Гимн смерти

      Она проводят ладонями по щекам, то ли желая стереть прикосновение чужих губ, то ли удержать их на коже как можно дольше. У подножия лестницы Гермиона останавливается на мгновение. Жажда обернуться и посмотреть становится почти нестерпимой, но страх подавляет храбрость.       Что страшнее – увидеть его силуэт во мраке или наткнуться на пустоту?       Сердце оглушительно бьется в груди. Жажда и голод, крепко спрятанные внутри, покинули свою клетку. Чувств так много, и все они противоречат друг другу. Сомнения терзают. Какая-то часть души требует вернуться назад.        Руки безвольно повисают вдоль тела.       Какая же она слабая и как же… стыдно.       Надо забыть все это. Сделать вид, что ничего не было. Ночь околдовала и лишила рассудка. Его. Ее. Гонт был взрослым умным мужчиной, он не мог быть… заинтересован ей в этом смысле.       Краска стыда жжет ее лицо, стоит только малейшему воспоминанию промелькнуть в голове. Неприятные мысли отравляют душу. Мозг подкидывает самые разные причины, кроме самой очевидной – ее запечатывает страх.       Зачем ему это, зачем.       Поблизости никого нет. Это хорошо. Гермиона боится, что кто-то узнает. Паника распространяется по телу при одной мысли об этом. Гермиона глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться.        Ей нужно возвращаться в башню, пока она не попалась никому на глаза. Гермиона зажигает свет на кончике палочки и широким шагом идет прочь. Ее тень цепляется за шершавые стены.       Гермиона надеется, что ночь сотрет влечение и заодно даст ответ.        Быстро заходит в гриффиндорскую башню и тихо вскрикивает, когда видит чей-то силуэт на полу. Она успокаивается. Это всего лишь Гарри.        Кого она боялась здесь обнаружить? Гонта?       Гарри сидит на полу гостиной – печальный и потерянный. Он поворачивается в ее сторону и широко улыбается.       – Привет, ты что-то поздно, – в его глазах нет ни капли сна.       Гермиона застывает на месте на секунду, прежде чем проходит вглубь гостиной. Желанного одиночества ей не видать.       – Ты выглядишь уставшим, – она слегка задевает его локтем, когда садится рядом перед камином.       Глубокие тени под глазами Гарри – карта бесконечных кошмаров и бессонных ночей.       – Ты не лучше.       Их тихий смех заполняет гостиную.  Какое-то время они сидят в тишине и просто смотрят на огонь.        – Почему ты не спишь? – наконец, спрашивает она, разрушая иллюзию спокойствия.        – Когда я засыпаю, я словно проваливаюсь во тьму.       В груди вспыхивает беспокойство.       – Это не Волдеморт. Просто словно что-то живет внутри моей головы, и каждый раз оно становится сильнее.       От этих слов пространство будто съеживается. Блики огня отражаются на лице Гарри.        Гермиона кладет ладонь ему на плечо.       – Может, расскажешь кому-нибудь…       – Дамблдор знает. И он просил больше никому об этом не говорить.       Гермиона морщится. Очередное бездействие от Дамблдора не удивляет ее. Он будто в какой-то момент стал хранить так много тайн, что решил просто довериться судьбе и не решать ни одну из них.       Ее мысли вновь возвращаются к Гарри. Она перебирает следствия проклятий, магические недуги, но не находит среди них ничего похожего. Память устремляется к Волдеморту и его крестражам, что если…       – А ты почему не спишь?       Она вздрагивает, отвлекаясь от своей полу догадки.       – Я просто… хотела побыть в одиночестве. Иногда так скучаю по родителям, что не могу справиться со своими чувствами.       – Я понимаю, каково это потерять кого-то.       Он смотрит в пустоту, словно образы тех, кого он любил, застывают там.       – Возможно, со временем станет легче? – он задает вопрос, на который не ждет ответ.       Снова тишина стелется между ними. Гермиона опускает голову ему на плечо и закрывает глаза. С Гарри так спокойно.       В тепле гостиной она почти забывает о том, что произошло. Отпускает это на короткое время.        Проходит полчаса, час.       – Я не понимаю, как могут люди быть такими безразличными к тому, что сейчас происходит. Мир уже в огне, но иногда кажется, что большей части людей до этого нет дела.       Все, что раньше имело смысл, умерло.        Она собирается с мыслями, а затем отвечает.       – Каждый справляется с ужасом по-своему, это их способ выжить в будущем мире и не сойти с ума. Не стоит их винить.       – Кто-то погибнет за общее благо, а кто-то отсидится в своем теплом доме и спокойно примет новую власть. Я не могу, Гермиона…       Она прерывает его.       – Иногда страх сильнее чувства справедливости.        Он склоняет голову вбок, оценивая смысл ее слов.       – Наверно, ты права. Нам нужно идти спать, пока кто-нибудь из местных сплетников не приписал нам тайный роман.       Она напрягается, когда вспоминает все предыдущие сплетни о себе и Гонте. Но Гарри, слава Мерлину, не замечает ее странной реакции.       – Доброй ночи.       Она коротко улыбается ему:       – Доброй ночи. И постарайся хотя бы чуть-чуть поспать.       Гарри уходит, а она медлит. Ей нужен план, как теперь вести себя с Гонтом. Завтра у них занятие по плану утром, но она не может туда прийти такой.       Она колдует записку с просьбой отменить урок и превращает ее в маленького мотылька. Выносит его в коридор, из-за чего получает выговор от портрета Полной дамы, и отправляет адресату.       Она надеется, что никто его не перехватит. Ей нужно завтрашнее утро, чтобы справиться с собственными слабостями. К вечеру она, хоть и с трудом, будет готова. Не прийти дважды означает поддаться страхам и признать свое поражение. А этого допустить нельзя.       Гермиона не знает, почему вообще так легко позволяет себе быть уязвимой рядом с Гонтом.       Она должна бороться с этим. Чувства к неправильным людям действительно сделают ее слабой.        Им нужно обсудить то, что произошло. Разговор… О чем говорить?         Она представляет всю ту неловкость, которую испытает. Он скажет, что поддался мгновению, и на самом деле его не интересуют школьницы. Она, что никогда не рассматривала его в качестве любовного интереса, но в тот вечер была слишком уязвимой.        Возможно, ей просто нужно чье-то тепло.        Эти отношения, она впервые думает о них в таком ключе, обречены с самого начала. Между ней и Гонтом лежит пропасть, которая никогда не станет меньше. И все же ей неодолимо хочется познать его душу.       Она вспоминает неловкие поцелуи с Виктором, которые не вызвали в ней ни капли желания, лишь неловкость. И противопоставляет этому ту трясину чувств, что почти утянула ее на самое дно этим вечером.       Она жалеет, что не может поговорить с мамой. Гермиона закрывает глаза и пытается представить, какой совет могла бы получить. Ничего не приходит в голову.        Будто она стерла не только память своей матери, но и ее образ в собственной голове. Теряют ли родители связь с ребенком, когда забывают его?       Гермиона заходит в спальню, быстро переодевается и ложится в постель. Она прикрывает веки и перед глазами вновь вспыхивает сцена на башне. Эти воспоминания могут сломать и одолеть ее, поэтому она старательно гонит их прочь. Но они безупречно закрепляются в ее сознании.        У нее лишь получается делать вид, что она ничего не боится, когда внутри ее раздирает ужас. Мыслей слишком много, и вместе их хор превращается в безумный вой.       Она засыпает и всю ночь видит кошмары.

***

      Она хмуро бредет по коридору на завтрак, голоса друзей раздаются ей вслед. Рон догоняет ее и приобнимает за плечи.       – Ты обиделась, Гермиона? Ну честно, это в последний раз…       С ее губ срывается смешок. Рон списал ее смурное настроение на то, что они с Гарри попросили списать домашку по чарам. На самом деле такие мелочи заставляют ее чувствовать, что обычная жизнь продолжается.        Гермиона ловит несколько заинтересованных взглядов и сбрасывает руку Рона. Она совсем не хочет, чтобы кто-то сплетничал о них. Иногда Гермиона мечтает оказаться в месте, где никто ее не узнает.       Стоит войти в Большой зал, она сразу же смотрит на преподавательский стол. Тоска заполняет грудь, когда взгляд не находит Гонта. Обычно он приходит очень рано. Она не знает, почему вообще запомнила его привычки, но вероятно месяцы наблюдения за ним не прошли даром.        Гермиона пытается убедить себя в том, что ей все равно, где он. Но беспокойство не скрыть, не вытравить, оно сплетается с ее сущностью.        Она не знает, куда деть дрожащие руки, поэтому прячет их в карманы мантии.       Вот бы скрыться от мира на мгновение, но он совсем не хочется ее отпускать. Она продолжает временами невпопад отвечать друзьям и садится за стол. На губах застывает широкая улыбка, предназначенная для близких.       Вдруг будто что-то дергает ее за нити, и она поворачивает голову влево. Гонт входит в зал и идет в сторону преподавательского стола. И на секунду ей хочется сбежать, но он словно не замечает ее, хотя проходит совсем рядом.       Невидимые пальцы очерчивают линии на ее шее, но ощущение настолько мимолетно, что Гермиона списывает это на игру сознания.        Она утыкается в собственную тарелку. От волнения чувство голода притупляется. Гермиона начинает есть, когда замечает обеспокоенный взгляд Гарри.       Она смеется шутке Рона, когда неожиданно вновь чувствует это иррациональное желание посмотреть на Гонта. Поворачивается. И взглядом сталкивается с ним.       Ее улыбка гаснет, от его внимания жар охватывает тело. Они смотрят друг на друг несколько долгих секунд, пока он, наконец, не отворачивается и не выпускает ее из плена.

***

      Время занятия приходит неожиданно быстро. Гермиона не хочет заходить в кабинет, но тело словно действует отдельно от разума, руки толкают дверь. Прохлада окутывает кожу, стоит только оказаться внутри.       Гермиона глубоко вдыхает привычный запах трав и магии.       – Добрый вечер, – его голос звучит безразлично.​       Гонт напоминает мраморную статую, а не человека. Кажется, к его спокойствию можно прикоснуться. Это похоже на одно из его испытаний для нее.        – Добрый вечер.       Она быстро подходит к столу и садится. Взгляд Гонта медленно плывет по ее лицу, будто ищет что-то. Гермиона смотрит в ответ.        Она не говорит ничего, ждет, когда начнет он. Но Гонт молчит, и эта тишина неуютна, словно какое-то странное разочарование запечатано в ней.       Он берет пергамент с эссе в руки и начинает читать его. Тишина мучительна и неумолима. Гермиона не поддается. Она переборет его, не сдастся так просто.        Ее взгляд застывает на его руках, и в голове мелькает мысль… желание, чтобы он вновь к ней прикоснулся. Легко представить, как он проведет этими самыми пальцами по ее губам, а затем наклонится так низко, что дыхание коснется кожи, и…       Гермиона резко обрывает свои фантазии, когда его завораживающий голос вторгается в ее мир.       – Все же пришли, – и в этом насмешка.       Она ожидает, что он продолжит, но ничего не происходит. Сегодня он не лезет к ней в голову, лишь рассказывает о других способах защитить сознание, пока она делает быстрые пометки на пергаменте.       Занятие пролетает незаметно.       Гермиона успевает расслабиться. Ее почти радует, что Гонт просто сделал, вид, что ничего не было.       Она уже собирает свои вещи, когда он прочищает горло и слегка подается к ней. Его глаза блестят сквозь ресницы.       – Вы не хотите поговорить?       Он застает ее врасплох своим вопросом, почему-то она думала, что буря миновала. Гермиона опускает голову, пряча лицо за волосами, но чувствует его взгляд. Ей нужно собраться.       Секунда передышки.       Выпрямляется. Поднимает взгляд и тут же сталкивается с ним.       – Нечего обсуждать.       Будь она чуть храбрее, то сказал бы другое, но последние крупицы ее отваги превращаются в пепел рядом с ним.        – Значит, ничего не было? –  в его голосе обманчивая мягкость.       Она почему-то думает, что он пытается убедиться в том, что она ничего и никому не скажет.       В конце концов, для него последствий больше, чем для нее.       – Ничего, – произносит и понимает, что совершила ошибку.        Они ходят по кругу. Он играет с ней. Классика.       Он холодно улыбается.       – Тогда ещё раз замечу, что вам стоит прекратить прогулки по ночам. И, возможно, студентке Гриффиндора стоит стать более храброй.        – Не понимаю, о чем вы.       Гермиона срывается с места, но Гонт догоняет ее у двери. Он крепко обхватывает ее запястье, она напрягается от его прикосновения, но не пытается вырваться.       – Вы боитесь, поэтому и бежите от этого.       Прохлада сквозит в его голосе.       – Вы и я. Мы с вам очень похожи в глубине души. И поэтому вас ко мне тянет.       Она прикрывает веки, впитывает в себя его слова. Он прав во всем, но Гермиона не хочет это подтверждать.        Один неверный шаг, и она проиграет.       – Мир отвергает таких, как мы с вами, Гермиона, – слова гремят в тишине, и кабинет становится тесным от их тяжести.        Он резко отпускает ее.       – В пятницу вечером праздничная встреча клуба Слизней. Я ожидаю, что вы придете. Приглашение будет позже, – говорит он буднично, как если бы и не было вспышки эмоций раньше.       Ощущение прикосновения тлеет на коже. Гермиона проводит пальцами по запястью.       – И это одобрено? В такое время…       – Никто не может запретить провести небольшую вечеринку внутри замка, Гермиона.       Она не хочет быть зависимой от него. Как-то Гермиона читала, что некоторые волшебники испытывают болезненную привязанностью к отдельным видам магии и зелий. Она невольно сравнивает себя с ними, только ее одержимость – это другой человек.       Ее попытки выбраться из кокона чувств к нему проваливаются с оглушительным треском.        Уже у самой двери она оборачивается через плечо.       – Я приду.