Психотерапия на двоих

      Азирафель остался один в полумраке безлюдного переулка. Он, тяжело дыша, неотрывно смотрел в спину Кроули, а когда тот скрылся из виду, перевел вопрошающий взгляд к небу. В голове еще продолжало шуметь, но опьянение быстро отпускало. Губы горели, а воздух вокруг еще хранил знакомый запах. Азирафель глубоко вздохнул, наполняя легкие этим будоражащим сознание ароматом. Что же все-таки произошло сейчас? О чем говорил Кроули? Он, кажется, предложил ему отношения? Но какой смысл он вложил в это слово, которое всегда так отпугивало Азирафеля? Отношения… И эти отношения не с девушкой, как часто, хотя и смутно представлял себе Азирафель и это казалось ему правильным, а с Кроули… С таким, как Кроули. Азирафель низко опустил голову и почувствовал, что замерзает, ощущая странную дрожь во всем теле. Он осознавал, что испытывает сейчас лишь страх от этого неожиданного предложения и не был готов даже задуматься над ним. Азирафель запахнул пальто и, слепо глядя перед собой, невольно провел пальцами по горячим губам, которые еще хранили тепло чужих поцелуев.       Кроули вернулся к дороге, где посреди движущегося потока его одиноко ждала оставленная Бентли. Пробка рассосалась, и водители с недовольством объезжали ее, вынужденно сбавляя скорость. Кроули, не обращая внимания на прерывистые сигналы машин, сел за руль и включив зажигание, стремительно тронулся с места. Черт, он и, правда, это ему предложил? Вот так вот взял и предложил? Просто потому что он снова напился и пошел на поводу у мимолетных эмоций? Кроули, крепко сжимая руль одной рукой, вытащил из кармана пачку сигарет и нетерпеливо закурил. Нет. Пусть это предложение и не было спланировано, но он был бы не против отношений с Азирафелем. Хотя консервативный, старомодный архивариус существенно отличался от всех тех, с кем Кроули раньше был в отношениях, как правило, непродолжительных, скандальных и всегда заканчивающихся одинаково неприятно. Ведь его самого и его образ жизни мало кто мог вынести достаточно долго, но почему бы не попытаться… Кроули старался смотреть на дорогу, по которой в потоке машин несся в сторону кольцевой автомагистрали, но перед глазами все еще стоял образ Азирафеля и его взгляд, наполненный отчаянной решимостью, когда он произнес это пронзительное «с тобой». Кроули выбросил окурок в окно и обеими руками намертво сжал руль. Несколько кругов по кольцевой вокруг Лондона на запредельной скорости всегда помогали ему справиться с нарастающим волнением.

***

      Погода стремительно портилась и, разглядывая низкое сизое небо из окна своего кабинета, Азирафель подумал о том, что не видел солнце уже несколько дней. Рабочий день подходил к концу и на пороге, неловко извиняясь, появился Ньют, который стал в последнее время здесь частым гостем. Он под предлогом того, чтобы отдать уже отсканированные материалы, заходил за Анафемой, и они покидали офис вместе почти каждый день. Азирафель не раз замечал, как появляется робкая улыбка на лице молодого человека, когда Анафема бережно забирает из его рук книги, перекладывая их на стеллаж, и тоже смотрит на него с улыбкой. Они определенно нравились друг другу и, похоже, между ними завязывались нежные отношения.       Отношения. Азирафель мысленно произнес это слово, словно пытаясь распробовать его на вкус, как изысканный десерт. Выделить яркие нотки, ощутить текстуру, определить ингредиенты и насладиться послевкусием. Но одно дело наблюдать со стороны, как они развиваются, нежели взять и решиться попробовать самому оказаться в их эпицентре. Тем более… Азирафель отвел взгляд и нахмурился, задумываясь о том, что будет, если о его нетрадиционных отношениях станет известно? Ведь, как он успел убедиться, Кроули не склонен к тому, чтобы оставаться незаметным. Он всегда вел себя на публике уверенно и непринужденно, не стесняясь не своего вида, не состояния, не окружения. Иначе как еще можно объяснить, что сеть переполнена его эпатажными фотографиями с самыми разными личностями, а видео от вездесущих папарацци только и освещали его частые конфликты с полицией, охранниками баров и ночных клубов.       Азирафель был уверен в том, что об их отношениях станет известно на следующий же день. А эта информация не останется без внимания со стороны Гавриила, который хотя сейчас и делал вид, что вопрос о прошедшей конференции закрыт, но на деле просто затаился, а сам терпеливо ждал момента, когда Азирафель оступится и совершит какую-нибудь ошибку. И вот тогда он отыграется на нем в полную силу, и не только за тот инцидент. Ведь Михаил и Уриил до сих пор смотрят на него косо и разговаривают сквозь зубы.       Азирафель с тяжелым сердцем собирался на сеанс психотерапии, понимая, что Кроули возможно спросит о том, какое же решение он принял, хотя одного дня для принятия такого решения явно мало. Правда Кроули и не производил впечатления терпеливого человека, а скорее наоборот. Но оказавшись на сеансе, Азирафель с удивлением обнаружил, что Кроули ведет себя привычно расслаблено и после будничного приветствия не последовало никаких настойчивых расспросов, хотя наверх по лестнице они поднимались одни.       Когда же расположившись на своем месте рядом с чрезмерно общительным Сандальфоном, Азирафель услышал тему для обсуждения, предложенную Агнессой Псих, то ему захотелось немедленно вскочить со стула и броситься к выходу, потому что прозвучало это просто, как неприкрытое издевательство. Азирафель встревоженно посмотрел на тонкую улыбку на губах Кроули.       «Отношения. Их роль в вашей жизни. Положительные и отрицательные стороны. Взаимосвязь с алкогольной зависимостью».       Агнесса Псих с должным вниманием выслушала историю отношений каждого и, по счастливой случайности Азирафель не оказался в числе первых рассказчиков. Война с большой долей гордости поделилась тем, что в ее жизни всегда было много отношений, и она бросалась в них с головой, не думая о последствиях. Скверна в своей немногословной манере сделала акцент на том, что в ее жизни зачастую творческие отношения перерастали в личные. И, как правило, если творческая составляющая себя исчерпывала, то заканчивались и сами отношения. Руди Конверти оказался однолюбом, который до сих пор благодарен единственной жене за то, что она терпит его и его алкоголизм все эти годы. Сандальфон витиевато отождествил свое восприятие личных отношений, как высшую степень любви к Богу, потому что иное для викария просто неприемлемо. Но также не преминул покритиковать нерадивых прихожанок, оказывающихся у него на исповеди в слишком коротких юбках, что пробуждает даже в нем греховные мысли. Смерть, не особо церемонясь в выражениях, свел всю суть отношений к сексу и похоти, чем изрядно разозлил запротестовавшего Сандальфона. Но все однозначно сошлись во мнении, что алкоголь присутствовал на всех этапах развития отношений, каждый раз играя разную роль.       Азирафель изрядно волновался, когда Агнесса Псих обратилась к нему с просьбой рассказать о своем опыте отношений.       — Даже не знаю, что следует выделить… — неопределенно начал он, глядя в сторону, — я был … да, был в отношениях несколько раз… И все они начинались и заканчивались одинаково. Сначала увлеченность… общие интересы, много общения, а потом… ну, по разным причинам что-то не складывалось, и … — он сделал очередную паузу, будто размышляя, а на самом деле стараясь прикрыться общими фразами, — так или иначе алкоголь присутствовал. Я не исключение.       Агнесса многозначительно улыбнулась.       — И какой же опыт вы вынесли из отношений, Азирафель? Положительный или скорее отрицательный? — она пристально посмотрела на него, чем заставила нервно облизать губы.       — Полагаю, что равноценный, — уклончиво произнес он.       — Вы сейчас состоите в отношениях? — если все предыдущие участники охотно делились подробностями своих отношений, то с Азирафелем Агнессе Псих приходилось проявлять доброжелательную, но все же настойчивость.       — Я? — переспросил он, а кончики его ушей медленно покраснели, — я — нет… сейчас нет.       — Но не отказались бы попробовать снова, уже имея за спиной определенные познания? Или ваш отрицательный опыт все же оттолкнул бы от мысли пройти этот путь заново? — Агнесса Псих с интересом наблюдала, как Азирафель менялся в лице, услышав очередной вопрос. Он выглядел растерянным, но не оставлял попыток скрыть неловкость за неестественной усмешкой, немного нервной улыбкой и взглядом, беспокойно блуждающим по комнате.       — Возможно… не знаю, что и сказать… я наверно не задумывался об этом в должной мере… — сбивчиво выговорил Азирафель, поерзав на стуле. Агнесса Псих сделала продолжительную паузу, дожидаясь, когда к Азирафелю вернется состояние душевного равновесия, и он снова посмотрит на нее.       — Я понимаю вас, — успокаивающе произнесла она, глядя в серые глаза, наполненные паникой, — всегда сложно принимать решение, когда за спиной есть место стольким сомнениям. Но не стоит недооценивать важность нового опыта. Даже если ошибетесь, то сделаетесь сильнее, а если все сложится хорошо, то станете счастливым.       Азирафель сконфуженно закивал, понимая, что кажется, выдал себя с головой, только никак не мог догадаться, как именно это произошло. Наверно стоило выдумать что-то более конкретное и убедительное, но сделать это оказалось очень сложно, когда на тебя неотрывно смотрел тот, кто знал о тебе правду.       Агнесса Псих проницательно смотрела на Азирафеля еще несколько мгновений, сделала пару пометок в блокноте и перевела взгляд на Кроули, который небрежно покачивая ногой, ожидал ее вопросов, но не дал ей возможности задать их первой.       — Мне точно нужно отвечать? — самодовольно спросил он, глядя на психотерапевта и красноречиво изгибая бровь, — а то это может затянуться надолго.       Скверна тихо засмеялась.       — Нисколько в этом не сомневаюсь, — Агнесса Псих сдержанно улыбнулась и покачала головой, — но все же, в рамках обсуждаемой нами темы, какую роль отношения сыграли или играют в вашей жизни?       — С мужчинами? С женщинами? Или без разницы? — с ехидным смешком уточнил Кроули, глядя на то, как викарий медленно побагровел и явно приходит в состояние ярости. Бесить людей в принципе было одним из приятных развлечений для Кроули, и он никогда себе в этом не отказывал, особенно с теми, кого считал лицемерными моралистами.       — Только если эта разница существенна для вас, — ответила Агнесса и примирительно посмотрела на Сандальфона с молчаливой просьбой не развивать конфликт.       — Нет, несущественна, даже с точки зрения физиологии, — ухмыльнулся Кроули, забавляясь над тем, что викарий уже был готов вскочить со своего места, — важен лишь сам человек. Его внутренний мир, его взгляды и мысли, но важно это только в том случае, если мы говорим именно об отношениях, которые хотим развивать и в которых видим будущее, — добавил он с задумчивой серьезностью.       — У вас были такие отношения? — взгляд Агнессы сделался внимательным и цепким. Даже с ее опытом работы психотерапевтом было сложно однозначно верно истолковать, искренне говорит сейчас Кроули или снова насмешничает, только заставляя поверить в свою рассудительность.       — Возможно, были или, казалось, что были. Иногда это непросто понять, — он сделал пространный жест рукой, добавляя, — но как правильно заметила Скверна в нашем творческом мире все очень непостоянно.       — Значит, разочарования тоже случались? — уточнила Агнесса, не прерывая зрительного контакта.       — Безусловно, — Кроули слабо кивнул.       — Какой же важный опыт вы вынесли из отношений? — продолжала деликатно расспрашивать она.       — Не предлагать их кому попало, — убежденно произнес Кроули.       В комнате повисла неожиданная тишина, словно каждый погрузился в сосредоточенную задумчивость, а Агнесса Псих не стремилась ее прерывать, охватывая быстрым взглядом всех присутствующих. Часы на стене показывали, что время сеанса уже истекло.       — Что ж, сегодня мы только приступили к обсуждению такой многогранной темы, как отношения, которая, конечно, не ограничивается личными взаимоотношениями. В дальнейшем мы будем не раз к ней возвращаться, раскрывая ее глубину с самых разных сторон. А сегодня сеанс подошел к концу, и я была рада видеть всех вас. Напоминаю, что главными в успехе нашей работы были и остаются открытость, искренность и доверие. Жду вас в пятницу в то же самое время, — доброжелательно подытожила Агнесса Псих.       Скверна легко поднялась с пола, кивнула Кроули, указывая в сторону двери, и он поспешно вышел вслед за ней. Азирафель проводил их невидящим взглядом, все еще оставаясь на своем месте, словно не замечая, что кабинет опустел. Он казался глубоко потрясенным, погруженным в свои мысли и продолжал сидеть без движения, глядя на закрывшуюся дверь.       — Азирафель, — мягко позвала Агнесса Псих, закрывая блокнот и откладывая его на стол, — у вас остались какие-то вопросы?       Он встрепенулся, замотал головой, беспокойно оглядываясь по сторонам и часто моргая, быстро поднялся со стула и суетливо поправил манжеты светлого пиджака.       — Нет-нет, — поторопился ответить Азирафель, стараясь не встретиться с ней взглядом, — я … извините, я всего лишь… извините. Всего доброго, — он подошел к вешалке, чтобы забрать пальто и вышел за дверь, так и не надев его, а лишь нервно сжимая в руках.       Агнесса Псих проводила его изучающей улыбкой.

***

      Кроули резко затормозил и лихо вывернул руль, припарковывая Бентли на свободное место около съемочного павильона. Скверна посмотрела на часы на экране телефона.       — Вот черт, думала, что только я устанавливаю рекорды скорости на улицах Лондона, — весело заметила она, подмигнув Кроули.       — Согласись, что на мотоцикле это значительно проще, — снисходительно усмехнувшись, произнес он.       — С тобой не поспоришь, — она легко пожала плечами, — идем, нас все уже ждут.       После долгих и утомительных обсуждений, наконец-то наступил день, который Скверна ждала с нетерпением — первый съемочный день ее нового клипа. Нервы, как всегда, были на пределе, но она уже привыкла к этому состоянию. Они с трудом нашли неприметный вход и оказались в огромном павильоне, где кипела работа по монтажу декораций. Все было наполнено суетой, и десятки людей шумно переговаривались, сосредоточенно выполняя свои обязанности, а им навстречу вышел продюсер Бэзил Коррин. Кроули, скинув на ближайший стул пальто и пиджак, прошел к подиуму, в центре которого располагалась огромная кровать, освещенная десятками ярких прожекторов.       — Сегодня начнем со съемки постельных сцен, — пояснил Бэзил, остановившись рядом, — это первая локация и будет еще несколько, — он указал рукой направо, где в таком же слепящем свете стояла ярко-красная спортивная машина, а дальше монтировалась высокая стена из металлических труб. — Я позову гримеров, а вы со Стивом обсудите детали.       Кроули кивнул, прикуривая сигарету. Он обернулся, увидев, как Скверна, уже переодевшись в халат, направлялась в душ и помахала ему рукой. В разношерстной толпе заметно выделялся клипмейкер Стив Стэн: высокий темноволосый молодой человек с миловидной улыбкой и большими мальчишескими глазами. Он с охапкой исписанных листов в руках и дымящейся сигаретой подошел к Кроули.       — Я, кажется, учел все твои пожелания, — тихо прошептал Стив, подойдя сзади, ближе, чем это позволяло приличие.       — Смотрю, ты и от себя кое-что добавить не забыл, — с чертовской ухмылкой на губах заметил Кроули, небрежно указывая рукой на черные шелковые ленты, привязанные к решетчатому изголовью кровати.       — Немного сымпровизировал, тебе же такое нравится, — игриво улыбнулся Стив, глубоко затягиваясь и выдыхая дым в затылок Кроули.       — Ты явно на что-то напрашиваешься, — усмехнулся Кроули, шутливо отталкивая его плечом.       — Ну, если ты за ночь не выдохнешься, — Стив беззвучно засмеялся.       — А то, что? — Кроули повернул голову, вопросительно приподнимая брови, — беспокоишься, что утром я свалю и забуду тебя отвязать?       — Надеюсь на это, — Стив многозначительно улыбнулся, прикусывая губу, — мне же предстоит еще целую ночь наблюдать, как ты трахаешься со всеми подряд.       — Идем, посмотрим, что ты там в сценарии прописал, извращенец, — усмехнулся Кроули, выхватывая из его рук кипу листков.       — Кто бы говорил, — озорно парировал Стив. — Вы со Скверной сошли с ума, но уверяю, это будет бомба. А фанатов ждет, твою мать, порно-Рождество.       Пока Скверна придирчиво отбирала костюмы и грим, Стив и Кроули обсуждали план работы вместе с операторами и режиссером. После чего Кроули принял душ, облачаясь в стандартный белый халат. Он, расположившись в кресле, курил, ожидая гримера и лениво осматривая павильон. Было прохладно, потому что такое огромное пространство невозможно нагреть до нужной температуры в это время года. Кроули откинулся на спинку и вытянул длинные ноги на ближайший стул. Он нашел в телефоне композицию, для которой снимался клип и прослушивал ее сначала уже в пятый раз.       Скверна надрывно пела о безответной, разрушительной любви к порочному, бессердечному и развязному, но самому красивому объекту своих желаний, готовому в постели на любые эксперименты. О том, о чем до истерического визга мечтают все представительницы женского пола от тринадцати и до бесконечности. Неудивительно, что, только появившись, эта песня сразу взлетела на первые места во всех чартах, а к Рождеству планировалось выпустить еще и клип.       Кроули прикрыл глаза, погружаясь в душераздирающие звуки музыки и стараясь поймать правильный настрой. Но мысли неожиданно привели его назад на сеанс психотерапии к застенчиво-краснеющему архивариусу, который неумело врал сегодня о своих никогда несуществовавших отношениях. Кроули сам слишком часто лгал окружающим и хуже того, лгал себе, но не в этот раз. Азирафель действительно нравился ему. Он находил милой его манеру с воодушевлением говорить о самых обычных вещах, по-детски обижаться на всякую мелочь и с восторженным удивлением смотреть на него, стоило только увлечь его какими-то высказываниями о звездах, философии или психологии. Он был его полной противоположностью, наполненной теплом и внутренним светом, рядом с которой хотелось очиститься и возвыситься, а может быть обрести себя заново.       Но внезапно до слуха Кроули вновь отчетливо донеслись слова из песни Скверны о красивом бездушном ублюдке, который, не замечая ее любви, не отказывает себе в удовольствии трахаться со всеми ее подружками. Он медленно открыл глаза, возвращаясь к реальности, и нахмурился, так и не сумев обрести необходимый сейчас настрой, а лишь своими неуместными мыслями растравил душу. По телу пробежала неприятная дрожь, и Кроули, передернув плечами, стремительно поднялся с кресла. Он точно знал, что быстро приведет его в нужное состояние — единственное беспроигрышное средство, стоит сделать только глубокий вдох. Оно всегда находилось с ним и никогда не подводило.       — Блять, здесь так холодно, что у меня сейчас соски отвалятся, — Кроули не заметил, как Скверна подошла к нему, все еще находясь в халате. Она дыханием пыталась согреть замерзшие руки.       — Их же должны были заклеить непрозрачным скотчем, — невозмутимо произнес он.       — Не в этот раз, — усмехнулась она.       — Оууу, — Кроули вскинул брови.       — Стив уже зовет нас, а я в дерьмовом состоянии, — пожаловалась Скверна, нервно всплеснув руками.       — Брось, все будет охуительно, поверь мне, — Кроули положил ладони на ее плечи, слегка массируя ключицы. Скверна была ниже его больше чем на голову, и он склонился, чтобы мягко поцеловать ее в лоб, — идем, — позвал он и потянул ее за руку.       Две тонкие дорожки легли на поверхность уверенным движением руки Кроули, и Скверна вдохнула первой, возвращая ему снуфер.       — Психотерапия, блять, ну конечно, — с насмешкой произнесла Скверна, стараясь сильнее втянуть носом мелкие частицы, — посмотрела бы я на этого «святого отца» и саму Агнессу в холодном ангаре с голой задницей, чертовы умники.       — Агмгхм, — смеясь, фыркнул Кроули, потирая переносицу, — хотел выдать что-то философское, но теперь представляю только твою задницу. — Скверна рассмеялась, — пойдем, сегодня я заставлю тебя кончить подо мной, сучка, — грязно пошутил Кроули, развязно улыбаясь и зная, что Скверну это не обидит, а только подхлестнет.       — Пожалей психику несчастного Стива, а то он спустит себе в штаны прямо в процессе съемок, — в ответ провокационно бросила Скверна, направляясь к выходу.       — Так, пришли, наконец-то, — нетерпеливо произнес Бэзил Коррин, стоило им обоим показаться в зоне первой локации, — ну, что настроились? А теперь раздевайтесь!       Кроули казалось, что эта ночь длилась какую-то гребанную вечность. Даже в темных очках глаза болели от ослепляющего света софитов. Их постоянно прерывали операторы, изменяя ракурс и фокус съемки, чтобы добиться идеальной картинки, а ассистенты поправляли грим и меняли простыни. Скверна дрожала то от напряжения, то от раздражения, усталости и технических проволочек. Она срывалась на Стива, участников съемочной группы и Кроули просил режиссера прерваться, когда им было необходимо совладать с эмоциями и подзарядиться новой дозой. К утру из запланированных трех зон полностью была отснята лишь первая, а ко второй и третьей приступили только на уровне обсуждений. Но продюсер успокаивал всех тем, что времени у них достаточно, а аренда оформлена дольше, чем на неделю.       Персонал покинул студию, пока Скверна, Кроули, Бэзил и Стив просматривали отснятый материал. Скверна допивала черт знает какой стаканчик крепкого кофе, уже не в состоянии адекватно реагировать на все новые замечания Стива, и Бэзил, во избежание конфликта, принял решение отвезти ее домой. Кроули курил, когда они со Стивом остались одни. Он был на эмоциональном и физическом взводе, ощущая легкий передоз, когда, не выдержав перфекционизма Стива, требовательно объясняющего, как следует снимать будущую сцену около металлической стены, с силой припечатал его к ней. Буквально сорвав с него одежду и привязав его запястья лентами к стальным прутьям, он оттрахал его так жестко, как только мог.       — Как же я обожаю … когда ты ведешь себя, как животное… Кроули… — простонал Стив, безвольно повиснув на ноющих руках, все еще оставаясь привязанным.       — Ты изводил меня своими ублюдскими придирками все это время, — прошипел Кроули, отстраняясь от чужого тела и тяжело дыша, — еще несколько таких дней и ты ходить не сможешь… обещаю.       Он устало опустился на стул, стараясь отдышаться и ехидно глядя на распятого обнаженного Стива. Напряжение уходило, уступая место изнеможению и, Кроули был готов отрубиться на той самой кровати, где целую ночь виртуозно играл любовь со Скверной и другими участницами клипа. Но Стив беспрестанно звал его, умоляя пожалеть руки и отвязать. Кроули лениво поднялся и вальяжно приблизился. Горячие губы Стива накрыли его рот, лаская влажным языком, стоило лентам упасть на пол, но Кроули недовольно отстранился.       — Я сделаю так… — опьянено прошептал Стив, — что это будет твоя самая потрясающая работа, и тебя… захочет весь мир.       Кроули слабо улыбнулся, глядя в яркие глаза молодого амбициозного парня, и как был полностью обнаженным, так и направился в душ. С него было довольно на сегодня эмоций, наркотиков и секса.

***

      Третий сеанс психотерапии подряд Азирафель задумчиво переводил взгляд с пустующего стула Скверны на пустующий стул Кроули и обратно, а его голову посещали самые противоречивые мысли. Начиная с их возможных совместных творческих планов и заканчивая внезапным страстным романчиком. Ведь как недавно выяснилось, Кроули оказался бисексуален и возможно уже устал ждать от него хоть какой-то инициативы. Подобные размышления стали поначалу ненавязчиво преследовать Азирафеля, а после — постоянно: на сеансах, на работе, в метро и за ланчем с Мэгги, когда он совершенно не слушал то, о чем она ему говорила. Он чувствовал то тревожность, то зачатки болезненной ревности, то просто погружался в угнетающую апатию, хотя прошла всего неделя, в течение которой он не виделся с Кроули.       Так однажды поздним вечером Азирафель не выдержал и, выпив для храбрости достаточно вина, решился написать Кроули короткое сообщение, которое редактировал почти час, желая, чтобы оно выглядело спонтанным и ничем не обязывающим.       «Привет. Тебя не было на сеансах уже так долго. Надеюсь, с тобой не случилось ничего плохого?» — в итоге посреди ночи отправил он. И еще полчаса потратил на то, чтобы проверять каждые две минуты — прочитал его Кроули или нет.       Азирафель уснул, так и не дождавшись никакой реакции. А с утра, едва отключив сигнал будильника, он заглянул в мессенджер, но сообщение все еще не было прочитано. Азирафель разочарованно поджал губы и поплелся в сторону ванной. Только после обеда телефон неожиданно звякнул на его столе, и он поспешил открыть входящие.       «Доброе утро, — приветствовал его Кроули и Азирафель усмехнулся, глядя на время. — Постоянно занят на съемках и пришлось ненадолго подзабить на психотерапию, но чертовски приятно, что ты заметил мое отсутствие, — насмешливый смайлик был точь-в-точь, как реальная улыбка Кроули. Азирафель невольно улыбнулся и слегка покраснел. — Как твои дела? — интересовался Кроули.»       Азирафелю неожиданно захотелось поделиться всем и сразу, отвечая на вопрос о состоянии своих дел. Он совершенно не заметил, как отложил в сторону служебные документы, стараясь рассказать о себе во всех подробностях. Кроули охотно поддержал переписку и Азирафель опомнился, что он все-таки на работе только под конец дня.       Дождливые осенние недели тянулись мучительно долго. Погода подбрасывала сюрпризы в виде ночных заморозков, а утро встречало непроглядной темнотой, такой, что и вовсе не хотелось выбираться из теплой постели. Неминуемо приближался конец года и Азирафель ощущал, что работы стало значительно больше, то ли по злой воле педантичного Гавриила, который всегда находил повод для новых срочных заданий, то ли потому, что его основательно затянула легкая, необременительная, но активная переписка с Кроули. Так как в последнее время видеться им удавалось нечасто и только во время сеансов психотерапии из-за постоянной занятости Кроули.       Постепенно Азирафель стал замечать, что привык к его сообщениям. Пусть они и приходили не в самые удобные моменты, а также к тому, что у Кроули были сложные отношения со временем. Он мог написать ему посреди ночи много коротких сообщений подряд, мог пожелать доброго утра ближе к вечеру или пропасть на несколько дней, за что потом неизменно извинялся. Но Азирафель всегда очень ждал этих сообщений и возможности поделиться событиями своей жизни, к которым Кроули всегда относился с живым интересом и вниманием.       Несколько раз в переписке они возвращались к теме отношений, которая возникала все чаще и не только на сеансах, но Азирафель старался уходить от прямых ответов, когда чувствовал, что Кроули близок к тому, чтобы задать вопрос о решение, которое он пока так и не принял. Азирафель много размышлял над этим, но каждый раз сталкивался с новыми сомнениями, которые приводили его в очередной тупик, поэтому намеренно отмалчивался, пользуясь тем, что Кроули не стремился торопить его, лишь изредка недвусмысленно подшучивая.       Субботний вечер конца ноября выдался холодным и ветреным. Азирафель отложил книгу и снял очки, устало моргая. Руки озябли, а какао в чашке давно остыло. Он поднялся и подошел к окну, забираясь на невысокий табурет-стремянку, чтобы выглянуть на улицу. Шел мелкий дождь вперемежку со снегом, который таял, едва касаясь земли. В такую погоду в его маленькой съемной квартире всегда было прохладно. Азирафель достал из кармана телефон. Он задумчиво смотрел на него, а потом набрал короткое сообщение, подтверждение о просмотре которого, пришло почти сразу.       «Что ты сейчас видишь за окном? — прочитал Кроули на другом конце города, стоя перед зеркалом в просторной гардеробной».       «Вижу, как снег заметает город, и мысленно матерюсь в предвкушении пробок, — увидел на экране Азирафель и вздохнул, печатая ответ».       «Куда-то собираешься? — Кроули почувствовал, как Азирафель произнес это с досадой».       «Да, съемки в ночную смену для… а черт его знает, для кого… я не помню, — Азирафель представил, как Кроули озадаченно нахмурился и скривил губы. — Так что завтра вечером жди от меня что-то вроде «доброго утра».       «Буду ждать, — неожиданно пришло от Азирафеля то, чего он раньше никогда не писал. Кроули перестал застегивать пуговицы на рубашке и перечитал сообщение снова».       Азирафель отложил телефон на подоконник, опустил подбородок на сложенные руки и продолжил смотреть в окно, когда на экране спустя несколько минут высветилось:       «ххх»       Он смущенно улыбнулся и, опустив сияющие глаза, спрятал лицо в сгибе локтя.       Кроули хаотично покружил по квартире, засунул телефон в карман джинсов и зашел в спальню. Он забрал с прикроватной тумбочки пакетик с белым порошком и, пристально глядя на него, сжал в руке, направляясь к выходу.       На следующий день погода только ухудшилась, но, не смотря на это, Азирафель вышел на улицу с намерением пойти в кино, лишь для того, чтобы не оставаться в одиночестве и не думать о бутылке вина, которая назойливо попадалась ему на глаза с самого утра. В зале кинотеатра было слишком много свободных мест, и Азирафель отчего-то смотрел вовсе не на экран, а на людей, в большинстве своем таких же, как и он, сидящих по одному в отдалении друг от друга. Он был уверен, что они тоже пришли одни, чтобы скоротать тоскливый выходной вечер. Впервые в жизни его совсем не интересовало то, что происходило на экране и он, не переставая думал о том, что больше не получает удовольствия от такого времяпрепровождения, о том, что не хочет вот таких безрадостных воскресений и не хочет быть один. Он окончательно понял, что хочет слышать вживую все эти «доброе утро» и «как твои дела». Он хочет жить, чувствовать, наслаждаться.       Азирафель ушел из темного зала еще до конца сеанса и вышел на улицу, под падающий с неба снег с дождем и пронизывающий ветер. Он стоял, сжимая замерзающими руками телефон, и, решившись, отправил всего одну фразу:       «Я согласен»       И знал, что Кроули его поймет.

***

      Новая рабочая неделя началась с привычного утреннего совещания у Гавриила, который с довольным видом сообщил присутствующим, что до конца года планирует провести переаттестацию всех сотрудников.       — И дело будет касаться не только профессиональной деятельности, — он интригующе улыбнулся, — но и морального облика, приверженности к традиционным взглядам, а также готовность поддерживать соответствующую принадлежность к общественному большинству. Приказ уже подготовлен и каждый будет иметь возможность ознакомиться с ним и расписанием проведения индивидуальной беседы с аттестационной комиссией. Так что я прошу вас довести эту информацию до своих подчиненных.       Внутри у Азирафеля все похолодело. Он опустил глаза, не желая встречаться взглядом с Гавриилом, и почувствовал, как Михаил торжествующе смотрит в его сторону. Он вернулся в кабинет в подавленном состоянии, понимая, что, кажется, на этот раз увольнения не избежать.       На сеанс психотерапии Азирафель пришел полным сомнений и уже сожалел, что поддался эмоциональному порыву и написал Кроули то сообщение. Он сейчас небезосновательно испугался, что Кроули в силу своей натуры втянет его в вечные пьянки, безостановочный разврат, попадание в полицию и прочую вакханалию. А это никак не способствует созданию облика, подходящего под высокие стандарты, заданные Гавриилом. Азирафелю внезапно стало по-настоящему страшно за себя и свое будущее.       Агнесса Псих заговорила об обсуждении новой темы, и Азирафель был рад обнаружить, что начать ее она решила с тестирования. Он, получив список вопросов, попытался сконцентрировать на них свое внимание, когда услышал насмешливый тон Кроули:       — Мне же не придется вновь убеждать вас в том, что я идеален? — спросил он, поднимаясь со стула и возвращая ей опросник.       — Я надеялась, что на этот раз вы попытаетесь удивить меня своими правдивыми ответами, — с улыбкой произнесла Агнесса Псих.       — Сожалею, что разочаровал, — Кроули обворожительно улыбнулся, — но, кажется, я вижу, что вы снова запустили растения, пока меня не было. — Он смерил зеленые заросли придирчивым взглядом, направляясь в их сторону и манерно расстегивая манжеты. Агнесса Псих лишь покачала головой, глядя на то, как Кроули удаляется, повернувшись к ней спиной.       Азирафель перечитывал один и тот же вопрос по несколько раз, стараясь вникнуть в смысл, но то и дело отвлекался на Кроули, который в полной тишине шуршал засохшими листьями и, кажется, даже что-то неразборчиво бормотал растениям, словно они могли его слышать. Удивительно, что, такой как он, всегда ухоженный и безупречно одетый возился с землей, водой и грубыми стеблями лиан с необыкновенной увлеченностью. Ведь его образ жизни казался бесконечно далеким от подобных занятий. Азирафель вновь засмотрелся на его ловкие перемещения, когда пришлось передвигать тяжелые кадки ближе к свету и на то, как умело Кроули обрезал вытянувшиеся побеги. Он подумал о том, что возможно, все будет и не так ужасно, как ему представлялось еще совсем недавно. Может они не будут, каждое утро просыпаться в пьяном угаре в полицейском участке после сумасшедших оргий.       Азирафель мысленно успокаивал себя до тех самых пор, пока не закончился сеанс психотерапии, и он не вышел на крыльцо, где около шикарной Бентли его уже ждал Кроули, выдыхая сигаретный дым и опасно улыбаясь. Он был одет в короткое черное пальто, которое придавало его стройной фигуре подчеркнутую элегантность и такого же цвета длинный шарф, который носят лишь для создания образа, но никак не для тепла. Азирафель тревожно огляделся и, почувствовав, как стынут на ветру руки, надел перчатки. Он спустился по ступенькам вниз и подошел ближе, улыбаясь немного неуверенно.       — Привет, — Кроули потянулся к нему, оставляя теплыми губами легкий поцелуй на прохладной коже щеки. Азирафель опустил глаза.       — Привет, — тихо выдохнул он, невольно смущенный столь открытым приветствием, — я и не заметил, что ты уже вышел.       — Мне позвонили, пришлось ответить, — пояснил Кроули, внимательно глядя на него.       — Что-то срочное? — уточнил Азирафель.       — Нет, ничего такого, что могло бы помешать нам сегодня, — улыбнулся Кроули, но заметив растерянность на лице Азирафеля, спросил, — у тебя все в порядке? Ты кажешься каким-то загруженным.       — Да, есть немного, — неопределенно произнес Азирафель, — и, похоже, я начинаю замерзать.       — Садись, — Кроули кивнул в сторону двери, — расскажешь по дороге.       — Хорошо, но куда мы едем? — настороженно спросил Азирафель.       — Не знаю, куда бы тебе хотелось? — Кроули включил зажигание, и мотор резво заревел.       — Я бы выпил… — Азирафель запнулся от того, как стремительно Бентли сорвалась с места, — чаю… горячего чаю, — добавил он, потянувшись к ремню безопасности.       — Хорошо, — усмехнулся Кроули, наблюдая за его действиями, — знаешь какое-нибудь кафе?       — Да, оно в центре, очень милое, — ответил Азирафель и полез в карман за телефоном, — сейчас найду адрес.       Стоило только открыть дверь, как Кроули почувствовал приторно сладкий аромат сразу всего на свете: ванили, корицы, карамели, кленового сиропа и печеных яблок. Азирафель с видом знатока, который бывал здесь не один десяток раз, огляделся и направился к свободному столику около окна. Кроули прошел следом.       — Я все никак не мог понять, чем именно ты иногда пахнешь, но теперь, кажется, понимаю, — смеясь, произнес Кроули, когда они сели за столик.       — Тебе здесь совсем не нравится? — спросил Азирафель, расстроено опустив плечи.       — Напротив, — ответил Кроули, осматривая светлое, уютное помещение кофейни, — наконец, я точно знаю, что нравится тебе, — он увидел робкую улыбку на лице Азирафеля.       Кроули заказал двойной эспрессо, а Азирафель — большой чайник облепихового чая и меренговый рулет со сливочным кремом и клубникой. Он рассказал Кроули о предстоящей аттестации, которая ожидает его в декабре и о своих переживаниях по поводу того, что ему вряд ли удастся сохранить работу.       — Мдааа, — протянул Кроули, опуская чашку на блюдце, — а твой начальник тот еще мудак. Но я все равно не разделяю твоей паники. Ведь так же еще веселее!       — Веселее? — удивился Азирафель.       — Ну, конечно, — Кроули принял расслабленную позу и улыбнулся, — что может быть веселее, чем жестко обломать этого мудака? Это же исключительное удовольствие!       — Наверно, — со вздохом произнес Азирафель, — но вряд ли я на такое способен. Тем более там соберется целая комиссия.       — Что? Таких же идиотов? — усмехнулся Кроули.       — Не знаю, но Михаил там точно будет. — Азирафель беспокойно ковырял ложкой десерт.       — И что? Да тебе должно вообще наплевать на тех, кто там будет. Ты делаешь свое дело и делаешь его хорошо. Ты же в этом уверен? — спросил Кроули.       — Да, в этом уверен. Но они обязательно попытаются скомпрометировать меня моим же поведением, — Азирафель мучительно нахмурил брови.       — Конечно, попытаются, — кивнул Кроули, — но что такого ты сделал? Напивался на работе и дебоширил?       — Нет, — ответил Азирафель.       — Тебя застукали в этих «священных стенах» за какими-то непристойными деяниями? — с ехидным смешком спросил Кроули, многозначительно приподнимая бровь.       — Нет, конечно, — продолжил Азирафель.       — Может ты кого-то оскорбил или на хер послал? — в ответ Азирафель отрицательно помотал головой. — Ну а что тогда? За все время два раза опоздал и еще два раза пришел с похмелья? — Кроули развел руки в стороны.       — Возможно, — неуверенно предположил Азирафель, — но они непременно спросят, как я отношусь к традиционным ценностям и как именно их поддерживаю, — добавил он с отчаянием.       — Ну и как ты к ним относишься? — с нечитаемым выражением лица спросил Кроули.       В ответ Азирафель лишь вздохнул и укоризненно посмотрел на него.       — Азирафель, — мягко обратился Кроули, — ты относишься к ним положительно. Или ты хоть раз кому-то заявлял обратное?       — Нет, — ответил Азирафель, не до конца понимая, к чему именно клонит Кроули.       — Правильно. — Кроули вновь кивнул, тонко улыбаясь. — Ты их полностью поддерживаешь! И в рамках вверенной тебе работы постоянно и неустанно это доказываешь: своими выступлениями на конференциях, своим ежедневным трудом на благо и процветание общества. И все это ради укрепления этих самых традиций! А твоя работа над собой на сеансах психотерапии — это весомый плюс тебе, как человеку ответственному, стремящемуся к постоянному развитию и самосовершенствованию. Азирафель смотрел на Кроули с неким восхищением и благодарностью, позабыв о десерте и застыв с чашкой чая в руке.       — Что разве не так? — насмешливо спросил Кроули, глядя на забавный вид Азирафеля.       — Выходит, что так, — задумчиво рассудил Азирафель, — если посмотреть с такой стороны.       — Именно с такой стороны и надо смотреть, — весомо произнес Кроули. — И пусть твой засранец Гавриил изгаляется, как ему хочется, доказать то он все равно ничего не сможет. А ты заставишь его заткнуться, да еще и в присутствии комиссии. Ну, разве это не весело?       — Увидеть его недовольную физиономию и провалившийся план будет однозначно весело, если, конечно, все получится, — предвкушающе улыбнулся Азирафель, сделав глоток чая.       — Все получится, — убежденно заверил Кроули. Он видел, как Азирафель приободрился, обретая немного уверенности и, жестом позвал официанта, чтобы повторить заказ.       Они покинули кофейню, когда Азирафель допил чай, насладился десертом и пребывал уже в более оптимистичном настроении.       — Я отвезу тебя домой? — предложил Кроули.       — Буду признателен, — Азирафель благодарно улыбнулся, — я снимаю квартиру в Сохо.       — Ты? В Сохо? — шумно усмехнулся Кроули, — серьезно?       — Да, — ответил Азирафель, не понимая, что именно так развеселило Кроули, — приятное место, там много театров и кинотеатров, антикварных магазинов…       — Ну, да, пабов, ночных клубов, публичных домов, — смеясь, продолжил перечислять Кроули, — не ожидал от тебя!       — Ничего такого! Просто квартал с богатой историей, — игриво улыбаясь, запротестовал Азирафель, называя адрес, когда машина молниеносно сорвалась с места.       Манера вождения Кроули повергла Азирафеля в откровенный шок, и он невольно пожалел об отсутствии на дорогах пробок. Он вздрагивал, хватаясь на ручку двери и за сидение, чем, кажется, только раззадоривал Кроули, заставляя резко сбрасывать скорость и лихо вписываться в повороты. Они остановились во дворе неприметного трехэтажного дома и, Азирафель выдохнул с нескрываемым облегчением. Повисла неловкая пауза, которую он поспешил прервать.       — Спасибо… — произнес Азирафель, вновь вздохнув.       — Спасибо, что остался жив. Ты это хотел сказать? — рассмеялся Кроули, заметив, что Азирафель немного побледнел за время поездки.       — Нет… не совсем, — смущенно улыбнулся Азирафель, — хотя, иногда мне и, правда, казалось, что мы куда-нибудь врежемся. Спасибо, что смог найти нужные слова и поддержать. Мне действительно стало легче. Но, Кроули… — он неловко замолчал, а его глаза тревожно забегали, — я хотел попросить тебя… сохранить наши отношения… ну, как бы… в тайне… учитывая мои обстоятельства… и… — Азирафель с опасением посмотрел на Кроули, не зная, как именно он может отреагировать.       — И… мне не стоит заявляться к тебе на работу, прилюдно зажимать в коридоре на глазах у начальства и целовать… так? — без какого-либо неудовольствия продолжил Кроули, весело глядя на мило краснеющего Азирафеля.       — Да, — судорожно выдохнул Азирафель, в душе не надеясь, что Кроули поймет смысл его слов настолько точно. — Мне неловко просить об этом… но…       — Без проблем, — легко согласился Кроули, — я и не собирался никак это демонстрировать.       Азирафель посмотрел на него с неожиданным удивлением, намериваясь сказать что-то еще, но Кроули поспешно сократил расстояние между ними, на этот раз упоительно целуя его в губы. Азирафель прикрыл глаза, податливо отвечая и мягко скользя рукой по гладкой щеке Кроули. Он отдался ощущениям, невольно осознавая, что сейчас все происходит гораздо приятнее, чем когда его мозг затуманен алкоголем. Даже в, казалось бы, настойчивых прикосновениях Кроули чувствовалась какая-то особенная неистовая нежность.       — Мне пора, — с придыханием прошептал Азирафель, когда Кроули мягко прервал поцелуй. Он нерешительно взглянул на него, подумав, что сейчас не чувствует себя готовым к продолжению вечера у себя в квартире, но не знал, как сказать об этом.       — Доброй ночи, — тихо произнес Кроули, снова коротко целуя его.       — Доброй ночи, — повторил Азирафель, медленно моргая и, взявшись за ручку двери, заботливо добавил, — будь, осторожен, пожалуйста.       — Конечно, — кивнул Кроули, а Азирафель увидел в его улыбке неприкрытую теплоту.       Он остался стоять на тротуаре и провожал удаляющуюся Бентли ласковым взглядом. На душе было необыкновенно спокойно, и он поднял глаза к небу, внезапно замечая, что пошел белый, пушистый снег.

***

      Декабрь выдался на редкость снежным, что было совершенно несвойственно для Лондона. Легкий мороз и деревья в парках, покрытые инеем радовали жителей природной красотой, а большой город сиял яркими гирляндами, напоминая о приближении праздников. Просторный холл Лондонской библиотеки украшала высокая елка и Анафема, поддавшаяся всеобщему настроению, вместе в Ньютом развешивала в кабинете рождественские гирлянды. Они источали приятный хвойно-цитрусовый аромат, и Азирафель любовался ими с нескрываемым удовольствием, вспоминая детство в доме тетушки Дороти.       Но, не смотря на предпраздничные хлопоты, в стенах библиотеки все чаще обсуждали приближающуюся переаттестацию, так не вовремя затеянную Гавриилом, который на каждом собрании только и делал, что придавал ситуации все большую отрицательно-эмоциональную окраску. Азирафель полагал, что ему доставляет какое-то странное садистское удовольствие наблюдать за повышенной тревожностью всех сотрудников. Он и сам иногда ощущал нарастающую нервозность, но каждый раз вновь поделившись с Кроули своими волнениями, неизменно успокаивался, убеждая себя, что справится с эмоциями и все сделает правильно. Когда же аттестацию блестяще прошла Мэгги, которая своим решительным настроем, не позволила ни Гавриилу, ни Михаил, даже отдаленно приблизиться к скользким вопросам о каком-то там сомнительном несоответствии, то Азирафель и вовсе перестал ощущать беспокойство. А в назначенный день он так увлек других членов комиссии интересными нюансами своей работы, что не оставил Гавриилу ни единого шанса хоть как-то скомпрометировать себя и вышел из кабинета с потрясающим чувством собственного достоинства. Да, Кроули оказался прав — заткнуть Гавриила было и весело, и очень приятно.       Несколько раз они выбирались с Кроули в кино, но быстро убедились в том, что их вкусы совершенно не совпадали. На фильмах, выбранных Азирафелем, Кроули, скучая, засыпал, а на тех, которые выбирал Кроули, Азирафелю становилось не по себе от количества перестрелок на экране и черного юмора. Но они оба относились к этому расхождению во вкусах с юмором. Кроули подвозил Азирафеля домой почти после каждого сеанса психотерапии, когда не спешил в студию на съемки, график которых под конец года выдался очень плотным. И Азирафель не переставал удивляться тому, что после умопомрачительных поцелуев, сводивших его с ума, Кроули ни на чем не настаивал, просто прощаясь и уезжая. Он словно точно знал обо всех тех страхах и неуверенности, которую Азирафель все еще испытывал перед близостью и благородно давал ему время. Такого чуткого отношения к себе Азирафель никак не ожидал.       После завершения очередного сеанса психотерапии Азирафель прогуливался по улице. Он медленно переходил от одного светящегося дерева к другому, засматриваясь на раскидистые ветви крон, увитые множеством ярких лампочек, и ждал Кроули, который появился на ступенях, разговаривая по телефону. Он, обмениваясь с кем-то короткими фразами, подошел к Азирафелю.       — Садись в машину, иначе совсем замерзнешь, я уже скоро, — быстро выговорил он, зажимая телефон рукой. Азирафель, соглашаясь, кивнул.       Кроули придержал дверь пассажирского сидения, пока Азирафель устраивался удобнее, и поднял голову вверх, заметив в окне третьего этажа Агнессу Псих. Казалось, что она внимательно наблюдала за происходящим, и он усмехнулся, продолжив разговор. В салоне стало тепло очень быстро, и Азирафель расстегнул верхние пуговицы пальто, отодвигая от лица меховой воротник.       Кроули сел за руль, вновь резко набирая скорость, но дороги оказались сильно переполнены, словно все в одночасье решили, что самое время выбраться в город в поисках подарков к праздникам и ему пришлось притормозить.       — Ты свободен днем в четверг? — спросил Азирафель.       — Не знаю, наверно. А что? — Кроули перестроился в соседний ряд и бегло посмотрел на Азирафеля.       — Мне поручили организовать стенд, посвященный работам Уильяма Тернера и подготовить о нем небольшой материал, — увлечено заговорил Азирафель. — Я подумал, что тебя это заинтересует, и… мы могли вместе пойти в галерею Тейт, — закончил он чуть менее восторженно, заметив, как изменился в лице Кроули. — Что-то не так? — спросил он, немного подождав, но в ответ так ничего и не услышал.       Кроули, нахмурившись, молчал, сосредоточенно вглядываясь вперед, хотя они продолжали медленно тащиться в пробке, и казался на редкость напряженным.       — Во сколько ты собирался там быть? — вместо ответа негромко спросил он.       — Планировал уйти с работы в обед, — осторожно сказал Азирафель, — я уже догадался, что с утра тебя лучше не тревожить, — он робко улыбнулся и добавил после вновь возникшей паузы, — но если ты…       — Не могу вспомнить, что у меня в четверг, — задумчиво прервал его Кроули, — но, кажется, я буду занят только в пятницу. Так что — да, можем сходить вместе, — он повернул голову и как-то натянуто улыбнулся.       Азирафель недоверчиво закивал. Всю оставшуюся дорогу до дома они проговорили о разных, повседневных вещах, но он старался более вдумчиво наблюдать за Кроули: его мимикой, жестами, интонацией и пытался понять, отчего так внезапно изменилось его настроение после безобидного приглашения провести время вместе.

***

      В будний день в галерее оказалось немноголюдно и это предоставляло исключительную возможность насладиться созерцанием великих произведений живописи. Кроули встретил Азирафеля в светлом вестибюле и приятно улыбнулся. Он выглядел привычно беззаботным, засунув руки в карманы джинсов, и беспечно разглядывая высокие своды. Азирафель развернул схему галереи и, быстро отыскав интересующие их залы, обратился к нему:       — Картины Тернера представлены в постоянной экспозиции галереи Клор и нам придется пройти через основное здание.       Кроули лишь кивнул, следуя за Азирафелем, пока тот непрерывно рассказывал о составленном им плане и о картинах, взятых за основу для подготовки материала о творчестве Уильяма Тернера. Он увлеченно говорил о том, что конечно можно было бы просто посмотреть фотографии в интернете, но счел, что увидеть шедевры живописи вживую — это особое удовольствие. Кроули молчаливо кивал в ответ. В просторных залах плавно переходящих из одного в другой проводилась экскурсия, но это никак не мешало уединению и возможности погрузиться в завораживающий сюжет каждой работы художника, хорошо известного не только в Британии, но и за ее пределами. Хотя согласно завещанию большинство картин и рисунков выставлялись именно здесь.       Они шли рядом, медленно перемещаясь от одного полотна к другому, и Азирафель охотно делился восторженными чувствами, замечая, что Кроули задерживался чуть дольше около картин, которые сам Азирафель находил несколько мрачными и даже пугающими из-за изображенной на них разрушительной стихии. Ему казалось, что морская тематика чем-то особенно привлекала внимание Кроули. В какой-то момент Азирафель, делая очередные заметки о своих впечатлениях, потерял Кроули из вида. Он немного растерянно оглядывался вокруг и даже собирался набрать ему, но вернувшись обратно в предыдущий зал, обнаружил его одиноко стоящим напротив одной из картин Тернера, которая не произвела на него самого какого-то сильного впечатления. Но Кроули замер около нее с отрешенным видом, будто всецело поглощенный созерцанием.       Азирафель бесшумно приблизился, останавливаясь у него за спиной и читая название картины — «Шторм на море с пылающими обломками». Мрачные тона навевали чувство тревоги, а сюжет словно окутывал ощущением безысходности без всякой надежды на спасение. Азирафель в отчаяние свел на переносице брови, тихо обращаясь к Кроули:       — Что ты видишь?       — Гибель, — отстраненно произнес Кроули с едва заметным вздохом.       — Да, и при том — ужасную, — согласился Азирафель, — но ты смотришь с таким благоговением, что мне делается немного жутко.       — Меня восхищает ее глубина и контраст, — не оборачиваясь, продолжил Кроули, — завораживающее мастерство художника в тонкостях игры света. Среди сгущающегося мрака, темноты и пламени, ослепляющая белизна волн в самом центре. Словно олицетворение последнего мгновения жизни, после которого стихия безвозвратно поглотит все. Это потрясающая работа, — добавил он, неотрывно глядя на полотно.       — Ты рассуждаешь, как опытный специалист, — внимательно посмотрев на него, произнес Азирафель.       — Нет, — усмехнулся Кроули, — просто делюсь впечатлениями, — он повернулся и, увидев явные сомнения в глазах Азирафеля, быстро добавил. — Так что, ты уже посмотрел все, что планировал?       Но Азирафель не ответил.       — Кроули, — обстоятельно произнес он, — все это так странно, не находишь? Ты умеешь рисовать и весьма впечатляюще, как я смог убедиться. Ты разбираешься в тонкостях живописи и это тоже очевидно, но продолжаешь старательно все отрицать. Почему? Почему ты не хочешь рассказать мне об этом?       — Да, брось, тебе показалось. Мне нечего рассказывать, — небрежным тоном ответил Кроули, желая вернуть себе прежнюю беззаботность.       — А мне, кажется, что есть, — недоверчиво произнес Азирафель, глядя на него с непривычной настойчивостью. — Может быть, выпьем кофе? — предложил он. Кроули скривил губы и безразлично пожал плечами.       Они спустились в небольшое кафе, находившееся на территории галереи и, сделав заказ, сели за самый дальний столик. Азирафель отпил миндального латте и выжидательно посмотрел на Кроули, который к чашке с двойным эспрессо даже не притронулся, глядя в сторону. Молчаливая пауза напряженно затягивалась.       — Хорошо, — Кроули немного недовольно прервал ее первым, — что ты хочешь услышать?       — То, что ты решишь рассказать мне о себе, — мягко произнес Азирафель, — может быть о своем увлечении живописью и о том, почему тебя так огорчило мое приглашение посетить галерею.       Кроули шумно выдохнул и нахмурился, взяв рукой чашку и выпив ее содержимое одним большим глотком.       — Скажем так, — отрывисто начал он, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, — я не всегда был моделью. Когда-то, очень давно, — уточнил он, печально усмехнувшись, — я изучал искусство живописи в одном из Лондонских университетов, поэтому хорошо рисую. И наверно, если бы не бросил обучение, то сейчас уже имел степень магистра. — Азирафель удивленно распахнул глаза, — но я бросил. И меня отчислили на последнем курсе, — заключил Кроули и передернул плечами.       — Но почему это произошло? — осторожно спросил Азирафель.       — Видишь ли, еще во время учебы мне предложили подзаработать на съемках для какого-то журнала. Так все и началось, — неохотно продолжил Кроули, — сначала одно предложение, потом несколько, а дальше — больше. На учебу перестало хватать времени. В общем, с подработкой я так и не завязал, потому что разгульная жизнь веселее и проще. Ну, а предсказуемый финал — отчисление. Вот и все!       — Ты не пытался восстановиться? Ведь можно же, — не отступал Азирафель, потрясенный тем, что услышал и, не понимая, как можно было смириться с отчислением, когда до завершения обучения такого уровня оставалось совсем немного.       — Нет, не в моем случае, — слова Кроули прозвучали слишком бескомпромиссно.       — А Тернер? Его картины значили для тебя что-то особенное? — Азирафелю стало грустно.       — Изучение методов его работы со светом должно было стать основой для моей защиты, — пояснил Кроули, до боли прикусывая губы, — поэтому я бывал здесь больше десятка раз на этапе подготовки, так же как и в библиотеке, в которой ты работаешь, — он невесело улыбнулся.       Азирафель опустил глаза, позабыв об остывающем латте, и задумался о том, что, вероятно, потеря такой блестящей перспективы стала в жизни Кроули тяжелым моментом. Он робко посмотрел на него и после долгой паузы тихо спросил:       — Но тебе же нравится рисовать?       — Когда-то я был поглощен этим настолько, что терял чувство времени. Но, как я уже сказал, это было очень давно, в какой-то другой позабытой жизни, словно и вовсе не со мной, — Кроули помрачнел сильнее и отвернулся.       — Ты наверно сожалеешь? — осмелился спросить Азирафель.       — Раньше — иногда, но сейчас уже нет, — безразлично ответил Кроули.       — Извини, я не знал, что для тебя… — попытался оправдаться Азирафель, но Кроули резко дернулся, сменил позу, оперевшись локтями о поверхность стола и, не дал ему договорить.       — Азирафель, все в порядке, это в прошлом, — немного нетерпеливо произнес он, — и если ты закончил, то мы могли заехать куда-нибудь и поужинать? — Азирафель, соглашаясь, закивал. — Отлично, тогда забирай вещи, одевайся и подожди меня около выхода.       Кроули вернулся спустя десять минут более оживленный, с легкой небрежностью надел пальто, перекинул через плечо шарф и они вышли на улицы вечернего Лондона. Кроули закурил, подойдя к машине, и Азирафель с осторожностью смотрел в его сторону, думая о том, что вернуться сюда после стольких лет наверно стало для него ужасным испытанием. Но Кроули непринужденно заговорил о дальнейших планах на вечер. И было сложно понять, то ли все сказанное для него действительно осталось в прошлом, то ли он просто умело делал вид, что это именно так.       По дороге они выбирали ресторан в Сохо, и Азирафель мучительно решал чему именно сегодня отдать предпочтение — хорошо прожаренному стейку или семге под укропным соусом, пока Кроули безобидно посмеивался над ним, стараясь не маневрировать слишком резко, чтобы не испортить ему аппетит. Ужин прошел превосходно и Азирафель даже уговорил Кроули заказать теплый салат с ростбифом к бокалу красного вина. Они увлеченно говорили о самых разных вещах, и напиваться, как прежде Азирафелю совсем не хотелось.       Бентли осталась на парковке, потому что после ужина Азирафель предложил Кроули совершить короткую прогулку. От ресторана до его дома оказалось совсем недалеко. Мелкий снег заметал тротуары, крыши домов и деревья. Азирафель, засмотревшись на витрину книжного магазина, случайно поскользнулся и схватил Кроули за руку. Он судорожно выдохнул, быстро извинился, но руку так и не убрал, ощутив, как Кроули уверенно сжал ее в своей ладони.       Ему понравилось это ощущение. И нравилось проводить время с Кроули. Нравилось, что он провожал его домой и всегда целовал при встрече и на прощание. Ему нравилось, что он был всегда готов выслушать его и найти нужные слова одобрения и поддержки. Азирафель был ему за все искренне благодарен, лишь пригласить к себе никак не решался, постоянно ругая себя за трусость и неуверенность, когда оставался один. Иногда он думал, что хотел бы большего, но в решающий момент всегда отступался. Но сегодня накопившиеся эмоции заставили его преодолеть смущение и, остановившись около входа в дом, Азирафель сам потянулся к Кроули, целуя его сначала нежно, а ощутив чувственный отклик, более несдержанно и страстно.       В ответ он оказался с силой прижатым к входной двери и чувствовал нарастающее возбуждение, теряя контроль над своими желаниями и над своим телом, а в голове не осталось ни одной здравой мысли.       — И ты продолжаешь утверждать, что еще не готов, — насмешливо прошептал ему в губы Кроули, намерено задевая бедром пах, — я мог бы доказать тебе обратное прямо сейчас, — он посмотрел в расширенные зрачки абсолютно ошалевшего Азирафеля.       — О, боже… — с тихим придыханием вырвалось у него, — я… я не думаю, что мои чопорные соседи такое… такое оценят. Здесь ужасно тонкие стены… и, — стыдливо и сбивчиво шептал Азирафель, — и сумасшедший хозяин, от которого завтра весь дом узнает, что я привел к себе мужчину и чем с ним занимался, — он, изрядно покраснев, коснулся лбом плеча Кроули, стараясь немного успокоиться.       — Хорошо, тогда в следующий раз ты провожаешь меня домой, — бесшумно рассмеявшись, произнес Кроули, обнимая Азирафеля, который усиленно закивал ему в плечо.       Кроули мягко поцеловал его и ушел в сторону парковки, а Азирафель медленно поднялся в свою квартиру в возбужденно разбитом состоянии. В паху болезненно ныло. Он включил свет, снял перчатки, пальто и вымученно посмотрел на себя в зеркало. На брюках в области ширинки проступило влажное пятно, демонстративно напоминая о последствиях перевозбуждения и длительном воздержании. Азирафель тихо застонал и, раздеваясь на ходу, прошел в ванну.       Он стоял под струями прохладной воды, надеясь, что его вскоре отпустит, но стоило только закрыть глаза, как он вновь ощущал воображаемую близость Кроули: его дыхание, запах парфюма и сигарет, прикосновение горячих губ. От подобных воспоминаний тяжесть в паху становилась невыносимой. Азирафель продолжительно выдохнул и коснулся себя, медленно лаская и представляя, что это могли быть красивые руки Кроули с нежными тонкими пальцами и… Он исступленно кончил всего после нескольких движений, хватаясь рукой за стену и сдерживаясь от того, чтобы вслух не простонать его имя. Кажется, что он слишком заигрался в свою нерешительность.

***

      За неделю до Рождества на всех стриминговых платформах в сети появился новый клип Скверны, который фанаты ждали с нескрываемым нетерпением с самого выпуска трека, и создавая небывалый ажиотаж. Всего за несколько часов он набрал миллионы просмотров по всему миру. Еще с момента появления в сети тизеров Скверна и Кроули участвовали в бесконечных мероприятиях в рамках его продвижения, привлекая внимание аудитории и делясь завуалированными намеками разного рода. Они вынужденно отсутствовали на сеансах психотерапии, и Азирафель каждый раз с тоской смотрел на пустующее место Кроули. Им никак не удавалось встретиться, хотя Кроули старался оставаться на связи, не смотря на тотальную занятость.       Азирафель знал дату выхода клипа и решил, что посмотрит его вечером дома, если не отвлечется на новый заказ по реставрации. Он не был любителем современной музыки и не разбирался в ней, отдавая предпочтение классической, и тем более музыкальных клипов, которые смотрел всего несколько раз в жизни, но то, что он увидел в этот зимний вечер, его основательно потрясло. Поначалу он даже не вслушивался в слова, не слишком вникал в смысл, но был бесконечно впечатлен и захвачен красотой и утонченностью созданных образов, последовательностью событий, напряженностью действий, шокирующим финалом и… Кроули.       Азирафель не мог оторваться от созерцания движений его волнующего гибкого тела в феноменально откровенных, но эстетически безупречных сценах, абсолютно лишенных пошлости и наполненных сверхъестественной сексуальностью. Он пересматривал клип снова и снова, погружаясь в музыку, в сильный, надрывно звучащий голос Скверны, в смысл слов самой песни и не переставал поражаться, как удивительно целостно и точно все было идеально собрано воедино.       Азирафель, переполненный эмоциями долго не мог уснуть. Ему хотелось что-то написать Кроули, поделиться чувствами, выразить свое восхищения его игрой. Он мучительно подбирал слова, которые в точности смогли бы описать его ощущения, но все они казались ему недостаточно подходящими, поэтому, отчаявшись, он отправил короткое — «это потрясающе». Азирафель так и уснул с телефоном в руке, а утром еще до звонка будильника его разбудило неожиданное сообщение, в котором Кроули желал ему доброго утра и обещал появиться на вечернем сеансе психотерапии. Азирафель сонно улыбнулся, понимая, что Кроули, скорее всего, еще даже не ложился, отмечая успех вместе со Скверной и ее командой.       Он нашел подтверждение своим предположениям, когда Кроули и Скверна появились на приеме у Агнессы Псих в таком виде, словно вечеринка еще так и не закончилась, а некоторые из присутствующих встретили их восторженными взглядами. Скверна в коротком коктейльном платье и длинном белом пальто, вместо мотокомбензона и шлема в руках, счастливо улыбалась, присев на стул. На Кроули был черный пиджак, расшитый ослепительными стразами, черная рубашка и очень узкие брюки. Не успел он занять свое место, как телефон в его кармане оглушил всех громким вступлением композиции Queen, но Кроули, ловко извернувшись, достал его и сразу же отключил. Вместо обычного приветствия Агнессы Псих, Смерть вынул наушник из уха, и восхищенно произнес:       — Черт, я всегда был вашим фанатом, но теперь готов сойти с ума вместе со всеми остальными. Интернет разрывается от восторга! Это просто фантастика! — обратился он к Скверне, на что она благодарно кивнула, продолжая мило улыбаться.       — Похоже, что появление этого видео стало каким-то культовым событием, — усмехнулся Руди Конверти. — Моя младшая дочь обсуждала это с подружками всю неделю. А сегодня с самого утра они умчались на какую-то там автограф-сессию и я почти уверен, что с учебой это никак не связано, — он добродушно рассмеялся.       — Надеюсь, ваша дочь уже совершеннолетняя? — вмешался в разговор Сандальфон. — А то она там такое увидит … — он смерил недовольным взглядом Скверну и Кроули. — Мне пришлось сегодня строго отчитать компанию совсем молодых людей, которые вознамерились посмотреть это дьявольское видео около церкви. Вы — разлагаете молодежь и помните, что распутники, подобные вам, будут гореть в Аду.       — А мне показалось, что я увидела там лишь первозданную красоту, — заигрывающим тоном произнесла Война, одарив Кроули откровенным взглядом, наполненным неподдельным интересом. Но в ответ он только очаровательно улыбнулся и кивнул Скверне.       — Спасибо, нам очень приятно, что многие так высоко оценили нашу работу, — признательно произнесла Скверна.       — Она очень впечатляет и не может никого оставить равнодушным, — с улыбкой добавил Азирафель, высказываясь вслед за остальными.       — Как интересно сегодня началась наша встреча, — подытожила Агнесса Псих, до этого момента хранившая молчание и никак не препятствовавшая обсуждению, но внимательно наблюдавшая за происходящим. — С выражения эмоций, которые являются важной частью жизни каждого из нас. И каждый делиться тем, чем наполнен. Жаль, что я не могу разделить их с вами, потому что провела вечер за проверкой ваших недавних тестов, но обязательно исправлюсь, — она приятно улыбнулась. — А в оставшееся время мы поговорим именно об эмоциях, об их влияние на сознание человека и о том, что они означают с точки зрения психофизиологии.       Агнесса Псих, поддерживая положительный настрой всех участников сеанса, рассказывала о проявлении людьми различных эмоций и о том, какие важные функции они выполняют. Она рассудила, что обсуждать результаты тестирования в обстановке подобной эйфории бессмысленно, а вот тема эмоций оказалась весьма подходящей — простой и понятной. Азирафель с интересом слушал психотерапевта, рассматривая лица присутствующих и пытаясь определить эмоции, которые они выражали. Но когда остановил свое внимание на Войне то, неожиданно для себя понял, как именно она продолжала смотреть на Кроули.       Покидая сеанс вместе, они спустились к машине. Азирафель с улыбкой посмотрел на Кроули, расслабленно выдыхающего сигаретный дым и спросил:       — Ты наверно безумно устал?       — Совсем нет, — небрежно отмахнулся Кроули, — адреналин лучший из наркотиков. И потом мне удалось немного поспать перед автограф-сессией, а потом еще в перерыве между фотосессией и интервью. Так что все в порядке, — подтвердил он, выбрасывая окурок и садясь за руль.       — Я не ожидал, что вас будут так тепло приветствовать даже на сеансе, — заранее пристегиваясь, оживленно произнес Азирафель.       — Я тоже, — согласился Кроули, — я всегда считал, что все они бесконечно далеки от подобного. Кто бы мог подумать, — он усмехнулся, привычно резко ударяя по педали газа, — только Смерть подходит под возрастную категорию нашей аудитории и он как-то говорил, что является фанатом творчества Скверны.       — И у мистера Конверти, оказывается, дочь тоже увлекается, — заметил Азирафель, — как думаешь, ей достался автограф?       — Наверно. — Кроули неопределенно пожал плечами. — Мы за три часа подписали все, что только могли. Ты бы видел эти длиннющие очереди, — он покачал головой, — а Сандальфон как обычно! Он говорил с такой уверенностью, словно его лично уже назначили поджаривать нас в Аду! Но я на все сто уверен, что это гнусный мерзавец не побрезговал и посмотрел видео от начала и до конца. — Кроули ехидно фыркнул.       — И Война, — Азирафель произнес ее имя с нескрываемым неудовольствием.       — А что Война? — весело переспросил Кроули, — такие как она, позиционируют себя, как женщины без комплексов и без возраста.       — Она бы могла выражать свой восторг и поскромнее. Ее слащавые вызывающие взгляды выглядели слишком неуместно и независимо от возраста не стоит позволять себе лишнего, — холодно произнес Азирафель, вскинув подбородок и глядя на дорогу.       — Неужели? — Кроули удивленно рассмеялся от неожиданной серьезности, с которой прозвучали эти замечания. — А не ревность ли это? — спросил он с игривой улыбкой.       Азирафель опустил глаза и ничего не ответил, густо краснея и досадливо поджимая губы. Кроули затормозил перед красным сигналом светофора и повернул голову, насмешливо рассматривая его обиженный профиль. Он медленно потянулся рукой, отодвигая мягкий воротник от лица Азирафеля, нежно прикасаясь к его шее и легко массируя, чем заставил тихо вздохнуть и немного наклонить голову. Кроули иронично улыбнулся, притягивая его ближе и целуя с чувством, настойчиво и долго. На перекрестке уже давно загорелся зеленый свет, и объезжающие машины недовольно сигналили, задерживающей их Бентли, которая все еще оставалась на месте.       — Прекрати, — томно прошептал Кроули в губы Азирафелю, мягко отпуская его и глядя в разнеженное лицо и тихие сияющие глаза. Азирафель невнятно кивнул, рассеянно улыбаясь.       Бентли вновь набрала скорость и пересекла перекресток, когда Кроули спросил:       — Мы можем поужинать, если хочешь?       Но Азирафель, пребывая в каком-то мечтательном состоянии, ничего не ответил и Кроули ухмыльнулся, задорно вскинув брови. Они свернули и проехали несколько кварталов, прежде чем Азирафель зашевелился и, озадаченно глядя вокруг, спросил:       — А куда мы едем?       — Ты же сегодня провожаешь меня домой, не забыл? — Кроули бросил на него лукавый взгляд. Азирафель лишь смущенно заулыбался и кивнул, не выражая никакого протеста.       Они оставили Бентли на закрытой подземной парковке и поднимались на лифте наверх очень долго. Азирафель никогда не был в таком элитном жилом комплексе и смотрел по сторонам с любопытством. Кроули подошел к единственной двери на площадке и повернул ключ в замке несколько раз.       — Заходи, — пригласил он, включая свет и вводя на дисплее код охранной сигнализации, — снимай верхнюю одежду, я сейчас приду, — он небрежно скинул ботинки, повесил пальто на вешалку и прошел внутрь.       Азирафель продолжил стоять в прихожей, медленно снимая обувь, пальто и осматриваясь. Он заметил на стенах современные черно-белые фотографии в стиле городского пейзажа и с интересом уделил внимание каждой. Когда же он все же решился пройти дальше, то оказался в просторной слабо освещенной гостиной и замер пораженный ее размерами и элегантным минимализмом. Кроули вернулся уже без пиджака, но оставаясь в черной рубашке и брюках.       — Ты словно в музей попал, — шутливо произнес он, нажимая кнопку на пульте, и плотные темные шторы разъехались в стороны, открывая взгляду потрясающий вид на вечерний город. Азирафель, не сдержав удивления и восторга, приоткрыл рот, медленно приближаясь к высоким панорамным окнам. — Так и знал, что тебе понравится, — Кроули издал приглушенный смешок за его спиной.       Азирафель казался впечатленным настолько, что восхищенно рассматривая многочисленные огни города и пасмурное темное небо, не заметил, как Кроули куда-то вышел. Он обернулся, вглядываясь в полумрак, и пошел к единственному источнику света, снова оказываясь в прихожей.       — Кроули, — неуверенно позвал он, — я, кажется, заблудился…       — Очень сомневаюсь, — послышался голос Кроули, — пройди коридор до конца и поверни направо. Азирафель так и поступил, вскоре оказавшись на кухне с не менее великолепным видом. — Ты был так увлечен созерцанием. Я не хотел отвлекать, — улыбнулся Кроули, поставив стакан с водой на барную стойку.       — Отсюда вид ничуть не хуже, — сказал Азирафель, все еще завороженно глядя на город за окнами.       — Мы могли бы заказать что-нибудь из ресторана, если хочешь? — предложил Кроули.       — Нет-нет, спасибо, я не голоден, но выпил бы чашку чая, — застенчиво признался Азирафель.       — Хммм, прости, но у меня есть только кофе, причем черный и без сахара, — усмехнулся Кроули, кивая в сторону кофемашины.       — Но с ее помощью можно сварить что угодно, — Азирафель заинтересованно подошел к массивному аппарату.       — Наверно, — Кроули засунул руки в карманы и пожал плечами, — но у меня всегда получается только черный кофе.       — Можно взбить молоко или сливки и тогда… — Азирафель мельком посмотрел в сторону холодильника.       — Там только лед в морозилке, — рассмеявшись, уточнил Кроули, не оставляя Азирафелю ни единого шанса сотворить какое-нибудь сладко-молочное чудо, — но мы все еще можем воспользоваться доставкой.       — Нет, мы просто сделаем кофе со льдом, — находчиво предложил Азирафель. Кроули кивнул, снимая два чистых стакана с бокалодержателя.       Наконец разобравшись со льдом, кофе, чашками и стаканами, они расположились на полу в спальне. Азирафель провел ладонью по густому ворсу ковра и, уперевшись спиной в мягкое изножье кровати, поднял вверх голову.       — Здесь такое необычное освещение, — задумчиво произнес он, — приглушенное и я его вижу, но оно совершенно не мешает наслаждаться видом. Я думал, что мы будет отражаться в стекле и не сможем полноценно смотреть на город и небо… здесь оно кажется таким близким.       — Даже если мы сделаем освещение ярче, то оно все равно нам ни чем не помешает, — пояснил Кроули, расположившись рядом, вытянув вперед и скрестив длинные ноги, — просто хитрые дизайнерские уловки. И сами стекла сделаны так, что мы видим все, что происходит снаружи, а нас не видит никто, — он сделал глоток ледяного кофе и лениво потянулся.       — Ты сам занимался проектом этой квартиры? — спросил Азирафель, медленно переводя взгляд со стен на потолок и снова на перспективу огромного города.       — Нет, — негромко ответил Кроули, — просто нанял команду дизайнеров и лишь иногда вносил некоторые правки.       — Получилось очень впечатляюще, — произнес Азирафель и улыбнулся, — ты давно живешь здесь?       — Около… — Кроули на мгновение задумался, — около семи лет, наверно. Время летит слишком быстро.       Они сидели совсем близко друг к другу, и Азирафель чувствовал, как едва касается твердого плеча Кроули. Ему внезапно захотелось в этой расслабленной, умиротворяющей обстановке склониться и положить голову ему на плечо, продолжая в тишине разглядывать загадочное темное небо. И все же сдержавшись, он повернулся, чтобы посмотреть Кроули в глаза, но взгляд натолкнулся на темные очки на его лице.       — Кроули, — неуверенно обратился Азирафель, — ты мог бы снять очки?       — Зачем? — спросил он, продолжая смотреть вдаль.       — Я хотел бы увидеть тебя, — тихо произнес Азирафель, пристально глядя на него. Кроули нахмурился, немного нервно скривив губы, и ничего не ответил. Они провели в молчание некоторое время.       — Ты предложил мне отношения, — осторожно продолжил Азирафель, — а значит, предложил довериться тебе. И я… — он сделал паузу и вздохнул, — я доверился… пусть и не сразу… но я… — он вновь прервался, волнительно облизнув пересохшие губы, — я же здесь… с тобой. Я трезвый и полностью осознаю свои действия… как ты и говорил, … и я готов… готов остаться… Почему же и ты не хочешь довериться мне?       Кроули отрывисто выдохнул, дотянулся рукой до пачки сигарет и закурил. Он сменил позу, согнул ноги в коленях и немного подался вперед, словно стараясь отстраниться от возможного вторжения во что-то слишком личное.       — Это не такое уж приятное зрелище, — глухо произнес он, глубоко затягиваясь.       — Я в это не поверю, — Азирафель, поджимая под себя ноги, развернулся к нему, желая сохранить ощущение близости.       — А следовало бы, — отрывисто усмехнулся Кроули.       В наступившей тишине было слышно только, как сгорает сигарета в руке Кроули, когда он подносит ее к губам. Азирафелю хотелось прикоснуться к нему в каком-нибудь доверительном жесте, но он боялся показаться излишне настойчивым и помешать ему принять это непростое решение самому.       За окнами пошел снег, и город накрыло неожиданной метелью. Наверно где-то внизу сотни машин встали в пробках, а люди спешили зайти в метро или ближайший магазин, чтобы укрыться, но на такой высоте она казалась лишь таинственной бушующей стихией — красивой, захватывающей и прекрасной.       Кроули докурил, провел рукой по волосам, медленным движением коснулся тонкой оправы и снял очки, поворачиваясь к Азирафелю.