на краю земли

      – Ты безнадёжна, – сказала Юна, когда их упряжки одновременно подались вперёд.       Кайо вёл свою стаю со спокойной уверенностью, пока оба вожака Юны грызлись и злобно рычали друг на друга, воюя за лидерство. Вой стих, – волки либо спали, либо за ночь отошли достаточно далеко, чтобы собаки не уловили их запаха. Вчерашняя прохлада сменилась весенним теплом, и кое-где прорвались сквозь грязно-белые сугробы бледно-зелёные проталины.       – О чём ты? – Нахмурилась Рюджин.       – О девушке, конечно. Ты так краснеешь при виде мисс Хван, что смеяться хочется. Наша большая и страшная Шин Рюджин наконец-то влюбилась?       – Снова говоришь какую-то чушь.       – Так Йеджи тебе не нравится?       – Она… – Рюджин замолчала, подбирая слова. – Очень приятная девушка.       – Очень, – протянула Юна, подмигивая. – Я бы сказала, что очень-очень. Эти глаза… не будь у меня Джису, я бы уже поцеловала её.       – Только попробуй, и я запру тебя на прииске так надолго, что ты забудешь, как выглядят люди.       – Во-первых, я знаю, что ты этого не сделаешь. Во-вторых, у меня уже есть девушка, которую я люблю. Ты же знаешь, я не изменяю.       – А ещё знаю, что ты любишь влезать в неприятности.       – Это единственное развлечение в этих местах, – усмехнулась Юна. – Не вечность же мне стоять по колено в воде, выискивая самородки. Я, знаешь ли, хочу увидеть что-то, кроме Севера.       – Заработаешь денег и уезжай хоть в Африку, – ответила Рюджин, цокая языком, чтобы упряжка пошла быстрее.       Она не знала, как себя вести. «Любовь» всегда казалась ей просто коротким словом из книг, которые им изредка читали в приюте. За ней не стояло ничего. Монахини, что за ними следили, не любили ни их, ни кого-либо другого, и, глядя на них, Рюджин тоже не чувствовала ничего, кроме почти животного желания убежать. Воспитанники там избивали друг друга за куски хлеба, и они не жили, а выживали.       Потом был Хауи, а вслед за ним в жизнь пришли и девочки: Юна и Джису, Черён и Чэён. Они нравились друг другу. Наверное, даже больше, чем нравились, но Рюджин всё ещё отказывалась называть то, что чувствовала к ним «любовью». Она была к ним привязана, доверяла, хотела заботиться как о друзьях.       Но любовь…       Где-то в глубине её души жила уверенность, что это значительно сложнее, чем просто желание заботиться. Во всех книгах, которые изредка попадались ей в руки, писали, что это обжигает душу словно костёр, пробуждая в человеке только лучшее, что это сила, благодаря которой снова хочется жить. Было ли это правдой? Рюджин не знала, но понимала, что вряд ли когда-нибудь будет способна на столь сильные эмоции. Ей не нравилось быть слишком громкой.       – Ты что, пытаешься сбежать от разговора, Рюджин?       – Нам не о чем разговаривать.       – Хорошо, тогда я поболтаю об этом с Чэён. Ей точно будет интересно узнать, что ты влюбилась.       Рюджин закатила глаза, с трудом сдерживая поток ругательств.       – Я не влюбилась. Йеджи очень милая и добрая девушка, и я не собираюсь отрицать, что мне приятно проводить с ней время, но это не влюблённость. Просто она интересная.       – В каком плане?       – А есть несколько планов?       Юна пожала плечами.       – Если ты говоришь «интересный человек», то имеешь в виду человека, с которым интересно разговаривать, но, когда ты говоришь «интересная девушка», то это всегда та, кто тебе нравится. Ну, или может понравиться. Так… симпатичная мисс Хван интересный человек или интересная девушка?       – Мисс Хван интересная. Точка.       – Шин Рюджин, как всегда очень разговорчивая, – рассмеялась Юна, щелкая ремнями, чтобы ускорить упряжку. – Мой тебе совет – если нравится, признайся до того, как Хваны решат вернуться в Калифорнию. Тогда не будет так больно.       – Последнее, что мне нужно, – советы от подростка.       – Ты всего на два года старше, и у меня вообще-то есть отношения.       – Только из-за того, что Джису терпит твой характер. Хо, Кайо!       – Хо, Майор!

***

      – До чего же скучное место, – протянул дядя, раскуривая любимую трубку.       Он проводил вечер, сидя в глубоком кресле у камина, пока отец в кабинете уже который час проверял отчёты и сверял данные. Тётушка спала. Уже вторые сутки она ныла, утверждая, что подхватила инфлюэнцу от Рюджин или Юны, и отцу вообще не стоило пускать их спать на второй этаж.       – У нас есть отличные места в конюшне, – ворчала она. – Там тепло. Не думаю, что они так привыкли спать в кроватях, что не уснули бы в таком месте.       Несколько раз Йеджи хотела возразить ей, но отец останавливал. В последние несколько дней они ссорились столько, что он оказался почти полностью вымотан, и больше не хотел ни ругаться, ни вообще разговаривать с кем-либо из родственников. Йеджи его понимала. Они провели вместе всего около месяца, а она уже с трудом боролась с желанием выставить их прямо на улицу.       – Вы так думаете? Мне кажется, местная природа впечатляет.       – Природа, – усмехнулся мужчина. – Единственное, что меня волнует в этой природе, – сумма, которую можно было бы получить, если спилить все эти деревья. Столько леса и всё зря.       – Не зря. Это место – дом…       – Животные всегда найдут место, где могут жить. Они приспосабливаются, а вот люди не проживут без долларов в кармане. Будь у меня деньги, Йеджи, я бы сделал столько хорошего.       – Да? – Она скрестила руки на груди, всем видом показывая, что не верит ни единому слову.       У дяди были деньги, – их с отцом родители разделили своё состояние на две части, дав каждому из сыновей по половине на развитие своего дела. Получив их, папа уехал в Калифорнию, купил несколько доходных приисков и приумножил сумму настолько, что хватило на красивую виллу, большой участок и несколько отелей в самых крупных городах штата.       Дядя же решил остаться в Бостоне и быстро попал в круг «золотой молодёжи», состоящий в основном из детей богатых промышленников и владельцев плантаций. Тогда же пристрастился к карточной игре. Он пытался вкладывать деньги в недвижимость по советам друзей, но всегда прогорал. За несколько лет оставленная родителями сумма растаяла, и он совершил свою лучшую инвестицию, – купил билет на поезд до Лос-Анджелеса, чтобы поселиться вместе с братом.       Папа всё ещё выписывал ему пятьсот долларов ежемесячно, но он продолжал проигрывать их в карты или на ставках на петушиных боях. Каждый раз, когда они с Йеджи оставались наедине, дядя рассказывал, как много мог бы добиться, если бы у него была хотя бы небольшая сумма для очередного вклада. К счастью, Хван ещё в двенадцать поняла, что это способ выпросить у неё несколько долларов на игру.       – Я бы вкладывался в благотворительность. В Калифорнии так много беспризорников, Йеджи. Не говоря уже о всех тех несчастных детях, которые живут с индейцами.       – А что такого в индейцах?       – Они же безбожники, – ответил дядя, выпуская изо рта дым. – И они, и все эти нищие, которые каждый день приплывают на кораблях в поисках работы, и даже та девчонка, которая вчера привезла тебя домой. Они не знают настоящего Бога.       – А вы знаете?       – Конечно, – он улыбнулся.       – Тогда, наверное, в курсе, что Он учит людей не красть у ближних своих.       – На что ты намекаешь?       Она пожала плечами.       – Мой отец уже почти день разбирается с теми суммами, которые не донесли ваши дети. Это кража, дядя. Если вы такой знаток Бога, почему не научили их, что красть плохо?       – Уверен, дело не в моих сыновьях. Наверное, приказчики не донесли деньги.       – Ну, приказчики говорят обратное, – усмехнулась Йеджи. – Не стоит говорить того, о чём не знаете, дядюшка. И о Боге тоже. Пока мне кажется, что и Рюджин, и индейцы, у которых мы останавливались по дороге, куда ближе к Богу по поступкам, чем вы.       – Вот ведь наглая девчонка…       Он вскочил, словно собираясь её ударить, но руку почти сразу перехватила рука отца. Легко, будто дядя был плюшевой игрушкой, папа оттолкнул его в угол комнаты и завёл Йеджи за свою спину.       – Ты только что собирался ударить мою дочь? – С рычанием спросил он.       – Она слишком наглая.       – Она говорит чистую правду, и ты это знаешь. Не ты ли должен мне около пяти тысяч долларов? Когда ты брал их у меня? Год назад или два? Обещал, что вложишь в постройку станции, но проиграл на ставках.       – Зачем дал, если знал, куда потрачу?! – Венка на виске дяди запульсировала.       – Затем, что я тебе не нянька, чтобы контролировать, куда ты тратишь деньги. Я пообещал, что это будет последний твой долг, который я прощу, но потом твои сыновья украли у меня почти пятнадцать тысяч. Ты ведь не думаешь, что я оставлю это?       – Докажи, что это они.       – Бумаги уже готовы, – усмехнулся отец. – Зачем я вообще взял вас с собой?       – Ну, выгони, раз тебе плевать.       – С удовольствием, да только уверен, что вас волки пожрут. Боже, да от тебя алкоголем несёт за километр. Давай, – он толкнул его к лестнице. – Иди к себе и проспись. Завтра поговорим.       Матерясь и шатаясь, дядя с трудом поднялся по ступеням. Папа с усталым выдохом потёр пальцами и переносицу и привлёк Йеджи к себе, нежно обнимая за плечи.       – Ему вообще нельзя пить, – прошептал он.       – Может, стоит отправить его домой?       – Чтобы он продал свою виллу? Нет уж, здесь ему точно будет лучше. Потерпи их, дорогая, – он снова провёл пальцами по волосам и наклонился, чтобы поцеловать в лоб. – Рюджин не говорила, когда приедет снова?       – Через пару недель.       – У меня есть для неё кое-какой заказ. Снова поедешь с ней?       – Да, скорее всего.       Папа кивнул, и Йеджи заметила, насколько же большими и яркими стали синяки от усталости под его глазами.       – Тебе бы поспать.       – Да, как раз собирался, когда услышал, как он кричит. Ты ещё почитаешь?       – Нет, тоже лягу.       – Тогда приятных снов, – он опять поцеловал её в лоб. – Спокойной ночи, моя принцесса.