Новый мир

Глава 20. Прислушиваться к себе

      Утро начиналось обычно. Проснуться, полистать что-то в телефоне, потянуться в кровати, позавтракать и почистить зубы – база, без которой Хёнджин чувствует себя не очень по утрам. Только вот было какое-то странное ощущение. Вот вроде всё и хорошо, но с другой стороны… Будто в голове сидит маленький червячок сомнения, который с каждой минутой становился всё больше и больше, а предчувствие становилось всё хуже и хуже.              Хёнджин-то по своей натуре суеверным не был – только конная сфера является исключением – никогда и довериться вот так просто спонтанному чувству не мог. Забросив мысли об этом в дальний ящик, пошёл принимать ванну. Сегодня можно было позволить себе такую роскошь, ибо первая половина дня у него почти свободна. После обеда пойдёт на конюшню – Чан попросил помочь, а дальше уже пойдут тренировки. Вернее, его работа. В общем, всё как обычно.       

***

      Заходя на территорию КСК, набрал Феликса, с которым они заранее договорились созвониться. В это же время сам ходил туда-сюда: отвести, забрать, почистить, посмотреть на состояние лошади – всё, о чём просили клиенты-частники или Чан.       – Вообще, отвечая на твой вопрос, скажу, что нет. Думаю, ближайшие месяца три так точно, я на Довгаль ездить не буду. Понял, что форсировал её сильно, она ещё попросту не готова. Только если на шоу выступим, но это разовая акция будет, а так работать в руках и с Дакотой, – отвечал на вопрос Феликса о езде на кобыле. Словно вспомнив что-то, встрепенулся: – О, так, надо Багдада забрать. Тебе удобно говорить ещё? – получив «м-м-м-м, ага» в ответ, продолжил: – Хорошо. Тогда за этим чёртиком пойдём. Пока давай расскажу что-нибудь – путь долгий…       Рассказ был о том, как Багдада «приручали», ибо мелким он был совсем диким – мама его пала при родах, а потому выкармливался и воспитывался он по большей части человеком. Те годы – да-да, именно годы – были тяжелыми. С каждым месяцем конь становился всё наглее и наглее, хоть с ним и работали, вплоть до того, что чанов отец попал из-за него – уже в который раз – в больницу. Но уже с тяжелым переломом одной руки и почти сломанными пальцами другой. Произошло это, когда коню было около шести лет – прошло не очень много, но достаточно времени с переезда к ним – и он был в самом своём расцвете «психов». Миндже вместе с женой в очередной раз пытались что-то с вороным бесом сделать. Если точнее, то погонять на корде на небольшом плацу, который, на тот момент, был единственной рабочей площадкой, готовой к эксплуатации. Чанми стояла в стороне для подстраховки – муж не хотел подвергать её большой опасности и взялся за коня сам. Однако у того планы были другие. Сначала, стоило ему завидеть уздечку, Багдад начал всячески «угрожать» зубами и невысокими свечками, даже куснул мужчину за руку, получив потом за это совсем лёгкий – следовало сильнее – хлопок по носу и окрик. Уздечка всё-таки оказалась на морде мерина. Пальцы после этого болели сильно. Уже на плацу конь стал показывать своё недовольство сильнее: козлы в никуда и в человека, свечи, резкие остановки и ускорения вплоть до карьера – до определённого момента всё было нормально. Затишье перед бурей было недолгим. Буквально минут десять. После Багдаду всё уже в конец надоело, и он решил перестать делать вид, что считается с чужим мнением, а потому резко развернулся на галопе на сто восемьдесят, потянув за собой Миндже, не отпускавшего корду. Чанми пыталась что-то сделать, но её остановил муж, попросив не вмешиваться и отойти в сторону. Коню надоело давление на рот, но сдаваться он не собирался, поэтому резко остановился и, стоило мужчине подойти ближе, мягко погладить по морде, приговаривая «всё хорошо, тише-тише», резко встал на дыбы и махнул ногами вперед, лишая «мучителя» опоры, тем самым уронив его на жёсткую землю вперемешку с песком. Во время своего «маха» Багдад ударил копытом прямо по руке, причём удар прошёл не по касательной, а пришёлся прям на кость. От резкой боли мужчина корду отпустил, и конь убежал, перепрыгнув забор, что в высоту был метр сорок. Подняться мужу помогла Чанми, параллельно набирая скорую, а затем позвонила и Чану, чтобы они с Хёнджином словили беглеца. После этого за Багдада взялись всерьёз. Теперь на его выходки реагировали сразу и резко, наказания стали жёстче. Над уважением стали работать чаще и со сторонним специалистом. Заняло это пару лет, некоторые вредные привычки остались, но зато теперь Багдад был адекватным и на земле, и под верхом. Стал честным, стойким, но остался серьёзным и ошибок не терпел. Только если человек ему уж очень нравился, таких он даже выручал.       – В общем, тяжело с ним было до невозможности, но сейчас наши девочки спокойно стартуют на нём и занимают призовые, так что, ну не сказать, что прям того стоило, но хотя бы мы остались в плюсе. Кстати, частично проблему решила кастрация, хоть мы и долго думали над этим. Одна Любава чего стоит, а сколько ещё таких жеребят могло бы быть...       Обойдя почти всё поле, Хёнджин нашёл коня в кустах, где ещё несколько минут пытался его поймать. Беготня туда-сюда под палящими лучами солнца и при температуре плюс тридцать давалась крайне нелегко. Было душно, прямые лучи жгли незащищённую кожу, мешали хорошо видеть, и с каждым часом становилось хуже – приближался солнцепёк.       Доведя мерина до конюшни и поставив его на развязки, всё так же болтая с Феликсом, но слушая уже его истории об учениках, парень пошёл за амуницией и щётками. Почистив, получил сообщение от Чана, в котором тот говорил, что скоро придёт. Хван хотел было начать коня седлать, но решил прежде звонок завершить, ибо было и так не совсем удобно. Буквально через минуту пришёл Бан.       – Слушай, тут Соён позвонила, сказала, что задерживается и сначала посмотрит кобыл с мелкими, а потом Багдада. Поэтому, – сделав паузу и почесав затылок, словил ушедшую мысль. –этого, – кивнул в сторону вороного. – в денник. Надо привести Довгаль с Дакотой и остальных кобыл-мамок. Их Соён просила или тоже в денники, или в небольшие левады песчаные. Тут уж сам решай. Она приедет через, – взглянув на наручные часы, сказал: – минут двадцать. Я попрошу кого-нибудь из рабочих забрать остальных, а ты иди за своей.       – Спасибо!       К моменту, как Хван забрал кобыл с поля, успела приехать Доктор Чон. Войдя в конюшню, он увидел её – невысокую девушку в белом, на удивление ещё чистом, халате с голубыми вставками. Её угольные волосы были завязаны в низкий хвост, чтобы не мешали при работе, а на лице красовались очки, придающие ей умный вид.       Познакомились они, когда Чан, Хёнджин и их новоиспечённый друг, Чанбин, ездили на практические занятия, что были частью курсов по ветеринарии. Соён там была помощницей ведущего врача, иногда подменяя его или делая часть работы вместе с ним. Столкнувшись позже ещё на нескольких семинарах, они обменялись контактами. Как позже рассказала девушка, она училась в ВУЗе на ветеринара, параллельно с этим обучаясь ещё и у её кумира – известного в Корее ветврача в конной отрасли, нынче он уже на пенсии, но в своё время многому научил Чон. Она пошла по его стопам и стала работать уже официально. Сначала пошла работать на конеферму в Сеуле, но позже ушла из-за плохого соотношения зарплаты и обязанностей. А через пару лет, когда «Бохма» из простенькой частной конюшни превратилась в довольно большой КСК, Чан позвал Соён работать здесь штатным ветеринаром, на неплохих условиях, где она сама составляла себе график и могла работать где-то на стороне в том числе. Часто она так и делала: первую половину дня находилась в «Бохме», затем ехала на вызов в другой клуб или наоборот. Позже для неё даже построили небольшой «центр», где было всё необходимое из списка, что сама девушка составила. В скором времени она планирует набрать себе небольшую команду, с которой работа шла бы легче, быстрее и проще. В свои двадцать пять Чон укоренилась на этом месте, срослась с коллективом и уезжать никуда не планировала.       – Соён-нуна, доброго дня! – радостно поприветствовал Хван подругу, ведя за собой двоих рыжих дам, она из которых, завидев девушку, звучно заржала и пошла активнее. – Хэй, тише, хорошая, не спеши так. Нуна, как ты?       – Ой, Хёнджин-ни, – протянув его имя, улыбнулась. – спасибо, что спросил. Да всё хорошо, ты как? Как девочки, сама тебе сейчас скажу, – обняв подошедшего парня, что выглядело забавно из-за ощутимой – двадцать два сантиметра! – разницы в росте, она принялась общаться с рыжими бестиями, старшая из которых требовала обратить на неё большее внимание. – Что ты? Недавно же виделись, ты так меня рада видеть? – сюсюкаясь, девушка словно бы забыла о предстоящей работе. Напомнила о ней Дакота, куснув край халата на середине бедра Чон и оттянув его.       – Эй! Я тебя этому учил? Где твои манеры, мелочь? – в полушутливом тоне отчитывал он малышку, которая уже отпустила ткань и подошла к мамке сзади сбоку, желая поесть здесь и сейчас.       Осмотр Довгаль прошёл быстро. Посмотрев зубы, вымя, глаза, ноги и остальной корпус, девушка посмотрела на лошадь в движении по разным поверхностям: асфальту, грунту манежа, траве – всему, что находилось в шаговой доступности. В целом, кобыла была в норме, только восстановление после родов займёт ещё три-четыре месяца, а там можно и постепенно высоты ставить, возвращаться в прежний темп работы. По Дакоте никаких замечаний тоже не было, лишь ответы на вопросы Хвана.       После девушка отправилась осмотреть другую кобылу, пока Хёнджин отводил своих на поле. Когда вернулся, посмотрели частную кобылу и дитё его клиентки, поэтому его присутствие было обязательным.       Затем они втроём отправились за Багдадом, пока Чон и Бан общались о чём-то своём – Хёнджин не вникал – и изредка поглядывали на друга. Тот сразу сказал о внезапном сегодняшнем порыве мерина укусить кого, потому они контролировали ситуацию, каждый делал это по-своему: Соён – оценивая цепким взглядом реакцию коня на действия парня, стоящего рядом с ним, а Чан был наготове, чтобы в случае чего успеть выручить Хвана и не дать лошади навредить себе или человеку. Повторная чистка – да-да, Багдад успел изваляться в опилках и пыли, пока был в деннике и паддоке – и седловка прошли спокойно, разве что на подпругу конь отреагировал отведёнными назад ушами. Предчувствие усилилось. В плохую сторону.       Застегнув сапоги и шлем, Хёнджин вышел из раздевалки. Одев коню уздечку, двинулся в сторону мАлого манежа, ибо там им никто не помешает. Чан и Соён шли сзади. В манеже было прохладно, что спасало в такой жаркий день. Взяв со стены короткий хлыст, Хван подтянул подпругу и с помощью приступки сел верхом. Бан же включил режим тренера, а Чон отошла в сторону, пристально наблюдая за парой. На шагу всё было замечательно, как и на разминочной рыси. На следующей рыси возникали небольшие проблемы со сгибаниями: вольты, боковые, углы, повороты – всё вызывало у коня недовольство, хотя такого не было уже довольно давно, которое он проявлял в помахиваниях хвостом, качание головой вверх-вниз и порой сопротивление, но это было только в моменты сильного для коня сгибания. Соён делала какие-то пометки в телефоне и изредка говорила Чану то, что нужно сделать Хвану, а затем смотрела на выполнение просьбы. На галопе в первые минуты пришлось сделать несколько остановок, ибо конь начинал сильно кашлять. Скорее всего то была пыль, но говорить ещё рано. Затем в течение нескольких минут стабильного рабочего галопа ничего не происходило. Ни-че-го. После прошаговки и нового полдъёма в галоп, Хван почувствовал неладное уже слишком сильно. В один момент конь перестал слышать руку. Благо, управлялся он и корпусом очень хорошо, так что огромной проблемой это не стало, но насторожило всех присутствующих. Позже перестал реагировать и на ногу.       Когда Хёнджин двигал коня ездой налево, делая свою правую сторону внешней, тот стал мотать головой и уж очень активно работать задом, будто сильнее подкидывать его. Внезапно, проезжая примерно середину стенки, мерин начал козлить. Хван усидел. Конь продолжил двигаться вперёд, набирая скорость. Преодолев короткую стенку, вновь вышли на длинную. Когда тревожность почти взяла верх, то был проезд между буквами E и K, Багдад резко остановился и развернулся на сто восемьдесят так, что сильно ударил слетевшего Хёнджина о стенку. Жёсткий удар пришёлся на руку, сдирая кожу. После падения Хван умудрился удержать в правой руке повод. Отпускать он не собирался в надежде на то, что конь просто останется стоять на месте. У того мнение было другое. Он резко подорвался в галоп, протаскивая Хвана по песку правым боком.       И Хёнджин отпустил повод. Через пару секунд он понял, что его нога онемела. Первая мысль была о том, что это, наверное, из-за удара о песок. Отогнав её, он встал и улыбнулся – получилось вымученно, хотя он надеялся на ободряющую улыбку – подбежавшему к нему Чану. Тот помог стряхнуть бОльшую часть песка с одежды и шлема. Обеспокоенно смотря на друга, он спрашивал о самочувствии того. Хван на всё улыбался и отвечал: «всё нормально, Чан-и, не беспокойся. Впервые что ли?». Бан не верил, но решил разобраться с этим позже. Усадив друга на приступку, ибо больше было некуда, помог Соён поймать коня. Они тихо переговаривались, рассуждая о том, что могло стать причиной такого поведения. Просто так лошадь никогда не причинит вреда человеку, всегда должна быть причина. Конечно, раньше Багдад совершенно спокойно и не такое делал, но то было раньше. Сейчас же конь стал другим. Ныне просто так он ничего не делал. Да, бывало, порой он козлил, когда весело было. Однако редко. А эта выходка… Непонятно.       Про телефон и обещание написать Феликсу он и не вспоминал, голову занимали другие мысли. Соён свой вердикт пока не озвучила, смотрела на движения на корде – абсолютно ужасные, если говорить откровенно – и только хмурилась. Ибо конь двигался никак. Вот вообще. Сгибаться ему было больно – это очевидно. Чон позвала Чана помочь обустроить место, где она будет смотреть коня и настроить кое-что, а Хёнджину сказала пошагать минут пять и приводить коня рассёдлываться. Тот несколько раз пытался «тащить» вперёд, вкладываясь в повод и начиная переть грудью, на что получал лёгкий шлепок хлыстом по груди и строгое «нельзя!».

***

      Столкнувшись с Феликсом, Хёнджин оживился. Парень был словно лучиком солнца в его жизни. Особенно в такие моменты… Он был как долгожданный проблеск солнечного света среди хмурых туч.       Дав краткие инструкции Ли, Хван передал коня друзьям. Затем забрал из раздевалки телефон. И тут уже понял, что забыл написать младшему или хотя бы предупредить его. Стало стыдно. Мало того, что попросил двух лошадей почистить – хотя в его обязанности это не входило, и он спокойно мог приходить к уже подготовленной лошади – и поседлать одну из них, так ещё и амуниция-то была ему частично незнакома… «М-да, Хёнджин, прошляпил ты знатно» – только это и занимало мысли. С другой стороны… Возьми он телефон с собой, чтобы как раз-таки написать, тот бы уже разбился, ибо карман бридж для него был на сбоку на правом бедре.       Однако, как бы голова ни забивалась, работа остаётся работой, а потому Хван постарался переключиться. Заниматься с этой парой было для парня в новинку. Если с Элегией и Марселем у Феликса мало-мальски установился контакт, то с Вейгелой – нет. Эта кобыла, хоть и является довольно мягкой и подходит новичкам, всё же не была самой простой. За несколько недель тренировок с ней Хёнджин это понял. Почти сразу об этом сказал и Сынмин, но ему такое было по душе, так что жаловаться тот не стал, лишь предупредив коллегу. Пока Ким выезжал кобылу, работал над её балансом и движением «от зада», ставил её в сбор, что текинцам даётся не так легко, совершенствовал её боковые движения, Хван занимался с ней в конкурном направлении. Гимнастика, кавалетти, жерди, различные «страшные» барьеры в руках и на корде – на всё у дамочки появилось своё мнение. И если ей не понравились стоящие по краям чухонца туи, то она будет всячески его избегать, не подходя даже на метр. Впрочем, когда кобыла стала более доверчивой, эта проблема почти решилась. Однако дело и в Хёнджине. Точнее, в его многолетнем стаже и опыте с такими разными лошадьми, что это не стало огромной бедой. Да, пришлось помучиться, но это того стоило, ведь через время кобыла спокойно шла на барьер на корде и на свободе, а теперь постепенно и под человеком прыгала «страшилки». В чём тогда проблема? Хван опасался того, что Вейга, прочувствовав мягкость Феликса, может «сесть на шею». Да, она для новичков, только вот и ей нужна рамка. Любая лошадь, насколько бы мягкой, нежной и выручающей бы она ни была, может стать наглой и перестать воспринимать человека как себе равного. Если человек вовремя не покажет, что с ним стоит считаться, что он тоже может быть строгим, жестким и требовательным, то быть беде. Только вот Феликс не такой, он мягкий, ранимый и чувствительный – это стало понятно за время общения с ним. Да, если он настроился решительно, его мало что остановит, но тем не менее, он часто боялся показать лошади «кулак» и начать требовать. Он боялся сделать что-то не то, что-то, что навредит лошади, а о себе не думал. Хотя, если так подумать, вряд ли Вейгела станет «показывать зубы» человеку, которого любит. Она сама его выбрала. С самого начала.       Поначалу тренировка проходила хорошо. Тренер объяснял необходимые вещи, без которых в спорте никуда, следил за выполнением поставленных задач и корректировал иногда, а ученик старался сделать всё «на отлично», видя в чужих глазах молчаливое одобрение. Всё было неидеально, но для новичка даже неплохо. Только вот появилась учебная рысь. На ней у очень многих возникают проблемы, как и на галопе. Часто люди замыкались, начинали бояться и плюхаться в седле, отбивая себе седалище и лошади спину. Со стременами отчего-то Ли было тяжелее, поэтому небольшую проблему решили радикально – полностью убрать стремена вместе с путлищами. Во-первых, так они не будут болтаться и биться о ноги всадника, не будут раздражать лошадь. Во-вторых, так легче вытянуть ногу и сесть глубже. В-третьих, такой способ помогал многим хвановым ученикам, а, как говорится, попытка не пытка. Лучше уж опытным путём найти необходимый подход или способ, который подойдёт именно этому человеку. И действительно, это помогло. Спина Феликса стала ровнее, плечи расправились, а ноги вытянулись вниз. На сокращенной рыси стало гораздо лучше. К концу было уже очень хорошо, как для второй рыси на учебной посадке.       Днём ранее Хёнджин обсуждал с Чаном кураторство и грядущие соревнования. Если с последними было в целом всё понятно: кто едет, на ком едет, какие маршруты, какие езды – и прочее-прочее-прочее, что могло всплыть позже, то с кураторством стало сложнее с прибытием ахалтекинцев. Почему? В Корее очень мало лошадей этой породы, а потому желающих прикоснуться и приблизиться к ним много. Сами по себе текинцы кони элегантные, даже для человека непросвещённого, что уж говорить о ценителях и спортсменах. После приезда первых теков значительно увеличился наплыв людей, а если объявить о возможности курировать такую лошадь… Что ж, это будет кошмар наяву. Поэтому на очередном собрании Бан поднял этот вопрос, чтобы люди из тренерского состава могли подумать и предложить кого-то из «своих» людей. Объявив, он дал две недели на раздумья. Хёнджин думал долго. Думал, стоит ли предлагать Феликсу это, ибо подвергать его огромному риску и скидывать на него такую ответственность было, мягко говоря, некрасиво. Но, понимая, что для Ли это важно, решил сказать. Тот обдумал, дал предварительный ответ. Однако Хван его не торопил, решил дать время.       Попрощавшись, парни разошлись каждый по своим делам. Феликс – домой, Хёнджин же направлялся за Импалом, но решил зайти проведать Соён и Багдада. Как сказала девушка: «Сложно всё, Джинни. Пока я ничего сказать не могу. Рентгены нужно делать, осмотреть и прощупать ещё раз через пару часов, проверить амуницию. Единственное, что могу сказать точно: реакция такая была на боль. Боль сильную. Я его знаю давно, тебя ещё раньше. Уверена, ты бы не стал делать ему больно намеренно. Нет, там что-то другое…» – объясняла она результаты краткого осмотра и выдвигала предположения. Хван же, ободряюще похлопав её по плечу, отправился в леваду за вороным демонёнком – так его прозвали в их компании из-за сильной возбудимости и постоянных активных выкидонов жеребца. Хорошо хоть, что было это только на земле и ограничивалось внезапным природным пассажем, громким ржанием и изредка махами ножками.       На полпути понял, что забыл переодеться и сменить обувь, потому, хлопнув себя по лбу, стал усердно – даже слишком – думать о том, что лучше сейчас сделать: пойти в раздевалку и уже с комфортом пойти за конём или же дойти эту чёртову половину пути, превозмогая дискомфорт, и переодеться уже потом, когда заберёт Импала. Победил второй вариант. Поэтому, прихрамывая, парень направился к дневному пристанищу жеребцов.       Едва завидев тёмную макушку, конь побежал навстречу, громко фырча. Получив пару кусочков моркови, обрадовался и активно зашагал рядом с человеком. В этот раз конь был спокоен. Возможно, то было понимание состояния Хвана, а может, и гормоны поутихли. В любом случае, что бы то ни было, парень был этому благодарен.       Оставив жеребца в дальнем деннике, которые специально располагались так, чтобы минимизировать нежелательный и ненужный контакт с кобылами, парень пошёл в раздевалку. Зацепившись длинным рукавом футболки за крючок для верхней одежды, вспомнил про ссадины на руке. Для начала решил всё же переодеться. Сняв сапоги, испытал ни с чем не сравнимое облегчение. Неудивительно, ведь, мало того, что сапоги и так сидят довольно плотно, так его правая нога ещё и отекла. Стопа потому, что на неё наступил Багдад, когда начал переть вперёд, а голень с бедром из-за удара. Наверное. Сняв бриджи наполовину, увидел расползающийся по бедру синяк. А вот с голени было больно. Очень. На отставшей – оторванной – ткани виднелся тонкий слой слезшей кожи. Здесь Хёнджин сказал себе огромное спасибо за регулярную восковую эпиляцию ног, ведь «голые» они эстетически нравились ему гораздо больше. Если бы не это, было бы ещё больнее. Полностью освободившись от бридж, осмотрел голень. Спереди, чуть уходя влево, красовалось большое красноватое пятно, напоминавшее полосу. Судя по нему, Багдад, убегая, успел ударить копытом по ноге Хвана, повезло, что удар прошёл по касательной. Глядя на тонкий слой запёкшейся кожи, странно, что на ткани не было пятен, грустно улыбнулся – не впервой ему получать «боевые» ранения. Но чтобы вот так невовремя – на носу крупные соревнования, а у него такое… Понадеялся лишь, что пройдёт быстро. Аккуратно обработав ногу и пострадавшую руку, надел штаны и кроссовки, в которых будет удобно, отписался Чану, что вместо привычной верховой тренировки, сегодня будет работать Импала на корде и в руках, ибо верхом сесть не сможет – не чувствует ногу и даже не может опираться на неё нормально, о какой нагрузке может идти речь?       Оставшийся день Хёнджин старался минимально напрягать начинающую болеть ногу. На тренировках клубных учеников и собственных клиентов выдавал всадникам рации, цепляя их тем за пояс, а сам садился на стенку или приступку и давал команды через собственную рацию. С Импалом в ту тренировку он работал над уважением и страшными предметами, где постоянно ходить или стоять не было необходимости. Чану и Соён он рассказал всё слишком размыто, дабы те не волновались и не начали его жалеть – это Хван терпеть не может. Однако первый, зная друга уже столько лет, застал его врасплох своим появлением в конце дня, когда «пострадавший» заваривал себе чай и разогревал ужин перед последней тренировкой.       – Покажи, что у тебя там с ногой, – парень, стоя у микроволновки, старательно игнорировал подошедшего Бана. – Хёнджин, – вглядываясь в лицо напротив, с нажимом позвал. – Посмотри на меня хотя бы. Я не буду тебя жалеть или распускать нюни. Покажи ногу, – настойчиво уговаривал – или требовал – старший.       – Чан, там нет ничего такого, простой ушиб, он пройдёт скоро, – попытался отмахнуться Хван, доставая разогревшуюся сырную лапшу с курицей.       – Тогда дай взглянуть, раз там «ничего такого», – под тяжёлым взглядом Хёнджин сдался. Устало потерев лицо, сел на угловой диванчик и задрал штанину. Глаза опустил в пол, точно нашкодивший ребёнок. – Джинни, – сменив тон на более ласковый, постарался спрятать за ним появившийся шок и лёгкое напряжение. – У тебя не «простой ушиб», тут дело посерьёзнее. Как минимум, несколько дней хромать будешь. В лучшем случае, пройдёт через две-три недели, – Хван тяжело вздохнул и опустил штанину назад так, как она и должна быть.       – Я поэтому и не хотел показывать. Ты снова начинаешь…       – Хёнджин, ты о себе хоть раз подумай-то. Ты с такой ногой если ездить будешь, только хуже всем сделаешь, – бросив взгляд на Хвана с лицом «заткнись-уже-поскорее-бесишь-меня», устало выдохнул. – Давай так, ты идёшь домой, тренировку последнюю я проведу за тебя. Завтра даю тебе выходной, в обед заеду и поедем в травмпункт, пусть посмотрят и скажут, что мне с тобой делать. Я сегодня к тебе ещё зайду, принесу всякого. И нет, ты не сможешь этого избежать, я тебя знаю – пустить всё на самотёк не позволю. Понял? – на удручённый кивок улыбнулся. – Хорошо, – потрепав по голове и взлахмачивая брюнету волосы, разогрел еду и себе. – Приятного, сейчас поешь и иди домой.

***

      Избежать настойчивой заботы у Хёнджина и правда не удалось. Придя домой, парень уже пожалел, что поддался на уговоры – требование? – Бана. Хотя, когда через пару часов он начал чувствовать ногу, и та заболела, был даже благодарен, хоть и не признавался в этом самому себе. Боль доходила до того, что даже переворачиваться с одного бока на другой в мягкой постели было ужасно некомфортно и неприятно, стоило коснуться чего-либо ушибом. От этих ощущений он сбежал привычным для себя способом – сном.       Проснулся от лёгких толчков в плечо. Это пришёл Чан, которому Хван накануне дал ключи от дома. Кками даже не тявкнул на – для него незваного – гостя, очень уж он любил всё семейство Бан. А поэтому совершенно спокойно сначала зализал парня, а потом и любезно провёл его в спальню хозяина. Тот, ещё сонный, попытался сесть – очень неаккуратно – и тут же болезненно охнул. Бан, наблюдавший за этим, помог другу нормально устроиться на кровати и, с разрешения задрав пижамную штанинку, обработал её, затем нанёс мазь, купленную по совету матери. Хван тихо шипел, сначала от больно щиплющей перекиси, а потом от резкого холода. Теперь он окончательно отошёл от сна. Чан, увидев это, показал парочку мазей, гель и средство для обработки ран и объяснил, что, куда, зачем и когда. Перейдя на кухню, Бан увидел довольно плачевную картину: пустой холодильник и отсутствие каких-либо запасов тех же круп. Мда, не очень вышло. Ну хоть чай да кофе были, будет с чем время коротать. Заварив себе и другу по кружке ромашкового, позвал его. Пока тот спускался по лестнице, набрал Чонина и попросил прийти, забежав перед этим в магазин. Хван же, хромая уже заметно и опираясь рукой о стены, дошёл наконец до кухни. Опомнившись, насыпал Кками корм в пустующую с утра миску и заменил воду.       Совсем скоро пришёл Чонин, которого встретил и впустил Бан. Парень тащит в каждой руке по огромному пакету, хоть и сказано было привезти немного чего съестного, чтобы Хван не умер до завтрашнего обеда. Сгрузив пакеты старшему брату, Ян быстро разулся и, погладив пришедшего на звук открывающейся двери пёсика, побежал на кухню       – Хёнджин-хён! – то ли радостным, то ли обеспокоенным, то ли взволнованным – скорее, всё вместе – голосом позвал парень. – Хён, ты как? Как себя чувствуешь? – Смахнув с глаз мешающую чёлку, Ян наклонился ближе к старшему и приобнял его, не давая встать – Чан предупредил, что напрягать Хвана лишний раз не стоит.       – Ой какие мы тактильные сразу стали, – усмехнулся Хёнджин. Сам по себе Чонин был не особо тактильным и часто убегал при попытках его обнять, но когда волновался и сильно переживал за кого-то, сам становился инициатором. – Та нормально со мной всё, всего-то ушиб слегка ногу, ничего страшного там нет, – бросив взгляд на вошедшего Чана, добавил: – чего твой брат такую трагедию развёл-то?       – Хён! Ты слишком халатно относишься к своему здоровью. Ну ничего, мы с Чанни-хёном тебе поможет. Смотри, я тут твоё любимое мороженое взял, – указал в сторону Бана, разбирающего пакет. Выяснив, что с Хёнджином всё нормально, помог брату.       – Чонин, сколько я тебе за это должен? Тут же по любому не настолько маленькая сумма, что никак не ударит по кошельку.       – Не надо мне ничего возвращать! – сразу запротестовал младший. – Главное, чтобы хён был в порядке.       – О, Нини… Спасибо.       От Чонина принимать заботу было будто легче. Хван всегда воспринимал его как младшего брата. Особенно, когда Чан по уши погряз в семейных заботах и помощи на конюшне, Хёнджин приходит на помощь тогда ещё ребёнку, уделял ему как можно больше внимания и окружал заботой и поддержкой так, чтобы тот в ней вовсе не нуждался. Возможно, то было из-за отсутствия в семье детей его возраста или с разницей не в пятнадцать лет. А может, и из-за того, что ему самому не доставало этого от родителей, хоть он и был единственным ребёнком в семье. Чонина хотелось оберегать, помогать ему и быть опорой. Тот рос незаметно, но в то же время быстро. Казалось, только вчера праздновали его тринадцатый день рождения, а вот перед Хваном стоит уже взрослый самостоятельный парень.       – Хёнджин! – из мыслей вырвал окрик Чана. – Ты чего в облаках витаешь? Спрашиваю: тебе что поесть приготовить на завтра? Ты сегодня ещё есть будешь?       – На своё усмотрение делай. Последний раз я ел, – взглянув на часы на стене, посчитал, – в семь, прошло четыре часа… Не, только чай выпью с печеньками, – взгляд упал на упаковку сладостей, любезно купленных Яном.

***

      Как стукнул час ночи, братья засобирались домой. Остаться не захотели, видите ли, живут близко и им всего ничего идти. Пока Чонин отошёл в уборную, Хван с другом стояли на крыльце, молча рассматривая звёзды.       – Слушай, Хёнджин, – тихо позвал Бан. Увидев, что тот слушает, слегка повернув голову, продолжил: – Извини за это, – неопределённо махнул руками в воздухе. В жесте и голосе чувствовалась вина. – Я должен был сам сесть на Багдада… Или не дать тебе этого сделать после его укусов, про которые ты говорил… – Хёнджин слушал, не перебивая, давал выговориться. – Чёрт, ха-а-а-а, – протяжно выдохнув, замолчал. – Блять, я не должен был. Мне искренне жаль, что так вышло. Я даже и не подумал, что может так получиться… – закрыв лицо руками, устало его потёр и окончательно умолк.       – Твоей вины в этом нет. Никто не мог знать, что произойдёт. Ты уже позаботился обо мне и знатно выручил. Ещё и дал выходной и, когда у тебя будет обед, повезёшь меня к врачу в убыток себе. Чан, да многие об этом и мечтать не могут, – тихо, словно боясь спугнуть ставшую интимной атмосферу, отвечал Хван. – Не вини себя, никто не застрахован от подобного. У меня же не перелом, а лишь ушиб, может, и полегче что. Так что, – уже чуть более оптимистично проговорил: – спасибо тебе за всё. Лучше займись Багдадом, уверен, неспроста это он.       Стоило Хёнджину закончить, как из дома вышел Чонин. Коротко обнявшись, парни попрощались. Бан ещё раз напомнил о мази, которую нужно будет нанести перед сном и после сна, и, улыбнувшись, пошёл к калитке. Ключи оставил у себя.       Сон, что неудивительно, не шёл. Сначала Хван долго ворочался, превозмогая тянущую тупую боль, затем, понимая, что заснуть в ближайшее время не получится, пошёл заваривать чай, купленный как-то Чаном, потому что: «если этого не сделаю я, хрен ты сам купишь» – специально на такой случай. Одно время у парня были проблемы со сном, которые таким образом решил Бан, узнав о них совершенно случайно – Хван рассказывать не собирался и не делал этого. Чан, точно ищейка, сам всё вынюхал и своим: «я не спрашиваю – я утверждаю» – поставил в тупик.       Чашка чая особо не помогла, и Хёнджин полез в телефон. Листая социальные сети, думал о том, что пора бы и ему уже пару постов сделать, а то с момента окончания командировки он ничего не выкладывал. В ленте попадались фото и видео счастливых клиентов или друзей-конников. На глаза попалась публикация Дарьи, с которой они изредка списывались. Девушка выложила видео, где едет Малый Приз на полной сестре Хафура, только та по масти вороная и старше на три года. Как узнавал парень, кобылу эту девушка заезжала и выезжала сама. В следующем посте уже было видео, где они с лошадью развлекались, бегая и играя в поле. Подход девушки Хёнджину импонировал, следил за её аккаунтом он с радостью. Та, видимо, увидев поставленное «нравится», тут же написала парню с вопросами. То о Хафуре справлялась, то об остальных подобранных лошадях, то о внутреннем устройстве «Бохмы». Последнее показалось Хвану странным, но он решил на этом не сосредотачиваться.       Заснул Хёнджин только в половину пятого утра, а проснулся в двенадцать. Первым делом проверил телефон, чтобы увидеть чаново «заеду через час». Кое как принял душ и позавтракал простенькими рисом с курицей в кисло-сладком соусе – фирменным блюдом Чана.       Уже через сорок минут они сидели под дверью травматолога.