контракта. И ещё… Поговаривали люди и в наших краях, что в этом месте можно обрести всеми желанную свободу, а моря здесь волшебны. Они могут подарить душам покой, которым не похвастаются ни малонаселённые городишки, ни мегаполисы. Я был согласен с молвой коренных жителей Лонг-Айленда и туристов, — Тэхён поднимает уголки губ и наслаждается порывом тёплого ветра, надругавшегося над тёмными прядями. — Знаешь, брак родителей становился менее значимым для них, а смерть моего брата поселила в их сердцах сомнения и обвинения в адрес друг друга. Быть может, они наивно считали, что смена обстановки всё изменит, — громко вздохнув, опускает свой взгляд к лазурным водам, лишь бы карие очи Чона не рассмотрели в голубых глазах тревоги и сожаления, которые не прекращают терзать парня по ночам. — Свободу нельзя заполучить одним переездом на другой край света, — вождь поднимается с песка и останавливается возле чужака-гостя, не нарушая его личные границы, — если оковы и свою клетку ты привёз с собой. Свобода? Чонгук стал человеком, сделавшим такой бесценный подарок, аклинсы – семьёй. Сейчас Тэхён вновь в незримых свинцовых цепях, но с тех пор изменилось очень многое. Теперь долгое пребывание в гордом одиночестве угнетает как юношу, так и молодого вождя. Морские боги свели две одинокие души, чтобы подарить им желанную свободу от собственных оков. Чон прекрасно знал, что его сокровище архипелага находится около лагуны. Он с ним пожил в одной спальной комнате не один тропический день, поэтому гадание на чайных листьях не потребовалось бы (Чонгук таким не увлекается, если что). Чон выучил наизусть всё то, что Тэхён ему в своё время продемонстрировал: сильные и слабые стороны, ласку, способную растопить не один ледник на территории Гренландии, слёзы на слегка румяных щеках и ту безмерную любовь, о которой человечество из века в век слагало легенды. Да и по сей день не прекращает это делать. Она искусно лечит внутренние раны и разрушает всё до основания. Мужчине хотелось бы верить, что самое сильное чувство их обязательно исцелит, а не с точностью до наоборот. После того, как молодой вождь показал эту живописную местность Киму, юноша начал устраивать побеги в безлюдную часть Аклинса, не забывая брать с собой чёрно-красный клетчатый плед Чона, когда-то торжественно подаренный старшим советником, чтобы «твою аппетитную задницу никто не посмел погрызть»‎. И Чонгук относился с пониманием к более-менее безопасным путешествиям (полная ерунда, если учитывать профессионализм парня в области нахождения приключений на пятую точку), не нарушая многочасовую медитацию и спокойствие любимого человека. Сейчас у мужчины нет физических и моральных сил противостоять необходимости побеседовать с тем, без кого его жизнь более не кажется гармоничной. — Поговори со мной, Тэхён. Кима застали врасплох на чужом клетчатом пледе (он был украден при переезде к Мину). Юноша, усевшись по-турецки и скрестив руки на груди, просто молча кивает, таким образом давая понять, что готов внимательно слушать. — Я напугал тебя своими действиями в Главном доме? — даже если старается отвергать опасения по этому поводу и большую вероятность возникшей неприязни, всё-таки желает услышать чёткий ответ. — Не очень, тот мерзавец заслуживает самых унизительных наказаний, — на одном дыхании произносит Тэхён, а сам переваривает высказанное и не верит в то, что поддерживает насилие, а не презирает любое проявление жестокости. — Прости, я совершил оплошность, — всё же сделан один шаг вперёд. Чона как магнитом притягивает к обладателю его каменного сердца. Не такого уж и каменного, как давно стало известно единицам. — Совершил оплошность? Ты исчез, Чонгук. — Мне чертовски жаль, — ещё несколько осторожных шагов. Внутренний стратег в присутствии Тэхёна пал смертью храбрых, а рентгеновский аппарат временно вышел из строя. Чону не особо понятны их эмоциональные качели в отношениях, поэтому он принимает решение сделать всё возможное, лишь бы не сорваться, морально надавив на возлюбленного. После случившегося на собрании они так и не побеседовали. Ким – завидный не только биолог, но и смельчак – покинул Главный дом раньше, чем Чонгук успел приоткрыть рот. — Ты, — указательным пальцем тычет в мужчину, — заставил беспокоиться родных и островитян. А твоя матушка едва ли сознание не потеряла на Ритуальном месте, когда… В общем, ты и сам всё осознаёшь. — Мы уже успели повидаться, а наш лекарь обязательно о ней позаботится. К огромному счастью, жизни мамы ничего не угрожает, — от оставшейся дистанции между влюблёнными душами – одно название. Ким как восседал на украденном чёрно-красном пледе, так и продолжает имитировать истукана, моментами терзая нижнюю губу из-за напряжения и перебирая пальцами светло-серую бесформенную футболку… Чонгука. Снова без спроса рылся в чужом гардеробе. — Это очередной сон? — шепчет воришка, который ни капли не уверен в реальности происходящего. Повторная игра подсознания? Он в сотый раз выдаёт желаемое за действительное? — Ты начнёшь тонуть и задыхаться на моих глазах? Сердце Чонгука сковало максимально неприятное чувство, которому навряд ли придумали подходящее название. Мужчине паршиво только от одной мысли, что всё это время его любимый человек страдал. Он, в мгновение ока преодолев парочку метров, садится на корточки перед юношей и с такой нежностью глядит на Кима, что подобные взгляды, как правило, называют «либо мой партнёр будет смотреть на меня вот так, либо кому нужны эти отношения»‎. — Убедись самостоятельно. Ну же, не бойся, прикоснись ко мне, — Чон поднимает уголки губ. — Это не правдоподобное сновидение. Я в самом деле вернулся на Аклинс. И Тэхён несмело касается. Ласково, почти невесомо, выводит подушечками пальцев только ему понятные узоры на предплечье мужчины, скользит по хлопковой серой ткани к чувствительной шее, неторопливо добирается до колючей из-за щетины щеки, на неё же и опускает вспотевшую от нахлынувшего стресса ладошку. Возникает такое ощущение, будто родное тепло просачивается сквозь кожу Тэхёна, мало-помалу проникает в солнечное сплетение, изгоняет фантомные боли, вызывает никому даром не сдавшуюся влагу в уголках голубых глаз и… неожиданный прилив злости, которая в момент извергается быстрее магмы. — Ты! — слабо толкает Чонгука в плечо рукой, а тот на миг теряется, слегка пошатнувшись на месте. Не так Чон представлял их воссоединение, чего уж скрывать. Скорость смены настроения у Ким Тэхёна просто поразительная. — Я из-за тебя чуть не поседел! Как ты мог исчезнуть без вести, оставить свою большую семью без присмотра, — снова и снова бьёт ладонью по грудной клетке, но уже более ощутимо, — и товарищей, и, в конце концов, меня! Твой старший советник прибыл с чёртового Лонг-Айленда и начал на полном серьёзе вещать о том, что ты утонул в Карибском море. Юн сказал, что тебя больше нет… Чёртов Намджун, чёртов ты, — все накопленные эмоции прорвали шаткую плотину, которая долго продержалась, наверное, на чьих-то молитвах. — Не вздумай погибать по какой-либо причине, понял меня? Кто угодно и как угодно, но только не ты. Пожалуйста, Чонгук, я не справлюсь, не смогу пережить твою смерть… Мужчина и не сопротивляется, принимает каждый удар, не смея нанести ответный. Он никогда в жизни не сможет поднять руку на своего мальчика. — Иди сюда, — Чон усаживается на мягкий плед, рядом с потерявшим контроль Тэхёном, а этот изголодавшийся по ласке котёнок сразу же залезает на его бёдра, обвивает мужчину всеми конечностями, намереваясь слиться с ним воедино, создав достойную конкуренцию главным героям фильма «Веном»‎. Молодой вождь прижимает к себе дрожащее тело, оставляя лечебные поцелуи в тех местах, куда удаётся дотянуться в таком положении. — Снова ты руки распускаешь, лазурный, — губами избавляется от прозрачных слёз, пролитых из-за него. — Прости за то, что немного задержался. Всё так, как и должно быть. Наконец-то Этерио в крепких объятиях Нерея, только заменить бы в кратчайшие сроки тихие всхлипы любимого на квадратную улыбку, покорившую вождя аклинсов. Чонгуку этого не хватало до противного скрежета его ровных зубов. Этого – прикосновений, чувств, любви. Ким Тэхёна – чужака, завидного биолога, гостя, возлюбленного, бесценного сокровища архипелага. Чон любит каждой клеткой тела. От плоти до атомов. От Атлантического океана до Антарктиды. Он в него по уши, целиком и полностью погрузился, без возможности сдавать позиции, с чёткими планами на совместное будущее. Желает ли того же юнец? Вера в это не тускнеет. — Тэхён, — Чонгук пару минут назад прилёг на спину, для удобства подложив обе руки себе под голову, чтобы уставиться задумчивым взглядом ещё куда-нибудь и разнообразить их гляделки с Кимом, а возлюбленному, соответственно, предоставил полный доступ к своим бокам. Парень с радостью этим пользуется, нахально те щиплет и дурачится, вызывая редкие смешки у мужчины, затем любовно оглаживает щеку Чона, словно если будет усерднее её тереть, то из лидера аклинсов вылетит волшебное существо, пленник мускулистого тела (в их случае) – Джинни‎. — Тэхён, — вторая попытка привлечь внимание. — Да? — отстранился, перевернувшись с живота на бок, чтобы было в разы удобнее рассматривать Чонгука. — Тебе не хотелось бы вернуться в отчий дом или просто на Лонг-Айленд? — мужчина проделал аналогичные движения, столкнувшись с заметным непониманием в родных глазах. — К чему ты клонишь? «Моим супругом стать не планируешь? Да, останемся без детишек, из-за присутствия которых ты пищишь не тише новорождённого младенца, но идея соорудить люльку для Мин Юнги не так уж и плоха. Как считаешь?»‎ — думает Чон, а вслух уверенным тоном заявляет: — Ни к чему дурному, лишь интересуюсь твоими желаниями и планами на жизнь в долгосрочной перспективе. — Ты что, решил избавиться от моей надоедливой персоны? — Тэхёну от их разговора как-то зябко. И это при том, что на дворе, как минимум, двадцать семь градусов тропического пекла. — Ну что за глупости? — Беспричинно подобные диалоги не ведут, поэтому я более чем уверен в своей правоте, — возмутился Ким. — Тебе необходимо понять, лазурный мой, что я не принуждаю тебя покинуть Аклинс и не гоню прочь, а даю тебе право выбора, — влюблённая пара обязана расставить все точки над «і»‎. — У тебя есть шанс прожить вполне себе безмятежную жизнь на Большом острове или в любом ином месте земного шара. Разве ты готов отказаться от возможности работать в лаборатории, как вы с Бэкхёном и грезили? Разве не к этому ты стремился? Ты действительно хочешь прочно устроиться на Аклинсе? Я понимаю, что твои чувства ко мне сильны и даже очень, что неоспоримо и правдиво, твоё пребывание в нашем племени, под моим боком, – весомое тому доказательство. Но нужно ли будет тебе всё это, — рукой указывает на окружающие их джунгли, — спустя год или несколько лет? Прошу тебя, не хмурься так, а дослушай мою речь до конца. — Не поступай так со мной, Чонгук, — по-своему воспринимает слова. В безграничных фантазиях уже черти пляшут, вытанцовывая лезгинку на брачной церемонии вождя Нерея и Менсии, а одинокого одиночку Ким Тэхёна пожирает сердечная боль. Неразумные ли выводы сделаны? Несомненно. Ох, кто бы вовремя донёс эту информацию до одной эмоциональной головушки. Парень ребяческим поведением сам себя раздражает, если честно. Это же ни в какие ворота не влезает! Но такая судьба простого человека, не умеющего враз отключать всю палитру каких-либо чувств. Елена Гилберт покуривает в сторонке, хохоча с беспомощного смертного. — Как? Альтруистично? В данном случае мой эгоизм спит беспробудным сном, потому что все мысли вертятся вокруг тебя и твоего благополучия. Ты рассудительный‎, так что давай взглянем на ситуацию под другим углом? — А ты явно перегрелся на солнце… — Послушай, если мы дадим зелёный свет чувствам и их дальнейшему развитию, то обратного пути не будет, ты ведь это понимаешь, верно? — Тэхён утвердительно кивает. — При таком раскладе я уже вряд ли смогу отпустить тебя в свободное плавание. И, быть может, начну желать чего-то большего, нежели статуса «возлюбленный Этерио»‎, — почти прямым текстом заявил о том, что готов надеть красный коралловый браслет на запястье своего мальчика. — А потенциальная невеста ревновать не станет? Неоновая вывеска с кричащей надписью «умолкни, пожалуйста», заметная даже с другого конца нашей галактики‎, потухла, посчитав себя бесполезной. Как вы понимаете, нервные срывы бесследно не проходят. Ким сейчас не особо стабилен, как уровень воды в океане во время приливов и отливов, что сильно сказывается на его умении контактировать с близким окружением и Чонгуком. Печаль, увы, пока что не отступила, попрощавшись с тем, кого посмела потревожить, а похороненная ещё вчера обида внезапно воскресла, развязав ему длинный язык. — Она мне не невеста. Да и никогда невестой не являлась, — откровенный ответ с невозмутимым выражением лица. А возлюбленный вождя продолжает гнуть свою линию: — Каонабо, старейшины и твой народ так не считают. — Во-первых, наши отношения касаются лишь нас и никого более. Во-вторых, мы ведь о другом разговаривали, Тэхён, ты не в ту степь подался, — Чонгук хватает юношу за подбородок, заставив смотреть в тёмно-карие омуты. — Как мне начать жизнь с чистого листа, если твоё отсутствие приравнивается к самой изощрённой пытке? Какая тут невеста? — Та девица постоянно крутилась возле тебя, вела себя чуть ли не послушнее Оскара, а ты вечно шушукался с ней даже в моём присутствии во время ужинов в центральной части острова. За дурачка меня держишь?! — Ким не растерял весь свой пыл, сузив глаза. Ревнивец. О боги, дайте аклинсам сил пережить выяснения отношений этой сладкой (местами – с ложкой дёгтя) парочки. И вручите абонемент к семейному психотерапевту. Для профилактики, как говорится. А Чон, этот уникальный человек с характером, как правило, мадагаскарского удава, до последнего сохраняет необходимое обоим спокойствие, накрывает рот Кима широкой ладонью и понимает, что заскучать его горе-воин ему никогда не позволит. — Не кричи на весь Аклинс, Посейдоном молю. Никаких свадебных церемоний, супруг и венчания с кем-либо, если около алтаря со мной будет стоять не твоя персона. Тэхён, чёрт возьми, шторм не так любит Атлантическим океаном править, как я люблю тебя, — признаётся мужчина в настолько сильных сердечных чувствах, находя для рук более удобное расположение: одну ладонь опустил на талию застывшего парня, притянув к себе так близко, что их тела соприкоснулись, а второй накрыл щеку Кима, большим пальцем поглаживая нежную кожу. — Люблю, слышишь? Ты моё единственное сокровище архипелага, как я посмею отказаться от такого потрясающего человека? Я что, клинический идиот? — Нет, но… — юношеское сердце делает невообразимые кульбиты, а язык снова морским узлом завязывается. Может быть, теоретически, Тэхёна неоднократно местный рой пчёл ужалил, поэтому он не способен ничего ответить? Избранник вождя мысленно погибает и снова собирает свой внутренний мирок в единый пазл, растекается лужей в чужих руках, поскольку знает, что «ты мне нравишься»‎ и «я люблю тебя»‎ – абсолютно разные признания. Первое – это слабая степень любви, пускай и не менее интимная, трепетная, вкрадчивая и осторожная. Второе – это нечто глубокое, проверенное испытаниями судьбы, превосходящее всевозможные словосочетания, сравнимое с любовью шторма править Атлантическим океаном. — Тэхён, если ты позволишь, то я стану пластырем для твоих душевных ран, взращу обожаемые тобой иксоры на не затянутых временем шрамах, оставленных в далёком прошлом и настоящем. А если сердце, по понятным причинам, всё-таки отвергнет меня – твоё решение будет законом. — Чонгук… — Ни слова больше, — притворяется не особо уязвлённым и искренне улыбается, при этом не отводя своего взгляда от горизонта. — Я крупно так провинился перед тобой, утаивал то, что нельзя намеренно держать в секрете от любимых людей, а дополнил список погрешностей новостями о собственной гибели, что тоже, надо предположить, малоприятно. Я всё понимаю, Тэхён. Сердцу не прикажешь, а доверие не приобрести. Так ведь говорят в твоих излюбленных фильмах? — Ни черта ты не понимаешь, — буркнул парень, всё же решившись на… — Я люблю тебя, да так сильно, что самому становится боязно от переполняющих меня чувств, — хватка на талии Кима немного усилилась, а взгляд молодого вождя сконцентрировался на человеке, безжалостно переворачивающего все его внутренности. — Безмерно, бесконечно, неистово. Чонгук, ты – моя нежность и страсть, моя наиболее устойчивая опора и поддержка, моё действенное успокоительное и лучшее снотворное, — говорит и говорит Тэхён, не в состоянии прервать свой монолог, — моя слабость и сила, мой вождь и любимый мужчина, у которого в глазах отражаются целые созвездия. Мне до дрожащих конечностей страшно даже представлять, что тебя кто-то отнимет, вынудит меня убраться с Аклинса, а тебе посмеет навредить физически или же морально. Я… я никому тебя не отдам, — пролепетал в завершение исповеди и потянул со всей силы на себя размякшего после признания Чона, припечатываясь к его сухим губам своими. В исцеляющих поцелуях нежность смешивается со страстью, образовывает что-то невероятно красноречивое, чувственное, такое необходимое. Тем временем Чон, падкий на их редкие откровенности, словно в бреду или опьянённый любовью, бормочет: — Не тревожься, мы справимся с грядущими испытаниями вместе. И запомни на веки вечные: никому, кроме тебя, я и не отдамся, — на мгновение отрывается от желанных губ ради короткой реплики, а после перехватывает инициативу, начиная сминать те в жадном поцелуе. Чонгук – карибский маньяк спаситель – материализовался в жизни Тэхёна будто по взмаху волшебной палочки. Неспроста среди народа бытует мнение, что именно непредсказуемые встречи часто являются судьбоносными, оставляющими неповторимый след. И, как известно, Чон объявился спонтанно – это не сенсационная новость. Он изо дня в день уничтожает защитные стены Кима, сносит преграды одну за другой, осторожно удаляет острые шипы, причиняющие юноше дискомфорт, не оставляет места страхам на всех уровнях сознания и подсознания. Влюблённые души, не понимая этого, меняют друг друга в лучшую сторону, постепенно совершенствуются, изредка ругаются и целуются так длительно, будто завтра наступит Судный день. Вот такая вот необычная пара Аклинса. Любить, безусловно, бывает мучительно до иллюзорной боли и таких же разрывов клапанов и аорт, однако есть ли смысл в существовании без страсти и поцелуев, заменяющих утренний кофе? Маловероятно.

☀️

Когда человеком руководят недобрые намерения, а здравый смысл прекращает откликаться на зов совести, он и не задумывается о том, что те или иные действия принесут с собой достаточное количество последствий. Предполагал ли Карло, пробуждаясь ранним утром в объятиях жены, что чувство досады, вызванное чужим превосходством, приведёт его на Ритуальное место, силой поставит на колени перед племенным народом, а напротив себя, помимо огней зажжённых факелов, итальянец будет лицезреть молодого вождя, крепко держащего в руке холодное оружие? Это навряд ли. Вполне справедливое, надо сказать, возмездие. Сделанный мужчиной выбор привёл его именно к неблагоприятному исходу. Подобного можно было бы запросто избежать, неприкрытую зависть обуздать за множество лет, негативные эмоции перенаправить в рукопашный бой и обычные воскресные тренировки, как поступали многие мужчины, а всё положительное дарить семье. Нельзя не упомянуть, что супруга Карло долго билась в страшной истерике, когда Макэйо сообщил ей о наказании дражайшего мужа, но даже Каонабо оставался непреклонен, что допустимо назвать редкостью, а не регулярным явлением. После прибытия Анакаоны и Нерея на Аклинс, итальянца словно подменили на кого-то жестокого, инопланетного, чужого. Он, косо глядя на обучение Чонгука и их доверительные с отцом отношения, перманентно сравнивал себя с четырнадцатилетним мальчишкой, старался выполнять различные задания как можно лучше, во всём преуспевать, но борьба за первое место, будто на спортивных соревнованиях, оказалась безрезультатной. Так уж случается, что в некоторых семействах больше внимания сосредотачивается на младшем ребёнке, а старший поневоле превращается либо в бесплатную няньку, либо в пятое колесо для пассажирской повозки. И это задевает до глубины души… Но если не рассматривать семейные узы сквозь призму беспочвенной ненависти и снять очки брошенного, недолюбленного биологическими родителями дитя, всё станет до банального простым: Чон с юности усердно трудился не ради всеобщего обожания и одобрения, а самого процесса и конечного результата, что, очевидно, ценилось старейшиной. Карло же нравилось времяпрепровождение с отцом, пристальное внимание и подбадривающие слова мужчины, чего ему с рождения не хватало. А когда половина свободного времени начала уделяться юному Чонгуку, итальянец отчётливо ощутил острый недостаток интереса к себе и невыразимую обиду. Чувство ненужности вдруг всецело захватило и отравило его затуманенный комплексом неполноценности разум. С тех самых пор и возникла вражда между братьями. Чон, не фанатеющий от конфликтов, пропускал мимо ушей кислотные фразочки, поскольку не видел никакого смысла в бесчисленных драках с Карло – язвительность не кровного родственника его сердце не затрагивала. Анакаона не была подвержена агрессивным выпадам главного завистника семьи, поэтому Чонгук спал очень спокойно. Наиболее переломным периодом в их бесконечной, как казалось островитянам, войне стал тот момент, когда итальянец бросил вызов Чону, сразившись с ним в поединке перед обрядом инициации. По исконным традициям племени, властью наделяется старший ребёнок на тот час действующего вождя, единственный сын или же дочь, если больше детей не имеется. Ситуация с Каонабо многое осложнила. Судьба проявила любезность, даровав пускай и не биологических детей, но всё же широкоплечих сыновей, которых он действительно считал родными и безмерно любил, не разделяя их, как думал Карло, на фаворита и аутсайдера. Старший сын старейшины сумел нанести Чонгуку глубокое ранение, оставив на его бедре заметный шрам, который позже скрылся за татуировкой, но победить в бою натренированного противника так и не удалось. Мужчина искренне верил в то, что должность вождя вернёт благосклонность Каонабо, заставит переключиться именно на его персону, а Чон станет менее значимым в глазах сурового отца и, возможно, главным разочарованием в жизни старейшины, ведь «‎любимец» не оправдал бы ожиданий предыдущего лидера аклинсов, вкладывающего в младшего сына много времени, разносторонних знаний и сил. Как жаль, что Карло, ослеплённый желанием кому-то и что-то доказывать, не понимал немало вещей, а когда очутился в ногах брата за предательство – стало слишком поздно для осознания содеянного. Если честно, он, как и утверждал ещё в Главном доме, ни о чём подобном с Адрианом не договаривался, удивившись новости о гибели Нерея не меньше остальных. Итальянец всего-то хотел сместить с «‎трона» братца, позабавляться с его разгневанного или удивлённого лица, отомстить за нечто выдуманное (только ему об этом не говорите), а о планах бывшего младшего советника и Ким Намджуна даже не подозревал. Увы, неведение реальную провинность с плеч не снимает. — У непробиваемой стены образовалась огромная брешь. Как же я могу позволить себе не воспользоваться твоей слабостью? — У меня нет никаких слабостей, Карло. И твои детские игры меня мало интересуют, — этот посланник демонов отыскал молодого вождя и здесь, прервав заслуженный отдых около песчаного берега. Чон неохотно стягивает себя с тканевого гамака и размышляет о том, что сытный обед, приготовленный Тэхёном под присмотром Адриана, уже давно стынет и обветривается. Живот, согласившись с Чонгуком, заурчал с голодухи. — Мне ты можешь солгать, но сердцу не прикажешь перестать тревожиться за голубоглазого мальчишку. О, что же это? Неужели в твоём взгляде промелькнуло раздражение? — итальянец плечом опирается о пальму и мерцает ослепительнее начищенного до блеска медного таза. — Послушай меня, братец, — Чонгук подходит ближе к местному циркачу, потерявшему чёрт знает где своё шапито, и открыто насмехается над провальными попытками Карло вывести его из себя. — Тебе, видимо, любую информацию необходимо доносить кулаками. Посмей причинить вред моему возлюбленному или родным – сожгу твой дом дотла. Знаешь ли, что карибская сосна отлично загорается и чертовски красиво полыхает? Ты, прибитый гвоздями к древесине, вряд ли успеешь выскочить наружу до того момента, как бунгало вспыхнет ярким пламенем, — хлопает по плечу брата, смотря тому в глаза. В тёмно-карих очах вождя читается незаинтересованность в диалоге. — Никогда не мечтал сгореть заживо? — Ты на это не пойдёшь. Даже при всём желании, — старший сын Каонабо резко сбросил руку лидера племени с плеча, недовольно скуксившись. — Хочешь лично убедиться в правдивости моих слов? — Быть может, так оно и есть. — Будь добр, не доводи нас обоих до точки невозврата. Возьмись за ум, а не действуй подобно маленькому ребёнку, который из-за дефицита внимания проказничает и творит глупости, рано или поздно вылезающие боком. У тебя есть супруга и милейшее дитя. Чего тебе ещё не хватает? Власти? Это тебя и погубит, если не прекратишь поступать подобным образом. Я больше не стану закрывать глаза на всё то, что ты вытворяешь. — Тебя никто не просил притворяться святошей. Ну давай же, выпускай на волю своих бесов, — ядовито усмехается прирождённый клоун. — Идиот, — вздыхает Чонгук, разворачиваясь на пятках, и шагает обратно в деревню с дурным предчувствием, никогда прежде не подводящим его. Не брат, а жестокий приговор свыше. Кое-кто из-за проливного дождя, не так давно прекратившегося, покинул поляну, а более впечатлительные женщины с мужчинами и слишком утомлённые работой в полях люди посчитали нужным не приходить. Присутствие во время наказания за непослушание всегда, сколько себя помнят живущие ныне аклинсы, было добровольным. Хосок, которому позволили на минимальный срок, пока погодные условия для поездок с острова на остров не особо приятные, остановиться на Аклинсе, сидит под навесом, около какого-то старого склада из дерева, и с замиранием сердца глядит на, как может показаться со стороны, равнодушного Чонгука. Пристально рассматривает мужчину с ног до макушки, словно видит своего товарища впервые. Минутой ранее тот избавился от мокрой футболки, пропитанной чужой кровью, поэтому в данный отрезок времени к его смуглому телу липнут лишь мешковатые шорты. Первый заместитель мэра Лонг-Айленда и без путешествий на отчуждённый участок суши знал, что здесь иные законы и традиции, но Хосоку всегда казалось, что Большой остров соседствует с более добродушным племенем. Вот так сюрприз. Могильную тишину прерывает болезненное мычание Карло, когда новые увечья наносятся острым кинжалом, но так, чтобы предатель всё ещё дышал и вкушал все последствия неверных решений, а не мгновенно испустил дух. — Поднимайся, — сухо произнёс Чонгук. Изначально, ещё перед началом показательных истязаний, мужчина считал, что долгожданное отмщение за многие годы их препирательств принесёт ему удовольствие, но сейчас и отдалённо схожих чувств или эмоций нет. И это… подозрительно. Хотя Чон, стоит уточнить для краткой сводки, не ненавидел брата, а всего-то не понимал подлинных мотивов его опрометчивых поступков, пока не выстроил логическую цепочку и не отыскал правду в обыкновенной зависти – отрицательном и разрушительном чувстве, приводящем в тяжёлых случаях не только к низкой самооценке, но и к уничтожению всего хорошего в человеке. Вот вам и наглядный пример краха вполне перспективного мужчины. В былые времена, несколько сотен лет тому назад, за нарушение верности лидеру народа и попытку посеять хаос в общине, скорее всего, Карло столкнулся бы со смертным приговором. В нынешней же реальности молодой вождь не так уж сурово разбирается с предателем, до окончания «‎мероприятия» сохраняя холодный рассудок ради торжества справедливости. И, конечно же, потому что не запамятовал о том, кем обязан оставаться до последнего вздоха: хладнокровным вождём, как учил Каонабо, и мудрым человеком, как учил Санбом. Вождь Нерей – почти зеркальное отражение воспитания его любимых отцов, но огромнейший вклад родителей в формирование личности не вылепит из Чонгука их точные копии. У него с давних пор имеются свои суждения и неизменные принципы. — Слабовато, Нерей, теряешь хватку, — хрипит старший сын старейшины, испачканный в грязи и собственных алых каплях на оголённом торсе, и словно безумец улыбается окровавленными губами, хотя сам уже свалился на влажную после проливного дождя землю, смирившись со своей участью. — До чего же ты болтлив. — А мальчишке-то чего не стал показывать это красочное представление? — насмешливо вздёргивает бровь, когда Чон, стоя в полный рост, навис над ним грозной тучей. — Пугающе, да? Страшит то, что он начнёт бояться тебя, избегать твоей варварской компании, а не прилипать банным листом? Станет свидетелем наказаний и прекратит надоедливой навозной мухой жужжать на ухо, сбежав на Лонг-Айленд? — всепоглощающий страх за жизнь, вся неуверенность в себе, скрытая под фальшивой маской высокомерия, и инстинкты самосохранения спрятались за язвительностью и угрозами, стабильным копошением в чужих беспокойствах и фобиях. Всё хорошее в итальянце стремительно гасло, когда он кропотливо выстраивал свой коварный план по захвату должности вождя. Мужчина уже и забыл о более адекватном общении с Чоном, которое в малых дозировках, но всё-таки бывало. А лучшая защита – нападение? Губительный подход в данном случае. Ответственные за огненную стихию зажигают потухшие из-за непогоды факелы, глубоко воткнутые в землю и вновь полностью освещающие поляну, пока в самом «‎сердце» Ритуального места царствует нечто сумрачное, а в воздухе стоит запах крови. После очередного несдержанного крика вздрагивает даже Хосок. Никакого милосердия от предводителя обитателей этих уединённых земель, видать, не дождаться. — Довольно трепаться, Карло, — Чонгук поставил точку в бессмысленном диалоге. Молодой вождь не славился бездумной жестокостью по отношению к тем, кто смел нарушать законы Аклинса, но и «‎обвиняемым» было достаточно одного предупреждения, чтобы исправить своё положение. На его брате произошёл не неожиданный сбой, поэтому приходится поступать иначе. Чон заставляет итальянца подняться на ноги, отказавшись от помощи собственных защитников, в которых он давно не нуждается, и ладонью толкает Карло вперёд, чтобы видеть все его действия. Отправляется с виновником торжества неизвестно в каком направлении, заставив напрячься каждого присутствующего. Непонятно, что бушевало в голове лидера племенного народа. А там, где-то в закромах сознания, Санбом ненавязчиво напоминает: «‎Насилие порождает насилие, сынок», пока мужчина властно, как никогда прежде не говорил, приказывает хромающему брату шагать к определённому месту в ускоренном темпе. Кажется, Чон ему что-то сломал, нанёс более значительную травму, когда тот агрессивно сопротивлялся на Ритуальном месте, защищаясь от первых неглубоких ранений. Заслуженно. У Карло был не один шанс, не меньше миллиарда предупреждений и просьб прекратить дурачиться, потому что однажды всё это приведёт к чему-то необратимому. Так и произошло.

☀️

— Как вы можете с таким пугающим спокойствием попивать свою травяную настойку? — никак не поймёт Ким, который из-за волнения себе едва ли пальцы на отдельные фаланги не разделяет, неприятно те заламывая, а голову опускает на плечо Неомы, минуту назад опрокидывающую ёмкость с крепким напитком. Небольшая компания близких людей Чонгука приняла решение дождаться только что упомянутого в его бунгало, в просторной гостиной. Этим мрачным вечером её заливают тёплым светом восковые свечи, отгоняющие кромешную тьму. — Есть ли толк от твоего переполоха? — старший советник вождя поднёс чашу с настойкой к губам, одарив Тэхёна печальной улыбкой. — Ты ничем не сумеешь помочь, турист. — Этерио, таковы законы аклинсов, какими бы жестокими они тебе ни казались, — глядя на прекрасный профиль Кима, единственная девушка в сугубо мужской компании заправляет тёмные пряди Тэхёна за ухо, тихо продолжая: — В обязанности Нерея, помимо организации рабочих моментов, входят и разборки с непослушными обитателями. И контроль порядка. — Неома права. Мы можем лишь ожидать завершения наказания и надеяться, что наш вождь не умертвит Карло, — вмешался в обсуждение Чимин, сильнее сжав свободную руку Юнги в своей ладошке. Возлюбленный Чонгука на какое-то время умолкает, прикинувшись незаметной декорацией, потирает подушечками пальцев виски, ощущая в волосах плавные движения рук Неомы, и всем телом вздрагивает, когда дверь отворяется, впуская в помещение высокого мужчину, вежливо кивающего и заявляющего: — Здравствуйте, не прервал заседание? — Хосок вмиг окостенел, когда Мин ответил ему тем же в знак приветствия и спокойно приобнял неизвестного рыжеволосого паренька за плечи. Всё ещё любящее сердце первого заместителя мэра Большого острова прекратило биться, вырвавшись из грудной клетки и приземлившись к ногам старшего советника. Больно. Хосоку пришлось соскрести его остатки с деревянной поверхности и взять себя в руки. — Там Гук увёл вашего местного грешника вглубь джунглей. У аклинсов, подскажите не имеющему достаточных познаний горожанину, так принято? — Вот чёрт, — Юнги чуть ли не взлетел с плетёного диванчика, пытаясь вырваться из крепких объятий Чимина, чтобы ринуться к другу, где бы этот каратель ни был, но резвости Ким Тэхёна позавидовала бы любая комета, приближающаяся к Земле с фантастической скоростью. Избранник лидера племени не задумывался о незнании маршрута и опасности, когда пулей выскочил из гостиной.

☀️

— Нет… — едва-едва слышно прозвучало надломленным голосом позади Чона. Карло неторопливо, словно в максимальном замедлении, опускается на колени, прикрывая ладонью рот из-за пронизывающей любой сантиметр тела физической боли, смешанной с кровью и неверием. Его супруга и маленькое дитя… Не может быть. Чонгук, скрепив руки за спиной, большим пальцем водит по рукояти кинжала и неотрывно наблюдает за тем, как пылающее бунгало с каждой секундой теряет свой прежний вид, а танец языков пламени поглощает нажитое многими годами. — Как считаешь, за предательство мне следовало пригвоздить тебя к древесине? — Чон повернулся вполоборота к Карло, замечая на его уставшем лице высшую степень неподдельного ужаса и страха. А вот это – что-то новенькое. — Ты втайне от меня плёл интриги, позволял себе запугивать речами моего возлюбленного, о чём я, к твоему несчастью, недавно узнал, и, разумеется, готовился избавиться от моей персоны, охотно спевшись с Адрианом. Не забывай, что карибская сосна, как ты можешь сейчас убедиться, быстро сгорает дотла, — взгляд молодого вождя снова прикован к чужому дому, который неизбежно трансформируется в раскалённые угли. Естественно, небольшое семейство итальянца в полном порядке, но ему об этом сообщать нет ни малейшего желания. — Что с моей семьёй? Чонгук слышит, что обозлённый мужчина из последних сил подбирается к нему, чтобы атаковать со спины. Лидер племени тут же оборачивается к итальянцу, как маленькому мальчику указательным пальцем показывая «‎нельзя», так как в конечном итоге со сломанным носом останется не Чон. — Прекращай ребячиться, меня это утомило, — мгновением позже Чонгук вершит не такой уж жестокий самосуд, по своей излюбленной схеме нанося удар в солнечное сплетение – самый лёгкий способ заставить противника замолчать. Карло не совсем добровольно падает на колени перед Чоном, что в скором времени может стать приобретённым рефлексом, и заходится в надрывном кашле, а молодой вождь приседает перед братом, согнув колени. — Точно безумец, — схватившись за его отросшие волосы, поднимает голову для того, чтобы установить зрительный контакт. — Меня не волнует твоя завистливая задница. С тобой будет разбираться наш отец, уважение которого ты так старался добиваться все эти годы, но данным поступком умудрился перечеркнуть все достижения. — Заткнись, Нерей, — процедил сквозь зубы, глядя в тёмно-карие глаза. Видимо, огрызаться старший сын Каонабо не разучится даже под дулом револьвера. — Три раза, Карло. Ровно столько тобой были нарушены законы Аклинса, — итальянец и съязвить не успел, моментально оказавшись спиной на влажной почве. Чонгук, опираясь на колени по обе стороны от израненного тела брата, склоняется к его удивлённому лицу, прищурившись, и продолжает неторопливую речь: — Стоит ли мне оставить очередные ранения на твоей загорелой коже? Или же, — несильно сжав пальцы на чужой шее, прикладывает холодное оружие к ключице нарушителя порядка, — я, не моргнув и глазом, перережу тебе глотку и скормлю на завтрак тигровым акулам. За то, что ослушался и своим союзом с Адрианом и Намджуном подверг опасности аклинсов. За то, что своими грязными конечностями коснулся моего любимого человека. О, я думаю, тебе стоит отрезать пальцы. — Сумасшедший, — тихо-тихо проговаривает Карло, скованный сильнейшим испугом. До него постепенно доходит то положение, в котором он сегодня оказался. И внезапно его головушку посещает осознание того, что у молодого вождя развязаны руки – народ не планирует, да и не сможет никаким образом помочь. — Желал показать островитянам моё безумие во всей красе? Цель успешно достигнута, — остриё клинка неизвестно какой по счёту раз плавно скользит по пострадавшей коже, оставляя порез на оголённой грудной клетке. Снова и снова. Душит и ранит, заставляя отвечать за эгоистичные поступки. — Не замечаю ни капли радости на твоём лице, братец. — Постой… Нерей, постой, — брат Чона хрипит, умоляет прекратить, однако лидер племени предпочитает все дела доводить до конца, поэтому приказывает не рыпаться, сжимая пальцы на шее крепче, а кинжалом высекает слово «‎предатель» на его груди, поближе к сердцу. — Ты – мой личный супергерой, — прошелестел Ким в тот вечер, когда влюблённая пара любовалась звёздным небосводом и обменивалась поцелуями до онемевших губ, восседая на берегу. — Как Стивен Роджерс? — усмехнулся Чонгук, припомнив восхваление одного из главных персонажей киновселенной Марвел. У мужчины удивительная память на имена. А ещё… Он всей душой обожает внимательно слушать рассказы своего мальчика. — Как Баки Барнс, — Тэхён кивнул, согласившись с собственными выводами. — В нём уживался бесстрашный воин и отзывчивый, преданный друзьям человек. Он на дух не переносил насилие и не желал мириться с несправедливостью, но из-за программы плохишей превратился в машину для убийств… Ой. — Если ты планировал сделать мне комплимент, то получилось у тебя, честно признаюсь, не очень-то здорово, — рассмеялся мужчина, когда Ким сделал озадаченное лицо. — Не на том акцент делаешь, мой вождь! — восклицает профессиональный комплиментщик, когда до него дошло сказанное. — Зимний солдат – не злодей вселенского масштаба и не совершенный человек, а просто такой, какой есть. И мне он безмерно нравится. По этой причине приобрёл с ним керамическую кружку… В общем, не умею я верно излагать свои мысли, ведь опытный оратор в нашей паре ты, — ткнул пальцем в плечо и поднёс к губам Чона кусочек манго. — Кушай, будь добр, молча. Вождь чувствует, что хладнокровие более не курсирует по его организму, отказавшись принимать участие в неотвратимом возмездии. Ему мерзопакостно. В этот миг у него снова крошатся все запреты на использование физической силы таким образом. Капитан Америка, вполне возможно, неодобрительно покачал бы головой, а Баки всего-то пожал бы плечами, невозмутимо сказав: «‎Мой разум подвергался контролю, а вот твой – нет. Каждое ранение – добровольно принятый тобой выбор». А как бы высказался по этому поводу… — Чонгук. Лидер аклинсов отрывается от нисколько не увлекательного занятия и фокусирует взгляд на человеке, который уже трижды успел побледнеть от вида крови и примерно десять раз съёжиться от запаха гари. — Тэхён… И внешнего мира больше не существует. Любимый мальчик Чона, даже увидевший своего возлюбленного в другом свете, медленно ступает к нему, приподняв ладони так, словно перед его носом полицейский выставил огнестрельное оружие. Чонгук, вмиг поднимаясь из преисподней на земную поверхность, ощущает, как все его внутренности скручивает и выворачивает наизнанку. Вдруг бесценное сокровище отвернётся от него или сбежит на Лонг-Айленд? — Отпусти его, — подходя к одеревенелому Чону, осторожно забирает из рук мужчины опасный для жизни предмет без какого-либо сопротивления, что искренне поражает. — Он понесёт наказание, как и всякий нарушитель порядка, предавший наш народ, — лидер племени будто на автопилоте функционирует. Он, представьте себе, покорно отдал клинок, совсем не став противиться просьбе. Глядит на юнца снизу вверх и просто-напросто тонет в лазурной пучине. — Разумеется, Чонгук. Ну же, отпусти, он редкостная дубина – это его основное наказание, — прячет кинжал за поясницей, чтобы никто, упаси Посейдон, не отнял холодное оружие и не продолжил мучительную казнь. Или что за дьявольщина здесь творилась… — Не омывай свои руки кровью. Не забывай, мой вождь, кто ты и каким человеком являешься. Мужчина неотрывно смотрит в голубые глаза, всматривается в родное лицо, будто ничего драгоценнее в жизни не имеет (так оно и есть), и снова подчиняется, убирая руку с шеи Карло, освобождая итальянца от своей компании и присаживаясь немного в стороне от «‎пострадавшего»‎. Очередное подтверждение того, что он так слаб перед Тэхёном. Чонгук готов верной тенью быть, следовать по пятам любимого, исправно оберегая своего избранника от напастей. Как послушный цепной пёс. Как влюблённый дурак. — Твоё семейство в бунгало Макэйо. Пошёл вон, — обращается к брату, а взгляд прикован уж точно не к Карло. — Скверно выглядишь, Чонгук. Во всём виновата безвкусная еда в Центральной клинике. Всё дело именно в ней. Чон нервно хмыкнул. — Масео сообщил о моём местонахождении? — Верно, — юноша отложил на землю кинжал и присел напротив поникшего Чонгука, на несколько секунд поджав губы. Все ладони Чона испачканы в чужой, кое-где уже засохшей, крови. Точь-в-точь такая же печальная картина виднеется и на торсе, не скрытом никакой верхней одеждой, и на бёдрах. Тэхёна ужасно подташнивает, но он так старается побороть чёртово головокружение. Что угодно ради него. — Говорливый у Неомы жених. — И за это я ему останусь бесконечно благодарен до конца своих дней. Тэхён знает Чонгука. Ему хорошо известно о том, что мужчина не всегда способен сдерживать, как кто-то подозревает, негативные или позитивные эмоции, когда те переполняют его. Он до скрежета зубов и испорченной эмали не терпит те случаи, когда что-либо идёт не по детальному плану, но обязательно готов взять любое непредсказуемое обстоятельство под свой контроль. Он явно неровно дышит к мясным блюдам, травяным чаям, альпиниям и иксорам, которые регулярно вручал Киму под забавными предлогами, говоря несусветную чепуху: «‎Дарю тебе эти букеты из-за того, что несчастные растения начнут увядать без твоего заботливого ухода и ежедневного внимания»‎. В плодородной почве. Увядать. Всё же романтичная натура… Отрицание данного факта ему не поможет. Он предпочитает по ночам утыкаться носом в затылок Тэхёна, покрепче обнимая юнца со спины. Он сильнее всего на свете любит близких и родных людей. Он и морские глубины – одно целое, нечто неотъемлемое от его истинной сущности. Он – просто Чон Чонгук. Сдержанный и равнодушный снаружи, но заботливый и понимающий внутри мужчина, сноровисто пробравшийся в сердце Кима. Чонгук знает Тэхёна. Ему хорошо известно о том, что парень – тот ещё любитель неосознанно забрасывать ноги на его бёдра во время сна. Он любит всё связанное с флорой и фауной, но при этом панически боится паукообразных и визжит, в шутку умоляя Чона прихлопнуть сланцем какое-то ползучее по своим делам создание, когда пара забывает на ночь опустить балдахин. Он запросто может поглощать солёное со сладким одновременно, а на косые взгляды только фыркать, называя пристрастие к необычным вкусам гурманством. Он обожает дословно цитировать любимых персонажей и на дух не переносит клишированных антагонистов. Он часто пугается громких звуков, поскольку Минджун на него регулярно повышал голос. Он не переваривает чрезмерную заботу о себе, потому что гиперопека матери долгие годы слишком давила на него. Он, как обоснованно нахваливает Чон, очень способный боец. Он – просто Ким Тэхён. Прекрасный снаружи и внутри парень, укравший сердце вождя аклинсов. — Боязнь увидеть в твоих бездонных глазах отвращение сводит меня с ума, — в последний раз Чонгук позволил себе прослезиться в день гибели Томаса. В полном одиночестве. В тот период казалось, что он обезвожил глаза на целое столетие вперёд, пока в приступе чего-то разрушительного громил всё то, что попадалось под горячую руку. Ошибочное предположение. Если это было бы истинно, то разве стекала бы одинокая слеза по его щеке, которую заботливо стирает самый потрясающий и понимающий человек на планете Земля? Навряд ли. — Прости, Тэхён, я чертовски измотался. Душа Чона действительно утомлена, а тело выжато подобно спелому лимону. Он настолько свыкся с внутренней пустотой и безразличием, умудрившись наладить с этой парочкой контакт, что внезапный эмоциональный фейерверк для него сродни какому-то волшебству в мире, где не существует ни грамма таинственной магии. Слёзы – не проявление слабости, как некоторые ошибочно считают, упрекая себя за мягкотелость, а признак того, что в нас, помимо внешней оболочки, ещё осталось что-то человеческое, сердечное, искреннее. Мужчина просто очень устал и не желает потерять своё земное чудо. И не планирует себя винить за это. — Чонгук… — обе ладони обхватывают лицо Чона. Таким разбитым и поверженным трудностями его никогда прежде не удавалось видеть. Стоит помнить о том, что и великие правители бывают уязвимы перед тем, кому собственноручно вложили в ладошки влюблённое сердце. — Ты так и не уловил суть моих эмоциональных речей? Я люблю тебя. Даже если тебе приходится выполнять, так скажем, до ужаса грязную работу, я буду находиться рядом с тобой вне зависимости от обстоятельств и в абсолютно любом состоянии. В горе… — склоняет голову к плечу, слабо улыбнувшись, — и в радости. Молодой вождь вдохнул полной грудью тропический воздух, наконец услышав то, что мгновенно успокоило его встревоженную душу. — Клянусь всеми известными человечеству богами, ты бесценен, Тэхён. Такого человека больше не отыскать на Лонг-Айленде, в иной стране, на каком-либо из материков, на любой планете земной группы, в параллельных мирах, в другом времени и измерении. Единственный и неповторимый. Идеальный для неидеального Чонгука.