Fatum

На улице прохладно. Начало лета в этом году выдалось сырым, а сильные ветра с моря принесли свежий соленый воздух. Хотя обычно в «Долине пионов» с мая стоит удушающая жара, и только близость к воде спасает её обитателей от зноя летних дней. Чимин проводил тут, в заботливом окружении нянек и мамы, почти все летние месяцы в детстве. Он помнит, как носился в детстве по узкой дорожке между скал, желая поскорее окунуться в прохладную воду, пока нянюшка, не поспевая за ним, громко кричала, прося подождать. Помнит, как смеялась мама над этими шалостями, а потом учила плавать, а отец, который старался как можно чаще вырываться из столицы, катал на спине по волнам. Маленький, верящий ещё тогда в сказки, омежка представлял себя волшебной русалкой, плывущей по своему царству. А возвращаясь, Чимин всегда прихватывал сокровища — камушки, ракушки и веточки, которые находил на берегу. Родители даже шутили, что скоро им придется отвести целую комнату для всех находок сына. Чимин с усилием прогоняет вновь нахлынувшие воспоминания и смотрит на небо. Серые свинцовые тучи нависают над домом, срываясь первыми крупными каплями. Первые редкие капли дождя падают на каменные ступеньки крыльца, оставляя на светло-сером, темные следы. А жалящие порывы ветра раскачивают ветви растущего напротив дуба, безжалостно трепля нежные остроконечные листья и стебли цветов в саду. В воздухе отчетливо пахнет влагой. Быстро спускаясь по ступенькам, омега даже не задумывается о том, что может промокнуть. Погода под стать его тревожному настроению, и в душе собирается такая же буря, как и на небе. У Чимина с самого приезда нет почти никаких дел. Только раздать парочку приказов управляющему, что закупить, что поправить, да с домоправительницей мисс Ким переговорить о планах на ужин, да на что в саду садовнику обратить внимание. А так жизнь поместья текла привычно и без него. Тишина. Покой. Казалось бы, именно то, в чём он так нуждался посреди суеты и множества дел во дворце. Ни шумных балов, ни выездов и пикников, ни королевской охоты, с организацией которой та ещё морока. Ни омежьих обедов в одной из гостиных, наполненной шушуканьем, да сплетнями, лишь слегка прикрытыми вежливой обёрткой. Но ему невыносимо душно в собственном доме. Душно и мучительно с самого приезда. Всё тут, каждая комната, каждый уголок и каждая мелочь напоминают о прошлом счастье, которого больше нет и, скорее всего, никогда не будет. А ещё необходимость пересекаться с мужем. С мужем, поведение которого он так и не смог понять. Юнги омеге почти не докучает, облюбовал кабинет отца и проводит там практически все дни напролёт. По крайней мере, так утверждает Уён, тайно разведывающий для омеги, как обстоят дела у его мужа. Чем альфа уж там занят, Пак толком и не знает. Мин лишь в самом начале уточнил, может ли он взять на себя дела, связанные с поместьем, и, получив разрешение, практически исчез. У него то гонцы с письмами из столицы, то местный управляющий заглядывает, а как-то раз даже доверенный человек из графства Мин приезжал. Тоскливо. Одиноко. Слуги, словно чувствуя настроение господина, стараются тоже не мельтешить перед глазами, один лишь Уён всегда рядом. Чимин каждый день твердит себе, что это почти в точности то, о чём он так мечтал, за исключением лишь одной детали. Одного человека, присутствие которого заставляет нет-нет да тревожно дернуться. Это словно инстинкт, привычка, выработанная годами. Герцог не может почувствовать себя расслабленно и спокойно в собственном доме. Он не может довериться, даже несмотря на то, что Юнги с первого же вечера тут удивлял. Сначала за лёгким обедом, сразу по прибытии, тихо и достаточно искренне принес свои извинения за подозрения, слова и обвинения, которые позволял себе во дворце, заставив омегу ошарашенно кивнуть и задумчиво промолчать весь оставшийся день. А после… Чимин видел своего мужа только на ужинах, где тот всегда предельно вежливо интересовался самочувствием омеги, и спрашивал, не требуется ли чего. Первые недели всё внутри Пака бунтовало, вихри злости и отчаяния охватывали его тело, стоило Мину появиться перед глазами. И в ответ на светские расспросы хотелось зло кричать — «я хочу лишь одного, чтобы ты отсюда исчез», потому что взращённый годами страх, когда рядом альфа, никуда не исчезал, рождая в голове страшные картины. Чимин сдерживался. Боялся привычной по прошлой жизни расправы и молчал. Отговаривался вежливыми, ничего не значащими фразами. А Юнги продолжал шокировать. Он, несмотря на опасения, так и не переступил порог спальни омеги, а заметив, как Пак напрягается и замирает, стоит ему приблизиться, стал держаться немного на расстоянии. Да и вообще старался не сильно надоедать хозяину поместья своим присутствием. И если бы не встречи по вечерам и постоянную тревогу, Чимин мог бы с лёгкостью представить, что живёт, как и хотел, в одиночестве. Но не признать то, что такое поведение альфы подкупает, дарит, возможно, ложную надежду, Пак не может. Однако доверять и верить не спешит. Кто знает, не скрывает ли Юнги свою волчью натуру овечьей шкурой? Омега присматривается, щурится оценивающе и с каждым днём позволяет себе чуть больше. Как ловкий канатоходец, представление которого он как-то видел в столице. Маленькими неуверенными шажками каждый день отпускает свою подозрительность, пытаясь удержаться на тонком канате своей жизни и не свалиться вниз, чтобы оглушающе громко, на глазах изумленной публики, разбиться. Он всё ещё не понимает причин, почему муж не требует близости и не берет то, что полагается ему с момента, как священник соединил их брачными узами. А спросить напрямую не решится, наверное, никогда. Кто знает, какой ответ он услышит и не подумает ли альфа, что это прямое разрешение все же потребовать исполнения супружеского долга? И, наверное, это единственная причина сейчас, спустя почти два месяца, почему он никак не может расслабиться полностью, словно внутри омеги натянута тонкая струна недоверия, готовая порваться от любого неправильного движения и выпустить все спрятанные эмоции. А сам дом манит. Манит теплыми воспоминаниями, воскрешает в сознании картинки счастья и любви, которая, может быть, между альфой и омегой, будит мечты о топоте маленьких босых ножек и легком гомоне слуг. Чимину так хочется вернуть ту радость и искренность, которые всегда царили в этом доме. Наполнить комнаты светом и смехом. Легкими шагами и тихой болтовней прислуги. И Чимин не уверен в том, что лишь одни детские воспоминания рождают это желание. Кажется, что и муж, который ведет себя более чем достойно, заставляет сердце сжиматься в предчувствии. Их спокойные вечера, на удивление, плавно вошли в привычную жизнь. Теперь, спустя столько времени, Чимин уже не так явно отшатывается от альфы, когда натыкается на него где-то в доме. Иногда омега даже позволяет себе заводить или поддерживать ничего не значащую беседу, пока им подают еду. Юнги… оказался интересным собеседником. Начитанный. Вежливый. Мин чем-то неуловимым иногда напоминает Чимину отца. Надежностью. Добротой, скрытой за шутками и острыми замечаниями обо всем на свете. Временами рядом с ним Пак чувствует себя иррационально спокойно. Но дверь в свою комнату всё так же на ночь подпирает комодом. Омега своим ощущениям и суждениям о людях не сильно доверяет. Та же история с Тэхёном лишь наглядно продемонстрировала, как Пак ошибался, считая мужа короля не способным на подлость. Внутри Чимина, словно спутанный клубок разноцветных ниток, мешанина из противоречий и эмоций. А настроение меняется по несколько раз в день, заставляя нервничать, плакать или отупело молчать, смотря в одну точку. И только на берегу моря, обдуваемый южным ветром, наступает какая-то ясность и он пытается размотать эту путаницу в своей голове. Страх. Страх, что Юнги окажется таким же зверем, как и Хаджун. И этот ужас, просыпающийся внезапно, заставляет передвигаться по дому бесполой тенью, приученной за годы прошлого брака, ходить практически бесшумно, опуская глаза в пол и ни в коем случае не лезть с разговорами и расспросами. Довериться и поверить с легкостью в то, что альфа не тронет, опасно. Первый муж наглядно показал, как просто пробудить монстра. Чимину по глупости думал, что год, проведенный во дворце, закалил характер и способность противостоять альфам, ведь там он ими был окружён. Но нет. Здесь, сейчас, вдали от двора и многочисленных придворных, перед которыми нужно играть роль, Чимину снова страшно. Любопытство. Чувство, которое казалось, исчезло много лет назад, а теперь маленькими побегами прорастало вновь в душе. Омеге был любопытен этот альфа. Ему нравилось слушать рассуждения Юнги о традициях других народов, обсуждать политику или вспоминать забавные случаи из жизни. Мин частенько делился воспоминаниями из детства, о баталиях, которые он устраивал с друзьями на деревянных мечах, о гувернёрах, в ужасе сбегавших от сорванцов. В такие моменты Чимин забывал о страхе, забывал держать холодную маску на лице и мог весело хихикать, прикрывая рот ладошкой, над очередной шалостью из детства мужа. И не раз в эти моменты он замечал теплый взгляд темных глаз на себе. Сомнения. Муж… Какой он настоящий? Злой и холодный, смотрящий с презрением, как тот альфа, с которым Чимин познакомился во дворце? Или добрый, заботливый и надежный, каким раскрывается тут в поместье? Можно ли ему доверять? Надежда? Чимин частенько ловит себя на мысли, что одних ужинов уже кажется мало. И, уходя в свою комнату по вечерам, чувствует непривычный холод внутри. Словно в суровую зиму, ему удалось обогреться у теплого камина, а потом вновь выйти на продирающий до костей мороз. А по ночам всё так же возвращаются кошмары, и Пак благодарит богов, что Юнги обосновался в другом крыле поместья. Объяснить причину своих криков он бы не смог. А правду… Правду раскрывать он не готов. И не знает, будет ли. Ступая аккуратно между острых камней, Чимин в раздумьях, что крутятся в голове изо дня в день, спускается по тропинке к бушующему перед грозой морю. Волны бьются о песок с мелкой галькой, разбиваясь на белые пенные лужи. Не решаясь подойти ближе, омега смотрит на темное, до самого горизонта, полотно воды и вздыхает. Ветер треплет свободные прядки его волос, разрушая причёску, которую так старательно накручивал с утра Уён. Но омеге нравится. И даже усиливающийся дождь не рождает желания вернуться в дом. Ему хорошо тут, а погода вполне соответствует настроению и мыслям. Он действительно сам себя не понимает. Столько времени мечтать о свободе и одиночестве, а, почти получив желаемое, мучиться от сомнений. Это дом странно на него влияет. Воспоминания, полустертые из мыслей, желания, надежды и мечты. Как в детских сказках, что читала нянюшка или рассказывала мама, где всё всегда заканчивалось хорошо. А ещё обязательно была красивая свадьба, признание в любви и детки. Пак решительно отбрасывает внезапно появившуюся картинку, где темноволосый маленький альфа и крошечная омежка с пухлыми губами играют на песке у моря. В жизни всё отчего-то иначе. И малыш-омежка внутри него больше не верит в сказки и «долго и счастливо». Да, и для исполнения хотя бы части этой мечты необходимо снова вытерпеть жадные и болезненные прикосновения к собственному телу, а этого Чимин допустить не может. Да и невозможно это без течек. Течек, которых у омеги уже давно нет. Чимина ужасно тошнило, и доктор, вызванный из ближайшего города в поместье барона Чхве, подтвердил опасения Пака. То, чего он так старательно избегал, покупая тайком отвары у местной знахарки, всё же случилось. Чимин чувствует, как внутри привычно расползается страх, перекрывающий мимолетную радость от новости. Он боится того, как отреагирует муж. Обрадуется ли? Или снова разозлится? А самое главное, хочет ли он, чтобы этот малыш появился на свет. Омега уже давно лишился всякой надежды на счастливую семейную жизнь, и приводить в этот мир маленького малыша, которому придется жить рядом с монстром… С другой стороны, Хаджун так и не дождался наследников в прошлых браках. Возможно, всё же он обрадуется и хоть ненадолго оставит Чимина в покое, позволяя выносить ребенка? Прикрывая глаза, омега откидывается на подушки, позволяя Уёну суетиться вокруг, стараясь устроить господина поудобнее. Страшно. Но ожидание не будет долгим. Доктор сразу после осмотра направился к Хаджуну, чтобы сообщить новость. Остается только ждать последствий. — Так-так-так, — Хаджун входит в комнату, где на белых простынях лежит омега, практически сливаясь цветом лица с ними. — Значит, не настолько бесполезный мне муж достался. Три года брака, и наконец, радостная новость о наследнике. Чимин молчит, знает, что ответа и не требуется, лишь сжимает руки в кулачки под одеялом. — Что ж, доктор прописал тебе полный покой, так что пока трогать тебя не буду. Мне пока есть с кем развлечься. А ты приложи все усилия, чтобы сохранить этого ребенка. Иначе сам знаешь… Омега отрывисто кивает, с горчащей, разъедающей все внутренности радостью, вспоминая, что у них действительно недавно появилась новая служанка, которая привлекла внимание барона. Ему до сжатых зубов жалко девушку, которая даже если и рассчитывает на нежность, жестоко разочаруется в первую же ночь. Но облегчение, накатывающее сейчас, смывает жалость. Чимин уже давно понял, что он больше не хороший человек. И если есть возможность избавиться от внимания мужа, он с радостью это примет. Конечно, потом сделает всё, чтобы помочь этой девушке поправиться, даст пару золотых и собственных денег, но спасать… предупреждать… Нет… Омега попробовал один раз. И залитый кровью пол, когда Хаджун с легкостью пристрелил на глазах рыдающего Чимина, омегу посмевшего после предупреждения дать понять, что не желает близости, запомнил навсегда. Сохранить жизнь. Никто из временных любовников или любовниц мужа не задерживался надолго. А с небольшой помощью Пака, им даже удавалось устроить свою жизнь за пределами поместья. Но только после того, как Хаджун наиграется с новой игрушкой. Монстр, — думает Чимин про себя, пока муж, как одну из своих любимых собак, поглаживает его по голове. — Жадный, злой, похотливый монстр. — Спасибо, Хаджун, — шепчет уже вслух. Всё действительно становится тихо месяцев на пять. Чимина кормят лучшими фруктами, овощами и мясом, готовят его любимые блюда, и все слуги, без привычной оглядки на Хаджуна, готовы броситься выполнять любое требование. Он подолгу гуляет в парке, наслаждаясь ранним цветением этой весной и теплым ветром. Посещать званые вечера, которые барон любит устраивать, больше не требуют, как и утягивать талию корсетом. Доктор запретил. Он даже начинает потихоньку наслаждаться этой свободой и спокойствием. Но всё это только если не прислушиваться к громким крикам новенькой служанки и грубому смеху мужа и его дружков по вечерам. Чимину даже страшно представить, что происходит в главной гостиной, да и, честно говоря, не хочется. А все мысли в эти моменты крутятся вокруг плана, который не так давно появился в голове. Омега не хочет оставаться в этом доме. Не хочет растить малыша в кошмаре и ужасе, и сам не желает возвращаться к тому, что было до новости о беременности. Он должен сбежать. Сбежать в столицу. Кинуться в ноги королю, с которым Пак в детстве частенько играл во дворце, и просить защиты. Ему есть что рассказать и показать. И пусть роль омеги подчиняться, Чимин смеет надеяться, что такое жестокое обращение с ним, следы, оставленные по всему телу, помогут убедить короля спасти его и малыша. Уён, конечно же, уже посвящён. Им нужно только тщательно продумать, как добраться до столицы до того, как Хаджун его поймает. Где спрятаться, где найти экипаж и надежного кучера, потому что передвигаться верхом с маленьким ребенком Чимин не сможет. Они никогда не говорят об этом в доме, лишь уединившись старой беседке в самой глубине парка. И только шёпотом. А по ночам Чимин шепчет своему малышу, кончиками пальцев поглаживая свой округлившийся живот. — Я защищу тебя, малыш. Папа спасёт тебя. Всё рушится в одно мгновение. Очередная пирушка у них дома, на которой, к счастью, омеге разрешили присутствовать только в самом начале, пьяная местная знать, ароматы похоти и вина, неудачная карточная игра и громкий ор барона Чхве посреди ночи: «Все вон! Выметайтесь! Выметайтесь, сукины дети!». А после выстрелы, звуки бьющегося стекла, крики и топот. Чимин почти ничего не осознавал, когда его, схватив за волосы, волокли вниз, и он чувствовал всем телом каждую ступеньку на первый этаж. Беззвучные слёзы, умоляющий не вмешиваться взгляд на Уёна, и надежда, крошечная надежда, что муж, увидев большой живот, вспомнит и одумается. Напрасно. Рассечённые в кровь ладони от осколков, мучительная боль в животе, куда прилетел очередной удар. Чимин прикрывался как мог, но против разорённого альфы не могло спасти ничего. Монстр смотрел покрасневшими от выпивки глазами, и там пылала такая ненависть и злоба, что омега в какой-то момент даже мысленно попрощался с жизнью. И лучше бы он умер там, на грязном, заляпанном кровью полу, чем после терпел несколько часов адских схваток, когда рожал своего малыша. Малыша, который был слишком мал для того, чтобы увидеть этот мир. Малыша, которого сразу после родов помощник доктора запеленал с головой в чистые простыни и просто вынес из комнаты, не позволив Чимину даже мгновения, чтобы попрощаться. Омега не вытирает слезы, крупные капли дождя скрывают очередную слабость тела и горечь воспоминаний. Он так и не смирился с этой потерей. Так и не смирился, что не узнал, где похоронен его маленький сынок. Его Сонун. А большой шрам на его животе, который Хаджун нанес раскаленной кочергой через несколько дней после болезненных родов, обвинив в неспособности выносить малыша, напоминает об этом каждый день. Чимин медленно, под мягкий перестук дождя, возвращается обратно и, только ступая в тепло дома, понимает, что вымок насквозь и ужасно замерз. Удивленный взгляд Юнги, который спускается вниз, заставляет замереть. — Погода вроде не для прогулок, — вскользь замечает альфа, — ты вымок и можешь простыть. Забота? Насмешка? Чимин не может понять, в голове снова каша из мыслей, а в горле уже начинает чуть першить. — Давай, я провожу тебя до комнаты и прикажу подать теплого чая с травами, — продолжает альфа в ответ на молчание. Душа Пака неожиданно наполняется каким-то подобием благодарности, и даже то, что альфа легким ненавязчивым движением подхватывает Чимина под руку, беря на себя его вес, впервые не вызывает дискомфорта. Руки Юнги горячие, и это тепло на талии согревает и дарит на мгновение покой. Чимин знает, чувствует, что в этом движении нет ничего, кроме вежливости и воспитанных годами норм приличия, но это ощущается…приятно. Необычно. И снова заставляет думать, что Юнги совсем не такой, как Хаджун. Альфа передает ослабевшего омегу в руки Уёну и направляется к управляющему, чтобы отдать распоряжения. Узнает, есть ли где-то в ближайшем поселении доктор, и приказывает быть наготове. Он уверен, что Чимин разболеется. Несмотря на лето, пусть и довольно прохладное, свежий морской воздух и каждодневные многочасовые прогулки, омега изо дня в день словно иссыхает. Легкий огонёк в глазах, который Юнги видел во дворце, опыленный сталью характер и холодная маска сменяются бледностью щёк и потухшим взглядом. Чимин чуть оживает во время их вечерних трапез, да и то только в последнее время. И Мин даже по прошествии двух месяцев с их свадьбы так и не знает, что же так гложет омегу. Юнги этой свадьбы не хотел. Он вообще не думал о браке. Понимал, конечно же, что скорее всего придется — дать жизнь наследнику или по приказу короля, если тому вдруг захочется наладить связи с кем-то из соседних стран. Все же граф был не последним человеком в Западном королевстве, да и подобие дружбы с Намджуном, если короли вообще умеют дружить, тоже играло роль. А потом эта глупая месть Тэхёна. Юнги признавал ум, хитрость и коварность младшего короля. Он сразу отметил эти черты характера, стоило им познакомиться, когда Мину по долгу службы пришлось возглавить дипломатическую миссию на Юге для подписания бумаг о браке. Отметил он и романтичную натуру, которую Тэхён тщательно скрывал, но она чувствовалась в жестах, мимолетных замечаниях и блестящих от предвкушения глазах. Уже после, познакомившись с омегой ближе, Юнги рассмотрел за всеми ширмами и масками, которые обязывал принца носить статус и положение юного влюбленного в жизнь молодого человека. Тэхён даже делился по секрету с альфой, что надеется превратить их династический брак с Намджуном в настоящую семью. А потом случился Чимин. Чимин, к которому Намджун был так внимателен. Чимин, который на все слухи и сплетни лишь выше задирал нос и совершенно не стеснялся посещать королевский кабинет поздними вечерами. Тепло, с которым король смотрел на этого омегу. У Тэхёна и Юнги были разные причины не любить герцога Пака. Тэхён видел в нём угрозу своему счастью, которое он себе нафантазировал. Крах всех надежд на взаимную привязанность, а после и любовь. Мину приходилось выслушивать эти стенания каждый день. Герцог Пак мешался на пути южного принца. «Чимин снова крутится около Намджуна». «Чимин снова осадил придворных самым дерзким образом, а Намджун лишь улыбался». «Я снова застал Чимина выходящим от Намджуна поздним вечером!». Юнги никогда не пытался разрушить мечты Тэхёна, осадив жестким «королям любить по должности не положено». Потому что, ну, в самом деле, чем черти не шутят, а вдруг Намджун и правда влюбится в своего мужа. А ещё альфа прекрасно понимал, что даже односторонняя любовь со стороны омеги будет на руку королю. У самого Юнги причины невзлюбить Чимина были совершенно иные. Но единственное, как вырывалась неприязнь — это слегка завуалированные колкие слова, которые Мин себе позволял на их совместных ужинах в узком кругу во дворце. Понимал глубоко внутри себя, что его претензии не обоснованы, Намджун не его отец, а Тэхён не папа, но похожесть ситуации слишком сильно выбивала из привычного равнодушия. И тут эта глупая месть ревнивого принца. И не отнять, как хорошо всё продумал и провернул. В лучших традициях южного дворца. Его тётушка, вдовствующая королева, могла бы им гордиться. И если бы Юнги сам не попал в этот водоворот, то, скорее всего, аплодировал стоя. В своей комнате. Наедине. Поощрять такое поведение точно не стоило. Да, и Намджун разозлился. Слишком сильно разозлился на эту выходку мужа. И вот сейчас он навсегда привязан к омеге, трогать которого не имеет права. Приказ, явно нарушающий все нормы и понятия, но прозвучавший так веско, словно могильный камень, лишил брак Мина всякого смысла. И, если сначала требование короля вызывало лишь глухую ярость, а в душе при мысли об этом рождался протест и неверие оттого, с какой лёгкостью король поставил это условие. То с каждым днём альфа всё больше понимает, что это раздражающее требование, приказ, был неспроста. Как и последнее признание Намджуна. Юнги не поверил. Не поверил, что Чимин с королём не спал. Принёс Паку полагающиеся извинения за грубость — войны в собственном доме он не желал. Стоило немного постараться для этого подобия брака. Но каждый прожитый рядом с омегой день, всё больше и больше убеждал альфу в том, что король не лгал. Не покрывал своего любовника, не защищал желанную омегу и даже не ревновал Чимина к Юнги. А ведь именно эти мысли поначалу приходили ему в голову. Чимин не вызывает желания. Желания овладеть. Подчинить. Потребовать выполнения супружеского долга. И не потому, что некрасив. Напротив, его муж один из самых прекрасных омег, которых Мин видел в своей жизни. Утонченный, изысканный, с невероятно привлекательным лицом и телом. Узкая талия, которой не требуются корсеты, модные последние лет пять. Длинные ноги и округлые бедра, которые могли бы рождать не самые пристойные мысли в голове. Но желания нет. И Мин понимает, что это не игра в недотрогу для него. Это сам Чимин. Он холодный и недоступный, каким был и во дворце, даже рядом с королём. Омега закрыт. Не только в одежде, на что альфа обратил внимание, надо признать, не сразу, а лишь в один из жарких дней в начале лета. Чимин всегда в брюках и плотной рубашке, застегнутой наглухо. Конечно, вся одежда его мужа не лишена омежьей прелести — кружева, жемчужные пуговки, мелко усеянные по борту светлой ткани, вышивка. Всё то, чего Юнги никогда не понимал, но находил особую прелесть. Но Пак словно облачен не в новомодные фасоны и ткани, а в железные доспехи. Будто готовится к войне. С кем? Когда? Мин не знает, но смутная догадка, что это защита от него, не покидает уже некоторое время. Омега весь как натянутый нерв. Особенно заметно это было в первый месяц. Стоило альфе чуть приблизиться, и глаза Чимина наполнялись непонятной ему смесью ярости и страха. Юнги не понимал такой реакции, но и пересекать установленную черту не спешил. Испортить отношения можно с удивительной легкостью, а вот восстановить, возможно, и не удастся. Юнги почему-то это подспудно чувствовал. Альфа помнит, как сначала стало любопытно. И он с мастерством истинного дипломата принялся втираться в доверие, используя не самые честные методы. Дал то, чего, как ему казалось, Чимин желал. Свободы. Не лез с разговорами, не пытался приблизиться и строго соблюдал границы. Когда недоверия в глазах Пака поубавилось, Юнги начал потихоньку приближать того к себе. Рассказывал забавные истории за ужином, который они ввели в правило проводить вместе. Благо их у него за много лет и путешествий набралось изрядно. Шутил. Делал милые, словно невзначай сказанные комплименты. Интересовался планами, здоровьем, детством омеги. И всячески пытался показать, что ему можно доверять. А Чимин, сам того не замечая, летел на эту намазанную мёдом паутину. Но в какой момент омега стал Юнги интересен по-настоящему, он не знает. Неожиданно совместно проведенные часы вечером стали желанны. Мин скучал по высокому, мелодичному голосу Чимина. По плавным движениям. Грации. Улыбкам и редкому смеху, который преображал лицо омеги, чуть обнажая его душу. Игра внезапно перестала быть игрой. А праздное любопытство сменилось настоящим интересом. Интересом, который явно затрагивал какие-то струны в душе альфы. Оставшийся день проходит странно, волнение об омеге не покидает Юнги ни на минуту, даже когда он читает тревожные вести от короля. Разведчики Севера всё чаще и чаще переходят границу их страны, и Намджун, как и его военные советники, уверен, что это не спроста. Граф Ким с границы тоже шлет неутешительные вести, десяток его соглядатаев так и не вернулись с той стороны границы, что всё больше наводит на мысли о будущей войне. Впрочем, Север всегда был слишком агрессивен, что не удивительно для их мест. С рождения все альфы готовятся стать воинами, тренируясь на мечах и оттачивая навыки стрельбы из лука. Да и климат, в отличие от королевства Запада, как и Юга, не предполагает желания стать землепашцем. Граф Мин бывал в столице Севера несколько раз с дипломатическими миссиями. Холод. Серость. И общее ощущение уныния — вот единственное, что ему запомнилось больше всего. Лица людей бледные и неулыбчивые, а дети не бегают по улицам, играя в догонялки с громкими криками. Детей словно и нет вовсе. Но они есть: Юнги видел малышей стройными рядами, вышагивающими по плацу специальных школ, куда направляют всех альф старше пяти лет. Мин помнит, сколько эта картина ещё преследовала его в воспоминаниях. И сколько протеста вызывала с самого первого мгновения. Дети должны расти в семьях. В любви, счастье, заботе. Наслаждаться глупыми играми и мелкими проделками. Таскать с кухни еду, дружить, драться не всерьёз. Играть в войнушку, а не готовиться к реальной. Не держать в своих маленьких, ещё таких неумелых, пальчиках короткие луки, не натягивать леску из последних сил и сдерживать слезы, когда их отчитывает главный наставник. Намджун, как и его отец, знал об этой опасности. Специальные войска, хоть и выливались казне в копеечку, были всегда наготове. Отборные воины, облаченные в лучшие доспехи, мастерство которых без преувеличения было выше всяких похвал. Все альфы страны проходили обязательную военную подготовку вне зависимости от сословия. Отец Намджуна, король Джеву, серьезно относился к угрозе с Севера, и сыну эти опасения передал. Юнги знает, что сейчас тайно, по приказу военного совета, собираются элитные войска. Солдаты под предводительством генералов пока не двигаются в сторону границы, но готовы в любой момент. И Мин понимает, что недалеко то время, когда и его призовут в столицу исполнить свой долг. Война обязательно будет. Но до того ещё есть время, и Юнги надеется, что он успеет наладить взаимоотношения с мужем, который, кажется, начал потихоньку оттаивать. Альфе внезапно хочется знать, что его ждут. Ждут дома. Верят и надеются, что он вернется живым и здоровым. А не видеть радость в глазах, когда придет время покидать Чимина. Все эти мысли и беспокойство и толкают его поздним вечером, когда часы уже давно перевалили за полночь, отправиться в комнату мужа, чтобы узнать у слуги, чувствует ли себя Чимин лучше. Уён встречает его с беспокойством, выйдя и прикрыв за собой дверь после негромкого стука. — Чимин в порядке? — спрашивает внезапно охрипшим голосом Юнги. — У милорда жар. Я с трудом заставил его выпить пару ложек настойки. Но нужно направить кого-то к доктору, боюсь, моих знаний недостаточно, чтобы справиться самому, ваше сиятельство. — Иди, — жестко приказывает Мин, — я предупредил управляющего. На кухне должен дежурить один из людей. — Но… — внезапно возражает слуга, бросая боязливый взгляд на дверь. — Иди. Я послежу за своим мужем. Уён беспокойно топчется на месте, всё ещё не решаясь сдвинуться, но короткий болезненный стон, глухо раздавшийся из спальни Чимина, заставляет его отбросить все сомнения. Он одной ногой туда и обратно. Да, и милорд Мин не выглядит как человек, способный причинить вред его господину. Юнги входит в комнату, отмечая светлые обои, безделушки, которыми усеяны почти все поверхности. Ракушки, камушки, маленькие портреты, с которых улыбаются взрослый альфа и омега, удивительно похожий на его, Юнги, мужа. Небольшой букет цветов из сада у кровати и приятный сладковатый аромат самого Чимина. Юнги замирает на мгновение, но услышав очередной беспокойный стон, стремительно приближается к кровати омеги. Чимин мечется в горячке. Мин подбирает с края кровати кусок ткани, который Уён, по всей видимости, смачивал в холодной воде, и окунает в таз. Он никак не может помочь своему мужу. Только положить прохладную тряпицу ко лбу, да, попробовать выпустить чуть больше собственного феромона, желая показать, что омега в безопасности. Кожа на лице Чимина бледная и вся усеяна небольшими бисеринками пота. Легкая белая ткань ночной рубашки облепляет худое, стройное тело. — Тихо, тихо, Чимин, — шепчет Юнги и протирает лицо мужа тряпицей. — Всё будет хорошо. Внезапно Пак замирает, а потом, успокаиваясь, невесомо ластится к руке альфы. Это робкое, почти незаметное движение заставляет Юнги улыбнуться. Пусть сам Чимин покрыт недоверием, как иголками, его внутренняя омега тянется к собственному мужу. И это безмерно радует, даёт надежду, что альфа все делает верно, двигаясь постепенно и завоевывая благосклонность. Взгляд Юнги скользит по красивым вразлёт темным прямым бровям, к маленькому носику и полным губам. Волосы Чимина растрепаны по подушке и влажные, но всё это совершенно не портит омегу. Юнги чувствует, как тепло расползается по телу, даря успокоение после тяжелого дня. Ему тут нравится. Нравится в этой комнате, нравятся их ароматы, которые, сплетаясь, создают один единственный неповторимый. Он думает о том, что был бы счастлив просыпаться тут по утрам, будить мужа ласковыми поцелуями, прижиматься к нежной и мягкой коже, лениво, ещё не до конца проснувшись, проникать в сладкий жар, наслаждаясь неспешными движениями и доводя до пика сначала омегу, а потом и себя. И пусть он пока не знает, случится ли это вообще, но крошечная надежда уже живет в сердце. Такой брак, основанный на доверии, заботе и симпатии, а возможно даже любви — именно то, чего так тайно, не признаваясь даже самому себе, желал Мин с тех самых пор, как вырос и навсегда покинул отчий дом, не желая возвращаться туда, где последние годы его юношества было столько гнева и боли. Он и до сих пор бывает там крайне редко с момента смерти отца, предпочитая решать дела издалека. Скользнув взглядом чуть ниже, Мин видит, как завязки ночной рубашки мужа ослабли, открывая вид на острые ключицы, а неровный свет огня от свечи скользит по кажущейся бархатной коже. Нестерпимо хочется прикоснуться до тех пор, пока взгляд Юнги не натыкается на небольшую неровность кожи. Наклоняясь ниже, отодвигает ткань и видит еще парочку шрамов, по форме напоминающие следы от ожогов. Словно об эту нежную кожу небрежно тушили сигары. Сердце колотится в груди, и Мин развязывает следующую завязку, там снова ещё одна отметина. Небольшая, лишь полоска немного неровной белёсой кожи, как бывает у воинов от ударов острым кинжалом. — Что вы делаете? — шепотом вскрикивает Уён и кидается ближе к Чимину. Юнги отшатывается и в первые мгновения теряется. Перед глазами всё ещё ярким огнем, опаляя сознание, горит картина следов, которые его муж носит на себе. — Что произошло? — спрашивает, собираясь с мыслями Юнги. — Кто? Кто сделал это? Уён молчит, лишь зло и удивительно бесстрашно поблескивает глазами в полутьме. — Отвечай! — разъяренно шипит альфа. Его нутро пылает, хочется прямо сейчас броситься на того, кто посмел сделать это с его мужем. Задушить. Проткнуть мечом. Уничтожить. — Кто посмел? — Вы не найдете обидчика на этом свете, ваше сиятельство — шепчет слуга, склоняя голову, словно чувствует желание графа. — Его отец? — и, получая отрицательное качание головой, продолжает, — его дед? Его первый муж? Всматривается. Видит два кивка подряд и сжимает кулаки. — Мерзавцы, сучьи дети, — рычит Юнги, от бессилия что-либо сделать. Гнев, что охватывает его, ещё никогда не был так силён. Его омега. Его муж. Нежный и милый, но такой сильный и смелый. Страдал. И никто не заступился. А при мысли о том, что может ещё скрывать одежда, Мин сжимает кулаки. Не удивительно, думает альфа, что Чимин его так сторонится. Этот омега пережил ад, а ведь Юнги видел лишь малую часть. Желание завоевать доверие Чимина становится невыносимым. Занежить кроху, залюбить. Позволить поверить, что не все альфы — звери. Не все поддаются низменным инстинктам. Юнги отворачивается и решительным шагом выходит за дверь. У него есть цель. Теперь только бы успеть.