Райское место

      — Лавандовый раф для… — Жан не закончил фразу, внимательно глядя на Марко, и поставил картонный стаканчик перед ним на стол, а рядом положил бумажный пакетик с черничным пончиком. Извинения лучше всего начать с приятных бонусов и внимания. Однако Марко его энтузиазм не разделял. Оторвавшись от просмотра документов, он щёлкнул ручкой и тяжело вздохнул.       — Жан, это лишнее. — Голос звучал устало. — И совсем ни к чему.       — Просто небольшой презент, забирай, — глухо отозвался Жан, пытаясь скрыть недовольство, и тут же поспешил к восседавшей на краю стола Леви Ханджи, которая пришла в очередной неописуемый восторг от своего апельсинового американо. Сняв крышечку, она с шумом втянула аромат, и воздух вокруг неё наполнился горьковатым и резким запахом цитрусов.       — Больная, — пробурчал Леви, отъезжая на стуле подальше и пытаясь скрыться из радиуса попадания апельсиновых паров.       Отдав остальные стаканчики, Жан вернулся на своё место. Он старался не пересекаться с Марко взглядом лишний раз, чтобы случайно не найти разочарования или отвращения в его глазах, но успел мельком, не без удовлетворения заметить, что пончик со стола пропал.       — Жан, сегодня после обеда я тебя арендую, — вдруг громко провозгласила Ханджи, и всё вокруг вздрогнули. — Нужна будет помощь в лаборатории, а то мой Моблит подхватил какую-то заразу и эту неделю сидит дома. Энни, надеюсь, справится без тебя? — Она соскочила со стола, ловко увернувшись от пытавшейся пнуть её ноги Леви, и в два прыжка оказалась напротив стола Жана.       — Без меня? Но я же не… — растерянно произнёс он, однако активное игнорирование происходящего вокруг Марко расставило всё по своим местам. — Ясно, — скривившись, язвительно отозвался Жан. — Да, Ханджи, я вам помогу. С радостью. — Он провёл мышкой по столу так сильно, что на нём остались царапины.       Ему стоило почаще напоминать себе, что его желания обычно оборачивались против него. А ещё лучше — что всё-таки гадить там, где ешь, запрещено на законодательном уровне. Если бы он сразу расставил все точки над «i», сейчас бы не скрипел зубами, наблюдая, как самый желанный им человек во всём мире, сидя напротив, прячется за монитором и двигается так осторожно, будто на него вот-вот набросится ягуар. Хотя, казалось бы, это Жан считался виноватой стороной, только вот своей вины он уже почему-то не ощущал.       Когда стукнуло девять, Энни замаячила перед его столом, кивком головы указывая на дверь. Жан молча поднялся, но не последовал за ней, а за несколько шагов пересёк кабинет, чтобы зажать наконец зайца в капкане. Он двигался так быстро, опустил руки на стол по обеим сторонам так резко, что тот зашатался, а Марко отдёрнулся и широко распахнул глаза, смотря на него.       — Как насчёт пообедать сегодня? Есть разговор, — негромко, но безапелляционно произнёс Жан, и Марко, не отводя взгляда, кивнул.       — Ладно. Я тоже думаю, что нам надо…       — Отлично. — Жан прервал его и резко выпрямился. — У Хистории, в час. Займи столик. — Он перехватил рацию у Рико и, не оборачиваясь, вышел из участка. И только снаружи смог наконец выдохнуть.       — Значит, ты всё-таки умудрился всё испортить, — подытожила Энни даже не успевший начаться разговор. Она смерила Жана испытующим взглядом и скрестила руки на груди, ёжась от прохладного ветра. — Удивительно даже.       — Заткнись, не твоё дело, — огрызнулся Жан. Можно было обойтись без лишних нравоучений от совершенно посторонних людей.       — Как грубо, Кирштайн, — фыркнула Энни беззлобно. — Ну что ж, тогда останешься без дружеского совета.       — Ой, да много ты знаешь? Вы с ним даже не друзья. — Жан отвернулся.       Они медленно брели к развилке, которая должна была разлучить их до конца дня. Несмотря на данное распоряжение, только в кабинете Энни они досиживали до обеда вместе, патруль у них всегда проходил порознь. Однако Жан не был против — побродить и подумать в своё удовольствие без и так вечно молчаливой Энни было только на руку. Он сделал пару шагов прочь, когда Энни остановилась на перекрёстке.       Несмотря на пробивавшееся через облака неяркое солнце, на улице и правда оказалось на удивление свежо. По крайней мере, забежать на пять минут домой теперь стало острой необходимостью, чтобы взять куртку и не простыть. И то, что пять минут могли вылиться в добрые два часа, Жан расценивал как случайный форс-мажор. Мало ли, что могло произойти, пока он искал куртку на вешалке.       — Не друзья. Но знаю его получше, чем ты. Как и все здесь. — Энни поправила чёлку тонкими пальцами и, обхватив себя руками, оглянулась по сторонам. — Что даже удивительно для человека, который так много времени с ним проводит. Или уже нет… — Её взгляд, острый и внимательный, снова устремился на Жана, и тот слегка сжался под его прицелом.       — О да, Жан Кирштайн снова самый тупой человек в городе, — раздражённо выпалил он. — Будет ещё, что сказать, или дальше продолжишь упражняться в остроумии? А если нет — то я пошёл.       — И куда же, у нас же работа? — насмешливо поинтересовалась Энни. На этот раз даже Жан не смог сдержать ухмылки — насколько несерьёзно звучала подколка.       — Ах, точно, ты ведь у нас самая ответственная здесь, целыми днями коридоры больницы патрулируешь. Ну, извини, такой вот я хреновый коп, только не сдавай меня, я тебя умоляю. — Если бы сарказм был физически ощутим, Жан бы заплевал им всю улицу. Энни только хмыкнула.       — И кто тут ещё упражняется в остроумии? Ладно. — Она вздохнула. — Если хочешь встречаться с Марко, придётся научиться играть по его правилам. — На этих словах она резко развернулась и уверенно направилась в сторону больницы.       — Да, как бы я справился без твоих советов, — негромко отозвался Жан, хмуро глядя ей вслед, и тут же поспешил в обратном направлении, к себе домой.       Ключи упали в маленькую глиняную ключницу на комоде возле двери, куртка так и осталась нетронутой висеть на крючке, кружка с чаем уже грелась в микроволновке, а Жан пытался найти сигнал получше. Накануне он договорился перенести еженедельный отчётный разговор с мамой на утро понедельника, ведь каждые пять минут нервно проверял уведомления и боялся пропустить звонок от Марко. К тому же он бы всё равно забыл его содержание через тридцать секунд, ведь мысли были целиком забиты тем, как бы ему разрешить ситуацию и помириться с Марко в кратчайшие сроки.       Когда же наконец весь чай был выпит, потому что на сухую её бесконечные допросы из разряда «А тебе точно ничего не будет за разговоры в рабочее время? Жанчик, я же так за тебя переживаю» выносить было невозможно, Жан поднялся в спальню в полной тишине. Обида и злость практически полностью исчезли, сменившись на некоторое осуждение: «Твоя кузина в очередной раз собралась замуж за какого-то араба», беспокойство: «У отца начался сильный кашель по утрам, но мы думаем, что ничего серьёзного» и злорадство: «Видела тут твоего приятеля со школы, Гарри, который ещё твой велосипед сломал, так он теперь развозит нам молоко каждое утро». А ведь раньше Гарри хвалился, что все его экзамены оплатит папочка и он поедет прямиком в Гарвард. Ну и где он теперь?       Однако один вопрос всё же заставил закруглить разговор фразой «Меня вызывают, пока», и телефон наконец замолчал. Мама удачно запомнила о существовании Марко, и теперь каждый раз интересовалась, как у него дела. «У тебя всегда было так мало друзей, Жан, не упускай Марко. Да, ты там ненадолго, но в жизни каждый друг пригодится».       Да. Ты как всегда права, мам. Друг ему точно пригодится.       За все двадцать пять лет Жан так и не смог напрямую сказать о своей бисексуальности родителям, да и оно было ни к чему, но, судя по иногда странным вопросам мамы, — она знала. Не говорила ему, но точно знала. И Жан был уверен, что и часть его «приятелей» в колледже она верно воспринимала не как просто друзей. И он был чертовски ей благодарен, когда на его истеричные «Мы поругались» она не задавала вопросов. Скрывать же девушек ему смысла не было, но тем не менее Жан мало распространялся о своих романах после того, как упорхнул из гнезда. Хватило первой подружки, которую мама до сих пор вспоминала с долей пренебрежения за то, что Жан всадил последние деньги на свидание с ней, а она в итоге так на него и не пришла. Ну, по крайней мере такую версию ей рассказал сам Жан. Знать же о том, что она встречалась и с его на тот момент другом, с кем Жан их и застукал в ресторане, ей было не обязательно. Нрав у его мамы был тот ещё.       «Дело не в тебе, дело во мне», «Кажется, я всё ещё люблю своего бывшего», «Знаешь, меня достало, что мы вечно спорим», «Я даже не собирался начинать встречаться с тобой, прости» и много чего другого неприятного слышал он за всю жизнь, а иногда и говорил сам. И долгое время Жан считал себя виновником неудач в отношениях, а в чём-то так и не пришёл к единому мнению, но его бескомпромиссность определённо играла роль в некоторой холодности со стороны потенциальных партнёров. И многие мириться с таким были просто не согласны. А те, кто соглашался, не нужны были самому Жану. И он уже готов был забить и дать себе перерыв, сосредоточиться на работе, хобби, на целях и планах на будущее, найти свой путь.       Когда появился Марко.       Марко оказался совсем не похожим на них. Да он вообще не был похож ни на кого из его бывших пассий, да и друзей тоже. Марко казался если не идеальным, то очень близким к такому. Умел находить верные слова, поддерживал, а главное — от него сносило голову больше, чем от самого лучшего алкоголя мира. И хотя Жан не был уверен до конца, ему казалось, очень сильно, что он смог бы помочь ему вырасти, стать тем, кем он должен был стать, и подарить такую любовь, которую никто до него подарить был не способен. А потому видеть на лице Марко злость, непонимание, разочарование, обиду было больно. Потому что он будто снова рушил всё самое хорошее, что наконец-то дала ему жизнь, пускай и таким странным способом.       Очистившийся от обиды после разговоров с мамой разум заработал с новой силой. Без злости, только на голом энтузиазме и влюблённости с толикой беспокойства, Жан ходил из угла в угол комнаты, по коридору до ванной и обратно, выбирая лучшие фразы, которые должны были не оставить Марко выбора, кроме как простить его. В реальность его вернули зазвонившие в полдень часы, и Жан спохватился, что может опоздать. К тому же назойливый голос Марко в его голове, утверждавший, что работать нужно всегда, независимо от количества работы, ведь с преступностью не угадаешь, выгнал его на улочки так опостылевшего Парадиза. Города, который Жан терпел только из-за одного человека.       Он прошёл мимо цветочной лавки и поборол порыв купить свежий букет ирисов. Проскочил мимо ювелирного, где недавно насмотрел красивые серёжки с серебром и обсидианом, которые вполне могли подойти Марко. Будь воля Жана, он бы завалил его любыми подарками, сколько бы они ни стоили. Сейчас же это казалось несколько неуместным.       Город жил в своём привычном ленивом ритме, в полдень все начинали потихоньку выползать из офисов, чтобы провести законный обед где-то вдали от рабочего места, и Жан, проверив время и хорошенько уже нагуляв аппетит, а вместе с ним и уверенность в своей неотразимости и словах, направился к ресторанчику Хистории. Сердце начинало колотиться быстрее от мысли, что Марко сидит там и ждёт его, что, наверно, тоже скучал и что всё забудется, как страшный сон.        Звякнувший колокольчик слегка усилил тревогу, но дал надежду, которую тут же забрал сам Марко, весело и непринужденно болтающий с каким-то светловолосым парнем. Как будто он его не ждал. Как будто ему было всё равно. Да ему и было, утром он очень красноречиво это доказал. И вся уверенность и отрепетированные слова мигом улетучились, как только Жан подошёл к его столу, и улыбка с лица Марко исчезла.       — Привет. — Он кивнул Марко, и под его убийственным взглядом парень быстро удалился, коротко попрощавшись. — Давно ждёшь? — Жан опустился на освободившееся место и сцепил пальцы в замок.       — Да нет, всего несколько минут. — Марко выпрямился и, пару раз проведя вилкой по тарелке, оставил её в покое и откинулся на спинку дивана, сложив руки на животе. — Так и о чем ты хотел поговорить?       — А то не знаешь? — вдруг неожиданно для самого себя вспылил Жан. — Нахрена ты это сделал? Сослал меня к Энни, — зашипел он, чтобы не привлекать внимания в ответ на недоуменный взгляд напротив.       — Да, наверное, это было некрасиво, но… мне нужно было побыть одному. И подумать, — неуверенно протянул Марко и закусил щёку, сразу отводя взгляд в сторону на стоявшие за окном в горшке белые петунии.       — Мог хотя бы мне сказать для начала. Это именно то, чего я боялся. — Скрестив руки на груди, Жан устало запрокинул голову на спинку. — Драмы на работе. Я и так свои отношения на люди выносить не люблю, а когда ещё и коллеги судачат, приятного мало, — пожаловался он, больше обращаясь к перечнице, снова разлучённой с солонкой, чем к Марко.       — Понимаю. — Он слегка подался вперёд и упёрся локтями в стол, сцепляя пальцы и поднося их к подбородку. — Я тоже не хотел доводить до такого, но… как вышло.       — И что надумал в итоге? — Жан искоса глянул на него и тут же снова принялся разглядывать розы за окном.       — Ничего конкретного, но думаю, что пока что нам отношения начинать не стоит, — помедлив, осторожно произнёс Марко. Огромный камень напряжения тут же упал вниз, задавив все органы вместе с лёгкими и сердцем.       — Это ещё почему? — В голосе Жана послышались панические нотки. — Мы даже не обсудили их нормально, мы…       — Вот именно, — кивнул Марко, прикрывая глаза. — Вместо этого ты решил провести беседу горизонтально. Что, кстати, указывает на то, что ты меня не слушаешь.       — Не слушаю?! — воскликнул Жан, едва подпрыгивая. — Да я слушаю всё, что ты говоришь, я…       — Тогда что я сказал тебе в наш первый поход в клуб? Когда ты еще так ёмко заметил, что не хочешь драм на работе, — спокойно спросил Марко, внимательно наблюдая за ним.       — Ты сказал… — Жан завис с приоткрытым ртом. Что ж, тут Марко не прогадал, вопрос оказался с подвохом. Они говорили так много и обо всём, но мало об отношениях. Разве что… — Ты сказал, что это очевидно, что мне нравятся брюнеты?       Мимо.       — Как интересно, что ты запомнил именно эту часть, — холодно произнёс Марко, вскидывая брови. — Я сказал, что отношения на один раз меня не интересуют и, — он вскинул руку, останавливая Жана, — начинать их с секса я тоже не люблю. Опыт, знаешь, бывал всякий.       — Ладно. Я учту. — Жан поёрзал и скрестил ноги, опуская голову.       — К тому же я, вроде как, упоминал о контроле в выпивке.       — Я себя контролирую!       — Шесть. Шесть банок пива, Жан, — медленно сказал Марко, снова закрывая глаза и хмурясь. — Как по мне, двух было бы более чем достаточно.       — Так я и не выпил всё, только…       — Ты выпил четыре. Это много.       — Ты уже начинаешь пытаться мне указывать, — процедил Жан, щетинясь и занимая оборонительную позицию.       — Я не указываю, я обозначаю свои границы. Учитывать их или нет — сугубо твоё дело. — Марко сделал паузу и отвернулся к окну. — К тому же мы всё ещё упираемся в твоё отношение к этому городу.       Жан тоже посмотрел на летнюю террасу, забитую посетителями. Сложно было отрицать то, что он не стеснялся проговаривать в разной степени учтивости по сто раз на дню.       — Я не знаю, что творится в твоей голове, я не умею читать мысли, а принимать решения за других не умею тем более. Но то, что ты настроен так нерешительно, да и другие факторы, которые я назвал, указывают только на то, что, по моему мнению, ты к отношениям пока просто не готов. И я не вижу смысла пытаться их начинать. Пока что, — наконец заключил Марко, обводя пальцем оставшиеся на столе капли от стекавшей со стенок стакана с лимонадом воды.       Жан поднял глаза, чувствуя, как начинала кружиться голова. Он не верил, что Марко и правда говорит это. После всех его приятных слов и действий, его флирта, объятий, он просто… сдаётся? Вот так просто?       — А мне ты не хочешь дать высказаться? — слабо поинтересовался Жан, пытаясь найти опору в деревянной поверхности стола. — Или ты уже всё решил за меня?       — Нет, конечно, я слушаю. — Марко качнул головой. — Это один из вариантов, и он не окончательный. Если ты сможешь меня переубедить, я буду рад.       — Я… — начал Жан, сделав глубокий вдох, и тут же замолчал. Выражение лица Марко не менялось, он следил за ним с толикой жёсткости и отчаяния. — Я думаю, что… — продолжал Жан, но слова никак не желали выходить.       — Хорошо, давай помогу. — Подавшись вперёд, Марко обхватил его кулак обеими ладонями. Тёплыми, такими привычными, которые хотелось сжать пальцами и не отпускать. Однако Жан не решился. — Ты можешь гарантировать мне, что это не закончится через неделю? Что ты не будешь заставлять меня нервничать и злиться из-за твоих… пристрастий? Что мы придём хотя бы к какому-нибудь компромиссу?       Жан слушал его, и каждое слово отдавалось эхом в черепной коробке. Он пытался разобрать их значение, сказать, что для него нет ничего проще, он будет самым идеальным парнем, которого Марко только встречал, но все его доводы разбивались о простое слово. Честное слово. Ужасное слово. Слово, которое нельзя было произносить, но оно само собой сорвалось с его губ.       — Нет.       — Что ж, тогда остановимся на моём предложении, — заключил Марко, тяжело вздыхая, и вернулся на исходную.       — И что… что ты предлагаешь теперь? — осипшим внезапно голосом, спросил Жан. Ему определённо необходим стакан воды и успокоительное. — Будем избегать друг друга?       — Нет, зачем? Это глупо. Я… Мне нравится проводить время с тобой, да и мы всё-таки напарники. Если говорить об этом, я могу попросить Эрвина вернуть меня к тебе, снова будем патрулировать вместе. — Заметив его растерянно блуждающий по столу взгляд, Марко слегка подтолкнул стакан к Жану. — Если ты хочешь.       — Да, я… хочу, — кивнул Жан.       Маленькие, уже подтаявшие кубики льда плавали на поверхности, вместе с листьями мяты, и Жану они были интереснее всего, ведь смотреть на Марко сейчас ему было невыносимо. Невыносимо страшно, что он больше не увидит того самого восторга и интереса в его глазах, которые были там постоянно. До этого дня.       — И, конечно, я не против общаться. Если дружба тебя устроит.       «Нет», — хотел крикнул Жан, но в последний момент промолчал, зная, как жалко это будет звучать теперь. Что угодно, но не дружба. Только не это ужасное подобие хорошего отношения, которым прикрываются люди, когда между ними пропасть длиной в бесконечность. Однако, видимо, ни на что другое он был не годен.       — Конечно, мы ведь и были друзьями, — натянуто улыбнулся Жан, продолжая кивать и смотреть на кружащиеся льдинки. Пить он уже не хотел. Он хотел утопиться в этом стакане.       — Тогда, если захочешь поговорить или погулять, ты знаешь, как меня найти. — Голос Марко чуть повеселел, он легко коснулся запястья Жана, а после, оставив пустую тарелку, ушёл. Только когда звякнул колокольчик, Жан резко вышел из оцепенения и уронил лицо в ладони.       Разрушенные отношения — Жан Кирштайн 8:0. Разгром всухую, такого наша команда давно не видела. Всё, что он мог, только слушать насмешливую музыку из аппарата, раздражающе бодрые голоса посетителей, громкий стук каблуков по полу, звон приборов о тарелки и тупой повторяющийся вопрос в голове «Почему я?».       До участка он добрался в глубокой прострации. На языке едва ощущался вкус спагетти с фаршем, которые Хистория, заметив его состояние, дополнила стаканом кофе за её счет, но он даже не заметил, как проглотил обед. Мир был словно во сне с тех пор, как Марко испарился из его поля зрения. Ему лишь хотелось, чтобы день поскорее закончился, хотя в Парадизе для него хороших дней будто не было заготовлено. Он толкнул дверь и молча на автомате вернул рацию Рико, скучающей за стойкой ресепшена. Как издалека раздался голос Оруо, продолжавшего донимать Петру возле кулера с водой.       — Да почему? Просто скажи, почему нет? — настаивал он, а она только закатывала глаза.       — Потому что у меня много работы. Я не хочу. Почему просто «нет» для тебя не достаточно? — жалобным тоном спрашивала она, пытаясь убежать в кабинет. — Оруо, мы сто раз уже говорили, я не буду менять свой ответ. Нет! — Она выкрикнула последнее слово и захлопнула дверь.       — Что? — рыкнул Оруо на прямой взгляд Жана, но тот только пожал плечами.       — Дерьмовый день, — ответил он. Ему казалось, что, даже несмотря на все их перепалки, у Оруо с Петрой и то больше шансов.       Коротко постучавшись, Жан вошёл в кабинет Ханджи. Несколько полок были забиты папками со старым отчётами, на длинных стеллажах покоились разные склянки и оборудование, а в центре, далеко от окна, под огромной лампой, загнув одну ногу под себя, на удобном катающемся кресле восседала Ханджи, а тень её на стене зловеще подрагивала от каждого движения. Пришлось прокашляться пару раз и позвать её, чтобы она оторвалась от разложенных на столе реагентов.       — А, Жан! — обрадовалась Ханджи. Её задор запустил мыслительный процесс в нужное русло, и Жан наконец очнулся от забвения. — Я тебя как раз ждала. Как день проходит?       — Не очень, — признался Жан, потирая шею и отведя взгляд. — Так а что надо делать?       — Ну, раз не очень, тогда я тебя обрадую. Как только закончишь, то я тебя отпущу, — бодро сказала Ханджи, и Жан вскинул брови. — Просто перетащи коробки со склада на эти стеллажи и можешь идти.       — Домой? — Ханджи кивнула. — Так тут дел на полчаса. — Жан прошёл в заднюю комнату, где стояло около двадцати внушительных картонных коробок.       — Вот и прекрасно. Быстро разберёшься и свободен! — Она вернулась за свой стол и снова склонилась над реагентами. — Тебе же наверняка есть, чем заняться? Подработка, например.       — Подработка? — Жан удивленно вскинул брови, нависнув над первой коробкой. — У меня же вроде полный рабочий день, куда ещё?       — Ну, не секрет, что загрузка у нас небольшая, поэтому многие занимаются чем-то параллельно. Петра, например, принимает клиентов по психологическим вопросам, Рико консультирует людей по дизайну. Леви всё пытается арендовать помещение под чайную. А это, — она указала пальцем на начавшиеся появляться внизу стеллажа коробки, — мне нужно для моих исследований. Биология и химия, — уточнила Ханджи на немое удивление Жана.       — А Марко? — Вопрос вырвался сам собой, и взгляд Ханджи стал внимательнее.       — Нет, он-то как раз не работает. У него же отец болеет, вот он и проводит с ним всё свободное время. Хотя, конечно, раньше ни в одной просьбе не отказывал. И починит, и с детьми посидит, и в магазин сходит, он вообще, знаешь… очень отзывчивый парень, — говорила Ханджи, покручивая ручку между пальцев.       — Повезло вам с ним, — тихо заметил Жан.       — Ты какой-то смурной. — Ханджи уже не занималась работой, только внимательно следила за Жаном со своего насеста. — Ой, нет, не туда, поставь повыше! — руководила она. — Всё хорошо?       — Да, вполне, просто… День сложный, — попытался слететь с темы Жан. Он был уверен, более чем на девяносто процентов, что она в курсе.       — Хочешь? — внезапно произнесла Ханджи, и в её вытянутой руке Жан увидел стеклянную бутылочку, наполненную желтоватой жидкостью.       — А… Там нет реагентов? — затушевался он, недоверчиво глядя на Ханджи и её блеснувшие за очками глаза.       — Да брось, это сок! Яблочный, местный. А то ты пыхтишь уже от усталости. — Она потрясла бутылочкой, и Жан сдался.       — Я, правда, больше апельсиновый люблю, но этот неплохой, — после пары скромных глотков отрезюмировал Жан и вернул бутылочку. Настроение само собой улучшилось, и он без труда забросил наверх оставшиеся коробки, а после сел на свободный, слегка пошатывающийся стул. — Больше помощь не нужна?       — Нет, пока нет, но я буду иметь тебя в виду, если Моблит опять заболеет. Справился отлично, — радостно провозгласила Ханджи, и тут в дверь постучали, а после, не дождавшись ответа, раздались шаги.       — А, привет, Жан, — коротко поздоровался Смит, когда тот, увидев его, подскочил. — Ханджи, зайди ко мне ненадолго.       — Я сейчас, — одними губами произнесла Ханджи и быстро убежала вслед за Смитом.       Оставшийся стоять Жан неспешно подошел к её столу, поглядел на несколько хаотично расставленных колбочек, разложенные в безумном порядке бумаги, залитую чем-то непонятным болотного цвета чашку Петри и автоматически потянулся за бутылочкой. Сок оказался необычайно вкусным, несмотря на сладость, которую Жан не очень любил. Неожиданно его взгляд зацепился за папку с делами. Посмотрев на дверь и прислушавшись к голосам, он вытащил первое лежавшее сверху «Дело № 704» и открыл его. Стучавшее ровно сердце неожиданно ударилось о горло, а кровь прилила к лицу.       «…наблюдается начальная электрохимическая коррозия металла…»       «…расплавление материалов в результате пожара…»       «…следы копоти и грязи на поверхности…»       Вверху стояла дата — шестнадцатое июля. Его первый рабочий день.       Голос Ханджи вдалеке зазвучал как сирена, и Жан, дрожа, поспешно запихнул папку на место и схватил с верхней полки первую попавшуюся книгу.       — О, химия? — удивленно заметила Ханджи, и Жан нервно кивнул, тут же поглядев на обложку.       — Я не то чтобы фанат, я больше гуманитарий, но в последнее время начал возникать интерес к науке… и всё такое.       — Ну, если захочешь почитать, у меня большая библиотека, не только по химии. — Ханджи уселась за стол и приятно ему улыбнулась. — Про всё такое тоже найдётся.       — Я запомню. Так я могу?.. — Поставив книгу на полку, Жан, аккуратно обойдя Ханджи в её слишком огромном для крошечной и забитой лаборатории кресле, сделал широкий шаг к двери.       — Да, конечно, спасибо за помощь!       — Ханджи, я… — Вдруг он остановился, и левая рука сама собой сжалась в кулак. — Это же вы занимались анализом той штуки в озере, о которую я порезался?       — Да, я, а что такое? Болит до сих пор? — Она напряглась и посмотрела сначала на него, а после на его руку и вытащила спрятанную за ухом ручку.       — Да нет, просто стало любопытно, что это было? — Жан постучал пальцем по стоящему рядом стеллажу, стараясь выглядеть как можно невозмутимее.       — Дерево, Жан. Дуб, если точнее. Остался там после урагана, то место не очень глубокое. Так что тебе, конечно, очень не повезло, — сказала она уже спокойнее, а после прикусила кончик ручки и, чуть оттолкнувшись, покрутилась в кресле.       — Конечно, дерево. Я так и думал. Ну, ладно, тогда до завтра, — деланно бодро произнёс Жан и, помахав, покинул лабораторию.       Вернувшись домой, он неспешно вошёл в кухню, но остановился возле фильтра с пустой кружкой. Что ж, правду говорят, что работа помогает от горестных мыслей. Теперь переживания о Марко его почти не донимали. Ведь если тот отчёт был именно тем, о чём он думал, то его коллеги не просто скрывали от него какие-то тайны. Они умудрялись бессовестно врать ему прямо в лицо.