на краю земли

      Гостиница «Юта» встретила их привычным шумом. Новички из числа охотников за золотом неловко жались за крайними столиками, пока старатели, прожившие здесь не меньше пяти лет каждый, развязно и даже нагло подшучивали над ними, едва не проливая на пол драгоценный во всех смыслах алкоголь. Джису носилась между ними, словно ловкая бабочка, красотой выделяясь среди коричнево-серой массы тощих и заросших мужчин за сорок. Кое-кто посматривал на неё с явной жадностью, но отвернулся, стоило Рюджин бросить в его сторону сердитый взгляд.       Шум голосов постепенно стихал. Глаза всех в комнате оказались прикованы к Кайо, который послушно проследовал за Шин до барной стойки и улёгся у её ног. Особенно смелый (или пьяный) парень потянулся к нему, чтобы погладить, но волк клацнул зубами, заставив смельчака отпрыгнуть к компании друзей, которые хохотали, пока не поймали на себе взгляд Рюджин. Она была явно не расположена к шуткам. Йеджи устроилась рядом, отвечая на улыбку Джису такой же широкой улыбкой.       – А вот и мои любимые клиенты, – пропела она. – Чего желаете?       – Дай моим собакам чего-нибудь горячего и всё, что закажет мисс Хван, запиши на мой счёт.       – Вам не стоит… – попыталась Йеджи, но Рюджин лишь отмахнулась.       – Можете отплатить мне завтраком.       – Или я могу оплатить комнаты.       – Я в состоянии об этом позаботиться.       – Как насчёт того, чтобы просто взять одну комнату?       Йеджи поперхнулась. Джису сказала это так просто, словно предлагала им выбор между двумя похлёбками. Взять одну комнату? Разумеется, они с Рюджин уже спали в одной кровати, но это была скорее необходимость, потому что Шин просто уснула рядом с ней. В тот раз у Йеджи получилось убедить и её, и себя, что всё это – случайность, но сейчас… это казалось слишком опасным.       К счастью для Хван, Рюджин тоже выглядела смущённой.       – Не думаю, что это будет правильно.       – Почему? – Пожала плечами Джису.       – Мисс Хван может почувствовать себя неловко.       – Или ты просто боишься.       – Чхве…       Наверняка у любого другого от рычащего тона Рюджин мурашки пробежали бы по коже, но Чхве улыбнулась ещё шире, чем раньше, и зарылась пальцами в густые чёрные пряди. Йеджи понимала, что это банальное появление дружбы, но ей хотелось оттолкнуть руку Чхве, самой дотронуться до Шин, пальцами пройтись от её волос по скулам к подбородку и прижаться губами к губам. Мысль о поцелуе с ней заставляла внутренности трепетать. Она уже представляла, как притягивает её к себе, пальцами цепляясь за ворот рубашки, а Джису продолжала поглаживать брюнетку по голове.       Через минуту терпение снизилось до отметки «ноль».       – Возможно, мы могли бы остановиться в одной комнате…       Рюджин нахмурилась и отстранилась.       – Я… я не уверена, что это хорошая идея, мисс Хван.       – Я не настаиваю.       – Две комнаты, – сказала Шин. – Я вас оставлю. Мне нужно разобраться кое с чем в городе.       – Могу пойти с вами?       – Не стоит.       Глядя ей вслед, Йеджи думала, сколько же всего ей пришлось вынести, чтобы выжить здесь, – на прекрасном и жестоком Севере. Ей было всего восемнадцать, – тот возраст, в котором на Юге девушкам впервые разрешают самостоятельно покупать наряды, – но жизнь ожесточила её, превратила изящные наброски акварелью в суровую чёрную графику, вырастила на сердце Рюджин плотный хитиновый покров. Кем бы она была, если родилась там же, где Йеджи? Стала бы избалованной или капризной? Посчитала бы она Хван достойной внимания, если бы была южанкой?       – Вы слишком много думаете, – голос Джису вытянул из мыслей.       Хван нахмурилась.       – Что?       – Я даже отсюда вижу, как у вас в голове крутятся шестерёнки. Вас что-то беспокоит, и я уверена, что знаю, что именно. Вернее, кто.       – Я… кхм… и что вы думаете?       – О том, что вам нравится Рюджин?       – Да.       – Я рада, что она наконец-то нашла кого-то, кто может вытащить из неё нежность. Не поймите неправильно, мисс Хван, я люблю Рюджин любой, но до встречи с вами она часто бывала невыносима. Иногда казалось, будто к нам приходит не юная девушка, а бурчащий старик.       – А теперь?       – Я вижу смущённого подростка, – улыбнулась Джису. – Подростка, который первый раз чувствует что-то подобное и очень боится ошибиться. И это так очаровательно.       – Я тоже боюсь. То есть… мои чувства взаимны, я знаю это, но что дальше? Что мне сказать? Что сделать?       – Думаю, у меня есть ответ.       Улыбаясь слишком хитро, чтобы не казаться подозрительной, Джису выудила из-под стола бутылку из коричневого стекла без этикетки и выплеснула мутную жидкость в большой стакан. В нос ударил аромат спирта и чего-то лесного. Возможно, шишек.       – Что это?       – Просто выпейте. Вы не пожалеете, мисс Хван.

***

      Сидя на крыльце у сарая, в котором спала её упряжка, Рюджин думала. Впереди, – за парой рядов аляповатых домиков грязно-бежевого цвета, – темнело море. Над ним сверкали на чёрном полотне неба бусинки звёзд, и Шин мысленно сложила особенно яркие из них в силуэт бегущего волка. На ум снова пришла индейская легенда. Вождь рассказывал, что по их верованиям звёзды появились на небе после того, как Земля разделила Лунаи и Мунаи, навсегда заперев их по противоположным сторонам мира. Лунаи была так безутешна, что плакала сто и один год, а Мунаи собирала её слёзы, превращая их в драгоценные камни, и создавала из них узоры, надеясь однажды утешить любимую. Собрав достаточно, Мунаи оторвала часть своего светящегося сердца и дала каждой звезде по кусочку, заставив их сиять. Только увидев вдалеке свет звёзд, Лунаи перестала плакать, потому что знала, что её Мунаи до сих пор любит её и с таким же нетерпением ждёт новой встречи.       Уже перед уходом Атохи сказал, что Йеджи похожа на Солнце. К утру на её щеках проступили веснушки, и Рюджин почувствовала, как ещё сильнее жаждет прикоснуться к ней. Ей хотелось провести пальцами по щекам Хван, поглаживая веснушки, возможно, дотронуться губами до её носа и лба, чтобы показать то, что не получалось выразить словами, дать ей всю нежность, которую Йеджи заслуживала. Чувствовать её рядом с собой стало почти необходимостью, и это пугало.       Шин привыкла полагаться только на себя. Ещё в первые годы жизни, – в холодном приюте при церкви, – ей дали понять, что чудес не бывает, и хорошие вещи получают лишь те, кто готов за них бороться. Дальше была школа и мерзкие монахини, которые били по пальцам линейкой за любые проступки, побег, выживание в форте. Наверное, не встреть она старика, всё закончилось бы хуже, но тогда удача оказалась на неё стороне.       А потом Судьба (или Случай, как кому угодно) подарила ей и Йеджи.       Милую и добрую Хван Йеджи, которая держала её за руку и читала вслух, защищала от нападок своей тётушки. Она относилась к ней ни как к прислуге или дополнению к пейзажу, а как к человеку со своими мнением и желаниями, своим отношением к жизни. Ей было не плевать, и вскоре очарование ею сменилось в душе Рюджин на влюблённость, которая, крепчая с каждой секундой, наконец сформировалась в нежную любовь.       Скуля, Кайо коснулся носом её сапога.       – Я не расстроена, мальчик. Нет, я чувствую себя такой счастливой, что мне почти страшно.       Волк смотрел на неё, не мигая, и Рюджин почесала его за ухом.       – Я бы хотела, чтобы ты понял меня, но это невозможно. Для тебя всё просто, малыш, ты любишь меня, потому что я забочусь о тебе, но люди куда более сложны, чем собаки. Поэтому я провожу больше времени в твоей компании.       Несколько пьяных посетителей вывалились из «Юты». Свет в окнах стал мягче, – должно быть, Джису погасила несколько ламп, чтобы сэкономить масло, – а это значило, что пора возвращаться.       Войдя внутрь, Рюджин нахмурилась.       Вместо того, чтобы обслуживать гостей или разливать напитки за барной стойкой, Джису под недовольным взглядом своей матери несла к столику в углу бутылку чего-то алкогольного. Звонкий девичий смех разносился по обеденному залу. Йеджи держала в руке стакан с чем-то мутным и наверняка алкогольным и громко рассказывала о том, как пару лет назад едва не потерялась в пустыне из-за того, что погналась за какой-то бабочкой. Пряди выбивались из обычно туго стянутого хвоста, делая порозовевшее от алкоголя лицо ещё более очаровательным и юным. Глаза блестели.       Возможно, Шин просто воображала, но, едва взгляд Хван остановился на ней, её глаза заблестели ещё ярче.       – Рюджин!       В нос ударил аромат алкоголя. Йеджи повисла на её плечах, уткнувшись носом в шею. От горячего дыхания по коже мощной волной пробежали мурашки.       – Вы здесь… – бормотала она. – Вы наконец-то здесь.       – Вы пьяны?       – Очень, – кивнула Йеджи.       – Джису…       – Не ругайте её. Я… я думала кое о чём, и она сказала, что может мне помочь. Первый глоток показался мне отвратительным, но сейчас… ох, вы так прекрасны, Рюджин.       Злость исчезла, когда губы Йеджи дотронулись до кожи под воротником рубашки, а руки забрались под куртку. Привычная сдержанность отступила, уступив место любви, и Рюджин притянула девушку к себе настолько крепко, что в теле что-то хрустнуло. Она едва не отстранилась, решив, что случайно сделала ей больно, но Хван вжалась ещё сильнее.       – Нет, – выдохнула она. – Обнимите ещё.       – Вы уверены?       – Больше, чем вы можете себе представить. Пожалуйста, я хочу почувствовать ещё. Это так приятно.       Они обнимались ещё несколько минут, пока Джису пьяным кашлем не напомнила, что в обеденном зале остались ещё посетители. Смутившись, Йеджи хихикнула, но Рюджин было плевать, – она хотела снова почувствовать эту девушку в собственных руках, и любой, кто собирался этому мешать, мгновенно становился её личным врагом. Особенно надоедливая (иногда) подружка Юны.       – Вы должны выпить воды и лечь спать.       – Тогда мне придётся отпустить вас, а я не хочу.       – Йеджи…       – Почему я не могу отказать, когда вы просите? Это несправедливо!       Рюджин хотела поднять её на руки, но это вызывало бы ещё больше внимания, чем сейчас, поэтому она опустила ладонь на талию Йеджи и направила девушку к лестнице. Их комнаты располагались в конце коридора. Единственная настенная лампа погружала пространство в приятный оранжевый свет. При таком освещении лицо Йеджи казалось моментом из фантазии, частью написанного маслом портрета, от которого не хотелось отрывать взгляда. Красиво. До безумия прекрасна. Слишком великолепна для слабого сердца Рюджин.       Она вздрогнула, когда Хван прижала её к двери, приближаясь губами к её губам.       – Хочу поцеловать вас, – выдохнула она.       – Йеджи…       – Я знаю, что пьяна, но мне хотелось этого и до того, как Джису достала бутылку. Вообще-то поэтому я и начала пить. Не знала, как признаться вам в этом.       – Ну, вы признались…       Это прозвучало глупо, но Рюджин не знала, что говорить. Хотела ли она поцеловать её? Разумеется. Шин не раз представляла, как прижимается губами к её губам и давит, касается языком пухлой нижней губы, прося разрешения зайти дальше. Она даже представляла, как расстёгивает рубашку, хотя и всегда прерывалась на этом. Это казалось наглостью.       – Как и вы.       – Да.       – Я вам нравлюсь?       – Больше, чем нравитесь. Я влюблена в вас.       – Это взаимно.       – Тогда… могу я услышать…       – Те самые слова? – Хихикнула Йеджи. – Разумеется.       Наклонившись к уху Рюджин, она дотронулась до него губами и выдохнула:       – Я влюблена в вас.       Они смотрели на губы друг друга, не решаясь сделать первый шаг, пока Йеджи не улыбнулась.       – Мне не стоит целовать вас, когда я пьяна.       – Почему?       – Не хочу забывать, как первый раз прикасалась к вашим губам. Мне нужно помнить каждое мгновение, каждое прикосновение, и я не собираюсь рисковать. Не с вами.       – А есть кто-то ещё, с кем вы боитесь ошибиться?       – Вы – единственная, Рюджин. Были, есть, и я уверена, что будете.