Гимн смерти

      Она сминает пальцами листки. Слова будто липнут к коже, когда находят подтверждение в мыслях. Гермиона резко хватает пергамент со стола и прижимает к груди. Ей нужно уйти отсюда, прочитать еще раз и хорошенько все обдумать.       Она бросает взгляд на преподавательский стол и чувствует зудящее беспокойство, когда видит Гонта. За ним следует трепет, который поднимается глубоко в душе.       Плечи вздрагивают, когда Рон обращается к ней по имени. Она отвлекается от мыслей, и холод реальности вновь пробирается под ее одежду.       – Что тебе пришло? – Рон повторяет вопрос.       Гермиона прижимает сказку к себе еще крепче, словно кто-то на нее претендует.       – Ничего, материалы по учебе, – она знает, что это погасит любопытство Рона.       Но в голубых глазах друга все еще горит настороженность, поэтому Гермиона натянуто улыбается.       – Мне надо идти, встретимся на занятиях.        Она поднимается и быстрым шагом идет прочь. Жаждет быстрее остаться в одиночестве. Она надеется, что Гонт не пойдет следом. Он увлечен беседой с другими преподавателями, но Гермиона знает одно: он наблюдает за ней всегда.       Она резко оборачивается, опасаясь поймать его мрачную фигуру. И спокойно выдыхает, когда никого не видит.        Спальня встречает ее тишиной и прохладой. Гермиона лениво потягивается и садится на кровать. Листки раскладывает веером. Вновь и вновь вспоминает слова сказки. Затем берет ручку и перечитывает текст, делает заметки, подчеркивает отдельные слова.       С каждой секундой появляется лишь больше вопросов.        Она бросает взгляд на собственную палочку и хмурится. Берет ее в руку. Прошло много времени, прежде чем Гермиона осознала: палочка – лишь инструмент. Настоящий источник магии – она сама, ее душа.        Что значит связь с Гонтом и что с ней делать? Знает ли он? Она прикусывает губу, вспоминая каждый отдельный момент их взаимодействия. Гонт знает.       Можно ли как-то разрушить зачатки их связи? Гермиона совсем не хочет быть привязанной к кому-то, она ценит свою свободу. Наверняка это можно как-то сделать. И тут же что-то колет в груди при мысли о разрыве. Гермиона чувствует дикую тоску, от которой хочется выть.        Она мотает головой, пытаясь отогнать ненужные мысли. Ей необходимо обдумать все до малейших деталей. Она собирает листки и прячет их в прикроватную тумбочку. Память о сказке ей нужно сжечь в своих мыслях перед занятием с Гонтом.

***

      Она знает, что это пустая трата времени, и все же, когда видит Гойла, не может удержать себя на месте. Ей хочется докопаться до сути, а без него это невозможно. В голове пробегает мысль опоить его сывороткой правды, но Гермиона гонит это.       Слишком безумно и опасно.       Можно обдумать позже.       Какая удача поймать его в одиночестве.       Гойл глупо смотрит на нее, похоже не осознав, как она посмела к нему обратиться. Гермиона решает прервать неуютную тишину. Она не думала, что он остановится, и теперь с трудом подбирает слова для разговора.       – Ты… Я видела, что что-то случилось со сборником сказок, ты не мог бы…       – Нет!       От него разит страхом, но Гермиона не может понять, почему.       – Мне надо идти, – быстро говорит он и убегает прочь.       Гермиона растерянно моргает. Он просто ушел? Не оскорбил и не начал язвить?       – Так, так, мисс Грейнджер, – она узнает этот голос из тысячи, – пугаете студентов? Как обычно пытаетесь что-то найти.       Гермиона резко оборачивается и видит Гонта. На его губах улыбка, как и всегда, когда он глумится над ней.         Она вдыхает его запах полной грудью и подавляет желание прикрыть глаза. Смотрит прямо, да и он не отводит взгляд, будто ищет что-то в ней.       – Вы ничего не знаете обо мне.       Между ними война, что длится уже давно. И чувство такое живое, будто оно имеет сердце и душу.       Гонт стирает призрак притяжения, когда открывает рот.       – Да ну? – самодовольство пронзает его слова.       Несколько аккуратных, почти кошачьих шагов, и вот он совсем рядом. Есть они с Гонтом сейчас, и невидимая стена отделяет их от всего остального мира.       Гермионе все равно, если кто-то увидит их рядом.       – Вы на этой неделе ведете себя слишком уж дерзко.        Она думает о том, что он опять играет с ней, поэтому не позволяет втянуть себя в очередную партию.       – Снимите баллы.       Он никак не реагирует на ее реплику.       – О чем вы думаете? Что ищете? – ей кажется, он размышляет вслух, а не задает вопросы.       Как странно слышать это от того, кто каждый вечер копается в ее голове. Он будто чувствует, о чем она думает.       – Знать воспоминания человека – не значит знать его душу. Так же как иногда и за именами не видно живых людей.       Он отходит в сторону, увеличивая расстояние между ними. Гермиона не двигается с места, смотрит. Она не сделает ни шага навстречу, ни шага назад. Чувства, что он будит в ней похожи на паутину, в которую Гермиона попалась так глупо.       – Увидимся с вами на занятиях, – снисходительно бросает Гонт и уходит. 

***

      Сегодня он совсем другой. Гермиона думает, не оставить ли ей попытку научиться считывать его эмоции? В этом омуте и потонуть можно, если забыться, а она иногда забывается. Слишком много времени уходит на то, чтобы понять его.       Ей неловко сидеть вот так перед ним без дела, пока он о чем-то размышляет.       – Вам мешают ваши страхи, – вдруг произносит он.       Она прокручивает в голове их сегодняшние разговоры, чтобы понять, почему он пришел к такому выводу. Ничего не находит, поэтому категорично заявляет:       – Нет.       Его лицо становится холодным и пустым.       – Посмотрим.       Он поднимается и наколдовывает черную змею. Возможно, это аспид. Гермиона задается вопросом, насколько она ядовита. Змея оплетает его руку и шипит. Он отвечает. Какое-то время они общаются вот так, а Гермионе достается роль зрителя.       Она не может уйти, будто прикована к стулу цепями. Какая-то часть ее души заворожена открывшейся картиной.        Настороженность внутри крепнет, когда Гонт перестает отвечать змее и смотрит прямо на нее. Он подходит ближе.       – Что вы делаете?       Ей ужасно неловко от собственного страха, от нервных ноток в голосе.       Выражение его лица спокойно. Губы плотно сомкнуты, чтобы никакие лишние слова не сорвались с них.       Гермиона приподнимается в волнении и вновь опускается обратно на стул. Гонт проверяет ее. Она выгибает бровь и смотрит на него с вызовом. Нет страха. Она не будет бояться. Это просто провокация.        Но он не останавливается и что-то шепчет змее, та вмиг отмирает на его руке. Гермиона впивается пальцами в ткань шерстяной юбки.        Он не посмеет. Не посмеет.       Ее убежденность тает. Очень коварно чувство безопасности рядом с ним, ведь тенью прячется обман.       Гонт медленно подносит змею к ее лицу, взглядом впитывает каждую эмоцию. Гермиона прижимается к спинке стула и крепко зажмуривается.       Она не в силах совладать с ужасом. Почти готова умолять его прекратить.       – Вы боитесь, – осуждение в его голосе задевает что-то внутри и заставляет ее взять собственные чувства под контроль.       Ей нужно несколько мгновений, чтобы собраться и посмотреть своему страху в глаза.       – Нет, – произносит твердо и подается вперед.       Глаза змеи темные, жестокие. Она, вероятно, с радостью укусит ту, что отнимает внимание змееуста. Гермиона переводит взгляд на Гонта и как бы спрашивает: что дальше?       Ему нравится испытывать ее.        Змея сползает ей на плечо, обвивается вокруг шеи. Чешуя неприятно царапает кожу. Каждое движение будто предвещает скорую смерть. Гермиона терпит, прячет страх в клетку из собственных костей. Она чует – проверка скоро закончится.        Он не убьет ее никогда. И эта вера слишком крепка. Долгая, долгая тишина, а потом он, наконец произносит:       – Вы справились.       Он опускает руку и призывает змею обратно. Костяшками задевает ключицу, от чего по телу бегут мурашки.       – А теперь, Гермиона, надо вернуться в реальность.       Она сначала не понимает, о чем он говорит. Но затем слова медленно обретают смысл. Она закрывает глаза и распахивает их уже в реальном мире.        Дыхание сбивается. На коже ладоней остаются следы от ногтей в форме полумесяца.       Это все было лишь внутри ее головы.       – Вы…– она готовится произнести гневную тираду, но он прерывает ее.       – Нет, вы. Вы так хотели мне не дать добраться до воспоминаний, что сами же угодили в собственную ловушку. И забылись. Я лишь помог вам.       Она кивает, проглатывая яростные слова. Он прав. Она потерялась внутри собственной головы.

***

      Иногда она чувствует, что задыхается. В этот вечер все становится невыносимым. Тоска и вина переплетаются, вынуждая Гермиону бежать прочь.        Она давится собственными слезами и не разбирает дороги. Некоторые картины что-то кричат ей вслед.       Стучит каблуками по темному полу, и в этих звуках словно скрыт крик о помощи. Эхо с жадностью поглощают стены Хогвартса.        Она добирается до астрономической башни и быстро поднимается наверх. Рыдания становятся все громче. Вся боль, накопленная внутри, вырывается наружу и отбивается о равнодушные стены.        Свет луны слабо скользит по камням, едва разбавляя мрак. Гермиона чуть ёжится от прохлады, которая несравнима с тем, как замерзает душа.       – Довольно позднее время для прогулок.        Она так погружена в свои мысли, что пропускает тот момент, когда остается не одна. Как давно Гонт наблюдает за ее истерикой?       Она видит, как он выходит из теней. Гермиона чувствует себя застигнутой врасплох. Оглядывается, будто хочет найти укрытие, но бежать некуда – у единственного выхода стоит он.       – Что вы здесь делаете?! – пытается быстро вытереть слёзы, но уже слишком поздно, – он заметил. Оставляет попытку. Руки безвольно повисают вдоль тела.       – Это я должен вас спросить, – резкая усмешка, как случайный штрих на картине.       Они смотрят друг на друга.       – Я просто… – она не хочет признаваться в слабости.       Он тяжело вздыхает и подходит ближе.       – Переживания вас однажды уничтожат, – озвучивает свой приговор.       Ее чувства усиливаются, она почти готова перенаправить боль в злость.       – Я не хочу быть как вы. Вы никого не цените, никого не любите.       Он не отрицает ее слов, лишь с интересом наблюдает. Его глаза заглядывают прямо в душу.       – И это делает меня сильным, а вот вы слабы. Только представьте, чего бы вы могли достичь, если бы никогда и никого не любили. Не были бы привязаны.       Его голос с небольшой хрипотцой разносится по башне.       Он говорит о том, что Гермиона называет одиночеством, но в его словах нет тоски. Наоборот, он будто бы гордится. Восторжен.       – У вас ведь не осталось никого? – ее голос смягчается.       – Нет.       Дорожки слез застывают на ее щеках. Она чувствует к нему жалость. Возможно, он и сам не осознает, насколько оторван от мира, чего лишен. Либо предпочел забыть об этом.       – Тогда мне вас жаль.       Он смеется в ответ на ее слова.        – Когда вы кого-то любите, то становитесь слабой, а временами и очень одинокой. Пожалейте лучше себя.       Она хочет спорить с ним до того момента, пока его убеждения не будут сломлены, но не вступает в борьбу. Это ее не касается. Лишь быстро говорит:       – Любовь и одиночество понятия разные. Первое не подразумевает второе.       Гонт холодно улыбается. Его лицо во мраке кажется до странного родным.       – Вы еще так наивны, моя Гермиона.       Она в замешательстве смотрит на Гонта. Чего он хочет? В его взгляде, что скользит по ее лицу, голод, природа которого ей пока непонятна. Он делает еще один шаг, сокращая последнее расстояние. Оглаживает ее щеку.       – Боишься?       – Нет.       По его взгляду она понимает, что он не верит ее словам. И почему-то ей кажется, что своим нет она рушит между ними последнюю стену. Напряжение изменяет свою форму на тягучее и искрящееся.       Заправляет пряди непослушных волос ей за ухо почти нежно. Пальцы скользят по коже и замирают на подбородке, крепко обхватывая его. Гонт наклоняется еще ближе. Расстояние становится настолько интимным, что она чувствует жар его дыхания.       Гермиона сглатывает вязкую слюну. Она не пытается отстраниться, хотя все внутри холодеет от ужаса. Он смотрит на нее почти с горечью. Блеск в его глазах напоминает ей об одиноких звёздах ночью.       – Как странно, – от его полушепота она крепко смыкает ресницы.       Его дыхание медленно скользит по щеке, а затем губы опускаются на дорожку слез. Все, что Гермиона чувствует, – жесткость чужого рта, влажность языка. Прикосновения обжигают кожу, высушивая слезы и пробуждая нечто глубоко внутри.       Его губы создают невидимые рисунки на ее коже. Они движутся медленно, собирая соль и влагу. В нежности, что расцветает внутри, хочется раствориться. Она уязвима перед ним, ее душа открыта.       Жара становится так много, что заполняет ее всю. Она не решается коснуться его в ответ, хотя ей и любопытно, как под ее пальцами будет ощущаться его кожа.        Мягкие касание прекращаются. И мучительно сильно хочется вернуть все назад. Она долго не рискует расцепить веки, опасаясь столкнуться с холодом в чужих глазах. Отравит ли он ее своим ядом, когда поймет, что совершил?       Его рука задерживается на лице дольше, пальцы ласкают кожу. И она, подчиняясь этой мягкости, распахивает глаза.       Гонт смотрит отстраненно, его душа закрыта, чувства надежно спрятаны.        – Идите спать, мисс Грейнджер, – шепчет он ласково и отпускает ее.       Ее не нужно просить дважды. Она убегает прочь и ни разу не оборачивается.