на краю земли

      Индейский посёлок встретил их лаем собак и ароматами дыма и жареного мяса. Вигвамы возвышались на берегу словно холмы, подпирающие острыми кольями, темнеющий небосвод, по которому комьями ваты проплывали кучевые облака. Солнце уже почти скрылось в озере, но дети продолжали играть на берегу.       Едва увидев упряжку Рюджин, они во главе с Аджи бросились к костру, крича что-то на своём языке. Через несколько минут из самого большого вигвама вышел уже знакомый Йеджи мужчина, – вождь Атохи.       – Атохи, – Рюджин поприветствовала его кивком головы. – Я привезла тебе кое-что с прииска.       – Тебе не стоило.       – Это плата за всё, что ты делал для меня и моих друзей.       Глаза индейца округлились, когда он высыпал на ладонь три крупных самородка. Сперва он закачал головой, протянул их Рюджин, но та скрестила руки на груди, всем видом показывая, что не собирается принимать свой подарок обратно. Несколько мужчин постарше, – возможно, старейшин, – переглянулись.       – Я знаю, что вам это пригодится, Атохи.       – Не буду врать, Мунаи-Каа, эти самородки – наш шанс на жизнь, но наши духи учат нас оказывать помощь бесплатно. Расплачиваясь с нами, ты оскорбляешь их.       – Тогда давай не будем считать это платой. Вы столько раз помогали мне и моим друзьям, что мы вполне можем считаться друзьями. Духи ведь не будут против дружеского подарка?       – Саа киа дооу, – сказал один из стариков.       – Саа дооу гэ кауря, – возразил Атохи.       – О чём они говорят? – Шёпотом спросила Йеджи.       – Старик сказал, что им нужно золото, а Атохи ответил, что не будет брать с друга деньги.       Переложив самородки в мешочек, вождь покачал головой.       – Я не пытаюсь оскорбить тебя, Атохи, а просто хочу помочь. Понимаешь?       – Я ценю это, Мунаи-Каа.       – Ты друг моих друзей, а значит – мой друг.       – Йеджи!       Сразу после того, как взрослые закончили разговор, Аджи подбежала к Хван, едва не врезаясь в её ноги. За ней на площадь у костра высыпались и остальные дети. Смело, ничего не боясь, они окружили её и, болтая так громко, что она с трудом различала слова, начали протягивать куски бересты, изрисованные чёрными угольными каракулями. Кто-то особенно храбрый даже схватил её за рубашку, но быстро отошёл за спины остальных, получив ощутимый удар по шее от дочери вождя.       – Игэ датееу. Простить его. Плохой ребёнок.       – Ничего страшного, – улыбнулась Йеджи. – Вы рисовали, пока меня не было?       – Уг! Получаться не так красиво.       – Разве?       Опустившись на одно колено, Хван забрала из её рук рисунок. Конечно, кто-нибудь из завсегдатаев званых ужинов в их доме в Калифорнии, взглянув на это, рассмеялся бы и заявил, что любой трёхлетка рисует лучше, но Йеджи нравилось. Аджи вложила в него душу и явно старалась, а это уже стоило уважения.       – Это озеро?       – Уг.       – Очень хорошо.       – Нэшка! – Мальчик лет пяти сунул ей под нос свою бересту.       – Лес? Отлично!       – Ма! Ма киез! Ма киез!       Дети подходили один за другим, показывая ей исписанную угольками бересту, и каждый отходил с широкой улыбкой на лице. Родители посмеивались над ними, но это был нежный и полный теплоты смех, напоминающий Йеджи о тех днях, когда отец учил её писать и складывать цифры. Он тоже любил подшучивать над ней, но всегда делал это так, что хотелось смеяться.       Когда дети, устав, уселись у костра в ожидании ужина, Атохи протянул Йеджи металлическую чашку с чем-то мутным.       – Это наш традиционный напиток, – объяснил он. – Мы называем его «аси». Согласно легендам, когда духи и люди заключали свой первый договор, духи, чтобы доказать чистоту своих намерений, сделали для людей аси – напиток, согревающий даже в самые холодные дни. Мы верим, что с помощью аси можно понять, какой человек на самом деле. Если сердце его тёплое и доброе, то и он сам начнёт согреваться, а если внутри него только холод и зло, то он замёрзнет.       – Спасибо, Атохи.       – Ты – друг Мунаи-Каа, а значит, друг племени. Идём к костру. Вы с Мунаи-Каа должны поесть.       Собаки были уже накормлены. Рюджин сидела у костра, вытянув ноги, и мелкими глотками пила из такой же металлической чашки. От повышенной влажности её волосы слегка пушились, и Йеджи с трудом подавляла желание провести по ним пальцами, пригладить, почувствовать их мягкость. Она осторожно опустилась рядом с Шин, с удовольствием наблюдая за тем, как слегка розовеют её щёки.       – Вы позволите мне завтра поуправлять упряжкой?       – Конечно, – кивнула Рюджин. – Сразу за лесом участок до форта почти полностью прямой.       – Может я тоже смогла бы стать погонщиком?       – Для этого вам придётся остаться на Клондайке. Вряд ли в Калифорнии нужны погонщики.       – А если я останусь, вы согласитесь меня учить?       – А вы сможете провести здесь так много времени?       – Если вы меня попросите.       Румянец на щеках Рюджин стал ярче. Крепче сжав чашку, она наклонила голову, прикусила нижнюю губу. Йеджи хотела прикоснуться к ней, провести кончиками пальцев по щеке и спуститься ниже, забраться под воротник куртки, чтобы почувствовать тепло кожи, но внезапный страх сковал ледяными объятиями. Что, если это слишком быстро? Здесь, – на Севере, – время текло по-другому, а значит и люди были совершенно другими. И Рюджин… могла ли она хотеть другого?       – Тогда я прошу, – прошептала Шин.       – Что? – Йеджи нахмурилась.       Рюджин подняла голову.       – Я прошу. Оставайтесь здесь так долго, как только можете, чтобы я могла научить вас управлять упряжкой. Оставайтесь здесь навсегда.       – Разве это не слишком долго?       – Иногда кажется, что и этого недостаточно.       – Когда же?       Сердце Йеджи замерло. Затаив дыхание, она ждала, когда Рюджин ответит.       – Когда влюблён.       Мир затих, не было слышно даже плеска воды в озере, смеха детей. Только голос Рюджин, вибрациями пульсирующий в голове Йеджи, и её участившееся дыхание.       – И… вам недостаточно?       – Нет. И не думаю, что когда-нибудь будет достаточно.       Йеджи не нашла в себе сил спрашивать дальше. Молча закончив с напитком и ужином, она поблагодарила Атохи и позволила Аджи проводить её до прогретого костром вигвама. Мысли крутились в голове роем диких пчёл, не желая останавливаться.       Рюджин…       В последнее время лишь это имя заставляло её едва не сходить с ума от радости, возникающей где-то в глубине груди. Ей хотелось быть с этой девушкой каждую свободную секунду, прикасаться к ней или просто наблюдать, как она делает привычные вещи. Рюджин даже не догадывалась, как прекрасно выглядела, когда занималась чем-то, что считала совершенно обыденным.       Засыпая, Йеджи видела склонившееся над собой лицо Рюджин.

***

      Она проснулась от ощущения тепла на лице и шума за стенами вигвама. Рюджин не было, но её собаки лежали у входа. В воздухе витали приятные ароматы мясного рагу и кофе, и улыбка сама собой появилась на губах Йеджи. Напоминало о доме.       Едва выйдя на улицу, она снова наткнулась на детей, которые с нетерпением ждали её у кострища.       – Рисовать! – Закричали самые младшие!       – Агаи каа лерцме, – грозно сказал Атохи. – Доброе утро, Йеджи.       – Доброе, Атохи.       Рюджин сидела у упряжки, проверяя ремни. Кайо лежал у её ног, настороженным взглядом наблюдая за каждым, кто оказывался слишком близко. Изредка Шин отвлекалась, чтобы погладить его по холке, и он закрывал глаза от удовольствия.       – Аппа! Нэшка! Нэшка! Каа хатэ неер Лунаи!       От взгляда, которым Атохи посмотрел на неё, сердце Йеджи пропустило удар. Смешок сорвался с его губ.       – Я… сделала что-то не так?       – Она говорит о твоих веснушках.       – О… да, они появляются иногда, и…       – Для нас это хороший знак. Мы верим, что эти следы – знаки Лунаи, которыми она помечает хороших людей.       – Лунаи-Каа, аппа! – Закричала Аджи. – Лунаи-Каа!       – Кажется, она уже выбрала тебе имя. Пожалуй, я с ней согласен. Девушка Солнца.